Неизданное письмо графа К.В. Нессельроде к графу И. Ф. Паскевичу-Эриванскому.

Не многим известно, что И. Ф. Паскевич имел намерение принудить персиян искупить кровью на поле чести зверское убийство тегеранской чернью Грибоедова, который доводился ему по жене племянником. Траур, в который облек себя и весь двор, наследник персидского престола Аббас-Мирза — первый от свободной женщины сын расслабленного Фет-Али, второго шаха из династии Каджаров, — не казался графу Эриванскому достаточным удовлетворением России за гибель ее представителя — жертвы бессильной злобы недавно укрощенного врага. Не казни виновных (действительные виновники тегеранского неистовства против русских были недосягаемы для правосудия) намеревался требовать Паскевич, а прямого доказательства со стороны персидского правительства его «приверженности» к России, как уверяло это правительство, не перестававшее следовать внушениям англичан и пользоваться субсидиями Ост-Индской компании. Он хотел, чтобы Персия приняла участие в нашей войне с Турцией 1829 г., кровью своих сыновей — не на эшафоте, а на поле брани — искупила насильственную смерть русского посланника. Но такая «операция» (См. ниже) встревожила гр. Нессельроде. Прикрываясь именем государя, сильный доверием монарха, дипломат стал умолять Паскевича осторожно обходиться с англичанами (menager les anglais) и даже старался уверить его: вопреки очевидности, что на них наговаривают армяне и другие «азиатские интриганы» с явным намерением посеять раздор между нами и Великобританской державой. Противиться было бы бесполезно и Паскевич, видимо, сдался.

Помещаемое ниже неизданное письмо графа Нессельроде к графу Паскевичу-Эриванскому прекрасно рисует излишние опасения, слывшие за государственную мудрость, нашего министерства иностранных дел, всегдашний страх нашей дипломатии XIX века перед политическими «осложнениями», которые в значительной мере создавались этим же страхом. Письмо графа Нессельроде приводится в дословном списке с его французского текста и в переводе. Вот это письмо: [222]

Je regrette vivement, mon cher Comte, de ne pas pouvoir etre d'accord avec Vous sur les mesures que Yous avez prises а l'еgard de la Perse. Je crams, je l'avone, qu'elles ne prodnisent l'effet absoluinent contraire а celui que Vous aviez en vue. Votre intеrкt еtait de gainer du temps, de calmer, de rassnrer le Gouvernement Persan, d'avoir Fair par consеquent de le regarder comme entierement etranger а l'assassinat de Griboyedoff et de nous contentev de la rеparation qu'il nous offrair dans l'envoi d'un des fils d'Abbas-Hirza. C'еtait la marche que Vos dеpкches prеcеdentes signalaient comme la plus utile et la plus analogue а Votre position gеnеrate. Je ne vois pas trop ce qui a pu Vous engager, mon cher Comte, а en devier. Vos lettres a Abbas-Mirza sont prеssantes et meine un peu impеratives. Ne ponrraient elles pas lejeter dans une fausse route et precisement provoquer les determinations contre nous, que jusqu'ici rien n'indiqait d'une maniere un peu precise et que nous avons un si grand interet d'еviter? C'est la ce que nous craignons et l'Empereur attand avec une vive anxiеtе les resultats de la mission du Prince de Koudacheff. Je doute qn'Abbas-Mirza se dеcide а faire la guerre aux Turcs; il n'en a pas les moyens et trop de dangers personnels а combattre dans l'intеrieur. D'ailleurs je regarde toujours cette operation comme peu utile a la guerre et tres embarassante а la paix. Que les Persans restent tranquilles vis-a-vis de nous, qu'ils Vous laissent, mon cher Comte, poursuivre sans entraves le cours de vos victoires contre les Tnres; que le Chah nous envoie un des Princes du sang, n'importe lequel, pour expier l'еvеnement de Tеhеran, — c'est tout ce qu'exige la dignitе de l'Empereur et la tendance gеnеrale de Sa politique. J'aime а esperer encore que c'est de cette maniere, et d'aucune d'antre, que se terminera la crise survenue dans nos relations avec la Perse si mal а propos. Je compte sur le savoir faire de Nicolas Dolgorouky qui a de l'esprit et du tact et fera sans doute tout ce qui depend de lui pour prevenir des complications plus graves.

Veuillez, mon cher Comte, nous envoyer Malzoff а Pеtersbourg, il recoit double recompense que sa conduite merite а tous еgards. C'est un jeune homme qui pourra devenir tres distingue lorsque l'age et l'expеrience auront un peu muri ses idеes et calme ses passions.

C'est de Varsovie que je Vous adresse cette lettre, je l'expеdie la veille du couronnement. Notre sеjour ici se prolongera jusqu'au 10 Juin. L'Empereur y a кtк accuеilli avec le plus grand entliousiasme. Bans le reste du monde tout va bien, pour nous an moins. Quelques linages qui se sont еlеves dans nos rapports avec l'Angleterre viennent d'кtre heurensement dissipеs; voila pourquoi j'appеhende si fort que Vos lettres a Abbas-Mirza ne nous attirent quelque nouvel orage, et notre premier intеret est de terminer cette seconde campagne contre le Turcs sans nous exposer ft des complications avec d'autres puissances. Je vous conjure done de menager les Anglais et de ne pas ajouter foi а tous les bruits, que les armеniens et autres intrigants asiatiques ne cessent de rеpendre dans le dessein evident de semer la zizanie entre nous.

Adieu, mon cher Comte, annoncez nous bientot quelque bonne victoire sur les Turcs dans votre genre. Je n'ai pas besoin de Vous repeter combien mes voeux Vous accompagneoront partout.

Nesselrode.

Varsovie, le 11 Mai 1829.

Перевод.

«Глубоко сожалею, любезный граф, что не могу согласиться на меры, принятые Вами по отношению к Персии. Признаюсь, я опасаюсь, чтобы они не произвели действия прямо противоположного вашим ожиданиям. Вам было важно выиграть время, успокоить персидское правительство, сделать вид, что мы находим его вполне непричастным к убийству Грибоедова и сочтем себя удовлетворенными отправкой одного из сыновей Аббаса-Мирзы. Это был образ действия, намеченный Вашими прежними депешами, как самый удобный и наиболее подходящий к Вашему общему положению. Я право не вижу, любезный граф, что могло побудить Вас отступиться от него. Ваши письма к Аббасу-Мирзе требовательны и отчасти даже повелительны. Не толкнут ли они его на ложную дорогу, не вызовут ли именно на замыслы нам враждебные, чего до сих пор еще не было в точности замечено и чего нам так важно избегать? Вот чего мы опасаемся, и государь с живейшим беспокойством ожидает результатов миссии князя Кудашева. Я сомневаюсь, чтобы Аббас-Мирза решился на войну с турками; на это у него нет средств и слишком много предстоит ему преодолеть личных опасностей внутри. К тому же я продолжаю смотреть на эту операцию как на мало полезную для войны и стеснительную для мира. Лишь бы персияне оставались спокойными в отношении нас, пусть бы только они не препятствовали, любезный граф, ходу, ваших побед над турками, лишь бы шах прислал одного из принцев крови, все равно кого, чтобы загладить тегеранское происшествие, — вот все, что требуется достоинством государя и общим направлением его политики. Я все еще надеюсь, что именно так, а не иначе разрешится кризис, столь не во время наступивший в наших сношениях с Персией. Я рассчитываю на уменье Николая Долгорукого, человека с умом и тактом, который; разумеется, сделает все от него зависящее, чтобы предупредить более важные осложнения.

Благоволите, любезный граф, прислать к вам в Петербург Мальцова, он вдвойне вознаграждается за свое достойное во всех отношениях поведение. Это молодой человек, который очень может возвыситься с годами, когда несколько созреют его мысли и поулягутся страсти.

Отправляю к вам это письмо из Варшавы накануне коронования. Наше пребывание здесь продолжится до 10 июня. Государю была оказана самая восторженная встреча. На остальном свете все благополучно, для нас по крайности. Несколько туч, омрачивших было наши отношения с Англией, счастливо рассеялись; вот почему я очень боюсь, чтобы ваши письма к Аббасу-Мирзе не навлекли на нас какой-нибудь новой грозы; наш первый интерес окончить эту вторую кампанию против турок, не подвергая себя компликациям с другими государствами. Умоляю вас осторожно обходиться с англичанами и не давать веры всем тем слухам, которые непрестанно распространяются армянами и другими азиатскими интриганами с явным намерением посеять между нами раздор.

Прощайте, любезный граф, поскорее известите нас о какой-нибудь доброй победе над турками в вашем роде. Мне нет надобности повторять, на сколько мои лучшие пожелания всюду вам сопутствуют.

Нессельроде.

Варшава, 11 мая 1829.» [224]

Письмо это отправлено графом Нессельроде на другой день по прибытии в Тифлис персидского принца Хозроя, сына Аббаса-Мирзы, и, очевидно, было получено Паскевичем уже во время следования принца в Петербург, по требованию нашего правительства, чтобы загладить оскорбительную для русского национального достоинства и постыдную для персиян кровавую расправу тегеранской черни.

Упоминаемый в письме князь Кудашев, гвардии штаб-капитан, состоял в то время адъютантом Паскевича и ездил в Тавриз, куда прибыл 13-го апреля 1829 года, с важным поручением от графа Эриванского к Аббасу-Мирзе. Оно было вызвано самим наследником персидского престола, искавшего дружбы своего недавнего победителя. Дело происходило так:

Находившаяся с нами в войне Порта всячески старалась воспользоваться насильственною смертью нашего посланника в Тегеране для вовлечения персиян в войну с Россией. Шах, подстрекаемый ей, англичанами, своими другими сыновьями и недовольными Туркманчайским миром, настаивал, чтобы Аббас-Мирза, управлявший провинцией Адербейджаном с резиденцией в Тавризе, тотчас открыл наступательные действия. И действительно войска в Адербейджане собирались, персидское правительство укрепляло Дарадизское ущелье, за Араксом; по дороге от Маранды и Хои к Нахичевани, начали появляться разъезды персиян и носились слухи, что один из сыновей шаха, Гассан-Али-Мирза, идет к Тавризу с наскоро набранным внутри Персии значительным войском. Устрашенный английским резидентом, консул наш без всякого приказания оставил Тавриз, и таким образом дипломатические сношения наши с Персией были совершенно порваны. В это время (в начале марта) явился в тифлисский карантин персидской службы капитан (юз-баши) Али и объявил, что имеет крайнюю нужду в свидании с графом, которому должен одному открыть важное дело. Паскевич в тот же день посетил карантин и из объяснений с Али удостоверился в затруднительном положении Аббаса-Мирзы, который через посланного просил совета и помощи графа Эриванского. Паскевич не спешил с ответом и только в апреле, как мы видели, отправил Кудашева с одним явным и другим тайным письмом к Аббасу-Мирзе. Сверх того, князю Кудашеву приказано было везде на пути распускать слух, что он послан на встречу персидского принца, едущего в Тифлис, для испрошения пощады за убийство русского министра. В тайном письме заключалось, между прочим, следующее:

«Ваше Высочество спрашиваете меня, как поступить в трудных обстоятельствах... Если В. В. желаете знать мое мнение, то со всей искренностью скажу, что нет другого средства затратить плачевную утрату, как просить у великого Государя моего прощения за неслыханный поступок тегеранской черни. Лучший способ для того прислать ко мне в Тифлис одного из Ваших братьев или сына для отправления послом в С.-Петербург. Беру на себя подкрепить дело это моим собственным ходатайством перед престолом Августейшего Монарха. Для большего доказательства приверженности Вашей к России, как Вы сие всегда утверждали, должно дать другое направление намерениям шаха: объявить войну Турции, вторгнуться в ее пределы, напасть на Ван; с моей стороны обещаю Вам [225] пособия в ружьях и пушках и буду содействовать войсками сему завоеванию. Этим ясно докажете, что все происшествия не были ни в Вашей, ни в шахской воле. — Объявите на каких условиях Вы захотите сие предпринять: оно будет иметь для Вас неоцененные выгоды. Ваше Высочество известны, что я ни когда не изменял слову своему» (Посвященная Паскевичу и напечатанная с Высочайшего соизволения «История военных действий в Азиатской Турции в 1828 и 1829 годах». Спб. 1836. Ч. 2-я, гл. III и IV.).

Понятно, почему государь с беспокойством ожидал последствий миссии кн. Кудашева, как писал граф Нессельроде.

Аббас-Мирза через два дня ответил посланному, «что хотя неуверен в согласии шаха и знает недоброжелательство братьев, но по совету друга своего, графа Эриванского, на все решается и без дозволения шаха тотчас отправляет своего сына просить забвения (В приведенном сочинении сказано: спросить прощения в забвении» и т. д., но это очевидная опечатка или описка автора.) оскорбительного неистовства тегеранской черни» (Там же, стр. 46.).

Задуманное Паскевичем вовлечение персиян в войну с турками, разумеется, требовало настойчивости и даже повелительного тона в письмах к Аббасу-Мирзе, но такой образ действий не входил в расчеты графа Нессельроде, и, «чтоб гусей не раздразнить», мы на собственных плечах вынесли всю кампанию 1829 года.

Сообщено А. П. М.

Текст воспроизведен по изданию: Страничка из истории наших отношений с Персией в 1829 г. // Исторический вестник, № 1. 1890