К ИСТОРИИ РУССКО-ИНДИЙСКИХ КУЛЬТУРНЫХ СВЯЗЕЙ

ИЗ ТЕТРАДЕЙ Г. С. ЛЕБЕДЕВА

(1795-1797 гг.)

Со времени поездки тверского купца Афанасия Никитина в Индию в 60-х–70-х годах XV века многие русские путешественники, побывав в далекой Индии, способствовали установлению русско-индийских культурных связей и знакомили русских людей с жизнью и обычаями этой великой страны. Среди них Герасим Лебедев выделяется тем, что его деятельность оставила глубокий след в развитии и самой индийской культуры: он не только издал грамматику современных индийских языков, но также создал в Калькутте первый индийский театр современного типа.

В своей речи в Калькутте 30 ноября 1955 г. Н. С. Хрущев отметил этот замечательный факт: «В вашем городе, – сказал он, – жил и работал наш соотечественник Герасим Лебедев, который в 1795 году вместе с передовыми представителями индийской интеллигенции основал первый бенгальский театр» («Правда» № 335, 1 декабря 1955 г.).

Герасим Степанович Лебедев (1749-1818), несомненно одаренный музыкант, отправился в 1777 г. в Вену, сопровождая графа К. Разумовского, а оттуда один поехал в Париж и Лондон. Из Англии, движимый любознательностью и жаждой знаний, он направился в Индию, где прожил 12 лет, с 1785 по 1797 г. Первые два года Лебедев работал в качестве музыканта в Мадрасе, а затем переехал в Калькутту и здесь стал заниматься изучением бенгальского языка, а также классического языка древней Индии – санскрита.

Овладев языками, Лебедев переложил на бенгальский язык две английские комедии и переработал их на индийский лад, перенеся действие из Испании в Калькутту и сделав действующими лицами бенгальцев. Деятельное участие в организации театра принимал его друг и учитель – бенгалец Голак Натх Дас. Создавая этот театр, Лебедев, по его собственным словам (см. док. № 2), использовал опыт Федора Волкова, основателя первого национального русского театра.

Попытка создать театр на индийском языке с современным репертуаром была совершенно невиданным для того времени начинанием, и английские колонизаторы всячески стремились провалить ее. Однако передовые бенгальцы поддержали идею Лебедева и помогли ему подыскать для театра актеров и актрис. [157]

Ввиду того, что владельцы театра Ост-Индской компании в Калькутте отказались предоставить Лебедеву свое помещение, он арендовал здание у одного бенгальца и перестроил его под театр.

На открытие своего театра Лебедев пригласил всю индийскую интеллигенцию города Калькутты и его окрестностей. Первые два представления прошли при огромном стечении публики, так что, по словам Лебедева, «естли бы театр мой был трижды больше, конечно был бы наполнен» (док. № 2). Встревоженные его успехом владельцы театра Компании, при поддержке английских властей решили погубить новый театр. Подосланный к Лебедеву и ставший его компаньоном художник театра Компании Ваттл испортил ему декорации, разогнал нанятых Лебедевым лиц, заменив их своими ставленниками, произвел ненужные затраты и, наконец, бросил Лебедева, сманив его актрис в театр Компании.

Не видя другого выхода, Лебедев решил было потребовать через суд выполнения Баттлом и актрисами их письменных обязательств, но из разговора с главным судьей Верховного суда Чэмберсом Лебедев понял, что судом он ничего не сможет добиться. Однако на этом его злоключения не кончились. Один за другим на Лебедева подали денежные иски работавшие у него столяр, садовник, повари владелец арендованного под театр дома, хотя в действительности Лебедев ничего им не был должен.

Нуждаясь в деньгах, Лебедев обратился к Ф. Гладвину, занимавшему высокий пост коллектора (сборщика налогов), который в свое время обещал платить Лебедеву по 150 рупий в месяц за участие в концертах, и к полковнику А. Киду, сына которого он обучал музыке в течение 5 1/2 лет, с просьбой оплатить долг. Однако высокопоставленные англичане отказали ему в этом. Разоренный и больной, Лебедев вынужден был вернуться из Индии в Европу.

Прожив 4 года в Лондоне, Лебедев опубликовал там в 1801 г. грамматику современных индийских языков, в которой впервые познакомил европейцев с основами бенгальского языка. Вернувшись в Петербург, он издал книгу «Беспристрастное созерцание систем Восточной Индии брамгенов, обрядов их и народных обычаев» (Спб, 1805), в которой сообщал не только о древнеиндийском календаре, философии, религии и обычаях индийцев, но и дал сведения об английском господстве в современной ему Индии. Лебедев положил начало изучению санскрита в России; он организовал печатание книг на этом языке в петербургской типографии и сам составил санскритский шрифт. В это дело он бескорыстно вложил собственные деньги и потом долго добивался возмещения ему казной сделанных из своих средств издержек.

В течение длительного времени яркая фигура ученого-самоучки Г. С. Лебедева не привлекала к себе внимания историков. В ноябре 1880 г. в «Историческом вестнике» впервые была напечатана статья Ф. Булгакова о Г. С. Лебедеве, написанная главным образом на основе черновых тетрадей Г. С. Лебедева, хранившихся в архиве князя П. П. Вяземского. Эта статья и написанная, вероятно, тем же Булгаковым заметка в Русском библиографическом словаре – вот собственно и все, что было известно о замечательном русском человеке XVIII века, так много сделавшем для установления русско-индийских культурных связей.

Два документа о Г. С. Лебедеве опубликованы в «Архиве Воронцова» т. 24. В настоящее время в одном из сборников Института востоковедения АН СССР печатаются, написанные на основе изучения архивных материалов, статьи В. С. Воробьева-Десятовского и Л. С. Гамаюнова о Г. С. Лебедеве. В частности, Воробьеву-Десятовскому удалось разыскать ряд не известных до того архивных документов о деятельности Г. С. Лебедева в Петербурге в последний период его жизни. [158]

Центральными государственными архивами совместно с Институтом востоковедения АН СССР готовятся сборники документов о русско-индийских связях, начиная с XVII века. В одном из этих сборников будут опубликованы все выявленные в советских архивах материалы о Г. С. Лебедеве, в том числе и его неопубликованные филологические труды.

Публикуемые документы извлечены из рукописных тетрадей Г. С. Лебедева, хранящихся в Центральном государственном архиве литературы и искусства СССР (ЦГАЛИ СССР) в составе коллекции семенного архива Вяземских, известного под названием «Остафьевского архива» (ф. 195).

Четыре тетради (В составе Остафьевского архива первоначально бы. ю пять тетрадей Г. С. Лебедева. В ЦГАЛИ СССР в 1941 г. были переданы четыре тетради; одна тетрадь в настоящее время хранится в ЦГИАМ.) в кожаных светлокоричневых переплетах, неодинакового формата заполнялись Г. С. Лебедевым в период пребывания его в Индии. В них содержатся два перевода комедии «Притворство» с английского на бенгальский язык с русской транскрипцией; записи лингвистического характера, сделанные Г. С. Лебедевым с целью изучения индийских языков (записи букв, слов, разговорных выражений); записи, сделанные с целью изучения летоисчисления «О месяцах и знаках небесных, о сравнении месячных чисел, о праздниках и о временах года» (См. ф. 195. оп. 1. ед. хр. 6081, л. 98), как озаглавил их Г. С. Лебедев; записи арифметических действий, записи исторического характера, выписки из «Истории» Щербатова, из «Деяний Петра Великого» И. И. Голикова. В одну из тетрадей подклеены афиша первого представления комедии «Притворство» и программа второго представления этой же комедии в театре Г. С. Лебедева (см. док. №№ 5, 6).

В другой тетради Лебедев копирует переписку с английскими судебными и административными властями, касающуюся уничтожении его театра в Калькутте и последовавшего за этим его разорения, здесь же имеются черновики трех писем Г. С. Лебедева к А. А. Самборскому, С. Р. Воронцову и Я; И. Смирнову. Эта тетрадь имеет два любопытных заголовка, в которых вскрывается ее содержание: 1. «В городе Калкоте о разсудках решен[и]я[х] судьями английской купеческой компани[и] в разных судебных местах, о правосуди[и] и о крючках покровителям государств, полезных наук и художеств, любителям человеческого рода, пользы ради, уведомление» и 2. «Записка о неожидаемом вероломи от Осифа Батль и о случившихся переписках».

Публикуемые документы разделены нами на две группы. В первую включены меморандум и письма Лебедева разным лицам, в которых он дает обзор своей жизни и деятельности в Индии (док. №№ 1-4); во вторую – отдельные документы и записи Лебедева (док. №№ 5-20), сделанные в тот период, когда развертывалась борьба вокруг его театра. В каждой из групп материал расположен в хронологическом порядке.

Меморандум написан Лебедевым на английском языке, по-видимому, в феврале 1797 г., поскольку там ничего не говорится о предъявленных к нему денежных исках, первый из которых был начат взысканием в марте 1797 г.

Судя по тщательному каллиграфическому написанию меморандума (только на одной стороне листа) и по его заключительной части, Лебедев предназначал этот меморандум для опубликования в Калькутте. Последняя вставка, сделанная другими чернилами, с обещанием рассказать, что с ним произошло потом в Европе, была, по всей вероятности, написана много позднее. Перевод сделан с соблюдением, по возможности, особенностей стиля Лебедева, чрезвычайно своеобразного и па русском и па английском языках. [159]

В письмах к Самборскому, Воронцову и к Смирнову Лебедев сообщает много подробностей о себе и своем театре.

Исключительный интерес представляет обращение Лебедева к индийцам (док. № 7). В этом обращении Лебедев ясно говорит, что он мыслит свой театр как театр для индийского населения, а не для английских колониальных чиновников.

Программа второго представления (расширенного по сравнению с первым) показывает, как Лебедев переделал комедию третьестепенного английского писателя Джодрелла, перенеся действие в Калькутту. Одну сцену, в адвокатской конторе, Лебедев не перевел, очевидно, потому, что процедуре и терминам английского суда невозможно было тогда найти соответствия в бенгальском языке, а может быть, и для того, чтобы подчеркнуть, что нормы английского суда чужды индийскому населению Калькутты.

Остальные документы, относящиеся к судебным тяжбам, затеянным его противниками, несомненно, инсценированным английскими колониальными чиновниками, ярко рисуют картину травли Лебедева и несправедливостей, которые ему пришлось испытать в Калькутте. Мы видим, что Лебедеву оставалось лишь покинуть Калькутту – другого выхода у него не было. Русский капитан Ю. Ф. Лисянский, встретивший Лебедева на мысе Доброй Надежды на пути в Англию, описывает его как человека, подавленного всем с ним случившимся.

Последний документ (№20), справка о том грузе, который вез с собой Герасим Лебедев, еще раз показывает бескорыстие этого человека, искателя знаний, который после 12 лет проживания в Индии вез с собой лишь один тюк, оцененный в 271 рупию. Судя по содержимому этого тюка, это все были небольшие подарки друзьям и знакомым.

Настоящая публикация ярко рисует роль Г. С. Лебедева как основателя бенгальского театра современного типа, первого европейца, научно изучившего бенгальский язык, и одного из первых санскритологов не индийцев (в этой области Г. Лебедев делит славу только с Вильямом Джонсом). Вместе с тем, из приводимых документов видно, какой травле был подвергнут Лебедев его английскими театральными конкурентами в Калькутте за свою просветительную деятельность среди индийцев, как его разорили до тла и заставили покинуть Индию. В одной из своих записей Лебедев пишет: «чтоб первооткрытие мое сохранило свою цепу... почитаю за честь адресоваться к беспристрастному читателю» (док. № 8). Данной публикацией мы и стремимся выполнить его пожелание и доводим до сведения именно такого читателя документы о жизни и деятельности нашего замечательного соотечественника Г. С. Лебедева.

Документы публикуются с сохранением всех особенностей орфографии, языка и стиля подлинников; заглавные буквы в русском тексте даны по современной орфографии; знаки препинания расставлены по смыслу.

Археографическое описание и обработка документов проведены сотрудником ЦГАЛИ В. П. Коршуновой.

К. Л. Антонова

МЕМОРАНДУМ

12 февраля 1785 г. я отплыл изГрэвсенда на корабле Ост-Индской компании «Родней» под началом капитана Уэкмана и направился в Портсмут – откуда 25 марта мы продолжили путешествие к цели нашего назначения – Мадрасу (называемого также Фортом Св. Георга в честь английского святого) на Коромандельском побережье в Ост-Индии – английское поселение теперь второе но значению, но ранее первое из принадлежащих Ост-Индской компании – ввиду того, что королевская Палата юстиции, созданная около 1773-7 г. (дата расходится у разных авторов) в Форт-Вильяме ¹ придала ему большее значение и, конечно, превзошла мадрасские суды, во главе которых стоит только так называемый «гражданский мэр» и тучный Совет министров, который как-то, томясь от единственного кушания – плова наваба (набоба), улучшил свой стол, как бы по вдохновению, некоторыми блестящими лакомствами на золотых блюдах и сам позаботился о себе, что, конечно, нужно признать, было наиболее верным путем показать миру свою действительную ценность. Вот в это-то место мы прибыли, «насладившись непродолжительным пятидневным пребыванием на острове Иоанны» 27 июля.

На следующий же день после нашего приезда меня с большой вежливостью пригласил на берег капитан Вильям Сидснгэм ² (тогда градоначальник Мадраса, но с тех пор по заслугам и к моей неизреченной радости получивший высокий чин подполковника), который довольный тем, что я сыграл ему, чтобы он имел представление о моих музыкальных способностях, немедленно почтил меня не пустым набором выспренных показных восхвалений, но договором па целых два года на специальных условиях, предложенных им самим, которые я тогда считал и сейчас с благодарностью считаю весьма достаточной оплатой, а именно: жалованье 200 фунтов в год, не считая многих случайных, но ценных наград – и ото свое предложение он тут же с щедростью уговаривал меня принять.

Когда гармонично прошли эти столь приятно проведенные два года, воспламененный общей молвой, что Бенгалия является более доступным, чем Мадрас, театром для оживленной деятельности наиболее смелого рода предприимчивых людом (и в числе их по проявлению своего характера я льщусь включить и G. L. (а по-русски Г. Л.), а также уязвленный стремлением расширить мой запас знания пещей, а так же и людей – я сразу решил посетить эту область не без честного намерения, признаюсь, также улучшить свои финансы в том благодатном месте, где, говорят, бесчисленные пришельцы почти из всех народов быстро приобретают приличное состояние.

На «Сноу», возвращающемся из Малакки под началом капитана Форстера, за 15 дней мы прибыли и поднялись по реке Гангу. Проплывая мимо, мы салютовали [165] Форт-Вильяму и бросили якорь в Салки, как раз напротив города Калькутты, теперь главного города в Могольской империи, хотя сам Великий Могол живет в Дели.

Здесь, так же как и в Мадрасе, я был встречен всеми вплоть до самых высокопоставленных лиц со всем возможным гостеприимством, а за щедрость я больше в долгу у Александра Кида ³ (тогда градоначальника Калькутты, но с тех пор получившего чин полковника), а еще больше у миссис Э. Хэй, жены государственного секретаря, у судьи [Бенгальской] провинции Буриша Криспа, у полковника Христофора Грина и достопочтенного судьи Хайда ⁴, а также у других, которых слишком много, чтобы их можно было здесь назвать по именам, чем у кого-либо в моей собственной стране; вплоть до того времени, когда ввиду усиленного и неустанного занятия моим трудом я не смог посещать своих друзей так часто, как раньше, и это обидело некоторых любителей музыки настолько, что заставило их противоречить моим намерениям во всех делах, которыми я в дальнейшем занялся.

В 1789 г. я впервые обратился [за помощью], но, к моему великому огорчению, в течение двух долгих лет я не мог встретиться с таким пандитом (или переводчиком), который хотя бы смог объяснить санскритские буквы, употребляемые для бенгальского языка (иначе называемые практиком или бхаша Бгаша (Это слово написано по русски)) и не смог также получить сколько-нибудь значительной помощи из книг. Поэтому я решился было совсем бросить свое намерение, но в это критическое время мой соркар ⁵ представил мне учителя из бенгальцев по имени Шри Голокнат Даш (Имеется в виду Голок Натх Дас. «Шри» – уважаемый, слово почтения, обычно применяемое к человеку ученому), который хорошо знал одинаково бенгальский язык и смешанные индустанские наречия (жаргон) грамматически, а также достаточно понимал и священный санскритский язык. Что было особенно удачно, так это то, что он но меньше желал обучиться музыке у меня, чем я индустанским языкам у него. Мы начали на следующий же день после нашей первой встречи, и на мой вопрос, какой из языков наиболее употребителен в восточных странах ⁶, он ответил, что, по его мнению, более распространенным является смешанный говор, но не существует даже подобия ни азбуки, ни грамматики его – так осторожны и своекорыстны все пандиты и брахманы, Поэтому он усердно советует мне заняться санскритской азбукой, поскольку это – золотой, все открывающий ключ к неоценимым сокровищам восточных наук и знания.

Я настойчиво, в течение многих лет, продолжал изучение пяти частей азбуки и, расположив их в соответствии со своими врожденными идеями в наиболее удобном порядке, откровенно представил свой труд некоторым выдающимся пандитам, которые, к моему большому удовольствию, похвалили мое усердие в деле, до сего времени столь темном и которое, как я им прямо внушал, было со своекорыстной целью и поджигательной помощью слепых предрассудков по крайней мере замаскировано, а по возможности, и полностью скрыто от всего мира, кроме них самих. После этого я перевел словарь и составил несколько диалогов на разные темы как на бенгальском, так и на индустани и утешал (Над словом вписано: «льстил») себя надеждой, что вскоре я смогу разговаривать. Однако тут я очень ошибся, потому что я не понимал общеупотребительных говоров. Я открыл, что они происходят от бенгальского санскрита и дабе нагри ⁷, и это меня побудило написать грамматику их, чтобы самому понять разницу. Я сделал это и установил те говоры, которые присущи группам, занимающим разное положение в жизни, и нашел, что как диалект высших, так и низших повсеместно пишется санскритскими буквами, и на высшем и низшем смешанном диалекте говорят во всем восточном мире.

Проделав эти изыскания, я перевел две английские пьесы: «Притворство» (в сильно сокращенном, по сравнению с оригиналом, виде по невозможности заполнить все роли на первое время) и «Любовь – лучший врач» на высший бенгальский язык. Зная также из наблюдений, что индийцы предпочитают юмор и шутку серьезному, солидному содержанию, каким бы чистым языком оно бы ни было выражено, я выбрал эти [166] пьесы, прелестно заполненные группой стражей (чокидаров), савоярдов ⁸ (кане-ра), воров (гхунья), а кроме того, законников и высокочтимой бандой мелких грабителей во главе с мелким своекорыстным писцом очень небольшого суда, который нагло осмеливается взять своим девизом Совесть, только для прикрытия своего ежедневного грабежа и других беспримерных и дьявольских гнусностей, вместе с прячущимся тайным главой всей этой ужасной машины, более страшной, чем смертоносная ночная карета в Венеции для тех, кто попадется в ее пасть. Однако, питая страшное отвращение к этой внешне преувеличенной, но в действительности подлинной картине какофоничного демона, я постараюсь восстановить свой усталый дух переходом к более приятному сюжету.

Когда я закончил свой перевод, я пригласил нескольких ученых пандитов, которые несколько раз очень внимательно прочли мой труд, и я тогда мог наблюдать, какие фразы показались им наиболее приятными и возбудили их чувства. Если я не обольщаю себя, при переводе смысл и комичных и серьезных сцен еще много усилился, чего тщетно стал бы добиваться какой-либо другой европеец, не имеющий преимущества быть обучаемым таким учителем, которого мне так удивительно повезло заполучить при помощи заключенного нами торжественного договора о взаимном обучении, помимо его ежемесячного жалования, которое этот бенгалец считал очень выгодным для себя и на которое он радостно согласился.

После похвал пандитов, Голокнат Даш, мой лингвист, предложил мне: если я захочу публично поставить эту пьесу, он берется обеспечить меня туземными актерами и актрисами. Я был чрезвычайно доволен его идеей; не теряя времени, я посоветовался со своими друзьями, но они настаивали, что для меня не только опасно, но и ненадежно следовать этому намерению ввиду обиды, которую это нанесет гордому, высокомерному директору театра Компании и многим заинтересованным в этом театре владельцам его, которые, естественно, приведут в движение все пружины, чтобы помешать моим намерениям в таком деле, каковое может отвлечь внимание публики от их театра и лишить их того золотого урожая, который они до того беспрепятственно присваивали себе. Однако, твердо решив следовать своему плану несмотря ни па что, я немедленно обратился к генерал-губернатору сэру Джону Шору ⁹ с просьбой о законном разрешении на открытие театра, которое и было мне без колебания выдано. Подкрепленный этим и горящий нетерпением представлять пьесы, я построил, по собственному плану, вместительный театр на улице Домтолла (Дом стрит) № 25 в центре Калькутты и я даже просил об аренде театра Компании, пока мой не будет готов, но вместо того, чтобы согласиться на мое предложение, они повсюду в частном кругу насмехались над тем донкихотским планом (как они его называли), которому я собирался следовать, еще до того, как я успел представить публике свою пьесу и пренебречь критикой моих противников.

Поскольку столько препятствий было намеренно поставлено мне на дороге, я смог лишь с большими трудностями заполучить актеров, но в конце концов нашел их при помощи Голока, однако был вынужден платить им жалование за много месяцев до того, как я смог воспользоваться их услугами.

После первого и второго представления «Притворства», которые прошли при перополненном театре, я получил полное разрешение представлять пьесы как на бенгальском, так и на английском языке, что привело в такую ярость как директора, так и некоторых владельцев [театра], что они не останавливались ни перед чем, стремясь помешать моему быстрому продвижению. И средством к тому был избран Джозеф Баттл, декоратор, которого и использовали для этого.

Тайно договорились, что Баттл сделает вид, будто он решил покинуть театр Компании из-за плохого обращения с ним Томаса Роворта (директора), и в разгаре моих приготовлений Баттл обратился ко мне с расстроенным лицом и предложил свои услуги. Я попался в ловушку и, сочувствуя неудачам Баттла, я согласился принять его в качестве декоратора и даже дошел до того, что сделал его равноправным компаньоном в моем предприятии, за что он обещал внести умеренную сумму, уплачиваемую в течение шести месяцев или же из его доли чистого дохода от каждого [167] последующего представления. Условия этого соглашения были торжественно записаны на бумаге и удостоверены соответствующими свидетелями.

Потом были приглашены две европейские актрисы, кроме нескольких других европейских и туземных актеров, и я авансировал им деньги в счет жалованья, назначил им содержание и продолжал ежедневно выплачивать ремесленникам и рабочим всех родов, чтобы ускорить открытие компании.

Восхищенный тем, что он добился положения директора театра, Джозеф Баттл, чтобы показать свое значение и свой более тонкий вкус, немедленно начал уродовать мой театр и испортил все декорации, сопровождая это безобразие обманными обещаниями улучшить здание. Когда я стал указывать ему на неуместность его поведения и убеждал его, что я твердо настаиваю на том, чтобы он выполнял уговор, он внезапно удалился и, в завершение своего злодеяния, опять перешел на службу к Томасу Роворту, директору театра, который (как и его брат), для того, чтобы ввергнуть меня в бедственное положение, принял ренегата с открытыми объятиями. Не удовольствовавшись даже этим, в довершение дела, они сманили моих актрис, отказавшихся под разными предлогами выполнять свои контракты со мной, и, таким образом, хотя они получили авансы, они все сразу удрали и отказались впоследствии вернуться.

Видя, что обращение в суд является единственной возможностью добиться исправления моего положения, я обратился к ряду адвокатов, но, к моему удивлению, каждый из них нашел предлог уклониться, а некоторые их них, в оправдание своего отказа, заявили, что, не зная в совершенстве английского языка, я не смог, как надобно, объяснить им свою правоту (Помета на полях: «так как Вильям Джонс ¹⁰ и мой очень близкий друг и покровитель судья Джон Хайд оба умерли до этого времени. Я обратился к главному судье Верховного суда (одному их моих знакомых), который ответил, что ему...»). Я даже обратился к сэру Чэмберсу ¹¹ (судье Верховного суда), который сказал, что ему, как судье, подобает лишь разбирать дела в суде и что его достоинство было бы унижено, если бы он стал давать частные советы. Это, конечно, было умно сказано. Однако вопреки всем своим ожиданиям, я нашел, что закон на этом меридиане применяется более милосердно по отношению к нарушителям, чем меня ранее убеждали – и так я не смог добиться своих прав, хотя у меня были договоры о неустойке от всех нанятых мною актеров, обязанных по договору строго выполнять свои обязанности перед публикой в моем театре.

Я сразу понял, что в разных странах правосудие осуществляется на другой манер; стоит сравнить как осуществлял его первый император (Петр Великий) даже к самым низшим, например, по отношению к мистеру Гордону ¹² и как [отнеслись] к чисто личной обиде частной Компании – это [служит] выдающимся доказательством к вечной чести этого императора. Не могу я также, чтобы самому не быть повинным в несправедливости, умолчать о произведшей на меня неизгладимое впечатление щедрости великой императрицы Екатерины Второй по отношению к одному английскому купцу, которому она по собственному побуждению помогла сотней тысяч рублей в такое критическое время, когда без столь щедрой помощи он бы безвозвратно погиб.

Итак, обманутый во всех ожиданиях, я был вынужден прибегнуть к унизительной необходимости разрушить свой театр и продать все свои материалы на случайном аукционе за гораздо более низкую сумму, чем я заплатил рабочим за возведение театра, и уступить моим счастливым конкурентам как славу, так и доходы театрального распорядителя (Помета на полях: «однако мои злоключения не кончились только этим. Было бы непростительным упущением не упомянуть кратко о низких интригах по отношению ко мне по моем возвращении в Европу. Из-за разных запутанных обстоятельств, первоначально возникших в результате моих бескорыстных действий, я решил вернуться в Европу и подал следующее заявление о выдаче мне разрешения на проезд»).

Публикуя этот документ, я стремлюсь лишь показать, сколь опасно когда-либо кому-либо ожидать, как бы ни были велики его достоинства и усилия, что он получит [168] достаточную и постоянную поддержку в поселении (месте), где столь полновластно распоряжается группа служащих (большее число которых является негодяями, а меньшее – благородными людьми), столь удаленных от тех, перед кем они ответственны. В особенности не может рассчитывать на это чужестранец, у которого нет других оснований просить о защите и поощрении, кроме своих профессиональных заслуг и способностей, которые как бы они ни были малы, он всегда усердно стремился применить и всеми силами развивать в мору своих ограниченных возможностей и умения.

Мои оби

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6075, лл. 3-16. – Автограф.

№ 2

8 мая 1797 г.

Из восточной Инди, из города Калкуты

8-го числа маия 1797

Достойнопочтенны[й] пастырь, ваше высокопреподобие, м[илоcтивый] государь, Андрей Афан[асьевич] Самборской ¹³.

Благоприятство твое прежнее мне позволяет опять искать твоего новаго дружества.

Когда найдете, [что] мои труды признаются услугою для нашего отечества, и когда заслуживаю призрения, как полезны[й] для общества член, то, пекущейся о спасени[и] пастырь, кормилец батюшка, выпроси от всемилостивейшей государыни матери нашей великой императрицы Екатерины Алексеевны и от Российскаго престола наследников ея изволенье меня, странствующаго сына, возпокровительствовать. Щедрость российской самодержицы известна свету. И я уверен, оне, желающий своему государству блага, благоволят обрадовать верноподданнаго их. При надежде сей я страдал, сносил жесток[ой] жар, несносной холод, злобливой лихорадки трясенье.

Генваря 31-го числа 1794-го году я писал дацкой компани[и] карабля (Augustenborg) «Августенборг» с капитаном с Олинк, которое письмо я слышал к тебе переслано, только как и на другия, противу святых отцов благовествования, ты не удостоил меня не малейшим ответом и не утешил сим в чужой дальной стороне. Непристалая (Зачеркнуто: «тебе») забывчивость не запретит однако ж (Зачеркнуто: «мне») к тебе писать и по воле хранящаго всякое бытие уведомить о том, о чем, без сумнения, уже вам известно из газетов. Не друзей только российских обществ и человеческаго рода позабавить, а больше для пользы возрастающих во обширно цветущей России, старался [я] узнать и научиться бенгальскому и общему (Приписка на полях: «иначе пракрит или бадша и значит общей») смешанному гиндостанскому языкам и сколько мог шанскрицкому, дабы тем напомянуть и уверить, что без знания оных странствующей, как и я, в разных государствах гипдостан-ской земли о многом никогда не допытается, и о поселившихся в них в разныя времяна о народах вернаго известия, (чего ожидаемо было от покойнаго президента (Sir William Jones) г[оспо]д[и]на Василья Жонс и какое он зделал по времяни узнают) точно обрести не может.

Перевел краткой, но употребительной вообще словарь, написал несколько разговоров, часть календаря (3 м[еся]ца),из чего можно о многом [169] справедливей уведомится (Зачеркнуто: «о богопознаниях, о планетах, о звездах и о их местах и о праздниках»), четыре начальный арехметическия деления. И также перевел из древних книг экстракт героичсскаго стихотворства, написанной славным гиндостанскаго света писателем г[оспо]дином Бгарот-чондро-раи ¹⁴, которой с порядочным разделением частей, написал так сладкоречиво, приятно, ясно и справедливо, что многий вытверживают наизусть, чтоб о языках испытанием справедливым услужить. Растопленное или разжегшее стремление вело меня дале осмотреть непровидимое до сего, как мышь перекусать тенятныя будто узлы для (Приписка на полях: «пустыя напрасныя доводы от умного основания я обозрел и усердие мое ко удовольствию россиан заставило») освобождения из тенят льва.

Ради обозрения действительного (Далее зачеркнуто: «будто летающего ко удовольствию россиан российского двоегласного орла») и заставило перевести на бенгальской, вообще употребительной, язык две английский камеди [и]: называемую «Притворство» (Disquise) и другую «Любовь есть лутчей доктор» (love is the best Doctor), чтоб правда владычествовала с кривдой (Так в тексте). Смысл слов и произношения писал по-руски под бенгальскими словами. Без сего тебе, достойны[й] пастырь, известно, [что] и воспитанным добродушным гражданином, как и знающим читать только челоутешительное описание честным мещанином, сладкоречивая ложь признатся может глупым, как раскольничья пушистая запачканая грязная брада вместо освященной чистой мереиской (Далее зачеркнуто: «чтоб свет знал, что труды мои есть истинны, показать нелживыми и известными зделать»).

По переводе помянутыя комедеи мне надобно было зделать известными, и для сего выпросил я у г[оспо]д[и]на губернатора (Sir John Shore) Ивана Шора позволение представить (Далее зачеркнуто: «комедию») публично, и он позволил. Потом на первой случай просил я компанейских слуг у надзирателя театра, но да как он отказал и з другими смеялся будто безумному (Далее зачеркнуто: «неосновательному») предприятию прежде представления комеди[и], то обратился я непоколебимостию и распаленнаго (и пылающаго) предприятия твердость замкнувши (творивши) во уме. Смело решился на остальныя деньги состроить в наемном доме в улице Домтола № 25 свой театр, которой вмещал боле трехсот персон, и быть архитектором, повелителем и надзирателем за столярами, плотниками, кирпншниками и другими работниками.

И, когда на воздвигнутых кирпишных и деревянных столбах и подпорах, перекладах и на забойках положена была уже кровля, в портере (в зале) и в двух этажах (рядах) насланы были полы, старал[с]я я потом на отделенном для представления явлениев полу, подобно моему земляку ярославцу Федору Волкову ¹⁵ в Калкуте, будто в Москве, намолевал ширмы в бенгальском вкусе. Признаюсь, не так, как быть должно, красиво, но был доволен по пословице: болого (Болого – благо, хорошо, ладно) не делье, да свое ста рукоделье.

Между многочисленными заботами успел также научить комедиальному действию дикокажущихся, вялых, лицемерных (Зачеркнуто: «закоснелых») бенгальцов: трех женщин и десятерых мущин.

И такое же число научил петь гиндостанскими словами и играть музыку, сочиненную мною на тот случай их любимыми инструментами.

По приведении всего в порядок, позвал я моих друзей на пробу, [170] который увидя до сего невидимое в Ынди одели чистосердечно все приятностию и во граде Калкуте весть разнесшуя распустилась во окрестных селениях и откличка в воздухе громко зашумела. Востала во градах забота, и желающий видеть новость прехождением пыль заставили облака затмевать, и я без откладу должен был назначить день.

27-го числа ноябра м[еся]ца 1795 года в первой раз комедия, называемая «Притворство», была представлена в одном акте по совету и сокращена по причине, что весьма мало европейцов за тяжестию разумеют бенгальской язык. И сего ради думали, долгое действие покажется скучным, но да, как каждое явление было представлено без замешательства, то за краткое новостию утешение не разсуждающия о непредвидимых и о непреоборимых несколько роптали, но знающими [о] почти невозможных трудах (Зачеркнуто: «но первокласных») был я ободрен для второго представления. Собрание было столь многолюдно, что естли бы театр мой был трижды больше, конечно был бы наполнен. Смех надзирателя другаго театра после сего переменился в зависть, и мне на ум не приходило, что ополчит противу меня врагов.

По прошестви[и] несколька дней (Помета на полях: «ободрить за тяжелыя труды») достойной памяти один из главных судей, его высокопревосходительство г[оспо]д[и]н Иван Гайд (the honorable John Hyde), преселившийся июля 8-го числа [17]96 в вечное блаженство, взялся зделать для втораго разу подписку, не меньше для того, чтоб узнать, переведена ли мною вся комедия, которая подписка при [помощи] покойнаго и особливо при помощи ныне живущаго родственника его, г[оспо]д[и]на Гайда, была скоро наполнена, и 21-го марта 1796 года та же комедия «Притворство» в трех полных актах представлена была во второй раз. И безпристрастными нелицемерно все опять хоша и было зрителями похвалено, только промышлениками сего рода вскоре дано было знать, что за сие учащия гиндостанския языки и переводчики весьма на меня сердиты, да и не без причины, о которой однако ж буду говорить во удобнейшее время. Но могли ли one остановить, когда фартуна на крыльях меня несла и когда в два удачливыя представления возвратил только половину моих издержек, которые опять издержал при надежде возвратить (Зачеркнуто: «остальные») и получить барыш (Далее зачеркнуто: «(чего из зависти удаленых)»). Выпроси[л] я у того же г[оспо]д[и]на губернатора позволенье представлять камеди[ю] на бенгальском и английском языках, чтоб боле нравиться публике и лутче научиться языкам (Далее зачеркнуто: «упившись усердным желанием отечеству нашему и другим»).

Не вспамятовал при заботах, что в купеческом государстве златоблестящая руда, как и сребросияющая кровь в театральных и жадных богатства людях, возпаля ненависть, заставит суетиться, опорочить и повредить иностранцево похвальное дело и довести до падения.

И как до бедности дотащен следующее покажет.

По получени[и] вторичнаго позволения (признавал я привилегию для театра, думаю, не напрасно, моим имением увеличил пристройкою мой театр и потом) старался натти (Далее зачеркнуто: «договориться и нанять») хорошаго моляра для писания декорацей, актрис и камедиантов – для представления ролей. Музыкальной друг, не будучи тогда известен, кто (В тексте: «что») мои злодеи, рекомендовал щоткописателя Осифа Батля, которой молевал компанейских слуг в театре и которой кистомаратель, как и актрисы, узнал я после раззорения, научены были познакомиться со мной, и следующе[е] покажет.

Он, Осиф Батль, после в первом письменном адресе уведомил меня, [171] что по причине худаго угощения от театральнаго надзирателя оставил он театр (притворная о ссоре весть разпущена была теми, кои с ним подговорены, кои о[т] дохода театральнова имеют доли) и что весьма будет рад, естли признаю я его надобным и приму в товарищи.

О будущих наших выиграшах искусно приманчиво и о неблагосостояни[и] с фамилиею его расказал так лукаво-хитро-скорбно, что не привыкшаго обманы и плутовства проникать заставил почти прослезиться. Почитая доброделание чести украшением, и, не имев о человеке, сыскивающем моей помощи, подозрения, решился уверить щедростию и чрез то надеялся обрести его дружество.

Прежде обязательства однако ж неоднократно спрашивал, не есть ли он в долгу, на что и он со слезами по чести уверил, что не находится. И при том, сказал он, жалеет, что не имеет наличных заплатить мне за половину театра, кроме векселем, которой согласился я взять. И того ж июня м[еся]ца перваго числа 1796 года для товарищества обязались мы по форме письменным договором с подписанием наших имян, з двумя свидетелями, и каждой из нас оной договор имеет.

Осиф Батль, с сообщниками его, уже знает, что я запутан стал лукавыми сетьми, и как змеи не имущия другаго столько ничего, кроме яда, напружился жалить мое сердце, дух и чувства томить.

Вначале занялся он мои прежде написанныя декарацы иныя замарать, другия перепортить и, при обнадежени[и] намолевать лутчия и привести в превосходной порядок, тотчас весь театр мой обнажил, верных слуг и прикащиков (Далее зачеркнуто: «и управителей») моих, опасаясь, признал неисправными и соглася (Далее зачеркнуто: «от меня») некоторых переменил, по мнению его, на лутчия. При совете о выгоде старался он знакомить (Далее зачеркнуто: «меня») с теми, с которыми он прежде зловымышленно согласился меня обмануть, распустя о мне худое имя, раззорить за его скверный дела. И из лукавой шайки (Далее зачеркнуто: «и неизвестно как рожденных и незаконнорожденных») начали со всех сторон ко мне подкатываться (Далее зачеркнуто: «приходя на поклон недовольно выполированный»). Иныя просят взять в службу, другия требуют пристанища, искусный снискивают знакомства, хватуны стараются иметь дружество и многия услуги предлагают. И все для того, чтоб без театральнаго действия в Калкуте лутчею камедию представить обо мне. Вертят молодца и кружат, хвалят в газетах, величают в кампаниях и тем, насильно выманивая, заставляли обеды и ужины давать. Товарищ мой также все жует и глотает и не печется одеть обнаженный театр (Далее зачеркнуто: «збили з добраго пути хозяина и чтоб знали, что грызут, заставили молитву творити: господи помилуй, прости мое согрешение, и что терзает и никто ея кроме меня не слышит. После перепорченья (расковерканья) декорацей и обнаженья театра»).

Когда увидел, что не зделал он, Осиф Батль, в 3 м[еся]ца того, что при присмотре моем другими было зделано в три недели, и мне не можно уже было с ним растаться: с людьми, который прежде нашего обязательства взялись в театре представить явления и тем меня одолжить, перессорился и отлучил иметь их помочь.

Без совету с подговоренными сообщниками, чтоб потерять только время, переменял комедьи и роли и, без уведомления противу обязательства нашего, приготовил на общей щот для действующих лиц одежду, не зная сам, кто и какую играть будет ролю, ставя на щот лживую цену, и за то, может, что по силе нашего контракта, требовал дать мне знать о издержках. Не известно мне до сего, по неосторожности ли его помощника (Далее текст написан другими чернилами, с меньшим количеством поправок) которой [172] растирал краски и варил, или при намерени[и], повредя, все скорей прекратить в один день помянутой работник, по приказанию его, поставил в глиняном горшке на огонь около пуда смолы и сам вышел из покоя, в котором тогда у самаго театра было все приготовляемо. О сем никто не знал, пока разтопившая смола разорвала горшок и раскинулась по всему покою; густой ея большой дым вихрем непрозрачным влетел в мои покои и неожидаемо обратил увидеть в разных углах горящия пламя, который ввели пас в замешательство и сверх чаяния точно моих работников старанием оныя были потушены находящимся в доме песком. Осиф Батль явился чрез два часа в театре и о причиненном вреде слышал от меня, только вместо сожаления, видел я, печаль моя к чувствам его не лутче прилеплялась, как горох к стене. Поведение его ясно изтолковало, какого друга я получил, да только уже не знал, как с приятелем растанусь. Тотчас после сего вделано было известие не облехчить, а чтоб во усталых составах и костях завялить окруженной мозг лутчим манером. В последующей день один из чиновных, имеющий долю в другом театре, под видом дружества (Далее зачеркнуто: «(Глядвин)») уведомил [меня], что Осиф Батль находится боле десяти тысяч рупей в долгу и что за эти долги театр мой быть может канфискован. Я удостоверен был другими о правде сей, и, чтоб спастись от неопаснаго составленнаго вреда, нужно было принудить Батля написать и дать лу гчес обязательство: он будто по необходимости его часть заложил мне же. По получени[и] закладной, думал я, в короткое время мы представим приготовленную оперу «Дизертер», но, ко удивлению моему, он, Батль, через три дни писал и требовал, дать ему все правление от театра, иначе он оставляет.

Суди, милостивой государь, мог ли я сего ожидать от человека той нацы, которая хвалится и которую объявляют боле других правосудною. Поведением злодейским и изменническим уязвил и разстроил меня. Однако ж права, которое только мне надлежит ему дать, запретили лутчия причины, ибо я уже знал, что и гиндостанской законодатель Мену ¹⁶ в его законах написал, что Северною страною означится правда, следовательно, испытывающими писания трудолюбцами, благородным музыкантом, а не ширмописателем! Константиноградской император Лев объявил в писаниях, что льняного цвету семейством (нацыею) изгнаны будут магометанцы и победят владетелей семи гор. Спон думал, язуит писатель, находит сие между греческим пророчеством. И доктор Придос точно московцов признает быть победителями. И известно, что оне находятся в долгу за Тамерлиново в 1382-м году посещение и ныне подумать можно, что ради праведных очистить дорогу, сумасводной сатана отворил Плутовы врата, [чтобы! загнать грешников во ад, и туда вкинуть Осифа Батль, думаю, за несносную мерзость возгнушался и оставил вероломной пах любящему как розовой нюхать Фоме Ровард (Thomas Roward). По силе, думаю, условия, ибо его брат, Марк Ровард, понеже последней во время исполняющих лукавств построил театр, и где также таперь употребляется подлец Батль. Нравится на английском языке землякам точно оне лутче могут и о сравнени даже во сне никогда не виделось мне не в одну ночь. И я при начало знал – потомки не за английской, а за гиндостанския языки будут о мне напоминать.

Для научения оных владельцам почти всей Гиндостанской страны в таперешнее способное время больше всех должно агличанам, оставя глупую оскорбительную для самых себя гордость, трудившагося какой бы нацы кто не был, его ободрить, ибо не в их единой силе оным научиться и выразуметь без помощи других ту сокровенность, которую создатель насадил в чорных лицах проникнуть, разсеял способность в разных обширнейших нацыях и, кажется мне, больше от востока на север, нежели от западу на юг. [173]

О правде сей лутчей случай уверит. И теперь продолжу мою повесть о театре.

Ширмописатель Осиф Батль, после втораго контракту, написаннаго 27-го числа сентября 1796 года, безо всякаго со мной разчоту октября 8-го числа того же году мой театр оставил и тотчас принят был опять надзирателем Фомою Ровард, с которым (их дела показывают) подложили сети меня раззорить.

После нанесеннаго мне вреда я надеялся разделаюсь с ним по суду, но хвалославящимся английским законам, и для лутчаго средства требовал совету от тех законодателей, на коих, думал, могу положиться, и от разных слышал истинно следующее.

Г[оспо]д[и]н Лебедеф, что твое необыкновенное трудолюбие, неожидаемое и отважное, не напрасно призвало неслыханное видеть, не откажется никто признать, ты два раза за сие был ободрен. Кем обманут и как, и любят ли тебя учащия бенгальской язык, тебе лутче других надобно знать, и можешь догадаться, ради представления драм здесь, в твоем театре, не будет дана такая помочь, как театру компанейских слуг и людям аглинской нацы, и, быть может, потерявши последнее, будешь осужден и себя сокрушишь. Резон сей правде заставил верить и видеть то, что доведен в тупик и в заблуждение, на какую дорогу ступить и пред кого: друзья разъехались, знакомцы разбежались.

Грусть чаще стала безпокоить, нежели во дни солнце печь, и из прикрытой ноздреватой кожею житкой плоти, от теплаго зною и в ночи насильно стал пот течь, и противу воли день от дня слабею, дрябею и состареваюсь. Знайте, однако ж, я не жалуюсь на добровоспитанное общество, а только на таких, которыя безчестят их государства похвальное имя. За лехковерие я виню, конечно, всех больше себя, только при таком доле чужестранцу от искушения спастися, почтенной отец, было не можно.

При напоминовении, что всякая нацыя имеет особливой симпати[и] род для защищения и призрения единоземцов, думаю не ошибаюсь, изволишь сообщить о мне нашему царю молитву и присоветуешь трудящаго обрадовать опечаленный чувства и по изволению наградить в далной Восточной стране.

О остатках, пребывающих до сего в раззоренных перестроенных селениях, между развалинами и в полях, между каменьями, болотами, ручьями и озерами и в дремучих лесах и о спасенном от неизвестной нам древности, хранящем ныне народами в земном раю достойнаго знания в законах и во обычаях для каждого класу разных родов, верноусердное приношение мое государю и от обществ, властям, от коих зависит благосостояние и падеж, надеюсь явится приятно и многий пожелают купить.

Когда достигло тебя, ваше протоиерейство, то мое письмо, в котором вложенное прошение просил вручить его императорскому высочеству, государю Павлу Петровичу, и по получении не удостоил ответом, я резонно грущу и жалею, что пастырь по долгу не показался щедр утешить странствующего сына по обещанию и силою животворнаго сего мира не дал способ вылечить плоти раны и из крови выгнать яд.

При ожидай[ии] сего я должен сообщить ради спасения других: от времяни разлуки з декорацописцом второй руки законники, его други, безпокоя[т] меня часто требованием заплаты ложных щотов, отчего, хоша и оправдаем первоначальными стряпчими (аторней эт ло) ¹⁷, только сплотки (Так в тексте) эти отнимают время совершить мои розыски по желанию.

Кончавши о печальном, уведомлю о празднике гиндостанцов, называемом чорок, значит прошествие года, и празднуется 31-го числа, чоитро ¹⁸ [174] их 12-го м[еся]ца. Перваго м[еся]ца Боишак-а ¹⁹ 1-е число 1719 шок (году) бенгальской эры и 1204-му от завладения мусельманцов, есть равно 11-му числу апреля 1797-му году по римскому числению.

Три пред сим и в сей день, в разрезанной коже с продетыми веревками на боках и железными прутьями проткнутыми сквозь язык, ходят стадами по городам и в других селениях, при барабанном, колокольном, побрякушек и раковин разном стуке и звуке пляшут вприсятку з дураческими и скверными для виду европейцов движениями и потом в три часа пополудни 31-го числа чоитро вешаются и вертятся вокруг, в которое время нередко случается, иной, слетевши, руку, иной – ногу переломит, другой шею свихнет и некия, переломавши ребра, умирают. И сим шоннеши (страдальцы, монахи) оканчивают празднество.

При заключени[и], достойны[й] пастырь, бью тебе челом, и прошу объявить также мой с почтением поклон твоей всей фамили[и], то же самое знакомцам, богумольцам моим и доброжелателям.

Неожидаемо сего 8-го числа 1797 я арестован (by Mr Hall) стряпчим по приказу г[оспо]д[и]на Тейлера за ложной долг 240 рупей, не получа от меня ответу, должен я или нет. И был как и за другия сего рода оправдав в тот же день (Далее зачеркнуто: «по жалобе от европейского столяра Mr John Welch и театральнаго шерлотана, которого по бедности Христа ради призрел и более пяти м[еся]цов поил, кормил, обувал и одевал и истинно зделал для него все гораздо больше, нежели он заслужил, только благодеяние мое им, как и другими сего рода неблагодарными многими позабыто. И как в чужом стаде гуся, по совету неприятелей, стараются догола ощипать»).

Пастырю добры[й], услыши молитву мою и по твоему святому обещанию будь милосерд и не забудь призрить родственников моих. Естли не в силах другим, то переправя в лутчей штиль сие мое письмо, постарайся зделать подписку и напечатавши публикуй и собранный за оное деньги, по заплате издержек, раздели на четыре части, раздай: одну часть в воспитательный дом для воспитания бедных детей; другую часть в Лондон в посланническую церковь священнику Якову Ивановичу Смирнову, и для помочи таковым недостаточным студентам, или несщастным, кои достойны ободрения и который на малое жалованье не могут хорошо учиться (Далее зачеркнуто: «(и для нещастных поневоле заведенных в Лондон)»).

Третью часть отцу моему Стефану и матере моей Парасковье, и четвертую, последнюю часть, двум братьям моим, Афонасыо и Трефилу и сестре Антониде Стефановым детям Лебедевым. И естли отец и мать, наши родители, уже умерли, то их часть, когда не нужна для твоих, почтенны[й] пастырь Андрей Афонасьевич Самборской, издержек (ибо я думаю, ты уже разбогател), тогда, а не иначе, разделить между помянутыми моими братьями и сестрой.

3 должным почитанием пребуду навсегда вашего высокопреподобия, милостивого г[осу]д[а]ря покорны[й] слуга (Далее зачеркнуто: «послал с капитаном Мид от карабля»).

Во время приготовления сего письма я делал апликацыю к первоначальным судьям как г[оспо]дину Роберту Чамберс, так и другим, только никто не зделал защищения. И после сего принужден был продать все мое имение за безценок и теперь (Далее зачеркнуто: «нападаем судьею») по прозьбе злодея моего, которой не хочет заплатить мне около трех тысяч сика рупей ²⁰, на меня нападают. Чем очищусь от нападения, не могу теперь сказать. О! Неправдою поврежденной свет. Приметить надлежит: было ли что небудь в моей силе зделать им подрыв.

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, лл. 40 об.-53. – Черновик. [175]

№ 3

23 июля 1797 г.

Калкота, 23 ^d July 1797.

Послано чрез м[исте]р[а] Браун с кораблем «Томас», котараго капитан называется (Willoughby) Вилобай – Т. Brown on board of Thomas, Capt. Willoughby

Полномочны[й] посланник, сиятельнейши[й] граф Семен Романович Воронцов ²¹, милос[тивый] г[осу]д[а]рь.

Смелость мою, надеюсь, вы изволите не токмо извинить, но извлечете, думаю, благоволение воспокровительствовать, ибо желаю зделать по возможности услугу верноподданным сынам преславной Российской державы и по довольном распознани[и] гиндостанских языков, при всех моих хлопотах, вольных и невольных, я не позабыл почесть себе за великую честь к вашему сиятельству из Востока писать прошлаго года карабля «Роийаль Шарлот» с капитаном о моем сверх чаяния успехе. Которой корабль, хоша уже в Калкоту опять и возвратился, только мне не известно, получены ли вами мои письма. Ко удовольствию моему, однако ж, из газетов я узнал, вы при молитве отца Як[ова] Ив[ановича] Смирнова благополучно изволите пребываете, еще в Лондоне, и что королевским мастером оф дьи горс ²² представлен был ея величеству англинской королеве. Сумнения нет, ею вы, ваше сиятельство, приняты были гораздо почтенней за блюдение российской нацы.

Пекущейся о умножени [и] (Далее зачеркнуто: «российскому народу») пользы, сиятельнейши[й] граф, для блага всемирнаго, увеличь ко удовольствию обширных российских обществ добродетель твою и постарайся двоеличны[й] образ (императорское изображение так же как отец) единоземцам нашим зделать известными мои по любви ко отечеству приобретения, написанныя з бенгальскими словами и переведенный, при всевозможном о правде розысканиях, лутчаго гиндостанскаго писателя героическая поема на бракосочетания гордванскаго государя дочери, словарь, две камеди[и], арихметическия отделения, и часть календаря и пр[очее]. Отпиши (о рачительном упражнении моем) к нашему государю и властям и, такое нелехкое трудолюбие превосходным твоим знанием ободря, благоволи, сия[тельнейший] граф (Далее зачеркнуто: «исходатайствовать мне содержание и свойственной чин»), припомни им, что эти написанныя известия служат не ради чтения только одного, но не меньше ради сношения с таковыми восточными народами, с которыми Россия (тебе лутче известно) может, не имела никогда переписок, хоша и зделано Тамерлином императором посещение в Москву, и меньше сего мне известно, были ли когда-нибудь каким росианином переведены некия гиндостанския книги на русский язык и каких восточной страны государств? Только то чрез опыт (Далее зачеркнуто: «исследование») знаю, что от завладения муселимамцов и европейцов в прошедший столетия при причиненных нашельцами замешательствах, языки, как и многое другое, так перемещены и правописание перепорчено (следовательно о многом и гистория не верна), что для исправления и обновления требуется нарошно рожденных людей, независимых от ненасытной алчбы, а не рыщущих чекалов (род между волками и собак) [176] промышлеников львовой пищи, которыя как добытчики добычу смешивают с нечистотой (Далее зачеркнуто: «пожирают сами. И от излишпего наполнения зноем, от непереварения из желудка язв крушатся селения и жизни. Естли о древностях и языках гиндостанских в России думают так, как и в других землях, не напрасно могу думать, переводчик и у нас тоже заслуживает пять тысяч рублев в год»).

Разныя Христова закона писатели, как и гиндостанской (владычицы Дорки) ²³ законов датель Мен, думаю, не лживо объявляют, что московцами обновится в востоке правда и когда елляне, разыскиваючи, не понимают о видимых началах, и что мы исповедуем божию силу и божию премудрость, верю что (Далее зачеркнуто: «с советом») при разыскание росиан (Далее зачеркнуто: «обновятся») очистятся испорченыя языки. Росийской полной азбуки буквами (а не непорченой) шанскритскаго (Борно) (Так в тексте) алфабета букв почти все можно истолковать, следовательно, научиться можно лутче языку. Покровителям наук в России, уверен, не напрасно приятно будет видеть древних нравоучительное и весьма увеселительное писание, и особливо сообщаемое россиянином, которой, истратив на сие свое имение, желает услужить и быть угодным между обществ в своем отечестве. За такую доставляемую пользу здесь переводчики имеют тысячу фунтов в год жалованья и постепенно доводятся вышних чинов со умножением доходу. А я бы доволен был и пятью тысячьми рублев с пристойным чином, какую сумму я получал до открытия моего театра.

Вы изволите, надеюсь, поверить, я не без з[н]ания и не без труда, кроме других книг, перевел с английскаго на бенгальской язык камедмю (Disguise) «Притворство», и после отказу компанейских слуг ссудить меня театром, не без (предмету) причин, был смел состроить свой (Далее зачеркнуто: «театр»), которой вмещал около четырехсот персон и в котором театре помянутая комедия обоих родов бенгальскими камедиантами была два раза представлена под моим только предводительством как и все другое, пред многолюдным собранием, когорыя и могли бы, конечно, продолжиться и обогатить меня, естли б по зависти от промышленнков театральных (Далее зачеркнуто: «презрительною хитростью, а не превосходством разума доведен был до разорения») не был обманут, ограблен и раззорен, и от чего друзья бывшия меня не спасли и правосудия но нашел. То чтобы могло и агличаиам не токмо новостию также опять правится (но вернейшим о языках (Далее зачеркнуто: «и о древности») правдивым уведомлением) публиковать в Калкоте не могу за тем, что иностранцово уравнение в науках переводчикам несносно, торговцам неприятно и компанейское купеческое государственное правление для ободрения своих учиться языкам чужих так окуражить никак не желает. И в таперешнее мое состояние без заплаты (Далее зачеркнуто: «подписки») в печать отдать некак не могу (Далее зачеркнуто: «и которую в Калкоте зделать я не желаю»), ибо это только имею сродство из неприятнова опять воставить в лутчее состояние мое.

За полезныя дела, известно свету, люди иностранных государств и всякаго класу бывают самодержавным правлением лутче ссорнаго купеческаго награждены в России и не требуется доказательства, [что] верноподданный соотечественники наши единоземцы, естли не ошибаюсь, также всякого класа не бывают позабыты. Ия с неизъяснимою благодарностию о сем свету свидетельствую собою. За щедроявление и отеческое благойриятство таковое, какое имел щастие получить от его импер[аторского] величества, г[осу]д[а|ря Павла Петровича, и от его супруги и от странствующих с ними [177] высокопочтенных властей в Париже и в Момблизире, славить соразмерно милостям желаю занять витийства, но кто устроит мой язык в дальной Восточной стороне.

Воистинну щастливым бы себя почел жертвовать до смерти умножением добра, естли бы (Далее зачеркнуто: «чрез старание твое признан достоин быть пожалован чином»), ваше сия[тельство], благоволили выходить жалованье и чин. Да будем зделать защищенно от таких компанейских сосунов, из которых некия (Далее зачеркнуто: «получают жалованье не за достоинство, но больше за при-поку [два слова не разобрано] и сего ради обязаны почитать за отличную честь быть у слуг слугою и пред безместными безчиновным чваниться, как петух пред воробьем, и пороча безвинно ловить, проглотить будто таракана и почтенное человека лицо») не превосходны достоинством, а что в службе услуг чванясь пред небывшим в службе человеком, которой в разных нацыях великими людьми и богом знаем призрен, и оне как петухи будто пред воробьем с напруженными от раздувания зобами, оклеветывая верный его дела, желают, проглотить как таракана и тем затьмить. Да и за что же? За то, что знает, оне недоразумевая азбучнаго яснаго блеску, клюючи, не могут глотать словесных гиндостанских язычных земчужин.

Хоша я догола почти раззорен, только из подданных России, здесь находящихся, при желани[и] помочь исправить мое состояние присоветован, ваше сиятель[ст]во, просить исходатайствовать два пашпорта, ради тремастных двух караблей, иль двумастных, естли чрез линию проходить позволяется, чтоб оныя под флагом российским и з должными привилегиями, из Инди, из реки Гангам (Gonga) из Восточнаго и Средиземнаго океана по выходе чрез Балтическое море мною введены могли быть в Неву, и чтоб оныя, как можно скорей, вы благоволили ко мне переслать, дабы мог закупить товары в разных местах в такое время, в какое готовый продаются гораздо дешевле, и в удобной случай купить карабли.

Разсуждая, что не требуется денег на покупку караблей и на тавары и что не токмо внесется умножение в казну, но ободрится торг и мореплавание, кроме полезных известий, надеюсь, сего ради, благоволите пашпорты ко мне скоро переслать.

Вашему сиятельству яко верноусердному желателю России блага, предав написанное и себя на расмотрение и покровительство, прошу удостоить ответом и таким советом, от котораго зависит все мое благополучие.

Во ожидани[и] сего с высокопочитанием имею честь называться вашего сият[ельства], милостиваго г[осу]д[а]ря, всепокорны[й] слуга и отечеству всякаго блага желающий

Г[ерасим] Л[ебедев]

Прося о пересылке пашпортов, чуть было не позабыл, ваше сиятельство], уведомить, что я знаком с купцами разных гиндостанских городов, чрез которых в тапершнее военное время ²⁴ могу закупить товары так дешево, что покажется невероятно, естли бы здесь о цене вам объявил. И когда угодно нравится почтеннаго общества щеголихам и щеголям, благоволите предложить о подписке для 20 000 рублей и при пересылке, естли не вверятся мне, прикажите, чтобы за тавары деньги были плачены мною. Позволя по привозе в Россию, кроме доли моей, иметь со ста дватцать процентов.

При сем осмеливаюсь сообщить точную копию с письма князя Александр [а] Борисовича Куракина, данное мне для вручения вашему сиятельству (Копии письма А. Б. Куракина в тетради не оказалось).

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, лл. 36-39. – Черновик. [178]

№ 4

23 июля 1797 г.

Калкота 23 ^d of July 1797.

Послано чрез г[осподи]на Брауна

Ваше священство, м[илостивый] г[осударь] Яков Иванович Смирноф ²⁵

Я удовольствие имел к тебе писать чрез капитана от карабля «Роийаль Шарлот», которой уже опять в Калкоту возвратился. На сие, как и на другие письма, вы не отвечали мне более двух лет, должен думать не без причины. Однако ж, м[илостивый] г[осударь], не заключай, чтоб позабыл я дружество твое, и о чувствительности моей уверять, быть может, буду иметь скоро случай.

Тебе давно известно, с котораго время я начал знакомиться с гиндо-станскими языками, и, позабывши так думать о всем другом, старался со всевозможною рачительностию совершить: потом лестно было для меня о успехе уведомить публику и больше ради кредиту.

И вам теперь известно, я по желанию в театре моем два раза представил пред многолюдным собранием переведенную мною камедию «Притворство» (Disguise). И к дополнению удовольствия мои писания, как и гисторическия переводы, российским сынам служить будут путеводством для сношения с восточным народом, и любящия мои труды, уверен, возвратят для них ту потерю, которая чрез обман, грабеж и раззорение мне причинена ненавистниками и злодеями за мое добродеяние, для того, что я был невинною для всего жертвою. Варварской век! Терпеть поругание над добродетелью, – дело человечеству есть несродное!

Из приложеннаго письма (писанное неисправно при заботах, и за что, знаю, он не осердится) к отцу Самборскому о всем узнаешь и оное гисторическое, пожалуй, к нему перешли, ибо, надеюсь, он из сожеленья постарается за трудолюбие мое меня ободрить.

Находящий здесь из российских подданных желают мне помочь и для «его присоветовали просить его сиятельство графа Воронцова, нашего посланника, о пересылке для меня двух пашпортов для двух тремастных или двумастных (естли позволяется) кораблей, чтоб оныя из Инди могли быть мною проведены чрез Балтическое море рекою Невою в Петербург. Я о них к послапнику в приложенном письме (Слово «письме» зачеркнуто) писал и покорно прошу тебя приложить о оном теплое старание и, выходя, на мое имя как можно скорея переслать.

Разсуждая, что не требуется денег на покупку карабля и на тавары, и что не токмо внесется умножение в казну и ободрится торг и мореплавание, но внесутся полезный известия, сего ради, надеюсь, не будете иметь великаго труда выходить пашпорты.

Я знаю, вы в почтени[и] у больших, в моде у щеголих и у щеголей, нравится им гладкими и шитыми музлинами и лутчими бумажными чулками и позабавить табашников носовыми и карманными платками, попробуй зделать подписку (о которой я также предлагал) только 20 000 тысяч (Так в тексте. Следует читать: «20 000» (см. док. № 3)) рублей и при пересылке оных, естли не вверятся мне, прикажите, чтоб за товары плачено было мною, при услови[и], чтоб по привозе в Росию, кроме доли моей, позволено было иметь со ста дватцать процентов, из которых [179] пять дарю за труды отеческий и матернею скорбь дочери вашей, которую я больше полюблю. Поспешествуй, отче, да насладимся, в поздних хоша летах, блаженной жизни. Наконец, прошу, уведомь меня, царствует ли, как при великой Екатерине, у нас добродетель, и награждаются ли достойно заслуги, или порокам, как и за мою жизнь, люди порабощены.

Пребывая благополучно, имею честь называться вашего священства, м[илостивого] г[осударя]

всепокорны[й] слуга G. L.

№ 5

26 ноября 1795 г.

С разрешения достопочтенного генерал-губернатора

сэра Джона Шора (Вписано Г. С. Лебедевым на английском языке)

(в первый раз была представлена) (Вписано Г. С. Лебедевым на русском языке)

Господина Лебедева

Новый театр на улице Думтулла

Украшенный в бенгальской манере

Откроется завтра в пятницу, 27-го числа сего месяца 1795 г. пьесой под названием

«ПРИТВОРСТВО»

(В ролях выступают актеры и актрисы)

Начинается с вокальной и инструментальной музыки называемой

ИНДИЙСКАЯ СЕРЕНАДА

К инструментам, почитаемым бенгальцами, будут добавлены европейские.

На музыку положены слова знаменитого поэта Шри Бхарат Чандра Рая

(Шри Бгарот Чондро Раи) (Вписано Г. С. Лебедевым на русском языке)

Ложи и партер 8 сикка рупий

Галереи 4 » »

Билеты продаются в театре

Калькутта, 26 нояб. 1795 г.

(Начинается ровно в 8 час. вечера) (Вписано Г. С. Лебедевым на английском языке)

ЦГАЛИ, ф. 195, оп. 1, д. 6076, лл. 9-10. – Текст типографский на английском языке. [180]

№ 6

21 марта 1796 г.

Калькутта, понедельник 21 марта 1796 г.

БЕНГАЛЬСКИЙ ТЕАТР

Г-на Лебедева (Вписано Г. С. Лебедевым чернилами на английском языке)

№ 25 Думтулла

«ПРИТВОРСТВО»

Комедия в трех актах, написанная М. Джодреллом

Переведенная г-ном Лебедевым (Вписано Г. С. Лебедевым чернилами на русском языке)

Поставлена была во второй раз (Вписано Г. С. Лебедевым чернилами на русском языке)

АКТ I. Целиком на бенгальском. АКТ II, сц. I на маврском ²⁶, сц. II на бенгальском и третья (последняя) сцена этого акта будет представлена на английском языке. АКТ III целиком переведен на бенгальский.

В оригинале действие происходит в Испании, но в переводе действие перенесено в Индию. Городами, о которых идет речь, вместо Мадрида и Севильи являются Калькутта и Лакнау. Имена действующих лиц из европейских изменены на свойственные Индии имена, как то:

Мужские

Женские

Для понимания пьесы необходимо предположить, что Бхолонаут (В программе не соблюдается единая транскрипция имен) Бабу, знатный человек из Лакнау, и Шук Моу, дама из того же города, любят друг друга, но ее отец настаивал на том, что она должна выйти замуж за другого, более богатого. Бхолонаут дрался с этим последним и убил его. В результате он был вынужден бежать из Лакнау и отправился в Калькутту, где он влюбился в женщину, по имени Шуки Муки. По смерти отца, узнав об этой привязанности, Шук Мой переоделась мужчиной и тоже отправилась в Калькутту. Будучи переодетой, она подружилась с Бхолонаутом и ухаживает за Шуки Муки, стремясь таким путем разъединить Шуки Муки и Бхолонаута. С этого начинается пьеса.

АКТ I, СЦЕНА I

Входит Шук Мой (переодетая как Мохан Чанд Бабу) с разными музыкантами и, следуя своему плану разъединить Шуки Муки и Бхолонаута Бабу, дает ей серенаду. Музыканты играют. Когда они кончают, Шук Мой сообщает им, что дама довольна и отпускает их, а затем уходит сама.

Затем входит Рамшонтош и рассуждает о том, как процветают в Калькутте любовные интриги. Затем входит Бхаггьо Бути, его жена, прикрывшая лицо покрывалом. Она делает вид, что она дама, влюбленная в него, и дает ему подарки, которые он должен положить в комнату его хозяина (посланные ее хозяйкой). Он ухаживает за ней, и она подает ему надежду. Он хочет увидеть ее лицо, но она не позволяет, дает ему пощечину и уходит.

СЦЕНА II. ДОМ ШУК МОЙ

Раттон Мони, одна из служанок Шук Мой, переодетая слугой. Входит Шук Мой с гитарой, а затем Бхоггьо Боти. В разговоре Шук Мой рассказывает о своем плане. При приближении Бхолонаут Бабу она перевязывает себе руку, и когда он входит, делает вид, что ранена в столкновении. Они говорят о любви Бхоланаута к Шуки Муки и, под предлогом, что она не может писать, Шук Мой заставляет Бхолонаута написать письмо, которое, по ее словам, она собирается послать одной недостойной девушке, чтобы порвать с ней. После того, как Бхолонаут Бабу написал письмо, она отсылает его под предлогом какого-то дела. Это письмо Шук Мой решает послать Шуки Муки от имени Бхолонаута, собирающегося расстаться с ней навек, и дает отнести его Бхаггьо Боти. Однако та боится, что тогда ее побьют Шуки Муки и ее слуги и уходит, чтобы передать его для отправки Рам Шонтошу. [182]

СЦЕНА III. УЛИЦА

С одной стороны появляется Рам Шонтош, с другой – Бхаггьо Боти. Он проходит мимо нее, напевая и делая вид, что не замечает ее. Она стремится привлечь его внимание и спрашивает, не надо ли освежить его память еще одной пощечиной. От этого Рам Шонтош отказывается, говоря, что он к ее услугам. Она подает ему руку и во время разговора вынимает письмо для Шуки Муки и просит его отнести это письмо. Оба уходят.

АКТ II, СЦЕНА I. УЛИЦА

Рам Шонтош бежит со всех ног через сцену. Тин Коури и Панч Коури с палками в руках наблюдают за ним. Он возвращается, они нападают на него. Они спрашивают его, почему он не хочет подождать ответа на письмо, которое он принес Шуки Муки, дают ему письмо от Шуки Муки, являющееся, по их словам, ее ответом, а также сообщают, что им приказано хорошенько поколотить его. Рам Шантош хочет этого избежать и предлагает им половину своих денег, но они заставляют его отдать все и уходят!

Рам Шонтош (один) жалуется на свое положение и в порыве отчаяния бросает на землю письмо и уходит для того, чтобы утопиться.

Входит Бхолонат Бабу, замечает письмо, подбирает его и читает. Он не понимает, как его объяснить себе и, наконец, решает, что причина такого письма в Рам Шонтоше и уходит, стремясь разрешить загадку.

СЦЕНА II. ПАРК

Входят Поуруч кан и певицы. Рам Шантош, направляясь к реке топиться, замечает музыканта и певиц; они разговаривают с ним, отговаривают от намерения утопиться и убеждают обратиться к правосудию. Все уходят.

Входит Шук Мой (в качестве Мохан Чанд Бабу) и Раттон Мони (в качестве слуги), желая встретиться с Бхолонат Бабу. Они удивлены, что его нет, хотя он обещал быть. Они прогуливаются. Входит музыкант и певицы и, считая их мужчинами, приближаются и просят милостыню. Они поют и играют. Раттон Мони в гневе выдает себя. Музыкант хочет ее обнять, она убегает позвать чокидаров, а музыкант и певицы бегут за ней.

Входит Бхолонат Бабу в поисках Рам Шонтоша и, не найдя его, уходит. Шук Мой останавливает его. В разговоре она показывает ему письмо, полученное от Шуки Муки, в котором та просит ее помочь двум наемным убийцам лишить Бхолоната жизни, а потом бежать к ней в объятья. Наемные убийцы входят с мечами и нападают на Бхолоната, но в это время Раттон Мони входит с чокидарами, которые хватают убийц и уводят их в тюрьму. Бхолонат убедился в вероломстве Шуки Муки и объявляет о своем намерении немедленно уехать вЛакнау. В разговоре Шук Мой как бы нечаянно роняет свой портрет. Бхолонаут с восхищением поднимает его, целует и утверждается в своем решении уехать к ней в Лакнау, где она, по его мнению, находится. Он уходит.

Входит Бхаггьо Боти. Она спрашивает, удался ли замысел. Шук Мой говорит ей, что она убедилась в любви к ней Бхолоната,и сообщает, что она немедленно отправляется к себе домой. Все уходят.

СЦЕНА III. КОНТОРА АДВОКАТА. НЕСКОЛЬКО ПИСЦОВ ЛЕНИВО ОБЛОКАЧИВАЮТСЯ НА СТОЛЫ

После краткого разговора между адвокатом и его писцами входит Рам Шонтош и начинает излагать свое дело. После нескольких его смешных замечаний адвокат и писцы его выгоняют. [183]

АКТ III, СЦЕНА I. УЛИЦА

Входит Бхаггьо Боти и, видя странную фигуру, прячется и подглядывает. Входит Рам Шонтош, одетый раджпутом, с длинным мечом. Он разговаривает сам с собой. Увидев Бхаггьо Боти и признав в ней свою жену, он ухаживает за ней и становится перед ней на колени. В последующем разговоре он стремится убедить ее, что является весьма важным раджпутом, что его зовут Шри Лоха Рам Синх, и что он по уши влюблен в нее. Он хочет снять ее покрывало и поцеловать ее. Бхаггьо Боти отказывается, но обещает встретиться с ним в парке. Она уходит. Рам Шантош горюет о вероломстве своей жены и уходит.

СЦЕНА II

Входит Бхолонат Бабу, говорит о великодушном поведении Мохан Чанд Бабу по отношению к нему со времени его приезда в Калькутту и, собираясь уехать в Лакнау, зовет трактирщика приготовить ему лошадей. Трактирщик так много говорит, что Бхолонат Бабу, наконец, выталкивает его и приказывает Рам Шантошу проследить за тем, чтобы лошади были готовы. Он опять говорит о своих надеждах на хорошую встречу со стороны Шук Мой и о том, с каким наслаждением он ее увидит опять. Он слышит голос с другой стороны, который он признает за ее голос, подходит к двери и стучит. На балконе появляется Раттон Мони и сообщает ему, что в этом доме живет молодая сирота, которую ее упрямый отец запер за страсть к человеку, убившему своего соперника в любви. Бхаггьо Боти уходит в дом и при этом сообщает ему, что имя сироты – Шук Мой.

Входит Рам Шонтош и сообщает, что лошади готовы. Бхолонат колеблется и уходит.

СЦЕНА III. БЕСЕДКА В САДУ ШУК МОЙ

Она появляется в собственной одежде. Следующей за ней Раттон Мони она выражает удивление, что женщины стремятся подражать мужчинам и перенимать их манеры. Услышав стук, она посылает Бхаггьо Боти приготовить все для свадьбы.

Входит Бхолонат Бабу, вздрагивает и изумляется, что она в Калькутте, когда он так недавно оставил ее в Лакнау. В разговоре он укоряет ее за любовь к Мохан Чанд Бабу. Входит Бхаггьо Боти и сообщает ему, что Мохан Чанд подслушал весь разговор. Бхолонат решает с ним драться и хочет его видеть. Шук Мой раскрывает, что это была она сама, в переодетом виде. Все рады и решают заключить брак. Разговор между Бхаггьо Боти и Рам Шантошом о любовных интригах. В заключение Шук Мой советует им помириться и обращается к зрителям, прося извинить все недостатки.

Изд. Купера. 1796

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6076, лл. 5-8. – Текст типографский на английском языке. [184]

№ 7

Не ранее 26 марта 1796 г.

Господин Лебедев опять, может быть, самонадеянно, но с чувством глубочайшего почтения приглашает только азиатских жителей города Калькутты и его окрестностей присутствовать при другом представлении его пьесы, написанной на бенгальском и индостанском языках, где, со специальной целью оживить сцену, будут включены некоторые избранные бенгальские песни, приспособленные к исполнению на европейских инструментах и в сопровождении последних. Поскольку он расширил представление до трех полных актов и приложил особые усилия к обучению всех актеров и актрис в отведенных им ролях, он смиренно надеется, что всем зрителям будет доставлено большее «удовольствие.

Если это встретит одобрение, господин Лебедев ограничит подписку на абонемент определенным числом лиц, и в этом случае весь театр будет тогда полностью в распоряжении азиатских подписчиков.

Будет заранее сделано извещение о дате постановки.

Сие было писано для третьяго разу (Далее зачеркнуто: «только завистливыя злодеи не только воспрепятствовали, но повредили и раззорили»).

Перевод по-бенгальски читай на обороте.

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6076, лл. 3-4. – Автограф. [185]

№ 8

Начало 1797 г.

Нижеписанное хотел я послать к президенту от Азиатских (Рисирчез) разысканиев ²⁷ только ради особливостии чтоб первооткрытие мое сохранило свою цену; было присоветано не послать, и почитаю за честь адресоваться к беспристрастному читателю.

Во время моего пребывания в Калькуттском президентстве ²⁸ в результате почти десятилетних усиленных занятий языками Бенгалии я смог указать на различие, вносящее путаницу и ведущее к неправильному произношению санскритской азбуки, касательно описания каждой буквы и правильного их произношения, которые имеют такое, бросающееся в глаза сходство с буквами моего родного языка, что я побуждаем этим сообщить свои наблюдения Обществу, которое, я надеюсь, почтит меня своим исследовательским вниманием, способствующим открытию подлинных фактов, о которых я здесь говорю.

Это пьеса (фарс), [была] переведена мною с помощью лучших пандитов и дважды поставлена в моем театре туземными актерами и актрисами Бенгалии в языковой манере и с ударениями, точно соответствовавшими подлинным идиомам и произношению, так свойственным духу перевода. В поисках и исследовании истины обсуждения взаимные, а не только одним человеком [проводимые], обнаружат скрытое сокровище и раскроют до сих пор не известные нам клады знания ²⁹.

Герасим Лебедев

Калькутта

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6076, лл. 1-2. – Автограф. [186]

№ 9

Не ранее 4 февраля 1797 г.

На показанное письмо 4-го февраля 1797 года получил я словесное сие позволение:

естли угодно могу его навестить (Над словом «навестить» надписано «видеть»).

Не преминул я того ж дня в вечеру отдать почтение и персонально главнаго судью опять уведомил о несносной неожидаемой обиде, и что мое намерение представлять камедьи было месть. Не подорвать другой превосходной театр, а чтоб дать угодной случай учащимся европейцам, чрез обращение с гиндостанцами лутче научиться бенгальскому, шанскритскому и другим индостанским языкам. Сего ради как от ободрителя наук и художеств прошу покровительства и достоин ли спасти от раззорения, сообщаю ему на разсмотрение комедию и другия мои переводы.

Главнаго судьи мне ответ.

О решени[и] мое мнение я объявляю в присудственном месте, и приватно совету тебе дать не могу. Просмотреть твои переводы почти не имею времяни. Однако же, естли изволишь их ко мне переслать, то может быть возъимею случай проглядеть! И по сем желал мне мой прежде великой знакомец доброй ночи. Речения его довольно показали, чего я могу ожидать по суду. Но однако ж, я послал к нему мои переводы 5-го февраля 1797.

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, л. 9. – Автограф.

№ 10

Не ранее 11 февраля 1797 г.

Словесный ответ чрез моего серкара (управителя).

В ответ на оба [письма] большой привет Л[ебедеву] и сказал: между мною и Вами дел нет, в суд [обратитесь]. Тогда я смогу дать ответ на Ваше новое заявление. 1... Однако, увидев это, мое дело кому-нибудь в какое-нибудь другое время [поручу].

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, л. 10. – Автограф русскими буквами на языке хинди. [187]

№ 11

27 марта 1797 г.

Ответ на два письма ³⁰

Сэр

Господин Лебедев, будучи весьма нездоров, поручил мне выразить Вам свои чувства в следующих выражениях: получение им Вашего требования на 240 рупий вызвало у него не меньше возмущения, чем удивления. Однако давать подробный ответ на Ваши дерзкие претензии целиком противно его чувствам. Достаточно сказать, что он никогда не нанимал Вас с обещанием денежного вознаграждения, и он не собирается давать Вам что-либо сверх того, что Вы уже получили. Ему остается только добавить, что Ваше поведение в этом вопросе является совершенной неблагодарностью. Наконец, он рекомендует Вам вспомнить его отношение к Вам в тот период, когда у Вас не было «самого необходимого.

Ваш покорный слуга

(Подпись) Тирелл Селби за г-на Лебедева

23 марта [17]97 г.

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, л. 12 и об. – Автограф.

№ 12

6 апреля 1797 г. [188]

Джону Шоу

Сэр

Будучи сегодня утром арестован за (ложный долг) в 227 рупий и желая, чтобы это дело было подвергнуто необходимому расследованию в суде уголовном или гражданском, я нижайше прошу Вас о помощи в освобождении меня под залог в вышеупомянутую сумму.

Вашим покорным слугой

6 апреля [17]97 г.

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, л. 13 об. – Автограф.

№ 13

Не ранее 6 апреля 1797 г.

Ответ персональной:

Не в моих силах избавить от аресту, естли г[оспо]д[и]н Тейлер не освободит.

Я виделся после сего с г[осподином] Тейлером и рассказал, как безпричинна ему зделана на меня прозьба, и удостоверится о сем назначен был день встретится в его доме с жалобщиком, в которой день свидетелями жалобщик был обвинен. Но я за арест не получил никакого удовольствия»

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, л. 13 об. – Автограф.

№ 14

3-9 мая 1797 г. 3 мая 1797 г.

I

Точная копия перваго (соммону) приказу

(Из Корт оф Реквест) ³¹. Из канцелярии[и] полицейской (Далее зачеркнуто: «разыскной») съезжай. Полицейская канцелярия города Калкоты

Фридерику Диткеру приказывается собою, или его способным помощником вручить ордер нижеписанной: [189]

сего желать и требовать, и в его величества имя строго повелевать и приказать г[оспо]д[и]ну Лебедеву персонально явится в помянутой канцелярии] в будущую суботу, в десять часов предполуднем и не как .не отлучатся сего без позволения, отвечать на жалобу зделанную Лоскором Магомедом. Сего ради не премини. Подписано 3-го мая 1797.

И. Аддисон

II

9 мая 1797 г.

С точной копии от втораго соммона (ордеру) приказу. Перевод.

Г[оспо]дин Лебедеф. Ты требуешся быть в судебной канцеляри[и] в будущей четверг в десять часов предполуднем, отвечать на жалобу, зделанную на тебя Ласкиром (Внизу помечено: Носкирам) Магометом в неисполнени[и] сего, или бытия какой персоны как надлежит уполномоченной явится вместо тебя; дело будет распрошено и решится (раздор) ссора.

По приказу канцелярии[и]

И. Аддисон (Иван)

Печать

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, лл. 14 об. и 15 об. – Печатается по переводу, сделанному Г. С. Лебедевым.

№ 15

Не ранее 9 мая 1797 г.

В назначенную суботу за болезнию я не мог быть в канцелярии] и отвечать; послал из европейцов моего знакомца и управителя (серкара) моего. Европеец уведомил судью о несправедливой жалобе, и серкар донес, что жалованье по договору садовнику ежемесячно плачено, и садовник о оном сам объявил. Только, ко удивлению, судья неизвестно ради чего, серкара моего принуждал божится, но да как гиндустанской духовной закон запретил божбу всуе исполнять, то за неисполнение по требованию судьи, судья сам вытолкал его по шее; обиженной без вины мой серкар со слезами о случившем мне расказал, и я уверится о таком несвойственном агличанину поступке забыв, что выходом свою умножу болезнь, без потери времени ходил его видеть, и персонально слышал, что неповиновением был он раздражен и естли не побожится, то будет высечен и заплатит за все. Причем я ему сказал, что он, судья, не имеет права варварства сего зделать, и я не позволяю слугу моего безвинно или по вине [190] без моего согласия наказать и что он должен знать меново законное приказание ³³: уничтожил сим его гнев и спас моего серкара. Однакож г[оспо]д[и]н судья не оставил стараться (Далее зачеркнуто: «попытался опять пошупать, пошевелить») пустошить наш кошелек чрез, аресты, и чем забава его кончится следующее покажет.

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, л. 15. – Автограф.

№ 16

Не ранее 18 мая 1797 г.

16-го числа майя 1797 зделана была жалоба от музыкантов; 17 числа виделся с г[оспо]д[и]ном казнызборцом (Collector) Глядвином и 18 числа судья Корт оф реквест г[оспо]д[и]н Аддисон зделал на три м[еся]ца отсрочки.

Судья, не хотя разуметь моего серкара правды, принудил ево платить за самон (ордер).

Христос дал добрый совет: если кто-либо будет с тобой судиться и отнимет у тебя верхнее одеяние, отдай ему также свой плащ. Причина понятна: иначе вмешается законник и разденет тебя догола, отняв все вплоть до рубашки.

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, л. 17 и об. – Автограф.

№ 17

17 июня 1797 г. [191]

Адвокату мистеру Дон[альду] Макнаббу

Сэр

Я получил Ваше письмо от сего числа по поводу требования Джагонатха Гангули 196 рупийза аренду дома, 16 сикка рупий 8 анн за штукатурку ³⁴, якобы доставленную мне, но которую я у него совсем не покупал, и 300 рупий за повреждения. Однако, поскольку он совсем не ремонтировал дома при сдаче в аренду, хотя я бесконечное число раз требовал этого от него, я, конечно, не собираюсь платить за аренду, пока мне не оплатят ту сумму которую я затратил из собственного кармана за совершенно неизбежный ремонт, и я не считаю справедливым, чтобы я это делал, так как рента сама по себе была высокой. Что касается якобы злостно нанесенных мною повреждений, это – злостное и необоснованное обвинение для оправдания его неблаговидного поведения. Поэтому я не считаю себя ни в какой мере обязанным согласиться на это, и мои обстоятельства также не позволяют мне это сделать.

Я являюсь, сэр,

Вашим весьма покорным слугой

Г. Л.

Дон[альду] Макнаббу, адвокату.

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, л. 24. – Автограф.

№ 18

27 октября 1797 г.

Нижеписанная челобитная 27-го числа 1797 октября мною была вручена г[оспо]д[ин]у Роберту Чамберс (Перед текстом челобитной в тетради Лебедева имеется следующая запись: «То the Sirkar verbal answer was given by Mr F. Gladwin himself after Consultation with Mr Show who was also Subscriber: bot bot Salam. I dont know what Mr L want» (Серкару был дан устный ответ самим мистером Гладвиным, после совещания с мистером Шоу, который тоже был подписчиком: бат бат салам [большой привет]. Я не знаю, чего мистер Л[ебедев] хочет)): [192]

Досточтимому сэру Роберту Чэмберсу, дворянину, одному из его величества судей Верховного суда Форт Вильяма в Бенгалии.

Смиренная просьба Герасима Лебедева, 10 лет проживающего в Калькутте. Смиренно извещаю, что Ваш челобитчик, среди ряда других претензий на мелкие суммы, предъявляет также требование к полковнику Александру Киду (Кидду) на сумму в 4755 сикка рупий и другое, в связи с обязательством выплачивать жалование к Фрэнсису Гладвину ³⁵ на сумму в 1800 рупий – суммы которые, если я их получу, полностью покроют все необходимые издержки на возвращение в Европу с некоторым достатком.

Однако, поскольку Ваш челобитчик из-за ряда запутанных обстоятельств, первоначально возникших в результате его бескорыстных действий, теперь под конец стал, к сожалению, неспособен удовлетворить своего юриста оплатой издержек и судебного адвоката гонораром, он весьма смиренно надеется, что его безнадежное положение побудит достопочтенный суд, в виде исключения, позволить вышеуказанному Герасиму Лебедеву выступать с сего дня в качестве истца или ответчика, в судебном округе Калькутты, форма пауперис ³⁶.

И Ваш челобитчик, Вам обязанный, будет всегда за Вас молиться.

Калькутта
27 окт. 1797

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, лл. 30-31. – Автограф.

№ 19

Ходатайство Г. С. Лебедева к генерал-губернатору Бенгалии Дж. Шору с просьбой разрешить выезд в Европу на борту корабля Ост-Индской компании «Лорд Тёрлоу»

23 ноября 1797 г. [193]

Досточтимый сэр Джон Шор, баронет, генерал-губернатор и Верховный совет Форт-Вильяма в Бенгалии. Досточтимые сэры,

Состояние моих дел в соединении с плохим состоянием здоровья побуждают меня попытаться поправить как то, так и другое путем возвращения в Европу. Посему я смиренно ходатайствую о снисхождении сего досточтимого собрания и разрешении мне отправиться, в качестве частного пассажира, на борту собирающегося отплыть корабля досточтимой Ост-Индской компании «Лорд Тёрлоу» под командой капитана Томсона.

Остаюсь, досточтимые господа,

с совершенным почтением Ваш самый покорный и смиренный слуга

Г. Лебедев

Калькутта
23 нояб. 1797

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, л. 32. – Автограф.

№ 20

25 ноября 1797 г.

Капитану Вильяму Томсону

Командиру корабля досточтимой Компании «Лорд Тёрлоу»

Сэр,

Настоящим приказываем Вам взять на борт своего корабля один тюк, принадлежащий мистеру Лебедеву, со следующими означенными и перечисленными содержанием и ценностью:

Принадлежит мистеру Лебедеву

За счет и риск мистера Лебедева

На это подпишите акт о приемке груза

По приказу Торговой палаты

Эдмонтон секретарь

Форт-Вилльям

25 нояб. 1797 (Далее приписано на полях: «Контора № 19. Его преподобию мистеру Смирнову, священнику русского посольства в Лондоне»)

ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, д. 6077, л. 33. – Копия рукой Г. С. Лебедева на английском языке.

Комментарии

1. Форт-Вильям – английский форт в Калькутте, основан в 1690 г. и назван в честь правившего тогда короля Англии Вильгельма (Вильяма) III Оранского. После завоевания Бенгалии англичанами в 1757 г. в Форт-Вильяме находилось правительство Бенгальского президентства.

2. Сиденгэм В. (1752-1801) – член Совета мадрасского президентства.

3. Кид А. – сын основателя Ботанического сада в Калькутте, генерал-лейтенант; умер в 1826 г.

4. Хайд Джон (у Лебедева Иван Гайд) – с 1774 г. по 1796 г. (год смерти) судья Верховного суда Калькутты.

5. Слово «серкар» Лебедев переводит как «управитель». Имеется в виду индиец, который ведет дом европейца, нанимает ему слуг и т. д.

6. Под «восточными странами» Лебедев понимал Ост-Индию. То же ниже значит «восточный мир».

7. Дабе нагри, т. е. деванагари, наиболее распространенный из индийских алфавитов.

8. Савоярды (правильно: савояры) – бродячие музыканты и фокусники.

9. Шор сэр Джон (у Лебедева Иван Шор) – с октября 1793 по 1798 г. генерал-губернатор Индии, после смерти Вильяма Джонса председатель Бенгальского азиатского общества.

10. Джонс Вильям (у Лебедева Василий Жонс) (1746-1794) – основатель научного Бенгальского Азиатского общества в Калькутте в 1784 г. и его органа «Азиатик рисерчез» («Азиатские исследования») в 1788 г. Издал перевод с санскритского пьесы Калидасы «Сакунтала» в 1784 г. и Законов Ману в 1794 г.

11. Чэмберс Роберт – с 1774 г. второй судья Верховного суда Калькутты, с 1791 г. – главный судья Верховного суда, собирал санскритские рукописи.

12. Гордон Патрик (1635-1699) – один из ближайших сподвижников Петра I.

13. Самборский А. А. – протоиерей в Петербурге, друг Г. С Лебедева.

14. Бгарот-Чондро-раи (Бхарат Чандра) (1722-1760) – крупнейший бенгальский поэт XVIII в., жил при дворе раджи Кришна Чандра в Навадвипе. Наибольшей известностью пользовалась его поэма «Аннанда Мангала». Отдельные стихи этой поэмы распевались.

15. Волков Ф. Г. (1729-1763) – выдающийся русский театральный деятель, в 1748 г. организовал театр в Ярославле.

16. Мену, точнее Ману. Законы Ману – наиболее известный юридический памятник древней Индии, переведенный с санскрита В. Джонсом; был воспринят английскими властями в Индии как основной закон индусов и принят в английских судах как руководство при решении дел между индусами, хотя в действительности этот судебник древней Индии (исследователи датируют время его написания по разному – от III в. до н. э. до III в. н. э.) был неприменим к условиям XVIII в.

17. Аторней-эт-ло, т. е. attorney-at-law – адвокат.

18. Чоитро или чайтра – первый месяц индийского лунного календаря.

19. Бойшак или вайшакха – второй месяц индийского лунного календаря.

20. Сика рупии, т. е. рупии чекана этого года. Рупии чекана прежних лет считались неполноценными.

21. Воронцов С. Р. (1744-1832) – русский посол в Лондоне в 1784-1806 гг.

22. Мастер оф дьи горс, т. е. Master of the Horse – шталмейстер, придворный чин.

23. Владычица Дорка – богиня Дурга, супруга бога Шивы.

24. Имеется в виду взятие Лахора афганским шахом Земаном, вызвавшее большие опасения в Калькутте.

25. Смирнов Я. И. – священник русского посольства в Лондоне, друг Г. С. Лебедева.

26. «Маврским» или «мусульманским» англичане в то время называли язык хиндустани.

27. «Азиатские Разыскания», т. е. «Asiatic Researches», журнал Бенгальского Азиатского общества.

28. Имеется в виду Бенгальское президентство с центром в г. Калькутте. Британские владения в Индии в то время разделялись на три президентства, не имевшие общих границ: Бенгальское, Мадрасское и Бомбейское; из них главным считалось Бенгальское.

29. Приведенный выше документ на английском языке Г. С. Лебедев собирался напечатать в качестве введения к своему переводу комедии «Притворство» на бенгальский язык в журнале «Азиатик рисерчез». При этом Лебедев полемизировал с транскрипцией звуков санскритского языка, введенной В. Джонсом, и указывал, что звуки русского языка гораздо ближе к санскриту, чем английского.

30. В тетради Г. С. Лебедева приведена копия двух писем Дж. Уэлча с требованием заплатить 240 рупий за работу столяру в его театре. После вышеприведенного ответа Лебедева, Уэлч обратился к адвокату Тейлору, который приказал арестовать Лебедева.

31. Court of Request – долговой суд по разбору дел, касающихся мелких сумм.

32. Рупии, чеканенные в Аркоте, городе Мадрасского президентства, ценились дороже бенгальской сикка рупии.

33. См. примечание 16.

34. В тексте «чанам» – особая дорогая штукатурка, изготовляемая в Южной Индии из раздробленных ракушек; после высыхания имеет вид белого мрамора.

35. Гладвин Фрэнсис – член Бенгальского азиатского общества, переводчик с языка фарси средневекового индийского труда XVI в. «Аин-и Акбари» (Установления Акбара), опубликованного в 1783-786 гг., и автор «Истории Индостана», напечатанной в 1788 г. Умер около 1813 г.

36. Юридический термин, означающий «на правах бедняка».