АЛЛАН

Взятие Серингапатама и смерть славного Типпо-Саиба, описанные очевидцем, Английским Маиором Алланом

(Из Англ. Журнала. - Хотя Аллан и не мастер писать, однакожь это извлечение из его известий о взятии Серингапатама показалось мне довольно любопытным).

Скоро по взятии укреплений Серингапатама приметил я с южного вала, что во дворце собирались многие люди, которые по одежде и виду казались знатными; из чего можно было заключить, что, после сражения на стене, сам Типпо-Саиб заключился там с главными своими Офицерами.

Солдаты наши были в крайней усталости, и требовали отдохновения прежде приступа к укрепленному жилищу Султана, где мы ожидали сильного [141] сопротивления от неприятеля. Однакожь я спешил сообщить свое примечание Генералу Берду, которой велел мне с двумя ротами итти ко дворцу и объявить Индейцам, что они для спасения жизни своей должны непременно сдаться. Привязав белой платок к спонтону, я пошел туда - увидел множество людей на бальконе и через переводчика сказал им о требовании Генерала. Ко мне сошли с террасы Килледар, знатной Чиновник, и другой придворной, которые были в крайнем замешательстве, не могли ни на что решиться, и по видимому надеялись при наступлении ночи спастись бегством. Я доказывал им необходимость решительного ответа, и вызывался сам итти с ними во дворец; они согласились. На террасе встретилось нам множество вооруженных людей, которым я объявил, что белое знамя есть знак мира в руке моей, естьли не будет сопротивления; и чтобы их еще более успокоить, то отдал им мою шпагу. Килледар и другие Индейцы уверяли меня, что во дворце одни дети Султановы, а его самого нет. Я подтвердил им, что всякая медленность может иметь гибельные следствия, и что наши солдаты нетерпеливо желают [142] взять приступом последнее их убежище. Килледар скрылся, и во всем дворце сделалась превеликая тревога. Мы окружены были воинами Типпо-Саиба, которые смотрели на нас не дружескими глазами. Товарищ мой советовал мне взять назад шпагу; но я не хотел подать им ни малейшего подозрения. Между тем стоявшие на террасе Индейцы просили меня держать знамя так, чтобы наши солдаты могли видеть его и не приступали бы к воротам. Я послал в другой раз сказать Принцам, чтобы они отвечали скорее, и что мне нет времени ждать. Наконец они велели объявить, что меня позовут, как скоро будет готов ковер в их комнате. Через минуту пришел за мною Килледар.

Я нашел двух Принцов, сидящих на ковре среди десяти или пятнадцати придворных. Они просили меня сесть с ними. Я знал одного из них, Моица-Дина, которой вместе с другим братом был аманатом у маркиза Корнваллиса. Нещастная перемена судьбы первых Индейских Принцов, их горесть и ужас, напрасно ими скрываемый, тронули меня до глубины сердца. Я взял за руку Моица-Дина, которому [143] Килледар и другие оказывали отменное уважение, и уверял его, что никто из них не будет жаловаться на жестокосердие Англичан, естьли он скажет, где отец его, которого сим одним способом можно было спасти от смерти. Моиц-Дин, поговорив с своими друзьями, отвечал, что Султана нет во дворце. Я просил его, чтобы он велел отворить ворота. Все Индейцы пришли в изумление от такого предложения, и Моиц-Дин никак не хотел сделать того без дозволения Султана. Но я обещал им оставить во дворце собственных их солдат, и только к воротам приставить Англичан; уверял, что без моего позволения никто не войдет к ним; что я немедленно возвращусь, и буду с ними до прибытия Генерала Берда. Наконец они согласились, и к моему великому удовольствию во всем положились на меня.

У ворот встретил я Генерала Берда, донес ему об успехе моего посольства, и возвратился во дворец, чтобы представить Генералу Типповых детей. Нещастные пошли со мною. Между тем начальник наш узнал, что Типпо-Саиб за несколько дней перед тем варварски умертвил всех Европейцов, [144] которые попались к нему в руки. Сие известие, вместе с воспоминанием его собственного долговременного плана в стенах Серингапатама, крайне раздражило Г. Берда; но вид бедных Принцов тронул его; и Герой, которой в час приступа не думал о жизни, доказал при сем случае нежную чувствительность своего сердца. Он принял их со всеми знаками уважения; повторил несколько раз, что они в совершенной безопасности, и отправил их в главную квартиру. Наши полки, мимо которых они шли, отдавали им честь.

Генерал послал солдат во дворец, чтобы во внутренних комнатах искать Типпо-Саиба. Стража Султанова была немедленно обезоружена. Мы приступали к Килледару, чтобы он открыл нам, куда скрылся его Государь. Сей чиновник положил руки свои на ефес моей шпаги, и клялся, что Султана нет во дворце; что он был ранен во время приступа и лежит у северных ворот крепости. Килледар вызвался вести туда нас туда. Сам Генерал пошел за ним - и мы увидели там более ста трупов, лежащих один на другом. Ужасно было смотреть на них, и темнота вечера мешала видеть их лицо. Но важные [145] политические обстоятельства требовали, чтобы мы уверились в смерти Султановой, и Генерал велел зажечь факелы. Долго искал Килледар, и не находил. Наконец под носилками Типпо- Саиба увидели мы раненого человека; узнали, что это Рая Канн, первой любимец Султана, и спросили у него, где его государь. Он указал нам место, и Килледар тотчас узнал труп нещастного Типпо-Саиба. Мы положили его на носилки, и отнесли во дворец, где все евнухи и придворные уверяли единогласно, что это Султан.

Когда его подняли с земли, он еще не закрывал глаз и несколько минут сохранял в себе теплоту; но скоро пульс и сердце перестали биться. Он был ранен в висок и еще в трех местах; пуля вошла в голову повыше правого уха, и остановилась в щеке. На нем были шаровары из бумажной цветной материи и короткое белое, полотняное полукафтанье, подпоясанное шелковым красным кушаком; через плечо, на тесьме, висел прекрасной кошелек. Тюрбан спал с головы его во время сражения. На руке носил он амулет или талисман, без всяких других украшений. [146]

Типпо-Саиб был низкого росту, широк плечами и толст в туловище, но в руках и ногах очень худ. Большие глаза его сияли огнем; брови были тонкие, дугою; нос орлиной; цвет лица смуглой, а осанка величественная и вид грозной.