ФЕЛИКС РЕНУАР ДЕ САН-КРУ

ТОРГОВОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

В ВОСТОЧНУЮ ИНДИЮ, ФИЛИППИНСКИЕ ОСТРОВА И КИТАЙ

VOYAGE COMMERCIAL ET POLITIQUE AUX INDES ORIENTALES, AUX ILES PHILIPPINES, A LA CHINE

Выписки из путешествия в восточную Индию, на острова Филиппинские и в Китай.

(Сия книга вышла недавно в Париже. Титул ее: Voyage commercial et politique aux Indes Orientales, aux iles Philippines, a la Chine; par M. Felix Renouard de Sainte-Croix. Trois volumes in 8)

Многие наиболее читать любят описания путешествий, может быть потому что в них находят приятные картины для своего воображения, или что желают знать о законах, нравах и обычаях разных народов, или наконец ищут удовлетворительных подробностей, относящихся до землепашества, до мореплавания и торговли. По всем сим отношениям путешествие г-на Сент-Кроа есть книга весьма любопытная. Сочинитель смотрел на предметы хладнокровно, писал без предрассудков, и следствия наблюдений свои поверял на весках беспристрастия.

Г. Сент-Кроа отправился из Бреста 1803 года, вместе с ескадрою, отплывшею тогда для принятия отданных обратно, по силе Амьенского договора, Французских селений в Бенгале, и на берегах Коромандельском и Малабарском. [274] Ескадра состояла под начальством Контр-Адмирала Линуа, а находившиеся на ней сухопутные войска (1525 человек) вверены были Генералу Декеню, которой тогда же наименован главным начальником всех заведений, лежащих на восточной стороне от Мыса доброй надежды.

Известно, что Англичане скоро возобновили войну и не отдали Французам их колоний. Сент-Кроа ступивши на берег Индии, вдруг увидел себя в плену у Англичан. Чтобы несколько облегчить свое состояние и разогнать скуку, сочинитель наш решился осматривать внутренние области Индии и описывать оные.

В первых письмах содержится описание Пондишери, торговых отношений сего места и находящихся там Французских колоний; неостановимся над ними, а лучше предложим что-нибудь о странных обыкновениях природных жителей Индии.

Из числа праздников Индийских, виденных и описанных сочинителем, первое место дадим так называемому празднику огня, которой справляем был на равнине за четверть мили от Пондишери. Пусть пересказывает сам сочинитель. [275]

"Праздник начался торжественным шествием от пагода до места исполнения обрядов. Сперва явилась колесница, везомая набожными поклонниками; на ней была небольшая из земли сделанная статуя, а перед оною шли музыканты с дьявольскими своими инструментами. Между ними и колесницею тащилось человек 25 святош, которые из усердия к вере своей двадцать дней невыходили из пагода, постились, очищались омовениями, и таким образом приготовились пройти по горящим угольям. Люди сии были почти голые; только передник прикрывал наготу их. На головах имели они венки из цветов, а все тело их, неисключая и лица, намазано было шафраном, и потому казалось отвратительным. В руках своих они имели некоторое орудие, похожее на кинжал, и служащее украшением при обрядах веры; на конце оного был наткнут померанец.

На месте совершения обрядов лежала полоса горящего уголья, диною около 50, а шириною в 15 футов. На краю вырыли яму в три фута глубиною, и налили в нее воды. В нескольких шагах оттуда поставили колесницу. Между тем пока происходили все сии приготовления, усердные богомольцы стояли в отдалении [276] шагов на сто. Зная, что они должны были пройти по горящим угольям, я весьма хотел видеть, не намазаны ли подошвы их каким-либо предохранительным от огня или уменьшающим боль составом; однакож я ничего не приметил. В Пондишери случалось мне слышать о том разные мнения; но уверяю, что на ногах богомольцов не было ни малейшего признака, которой показывал бы какую-либо предосторожность.

Все богомольцы изъявляли нетерпеливое желание поскорее идти к угольям; надлежало удерживать их от того не весьма учтивым способом, а именно посредством сильных ударов тростью по праведным спинам их.

По изготовлении всего нужного к обряду, богомольцы побежали прямо к огню и потом весьма медленно прошли по угольям, читая молитвы и непоказывая ниже малейшего беспокойства. Нечувствительность их я приписываю затверделости кожи. Они привыкли босыми ногами ходить по горячей земле, и от того подошва их сделалась нечувствительною. У некоторых были на руках маленькие дети. Думаю, что они не потерпели вовсе никакой боли; я следовал за ними до самого города [277] Пондишери, и сам видел, что они шли в обратной путь точно таким порядком, как и на место обрядов. Я забыл сказать, что лишь только богомольцы сошли с угольев, в ту минуту народ кинулся подбирать золу и натирать ею лоб".

После того следует описание праздника воды, которой также достоин внимания. Все дело состоит в том, что Брамы имели торжественное шествие к одному ближнему озеру и в нем купали своих идолов.

Обозревши Пондишери и окрестности сего города, сочинитель отправился в Мадрас, находящийся в двадцати пяти милях. Он приказал, по тамошнему обыкновению, нести себя в качалке. Способ сей путешествовать не дорог, но очень беспокоен для Европейца. Качалка есть род ящика, имеющего досчатые решетки. В нем можно лежать; только надобно занимать место на самой середине для большей удобности. Три человека носильщиков, или как там называют их боесов, идут впереди и столькож позади качалки, держа ее на плечах своих. И так путешественнику, казалось бы, не о чем беспокоиться; но [278] к несчастию носильщики сии кричат так громко и так пронзительно, что Европеец не может слушать воплей их. Г. Сент-Кроа не один раз принужден был, не смотря на чрезмерный жар, выходить из качалки и идти пешком для успокоения ушей своих.

Носильщики обыкновенно проходят в час по две Французские мили; они более бегут нежели идут, и на пути сменяются так, что путешественник и приметить того не может. Идучи мимо озера, носильщики моют лицо и ноги для подкрепления сил своих; ибо горячий песок, по которому идти им должно, нестерпим для тела. В один день носильщики проходят по двенадцати и по четырнадцати миль.

Носильщики родятся и умирают, невыходя из своего состояния; вера запрещает им приниматься за другое ремесло. Вообще они собою очень стройны, имеют хорошие нравы и весьма честны; на них можно положиться, и врассуждении кошелька своего быть в совершенной безопасности.

Отправляющийся в путь на целой день обыкновенно берет с собою тринадцать носильщиков; двенадцать несут качалку [279] попеременно, а последний служит путешественнику за повара; он обыкновенно отправляется вперед к назначенному для отдыха месту, и там приготовляет все нужное.

Путешественник наш из Мадраса поехал, или правильнее сказать велел нести себя, в Транкебар, место достойное примечания, во первых потому что оно принадлежит Датчанам, а во вторых по странности случая, каким досталось оно нынешним своим владетелям. Один Голландец, долго живший на острове Цейлане, женился там на Королевской дочери. Он отправлен был от Короля, своего тестя, в качестве посланника, в Республику соединенных областей. По приезде туда вздумал он выдать себя за Принца и требовать приличных мнимому сану своему почестей. Соединенные штаты сочли его сумасшедшим, и выслали из Республики. Голландец наш поехал в Данию, рассказал там свою историю и заставил думать о важности оной. Зять Короля Кандийского отправлен был обратно в Индию на военном судне, только одном, какое Датчане могли тогда снарядить на своем иждивении. Он умер на пути. Датчане непосмели пристать к острову Цейлану, не зная [280] нравов и расположения тамошних жителей. По направлению ветра судно сие принуждено было пристать к Транкебару, которой принадлежал тогда Королю Транжаурскому. Начальник судна, именем Датского правительства, договорился с Королем об уступке Транкебарского округа, и Датчане в нем поселились. Владения их простираются там на десять миль квадратных.

Замечания сочинителя о народах Индии и случившихся в земле сей переменах политических показывают в нем наблюдателя глубокого и точного. На немногих страницах умел он поместить множество таких известий, которые дают читателю самые ясные понятия о физическом и нравственном состоянии Индийцев, и о том, какое действие имели на них суеверные толки и обряды. Мы выпишем для читателей некоторые из упомянутых замечаний.

"Колена Индийцев разделены по ремеслам. Дитя, едва на свет родившееся, уже предназначено к тому ремеслу, которым занимаются его родители, и понятия его никогда не будут простираться далее своего круга.... Вышедший из своего колена подвергнулся бы вечному [281] бесчестию, и стал бы навсегда отверженным от общества, даже так, что и самая любовь, которая у нас в Европе иногда заставляет забывать все преимущества и все приличия, отказывает несчастному в своем покровительстве. В самом деле, в Индии любовь не походит на Европейскую. Тамошний климат и вера освобождают Индийца от наблюдения верности супружеской; но мущина, какого бы ни был колена, может выбрать себе наложницу только из баядер.

Малабарцы обыкновенно женятся в своем колене. Супружество их заключается с самого юного возраста: девочек выдают в семь лет, а мальчики женятся в пятьнадцать. Почти всегда брачные договоры оканчиваются между родителями. Состояние замужней женщины есть самое рабское. В почетнейших коленах, а особливо супруги Брам должны сидеть всегда в заперти и быть под надзором старших. Ежели муж небогат и не может содержать служанок из низшего колена, то жена исправляет все домашние работы. Супруга Брамы каждой день обязана мыть весь дом водою, смешанною с коровьим навозом, и варить пшено сорочинское. [282]

Брама, породою своею предназначаемый к священнослужению, почитает себя отличным от прочих Индийцов, принадлежащих к другим коленам. Простой Индиец, разговаривая с Брамою, должен держать ладонь над ртом, дабы нечистого дыхания своего недопустить до лица Брамы....

Чтобы получить некоторое понятие о природных жителях Индии, надобно представить себе народ с непамятных времен многолюдный, ученый, неимеющий с другими сообщения, никогда не выходящий за пределы своего отечества, разделенный на колена, из которых каждое одно другому завидует, одно другого опасается; надобно представить себе народ, свято хранящий древнейшие свои обычаи и установления, кровию предков запечатленные; народ постоянный, так что ни один человек не может уклониться от принятых обыкновений, не лишаясь в то же время всех прав своей породы, ибо законодатель, смешавши гражданские законы с богослужебными, соединил их узами неразрывными...."

Любопытно знать, что сочинитель наш говорит о баядерах, о сих женщинах, которые казались столь [283] прелестными живому воображению Райналя, и которые разными путешественниками описаны не одинаково. Европейцы называют баядерами особливого состояния женщин, которые пляшут в пагодах, и которые вообще определили себя на поругание. Имя сие происходит от Португальского balladieras, ибо так назвали их первые Европейцы прибывшие в Индию; но подлинное название их есть девандасси, что значит на Санскритском языке служительница божества. Не всякая девица может вступить в звание девандасси; сие преимущество принадлежит одному колену. Баядера остается в звании своем до законного супружества.

Девица, по назначению родителей своих вступающая в баядеры, еще прежде достижения совершенных лет приводится ими к пагоде. Там совершается над нею торжественное посвящение и раскаленным железом прикладывается к ней печать храма. Имея на себе сей знак, баядера делит сладострастные забавы с Индийцами всех колен, кроме париев. Новую баядеру отдают под надзор танцовщику, которой обучает ее разным пляскам. Баядеры, точно как и Брамы, должны питаться только плодами и растениями. [284]

Многие писатели и путешественники чрезвычайно хвалят баядерские пляски; почти все говорят с восторгом о прелестных их телодвижениях. Напротив того г. Сент-Кроа ничего незаметил кроме коверканья головы в один лад с движениями плеч, рук и глаз. Вообще движения сии должны казаться Европейцу весьма странными. Баядеря пляшут в Турецких широварах и с кисейною шалью; оне богато украшены бывают золотом и жемчугом, и имеют на ногах побрякушки, для означения меры. Принадлежащий к пагоду танцовщиков вторит баядерам; то же делают и музыканты, коих голоса и игра на волынках отвратительны.

Пение баядер, весьма заунывное, уподобляется обыкновенной музыке всех восточных народов; оно тянется переходами из одного полутона в другой.

В пагодах баядеры воспевают похвалы своему богу и прославляют его воплощение. Но когда заставляют их плясать у Индийских Князей или у Европейцов; тогда оне обыкновенно поют песни о забавах, коими наслаждался Шивен по своем воплощении, под именем Девендлена, и о том как искушал он [285] верность некоторой баядеры, своей супруги. Учитель обыкновенно имеет при себе небольшие цимбалы, на которых играет как для ободрения танцовщиц, так и для показания им такта, быстрого или медленного. Баядерам дозволяется отвечать на ласки всякого из числа природных жителей; но им строго запрещено коротко знакомиться с Европейцами, которым однакож с помощию денег удается иногда преодолевать встречающиеся препятства. Т.