97. ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ ПОСЛАННИК И ПОЛНОМОЧНЫЙ МИНИСТР В КОНСТАНТИНОПОЛЕ Я. И. БУЛГАКОВ — ЧЛЕНУ КОЛЛЕГИИ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ A.A. БЕЗБОРОДКО

Константинополь, 15/26 августа 1789 г.

Депеша ²³⁰

Сиятельнейший граф! Милостивый государь!

После отправления последнего моего всепокорнейшего 9/20 июля ²³¹ все было здесь е чрезвычайном молчании, видно потому, что приняли свои меры и послали повелении с произведении в действие плана операций, думая по обыкновению, что тем все дело сделано. В конце июня известные Гольц, Брентано и другие шведские и прусские офицеры сочинили свой план_: которой Портою принят, и ныне, по неудачном начале, стал наружу выходить. Основан он на той мечте, что, как взятие Очакова отворило российским войскам всю удобность умножить их силы в Молдавии, осадить Бендеры и Измаил, а они того не учинили и время пропустили, несмотря что там турков было еще мало, то причиною секу не могло быть иное что, как их слабость, или намерение отделить войска из армии на севере. Почему надлежит турком сделать следующее: употребить главные силы в Бессарабии, пресечь сообщение между Очаковым и Молдавиею открыть Днестр от Акермана до Дубосар, имея оградою [314] Бендеры и Измаил. Исполня сие, центр турецкой армии должен подвинуться в Молдавию с стороны Измаила, атаковать русских и австрийцев, а между тем корпус Мавроения, соединенной с другими, атакует их с стороны Валахии, и сим образом по ставятся они между двумя огнями. Юсуф паша должен иметь в Видине отделенной корпус и обманывать фельдмаршала Гадика, показывая, что хочет опять ворваться в Баннат, а Абди-паша тем же станет стращать австрийцев с стороны Семендрии и Панчова. Сим образом не допустят они главную австрийскую армию послать помочь с стороны Трансильвании и Валахии, и тем помешать оным вышесказанным операциям. Сверх того надлежит действовать босняком, коим скутарской Магмут паша поможет со всеми своими албанцами. Флот должен держаться как можно ближе к Очакову и чинить оказательствы, что помышляет о каком либо покушении, дабы чрез то воспрепятствовать русским идти к Бендерам, к Днестру и для подания помочи в Молдавии. — По сему плану можно заключить, что главная цель, то есть попытка на Очаков, оставлена в нынешнюю кампанию, или до того времени как высвободят Молдавию, исполнение же плана началось выступлением визиря из Рущука под Силистрию и потом под Исакчу, переправлением Юсуф паши в Фетислам, усилением сераскера Гассан-паша перейти в Измаил, порывкою Мавроения из Бухареста, но по несчастию все было неудачно. Сколько Порта ни старается таитить, по городу явно говорят, что Мавроени разбит, другой корпус между Измаилом и Рябою Могилою истреблен, флот уже рассыпан, у сераскира Гассан-паши войска разбежались, у визиря оных осталось мало сверх того неприятные вести с Белого моря и пр. Может быть и не все сие точная правда, но здесь объяло Порту великое уныние, держатся беспрестанные и тайные советы, и, наконец, что наиболее доказывает суматоху, воспоследовала перемена муфтия, каймакана и везиря. Первым, сделан некто Еес-Ад-Заде-Молла-ефенди, бывший уже некогда муфтием, человек, сказывают, спокойной, неприятель сей войны, Юсуф паши, бывшего капитан-паши и их партии. В каймаканы определен Селинтарь-Мустафа-паша, женатой на сестре нынешнего султана, бывшей поныне сераскером для охранения Черноморского устья, человек также спокойной, противной войне и любимой султаном. Что касается до визиря, отправлено тайное повеление к новому, но кто он, ни кто головою не знает. Догадываются, что сделан или белградской Абды-паша, или бывший капитан-паша, или Юсуф-паша, и заключают, что ежели подлинно один из двух последних, то сие служилоб доказательством, что хотят мир заключить чрез них, дабы тотчас после отрубить им головы. — Сии перемены заставили говорить здесь, что помышляют о мире, и в самом деле султан публично отзывал два раза: 1) что он вступил на престол в такое время, когда казна истощена, в провизии недостаток, за что ни примется, не видит удачи, и потому не знает, что делать. 2) Что, видя повсюду потери, желает конца сей войне. Сие может быть разглашается и потому, что того все желают и начинают, особливо улемы, сильно против него роптать. Новое какое обстоятельство, или [315] новой сильной удар могут переменить его мысли, ежели они притворные и принудить к скорому заключению мира, но пока кампания не кончится, полагаться на сию надежду, и, следовательно, будущего предузнать нельзя.

Между тем аглинской посол, прусской посланник и шведской министр с своими причетами, начали опять бесноваться образом не только министрам, но ниже маклерам непристойным, проповедуя слабость и недостатки России и императора. Оставляя сии скаредствы в презрении, коего они достойны, донесу только: первой публично говорит, что Англия пошлет ескадру на помочь Швеции, а второй, что король его согласился с Польшею принудить Россию возвратить республике Смоленск, Полоцк, Чернигов, Киев и поможет ей всеми своими силами. ²³² Все же они трое уверяют, кто слушать их хочет, что Россия принудится дружественными Порте державами отдать ей назад Крым, Кубань, Очаков и все, чтобы ныне ни завоевала. Гендештаму Порта выдала в начале сего месяца тысячу мешков (500/т. пиастров) в щет первого милиона субсидов, которой обязалась заплатить в нынешнем году.

Сераскер Гассан паша (бывший адмирал) недавно сюда писал из Тульчи жалуясь, что не может удержать своих войск, кои бегут, хотя платит и кормит их хорошо, чему он и сам не знает причины, а присланной говорит, что оные не смеют идти против нас. Вот до чего дошла слава нашего оружия! Препоручаю себя милостивому покровительству.

Р.S. В продолжении повести о моем освобождении, представленной в P.S. от 18/29 июля, ²³³ имею честь всепокорнейше донести, что я уже об оном отчаиваюсь, как то изволите увидеть из нижеследующего.

20/31 июля получил я от французского посла письмо. Ответствует он на мое послание от 27. Не зная что сказать, обвиняет агу, что в пересылках он много своего прибавил; говорит, что противники его и мои начинают отчаиваться долее меня удержать и теперь только интригуют об образе моего отпуска, стараясь отвратить все то, что может показать Европе уменьшение вражды Порты против России, и выхлопотать декларацию на сей конец, что он не знает еще, чем кончится, но надлежит, чтоб я выехал пристойным моему характеру и достоинству высочайшего двора образом, а не так, как они хотят. Письмо кончит великими уверениями, кои ему ничего не стоят, ибо с того времени совсем меня забыл, уехал в деревню, и я ни слова об нет не слышу.

5 августа ага мой был у Порты. Реисефендий велел мне сказать, что через два дни ожидает ответа от визиря, к которому писано обо мне только для формы, дабы его не огорчить, оставляя в неведении о моем отпуске, чинимом по точной султанской воле. Оные два дни прошли. Я ждал еще две недели и опять послал агу. Реисефендий удовольствовался отвечать, что ответа от визиря еще не получено, что ожидает его вскоре и клялся тотчас по получении за агою прислать. На сем теперь и остановилось. Известен мне однако последней его ответ французскому послу, а именно, что он, реисефендий получил от визиря ответ [316] по поводу моего отъезда, но еще не тот, которого ожидает и надеется. — Я и без того уже подозревал, что писано в другой раз. Ежели через две недели ничего не будет, то видно сидеть мне до того времени, как точно решатся на мир. Причины остановке могут быть разные: 1) или подлинно визирь не соглашается, дабы, услыша о моем отъезде, войски, взяв его за знак мира, не разошлись прежде конца кампании. 2) Или Перта, желая отпустить меня по своей собственной воле, хотя обещала французскому послу учинит то чрез его посредство, не знают как поступить, дабы и данного ему слова не нарушить, и других министров, себе приязненных, не огорчить и о том переписывается с везирем. Больше не хочу я Вашему сиятельству докучать и жду конца с терпением, и забывая все то, что переношу, ежели и желаю скорее себе освобождения, то единственно для той причины, что она в самом деле может быть послужит преддверием к миру.

Недавно получил здесь один человек из Парижа письмо от Сен-Приеста, но писанное еще от 9 майя, в коем он говорит: "допустите до моего друга, что в Едикуле, ежели имеете к тому способность, что я искренно желаю видеть его скоро на воле. Я не могу удержаться, чтобы не надеяться скорого мира, к коему свобода его есть требуемое начало. Турки будут безрассудны, ежели подвергнутся второй кампании, которая может их совсем истребить". По сему отзыву заключаю я, что Шоазелю дано о мире строгое повеление, но не всегда бывает довольно только дать повеление.

АВПР, ф. Сношения России с Турцией, оп. 89/8, д. 722, л. 84-87. Подл.

Комментарии