101. ВИЦЕ-КАНЦЛЕР ГРАФ И. А. ОСТЕРМАН — СТАТСКОМУ СОВЕТНИКУ М. М. АЛОПЕУСУ ²³⁷

(С.-Петербург)

29 августа (9 сентября) 1789 г.

Инструкция

Перевод

На основании представленных Вами данных, содержащихся в Ваших депешах из Берлина и в Вашем устном докладе, относительно тех заявлений, которые были Вам сделаны в связи с настоящим положением дел как самим прусским монархом, так и его министрами, императрица приняла решение о Вашем немедленном возвращении к названному двору и возобновлении переговоров, так удачно Вами начатых. Поскольку необходимость сохранять эти переговоры втайне столь же ясна ее императорскому величеству, как и его величеству прусскому королю, Вы не преминете заявить при своем отъезде, что прибыв сюда в надежде получить более высокое назначение, чем тот пост, который Вы занимаете, и не успев в этом е настоящее время, Вы испросили себе, под предлогом расстроенного здоровья, шестимесячный отпуск, который Вам даст возможность провеем более приятно время где-нибудь на немецких курортах, чем там, где в настоящее время находится Ваше служебное местопребывание. Поэтому, прибыв в Берлин, Вы будете там лишь в качестве путешественника или просто проезжего, а после того как Вы изложите сущность данного поручения Вам и представите нам отчет о том, как это поручение принято, Вам предоставляется выбор поехать в Дрезден или какое-либо иное место по соседству с Берлином в ожидании новых инструкций, которые могут понадобиться Вам, если только те заявления, которые будут Вам сделаны, не потребуют Вашего присутствия; в этом последнем случае Вы примете то решение, которое лучше всего отвечает цели, которой Вам следует добиться.

Настоящее поручение, милостивый государь, один из тех демаршей, который должен показать прусскому королю со всей очевидностью полное совпадение намерений императрицы с его собственными во всем, что касается его желания достигнуть сближения и взаимопонимания, о чем этот монарх заявлял Зам в последнее время. К тому же такое положение вещей представляется настолько естественным и в такой мере отвечает действительному благу обеих монархий, что если оно и оказалось в течение некоторого времени нарушенным, то это нужно отнести лишь за счет недоразумений и недоверия, вызванных стечением обстоятельств, которые следует хорошо взвесить и внимательно рассмотреть, чтобы их приостановить. Поскольку восстановление прежнего доверия и взаимопонимания, столь длительно существовавших между обоими дворами, [328] требует выяснения причин возникших недоразумений, представляется необходимым вновь подвергнуть тщательному рассмотрению те факты, которые могли дать повод для взаимного недоверия и для охлаждения, наступившего в отношениях между обеими дворами, и затем установить сущность подлежащих согласованию вопросов. По собственному заявлению берлинского двора эти вопросы сводятся к следующему:

1) союз с венский двором;

2) отказ или, вернее, отсрочка возобновления союзного договора с берлинским двором;

3) проект союза с Польшей и, наконец,

4) те возражения, которые у нас имелись против принятия посредничества прусского короля для заключения мира с Оттоманской Портой и шведским королем.

Отвечая на выдвинутые по этим четырем пунктам возражения, мы руководствуемся лишь упомянутыми выше благими намерениями; на Вас при этом ложится задача отвести всякую мысль о жалобах, упреках или обвинениях, и это не представит Вам особого труда в виду полной осведомленности лип, с которыми Вы будете обсуждать эти вопросы. Что бы ни случилось — вот что диктуют нем как сама сущность дела, так и иск-ревность, с которой императрица привыкла вести переговоры:

К 1-му пункту. Опыт прошлой войны с Турцией показал императрице, что как бы ни были блестящи успехи ее оружия, все же мир, который должен увенчать их, не будет прочным и надежным, если недобросовестность турок в соблюдении заключенных ими договоров не будет обуздана и сдержана согласием линией поведения обоих императорских дворов. С этой именно целью, сейчас же после заключения Кайнарджийского мира, императрица решила возобновить свои прежние связи с венским двором в отношении Оттоманской Порты, как только представится благоприятный момент. Она ждала его и считала, что такой момент наступил, когда покойный прусский король, es союзник, обеспечил своей монархии предел славы и процветания путем присоединения к своей державе ряда областей и заключения Тешенского мира. Императрица не только содействовала этим двум событиям, но и приняла на себя гарантию в отношении одного перед самим покойным прусским королем, а в отношении другого, совместно с ним, — перед лицом всей Германской империи. Взяв на себя это двойное обязательство на вечные времена и в столь торжественной форме, императрице полагала, что ее обязательства перед Пруссией не могут отпасть вследствие тех, которые наложил на нее временный договор. В силу той щепетильности и добросовестности, которые она проявляла по отношению ко всем своим обязательствам, императрица, заключив союз с императором, все же не упустила оговорить с полной определенностью в особой статье права я положения, содержащиеся в договоре, заключенном ел с покойным прусским королем; она обеспечила себе полную возможность не отказываться от мысли возобновить этот договор, [329] если только ее отношения с Турцией не поставят ее в положение полной невозможности сделать это. К тому же ее императорское величество может призвать в свидетели берлинский двор и задать ему вопрос, сделал ли он какой-либо шаг или обнаружил хоть раз намерение, со времени установления своих связей с Веной, которое свидетельствовало бы о ее желании нанести вред или ущерб Прусской монархии.

К 2-му пункту. Если верно, как это несомненно доказано, что в силу обязательств, принятых на себя императрицей в связи с двумя упомянутыми событиями, ее императорское величество сохранила по отношению к Пруссии все те обязательства, которые предусматривались чисто оборонительным договором, существовавшим между императрицей и его величеством, прусским королем, то прекращение этого договора наносило действительный ущерб только одной России; потому что в то время, как императрица являлась гарантом по отношению ко всем прусским областям, король гарантировал ей лишь те владения, которые были присоединены к России по договору о разделе 1773 года; он был совершенно свободен в отношении других пунктов договора, пунктов, которые касались самых существенных интересов России, и это было хорошо понято императрицей. Поэтому не будет ли более правильным и отвечающим действительному положению вещей рассматривать ответ нашего двора на предложения берлинского двора о возобновлении упомянутого договора скорее как желание отсрочить этот договор, а не отказаться от него. Действительно, лишь требования текущего момента могли побудить императрицу отсрочить заключение союза, значение которого она всегда оценивала, но который, однако, мог бы подорвать или ослабить значение союза между императрицей и венским двором в то самое время, когда необходимость в таком союзе и связанные с ним преимущества давали себя чувствовать с такой настойчивостью. Его величество, прусский король, видимо, сам учитывал важность этих соображений, когда в беседе, которой он Вас удостоил в прошлом году и о которой Вы нам сообщали, он отнес нашу неуступчивость в этом вопросе за счет наших отношений с турками.

К 3-му пункту. Из всех возможных проектов проект нашего союза с Польшей должен был, несомненно, дать меньше всего оснований для неудовольствий и подозрений. Доверие и прямота, проявленные нами в этом деле по отношению к берлинскому двору, достаточны, чтобы устранить эти неудовольствия и подозрения. Действительно, этот союз преследовал лишь цель предупредить в будущем те затруднения, с которыми мы столкнулись в нашу последнюю войну с Турцией, что же касается поляков, устранить возможность тех эксцессов, которые имели тогда место и которые обычно происходят у них при любых волнениях, возникающих по соседству с их государствами. Это являлось средством оградить их от их собственного легкомыслия и безрассудства. Эта простая задача, которую мы себе ставили, должна была оказаться особенно выгодной для них. Не мало поляков из числа наиболее благоразумных поняли это и сами внесли такое предложение, сочтя его наиболее действительным [330] средством оградить себя как от внутренних раздоров, так и от вторжения турок. К тому же венский двор не должен был принимать никакого участия в означенном плане. Все же, как только обнаружились первые признака беспокойства берлинского двора по поводу этого проекта, наш двор отказался от его выполнения и, несомненно, сделал все, что от него можно было ожидать в смысле желания и готовности идти навстречу. К 4-му пункту. Никто не сомневался и не сомневается в несправедливости агрессии шведского короля. Его величество прусский король один из первых осудил действия этого монарха. Однако, руководимый человеколюбием и заинтересованный в сохранении равновесия на севере и на востоке Европы, прусский король предложил императрице свое посредничество и добрые услуги для прекращения этих двух навязанных ей войн. В рескрипте, содержавшем это предложение, копия которого была вручена нам бароном Келлером, удовлетворение, предоставлявшееся императрице за все оскорбления и весь ущерб, нанесенный ей Швецией, сводилось лишь к демаршу со стороны монарха этой страны с выражением желания заключить мир, причем в остальном сохранялось то положение вещей, которое существовало до разрыва отношений. По правде говоря, императрица могла лишь огорчиться при виде того огромного несоответствия, которое обнаруживалось между виной шведского короля и предложенным ей удовлетворением. Все же, не отвергая категорически предложения его величества прусского короля, как это утверждал в беседе с Вами граф Герцберг, ее императорское величество распорядилась дать столь же пространное, сколь конфиденциальное и дружелюбное объяснение причин, в силу которых она сомневалась в искренности намерений шведского короля и не верила в возможность вести переговоры с ним лично, без участия нации. Сомнения императрицы оказались более чем обоснованными, ибо, как только шведский король почувствовал поддержку, он попытался уклониться от предложенных берлинским двором условий, которые так мало отвечали интересам императрицы, и заявил, что он не просит мира, но готов его заключить, если мир будет прочным и почетным для него и если Оттоманская Порта получит удовлетворение. Что же касается мысли привлечь шведский народ к делу заключения мира, то эта идея отнюдь не должна была показаться берлинскому двору чем-то новым. Те положения, которые из нее вытекают, содержатся в договорах, заключенных за последнее время между берлинским двором и нашим, и могут лечь в основу новых соглашений между нами, как только создадутся подходящие условия для достижения столь благотворной для обоих дворов цели. Такой порядок вещей во всяком случае уже существовал в Швеции без ущерба для интересов какой-либо державы в смысле сохранения общего равновесия. К тому же политика России в отношении Швеции оставалась неизменной со времени Ништадтского и Абосского мирных договоров, после которых как предшественниками императрицы, так и ей самой вплоть до настоящего времени чужда была всякая мысль о завоеваниях [331] и приобретениях за счет Швеции. Императрица предоставляет самому королю, его справедливости и возродившимся у него к вей чувствам дружбы и доверия, только что засвидетельствованным, судить и решить, совместимо ли с достоинством ее императорского величества, столь глубоко уязвленным, отказаться от всякого возмездия, а также судить о том, какие вредные последствия могли бы возникнуть для безопасности ее владений в будущем, если только позволить такому мало совестливому монарху, как шведский король, сохранить мысль о том, что любое его выступление против России или другого соседнего государства будет оставаться безнаказанным, благодаря заступничеству третьих держав, в интересах сохранения равновесия. Ясно, что эта мысль уже сейчас влияет на его поступки и что она именно и продиктовала ему высокомерный ответ на недавние мирные предложения, переданные ему прусским королем. Хотя ответ шведского короля, равно как и ответ Оттоманской Порты оставляли мало надежды на скорое заключение мира, императрица, верная своим миролюбивым чувствам, проявила их в полном объеме в том ответе, который она распорядилась дать на ноту, врученную здесь графой Гольцем. ²³⁸ Императрица не могла и не должна была выступать с дальнейшими разъяснениями, так как не видела у своих врагов склонности пойти ей навстречу и считала, что в качестве стороны, подвергшейся нападению, она вправе ожидать первых шагов с их стороны. Императрица рассчитывала и продолжает рассчитывать лишь на то, что его величество прусский король отдаст должное ее умеренности и великодушию, равно как и ее уверенности в том, что король проявит заботу об ее интересах и об ее славе.

Описанная выше, в полном соответствии с действительностью, линия поведения императрицы, прямота ее намерений и бескорыстие ее побуждений имеют целью окончательно рассеять и устранить все те сомнения, которые до настоящего времени побуждали берлинский двор идти по пути, столь противоположному справедливым интересам России. Во всяком случае императрица питает эту надежду, основываясь на тех заверениях дружбы и доброжелательства, которые король пожелал выразить ей через Ваше посредство. Она воспринимает их с полный доверием и хотела бы отозваться немедленно на его готовность возобновить их прежние взаимоотношения; однако, оставляя в стороне всякие соображения политического характера, она предоставляет его чувству справедливости и такта судить о том, не пострадали бы слава и достоинство императрицы в глазах общественного мнения после того, что имело место в Швеции, Дании и Польше, от такого крутого поворота, который мог бы, тем самым, быть превратно истолкован. Не представляется ли, следовательно, естественным, что после стольких демаршей со стороны берлинского двора, от которых пострадали честь, права и интересы России, а также достоинство императрицы и которые вызвали такой шум в Европе, ее императорское величество озабочена необходимостью тщательно учитывать все мельчайшие оттенки и все детали, чтобы устранить всякую мысль о том, что она [332] действует по принуждению и не свободна в своих решениях.

Однако, во власти короля устранить эти трудности; признавая справедливость дела императрицы и прилагая усилия к тому, чтобы побудить ее врагов согласиться с ними, он обеспечит ее императорскому величеству полную свободу следовать постоянным велениям ее сердца, целиком отвечающим интересам ее империи, и вступить на путь сближения, столь желанного и столь выгодного для обеих сторон.

Возможно, что вопреки всем только что данным разъяснениям, не оставляющим никакого сомнения в искренности и доверии, с которыми императрица относится к прусскому королю, его величество или его министры усмотрят в нашем молчании по поводу точных условий мира своего рода затаенную мысль. В этом случае Вы, милостивый государь, постараетесь дать им понять, что сообщение условий помимо того, что оно является необычным в практике ведения переговоров, представляется к тому же преждевременным, так как наши враги не только обнаруживают мало склонности к миру, не и продолжают упорствовать в своих несправедливых и честолюбивых намерениях, побудивших их взяться за оружие. Императрица полагает, что она достаточно ясно обнаружила свое стремление к миру, требуя от Порты в качестве предварительного условия лишь освобождения своего посланника. Сами условия мира должны быть поставлены в зависимость от момента, когда мир будет заключен, равно как и от положения дел на театре военных действий. В обоих случаях упомянутое желание мира и великодушие императрицы служат порукой ее умеренности и справедливости. Это последнее соображение, равно как честность и верность императрицы своим обязательствам вынуждают ее считаться с интересами императора, ее союзника, с той чуткостью, которой заслуживает добросовестность этого монарха и готовность, с которой он выступил в защиту интересов России; императрица надеется, что его величество прусский король признает справедливость этих доводов как из дружбы к ней, так и учитывая то, в какой мере те же соображения определяют, как это известно императрице, ход его собственных мыслей.

Что касается шведского короля, императрица равным образом заявила о том, что в качестве предварительного требования она настаивает на удовлетворении, отвечающем как ущербу от несправедливого нападения, жертвой которого она явилась, так и тому недостойному поведению, которым это нападение сопровождалось. Она также настаивает на обеспечении положения в будущем, потому что она не может полагаться на добросовестность шведского короля, сомневаться в которой, судя по его поступкам, имеется слишком много оснований. Здесь императрица, разумеется, не имеет в виду чего-либо направленного против политического существования Швеции в ее границах по Ништадтскому и Абосскому мирным договорам; наоборот, императрица имеет в виду считаться в этом вопросе с интересами других держав в той мере, в какой это представляется совместимым с соображениями справедливости и теми правами, [333] которые возникли для нее в результате несправедливого нападения. Чтобы окончательно успокоить его величество прусского короля, в частности в отношении этого пункта, ее императорское величество готова договориться с этим государем о средствах, наиболее пригодных и подходящих для обеспечения этих двусторонних интересов. Что касается других пунктов, то она ни в коем случае не может отказаться от выдвинутого ею требования — рассматривать при ведении мирных переговоров независимо друг от друга вопросы, относящиеся к шведскому королю, и вопросы, касающиеся Оттоманской Порты; при этом императрица льстит себя надеждой, что прусский король примет во внимание те соображения, на которые ее императорское величество указывала выше.

Искусство и ум, которые Вы обнаружили при ведении порученных Вам дел, помогут Вам — использовать и развить изложенные нами положения. Эти Ваши качества, нам хорошо известные, освобождают нас от необходимости указывать Вам путь, которого следует держаться. Вы знаете двор, с которым будете вести переговоры; Вы имели счастье завоевать его доверие, которое несомненно возрастет еще более в силу того доверия, которое Вы уполномочены засвидетельствовать ему в свею очередь, и мы ожидаем благоприятных результатов от Вашего усердия в деле полного согласования интересов обоих дворов, союз которых никогда не должен быть нарушен. ²³⁹

Пометка Екатерины II: "Быть по сему" С.П. бурге, авп. 29, 1789.

АВПР, ф. Сношения России с Пруссией, оп. 74/6, д. 100, л. 19-41. Отпуск.

Комментарии