М. А. ЖЮЛЬЕН ПОСЛЕ 9 ТЕРМИДОРА

Мы попытаемся осветить один из наиболее интересных периодов деятельности М.-А. Жюльена — между 9 термидора и 18 брюмера. Наша задача облегчается тем, что в советских архивах хранится очень ценная коллекция, позволяющая изложить эту часть биографии Жюльена несравненно полнее, чем это удавалось до сих пор зарубежным историкам. Как мы увидим, эти документы очень интересны и для истории бабувизма. Они дают, в частности, возможность выяснить остававшийся до сих пор совершенно неизвестным эпизод из жизни Бабефа — его деятельность в момент контрреволюционного мятежа в Париже 13 вандемьера IV г. (5 октября 1795 г.).

I

Анализ взглядов и деятельности Жюльена в 1794—1799 гг. представляет особый интерес прежде всего потому, что в период якобинской диктатуры он принадлежал к числу наиболее убежденных и, при всей своей молодости, очень активных робеспьеристов.

Об отношении самого Робеспьера к Жюльену-младшему можно судить по нескольким сохранившимся записям. В составленном Робеспьером списке «патриотов, обладающих талантами» (patriotes ayant des talens plus ou moins), Жюльен занимает одно из первых мест ³. В другом списке лиц, которых Робеспьер считал наиболее стойкими и преданными, имя Жюльена стоит рядом с именами братьев Пэйянов — младшего (Клода-Франсуа), ставшего национальным агентом в Париже и гильотинированного после 9 термидора, и старшего (Жозефа-Франсуа), возглавившего комиссию по народному просвещению, в состав которой, по-видимому, по предложению того же Робеспьера был включен и М. А. Жюльен ⁴. Робеспьер распространяет на них характеристику, которую дает председателю Революционного трибунала Дюма: «...энергичный и честный человек, способный выполнять самые важные обязанности» ⁵.

Переживший Робеспьера больше чем на полвека, непрерывно подвергавшийся преследованиям за свою деятельность в годы террора ⁶, Жюльен, естественно, стремился ослабить впечатление от этой характеристики. Однако сохранившиеся документы целиком ее подтверждают. Жюльен с полным правом должен быть отнесен к числу наиболее энергичных и убежденных якобинцев, и притом к тем, кто с особым интересом относился к социальным проблемам.

Эта вражда к «богатым», к представителям крупной торговой буржуазии, к «негоциантизму» проходит красной питью во всех донесениях Жюльена 1793—1794 гг. из крупнейших атлантических портов Франции, куда его посылал Комитет общественного спасения.Попав в Бордо, Жюльен сообщает оттуда весной 1794 г. Сен-Жюсту: «Бордо является очагом негоциантизма и эгоизма. Там, где было много крупных купцов, было чрезвычайно много мошенников (fripons), и свобода, основой которой является добродетель, не смогла утвердить здесь свое господство» ⁹.

Одним из наиболее значительных эпизодов в деятельности Жюльена этого периода является его конфликт в Нанте с Каррье, обвиненным им в «проконсульских» тенденциях. Выставленное Жюльеном требование немедленного отзыва Каррье послужило даже поводом к его временному аресту в Нанте. Но это крайне острое столкновение не помешало Жюльену очень высоко оценить действия Каррье против «негоциантизма». «Следует воздать Каррье справедливость в том,— писал он Робеспьеру,— что на первых порах он раздавил негоциантизм, со всей силой громил меркантилистский, аристократический и федералистский дух» ¹⁰.Социальную заостренность этих заявлений Жюльена не следует, разумеется, преувеличивать. Громя «ажиотаж», он всячески подчеркивал необходимость поощрения «честной торговли». «Торговле нечего опасаться,— заявил он в Бордо,— если только она будет национальной, очистит себя от спекуляции, ажиотажа и недобросовестности, от всего, что составляет существо этой меркантилистской аристократии, этого негоциантизма, который эгоистически подавляет благородные чувства и любовь к отечеству... Террор будет направлен только против мошенников» ¹¹.

Жюльен был в этот период убежденнейшим сторонником террора. В одной из речей, которую многократно напоминали ему позднее реакционеры, Жюльен заявил: «Рейналь сказал, что нация обновляется только в кровавой бане. Мирабо говорил, что у свободы только одно ложе — матрацы из трупов. Кто-то сказал также, что кровь — к стыду для народов — является грудным молоком национальной свободы. Да, без сомнения, к стыду для народов, но наша революция на ежедневном опыте все больше и больше доказывает истинность этой политической аксиомы, выдвинутой Рейналем и Мирабо» ¹⁴.

Кое-что в этом заявлении может быть отнесено за счет юношеской пылкости, увлечения собственным красноречием, но в целом вся деятельность Жюльена, его борьба в Вандее и Бордо несомненно показывает, что Робеспьер не ошибался в своей оценке. На вопрос, ставившийся Дюбуа-Крансе во время «чистки» народных обществ в Лионе: «Что ты сделал для того, чтобы быть повешенным в случае контрреволюции?», Жюльен мог отвечать совершенно уверенно. Не случайно, что уже 11 термидора Каррье и Тальен потребовали применения репрессий против Жюльена и только возраст (а, может быть, и связи отца) спасли его от казни ¹⁵.

Как же сложилась судьба этого убежденного и идейного робеспьериста после 9 термидора? Вопрос этот имеет совсем не личный, чисто биографический интерес. А. Эспинас и А. Матьез считали, что последовательный якобинизм неизбежно вел к социализму, что бабувизм не внес ничего существенно нового в развитие социальной мысли, что он был только завершением робеспьеризма. Судьба Буонарроти и Дартэ, фигурировавшего в том же робеспьеровском списке «патриотов, обладающих талантами», что и Жюльен, говорит как будто бы в пользу этого предположения. Но как раз сложный путь, пройденный М.-А. Жюльеном после 9 термидора, свидетельствует о совершенно противоположной линии развития. Личная судьба Жюльена кажется нам поэтому показательной для эволюции целого слоя мелкобуржуазных демократов между этими двумя историческими вехами — 9-тремидора и 18 брюмера.

II

Через две недели после казни Робеспьера, сейчас же вслед за представлением им отчета Комитету общественного спасения о своей миссии в Бордо (датированного 24 термидора), Жюльен был арестован. Его не судили и не допрашивали. Через полгода — в жерминале — он был освобожден и тут же снова водворен в парижскую тюрьму Плесси — уже пятую со времени его заключения ¹⁸. 21 фруктидора III г. (7 сентября 1795 г.), в 391-й день своего заключения, он начинает свой тюремный дневник. «Я никак не могу добиться,— пишет Жюльен,— ни того, чтобы меня выслушали, ни того, чтобы меня судили, мне никогда не сообщали причины моего ареста... Каждый день я слышу грустные стенания умирающей свободы..., узнаю о многочисленных убийствах республиканцев, наблюдаю стремительное приближение контрреволюционного потока, который мчится сквозь кровь и трупы... Я иду туда, где находятся Гракхи» ¹⁹. «Я родился на вулкане, я жил во время его извержения,— меланхолически записывает он в другом месте дневника,— я буду засыпан его лавой»; «доброжелательный человек с наивной и простой душой находится среди людей, особенно в период революции, как в лесу, населенном хищными животными» ²⁰.

Эти записи — хотя и не случайные, как мы увидим,— не должны вводить в заблуждение. Первый вал термидорианской реакции мог свалить с ног и более зрелого революционера. Но Жюльен вовсе не собирался мириться с поражением. Он искал путей укрепления республики, задумывался над судьбами и перспективами революции.

Заслуживают внимания прежде всего те мысли о социальном содержании революции, которые являются как бы продолжением его донесений 1793—1794 гг. «Какова была главная ошибка тех глупцов, которые сами разрушают теперь свое собственное творение? — спрашивает он в этом отрывке и отвечает.— То, что они недостаточно быстро оказались на стороне народа. Нужно было заинтересовать его... в революции, прежде чем она была завершена. Мало было создавать народные законы, нужно было незамедлительно осуществлять их. Революция была войной между патрициями и плебеями; не следовало откладывать распределение завоеваний среди последних» ²³. Жюльен вовсе не склонен был отрицать полезность своей недавней деятельности: «В чем, на самом деле, состояли наши преступления? В том, что мы преследовали мошенников, хотели благосостояния бедного и угнетенного класса, осуществляли суровые законы против роскоши и богатства, покровительствовали промышленности и облегчали положение неимущих (soulageaient 1'indigence)» ²⁴. И Жюльен делает категорический вывод: «...вся революция от начала до конца была непрерывной борьбой, войной на жизнь и смерть между патрициями и плебеями, между богатыми и бедными» ²⁵.

И, однако, наряду с этими совершенно трезвыми выводами о войне «богатых и бедных» Жюльен то и дело оказывается во власти совершенно необоснованных, мелкобуржуазных иллюзий. Он ясно видит, что «отечество находится в опасности, вот-вот польется потоком кровь, разжигаются факелы гражданской войны, монархисты готовятся торжествовать победу» ²⁷. Но выход представляется ему лишь в объединении всех доселе враждовавших фракций: «Забудем наши роковые раздоры. Объединимся, пусть останутся только две фракции — республиканцы и монархисты». Еще так недавно яростно боровшийся против жирондистов и сообщавший Конвенту «счастливые новости о смерти Барбару, Петиона и Бюзо» ²⁸, Жюльен предлагает теперь включить в этот республиканский блок и Жиронду: «...мы можем упрекнуть Жиронду только во взглядах, отличных от наших, но в главном вопросе о единой и нераздельной республике... она теперь как будто бы вполне сходится с нами... Поэтому объединимся; пусть исчезнут клички термидорианцев, жирондистов, террористов; пусть те, кто основал республику и хочет ее сохранить, пусть те, кому никогда не простят ни монархия, ни фельяны, ни эмигранты, подумают, наконец, о том, чтобы создать священную лигу, чтобы, спасая себя, спасти отечество. Обратимся с призывом ко всем подлинным детям Революции... Перестанем, наконец, преследовать и обвинять друг друга. Только монархисты радуются нашим раздорам и готовятся объединить всех нас на одних и тех же эшафотах. Обнимем друг друга и будем бороться против наших общих врагов... Тюрьмы являются пристанищем более чем двадцати тысяч; энергичных республиканцев... С нами еще народ, армия и тюрьмы. Единство, и мы будем сильны. Единство, и отечество будет спасено» ²⁹.

Это единство Жюльен предлагал осуществить вокруг термидорианского Конвента. Он является, по его мнению, последним шансом спасения. В этой связи Жюльен высказывает свою заветную мысль, к которой впоследствии неоднократно возвращался: «Дело идет о том, чтобы з а к о н ч и т ь  р е в о л ю ц и ю (разрядка наша.— В. Д.), создать для республики непоколебимую базу, подавить последние, страшные конвульсии роялизма» ³⁰. Сделать это в состоянии только Конвент. «Его уничтожение повергнет Францию в состояние хаоса» ³¹. Только монархисты стремятся «разжечь войну между народом и Конвентом, в то время как они должны составить единое целое» ³².

Итак, с одной стороны, Жюльен ясно видел, что революция «была войной не на жизнь, а на смерть... между богатыми и бедными». И этот же Жюльен выдвигал совершенно противоположную мысль, что вся гражданская война была только результатом недоразумений, что все разногласия между жирондистами, дантонистами, термидорианцами и «террористами» должны быть преданы полному забвению. Жертва термидорианской реакции, Жюльен то склоняется к мысли о необходимости решительно опереться на народ и спасать революцию путем проведения последовательной демократической политики, то призывает к сплочению вокруг термидорианского Конвента и безоговорочной его поддержке.

К Жюльену этого периода более чем к кому-либо подходит гётевский стих: «Zwei Seelen wohnen — ach! — in meiner Brust». Но как раз к концу существования термидорианского Конвента «революционная душа» вновь получает в нем перевес. Рост монархической угрозы в стране, и особенно в столице, вызывает новые колебания всей республиканской мелкой буржуазии. Наглядным примером этого, как нам кажется, и является поведение Жюльена во время одного из самых серьезных политических кризисов термидорианского периода — контрреволюционного восстания в Париже 13 вандемьера IV г. (5 октября 1795 г.). Ясности и определенности позиции Жюльена во время этого кризиса очень во многом способствовало произошедшее именно тогда его личное сближение с Бабефом.

III

Летом 1795 г. Бабеф находился в Аррасской тюрьме (Baudets). Он покинул ее 24 фруктидора III г. (10 сентября 1795 г.). Дата эта, установленная М. Домманже, подтверждается имеющимся в московском архиве Бабефа письмом Шарля Жермена. 23 фруктидора Жермен, находившийся в той же тюрьме Боде, пишет Бабефу: «Я собирался тебе писать, как обещал утром (напомним, что между ними шла очень оживленная переписка, охватывавшая важнейшие теоретические вопросы.— В. Д.), но явился наш надзиратель и сообщил, что завтра мы едем в Париж и что ты тоже назначен на этап. Мы поговорим в пути» ³⁵.

Играя на продовольственных затруднениях, монархические элементы в отдельных случаях могли даже, успешно маскируясь, поднимать на борьбу против термидорианцев население некоторых демократических секций ³⁸. Кульминационным пунктом этого кризиса и явилась попытка контрреволюционного мятежа 13 вандемьера в Париже, когда против Конвента выступило почти 20 тыс. вооруженных секционеров.

Мятеж застал и Бабефа, и Жюльена в Плесси. Здесь же находился ряд лиц, составивших впоследствии костяк бабувистского движения — Буонарроти, Шарль Жермен, Дебон, Буэн, Фике, мэр Лиона Бертран, погибший впоследствии в связи с делом Гренельского лагеря, другой видный лионец — Фонтенель, председатель Марсельского революционного трибунала — Майе и др.

Жюльен оставил очень яркое описание того, как переживались события 13 вандемьера в Плесси. «Весь день в Париже бил набат; под вечер стали слышны пушки; издалека доносился шум сражения. Вдруг наступила страшная тишина. Приближалась ночь. Гудел набат... Мрачное и глубокое беспокойство заметно было на лицах заключенных. Они боялись обмениваться мнениями о будущем» ³⁹.

13 вандемьера делегация заключенных отправилась к начальнику тюрьмы Али (Haly). Мы узнаем об этом из записи Жюльена: «Я решаюсь, совместно с Б[абефом] отправиться к начальнику тюрьмы, чтобы предложить ему во имя общественного спасения и в интересах спокойствия тюрьмы... послать кого-нибудь за получением точных сведений» ^4l. О содержании этой беседы мы можем судить по сохранившемуся обращению «республиканцев-заключенных», написанному рукой Бабефа. Приводим его целиком ввиду его несомненного исторического интереса.

«П л е с с и, 13  в а н д е м ь е р а, 4 – й   г о д  Р е с п у б л и к и.  З а к л ю ч е н н ы е - р е с п у б л и к а н ц ы  г р а ж д а н и н у  А л и,  н а ч а л ь н и к у  т ю р ь м ы  П л е с с и.

Гражданин, мы слышим призыв набата, и мы вправе испытывать живейшую тревогу в момент, когда решается, возможно, судьба и национального представительства, и Республики. Заключенные-республиканцы живейшим образом в них заинтересованы. Если Конвент находится под угрозой, они готовы соорудить вокруг него защитный вал из своих тел, чтобы сражаться, умереть или победить рядом с народными представителями.

Вполне законное возбуждение, царящее среди заключенных, вызывает у них настоятельную нужду осведомиться о подлинном положении и получить точный доклад, который или успокоит их и уничтожит причины для волнений, или оправдает их твердую решимость пожертвовать собой для защиты Конвента.

Исходя из этих побуждений, республиканцы-заключенные посылают к тебе шестерых делегатов, из которых трое, в сопровождении надзирателя или охраны, должны отправиться в правительственные комитеты, чтобы выразить волю патриотов, мужество которых сковано в тюрьмах, и дать своим товарищам точный отчет о положении дел в Париже, степени безопасности Конвента и о намерении правительства отказать нам или пойти навстречу нашим желаниям.

Мы не сомневаемся в том, что наш образ действий, столь похвальный сам по себе, и вызванный критическими обстоятельствами, которые мы переживаем, не встретит ни малейшего сопротивления с твоей стороны. В противном случае на тебя легла бы слишком серьезная ответственность» ⁴².

Бабеф подготовил — этот документ также сохранился — проект письма от имени Али в Комитет общественной безопасности ⁴⁴. Как сообщает Жюльен, входивший вместе с Бабефом в состав делегации; прием, оказанный им начальником тюрьмы, давал основание предположить, что их обращение не будет отвергнуто.

Это посещение имело место, очевидно, днем или вечером 13 вандемьера. Но внезапная тишина, наступившая в Париже после усиленной пушечной стрельбы, как мы видели из описания Жюльена, вызвала еще большую тревогу среди узников Плесси, не знавших еще, что бонапартовская артиллерия уже успешно совершила свое дело. «Таковы были обстоятельства,— записывает Жюльен,— которые побудили нас, Б[абефа] и меня, среди ночи снова отправиться к нему (Али.— В. Д.). К нам присоединился Тюрро, нас сопровождал тюремный надзиратель» ⁴⁵. Но на этот раз делегация встретила холодный прием, вероятно, сам Али не знал, на чью сторону склоняется победа. Утром 14-го, обходя тюрьму, он даже угрожал, по словам Жюльена, «указать на Б[абефа] и меня... как на зачинщиков» ⁴⁶.

«П л е с с и, 14 в а н д е м ь е р а, 4 – й г о д Р е с п у б л и к и. З а к л ю ч е н н ы е - р е с п у б л и к а н ц ы Н а ц и о н а л ь н о м у К о н в е н т у.

Представители французского народа!

Только чудом, кажется, мы еще живы. Прислушайтесь же в последний раз к нашему призыву. Верните Нас к жизни, которая не будет бесплодна ни для отечества, которому угрожает опасность, ни для свободы, которая так настоятельно требует энергичных защитников. Прислушайтесь к нашим голосам, заклинающим вас не предавать самый чистый, самый пламенный патриотизм на муки и позорную смерть... Избавьте нас от этого страшного положения..., от этой печальной и Душераздирающей перспективы пасть беззащитными от подлых ударов гнусных друзей Тарквиния.

Как описать вам ужасы, мучительные тревоги последней ночи! Барабаны, набат, пушки, шум сражения, страшная тишина, внезапно их сменившая, невозможность осведомиться о событиях, которые как мы с трепетом ожидали, могли оказаться роковыми для свободы, для национального представительства, для наших собратьев по оружию и для всех республиканцев... Такое состояние слишком ужасно, чтобы испытать его еще хоть раз.

В ответ на наше вчерашнее обращение, скрепленное почетным ручательством всех наших собратьев по оружию, вы почти решились уже использовать наши руки, наше мужество и сломить оковы, которые мы несем только потому, что дорого ценим свободу. Ночью, по докладу, предполагалось принять решение о том, чтобы больше не держать нас в бездействии, смертельном для нас и, может быть, для нашей страны. Мы понимаем настоятельные причины, которые помешали этому докладу. Но нужен ли он был при таких не терпящих отлагательства обстоятельствах? Что означает эта медлительность, когда дело идет о вашей защите и защите Республики! Кто же мы такие, что вы отказываетесь от нашей энергии в минуту небывалой опасности? Представители народа! Не пренебрегайте кипучим рвением, которое мы не в силах сдержать при виде нынешних опасностей. Подумайте и о том, что случится, если, находясь взаперти, мы очутимся во власти кровожадных прислужников, которые беспощадно принесут нас в жертву при первой же возможности. Вместо того, чтобы жертвовать нами в угоду подлой мести королевской партии, предоставьте нам возможность пролить кровь за отечество, перед которым мы всегда преклоняемся; доверьтесь нашей республиканской честности, обязательству вернуться в оковы после победы, которые мы на себя принимаем, подобно Регулу.

P. S. Что происходит? Что случилось? Где мы находимся? Существуют ли еще Конвент, Республика? Страшная неизвестность! Мы находимся на острове, отрезанном от всех смертных. Наша стража запрещает сегодня все, вплоть до газет. Что означают эти странные меры? Что они нам предвещают? На что же мы обречены?» ⁴⁷.

1. В т. 29-30 «Литературного наследства» (М., 1937) В. Александри была опубликована пьеса М. Жюльена с предисловием К. Державина, в котором дав краткие биографические сведения; см. также сообщение В. Александри в журнале «Борьба классов», 1935, № 5 («Из истории Французской революции XVIII в.») Для характеристики русских связей М.-А. Жюльена см. интересное сообщение С. Н. Дурылина «П. А. Вяземский и «Revue Encyclopedique»» («Литературное наследство», т. 31-32. М., 1937). М.-А. Жюльена обычно называли Жюльеном-младшим или Жюльеном из Парижа. Его отцом был Марк-Антуан Жюльен (1744—1821), депутат Конвента от департамента Дромы. Последнего следует отличать от другого депутата Конвента от департамента Верхней Гаронны, Жюльена из Тулузы, обвинявшегося по делу Индийской К?.

2. Н. Goetz. Marc-Antoine Jullien de Paris (1775—1848), der geistige Werdegang eines Revolutionaеrs, 1954. (См. рецензию на нее J. Godechot в «Annales historiques de la Revolution francaise», 1958). О деятельности Жюльена в Бордо в 1794 г.: P. Becamps. La Revolution a Bordeaux (1789—1794). J.-B.-M. Lacombe, president de la commission militaire de Bordeaux. Berlin — Paris, 1953. О деятельности Жюльена в Италии: A. Aulard. Etudes et lecons sur la Revolution francaise, serie 9-me. Paris, 1924; G. Candeloro. Storia dell'Italia moderna. Le origini del Risorgimento 1700—1815 (русск. пер. Д. Канделоро. История современной Италии. М., 1958); G. Vассагinо. I patrioti «anarchistes» e l’idea dell'unita italiana (1796—1799). Torino, 1955.

3. E. В. Соurtоis. Rapport fait au nom de la commission chargee de l’examen des papiers trouves chez Robespierre et ses complices. Paris, an III, p. 139.

4. О братьях Пэйянах см. А. Matiez. Le traite de cession de l’Antifederaliste au Journal des Hommes libres.— «Annales historiques de la Revolution francaise», 1927.

5. E. В. Соurtоis. Op. cit., p. 360.

6. Так, в 1816 и 1831 гг., сейчас же вслед за попытками Жюльена выставить свою кандидатуру в депутаты, в реакционных газетах появлялись статьи с цитатами из того же доклада Куртуа и выдержками из писем Жюльена к Робеспьеру.

7. Е. В. Соurtоis. Op. cit., p. 360.

8. ЦПА ИМЛ, ф. 1, № 2288.

9. E. В. Courtois. Op. cit, p. 355.

10. ЦПА ИМЛ, ф. 317, on. 1, ед. xp. 760 («Registre de mes operations et de ma correspondance. Journal de ma mission», p. 200).

11. ЦПА ИМЛ, ф. 317, on. 1, ед. xp. 717 («Notes ecrites en 1794, concernant les relations du jeune Jullien fils avec le representant du Peuple Isabeau a Bordeaux»).

12. ЦПА ИМЛ, ф. 317, on. 1, ед. xp. 767 («Journal commence аu Plessis le 20 fructidor an 3, termine hors de prison le 20 brumaire an 4»);

13. «М. A. Jullien aux representants du peuple composant le Comite de Salut public». Paris, 24 Thermidor l'an II (Этот печатный отчет хранится в ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 751).

14. ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 748.

15. В одном из вариантов своих мемуаров, так и не законченных (или не уцелевших), Жюльен писал о себе: «...в течение пятнадцати месяцев он был в тюрьмах, ожидая смертной казни, как робеспьерист» (ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. .xp. 731).

16. ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 741.

17. Там же.

18. К. D. Tonnesson. La defaite des sans-culottes. Mouvement populaire et reaction bourgeoise en l’an III. Oslo — Paris, 1950, p. 369—372.

19. ЦПА ИМЛ, ф. 317, on. 1, ед. хр. 767 («Journal»).

20. Там же.

21. Там же, ед. хр. 756.— В письме от 25 ноября 1828 г. Жюльен вспоминает, что его отца «в молодости почтил своей близкой дружбой Мабли». В другом месте он указывает, что его отец «пользовался уважением Тюрго».

22. ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 767 («Journal»). Письмо от 13 вандемьера IV г. (5 октября 1795 г.).

23. Там же.

24. ЦПА ИМЛ, ф. 317, он. 1, ед. хр. 725.

25. Там же, ед, хр. 767. Этот социальный анализ Жюльен применял и позднее, когда он уже ушел далеко вправо. 20 лет спустя, составляя по поручению Фуше доклад о положении дел во Франции, предназначавшийся для Людовика XVIII, Жюльен сумел дать довольно отчетливый анализ классовой базы борющихся во Франции партий, в частности «конституционалистов». «Эта партия,— писал Жюльен в 1816 г.— особенно влиятельна в определенных классах граждан. Старые богатые семьи в большинстве преданы королю. Также обстоит дело в трибуналах, среди юристов и в крупной торговле. Но совершенно иначе обстоит дело с огромным большинством мелкой буржуазии (petite bourgeoisie), торговцев и мелких собственников, поддерживающих конституционалистов, потому что они принимали участие в революции. Приобретатели национальных имуществ и семьи военных увеличивают силы этой партии. Однако то, что дает ей неизмеримое превосходство, это масса крестьян, участь которых революция, безусловно, улучшила, ставших, благодаря ей, просвещенными и зажиточными (ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 1330. «Rapport au Roi sur l'interieur du Royaume. Par le due d'Ottrante». Рукопись написана рукой Жюльена).

26. ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 743.

27. Там же, ед. хр. 765.

28. «М.-А. Jullien aux representants du peuple...», Paris, 24 Thermidor l'an II.

29. ЦПА ИМЛ, ф. 317, on. 1, ед. хр. 765.

30. Там же, ед. хр. 825.

31. Там же.

32. Там же, ед. хр. 1338 и 825.

33. ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 794 («Sur le 1-er prairial»).

34. Там же.

35. ЦПА ИМЛ, ф. 223, 59 В V. (Ch. Germain a Gr. Babeuf 23 fructidor. Aux Baudets Arras).

36. ЦПА ИМЛ, ф. 317, on. 1, ед. хр. 767 («Journal»). Топино-Лебрен — художник, заседатель Парижского революционного трибунала, впоследствии близко стоявший к движению Бабефа; был казнен в 1801 г. при Наполеоне. Дюфурни де Вилье в начале революции активный деятель клуба Кордильеров, исключенный в 1791 г. вместе с Д. Рютледжем. Известен своей брошюрой о требованиях «четвертого сословия».

37. ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 767 («Journal»).

38. Именно это обстоятельство и ввело в заблуждение Н. И. Кареева, отрицавшего в ряде работ контрреволюционный характер мятежа 13 вандемьера (см., например, «Было ли парижское восстание 13 вандемьера роялистическим». СПб., 1914 и «Борьба парижских секций против декретов 5 и 13 фруктидора». СПб., 1915).

39. ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 807 («Coup d'oeil historique sur la journee du 13 vendemiaire ou lettre d'un detenu a son ami»). Корреспонденция эта предназначалась для «Journal des hommes libres»,— газеты, в которой Жюльен активно сотрудничал во время своего пребывания в Плесси.

40. ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 807.

41. Там же.

42. Там же, ед. хр. 802. Весь документ написан рукой Бабефа без каких-либо поправок.

43. В числе подписавших заявление узников Плесси был целый ряд активных деятелей парижских секций, как, например, Дюран (Durand), председатель «Общества свободных людей»; Даген (Daguin), арестованный после 9 термидора за выступления в пользу Робеспьера; Лекамю (Le Camus), секретарь секции Монмартрского предместья; Лабуро (Laboureau), деятель секции им. Марата (б. Французского театра), его имя на одном из документов значится рядом с Моморо и встречается в бабефовских списках демократов для включения в Конвент; Пио (Piot, деятель секции Санкюлотов; Карон (Caron), вице председатель одного из собраний в секции Прав Человека; Тьерри, секретарь трибунала, привлекавшийся позднее по делу Бабефа; Мартен, вице-председатель секции Гравильеров; Варен (Varin), деятель одной из секций Quinze-vingt в С.-Антуанском предместье, арестованный после 1 прериаля; Фуко (Foucault), судья революционного трибунала; Жакоб (Jacob), член революционною комитета секции Брута, значившийся после 1 прериаля в списке «террористов, убийц и кровопийц» (buveurs du sang); Демаре (Desmaret), до революции — грузчик хлебного порта, позднее член, революционного комитета секции Верности (Maison Commune). См. о них W. Markovu A Soboul. Die Sansculotten von Paris. Berlin, 1957, S. 244, 288, 398, 386, 30, 320, 208, 302, 494, 455-456.

44. «Начальник тюрьмы в Плесси — гражданам представителям народа, членам Комитета общественной безопасности.

Граждане представители! Я пересылаю в Комитет обращение республиканцев-заключенных, в котором они выражают свою тревогу в связи с нынешним кризисом и свое страстное желание содействовать защите национального представительства и Республики» Они предложили мне разрешить троим их представителям под стражей, отправиться в комитеты и, с их согласия, к решетке Конвента, чтобы со всей одушевляющей их энергией сообщить об их страстной преданности родине, которой угрожает опасность. Мне бы хотелось удовлетворить эту просьбу, что могло бы иметь очень хорошие последствия, но я не счел возможным действовать в таком затруднительном положении, не запросив предварительно мнение правительства. Я должен заявить вам, граждане представители, что тюрьма спокойна, что мне сообщили обо всех этих опасениях без особого гнева и возбуждения. Это свидетельствует о добрых намерениях, хотя при этом и было выражено резкое возмущение действиями гнусных сообщников монархистов, дерзновенные усилия которых вызывают волнения во всех подлинно республиканских душах» (ЦПА ИMJI ф. 317, оп. 1, ед. хр. 803. Документ написан рукой Бабефа).

45. ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 817.

46. Там же.