Письма из Франции к одному Вельможе в Москву.

(Окончание.)

АХЕН от 18/29 Сентября 1778 года.

Я оставил Францию. Пребывание мое в сем государстве убавило сильно цену его в моем мнении. Я нашел доброе гораздо в меньшей мере, нежели воображал; а худое в такой большой степени, которой и вообразить не мог. Я рассматривал со всевозможным вниманием все то, что могло способствовать мне к приобретению точнейшего понятия о характере Французов и о настоящем их положении, относительно разных частей правительства. [4]

Позвольте, Мил. Гос., примечания мои на оное представить В-у С-у, и добавьте своим проницанием то, в чем мои рассуждения недостаточны будут.

Достойные люди, какой бы нации ни были, составляют между собой одну нацию. Выключа их из Французской, примечал я вообще ее свойство. Надлежит отдать справедливость, что при неизъяснимом развращении нравов есть во Французах доброта сердечная. Весьма редкой из них злопамятен - добродетель конечно непрочная, и полагаться на нее нельзя: по крайней мере и пороки в них не глубоко вкоренены. Непостоянство и ветренность не допускают ни пороку, ни добродетели в сердца их поселиться. К ним совершенно приличен стих Кребильйонов:

Criminel sans penchant, vertueux sans dessein.

Рассудка Француз не имеет, и иметь его почел бы несчастьем своей жизни; ибо оной заставил бы его размышлять, когда он может веселиться. Забава есть один предмет его желаний. А как на забавы потребны деньги, то для приобретения их употребляет всю остроту, которою его природа одарила. Острота, неуправляемая рассудком, не может быть способна ни на что, кроме мелочей, в которых и [5] действительно Французы берут верх пред целым светом. Обман почитается у них правом разума. По всеобщему их образу мыслей, обмануть не стыдно; но не обмануть глупо. Смело скажу, что Француз никогда сам себе не простит, если пропустит случай обмануть, хотя в самой безделице. Божество его - деньги. Из денег нет труда, которого б не поднял, и нет подлости, которой бы не сделал. К большим злодеяниям не способен. Самые убийцы становятся таковыми тогда только, когда умирают с голоду; как же скоро Француз имеет пропитание, то людей не режет, а довольствуется обманывать. Корыстолюбие несказанно заразило все состояния, не исключая самых Философов нынешнего века. Врассуждении денег не гнушаются и они человеческою слабостию. - Д'Аламберты, Дидероты в своем роде такие же шарлатаны, каких видал я всякой день на булеваре; все они народ обманывают за деньги, и разница между шарлатаном и Философом только та, что последний к сребролюбию присовокупляет беспримерное тщеславие. Я докажу опытом справедливость моего примечания. Приехал в Париж брат Г. З-а, Полковник Н-ь, человек впрочем честной, но совсем незнакомой с науками. Служил он весь век [6] в гусарских полках, никогда не бирал книг в руки, и никогда карт из рук не выпускал. Лишь только проведали д'Аламберт, Мармонтель и прочие, что он брат Г-на З-а, то не почли уже за нужное осведомляться о прочих его достоинствах, а явились у него в передней засвидетельствовать свое нижайшее почтение. - Мое к ним душевное почтение совсем истребилось после такого подлого поступка. Расчет их ясно виден: они сею низкостью ласкались чрез Н-а достать подарки от нашего Двора. Рука, от которой бы они их получили, удовольствовалаб их тщеславие, а подарки - корыстолюбие.

Сколько я понимаю, вся система нынешних Философов состоит в том, чтоб люди были добродетельны независимо от Религии: но они, которые ничему не верят, доказывают ли собою возможность своей системы? Кто из мудрых века сего, победив все предрассудки, остался честным человеком? кто из них, отрицая бытие Божие, не сделал интереса единым божеством своим, и не готов жертвовать ему всей своей моралью? Одно тщеславие их простирается до того, что сами науки сделались источником непримиримой вражды между семьями. Брат гонит брата за то, что один любит [7] Расина, а другой Корнеля; ибо острота Французского разума велит одному брату, любя Расина, ругать язвительно Корнеля, и не клясться пред светом, что Расин пред Корнелем, а брат его перед ним, гроша не стоют. Вообще ни один Писатель не может терпеть другого, и почитает праздником всякой случай уязвить своего совместника. При всей их премудрости, нет в них и столько рассудка, чтоб осмотреться, как бесчестят себя сами, ругая друг друга, и в какое посмеяние приводят себя у тех, в коих хотят вселить к себе почтение.

Вот каковы те люди, из которых Европа почитает многих великими, и которые, можно сказать, всей Европе повернули голову. Правда и то, что в самой Франции число их обожателей несравненно меньше, нежели в других Государствах, потому что Французы сами очевидные свидетели их поведения, а чужестранцы смотрят на них издали. - Истинно нет никакой нужды входить с ними в изъяснения, почему считают они Религию недостойною быть основанием моральных человеческих действий, и почему признание бытия Божиего мешает человеку быть добродетельным? Но надлежит только взглянуть на самих Господ нынешних [8] Философов, чтоб увидеть, каков человек без религии, и потом заключить, как прочно было бы без них все человеческое общество?

Обращусь теперь к начатому описанию характера национального. Господа Философы отвели меня несколько от моей главной материи: но я, остановясь на них, хотел показать, что со стороны практического нравоучения перенимать у Французов, кажется, нечего. - Приметил я вообще, что Француз всегда молод, а из молодости переваливается вдруг в дряхлую старость: следственно в совершенном возрасте никогда не бывает. Пока может, утопает он в презрительных забавах, и сей род жизни делает все состояния так равными, что последний повеса живет в приятельской связи с знатнейшею особою. Равенство есть благо, когда оно, как в Англии, основано на духе правления; но во Франции равенство есть зло, потому что происходит оно от развращения нравов. Нет сомнения, что все сии злоупотребления имеют свой источник в воспитании, которое у Французов пренебрежено до невероятности. Первые особы в государстве не могут никогда много разниться от бессловесных; ибо воспитывают их так, чтоб они на людей не походили. Как скоро [9] начинают понимать, то попы вселяют в них предрассудки, подавляющие смысл младенческой, и они вырастают обыкновенно с одним чувством подобострастия к духовенству. - Нынешний Король трудолюбив и добросердечен, но оба сии качества управляются чужими головами. Один из Принцев имеет великую претензию на царство небесное, и о земных вещах мало помышляет. Попы уверили его, что не отрекшись вовсе от здравого ума, нельзя никак понравиться Богу, и он делает все возможное, чтоб стать угодником Божиим. Другой - победил силу веры силою вина; мало людей перепить его могут. Сверх того почитается он первым петиметром, и все молодые люди подражают его тону, которой состоит в том, чтоб говорить грубо, произнося слова отрывчиво; ходить переваливаясь, разинув рот, не смотря ни на кого; толкнуть всякого, с кем встретится; смеяться без малейшей причины, сколько сил есть громче; словом, делать все то, что дурачество и пьянство в голову вложить могут. Таковы все нынешние Французские петиметры.

Воспитание во Франции ограничивается одним ученьем. Нет генерального плана воспитания, и все юношество учится, а не [10] воспитывается. Главное старание прилагают, чтоб один стал Богословом, другой живописцом, третий столяром: но что каждой из них стал человеком, того и мысль не приходит. И так, относительно воспитания, Франция ни в чем не имеет преимущества пред прочими Государствами. В сей части столько же и у них недостатков, сколько везде, но тысячу раз больше шарлатанства. Редкой отец не изобретает нового плана воспитания для детей своих. Часто новой его план хуже старого: но сей поступок доказывает по крайней мере, что сами они чувствуют недостатки общего у себя воспитания, не смысля разобрать, в чем состоят они действительно.

Дворянство Французское по большей части в крайней бедности, и невежество его ни с чем несравненно. Ни звание Дворянина, ни орден Св. Лудовика не мешает во Франции ходить по миру. Исключая знатных и богатых, каждой Французской Дворянин, при всей своей глупой гордости, почтет за великое себе счастие быть принят гувернером к сыну нашего знатного Господина. Множество из них мучили меня неотступными просьбами достать им такие места в России; но как исполнение их просьб было бы убивство для [11] невинных, доставшихся в их руки; то уклонялся я от сего злодеяния, и почитаю долгом совести не способствовать тому злу, которое в отечестве нашем уже довольно вкореняется.

Причина бедности Дворянства есть та же самая, которая столько утвердила богатство и силу их Духовенства: а именно, право большого сына наследовать в родительском имении. Для меньших братьев два пути отверсты: военная служба и чин духовный. В первом предстоят труды, окончевающиеся почти всегда бедностию; а в последнем священная праздность и изобилие. Обыкновенно фамилия из сроднической горячности преклоняет меньших братьев к последнему; но часто Французская живость велит им сопротивляться сему благому совету, и приняв военную службу, поссориться со всей своей роднею. Со всем тем нет ни одной дворянской фамилии, гдеб не было из меньших братьев человека благоразумного, предпочитавшего состояние пастыря состоянию овцы. Все Архиепископы и Епископы суть братья знатнейших особ, подкрепляемые у Двора своею роднею, и подкрепляющие себя в народе содержанием его в крайнем суеверии. В. С. из сего усмотреть изволите, сколь тверда во Франции сила Духовенства, когда в сохранении его сам [12] Двор видит свою пользу. Суеверие народное простирается там до невероятности. Я опишу вам, Мил. Гос., один из духовных обрядов, которой сию истину неоспоримо докажет. Город Эз есть главной в Провансе. Парламент и все лучшие люди сей провинции имеют в нем свое пребывании: следственно должно быть в нем и просвещения больше, нежели в других городах нижшего класса. Не взирая на сие, вот каким образом ежегодно отправляется в Эзе праздник, называемый Fe^te Dieu. Торжество состоит в процессии, в которой Святые Тайны носимы бывают по городу в препровождении всего народа. Знатнейшие особы напряжены все в маскерадное платье. Один представляет Пилата, другой Каиафу и так далее. Дамы и девицы благородные наряжены Мироносицами и прочими Святыми; а прекраснейшая представляет Богородицу. Мещанство все наряжено чертями; почтеннейший же Вельзевулом, а прочие по степеням своих достоинств. Все сии черти идут пред Телом Христовым, с превеликим ревом и пятятся назад, будто бы сила Святых Таин от себя их отгоняет. За несколько дней пред церемониею разделение ролей производит многие тяжбы, особливо между мещанством. Часто приходит пред суд тот, у кого [13] роль отнимают, и доказывает свою претензию тем, что отец его был дьявол, дед дьявол, и что он безвинно теряет звание своих предков. - Во всех прочих Французских городах, не исключая самого Парижа, есть множество подобных сему дурачеств, служащих несомненным доказательством, что народ их пресмыкается во мраке глубочайшего невежества.

Врассуждении злоупотребления духовной власти, я уверен, что Франция несравненно несчастнее всех прочих Государств. Правда, невежество попов делает часто поношение всей нации: но из сих двух крайностей, я лучше видеть хочу попов невежд, нежели тиранов. Сила Духовенства во Франции такова, что знатнейшие не боятся потерять ее никаким соблазном. Прелаты публично имеют на содержании девок, и нет позорнее той жизни, какую ведут Французские Аббаты.

Рассматривая состояние Французской нации, научился я различать вольность по праву от действительной вольности. Наш народ не имеет первой: но последнею во многом наслаждается. Напротив того Французы, имея право вольности, живут [14] в сущем рабстве. Король, будучи ограничен законами, имеет в руках всю силу попирать законы. Les lettres de cacbet суть имянные указы, которыми Король посылает в ссылки и сажает в тюрьму, которым никто не смеет спросить причины, и которые весьма легко достают у Государя обманом, - что доказывают тысячи примеров. - Каждой Министр есть деспот в своем Департаменте. Фавориты его делят с ним самовластие, и своим фаворитам уделяют. Что видел я в других местах, то видел и во Франции. Кажется, будто все люди на то сотворены, чтоб каждой был или тиран, или жертва. Неправосудие во Франции тем жесточе, что происходит оно непосредственно от самого правительства и на всех простирается. Налоги, частые и тяжкие, служат к одному обогащению ненасытимых начальников; никто, не подвергаяся беде, не смеет слова молвить против сих утеснений. Надобно тотчас выбрать одно из двух: или платить, или быть брошену в тюрьму. Geft l'affaire du gout. Всякой делает, что хочет.

Народ в провинциях еще несчастнее, нежели в столице. Судьба его зависит главнейше от Интенданта: но что есть Интендант? - вор, имеющий полномочие [15] грабить провинцию безотчотно. Чем дороже стала ему у Двора сия привилегия, тем для народа тягостнее. Каждой из них начинает ремесло свое тем, что захватывает откуп хлеба, нужнейшего для жизни произращения, и принуждает чрез то жителей покупать у него жизнь за ту цену, которую определить заблагорассуждает.

Франция вся на откупу. Не возможно выехать на несколько шагов из Парижа, чтоб воротясь не быть остановлену таможней. Почти за все ввозимое в город платится столько пошлины, сколько сама вещь стоит. Из уважения к особе Государя, узаконено не сбирать пошлины в том одном месте, где его присутствие; следственно в тот день, которой Король приехал бы в Париж, пошлина не должна собираться с народа. Сие причиною, что Король, будучи не редко у решетки Парижа, в него не въезжает; он уже несколько лет не был в столице, для того что по контракту отдал ее грабить государственным ворам. - Можно по всей справедливости сказать, что Версалья есть место, куда Французских Королей посылают откупщики в вечную ссылку.

Другой источник казенных доходов во Франции есть продажа чинов и [16] должностей - зло безмерное, вымышленное в несчастные времена, когда не было откуда взять денег на нужнейшие государственные расходы. Сие изобретение, доставив на то время большую подмогу, понравилось правительству. Время текло; чины благополучно продавались; иной не мог, другой не хотел, третий не смел предупредить того зла, которое со временем необходимо долженствовало родиться от торговли сего рода. Мало помалу доходы от продажи чинов стали присвояться не к своим назначениям. Надлежало вымышлять вседневно на продажу новые чины, новые должности; но и того недоставало. Надлежало усугубить налоги, и нация нашлась в положении бедственнейшем прежнего. Множество подлых людей душою и происхождением покупали себе права быть орудиями народных утеснений. Доверенность к начальникам уступила место душевному к ним презрению; ибо к приобретению начальства одни деньги потребны стали. - Ныне все зловредные следствия продажи чинов терзают государство, и нет средства к избавлению. Король не в состоянии возвратить денег, взятых за продажу; а не возвратя денег, нельзя отнять проданное. При последнем заседании Парламента сделан был план уничтожению сей торговли; но тот план, [17] изобретенный впрочем коварством и злобою, не мог быть произведен в действо без потрясения всего государства, и опыт доказал, что продажа чинов во Франции есть зло нужное и ничем неотвратимое.

Не быв военным человеком, не могу о Французских войсках подать В-у С-у идеи другим образом, как сообщив слышанные мною рассуждения от беспристрастных чужестранцов. Всякой солдат умствует, следственно плохо повинуется. При мне Король смотрел свой полк. Все чужестранные, между коими были из наших Генерал-Майор К. Д., Полковники Б. и Н., не могли от смеха удержаться, смотря на маневры. Я, не смысля ничего в сем искустве, мог приметить, что солдаты командиров своих ни мало не уважают. Несколько раз Полковник Marqais de Chatelet подъезжая к фрунту кричал: paix, Messieurs, paix! je vous en prie (Тише господа, тише! прошу вас); ибо солдаты, разговаривая один с другим о своих делах, изо всей силы хохотали. - Офицеры, по общему признанию, ниже понятия о должностях своих не имеют. Осмелюсь рассказать В-у С-у виденное мною в Монтпелье, чтоб  представить вам пример их воинской дисциплины. [18]

Губернатор тамошний, Граф Перигор, имеет в театре свою ложу. У дверей оной обыкновенно ставился часовой с ружьем, из уважения к его особе. В один раз, когда ложа наполнена была лучшими людьми города, часовой скучил стоять на своем месте, отошел от дверей, взял стул, и поставя его рядом со всеми сидящими знатными особами, сел тут же смотреть Комедию, держа в руках свое ружье. Подле его сидел Маиор его полку и Кавалер Св. Лудовика. Удивила меня дерзость солдата и молчание его командира, которого взял я вольность спросить, для чего часовой так к нему присоседился? "C'est qu'il est curieux de voir la comedie (Хочет смотреть Комедию), отвечал он с таким видом, что ничего странного тут и не примечает.

Тяжебные дела во Франции также несчастны, как и у нас, с тою только разницею, что в нашем отечестве издержки тяжущихся не столь безмерны. Правда, что у нас и у них всего чаще обвинена бывает сторона беспомощная, но во Франции, прежде нежели у правого отнять, надлежит еще сделать много церемоний, которые обеим сторонам весьма убыточны. У нас же по крайней мере в том преимущество, что [19] действуют гораздо проворнее; и как скоро вступился какой-нибудь полубоярин, родня вельможи, то в самой тот час дело берет уже совсем другой оборот и приближается к концу. Скажут мне, что Французы превосходят нас в гражданских делах красноречием, что их стряпчие великие витии, а наши безграмотны. Правда; но все сие весьма хорошо для Французского языка, а не для правого дела. При бессовестных судьях Цицерон и Вахтин равные Ораторы.

Полиция Парижская славна в Европе. Говорят, что Полициймейстер их всеведущ; что он, как невидимый дух, присутствует везде, слышит всех беседы, видит всех деяния, и кроме одних помышлений человеческих, ни что от него не скрыто. Поздравляю его с таким преестественным проницанием; но при сем небесном даре желал бы я ему лучшего обоняния: ибо на скотном дворе у нашего доброго помещика чистоты гораздо больше, нежели пред самыми дворцами Французских Королей. - Врассуждении дешевизны, я иного сказать не могу, как что в весьма редких Европейских городах жизнь так безмерно дорога, как в Париже; за то и бедность в нем несказанная; и хотя нищим шататься запрещено, однако я нигде [20] столько их не видывал. - В Париже купцы, как и везде, стараются свой товар продать сколь можно дороже. Разница только та, что Французы обманывают несравненно с большим искуством, и не знают в обманах ни меры, ни стыда. Что же до безопасности в Париже, то я внутренно уверен, что всеведение Полициймейстера не весьма действительно, и польза от полицейских шпионов отнюдь не соответствует той ужасной сумме, которую Полиция на них употребляет. Грабят по улицам и режут в домах не редко. Строгость законов не останавливает злодеяний, случающихся во Франции почти всегда от бедности; ибо, как я выше изъяснился, Французы, по собственному побуждению сердец своих, к злодеяниям не способны, и одна нищета влагает у них нож в руку убийцы. Число мошенников в Париже неисчетно. Сколько Кавалеров Св. Лудовика, которым, если не украв ничего выходят из дому, кажется, будто нечто свое в доме том забыли! Словом, врассуждении всех полицейских предметов, Парижская Полиция кажется от возможного совершенства весьма еще далека. Напротив того вижу, что развращение их нравов отнимает почти всю силу у законов, и самую их строгость делает недействительною. [21]

Если что во Франции нашел я в цветущем состоянии, то конечно их фабрики и мануфактуры. Нет в свете нации, котораяб имела такой изобразительной ум, как Французы в художествах и ремеслах, до вкуса касающихся. Я хаживал к Marchundes des modes? как к артистам, и смотрел на уборы и наряды, как на прекрасные картины. Сие дарование природы послужило много к повреждению их нравов. Моды вседневно переменяются; всякая женщина хочет наряжена быть по последней моде; мужья пришли в несостояние давать довольно денег женам на уборы; жены стали промышлять деньги, не беспокоя мужей своих, и Франция сделалась в одно время моделью вкуса и соблазном нравов для всей Европы. - Нынешняя Королева страстно любит наряжаться. Прошлого году послала она свой портрет к матери, в котором велела написать себя наряженною по самой последней моде. Императрица возвратила ей портрет при письме, в котором сии строки находились: "Vos ordres ont e'te' mal execute's: au lieu de la Reine de France, que je m'attendois a` admirer dans votre envoy, je n'ai trouve' que la ressemblance et les entours d'une actrice d'opera. Il faut, qu'on se soit trompe' (Ваши повеления худо исполнены. Вместо Французской Королевы, которую я надеялась видеть, и ей удивляться, в вашей посылке нашла изображение оперной актрисы. Тут верно должно быть ошибке!). Королева смутилась - было сим [22] ответом, но придворные скоро ей растолковали, что гнев ее матери происходит не от чего другого, как от ее старости, от ее набожности и от худого вкуса Венского Двора.

Я перешел уже пределы письма. Чувствую, что чтение, столь длинное, должно обременить В. С., и для того предоставляю себе дополнить вам, Мил. Гос., изустно все то, о чем здесь не мог упомянуть. И проч.

Текст воспроизведен по изданию: Письма из Франции к одному вельможе в Москву // Вестник Европы, Часть 26. № 9. 1806

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.