Выписка из новой французской книги под заглавием:

Бонапарте и его фамилия.

(Buonaparte et sa famille ou confidences d’un de leurs anciens amis. Paris, chez le Petit. 1816)

Не списываем ничего с 50 первых страниц сей книги, на которых помещены известия о рождении Наполеона, и переписка его матери с генералом Марбефом. Любопытное описание отроческих лет Наполеона, проведенных им в военном Бриенском училище. Известия его Биографа кажутся достоверными. Вот его собственные слова:

Я был в Бриенне, когда привезли туда Наполеона. Еще вижу пред собою этого смуглого, малорослого, угрюмого мальчика; цвет лица его был желтоватый, щеки впалые, взгляд свирепый. Малая треугольная шляпа, надвинутая была на лице. В каждой школе прибытие нового ученика составляет эпоху; мы все сбежались, чтоб посмотреть на новоприезжего, ибо Корсиканец, как мы думали, не может походить на других. Наполеон с твердостию вытерпел сию пробу, и явясь к Начальникам Училища, укрился в уголок Большого двора, не вмешиваясь в толпы новых своих товарищей, и не говоря с ними. — [80] Он учился прежде того не многому: по Французски знал худо, по Латыни и того менее, а в Арифметике прошел только первые четыре правила. Граф де Бриенн, человек добрый и ласковый, (в последствии лишенный жизни на гильотине!) иногда приезжал в Училище. Воспитанники всегда радовались его приезду. Он ободрял их своими разговорами, приглашал к себе и т. д. Граф Марбеф, покровитель Наполеона, рекомендовал ему этого медвеженка. Граф де Бриенн пригласил его к себе на бал, и представил дамам, которые забавлялись его застенчивостию и угрюмостью, надеясь укротить его, но тщетно! Он отвечал бранью на ласки и шутки, и становился молчаливее, чем более старались побудить его к ответам. Однажды Госпожа Л... желая принудить его усмехнуться, начала ее щекотать. Он укусил ее руку и исцарапал бы ей лице, естьлиб она не успела оттолкнуть его. В Училище он поступал также: при каждой шутке он грозил, бранился и уходил в угол. Я решился исправить его, и вымыслил для того следующее средство: Предложили играть в Императоры, и решились выбрать Императором Наполеона, волею или неволею, Эта игра происходила следующим порядком: объявляли, что трон упразднен, и что народ должен собраться, для избрания нового Императора. Назначаемы были кандидаты, из которых выбирался Император; его провозглашали в сем звании, сажали на трон, все подданные пред ним преклонялись, потом таскали его на носилке по всем комнатам и дворам, как будто для осмотра нового Государства, а наконец опять сажали на трон.

Выбрали Наполеона, обвязали ему голову лентою и надели на него бумажную корону, обвешанную крашеными яйцами. Поставили на стол скамью, покрытую ковром, и посадили на нее нового Императора. Маленькой Наполеон, увидя, что так возвысился над своими товарищами, восхищался своею ролею; принял важный вид и с гордостию слушал поздравления своего народа. В [81] торжественном шествии, он представлялся Римским Диктатором, и с восторгом готовился сесть опять на трон. Но под троном стоял большой чан с водою, и лишь только Наполеон хотел сесть, отняли из под него скамью; маленькой Император свалился в воду, по самую грудь; яйца короны его разбились; желтки и белки потекли по лицу. Нельзя изобразить его бешенства и радости его товарищей. Он употреблял все силы, чтоб выкарабкаться из чану, но беспрестанно падал назад в воду. Это продолжалось около 5 минут; наконец я сжалился над ним и вытащил его из воды; но как я изумился, когда он, вместо того, чтоб поблагодарить мне, схватился за свинцовую чернилицу, и бросил ею мне в голову. Я уклонился. Между тем мокрый Император бил всех, чем попадалось. Я схватил его, и начал вновь купать в чану, при рукоплесканиях всех зрителей. Он наконец успокоился, и его поручили двум служителям, которые отвели его в спальню. С тех пор он меня боялся и уважал.

Патер Бертон был в то время Инспектором Училища, и, по странному стечению обстоятельств, Учителем Математики был у нас Патер Пишегрю, прославившийся после того военными своими подвигами, добродетелями и ужасною кончиною. Он родился в Арбоа. Родители его, люди бедные и незнатные, употребляли все способы, чтоб дать ему хорошее воспитание. Он оказал большие способности, пристрастился к Математике, и просил Начальников Училища Бриеннского дать ему при оном место. Тамошние монахи, почти все урожонцы области Франш-Конте, люди умные и ученые, с удовольствием приняли молодого земляка. Пишегрю, по введенному обычаю, постригся. — От чего зависит иногда судьба Государств и людей! Кто бы подумал тогда, что в Бриеннском Училище находятся два человека, которые некогда военными своими подвигами изумят Европу, и что маленькой Бонапарте со временем велит задушить [82] своего Учителя, и сделается непримиримым врагом Королей, которые давали ему содержание и воспитали его! Естьлиб не произошло революции, то вероятно, что Пишегрю остался бы монахом, а Бонапарте незначащим Артиллерийским Офицером. Но возвращаюсь к своему предмету.

Маленькой мой Наполеон, увидев, что гнев не помогает, пришел ко мне на другой день, извинился в своем вчерашнем поступке и признался, что он неправ. Он сказал, что видит неприятности соединенные с званием Императора, что торжество и поздравления ему весьма понравились, но что развязки этой сцены он не ожидал. Он имел самой плохой гардероб: нижнее его платье было еще мокро от вчерашнего нещастия, а он не имел другого. Я предложил ему свое платье; он принял его с радостию, и в последствии неоднократно ссужался подобными вещами.

Прошло шесть месяцев со временя прибытия его в Училище, но упрямство его не укрощалось; казалось, что он навсегда останется медвеженком — как его называли. Он убегал общества и забав своих товарищей, удалялся в скрытые места, гневался и бранился, когда кто к нему приближался С одним мною имел он некоторое сообщение. Правда, что товарищи часто дразнили его, называя Корисканцем, смеялись над его выговором, смуглым и диким видом. Он терпел все это, но с досадою и сердцем. Наконец решились принудить его к участию в забавах. К нему явились депутаты и объявили, что он должен быть при всех играх товарищей, угрожая, что в противном случае, каждое утро будут его качать и бросать на простыне. Наполеон часто видал эту церемонию, и не хотел сам испытать ее. Он последовал сему приглашению, и с тогоже дня участвовал во всех играх. Между тем вскоре отличился он своею угрюмостью, спесью и властолюбием. Он любил шумные игры; бегать взапуски, сражаться, швырять каменьями. Часто случалось, что ушибались до крови. [83] Он этим не трогался, и даже смотрел на кровь с удовольствием. Учители бранили его за сии упражнения; он переставал и вскоре начинал опять. Его сажали под арест, в тюрьму; он претерпевал сии наказания, не оказывая ни малейшего раскаяния. Каждый из учеников имел по садику. Наполеон превратил свой садик в крепость; он часто сидел там, не для рассадки цветов, а только искал в нем убежища от преследований. Однажды другие ученики забрались в его садик; он бросился на них с лопаткою в руках, ранил одного в голову, а прочих сбил с ног.

По возрасте получал он чины, но в нраве не исправлялся. Когда он сделан был Капитаном, тогда все кадеты его роты жаловались на его жестокость и дурное с ним обхождение. Его разжаловали. Он хладнокровно выслушал приговор, и не оказал ни малейшего сожаления. — Когда он ушибался, то сносил боль без жалобы. Упавши, вставал, не говоря ни слова. Между тем он сильно чувствовал обиды, но скрывал это, и искал только случая отомстить. В мщении находил он величайшее для себя услаждение. В науках,
он вовсе не занимался предметами, которые могли бы образовать его вкус, воображение и чувство; и напротив того, страстно любил Арифметику и Геометрию. Чувство во всех предметах почитал он ничем. Тот же характер оказывал он и в обхождении. Граф Бриенн часто приглашал его к столу, но и там он был безмолвен, угрюм и груб, как в Училище. Он смеялся вообще только тогда, когда с которым нибудь из его товарищей случалось нещастие, а говорил только с теми, которые были ниже его в науках; в таких разговорах он был колок, болтлив, хвастал и хулил всех без разбору. Он никогда не мог говорить хладнокровно о покорении Корсики; приходил в бешенство, когда слышал, что над этим смеются, и уверял, что со временем непременно освободит свое Отечество. [84]

Начав учиться Фортификации, он с большим удовольствием строил маленькие шанцы, а зимою целые крепости из снегу, которые он потом сам разбивал каменьями. Страсть его к войне и всем ее бедствиям, вмешалась во все его мысли и удовольствия. После шанцов, которые он строил, более всего забавлялся он могилами: он наносил сам могильные холмики, и сочинял к ним надписи, как напр: здесь пали 20,000 воинов: честь и слава Полководцу! Пристрастившись к военным делам, он начал пренебрегать своею наружностью, и ходил очень неопрятно, не заботясь, нравится ли чрез то другим. Он не знал ни услужливости, ни учтивости, не любил никого, но за то и сам не был никем любим.

(Продолжение впредь.)

Текст воспроизведен по изданию: Выписка из новой французской книги под заглавием: Бонапарте и его фамилия // Сын отечества, Часть 31. № 28. 1816