ФРАНСУА ДЕ КАЛЬЕР

Министр приехав ко двору и уведомив о своем прибытии государя, должен всем министрам находящимся у того двора о себе объявить чрез дворянина или секретаря; по том они [115] ему делают первой визит; сия честь принадлежит новоприезжему. Ежели он о своем приезде не уведомит котораго либо из иностранных министров находящихся у того двора, к которому прислан: тот министр не обязан ему зделать визита, покамест не получит от него сей учтивости.

Где есть послы от многих королей: то новоприезжей должен зделать первой визит Францускому, которой везде имеет первенство и инако не должен онаго принять.

Ишпанцы по тщетном оспоривании еще с прошедшаго столетия председательства, которым Франция издревле пользуется над всеми другими Християнскими королями, наконец оное признали публичным объявлением учиненным о сем королю в 1662 году по повелению Ишпанскаго короля Филипа четвертаго, чрез Маркиза дела Фуента посла своего при Француском дворе, после случившейся в Лондоне ссоры [116] между графа Эстрада и Барона Ватвиля. Послы Ишпанские не присудствуют ни при каких церемониях, где бывает посол Француской.

Некоторыя другия державы во время договоров о Минстерском мире хотели было начать вводить мнимое равенство между всеми Европейскими королями; но не взирая на сию неосновательную и до той поры неизвестную новость, у Франции осталось ея старинное право первенства, которое все ея послы удерживают со славою при всех дворах; им уступают место послы всех других королей своим отсутствием.

Как кардинал Савелли Римлянин был возведен в кардинальское достоинство в 1647 году: то граф Доньнят Ишпанской посол, зделал ему первой визит прежде Маркиза де Фонтене Мареля посла Францускаго. Кардинал заплатя визит Ишпанскому, поехал к Францускому, которой впустил его на двор; но как стал [117] выходить из кареты: то прислал к нему сказать, что не хочет его принять, за то, что не отдал короне Француской принадлежащей ей чести; кардинал негодовал за такое от посла ему безчестие; но получил в ответ, что в том должен сам себя винить; по тому что ему не льзя не знать о чести, которую следует отдавать первому Християнскому королю, и может отъискать оное в архиве Римской, ежели худо о том сведущ. Кардинал посылал к нему после с великими извинениями, уверяя, что учинил сию ошибку по дурному совету, данному ему от некоторых духовных особ платить визиты по порядку, как от кого оные были деланы.

Сей пример изъясняет, что хотя бы когда Француской посол и после других зделал первой визит новоприезжему послу, или новопроизведенному кардиналу, однакож заплачен должен быть первой, для того, [118] что не имеет равенства в первом чине с послами других королей ни по какой причине.

Где есть многие послы одной державы в одном месте, как сие обыкновенно случается при заключении мира: то послы Француские не допускают делать никакого различия между перваго, втораго, третьяго и протчих своих послов, сколько бы их тут ни было; и естьли кто, быв с визитом у перваго Францускаго посла, зделал бы по том визит первому послу Ишпанскому, прежде визита другим королевским послам: тоб они онаго не приняли и и не должны принять, будучи равны в званиях, и составляя единое общество посольства, которое не может разделяться.

Как господа Даво и Сервиен были Францускими послами полномочными в Минстере для миру: то депутаты городов Ансеатических в 1645 году испросили у них аудиенцию в доме [119] перваго посла господина Даво, где были приняты и сказано им, что после сей аудиенции могут быть в тот же день или на завтре у господина Сервиена в доме его. Господин Сервиен присудствовал при сей первой аудиенции; они на оба их лица отправляли свои приветствия; и по тому сочтя, что исполнили все, чем обязаны были Француским послам, зделали после визит послам Ишпанским, которые их таким же образом приняли; на завтре потребовали особливой аудиенціи у господина Сервиена; он им назначил к тому час, и заставил их принять своим служителям; те провели их в комнату, где они долго ждали; но им пришли сказать, что господин Сервиен не может их принять, по тому что они не отдали принадлежащей ему чести, зделав визит Ишпанским послам после визита господину Даво не быв еще у него, а он имеет равное достоинство с господином Даво; что [120] они тем не отдали должнаго королю его государю почтения, и он не сумневается, что их начальники не примут в их поступке участия.

Депутаты старались оправдаться, говоря, что у них одно только было письмо к обеим Француским послам, что они исполнили порученное им дело отдав им оное обеим, и зделав им визит прежде Ишпанских послов; что господин Даво им отвечал за обеих, и вторичной их визит есть только учтивость оказываемая особе господина Сервиена; но их оправдания не были приняты. Господин Сервиен после приехал в Ознабрик, и другие депутаты тех же городов исправили проступок своих товарищей, отдав принадлежащее ему почтение.

Герцог Ангулем, граф Бетюн и господин Шатонеф были Францускими чрезвычайными послами в Немецкой земле. Лорд Вотон посол Аглинской в Вене зделал первой визит герцогу Ангулему, главному [121] послу, и хотел другой визит зделать послу Ишпанскому. Оба другие Француские послы приказали ему сказать, что ежели он у него будет прежде нежели у них; они его визита не примут, и не станут с ним договариваться. По том Аглинской посол согласился еще быть у графа Бетюна втораго посла; но они отказали сие предложение, и он принужден был быть у них всех порознь, не бывши еще у посла Ишпанскаго.

Послы коронованных глав принимают и провожают взаимно друг друга до кареты, и делают первой визит послам других держав хотя не столь знатных приехавшим после них.

Посланники оказывают друг другу такия же учтивости как и послы при своем прибытии в разсуждении приветствий и визитов; посланники Француские и других держав уступают у себя правую сторону при [122] всех дворах посланникам чужих государей,

Посланники принцов Италиянских спорят о месте с посланниками Курфирстскими при Француском и всех протчих дворах кроме Немецкой земли.

Министры государей имеющих между собою войну, находящиеся при одном дворе, не делают друг другу визитов пока война продолжается; но взаимныя оказывают один другому учтивости в третьем месте, где встретятся, Война не разрушает правил благопристойности ни великодушия; она еще не редко подает случай к большей славе министру, которой оныя употребляет, и государю, которой то приемлет за благо.

Как господин Гремонвиль был королевским посланником в Риме во время войны между Франциею и Ишпаниею: то некоторой монах Португальской объявил ему намерение принятое им умертвить Маркиза дела [123] Фуента посла Ишпанскаго, желая сим средством получить успех к освобождении Дом Дуарте брата короля Португальскаго содержащагося в неволе у Ишпанцов. Господин Гремонвиль уведомивший о сем Маркиза дела Фуента, был при Француском дворе и везде весьма похвален по достоинству за такое доброе дело.

ГЛАВА XI.

О верющих грамотах, о полномочиях и о паспортах.

Отправляемому от государя или государства министру поручается вручить другому государю грамоту, которою государь другаго просит верить тому, что посол или посланник ему от него скажет, и сия грамота называется верющею, которою определяется достоинство вручителя, чего ради оное в ней особенно означено.

Во Франции есть два рода верющих грамот; одна называется грамота с [124] печатью отправляемая и подписываемая под королевским именем штатским секретарем иностранных дел, которую в других местах называют канцелярскою грамотою; вторая называемая письмо рукописное, пишется кабинетным секретарем, и подписывается единственно королем, а ни кем другим. Сия последняя грамота обыкновенно отдается при первой особливой аудиенции бываемой у государя, к которому писана, а первая при первой аудиенции публичной.

Когда министр отправляется от государя или независимаго государства на собрание министров съехавшихся по согласию разных держав для произведения договоров именем своих государей: то ему не даются верющия грамоты, а в данном полномочии означивается его достоинство, в котором он себя объявит при взаимном между сими министрами сообщении своих полномочий. [125]

Полномочиями называются пространныя верющия грамоты, которыя государь или государство дает одному или многим министрам для произвождения договоров о его делах; в сих грамотах государь обещает принять и утвердить все, что они заключат его именем. Сверьх общих выражений, надобно еще чтоб дело, о котором договор будет производиться, в оных было описано для достаточнаго уполномочения министров в подписании трактата о мире, или о перемирии, о сообществе, о союзе, о торговле и о протчем.

Два рода есть полномочий; одне даются безпосредственно от государя, а другия от имеющаго общую полную мочь со властью оставлять в случае своей отлучки вместо себя полномочных министров. Сей способ часто употребляем бывал для Ишпанских министров находившихся в переговорах с другими министрами. Ишпанцы делали сие сколько по своей [126] пышной надменности, столькож и по причине дальности Мадритскаго двора; в разсуждении чего оной присылал обыкновенно одну общую полную мочь Нидерландскому губернатору для северных дел, а другую к губернатору Миланскому для дел касающихся до принцов Италиянских, Швейцаров и Гризонов. Сии Ишпанские губернаторы не редко отправляли посланников, которые были признаваемы за публичных министров государями и государствами, к которым они их присылали; а Ишпанской посол в Швейцарии обыкновенно получал поверенность от губернатора Миланскаго, которому давал отчот в своих делах. Многие принцы и области содержали министров при сих Ишпанских губернаторах, и Папа дает звание нунция апостольскаго министру своему при Вицерое Неаполитанском.

Паспорты суть такия грамоты, по свидетельству которых [127] снабденные оными могут и должны проехать во всякой безопасности чрез земли государей или государств, от которых им даны сии паспорты, хотя бы и в действительной находились войне с их государями. В сем они взаимно уговариваются для безопасности министров посылаемых производить договоры в местах определенных на переговоры. Достоинства сих министров, послов, или посланников, должны быть включены в сии паспорты, которые обыкновенно передаются через министров государей признанных посредниками, для отсылки к стороне участвующей в деле. Таковые паспорты не льзя нарушить без нарушения права народов.

ГЛАВА XII.

О наказах.

Наказ есть сочинение содержащее в себе главныя приказания от государя или государства поручающих [128] дело своему министру, дабы помнил данныя ему повеления и по оным управлял свои поступки. Сие сочинение должно храниться тайно и изготовляется единственно для того, которому дастся; иногда ему приказывается свой наказ сообщить или показать некоторые онаго пункты государю, к которому прислан, или кому либо из его довереннейших министров, дабы чрез то им доказать доверенность к ним от государя приславшаго его. Случается двоякие даются наказы, один называемой явной, то есть данной на показ, а другой тайной содержащей в себе истинныя и последния приказания от государя или государства; но все наказы часто бывают переменяемы в разных пунктах ежедневными приказаниями получаемыми министром, которыя должно почитать новыми наказами, сочиняемыми по присылаемым от него известиям о земле, где находится, и по приключениям переменяющим [129] состояние дел, мысли и волю государей и министров, от которых дела зависят.

Нельзя без нарушения права народов принудить публичнаго министра показать свой наказ, и он никогда не должен онаго сообщать без имяннаго повеления от своего государя; ему не надобно иное средство к удостоверению о своих словах кроме верющей грамоты или полномочия.

Наказы, сколько бы благоразумно ни были сочинены, более или менее приносят пользы, по мере степени смысла тех, которым оные даны. Искусной министр не токмо умеет удобно исполнять повеления своего государя, но и дает ему немедленныя известия и средства пользоваться благосклонными случаями представляющимися для успеха в его намерениях. Человек без понятия не умеет ни чем воспользоваться, худо исполняет данныя ему повеления, и сколь бы оне ясны ни были, подвержен в оных [130] ошибке; делает предложения порученныя ему, не в пору или непристойным образом, пропускает случаи удобные к получению в них успеха, и вместо того, чтобы поспешествовать делам своего государя, часто способствует неприятельским.

Удивительно видеть неравенство не редко встречающееся в поведении человеческом. Нет министра, которой бы, желая построить дом, не прилежно отъискивал искуснейшаго архитектора и лучших работников, а многие, имея поручать самыя важныя дела, от которых часто зависит благополучие или нещастие народное, вверяют их не архитекторам в сем искустве, но простым каменьщикам, то есть людям без ума, без понятия и без способности столь потребных к таковым делам.

Имеющих участие в доверенности государевой или его перваго министра, не льзя извинить, когда они им представляют людей неспособных к [131] отправлению иностранных дел, по тому что их в сем случае погрешности причиняют весьма великия неудобства. Сие великой проступок в министре: не узнать и не предвидеть намерений предосудительных интересам своего государя, и занимать место человека просвещеннее и прилежнее, которой бы их узнав воспрепятствовал действию оных.

Погрешности учиненныя служащими государю внутри государства, могут быть исправлены его властию; но того не льзя сказать об ошибках в разсуждении договоров производимых с государями самодержавными или с вольными государствами; первой министр, имеющий в оных договорах главную власть, должен весьма осторожно и прилежно избирать людей на сие употребляемых и узнавать их сам собою, не делая уважения, ни к представлениям от других, ни к родству и свойству, разве оное найдется согласно с достоинством и [132] способностию представляемых людей, по тому что он должен ответствовать пред своим государем за тех, которым поручает дела; их добрые успехи делают ему честь, а худые причитаются в вину; часто бывает надобно ему истощить все свое искуство для поправления оных; но первой министр достоин сожаления, когда по проискам и побочным ходатайствам владычествующим при разных дворах, употребляются к таковым должностям неспособные люди, а у него отнимаются средства определять искуснейших работников.

ГЛАВА XIII.

Что должен зделать посол или посланник прежде нежели отъехать.

Когда кто назначен министром к какому либо двору или к республике: то прежде всего должен требовать, чтобы ему сообщены были [133] письма последняго министра бывшаго перед ним в той земле, дабы получить сведение о состоянии, в каковом он оставил порученныя ему дела, и тем удобнее вступить в продолжение оных, пользуясь знанием о произшедшем прежде для согласования с тем своего поведения в разсуждении будущих дел.

Все дела имеют между собою некоторое сцепление и союз, в разсуждении чего знание произшествий весьма нужно, особливо в договорах между вольными и независимыми государствами, которыя обыкновенно управляются более по своим интересам и по старым примерам, нежели по правам.

Новому министру, прочтя со вниманием письма своего предследователя, надобно учинить свои разсуждения и примечания о затруднениях могущих встретиться во время отправления его должности, в разсуждении церемониала или вверенных ему дел, для изтребования от государева министра, [134] которому должен отдавать в оных отчет, объяснений и потребных о сих затруднениях приказаний, и для представления ему от себя средств удобнейших по его разсуждению к отвращению тех препятствий.

Сколько бы искусен ни был государь, или министр, которому вверено общее управление его дел, трудно ему все предвидеть, и давать министрам отправляемым к чужим дворам довольно пространныя и точныя наставления на все могущия встретиться случаи; следовательно надобно, чтобы тот, кому поручается исполнение повелений государевых в отдаленной земле, прилежно старался до отъезда осведомиться о главных его волях, и по том испросил у него способы удобнейшие для получения успеха.

Должен наведаться чрез отправлявших должность министра договаривавшагося в том государстве, куда едет, или чрез таких людей, [135] которые там долго жили, о многих подробностях; сие сведение может ему быть очень полезно для соображения по тому своих поступок. Надобно ему свести особливую дружбу с министром той земли, находящимся при дворе, от котораго посылается, дабы тот министр письмами своими его одобрил в своей земле, особливо стараться его уверить о желании своем угождать государю или государству, к которому отправляется, и способствовать доброму согласию между его и своим государями; должен сказать ему, что не пропустит никакого случая засвидетельствовать о его добром поведении, и о почтении, каковое он себе заслужил в той области, где находится; сие весьма может обязать того министра, оказать ему добрыя услуги своими письмами, и доставить приятелей в своей земле. Люди охотно желают одолжить старающихся быть им полезными; взаимныя услуги суть надежнейшия и твердейшия основания их дружбы. [136]

Надобно искусному министру с прилежанием избрать себе в служители людей смирных и благонравных, от которых бы не мог нажить никакого нарекания в той земле, куда отправляется; более всего поощрять их к доброму поведению своим примером, и строгим наказанием преступников, вместо защищения их в случае безпорядочных от них поступок, как то весьма не прилично делают многие министры бывающие иногда сами весьма непорядочнаго поведения, употребляя во зло власть своего государя, и преимущества сопряженныя с их чином, для удовольствования себя в своих самопроизвольствах.

Особливо надлежит ему выбрать себе секретаря вернаго и разумнаго; сей выбор должен почитать однем из важнейших своих дел; ежели выберет мота, плута или нескромнаго: то отваживает себя на великия неудобства. Несколько тому лет, как некоторой секретарь Францускаго [137] посла продал тайную азбуку своего государя тому двору, при котором посол производил договоры; сия неверность, подав повод переимать и разбирать пословы письмы, причинила много шуму, и некоторой разрыв имевший следствия неприятныя и предосудительныя обеим дворам, которых интересы требовали взаимнаго соединения.

Необходимость выбирать вернаго и способнаго секретаря подает повод думать, что было бы полезно для королевской службы возстановить древнее обыкновение, в последния времена отставленное во Франции, определять секретарями посольства выбранных королем, как то с успехом делается другими державами. Шведские короли имеют многих секретарей, которых называют за секретаря или в должности секретаря, посылают их при послах своих и при посланниках, и они не редко со временем сами происходят в посланники и в послы, послуживши прежде при таковых министрах. [138]

Секретари посольства будучи определяемы королем с жалованьем, способствовали бы к сохранению тайны в договорах, поверяемой часто дурным людям, потому что послы не делают потребной издержки, на приискание себе людей верных и способных. Определяемые королем, могли бы великую подавать послу помощь, избавляя его от многих подробностей, которыя опасно поверять людям нескромным или неспособным, и из них произошли бы добрые работники, каковые ныне столь редки, а толь нужны к таковым должностям.

ГЛАВА XIV.

Что должен делать министр по прибытии к чужому двору.

Как скоро прибудет и уведомит по установленному употреблению о своем приезде и чине: то как можно скорее должен себе [139] исходатайствовать у государя приватную аудиенцию и больше всего в оной изъяснить желание своего государя, содержать с ним добрую дружбу и согласие, связав оное теснейшими в сравнении прежняго узлами; к сему должен присовокупить засвидетельствование о почтении и дружелюбии своего государя к тому государю или государству, к которому прислан, и о своем желании способствовать к их совершенному согласию.

Отправя первыя должности и обряды употребляемые в таковом случае, должен около себя осмотреться, то есть рачительно разсмотреть состояние двора и правления; особливо надобно хорошо узнать государя, его склонности, стремления, добродетели и слабости, дабы в состоянии быть в потребных случаях воспользоваться сим знанием, которое может приобрести не токмо сам собою, ежели разумен, в разсуждении входу к государю по чину своему, но и по [140] сведениям, кои может получить от других иностранных министров долгое уже время при том дворе живших: сего ради ему с ними весьма полезно, а не редко бывает и нужно, свести знакомство и дружбу до некотораго степени.

Нет такого государя, которой бы не поверялся кому либо в своих главнейших делах: того ради надлежит тотчас узнать министров и наперстников того государя, к которому прислан, и о том, что их чувствительнее трогает, о их мнениях, страстях, предубеждениях и интересах, до какой степени простирается доверенность их у государя или в государстве, и сколько они участвуют в принимаемых намерениях.

Наведавшись точно, должен обо всем том чрез свои письмы сообщить верное описание своему государю, и делать по тому свои заключения о средствах, которыя может употреблять для получения успеха в делах вверенных ему. [141]

Имевши сии сведения надлежит стараться оными пользоваться для приобретения к себе благослонности и почтения от государя, его министров и любимцов и прилежно изыскивать удобнейшия средства для преклонения их к интересам своего государя.

К достижению сего предмета, надежнейший и лучший способ получит министр от разсмотрения всех выгод истекающих для государя или государства, к которому прислан, из предлагаемаго им союза; должен стараться в том государя уверить, искренно ему те выгоды доставлять, и соображать оныя с пользою своего государя. Таким образом зделается посредником их дружбы и союза, и верно заслужит себе от них почтение и доверенность, поспешествуя их общим интересам.

Тогда может воспользоваться страстями государя или его министров, например гневом за полученныя обиды, или ревностию против другой [142] державы, для преклонения их к намерениям согласным с интересами своего государя, потому что страсти сии не рtдко более действуют, нежели самые великие интересы.

Обыкновенно сие чаще случается при дворах государских, нежели в республиках, разве иногда республики бывают влекомы малым числом славолюбивых людей, которые присвоют себе в оных великую власть, и приносят народные интересы в жертву своим частным видам и собственным выгодам.

ГЛАВА XV.

О средствах приобрести к себе благоволение от государя и его министров.

Сколь ни высока степень, на которой государи находятся, но они человеки так как мы, то есть подвержены таковым же страстям; однакож сверх страстей общих в них с другими людьми, мнение их о [143] своем величестве, и действительная сила сопряженная с их чином, производят в них некоторыя мысли различныя с мыслями протчих людей; надобно, чтобы доброй министр обходился с ними по их мыслям, ежели не хочет ошибаться. Надлежит ему некоторым образом оставить свои собственныя мнения и воображать себя на месте государя, с которым договаривается; так сказать в его особу превратиться, принять его мнения и склонности, и говорить самому себе узнав его точно: “естьлиб я был на месте сего государя с таковою же властию, с теми же страстями и предразсудками: то какия бы действия могли надо мною тогда произвести те дела, которыя имею я ему предлагать?“ Естьли часто будет о сем помышлять: то сие весьма ему будет полезно для управления своего обращения и своих речей с государем, с которым производит договоры, и для приобретения его к себе благоволения. [144]

Один из лучших способов убеждать состоит в угождении для получения в том удачи, должен министр стараться приятное говорить, а дела сами по себе противныя услаждать выбранными речами, голосом, видом и выражениями удобными.

Государи приучены с самаго своего рождения видеть к себе покорность, почтение, и слышать похвалы от окружающих их; сего ради они чувствительнее, и их легче можно прогневать оспориваниями очень смелыми или с лишком вольными разговорами, шутками и некоторыми истиннами, к которым их уши не привыкли. Доброй министр должен всячески убегать, чтобы не тронуть гордости свойственной их званию, не надобно их ни глупо хвалить, ни прославлять подло за непохвальныя дела; не должен однакож пропускать случаев приносишь им хвалы заслуженныя ими; и естьли имеет сам благородное сердце и разум: то будет уметь сие делать к стати и достойным образом. [145]

Великая привычка государей слышать себе хвалы, делает их чувствительнее обыкновенных людей в разсуждении похвал; надобно, чтобы хвалы воздаваемыя им были разумно и в пору употреблены, дабы с удовольствием были приняты; они подобны в том лакомым людям, изострившим свой вкус долговременным употреблением приятнейших еств; придворные их непрестанно упражнены заготовлением хорошо приправленных похвал.

Великая наука искуснаго придворнаго состоит в умении хвалить к стати. Лучшее средство для получения в том удачи: не делать никогда неправедных похвал, то есть не приписывать государю таких достоинств, которых он не имеет, изъискивать и уважать находящияся в нем, и не хвалить его ни за что иное, как за то, что по истинне заслуживает похвалу. [146]

Желательноб было, чтобы не хвалили государей, разве слегка в разсуждении их богатства, красоты дворцов, домовых украшений, драгоценных вещей, одежды, и протчих суетностей посторонних; а хвалили бы в них принадлежащее им существенно и заслуживающее хвалу; яко то: опыты, которые они дают своего великодушия, храбрости и правосудия, умеренности, милости, щедроты, добраго сердца, кротости, и все их дела по истинне добродетельныя; дарования и просвещение их разума, их премудрость, способность к делам и прилежание к великим предприятиям. Можно к сему приобщить и наружния приятства их особ, особливо с молодыми государями, но таковыя хвалы кажется приличнее женщинам, которыя им часто бывают приятнее всяких других похвал; искусной министр не должен сего забывать в разсуждении принцесс имеющих доверенность, когда встретятся удобные [147] к тому случаи. Многие приобрели от них к себе благоволение сим способом, и оным воспользовались для поспешествования делам своего государя; но иные напротив того навлекли себе великия неудовольствия прилежным старанием им угождать; чего ради потребно совершенное благоразумие для управления своих поступок смотря по обстоятельствам.

Есть некоторые знаки преданности сопряженной с должным государям и государыням почтением; оные много способствуют к учинению приятным министра искусно их употребляющаго; трудно удержать себя от благосклонности к тем, которые сами свою к нам засвидетельствуют; и оная обыкновенно скорее приобретается частыми свиданиями, угодностями, снисхождением, и небольшими услугами часто повторяемыми, нежели очень важными услугами.

Я знал некотораго знатнаго и искуснаго посла, не забывавшаго [148] никакого из помянутых угождений, которой играя часто с великим государем, нарочно проигрывался для увеселения его, что ему неминуемо удавалось, и доставал себе чрез то полезнее аудиенции в разсуждении производимых с ним договоров. Посредственной его проигрыш несравним был с великою пользою получаемою от успеха в угождении ему.

Тоже средство способствовало к произведению одного из последних пап. Он бывши еще прелатом часто игрывал в гранд прим с папскою родственницею. В один день случилась в ставке знатная сумма, он дал оную ей взять, хотя сам выиграл, и бросил карты свои под стол, показав их искусным образом служителю сей женщины стоявшему за ним, которой после расказал ей о его снисхождении; она так была за сие благодарна, что предприяла употребить свою немалую доверенность для возведения его в кардинальское достоинство, в чем и получила успех. [149]

Что выше сказано о средствах приобретать к себе благоволение государское, может приложено быть и к его главным министрам. Искусной министр должен найти способы учинить их соучаствующими в добром успехе своего договора, и в сохранении условий трактата заключаемаго с их государем. Для сего надобно, чтоб он притом не забыл и частныя оных особ пользы, не вмешивая их, и употребил все свое искуство и скромность, дабы их привести в состояние воспользоваться его добрыми для них намерениями. Сие имеет он случай исполнить, когда употреблен на договоры от великаго государя с не столь знатным; как сей последний государь получает обыкновенно некоторую сумму под званием вспомогательных денег: то щедрость сильнейшаго государя должна простираться и на министра способствовавшаго их союзу. Многие государи, особливо в северных землях, приемлют за благо, [150] чтоб их министры пользовались сими случаями, только бы им не упоминали, что оные принадлежат к договорам трактата, и в мыслях своих сие почитают яко гостинец происходящий от единой щедрости государской.

Но когда министр договаривается с стороны малаго государя с сильным: то не имеет таковых. же средств, потому что государь не в состояний его оными снабдить; министры сильнаго государя, имея великие пред глазами предметы, не уважают малыми прибытками, а только в милости государя своего ищут твердаго себе щастия. Но в том разсуждении, что таковой великой пружины недостает оному министру, должен сей недостаток поправлять великою гибкостию и искуством в образе договоров, дабы учинить себя приятным министру, с которым договаривается.

Для сего надобно ему засвидетельствовать всегда свою ревность и [151] преданность к интересам того двора, где пребывает, уведомлять министра о всех новостях выгодных сему двору дошедших до его сведения, радоваться тому с ним, так как и выгодам касающимся собственно до министра и до его фамилии; говорить всегда полезно о делах того государя, при чьем дворе пребывает, и о качествах его особы; никогда не впадать в великую погрешность некоторых иностранных министров, которые будучи должны жить при дворе многие годы, делают себя неприятными и подозрительными государю и его министрам, порицая их поступки и дела, хваля безмерно поведение их неприятелей, и делая всегда пророчествы в пользу последних; такой недостаток разсуждения не простителен министру, однакож многие впадают в сие пристрастно, не зная сами для чего, в посторонних делах; нескромность столь далеко простирается, что заставляет их оказывать безсильное [152] недоброжелательство против интересов того двора, где находятся, перед придворными, которые не преминут оное пересказать.

Иные воображают, что таковыми поступками заставят себя задаривать; но сия мысль несправедлива, и почти никогда им не удается. Поступая таким образом для удовольствования своих собственных страстей, подают они доказательства своей неспособности или неверности, жертвуя интересами своего государя своим самопроизвольствам; государь имеющий добрых советников, должен отзывать впадающих в сию погрешность, для того что человек пристрастной дает обыкновенно ложныя известия о состоянии того двора, где пребывает, а ложныя известия заставляют государя принимать несправедливыя меры.

Но министр зделавший себя приятным в той земле, где пребывает, способствует чрез то, безтрудным и [153] себе средствам, столько же соответствующим самому ему и его о честному и ласковому обхождению как интересам ему порученным.

Сколь ни порочно человеческое сердце, и сколь ни наполнено злом, редко однакож люди не дают себя убедить здравым разумом, особливо когда имеющий его в некотором совершенстве старается всегда оной употреблять на то, чтоб им быть полезну и приятну, сколько сие от него зависит.

Всякой разумной человек сильно желающий угождать другому, с которым обращается, обыкновенно получает успех и находит способы его на свою сторону соглашать.

Естьли же когда министр найдет в особе государя или главнаго министра разум непрямой или предуверенной столь много, что не может никаким разсуждением быть убежден, не уважая своих истинных интересов: то однакож не должен он для [154] сего отстать от продолжения своего намерения. Надобно ему тоже делать, чтобы зделал доброй часовой мастер имеющий испорченныя часы; он бы старался исправить то, что в них находится недостаточнаго; министру надлежит взирать таким же образом и с таковою же холодностию на препятствия супротивляющияся успеху его договора, не горячась против не хотящаго или не могущаго разуметь его доказательств: сии суть терновые кусты встречающиеся ему на дороге, надобно их с терпением отдалять; обстоятельствы переменяются; твердейшие и упрямейшие люди наполнены непостоянства и легкомыслия; все их мнения и намерения зависят только от состояния, в котором тогда находится их воображение, подверженное разным понятиям часто весьма противным; и так никогда не надлежит отчаяваться, чтобы не льзя было превратить их недоброжелательство в доброхотство, употребляя [155] к тому добрыя средства. Так как никогда не надобно столь много полагаться на их благосклонность, чтобы считать оную на всегда продолжительною.

ГЛАВА ХVI.

Примечания о образах договоров.

Договариваются изустно или письменно. Первой образ договоров более употребляется при дворах государских, а второй с республиками или в таковых собраниях, каковыя суть диеты Имперския, Швейцарския, конференции о мире, и другия собрания уполномоченных министров.

Для искуснаго министра полезнее договариваться изустно, для того, что он тогда имеет больше случаев узнать мнения и намерения тех, с которыми договаривается, и употребить свое искуство вселять в их мысли намерения согласныя с своими видами убеждением и силою своих, доказательств. [156]

Большая часть людей говорящих о делах имеют больше внимания к тому, что сами хотят сказать, нежели к тому, что им сказывают; так наполнены своими мыслями, что не думают об ином, как только чтобы заставить себя слушать, и почти не могут над собою столько владычествовать, чтобы самим взаимно слушать других. Сия погрешность особливо свойственна нашему народу, которой от природы скор, нетерпелив, и с трудом может остановить стремление своего свойства; оное легко приметить в обыкновенных разговорах Французов; почти все говорят вдруг, непрестанно перебивают речь того, которой с ними говорит, и отвечают не дождясь конца его изъяснений.

Одно из качеств нужнейших доброму министру состоит в том, чтобы уметь слушать со вниманием и с разсуждением все то, что ему хотят сказать, и отвечать точно и к стати на то, что ему [157] представляют, не спеша объявлять все, что знает и чего желает; сперва предлагает о материи своего договора не больше как сколько потребно для опыту; по том располагает свои речи и поведение, по тому что приметит, по делаемым ему ответам, и по движениям лица, по голосу и виду, с которым ему говорят, и по всем протчим обстоятельствам могущим способствовать ему проницать мысли и намерения тех, с которыми договаривается. Узнав расположение и пространство их разумов, состояние их дел, их страсти и интересы, пользуется всеми сими сведениями для доведения их по степеням к своему предмету.

Одно из великих таинств искуства в договорах состоит в умении так сказать по капле вливать в мысли тех, с кем происходит договор, дела в которых есть польза их уверить.

Многие люди никогда бы не согласились на некоторое предприятие, сколь [158] бы оное ни было им выгодно, естьлиб объявлено им было вдруг во всем его пространстве и со всеми следствиями, однакож допускают себя к тому преклонить, когда их к оному приводят по малу для того, что первой шаг влечет за собою второй, и так далее.

Как дела обыкновенно подвержены затруднениям в разсуждении препятствий встречающихся в соглашении интересов, часто противных одне другим между государями и государствами не признавающими никого судиями над своими требованиями: то надобно тому, которому оныя вверены, употребить свое искуство для убавления и отвращения сих затруднений, не токмо средствами почерпнутыми в просвещении, но и нравом ласковым и гибким умеющим уступать, а не досаждать страстям, самопроизвольствам и предуверениям тех, с кем договаривается. Человек затруднительной, жестокой и спорчивой умножает [159] препятствия встречающияся в делах суровостию своего нрава огорчающаго и отвращающаго других, часто превращает в важныя дела безделицы и неосновательныя требования, и причиняет себе тем помешательства непрестанно его останавливающия в продолжение договора.

В образе договоров есть некоторое искуство состоящее в умении приниматься за дело с легчайших сторон. Сие один древний писатель (Эпиктет в книжке названной manualis, часто в руках бывающее.) изъясняет тако: «всякая вещь представляет две руковятки; за одну из них ея нести очень легко, а за другую трудно: не принимайся за трудную, для того, что не будешь в состоянии ея ни взять, ни нести,а возмись за легкую сторону; то и понесешь ея без труда».

Надежнейшее средство приняться за легкую руковятку состоит в [160] поступании таким образом, чтобы те, с которыми производится договор, находили свою пользу в делаемых им предложениях, и в показывании им оной не токмо действительными доказательствами, но и приятным обращением, оказывая снисхождение к их мнениям в делах непротивных по своему существу предмету, к которому стремится намерение их довести; сие их нечувствительно обязывает к таковому же снисхождению в других делах иногда поважнее.

Почти нет людей охотно признавающихся в своей вине, или ошибке, и со всем оставляющих свои мнения, дабы пристать ко мнениям другаго, когда только оспориваемы бывают противными доводами, сколько бы хороши ни были доводы; но многие в состоянии отстать от своих мнений, когда им уступают в других; сие делается посредством некоторых осторожностей удобных для отвращения их от их предубеждений; для [161] сего надобно уметь представлять им доводы могущие оправдать зделанное или думанное ими прежде, дабы тем обласкать их самолюбие, и по том объявя им сильнейшия доказательства основанныя на их пользах, заставить их переменить свое мнение и поступки.

Хотя большая часть людей неразсудительны, однакож сохраняют всегда к разуму почтение, желая, дабы другие признавали их поступки согласными с предписаниями онаго, и в состоянии бывают ему покориться, когда искусной человек им его даст знать, не трогая их гордости и тщеславия.

Люди часто друг другу сообщают свои мнения и нрав. Человек угрюмой и спорчивой побуждает и того, с которым договаривается, себе отвечать с таким же спором; чего ради надлежит убегать оспориваний суровых и упрямых с государями и с их министрами, а представлять им правду без лишняго [162] жару, и не тщась обо всем последней говорить; напротив, когда окажется, что они уже до некотораго степени разгорячились и не в спокойном находятся духе: то благоразумие заставляет переменить речь, оставя прежнюю до удобнейшаго случая ожидаемаго или от перемены обстоятельства дел, или от разположения их мыслей и нрава, которое не всегда бывает одинаково, по причине разности мыслей, и свойственнаго людям непостоянства. Министру надобно способствовать своим старанием и снисхождением к приведению государя, с которым договаривается в состояние выслушать и благосклонно принять предлагаемыя от него дела; сие не редко зависит столько от того, каким образом дело производится, сколько и от самого дела.

Разум приятной, чистой и просвещенной, умеющий искусно предлагать самыя великия дела, как бы то были вещи безтрудныя и полезныя, [163] участвующим сторонам, не затруднительным и приманчивым образом, уже половину своей работы зделал, и найдет великое облегчение оную окончить. Искусному министру надлежит ещё прилежно убегать глупаго тщеславия, и не хотеть почитаему быть человеком тонким и способным, дабы не вселить против себя недоверчивости в мыслях тех, с кем договаривается; напротив надобно стараться их уверить о своей искренности, верности, и справедливости своих намерений для согласования вверенных ему интересов с интересами государя или государства, к которому прислан; к сему истинному и твердому предмету должны стремиться все его договоры.

Не надлежит оказываться очень способным, утверждая решительно обо всем представляющемся; сие может привлечь против него отвращение и зависть, когда он подлинно искусен, и подвергнет его еще [164] осмеянию, ежели больше себе приписывает нежели в самом деле есть. Гораздо для него полезнее скрывать часть своего просвещения, и всегда сказывать смиренно свои мнения, утверждая оныя добрыми и твердыми доказательствами, не презирая доводов от других представляемых.

Не надобно однакож давать над собою власти некоторым высокомерным людям, старающимся употребить во зло снисхождение и покорность неимеющих довольно силы им супротивляться.

Ежели министр служит великому государю, котораго сила раждает в соседях к нему ревность: то должен выхвалять гораздо больше его умеренность, нежели силы, и говорить об оных не инако, как о средстве удобном для, защищения принадлежащих ему прав, а не для порабощения государей и вольных народов своим хотениям. [165]

Угрозы людей огорчают и часто доводят государя или государство слабое в силах к крайностям, до которых бы они не дошли, естьли бы дела представлены им были скромно; сие происходит от того, что люди тщеславны и часто жертвуют прямыми интересами своему тщеславию.

Когда государь сильнейший имеет истинныя причины жаловаться на безсильнейшаго в сравнении с собою, и желает мщением показать над ним пример: то надобно, чтобы действие произведено было вдруг, или последовало немедленно угрозам; его министры не должны давать другому государю что ни будь когда приметить из своих речей, дабы не дать ему времени и поводу привести себя в безопасность от изготовляемых ему ударов, заключением союзов с другими неприятельскими или ревнующими державами, что он почти всегда предпочитает лутче, нежели [166] покориться требованиям угрожающаго ему.

Большая часть министров великих государей имеют правилом не открывать письменно намерений своих государей, и всегда предпочитают объявлять оныя изустно, потому что им безтруднее сказанное толковать по разным представляющимся обстоятельствам, нежели письменныя предложения. Есть еще другия причины заставлющия их не давать оных письменно, принимая в уважение, что министр получивший их в свои руки, может из них зделать употребление предосудительное государю, от котораго оныя учинены, сообща их министрам противной стороны, для доставления себе от них выгод или для учинения полезнейших договоров: предложений же изустных не может на сие употребить не имея подлинных об оных доказательств.

Однакож бывают случаи, в которых трудно миновать, чтобы не [167] дать от себя письменных предложений или ответов; но надобно для избежания злоупотребления оных, как можно пожже сие зделать и не прежде, как уже трактат к заключению со всем изготовлен и главные договоры постановлены на мере.

Искусному министру должно на себя брать попечение сочинить пункты трактата. Тот, которой их пишет, имеет ту выгоду, что может написать договоры обоюдно постановленные выражениями удобнейшими для интересов своего государя, без того, чтоб оныя взаимным условиям противуречили; когда же министр не может себе доставить сочинения трактата: то должен прилежно испытывать выражения представляемых ему пунктов, для воспрепятствования, чтобы в оных не было включено двоесмыслий, которыя бы можно было толковать к предосуждению прав его государя. [168]

ГЛАВА XVII.

Советы послам и другим министрам производящим дела в чужих областях.

Разумному и искусному министру надлежит не токмо быть добрым Хриртиянином, но и оказывать себя всегда таковым в своих речах и в своем житии, не терпеть в своем доме своевольных и злонравных людей, ни чтобы за столом его или в его присудствии произносили речи самовольныя или представляли худые примеры.

Должен правосудно и смиренно отправлять все свои дела, почтительно обходиться с государями, снисходительно с своими равными, ласково с нижними, кротко, учтиво и благопристойно со всеми.

Надобно ему уметь пристать ко нравам и обычаям того государства, где пребывает, не оказывая к оным отвращения и не презирая их, как [169] то делают многие министры, хвалящие непрестанно образ жития в своей земле, для порицания употребляемаго в других областях.

Министр должен твердо помнить, что не имеет власти переиначить целое государство по своему образу жития, и что гораздо приличнее ему пристать к тамошним обычаям на малое время покамест у них живет.

Никогда не надобно злословишь образа правления, и еще менее поведения того государя, с которым договаривается; напротив того надлежит хвалить все, что там найдет достойнаго хвалы без притворства и без подлой лести. Нет народа ни государства, где бы не было между худыми законами много добрых: то он должен хвалить добрые, не говоря о других.

Полезно ему знать историю той земли, где находится, или учиться оной, дабы иметь случай упоминать государю или знатным особам его [170] двора о великих делах их предков, и о произведенных самими ими, чем весьма может привлечь их к себе благоволение; чаще должен их приводить на таковыя материи и спрашивать их об оных; сие не подверждено сумнению, что тем одолжит, когда их станет слушать, а ему надлежит приносить им всякое удовольствие.

Ему потребно помышлять непрестанно о намерениях, с которыми его государь прислал в чужую область, все то делать, чем может достигнуть своего предмета, и удерживаться от всего того, что в состоянии его от онаго удалить.

Два главныя намерения министровы состоят, как уже выше упомянуто, в том, чтобы отправлять дела своего государя, и проведывать о чужих. Способ иметь успех в том и другом состоит в приобретении к себе почтения, приязни, и доверенности от государя и от [171] находящихся у него в доверенности особ; для сего надобно, чтобы стараясь им угождать с прилежным тщанием отвращал от них всякия подозрения и сумнения могущия ему в том помешать; уверять их о своих добрых намерениях в разсуждении их; благопристойными словами извинять причиненныя прошедшия неудовольствия, не порицая однакож своего государя, ни министров прежде бывших на его месте, разве они сие заслужат таковым поведением, котораго не льзя оправдать.

Исходатайствовавши что либо важное в пользу своего государя, не теряя времени должен просить о совершенном исполнении того; напротив не надобно обязывать ни государя своего, ни самого себя инако, как сколько можно пожже и реже, дождавшись прежде точных о сем письменных приказаний, дабы не льзя было его обвинить, ни отказаться утвердить обещанное от него. [172]

Надобно ему стараться всегда и из первых иметь сведение обо всем происходящем, не токмо при дворе, где находится, но и при других дворах, где должен содержать потребныя переписки, не уважая труда от писания и почтовых росходов, которые весьма полезно употребляются, потому что таковыя сведения ему очень нужны в его делах.

Министр сведущий и от природы просвещенный, находит при всяком случае причины и средства к облегчению успеха в своих намерениях подает часто уведомления полезныя своему государю; обходится приятно с тем государем, при котором пребывает, и искусно ему объявляет с выгоднейшей для интересов государя своего стороны разныя приключения, о которых старается первой получить весьма обстоятельныя известия.

Особливо весьма нужно ему знать совершенно обо всем знатном происходящем при дворе своего государя, [173] как для своей собственной надобности, так и для того, дабы в состоянии быть справедливо ответствовать на частые делаемые ему о том вопросы; а как множество дел, которыми главной министр его государя обременен препятствуют ему подробно уведомлять обо всем каждаго министра: то должен имет порядочныя переписки с некоторыми своими придворными приятелями, которые бы его обо всем уведомляли, дабы мог опровергать несправедливые слухи часто разсееваемые неприятелями своего государя о состоянии его дел и тем отвращать вред, которой таковые слухи могут причинить его интересам в той земле, где он находится.

Еще ему потребно знать точно намерения своего двора, преклонность, нрав и качества своего государя; склонности и интересы находящихся в его доверенности особ, и каковое участие оне имеют в принимаемых намерениях; которой министр не имеет [174] сих сведений, тот подвержен ошибке в своих видах, и напрасной работе по неспрдведливым основаниям. Несогласие между главными государственными министрами весьма предосудительно договорам и делам государевым, потому что в таком случае один из тех министров подкрепляет договор и договаривающагося, а другой часто старается оной разрушить и убегать исполнения учиненнаго условия.

Министр должен всегда полезныя давать известия о делах своего государя в том государстве, где пребывает, но скромно, и сохраняя себе доверенность в своих уведомлениях. Для сего не надлежит ему никогда произносишь лжей, как то часто делают некоторые министры наших соседей, ни мало не стыдяся объявлять выдуманныя выгоды в пользу своей стороны. Кроме того что ложь есть дело недостойное публичнаго министра, онаж еще боле приносит [175] вреда нежели пользы делам его государя, потому что уже впредь никто не верит происходящим от него уведомлениям; правда, трудно не получать иногда ложных известий, но их надобно таковыми объявлять, каковы получены, не ответствуя за справедливость оных; искусному министру потребно толь крепко утвердить славу о своем прямодушии в мыслях государя и министров, с которыми договаривается, чтобы они никогда несумневались об истинне его известий, когда он им оныя за верно объявит, также и о справедливости его обещаний.

Должен остерегаться писавши к своему государю, не лишнее объявлять в описании успеха своих договоров, разве когда имеет добрыя письменныя доказательства о делаемых ему обнадеживаниях, потому что люди от природы непостоянны и обманчивы, и он по справедливости заслужит быть обвинен легкомыслием, ежели объявит своему государю такое, что после [176] будет принужден опровергать. Всегда лутче зделать и исходатайствовать больше, нежели обещал в своих письмах, чтобы действовать надежно и против чаяния приятно удивлять окончанием желаемых дел.

Надобно принимать такия меры, дабы из разных мест доходило до его государя, что он приятен и почитаем у двора, к которому прислан; так как и сие полезно, чтобы государь или государство, где он пребывает, были сведомы, что он находится в милости у своего государя; к сему имеет нужду в услугах и свидетельстве своих приятелей, как тех, которых оставил при своем государе, так и приобретенных в той земле, куда прислан.

Надлежит того наблюдать, чтобы не принимать в число своих главных служителей людей той земли, где находится; они обыкновенно служат в его доме шпионами. [177]

Надобно подавать своим служителям доброй пример для отвращения их от всякаго мотовства, и дабы более иметь права их наказывать, когда они в оное впадут, потому что ответствует за все зделанныя ими преступления.

Министр не должен никакого принимать подарка от государя или государства, где пребывает без ведома и дозволения своего государя, кроме установленных употреблением, даваемых публичным министрам при их отъезде; кто принимает: тот себя продает; сие есть род измены, предаваться таким образом чужому государю, и чрез то приведет себя в несостояние сильно защищать интересы своего государя.

Послу надобно помнишь, что он представляет своего государя, когда дело касается до отправления должности своего звания, и быть твердым в защищении всех онаго прав; но как скоро сия материя окончана: то [178] надобно забыть свой чин, и жить беззатруднительно, спокойно, и ласково с приятелями, учтиво и благопристойно со всеми; ежели инако поступает, и захочет быть всегда как Монжоа Сеньдени (Звание даваемое во Франции провозвестнику, или первому герольду в его одеянии.) в церемониальные дни: то докажет себя гораздо недостойным своего звания, думая оное подкреплять смешною и не в пору употребляемою важностию. Сей есть обыкновенной порок слабых умов напыщаться сим достоинством, не приемля в разсуждение, что они на малое время представляют государскую особу, что суетныя чести, которых часто требуют не к стати и несогласно с государевым намерением, им не принадлежат, а принадлежит послу только слава быть почитаему любезным человеком. [179]

Весьма должен остерегаться, что бы не обезчестить своего достоинства подобно тем, которые ходят по кабакам и по другим безчестным и непристойным местам, и имеют себе приятелями и наперстниками людей известных своими пороками и мотовством.

Не должен легко обещать, а обещанное исполнять надобно точно; отказ не столько досаден как нездержанное слово.

Когда утвердит свою славу и доверенность в своих обещаниях: то будет в состоянии оказывать великия услуги своему государю и находить помощь в пущих нуждах, а известнаго обманщика в таком случае все знакомцы оставят. [180]

ГЛАВА XVIII

О трактатах и ратификациях.

Многие есть различные трактаты между государями и государствами самовластными; главные заключаются о мире, о перемирии, об оставлении на время оружия, о промене, об уступке или о возвращении мест и земель спорных или завоеванных, об учреждениях, о межах и принадлежностях, о сообществах нападательных и оборонительных, о гарантии, о брачных союзах, о торговле и проч.

Некоторые трактаты называются тайными, потому что исполнение и объявление оных на время отлагается; бывают и к явным трактатам присовокупляемы тайные пункты.

Иные трактаты называются трактаты с условием, потому что исполнение оных зависит от некоторых ожидаемых приключений, которыя естьли не случатся: то таковые трактаты остаются недействительными. [181]

Когда министры двух разных держав подписывают трактат: то они прежде велят изготовишь два списка онаго называемых двоякой инструмент, и каждой из них подпишет имя своего государя прежде другого в списке, которой при себе оставит, а подписывает оной выше другаго для сохранения своего права в чинах, когда есть какой либо о том спор между ими.

Новые мирные трактаты почти всегда имеют соответствие с прежде заключенными между теми же державами. Некоторые оных пункты бывают утверждены, другие переменены; сочиняются по одинаковому образцу, и располагаются по пунктам.

Искусному министру надлежит выражать в оных очень явственно все условия в пользу прав и требований своего государя, а тем не довольствоваться, чтобы оные были означены изречениями общими и подверженными разным толкованиям, но описывать [182] их особенно таким образом, чтобы никакого не оставалось сумнения для сего должен хорошо знать тот язык, на коем трактат сочиняется, дабы ему был известен весь смысл, которой можно дать употребляемым выражениям, и чтобы в состоянии быть выбирать удобнейшия и явственнейшия. В сем можно провести министра ученика и невежду не знающаго силы выражений и не умеющаго явственно писать и изъясняться; от таковаго невежества одной из договаривающихся сторон раждаются споры между государями в толковании условий включенных в трактаты, что их заводит в новыя недогласия, и служит видом к разрыву желающему начать войну, толкованием в свою пользу речей и выражений темных, сумнительных, или двоемысленных, находящихся в некоторых пунктах трактатов.

Хотя министры государей, или государств самодержавных [183] договариваются по силе своих полномочий, однакож не заключают и не подписывают никакого трактата инако как предоставляя оному ратификацию или утверждение от своих государей; ратификация состоит в сочинении подписанном рукою государевою с приложением его печати, которым соизволяет на все содержание трактата заключеннаго его именем чрез министров; трактат в оном повторен слово от слова прежде ратификации; оною государь обещает искреннее исполнение трактата, и министры по том обеих сторон промениваются сими ратификациями в условленное между собою время. Когда есть посредники: то сей промен делается обыкновенно чрез них.

Трактаты не прежде объявляются как после промена ратификаций, и не прежде имеют свою силу как со дня обнародования, разве инако положено будет особливым условием. [184]

ГЛАВА XIX.

О письмах и о том, что надобно в оных наблюдать.

Сего не довольно, чтобы уметь искусно наблюдать интересы своего государя или государства при иностранном дворе. Надобно еще министру уметь присылать обстоятельныя и верныя известия обо всем происходящем, как в разсуждении порученнаго договора, так и обо всех других делах случающихся во время его там пребывания.

Письмы от министра к своему государю должны быть без предисловий и украшений пустых и безполезных; вдруг тем надлежит начинать, чтобы ему дать отчет о первых своих по прибытии поступках, каким образом был принят; и по мере, как сам узнает состояние двора и дел той области, где находится, должен оное описывать в своих [185] письмах, означивать в них расположение разумов в людях имеющих главную доверенность, и в министрах, с которыми договаривается, их склонности, страсти и интересы, стараться их описывать толь ясным и сходным образом, чтоб государь или министр получающий от него письма мог узнать так явственно состояние дел, о которых он уведомляет, как бы сам был на месте.

Все Француские министры, послы и посланники имеют ныне честь прямо писать к королю о порученных им делах, а в прежния времена писывали по большой части только к штатскому секретарю иностранных дел. Сие должно их заставить быть еще осмотрительнее в разсуждении содержания и слога своих писем.

Слог надобно употреблять чистой и краткой, не примешивая лишних слов, и не упуская ничего служащаго к ясности описываемаго; в оном владычествовать надлежит благородной [186] простоте столько же удаленной от тщеславнаго изъявления учености и блистающаго ума, сколько от необдумчивости и грубости, убегая выражений новых, из далека выисканных, подлых и неутвержденных добрым употреблением.

Дела описывать надобно с главными обстоятельствами служащими к объяснению оных и к показанию сокровеннейших причин побуждающих тех людей, с которыми договор происходит; доношение об однех делах не входя в причины не может инако быть признаваемо как газетами.

Письма наполненныя добрыми разсуждениями и основанныя на весьма обстоятельно описанных делах не покажутся долгими; только излишности дают приметить долготу письма писаннаго о делах.

Надобно министру для облегчения своей памяти записывать главные пункты, о которых должен писать, особливо вышедши от аудиенции, и иметь сию записку во время [187] отправления писем перед глазами; надлежит письмо разделять на многие краткие пункты, дабы яснее быть, отделяя и различая все свои материи. Число пунктов в письме или в доношении о делах производит в оном такоеж действие как окны в доме.

Надлежит оставлять у себя списки всех писем отправленных к государю или к его главному министру и располагать их по числам для удобнаго приискания в потребных случаях, особливо при получении ответов; также поступать и с получаемыми письмами; начинать свои письмы всегда уведомлением о получении и числе месяца тех, на которые ответстствует, также о дне, в которой их получил, держать оныя пред глазами, дабы отвечать по порядку на все пункты их содержания, свои писать в двойне для отправления чрез разныя дороги, когда посылаются через подозрительныя земли и описывать прилежно все происходящее. [188]

Некоторые министры пишут каждой вечер о том, что сведали или разсуждениием добрались во время дня дабы всегда иметь в готовности для отсылки сей журнал со всяким представившимся случаем.

Министры Римскаго двора имеют особливой обычай писать в некоторых случаях к главному министру разныя письма с одним курьером о различных материях, о которых должны его уведомить, вместо того, чтобы написать все в одном письме. Таким образом поступают для того, чтобы министр получающий оныя мог сообщить письмо касающееся до каждаго дела особое тому кому надобно не показывая ему других.

Когда случатся важныя известия: то не надобно жалеть росхода на чрезвычайных курьеров для поспешнейшаго и надежнейшаго доставления письма; но того надлежит смотреть, чтобы не посылать легкомысленно с курьерами известий неверных, как [189] сие часто случается министрам новым и непривычным

Публичный министр не должен наполнять своих писем приключениями и обстоятельствами недостойными внимания своего государя, особливо когда оныя со всем не принадлежат до порученных ему дел.

Не надобно также наполнять их ругательством против государя, при котором находишся, и не пространнее описывать его недостатки и слабости, как сколько сие нужно в разсуждении дел; но и в сем случае объявлять их нежным образом и извиняя оныя. Сие почтение надлежит оказывать государям, которых Бог над нами поставил, то есть говорить об них всегда с благопристойностию и весьма осторожным образом, хотя бы мы и уверены были, что писанное никогда не дойдет до их сведения; но мало таких вещей, которыя бы могли остаться сокровенными между людьми имеющими [190] долговременное между собою обращение; переловленныя письма и многия другия нечаянныя приключения часто их открывают, в доказательство сего можно бы здесь привести разные примеры; благоразумие заставляет добраго министра думать, когда пишет, что его письма могут попасть в руки к государю или к министрам, о которых говорит; чего ради надобно писать оныя таким образом, чтоб они не имели истинной причины жаловаться. Сии уважения не должны однакож ему препятствовать объявлять своему государю важныя истинны, в том опасении, чтобы не досадить государю, при котором находится; в таком бы поступке было нечто рабское и подлое; но надлежит уметь столь осторожно писать таковыя истинны, дабы в состоянии быть их защищать, и признаться с благопристойностию в писанных об них уведомлениях, когда оныя откроются; сие обыкновенно зависит нестолько от описываемых вещей, сколько от [191] выражений употребляемых на сие описание, и от намерения, с каким их описывает.

Есть другой важной случай, в котором министру потребно все его благоразумие, то есть, когда должен писать неприятныя известия к государю привыкшему быть ласкаемым своими главными министрами, желающими для своих частных выгод от него скрывать худые успехи; в пример тому объявлю слышанное от некотораго великаго государя; сей пример кажется мне здесь очень приличен и может служить к показанию дурнаго тогда бывшаго правления при Ишпанском дворе.

Дом Эстеван Дегамар служил королю Ишпанскому долгое время ревностно и верно в войнах и в договорах, особливо в Голландии, где был долго послом, имел родственника в Ишпанском совете охотнаго уважать его услуги, однакож не получал за оныя никакого награждения, а вновь определяющиеся производимы были до [192] знатнейших чинов; наконец принял намерение побывать в Мадрите, для узнания причины своего нещастнаго жребия; там произнес свои негодования пред министром своим родственником, напоминая ему о своих долговременных и важных услугах преданных забвению; сей министр, выслушав его спокойно, отвечал, что должен винить только одного себя в своем неблагополучии, что ежели бы он был столько же искусной придворной, сколько доброй министр и верной подданной: то бы произошел так как и другие служившие меньше его: но его искренность препятствовала его щастию; что все его письма не иным чем были наполняемы, как правдами неприятными королю и министрам; когда Французы одерживали какую либо победу, то он об оной присылал верныя уведомления; когда они осажали какое либо место, он первой о сем уведомлял и предвещал о взятье онаго, ежели не прислана будет [193] помощь; когда какой либо союзной бывал недоволен и огорчен тем, что двор Ишпанской не здержал даннаго ему слова; то он докучал своими прозьбами о исполнении обещаннаго и уведомлял, что тот союзной готовится союз разорвать, ежели его не удовольствуют; что другие Ишпанские министры более разумеющие свою собственную пользу, и средства к своему щастию, называли в своих письмах Французов трусами, писали, что их армии разорены и не в состоянии находятся ничего предприять; когда Француския войски имели какия либо успехи, они уверяли, что оне разбиты, и что их неприятели намеряются вступить во Францию; к чему сей министр в заключение примолвил, что Ишпанской король и его совет считали не могут довольно наградить присылающих к ним таковыя добрыя известия, ни довольно предать забвению такого человека, каков он, которой им только неприятныя делал уведомления. [194]

Услышав сие Дом Эстеван де Гамар, удивился сему описанию об Ишпанском дворе и сказал: ежели только надобно для своего щастия в сей земле представлять ложными уведомлениями Французов побежденными: то я еще не отчаяваюсь в удаче, и по том возвратился в Нидерландию, где столь хорошо воспользовался советами своего родственника, что скоро получил многия по Ишпански сказать mercedes, то есть милости, и увидел успех в своих делах, по мере своего старания чрез письма охуждать мысленно состояние Француских дел.

Из сего можно заключить, что двор Ишпанской хотел быть обманываем, и подавал своим послам способ делать свое щастие к ущербу истинных государственных интересов.

Есть еще и другие подобные примеры произшедшие при других дворах. Недавно некоторой императорской посланник при дворе Француском приобрел себе в Вене доверенность, и произвел себя в самые знатные чины, тем что во время [195] своего пребывания в Париже, присылал весьма ложныя известия о состоянии сего королевства, описывал оное в своих письмах разоренным и истощенным людьми и деньгами; столь сильно уверил, якобы Франция не может выдержать войны, что по его весьма опасному слову министры склонили императора вступить в союзы и обязательства, которые по том навлекли разорение его наследным провинциям, подали повод к возмущениям, и привели его в опасность потерять часть своих владений.

Но хотяб и не причиняло столь худых следствий подлое ласкательство от министра, однакож нет таких уважений, ни выгод собственнаго щастия, которыя бы должны были его отвратить от наблюдения первой и важнейшей изо всех своих должностей, чтобы объявлять всегда правду государю, которому служит, дабы его не допускать принимать несправедливыя меры, чему он всегда подвержен, когда его министры не довольно [196] искусны, или столько неверны, что уведомляют его о делах так как он оные желает, а не так каковы оне в самом деле находятся.

Еще надобно ему в посылаемых к государю своему уведомлениях весьма стараться нераздражать его без нужды против того государя, при котором пребывает; напротив надлежит содержать между ими доброе согласие, сколько ему сие будет возможно. Для сего должно смягчать и убавлять неудовольствия не редко случающияся и между государями соединенными общими интересами и трактатами; благоразумие воспрещает всегда прямо писать к своему государю обо всех действиях огорчения и нетерпеливости происходящих неумышленно от государя, с которым договаривается, когда не предвидит из того никаких худых следствий, и когда оныя происходят более от его нрава, нежели от дурнаго намерения; а ежели считает за потребно о том уведомить; то надобно оныя извинять или смягчать, дабы их не [197] поссоришь; особливо убегать должен подражания некоторым тщеславным и затруднительным людям, которые никогда не бывают довольны оказываемым им почтением по несправедливому воображению о своих собственных достоинствах, и о том, чем они считают других обязанными своему рождению или чину. Послы таковаго свойства ни начто более не способны как ссорить дворы, к которым присланы, с своим государем, страстными своими уведомлениями; подобны тем дурным слугам, кои для вмешания своего господина в свои ссоры и в свои собственныя негодования, сказывают ему, что об нем худо говорено.

Разумные государи не редко считают: лутче скрывать делаемыя им обиды, нежели оныя отвергать; и министр обязывающий их показать за то свое негодование, поступает обыкновенно в сем случае против их интересов, а иногда и против их воли, что рано или поздо привлекает [198] на него их гнев, когда они его вообразят причиною жестокаго предприятия, котораго следствия часто бывают им предосудительны.

Министр должен прилежно различать в своих письмах ведомости сумнительныя с верными; и когда неподлинныя могут быть важны, то описывать их со всеми обстоятельствами могущими способствовать изяснить истинну оных, дабы не оставить своего государя в неизвестности о делаемых ему уведомлениях.

Сего не довольно, чтобы только государя уведомлять обстоятельно обо всем доходящем до его сведения о государственных делах; но надобно еще давать о том знать и министрам, которых его государь употребляет в других областях, и содержать с ними порядочную переписку, для получения и от них уведомлений о происходящем там, где они находятся, И о принадлежащем до интересов своего государя; сие сведение ему весьма [199] нужно, в разсуждении союзов и зависимостей, которыми связаны между собою интересы разных областей составляющих Европу, и для того, что успех договоров часто зависит от случающагося в других государствах, и от принимаемых там намерений.

ГЛАВА XX.

О письмах цыфирных.

Тайна есть душа договоров; того ради вымышлено искуство писать цыфрами, или неизвестными знаками, для закрытия писаннаго от тех, которые переловят письмы; но смысл человеческой, изощренной нуждою и пользою, изъискал правилы для разбирания таких писем, и для узнания сим способом чужой тайны. Хотя и есть славные разбиральщики, получившие великую пользу от сего искуства однакож можно утверждать, [200] что они, заслуживаемым ими к себе почтением, обязаны только неосторожности дающих дурныя азбуки, и министров и их секретарей худо оныя употребляющих.

По основательном разсмотрении сего дела, и правил служащих к разбиранию цыфирных азбук, найдено, что письмо исправно и доброю написанное цыфирью, без измены нельзя разобрать, то есть, ежели не найдут способа подкупить секретаря, и чрез него достать ключь азбуки; можно смело спорить со всеми находящимися в Европе разбирателями, что не будут в состоянии разобрать азбук весьма безтрудных тому, кто имеет ключь, ежели оныя будут сочинены, так как надобно, по общему образцу, которой легко дать, и на кото-рой можно зделать неисчислимое множество разных ключей неподверженных разобранию. Здесь речь не об азбуках вымышленных школьными учителями, и сочиненных по [201] алгебраическим или арифметическим правилам, которыми не можно пользоваться в разсуждении их превеликаго пространства и затруднения в употреблении, но об азбуках обыкновенных употребляемых всеми министрами, которыми можно написать письмо почти также скоро; как обыкновенными буквами.

Для избежания таковых разбираний, надлежало бы всякому министру сочинить самому доброй цыфирной ключь, и оставить список с онаго поверенному штатскаго секретаря, которому разбирание поручено, вместо того, чтобы употреблять данную ему азбуку, которую обыкновенно легко разобрать; и не редко дается одна разным министрам одного государя, так что ежели один из их секретарей продаст ключь; то можно разбирать письмы министров находящихся в разных землях, от чего могут произойти великия неудобства, и немалой вред делам их государя, откровением важнейших его таин. [202]

Еще надлежало бы приказать каждому министру вносить, в особливое все цыфирью написанное письмо, дела требующия тайны, не дозволяя своим секретарям писать, по их обыкновению, часть письма без цыфирной азбуки, так что писанное в явь, то есть известными буквами, способствует продолжением речи добраться смысла того, что написано цыфирью, и узнать на каком языке писано, чего не льзя угадать, когда все письмо написано цыфирною азбукою, а благоразумие требует от министра, чтобы вносил в цыфирное письмо только нужныя вещи, исключая из онаго все лишния слова, для нетеряния напраснаго времени самому на цыфирное сочинение; также для збережения онаго и у разбирающих его письма, которые не найдя в них ничего заслуживающаго их в разбирании труда, справедливо на них негодуют. [203]

ГЛАВА XXI.

О избрании министров.

Для избрания добрых министров способных к назначиваемым им должностям, надлежит разсматривать их свойство, звание и достаток; также и то обдумать, к каковому государю или государству их посылают, и какое им поручается дело.

Бывают люди столь пространнаго понятия, что можно смело их употреблять ко всяким делам, и во всяких землях; сии, так сказать, превращаются в нравы и образы жития всех народов; им всякое государство и всякое звание не чуждо; равно вкрадываются в любовь ко всяким людям, умеют пристать ко всякому нраву; острое просвещение и великое искуство делает их ко всему способными; но таковых превосходных смыслов мало находится; часто бывают принуждены употреблять [204] разумы поограниченнее, которые однакож производят поручаемое им с успехом, когда только их определят к делам в землях и случаях им приличных, не возлагая на них тягости свыше их сил.

Различныя звания людей могут разделены быть на три главныя: первое состоит из духовных, которых есть разные роды; второе из военных, замыкающее в себе сверьх служащих в армиях, придворных и дворян, или так называемых, которые не обязаны ни церьковными, ни судейскими чинами; третие из приказных людей во Франции называемых gens de robe.

Мало таких государств, где духовные люди могут быть употребляемы к министерским делам; не льзя оных посылать с благопристойностию в земли неверных, или отпадших от веры. В Риме, которой город кажется есть средина, куда они отовсюду стекаются, преданность их к [205] Папе, и желание, которое они почти все имеют получать чины и доходныя места зависящия от сего двора, могут подавать на них подозрение в излишнем пристрастии и снисхождении к политике и правилам владычествующим у того двора и часто к ущербу светских прав государских.

Разумная республика Венециянская столько уверена о пристрастии своих духовных особ и церьковников к Папскому престолу, что не токмо не употребляет оных к Римскому посольству, но исключает их и изо всех своих советов по делам касающимся до сего двора, и высылает их из своих собраний, когда разсуждаемо бывает о каких либо церьковных делах.

Город Рим есть первой спорной о чинах театр; военной знатной человек удобнее всякаго другаго для отправления там звания посла какой либо державы, и для сильнаго защищения ея прав; сего то ради Франция и [206] Ишпания всегда туда посылают военных особ в сем достоинстве.

Кардиналы и прелаты национальные могут там иметь участие в делах и служить своему отечеству с поль-зою, но во вторых, и по силе дава-емых им повелений именем их государя чрез посла, которому вверяются его намерения.

Ежели хорошенько разсмотреть истинныя должности епископов; то найдется, что оныя несогласны с посольствами, и что им непристойно ездить по свету вместо исполнения своих первых обязательств; надобно, чтобы государство было весьма недостаточно людьми другаго звания, способными к таковым делам, чтобы заставить государя взять епископа из его церкви, и освободить пастыря от попечений, которыми он обязан своему стаду, для определения его к политическим делам, на которыя Бог его не избрал. Ежели он имеет ум довольно превосходный, в разсуждении [207] чего может быть способнее других для оказания важных услуг государству в посольствах, или в должности главнаго министра, как тому бывали некоторые примеры; то в таком случае не токмо благопристойность, но и должность его требует оставить свое епископство, дабы освободиться от обязательств сопряженных с сим званием, и со всем вдаться делам своего государя. Кардинал, Светской абат и все церьковники, не имеющие должности пастыря душ, могут быть благопристойнее к тому определяемы, и оное не столь совестно для них и для государя употребляющаго их.

Монахи бывают иногда удобны для перенесения тайных и важных речей, в том разсуждении, что легко могут иметь вход к государям или их министрам под другими видами; но не пристойноб было их видеть в чине публичнаго министра. [208]

Военные люди могут быть употребляемы на договоры во всяких государствах без различия законов и обра-зов правления.

Доброй генерал может служить с успехом послом в государстве воюющем, потому что умеет подавать полезные советы государю или государству, к которому прислан о касающемся до своего звания; сим может приобрести доверенность в той земле, где договаривается, ежели оная дружна с его государем, и в состоянии бывает больше, нежели инаго звания человек, уведомить о силах той области, где находится, о качестве войск, о искустве генералов, о состоянии мест, об арсеналах и магазейнах.

Когда надобно отправить посла к государю склонному к покою и забавам; то искусной придворной человек на сие способнее военнаго, потому что обыкновенно умеет лутче приласкаться, и привычнее к способам угождать [209] надобным особам; человек воспитанной при дворе, гнется и превращается легко во все виды, прилежно узнает страсти и слабости тех, с кем обращается, и умеет сим знанием пользоваться для достижения своих намерений. Обыкновенно таковому удается учинить себя приятным государю, при котором находится, легче нежели человеку проводившему большую часть своей жизни в войсках, где сие мудреноб было, естьлиб он не приучился, в разсуждении нрава и образа своего жития, к некоторой суровости. Но естьли военной человек и придворной не старались научиться познанию государственных дел, и не приобрели всех потребных министру сведений; то в одном привычка к военному искуству, а в другом умение в свете жить, не редко бывают безполезны государю поручающему им отправление своих дел.

Приказные обыкновенно ученее и прилежнее военных и придворных [210] людей; житие их порядочнее, и не столько предано светскому обращению; многим из них удавалось в договорах, особливо при республиках и в общественных собраниях, в которых заключаются мирные трактаты, союзы или инаго роду договоры; но они не столь способны быть при дворах государских, которые предпочитают им придворных и военных людей, потому что сходственнее с их склонностями и с образом их жития, и имеют больше способов разговаривать с ними о делах составляющих их главное упражнение. Военные люди лутче умеют приласкаться к знатным женщинам, имеющим обыкновенно доверенность при многих дворах.

Должности министра суть весьма различны с обыкновенными упражнениями судии; один договаривается с государем или с его министрами, и действует только посредством приветливости и убеждений; другой судит дела между тяжущимися [211] покорными, потому что опасаются лишены быть имения. Привычка судить дает ему вид важной и повелительной, от чего становится обыкновенно меньше обходителен, доступ к нему бывает труднее, и обращение его не столько ласково, как у придворных людей обыкших жить с своими начальниками и с равными.

Сие известно, что есть между приказными чинами много людей с превосходным разумом, имеющих все качества надобныя для того, чтобы нравиться при дворах; но разсматривая недостатки всякаго звания, нет здесь намерения распространять их на всех частных людей упражняющихся в оном, хотя и много есть военных людей грубых и невежливых, и немало из придворных, невежд и празднодельных; однакож не льзя из сего заключить, чтобы не было великаго числа в обеих сих званиях людей учтивых, ученых и искусных так как и множество есть приказных [212] людей вежливых, ласковых, и приятнаго обхождения.

Качества и знания потребныя для соделания добрых министров, будучи весьма пространны, могут упражнять целаго человека; и их должности довольно важны, для составления особаго звания, так чтоб они от онаго не были отлучаемы другими должностями, не имющими соответствия с их упражнениями. Как не поручают армии предводительствовать человеку купившему себе чин при дворе, или в штатской службе, естьли он не служил в военной: также не должно ему поручать и важнаго договора, естьли не приобрел искуства и знаний потребных к соделанию добраго министра.

Еще менее можно употреблять на сие человека проводившаго большую часть своей жизни не упражнявшись ни в каком звании, и пользующагося доверенностию какого либо родственника или [213] сильнаго приятеля, для получения чина в чужой земле, не имея других средств к содержанию себя в своем отечестве, где часто случается непристойно прожил все свое имение. Способствующие к помещению таких людей в чины столь нежные и трудные, винны пред Богом и пред людьми во всяком вреде причиняемом от них делам государя или государства употребляющаго их; не может больше погрешить и государь, или главной министр, против правил добраго правления, как употребляя людей неспособных при государях и в государствах самодержавных. Туда надобно посылать людей острейших, благонравнейших, и более сведущих государственныя дела, которые бы могли употреблять в пользу представляющиеся случаи и при самых малых дворах, да и в то время как наименее о том думается; сверьх того человек просвещенной и прилежной умеет простирать действия своего смысла в [214] ближния и дальния земли, и подавать государю своему советы к его пользе.

Люди неострые должны довольствоваться чинами по своей силе в отечестве, для того что учиненные ими в оном проступки легко поправляются властию государя или государства определяющаго их, а погрешности в независимой области случается не могут быть поправлены.

Покойный великий герцог Тосканский, государь весьма разумной и просвещенной, говоря с послом Венециянским едущим через Флоренцию в Рим, негодовал в том, что сия республика прислала к нему в достоинстве резидента человека дурнаго поведения и безразсуднаго: я сему не удивляюсь, сказал посол, потому что у нас дураков в Венеции много и у нас есть во Флоренции дураки, отвечал великой герцог, но мы их не посылаем в чужия государства для отправления там наших дел. [215]

ГЛАВАХХII.

Примечания касающияся до избрания министров.

Весьма нужно государям и государствам самодержавным избирать людей угодных тем областям, куда их посылают; для сего надобно принимать в уважение разность правлений и владычествующих в каждой земле склонностей, а особливо главный там закон.

В одном из прежних веков, Француской двор епископа отправил послом в Царьград, а дурнаго Католика в том же достоинстве в Рим; сие подало повод к весьма основательной шутке, заставя сказать, что один поехал для обращения Султана, а другой, чтоб самому быть обращену от папы.

По прибытии новаго Францускаго посла в Константинополь, Турки тотчас спрашивают у толмача: [216] ихоглан ли он, или кади? Ежели им скажут: ихоглан; то они тем очень довольны; а естьли кади: то не столько к нему имеют почтения.

Ихогланом разумеют человека придворнаго, потому что ихогланы у них воспитываются в Серале, на подобие Султанских пажей, и не редко происходят в знатнейшие чины; а кади разумеется человек церьковной или штатской, потому что у них кади называется судия решащий дела приказныя и законныя.

Благоразумие требует от государя, чтобы не посылал в чужую землю человека, которой уже зделался в оной неугодным, и оставил там дурныя мысли о своем поведении, и о недобрых своих намерениях против государства, куда посылается. Таковой человек не способен там будет к убеждению о благосклонности к ним его государя; напротив заставит думать, что нарочно прислан [217] составлять у них заговоры для причинения в государстве смятений.

Принудить к тому государя не льзя, чтоб он отозвал определеннаго уже своего министра в чужем государстве; но его собственная польза обязывает послать такого, кото-рой бы там был приятен; особливо естьли ему поручаются какия либо важныя дела производить с государем, к которому отправляется.

Не надобно посылать министром человека известнаго дурным житием. Таковыя поверенныя особы заставляют в отдаленном государстве не хорошо думать о государе, котораго представляют, а иногда и обо всем народе; свойственно об оном судить по поведению министра, в том мнении, что государь или государство не из числа непорядочнейших своих подданных избирают министра, для представления своего государя при иностранном дворе. [218]

Однакож нет общаго правила без всякаго изъятия; доброму питуху иногда лучше трезваго человека удается в договорах с министрами северных областей, ежели он только так умеет пить, чтобы не выпиться из ума, лишая онаго других.

Государь должен еще принимать в разсуждение, что о его намерениях и мнениях обыкновенно судят по намерениям и мнениям оказываемым от его министра. Ежели министр учинит себя приятным в той земле, где пребывает, и заслужит любовь и почтение: то и государя, котораго представляет, там любят и почитают; естьли же навлечет себе ненависть дурным поступком и поведением гордым, безразсудным и соблазненным: то и государь находится в опасности быть там возненавидим.

Многократно случалось иностранные министры разрушали своим дурным поведением доброе согласие бывшее между двумя областями, которых [219] обязывала взаимная польза оное сохранять; напротив того часто разумные и искусные министры соглашали два государства в ссоре находившияся, и отвращали государей от старинных союзов, преклонив их к новым с своим государем, умев приобрести себе веру и доверенность тех государей, и зделаться их наперстниками и друзьями; в сем то искусному министру надлежит искать со тщанием удачи; для сего надобно ему к обхождению ласковому и приятному приобщить поведение и поступки честнаго человека, быть всегда правдиву в своих обещаниях, никогда не основывать своих договоров на негодных тонкостях, которыя служат только к безславию употребляющаго оныя.

Очень знатные люди удобны к посольствам, потому что их имя уважается и привлекает им почтение; но сколько бы ни почитали их чин и рождение, имеют однакож надобность в добром понятии, в знании [220] и в искустве, для произвождения важнаго дела; весьма ошибутся, ежели думают, так как многие таковые, что им ничего не льзя отказать в разсуждении их знати.

Выше сказано, что они способнее для чрезвычайнаго посольства, причиненнаго каким либо знаменитым и временным обрядом, нежели для таковаго, в котором надобно производить дела трудныя и требующия долгаго разсмотрения, разве имеют при себе искусных товарищей, которые бы их освобождали от сих подробностей; в сем случае должно употреблять лучших работников, как сие делается во всех других званиях не стараясь избирать имеющих знатнейшее имя и знатнейших свойственников.

Не надобно однакож определять и весьма низкаго рождения людей, чтобы не предать их презрению, или в очень малых чинах, которыми можно их упрекать. Филип Коммин [221] справедливое зделал примечание о погрешности учиненной королем Лудовиком XI, как послан от него был к принцессе Бургонской в Ганд его бородобрей Оливие Ледень, которой там был презрен, и едва не убит вместо получения успеха в своем деле.

Молодой министр бывает обыкновенно высокомерен, тщеславен, ветрен и нескромен; опасно таковому поручить важное дело, разве бы человек был отличнаго достоинства, и котораго бы щастлйвое свойство предварило дарования приобретаемыя летами и привычкою.

Старик на против того бывает угрюм, затруднителен; находит все не по себе, порицает забавы, которыми сам уже не может пользоваться, мало способен вкрадываться в благоприятство государево и его министров, и не в состоянии действовать в разсуждении медлительности и болезней сопряженных с летами. [222]

Средния лета суть способнейшия для министерских дел, потому что в оных находятся искуство, скромность и умеренность недостающия молодым людям; сила, проворство и приятство, которых старики лишены.

Ученой человек гораздо способнее неученаго быть добрым министром; умеет говорить и отвечать справедливо на все что ему скажут; говорит яко сведущий о правах государских; изъясняет своего государя права; утверждает оныя делами и примерами, которыя умеет к стати приводить, а невежда не имеет инаго доказательства, кроме воли или силы своего государя, и повелений полученных от него, которыя не составляют закона для государей и государств вольных и независимых, соглашающихся часто на разумныя представления человека ученаго и велеречиваго.

Министры невежды и надменные величеством своего государя, часто приемлют имя его всуе, то есть [223] упоминают о нем не к стати в делах не касающихся до его интересов, для поводу своим собственным страстям; вместо того разумной министр, как можно убегает случая вмешивать имя и власть государя своего, упоминая об нем только в надобном случае.

Некоторые министры угрожали своим государем всем непохвалявшим их безпорядочнаго и дурнаго поведения.

Знание дел и истории составляет знатнейшую часть способности в министре, потому что разсуждения часто бывают неверны, и большая половина людей управляются примерами, располагаясь по тому, что делывалось в подобном случае.

Неученой человек подвержен многим неудобствам, в разсуждении неясности и дурнаго слога в речах и письмах. Того не довольно, чтобы о деле хорошо думать: надобно еще уметь изъяснять свои мысли исправно, явственно и вразумительно; и министр должен уметь без труда пред [224] светом хорошо говорить и хорошо писать, что весьма редко и трудно найти в неученом человеке.

Дается название Витий послам, для выражения чрез то, что им надобно уметь хорошо говорить; но красноречие посла весьма различно с красноречием проповедника и стряпчаго; в его речах надлежит быть больше смысла нежели слов; ему не должно употреблять издали выисканных выражений, но соображать всю речь с понятием своих слушателей, и чтобы все его слова устремлены были к намеренному концу, то есть, дабы их уверить в том, что ему поручено им представить, и склонить к желаемым предметам; сие служит доказательством истиннаго красноречия.

Разговаривая с государем, не надобно говорить громко, но обыкновенным в разговорах голосом, с смиренным и почтительным видом, и кратко, взвеся и довольно испытав [225] употребляемыя выражения. Государи не любят ни долгих разговоров, ни великих говорунов; искусной министр должен убегать сей погрешности, которая прилична только ученикам или педантам; премудрость редко в долгих речах обитает.

Министру говорящему пред сенатом или республике, дозволяется употреблять некоторое украшение речи, и быть пространнее; но естьли говорит с лишком долго; то можно к нему приложить ответ, которой Лакедемоняне зделали послам острова Самоса, сказав: что они начало их речи забыли, следствия не слушали, и ничто им в оной столько не понравилось как конец, дав чрез то знать, что они окончанием речи перестали им быть скучны.

Министру надобно помнить, что он посредник, чрез котораго изъясняется его государь или государство, чего ради должен сие делать сильно, с точностию, и достойным образом. [226]

Ученой человек более невежды остерегается, чтобы не ошибиться в своих договорах; умеет разбирать несправедливыя мудрствования, обманчивыя предложения, и двоесмысленныя выражения тех, с кем договаривается.

Невежда весьма достоин порицания за то, что обязывается такими чинами, не приобретя потребных для оных сведений, прежде нежели в оные определится; сие подобно тому, как бы заставить себе делать оружие тогда как надобно сражаться.

Некоторые придворные презирают науки, для того что их не знают, и утверждают надежно, что надобен только природной здравой смысл, дабы в состоянии быть вступить в знатнейшие чины; сие доказывают примером некоторых неученых людей, показавших свою способность в труднейших делах; в том надобно согласиться, что великой смысл есть первое качество для министра; но науки и сведения приобретенныя, [227] обще с добрым природным умом, способствуют ему быть непоколебимее и надежнее во всем своем поведении; между человека разумнаго имьющаго знания, и другаго разумнагож неимеющаго оных, столько есть разности, сколько между необделаннаго алмаза, и алмаза ограненнаго и хорошо вставленнаго, котораго главная красота и великое блистание произходит от художества одобрившаго его.

Человек здраваго смысла не может всего почерпнуть в самом только себе, ни отвратить всех встречающихся препятствий единственным своим природным разумом; надобно оной подкрепить примерами происходившаго в подобных случаях, знанием прав и интересов общественных и частных и следствия приключении, от которых зависит большая часть производимых дел; сведение же сие приобретается единственно долговременным употреблением; а ежели кто получил успех одною силою своего ума, [228] без учения и без сведения о государственных делах; то таковой пример столь редко случается, что не можно и не должно по оному делать заключения, ни смотря на то вверять невежде произведение важнаго дела, ежели не хотеть находиться в опасности получить чрез него неудачу.

Знатнейшие государи не всегда определяют к посольствам способнейших своих людей, довольствуясь употреблением на сие посредственных; разумные же и превосходно острые, которые бы полезны были в сих должностях, не ищут оных, но убегают, желая лутче быть при особе государевой, для того, что награждения тут гораздо больше и чаще случаются, а отсудствующие не редко бывают преданы забвению, что заставляет почитать посольство честною ссылкою.

Для отвращения сего неудобства, государи и государства желающия быть [229] хорошо услужены в чужих областях, должны к тому поощрять неминуемым последованием честей и награждений, за оказываемыя им услуги в сих важных для пользы их дел званиях, и принимать в уважение росходы, которые министры их принуждены там делать, для чести своего чина, и надежнаго успеха в своих намерениях; но сколько необходимая государям польза истекает от довольнаго награждения своих добрых министров; не меньшеж для них полезно наказывать злых, и быть уверенным, что наказания и награждения суть твердейшия основания добраго правления.

Надобно еще государю оказывать доверенность к посылаемым министрам, ежели желает, чтобы произносимыя ими его именем речи были уважаемы; весьма трудно министру приобрести доверенность при иностранном дворе, ежели там не будут уверены, что он имеет оную у своего государя и его главных министров. [230]

Искусному государю весьма полезно иметь всегда при себе некоторое число способных министров, хорошо избранных и довольно сведущих в государственных делах, и содержать их пенсиями и другими благодеяниями, дабы они всегда были готовы ему служить в случающихся делах. Тогда уже поздо их искать наудачу, и отважиться на худой выбор, когда придет в них надобность; разность же между добрым работником и посредственным, в сем звании больше и важнее, нежели во всяком другом.

Свойство дел, о которых надлежит договариваться, должно весьма быть уважаемо при избрании употребляемых людей. Ежели дело тайное; то не очень знаемой искусной человек гораздо способнее для произведения онаго с успехом, нежели другой знатнее; в таких случаях надобно больше смотреть на ум нежели на достаток.

С достоинством посла соединено много хлопот в разсуждении надобной [231] при нем великой свиты, обрядов, чинов наблюдаемых ими по неволе, их въездов, публичных аудиенций, и всех их поступок, которые непрестанно их представляют народному зрению, и заставляют их примечать из близи. Посланнику обыкновенно меньше надобно времени для заключения порученнаго ему дела нежели послу на то, чтобы только собраться; Ишпанские послы, случалось, употребляли несколько на сие лет после того как были назначены.

Большая часть великих дел заключены были отправленными тайно министрами; Минстерской мир, самой трудной и всеобщий изо всех других, заключен был не единственным трудом многих работавших над оным послов; один поверенной герцога Баварскаго Максимилиана, присланной тайно в Париж, постановил главные онаго договоры с кардиналом Мазарином; герцог Баварской был тогда в тесном союзе с [232] Императором; однакож сей принц прозорливый знал, что польза его дому требовала, дабы не оставить онаго во власти дому Австрийскаго, и что ему надобно дружество и покровительство Франции, для сохранения своим наследникам Курфирстскаго достоинства и вышняго Пфальцства, которое приобрел во время войны; будучи убежден сею пользою, склонил Императора и всю империю к заключению мира с Франциею, со Швециею и их союзниками, в следствие Парижскаго условия.

Пиренейской мир заключен был двумя первыми министрами, Француским и Ишпанским, в следствие договора зделаннаго в Лионе между кардиналом Мазарином и Пиментелем тайным посланником короля Ишпанскаго.

И о Ризвикском мире были договоры, и приняты намерения тайно, до заключения онаго в 1697 году в Голландии. [233]

ГЛАВА ХХIII.

Полезно ли посылать многиx министров в одну землю.

Когда надобно только содержать доброе согласие с государем или государством в мирное время, и уведомлять о происходящем в той земле, без того чтобы потребно было наблюдать там важные интересы; то на сие довольно одного министра в достоинстве посла или посланника, и еще выгоднее иметь только по одному в каждой земле, для того что ревность не редко раждающаяся между многими министрами одного государя, обыкновенно бывает ему докучна, по причине их взаимных доносов и жалоб, и может причинить затруднение в исполнении его повелений; однакож в некоторых случаях не токмо полезно, но и нужно, посылать в одну землю многих министров искусных, прилежных, и трудолюбивых. [234]

Например для переговоров о мире, когда государь посылает от себя министров, яко участвующая сторона, или яко посредник, для доставления покоя воюющим державам.

Одного министра едва может достать на все переговоры, на сочинение записок, на все ответы изустные и письменные, и на все действия потребныя в подробных случаях, для соглашения многих различных интересов и страстей спорующих государей и их министров; всякой государь и государство сильныя имеют причины посылать тогда обыкновенно многих министров, для разделения между собою сего труда, и дабы обще соглашаться о удобных мерах для приведения порученных им дел к намеренному концу.

Полезно в таких случаях подражать бывшему установлению во время минстерскаго договора между герцогом Лонгвильем, главным членом [235] посольства, и господами Даво и Сервиеном его товарищами, которые отправляли всегда одно письмо от трех, для сохранения единства в описании, дел, о которых бы могли писаны быть разныя известия, естьли бы каждой из них писал ко двору особо; когда же случалось им быть разнаго мнения о каком либо описываемом деле: то они означивали оное в общем письме таким образом: я герцог Лонгвиль такого то мнения, а я Даво, или я Сервиен, такого; каждой притом писал свои доказательства, по чему присылан был к ним от двора общей всем трем ответ.

При них еще были многие способные люди, производившие споры в Ознабрике, где происходили переговоры между министрами протестантскими Немецкой земли и северных держав; они там присудствовали. с достоинством посланников или резидентов королевских. Сии министры втораго чина много им помогали, и некоторые [236] из них после были хорошие послы, и оказали государству великия услуги.

Также весьма полезно, а не редко бывает и нужно, употреблять более одного министра в вольных государствах, где правление разделено между многими, и в таких, где есть междоусобная война, когда бывает надобно там наблюдать некоторые интересы с разными сторонами; еще надлежит большеж одного министра иметь в области избирающей себе государя, когда бывает надобно доставать там голоса для избрания новаго.

Когда только один находится министр в такой земле, где власть разделена; то ему не возможно успеть во все места, где его присудствие иногда бывает нужно в одно время, и договариваться со всеми имеющими там доверенность. Еще случается одному министру не удастся быть угодным всем находящимся на разных [237] сторонах, и довольно того, чтоб он был дружен с начальником которой либо одной стороны, чтобы привлечь на себя подозрение других; сие исправляется вторым министром неимеющим одинаких знакомств.

Надобно в таком случае избирать в одну землю дружных между собою министров такого нрава, чтобы могли ужиться вместе, для избежания между ими ревности и несогласий могущих принести вред интересам их государя, что очень часто случается. В продолжение договора о Минстерском мире был пример таковаго несогласия между двух последних полномочных Француских министров, которое столь далеко распространилось, что они выдали манифесты друг против друга.

Кардинал Ришлие не токмо употреблял многих министров для одного дела; но иногда разделял еще и [238] между ими тайну своих намерений, и действовал разными пружинами, для получения успеха в своих намерениях. Кроме публичных министров, в каждой земле содержал еще он тайных агентов и тамошних людей на пенсиях; они уведомляли его обо всем там происходящем особливо, и без ведома королевских послов, которые часто ничего не знали о порученных сим подсмотрщикам делах, а они его извещали о поведении самих послов, так как и о происходящем при тамошнем дворе; таким образом ничто не миновало его сведения, и он мог исправлять послов погрешивших в чем либо своим дурным поведением или недогадкою.

ГЛАВА XXIV.

Об особливых должностях министра.

Министр, которому поручены интересы от государя или государства в чужой области, должен того [239] наблюдать, чтобы в оной ничего не было разглашаемо противнаго чести и славе его государя, и сильно до сего не допускать, так что иногда бывает должен обругать проступившихся против принадлежащаго ему почтения; естьли государь, при котором он находится, не даст ему управы.

Надобно ему защищать всех подданных своего государя, находящихся в той земле, доставлять им свободное отправление веры исповедываемой его государем, давать им в своем доме убежище, когда они бывают в нещастии и неправедно гонимы, решить все ссоры и споры случающияся между ими, помогать им в их нуждах, и обходиться с ними как следует доброму отцу с детьми.

Естьли кто либо из знатных подданных его государя, прибыв туда, не одумавшись или умышленно к нему не приедет: то должен пристойным образом ему чрез кого нибудь о сем напамятовать, и [240] привлекать к себе всякими учтивостями и добрыми поступками, прежде нежели отписать к государю для исходатайствования о том повеления.

В случае публичных аудиенций, должен повестить знатнейшим людям своего государства, и пригласить их с собою для умножения своей свиты, к чести своего государя. После первой своей аудиенции должен их всех одного за другим представить государю, называя их по именам, объявляя о их чинах, и исходатайствовать им безтрудной доступ у государя, и въезд к знатным придворным чинам.

Когда случаются публичныя празднования, на которыя бывает приглашен: то ему надлежит стараться, чтоб и им доставить вход и покойныя места каждому по чину, а себе место принадлежащее по своему званию, особливо ежели тут случатся другие министры, спорующие с ним о равенстве. Как сие касается до чина и [241] достоинства его государя: то не должно никогда ни мало уступать своих прав; но безтруднее в том обходиться с тамошними придворными, которые с ним не равняются, и лутче им делать некоторыя лишния учтивости, более нежели они имеют право требовать, нежели не наблюдать учтивостей им должных, непохвальною гордостию, Которая не иное что может произвести, как дурныя следствия для него и его государя, и без всякой надобности их от него отвратить.

Полезно ему свести особливое знакомство с министрами союзников государя своего находящимися при одном с ним дворе; надобно их уведомлять о делах могущих принести пользу их интересам, дабы и от них получать уведомления в некоторых случаях; оказывать им добрыя [242] услуги у своего государя, и когда они поспособствуют в чем либо успеху его дел, доставлять им некоторой от него знак его к ним почтения и благодарности; помогать им своею доверенностию и услугами при том дворе, где они находятся, в производимых ими делах и в случающихся спорах; когда они поссорятся между собою, или с некоторыми министрами той земли, где пребывают, вступать в посредничество для примирения их; убегать сколько возможно наималейшей ссоры с имеющими доверенность людьми, и не причинять затруднения в делах государя своего собственными своими досадами, или возбуждением оной в министрах, с которыми договаривается; иметь правилом твердым и непоколебимым, дабы употреблять всю доверенность, которую имеет, в разсуждении силы своего государя, и собственнаго своего [243] старания, на то, чтобы делать все возможное добро.

Ежели точно так станет поступать: то будет полезен интересам государя своего, и приятен государям и государствам, где его употребят; приобретет от них к себе почтение, и оставит по себе доброе мнение и славу повсюду, где договаривался; сие должен признавать приятнейшим и лестнейшим награждением за свое искуство.

Может еще по справедливости надеяться, что способность, которую докажет произведением великих дел, доставит ему по возвращении в свою землю чести и выгоды соответствующия важности его услуг, и государь или государство, которому он их оказал, употребит его дарования и воспользуется его разумными советами [244] на управление главных дел; а хотя бы и лишен был таковых награждений: то имеет чем утешиться, довольствуясь тем, что исполнял с пользою, и яко честной человек, свои должности в званиях, которыя были ему поверяемы, для услуги своему государю и отечеству.

(пер. ??)
Текст воспроизведен по изданию: Каким образом договариваться с государями или о пользе договоров, о избрании послов и посланников, и о качествах нужных для получения успеха в сих званиях. Сочинение г. Каллиера, обыкновеннаго королевскаго советника в его советах, кабинетнаго секретаря Его величества, прежде бывшаго чрезвычайным и полномочным послом покойнаго короля при мирных договорах заключенных в Ризвике, и одного из сорока членов Академии француской со многими прибавлениями М***. Часть перьвая. Переведена с францускаго ризвикскаго издания 1757 году. СПб. 1772

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.