7-го июля, 1667 года, Потемкин с дьяком Семеном Румянцевым выехали из Москвы в Архангельск; отсюда 1-го октября на корабле отплыли в Испанию, куда прибыли 4-го декабря и где Потемкин пробыл до конца июня 1668 года, после чего отправился во Францию.

Послам нашим, при отправлении в иностранные государства, давались наказы и грамоты из посольского приказа. В этих наказах означалось: как кто должен действовать в чужой земле и что они должны говорить на совещаниях. Порядок представления иностранному государю также означался в наказе и должен был строго соблюдаться послами, которым воспрещалось действовать и даже говорить вопреки прямым, данным в наказе, предписаниям. При представлениях впереди послов должно было нести подарки, потом грамоты; подходя к государю послы должны были говорить речь по статьям, поочереди. Речи также были заранее составлены и вписаны в наказы. Вообще послам предписывалось вести себя разумно и вежливо, чтобы царскому величеству было к чести и повышению, а в частных беседах говорить остерегаяся, с вымышлением. Послы наши строго держались данного им наказа. Правила, какие постановлялись в таких наказах были обыкновенно весьма сходны между собою и этим однообразием наказов объясняется самое однообразие большей части статейных списков, которые послы вели со всевозможною подробностию.

В этих приложениях помещен между прочим дневник г. Сенто (Sainctot), который в бытность Потемкина во Франции, обязан был представлять иностранных послов королю. Этот же дневник вновь издан, года три тому назад, и гораздо полнее, князем Авг. Голицыным (Bibliotheque russe. Nouvelle serie vol. III. Une ambassade russe a la cour de Louis XIV. Paris. A. Franck libr. Leipsic, impr. de Gustave Bar. 1860. VI et 32 p.); но приписан не Сенто, a приставу Катё (Catheux), что вероятнее, так как последний находился постоянно при Потемкине. В императорской парижской библиотеке хранятся два списка этого дневника, из которых один полнее другого. Более полный издан князем Авг. Голицыным, и представляется здесь нами в переводе, возможно близком к оригиналу, как необходимое дополнение к статейному списку самого Потемкина.

Приезд Потемкина в Париж, его пребывание в этом городе и выезд оттуда, описаны подробно в стихотворной газете, La Gazette rimee du poete Loret, весьма распространенной в то время. Предлагаем здесь в подлиннике выписки из этой газеты, заимствуя их из приложений к переводу статейного списка Потемкина, сделанному князем Э. Голицыным.

I.

Извлечение из Gazette rimee от 8 сентября 1668 года.

A la suite de cette Entree

Par nous doit etre aussi narree

Celle que les Sieurs Potemskin,

Qui rime bien a Nasokin,

Dans la Parisienne Cite,

En l'importante qualite

D'Ambassadeurs de Moscovie,

Ou d'aller je n'ay nule envie.

Le Marechal de Bellefons

Ayant de merite un grand fonds,

Sans en avoir l'ame plus vaine,

Alla les prendre au Bourg la Reyne,

Avec Berlize, Introducteur,

En sa charge, ancien Docteur;

Et dedans les Royaux Carrosses,

Les amena devers le soir

Au magnifique et grand Manoir

Par leur air, par leurs vestemens

Et leurs bizarres ornemens,

Qui n'ont nul rapport a nos modes,

Mais qui leur sont bien plus commodes,

Ont ete menez pour certain,

Dans le meme ordre, a Saint-Germain,

Et du Grand Sire en l'audience,

Avec pompe et magnificence.

Ce Monarque, dont le Renom

Passe celui de Salomon,

Quoi qu'on en die, ou qn'on en prone,

Se trouvant assis sur un Trone,

Avec toute la majeste

Presque d'une Divinite,

Et dans un Lieu plus beau qu'un Temple,

Qu'avecque respect l'on contemple,

Ils demeurerent eblouis

A l'aspect de ce Grand-Louis,

Et crurent a le dire en somme,

Voir un Dieu bien plutot qu'un Homme.

Apres leurs inclinations,

Ou bien leurs prosternations,

L'un d'eux fit, en leur propre Langue,

Puis on apporta leurs Presens.

Dont l'un certe, des plus luisans,

Etoit un riche Cimeterre,

Qui mieux qui celui de Saint-Pierre

Abatroit une Oreille nef.

Il est bien monte tout a fait,

Et tout couvert de Pierrerie

Sur une riche Orfevrerie.

Le reste des Presens etoyent

Des Vestes qui beaucoup valoyent,

Avec nombre d'autres Fourures,

Qui seront d'utiles parures

Avant qu'il soit trois mois d'ici.

Mais fermons cet article ci,

Disant que l'Auguste Monarque

Fit voir par mainte belle marque,

A ces Messieurs Ambassadeurs,

De maintes Terres le Seigneur,

Et soy-disant Grand Empereur

(Dont pour moy peu je me soucie)

De tonte la triple Russie.

II.

Из того же журнала, № 29, сентября 1668 года.

Louis et l'auguste Therese,

Lundy, partirent a leur aise.

Pour aller du Leau temps qui res'e

(Cher Present du Flambeau Celeste)

Passer quelques jours a Chambort,

Lieu, dit-on, de riant abord,

Ou le gay Printemps se retrace,

Et, bref, ou le Plaisir de Chasse,

Se trouve un vray Plaisir de Roy.

Aussi le Notre en bonne foy,

Pretent bien, comme il faut, l'y prendre

Et, surtout, le Perdreau tendre

Ne manquera pas d'avoir l'heur

Avant qu'il partit, ce cher Sire,

Digne d'un Monde pour Empire,

Les ambassadeurs du Grand Gzar,

Gens sans artifice et sans fard,

Avecque mainte reveranee,

Dans une publique Audiance,

Prirent conge d'aller chez eux;

Ayans, apres, ete tous deux

Traitez avec grande Frairie,

Dedans la Capitainerie,

Par l'ordre de Sa Majeste,

Qui fut tres bien execute.

Ces Messieurs, qui de telle chere,

Souhaiteroient fort l'ordinaire,

Pour tenir leur Ventre en relief,

A qui le vuide est un Grief,

Dirent, puisqu il plait an grand Sire

De nous donner tant de quoi frire,

Mangeons, buvons suffisamment,

Ce qu'ils firent tres rondement.

Depuis ce Festin d'importance,

Ou regnoit la belle Opulance,

Ils ont, pour les Presens du Roy,

Qui les surprirent fort, je croy,

Receu de superbes Tantures

Des royales Manufactures,

Qui se font, dans les Gobelins.

Avec des Tapis des plus fins,

Qui leur ont montre que la France,

Par les soins et la vigilance

De son genie universel,

Colbert, ce celebre Mortel,

Pour son Roy se remply de zelle,

A de tout, sans emprunt, chez elle.

Enfin, apres force Cadeaux,

Suivis de Regales si beaux,

En echange de leurs Hermines,

Et de leurs Martres Zibelines,

Ils s'en sont allez Mercredy.

Apres le Repas du Midy,

Contans, autant qu'on le peut dire,

Du bon accueil du susdit Sire,

Qu'ils ont, mille fois admire.

Voyans tant de divines Marques.

En ce plus charmant de Monarques.

Mais je ne dois pas oublier,

(Car, certe, il les en faut louer)

Que Messieurs nos Franсois Comiques,

Et, meme aussi les Italiques,

Les ont, soit effectivement,

Soit intentionnellement,

Divertis et regalez meme

Et j'en fus temoin memement,

La Troupe, ou preside Moliere,

Par une chere toute entiere,

Leur donna son Amphitrion,

Avec ample Collation,

Pas de Ballet et Symphonie,

Sans aucune Cacophonie:

Et ces Gens, aimans les Gratis,

Y furent des mieux divertis,

Ayans deux fort bons Interpretes,

Versez aux Langues, et Languetes,

Qui leur firent entendre tout

Du commencement jusqu'au bout,

Dont l'un, qui scait, entr'autre chose,

La belle Rime et belle Prose,

A Nom terminant en io,

C'est A Sancto Aegidio.

Or, pour achever ce chapitre,

Et par la finir mon Epitre,

Les Comediens de l'Hotel,

Dans un Appareil non tel quel,

Mais beau, je me le rememore,

Car j'en fus le temoin encore

Etant en Loge bien poste,

Ont trois fois dans l'attente ete

Des Moscovites Excelences,

Avec de magnifiques Danses,

De beaux Poemes, des Concerts,

Et memes de frians Desserts.

Mais ayant, a lors, des Affaires,

Plus que les Ebats, necessaires,

Se rendre dans le susdit lieu.

Mais, toujours, la Troupe Royale,

Ayant prepare son Regale,

Les a divertis tout de bon,

Du moins dans son intention.

II

Дневник г. Kaтё, кавалерийского полковника и придворного дворянина, о Московитах, прибывших во Францию в 1668 г.

Петр Иванович Потемкин, стольник и наместник, посол царя Московского, прибыл из Испании, в июле месяце, в местечко, находящееся в двух милях от Бордо и называемое Градиньян (Graignan), откуда он писал через посольского переводчика, королевскому наместнику в Гаскони, маркизу Сен-Лук, на латинском языке, письмо, в котором вообще говорил о цели своего посольства и излагал свои просьбы, как видно из копии с того письма, приложенной в конце дневника. Маркиз Сен-Лук отправил то письмо к королю, и его величество поручило мне, 5 августа 1668 года, поспешить отъездом, чтоб от имени короля приветствовать посла, сопутствовать ему и принять на королевский счет все расходы, потому что царь Московский так поступает с посланниками, которые приезжают в его владения.

В ожидании заключения мира с Францией, Потемкин пробыл семь месяцев в Испании, где ему нравилось, потому что их католические величества выдавали ему ежедневно на содержание 150 червонцев, из которых он много откладывал, ибо Московиты предпочитают хорошему столу деньги, которые столь редки в их стране.

На переданные мною от имени его величества приветствие и предложения Потемкину, он отвечал с большим почтением и признательностию, посадил возле себя своего сына, дьяка и меня, велел подать стулья г. Мунье и его жене, в присутствии которых просил меня передать королю о их любезности и обязательности. В последствии, в разговоре, я передал послу, что его величество был недоволен тем, что он поехал в Испанию прежде чем во Францию, тогда как французские короли первенствуют перед испанскими, на что Потемкин отвечал, что сделал это без намерения и что море и ветры были тому причиной.

Одиннадцатого числа г. Сен-Лук прислал посольству три свои кареты, а я велел нанять еще четыре, пять телег для поклажи, десять верховых лошадей для одной части прислуги, которой было тридцать восемь человек, кроме двух священников, семи дворян, трех секретарей, переводчика и толмача. Потемкин сел в первую карету с правой стороны, а дьяк, который с ним не ладил и считал себя в праве ни в чем ему не уступать, кроме правой стороны, сел с левой; я против них, а переводчик в стремени. Во вторую карету сел сын посла, а прочия наполнились свитой.

Дьяк только в этот раз садился в одну карету с послом во все время их пребывания во Франции. Потемкин старался всегда. чтобы карета его сына предшествовала той, в которой он сам ехал, дабы этим показать, что его сын не уступает дьяку, ехавшему вслед за каретой посла; но когда они ехали в королевских каретах, сын не мог опередить дьяка.

Городские старшины явились к послу с подарками, состоявшими из вина, водки, фруктов и варенья и приветствовали его. Но лишь только говоривший речь произносил слова: царь московский, Потемкин прерывал его и никогда не терпел, как в этом, так и в других случаях чтоб его государя величали иначе, как царское величество, что переводчик объяснял по-латыни: Caesarea Majestas.

Маркиз Сен-Лук не навестил посла, так как на предварительный спрос: отдаст ли ему посол визит, Потемкин отвечал, что под страхом смерти, его царское величество запретило ему быть у кого-либо, прежде нежели представится королю. После этого Потемкин отправил к господину Сен-Люк несколько мехов, которых тот не принял.

13-го числа, мы поплыли в лодке, на которой была устроена постель для дьяка, так как он был очень болен. Сильный ветер принудил нас остановиться в Мако (Maquau) и ожидать погоды; вечером в 8 часов мы снова отправились в путь и прибыли в полночь в Блей, где провели 14-ое число в приготовлении необходимых вещей для дороги.

15-го числа, мы выехали из Блея в восьми каретах, заложенных шестью лошадьми каждая, с двумя телегами, в которые было заложено по четыре лошади; десять человек из свиты и проводников сопровождали нас верхом. Мы приехали ночевать в Малый Ниорд (Petit Niord).

16-ro числа, мы приехали в Понт (Pont), где посольство провело около четырех часов в молитвах для празднования Преображения Господня на горе Фаворе.

17-го числа, мы прибыли в Екойе (Equoyeux), дьяк же ночевал в Брионе, потому что его карета сломалась.

18-го числа, мы приехали в Сен-Лежер-Мель, 19-го в Лютиньян, 20-го обедали в Поатье, где городские старшины приветствовали посла и поднесли ему в подарок вина и водки, которые Потемкин принял. То же самое повторилось в Шательро (Chastelleraud), где мы ночевали.

21-го мы приехали в Монлуи.

22 го в Амбуаз, где городские старшины явились с обычными приветствиями и подарками.

23-го мы прибыли в Блуа, где Потемкину оказали еще больше почестей, чем в других городах. Кроме приветствия и подарков бургомистра и городских старшин, президент сказал речь послу. Впрочем это случалось не по моему наставлению, но члены суда, по недоразумению представившиеся все вместе, после небольшого совещания, решили, что их честь требовала не уходить без приветствия и что следовало воспользоваться приготовленною речью.

Вечером того дня, ужин был прерван, потому что Потемкин разсердился на одного из ужинавших с ним дворян, и желая на свободе наказать его палкою, встал из-за стола, попросил всех выйдти из комнаты и удовлетворил своему желанию.

24-го числа, мы ночевали в Сен-Лоране, 25-го в Орлеане, где посла приветствовали городские старшины и поднесли ему в дар много вина, водки, варенья и дали ему караул, состоявший из 40 человек.

С этого дня Потемкин стал есть мясо, но просил не подавать ему зайцев, кроликов, голубей, молодых телят, потому что, говорил он, зайцы и кролики слишком обыкновенны, голуби невинны, а телята хороши только годовалые. Посол любил больше всего молодых гусей, уток и поросят.

Было бы не справедливо упомянуть о гневе посла, в Блуа, на одного из бывших с ним дворян и не засвидетельствовать о его воздержании, о котором можно судить, по словам сказанным им мне в Орлеане, где ему представлялись несколько красавиц. Я спросил его мнение о них; он отвечал, что у него на родине есть жена и что ему не пристойно разсматривать других женщин на столько, чтобы выражать о них свое мнение.

26-го числа, мы провели ночь в Тури (Toury), 27-го в Шатре (Chastre), 28-го в местечке Ла-Рене. (Bourg la Reyne), где скончался один из свиты посла. Его схоронили у леса, за городом, с обрядами похожими на наши.

Три дня посольство угощали королевские офицеры: г. Детублон (Destoublons), гофмейстер, и г. Шамуа, контролер; по истечении этих трех дней, г. Лагард продолжал платить расходы Московитов как делал это дорогою и в Бордо.

4-го сентября, маршал Бельфон и г. Берлиз, по приказанию короля, явились в 8 часов утра в посольский дом, чтобы сопровождать Потемкина в Сен-Жермен, на первую королевскую аудиенцию. Они были приняты послом также, как в Ла-Рене. Для мест в каретах и для всего поезда экипажей и прислуги был соблюден тот же порядок, как при въезде посольства в Париж.

Утром Потемкину было предложено идти на королевскую аудиенцию после обеда, но он ответил, что его королевское величество может назначить ему какой угодно час, но что он лучше будет голодать до вечера, чем обедать до аудиенции; что нужно с светлым умом разговаривать с его величеством и что он не хочет, чтобы приписано было вину или мясу сделанное им добро или зло. Он очень просил еще, чтобы король в тот день не назначал никакому другому послу аудиенции. Маршал Бельфон остался в Сен-Жермене до пяти часов, когда посольство выехало обратно в Париж.

7-го сентября Потемкин возвратился в Сен-Жермен по приказанию короля для частной аудиенции и выехал для этого из Парижа в 7 часов утра. В карету короля сели: г. Берлиз, переводчик и я с послом; дьяк в карету королевы, сын посла в наемную, дворяне в другия две кареты, а для прислуги было нанято 15 верховых лошадей.

11-го числа, Потемкин со свитой, в шести каретах, из которых каждая была запряжена парою лошадей, ездил в Венсен, где осматривал дворец, сад и место для травли диких зверей. По возвращении в Париж, ему показывали королевскую площадь, королевские покои в Тюльери и сад. Посол выразил свое удовольствие, как он всегда делал, когда ему что-либо показывали в Париже или вне города; но он никогда ни о чем особенно не отзывался и замечал, что не хочет говорить о Франции, пока он в ней, чтобы его не заподозрили в лести, а скажет свое мнение по выезде. Сын его и дьяк, по нездоровью, оставались дома.

13-го числа, в пяти каретах, посольство ездило осматривать гобеленовскую фабрику, где г. Лебрюн, славный живописец и смотритель королевских мануфактур, показывал картины, произведения фабрики и угощал завтраком. По возвращении в Париж, Потемкин посетил Лувр, где осматривал комнаты покойной королевы, матери короля, и королевские кладовые, в которых видел весьма драгоценную мебель. При этом кто-то спросил посла: есть ли такая мебель у его царского величества? Посол отвечал утвердительно, но переводчик сказал вслух, по-латыни, чего не понял ни посол, ни кто-либо из его свиты, что он нагло лжет.

15-го числа, Потемкин с сыном и дьяком были в Версале, куда отправлен был для них обед, но сын посла и дьяк так чувствовали себя нездоровыми, что могли осмотреть только зверинец и гроты, хотя Потемкин с своей стороны желал все осмотреть. По возвращении в Париж он ездил в Сен-Клу где, видел дворец, принадлежащий брату короля, и сад, в котором очень любовался фонтанами.

16-го числа, для посла, его сына, дьяка и для всей свиты, труппа Демаре представляла комедию Удары судьбы, с превращениями и танцами, что чрезвычайно забавляло всех. Потемкин спросил вина, которое было подано.

19-го числа, Потемкин осматривал церковь Валь-де-Грас.

20-го г. Берлиз приехал к послу из Сен-Жерменя, но не привез с собою ожидаемого Потемкиным латинского перевода с королевской грамоты к царю, написанной на французском языке. Об этом переводе посол просил на бывшей конференции с назначенными королем коммиссарами и он был ему обещал. Потемкин очень разгневался и заставил г. Берлиза и меня ехать на другой день в Сен-Жермен и сказать королю, что перевод был ему обещан и что если он не получит этого перевода, то его ожидают, по возвращении на родину, пагубные наследствия. Король, который не хотел было давать перевода, после слов Потемкина, велел исполнить его желание и 21-го числа просимый перевод был доставлен послу. Получив перевод, посол прикладывал его к глазам, целовал, клал на голову, кланялся до земли, благодаря его королевское величество; потом велел переводчику передать себе содержание грамоты; наконец спросил вина, выпил за здоровье короля и бросил на пол стакан, говоря, что он от души желает, чтобы все враги короля разбивались, как это стекло.

Потемкин просил, чтобы на обороте грамоты к царю были написаны те же титулы, которые находятся в начале грамоты, что и было исполнено.

С 24 по 26 число, Московиты готовились к отъезду из Парижа и делали закупки. Потемкин купил несколько часов, золотых и серебряных парчей и шелковых материй, почти на тысячу червонцев; прочие Московиты покупали мало. Г. Берлиз привез им королевские подарки, состоявшие из обоев, ковров, покрывал, золотых и серебряных парчей, шелковых материй, пунцового сукна, разных стенных и карманных часов, ружей, пистолетов, золотых шпаг и трех портретов, короля, королевы и Дофина, в парадных платьях, во весь рост, писанных лучшими живописцами Парижа. Король прислал также сто пистолей, которые Потемкин заплатил за свои пожитки на Байонской таможне, но Потемкин требовал, чтобы его вознаградили и за издержки сделанные им дорогою от границы Франции до Бордо, что составляло около 5.000 ливров. Но в этом ему было отказано, так как он предпринял свое путешествие, не дожидаясь королевского приказания.

Некоторые из Московитов, которые, как я сказал, считали себя до некоторой степени независимыми от Потемкина, говорили, что они, по возвращении, будут на него жаловаться царю, так как он был причиной, что им не досталось королевских подарков. Один из них даже плакал с горя.

С прислугой Потемкин не слишком расщедрился и только кой-кому подарил несколько мехов и безделушек, которые не стоило даже дарить. Потемкин и дьяк заставили меня принять по паре меховых рукавиц; кроме того посол подарил мне небольшой нож в ножнах и, в знак своей дружбы и особенного уважения, сам отпорол меховой воротник с своего платья и подарил его мне.

26-го сентября, посольство выехало из Парижа, в два часа по полудни, в шести наемных каретах, запряженных шестью лошадьми каждая, с фургоном в четыре лошади и на 24 верховых лошадях. Московиты ночевали в Бомоне и продолжали путь в Кале. Хотя Потемкин очень настаивал, чтобы получить от короля корабль для отплытия в Ригу, в Ливонию, однако ему было отказано, чтобы не придавать большой важности его посольству.

27-го числа, мы ночевали в Бове, где старшины города приветствовали Потемкина и поднесли три дюжины бутылок вина, которые посольство разделило между собою.

Вечером 28-го числа, мы ночевали в Пуа.

29-го, прибыли в Аббевиль, где городские старшины приветствовали Потемкина и поднесли в дар вина и водки, которые посол приказал слить в боченки, чтобы провезти морем.

30-го числа прибыли, в Монтрель, где у ворот города Потемкин, увидав, как обучался пехотный полк брата короля, просил офицеров дать залп и пройдти маршем мимо его. Городские старшины явились с приветствием и подарками, состоявшими из вина и водки, которые посол приказал отложить для путешествия.

1-го октября, рано утром, мы приехали в Булонь, где, по принятии обычного приветствия и подарков от городских старшин, посол отправился в гавань, в которой видел фрегат, но нашел его слишком малым и дорогим. Узнав, что за другой, побольше, просили тысячу франков, чтобы доплыть до Амстердама, он поспешно удалился.

2-го октября, Потемкин принимал в Кале, куда мы прибыли в 5 часов вечера, приветствия от городских старшин и приказал отнести их подарки на корабль, который нанял за 40 луидоров, чтобы плыть со всею свитой в Амстердам, потому что с ним была грамота царя московского к Генеральным Штатам для свободного проезда.

3-го октября, в 10 часов утра, посольство село на корабль, чтобы отплыть с попутным ветром. Московиты взяли с собою провизии: хлеба, луку, яблоков, сельдей, пива. уксусу, соли и жареной рыбы.