ФРАНСУА ДЕ ЛА НУ

ПЕРВАЯ РЕЧЬ

О том, что королевство Франция мало-помалу кренится и вот-вот совсем упадет, если Бог в своей высшей доброте его не поддержит, и о том, что осталось еще несколько способов, чтобы его выпрямить, только для этого нужно вовремя подхватить его

Каждый должен твердо и навсегда усвоить, что творцом форм правления является Бог, который устанавливает их с той целью, чтобы благодаря твердому порядку общество существовало и сохранялось в благочестии и справедливости, и что именно Он поддерживает их в великолепии, могуществе и достоинстве до тех пор, пока люди не начнут пренебрегать законами и не испортят свои нравы; тогда Он обрушивает на них Свой гнев, отчего изменяются и гибнут монархии и республики. Глубоко обманываются те, кто думает, что величие и мощь государства или длительность его существования делают его вечным. Ибо этого совершенно недостаточно, и это не может опровергнуть тезис о справедливости Всемогущего, устанавливающего пределы для земных государств, которые они не в состоянии преступить, когда приходит час возмездия, как о том в полной мере свидетельствуют исторические сочинения, освещающие времена и регистрирующие прошлые события. Да и многие ныне живущие достойные люди, которые видели недавнее величие Франции при Франциске I ¹ и Генрихе II ², будут вынуждены перед лицом такого количества происходящих в наше время беспорядков с огорчением согласиться с печальным суждением о ней и признать, что поколеблены сами основы. Однако им остается только стенать, а не оспаривать и ставить [191] под сомнение столь великое множество зримых и ощутимых свидетельств разрушения. Ибо большая часть корней этого великого древа обнажилась и полузасохла, многие ветви мертвы, листьев осталось мало, а плоды почти совсем одичали. К такому недомоганию его привели как старость, так и несчастья. Поэтому самым лучшим было бы, если бы они признали настоящее положение вещей и постарались сделать все необходимое ради сохранения в силе того, что еще осталось здорового. Я хорошо знаю, что тому, кто любит и почитает свою страну и народ, неприятно слышать эту речь, призванную предупредить о гибели, ибо в ней я не могу обойтись без того, чтобы обнажить все дурное. Но когда столькие опасности смущают уже многие сердца и когда причины, которые влекут нас к ним, очевидны всем, не будет ли слабостью духа молчать в такой великой нужде? Несомненно, есть большое число людей, которые по недостатку знания растерялись среди стольких бедствий. И как воды, которые безучастно текут по руслу реки, пока не достигнут океана, чтобы кануть в нем, так и они, лишенные подлинных страхов и беспрестанно влекомые нынешними смутами, один за другим устремляются в бездну разрушения. Необходимо сообщить о начале пожара в доме тем, кто его не замечает, и тем, кто его видит и боится, чтобы побудить их пойти тушить его, а некоторым другим, которые, бывает, его поддерживают, не слишком задумываясь [о последствиях], внушить, что они поступают дурно; короче, подготовить всех к тому, чтобы помочь хозяину спасти его [дом] и сохранить семью.

Были философы, которые писали о причинах, приводящих к порче и изменению государств (в том числе Аристотель, к тому же предложивший в своей «Политике» средства их сохранения ³), и которые в этом вопросе были настолько ревностны и любопытны, что доходили даже до самых мельчайших причин; поэтому тому, кто захотел бы поразглагольствовать на эту тему, потребовалось бы великое множество слов. Но поскольку мы нуждаемся больше в истине, чем в словах, необходимо, по моему мнению, обратиться к подлинной философии, в которой она [истина] представлена гораздо лучше, нежели во всех остальных учениях. Священные книги упоминают среди прочих о трех главных грехах, которые чаще всего встречаются и сопутствуют друг другу и за которые Бог наказывает распадом государств и разрушением обществ, а именно о нечестии, несправедливости и безнравственности. Это как раз то, о чем справедливо говорил один ученейший муж нашего времени, мнение которого, столь хорошо обоснованное, я разделяю и охотно принимаю ⁴. Нечестие, говорит он, разрушает сознание, общественная и частная несправедливость подрывает политический порядок и общность человеческого [192] рода, безнравственность различными путями извращает и разрушает семейные связи; вот почему из-за смешения всех этих зол происходят ужасные смуты. Мы должны признать (правда, со слезами и сожалением), что они царят в этом бедном королевстве в таком множестве, что если нас не спасет Божественное милосердие, нам грозит опасность претерпеть вскоре великое крушение.

Было бы уместным сказать здесь несколько слов о религиях, но я не намереваюсь этого делать, хочу лишь предупредить французов, что им не следует из-за религиозных различий относиться друг к другу подобно туркам. Ибо, поскольку каждый исповедует одного и того же Бога и признает Спасителем одного и того же Иисуса Христа и поскольку Писание и основы веры сходны, между ними должны существовать такое братство и такое милосердие, которые, поставив преграду ненависти, жестокости и войнам, неизбежно приведут к примирению. Неужели недостаточно более двухсот тысяч воинов, павших из-за непримиримости распрей? Были ли когда-либо жертвы более ужасные, чем эти? Я думаю, что те, у кого остался хоть какой-нибудь след веры в душе, должны уже насытиться таким количеством пролитой крови.

Я буду говорить сейчас лишь о трех отвратительных пороках, которые являются производными от нечестия и которые заразили Францию. Первый — атеизм, второй — ругань и богохульство, третий — пагубное использование магии и многих других видов гаданий и колдовства. Все они бесчестят и оскверняют святейшее имя Бога и необыкновенно гневят Его. Что касается атеизма, то это старый порок, который идет от глубокой древности; он существовал еще в царствование Давида ⁵, который свидетельствует об этом в таких словах: «Сказал безумец в сердце своем: "нет Бога". Они развратились, совершили гнусные дела» ⁶. Страшно даже подумать о том, что существуют человеческие создания, которые осмеливаются отвергать своего Создателя, тем более ныне, когда сияет прекрасный свет Писания. Но не следует слишком удивляться этому, ибо оно [Писание] учит нас, что в последние времена будет изобилие таких людей, о которых, хотя они и так достаточно прославились, будет полезно прочитать в Премудрости Соломона, который так говорит о них: «Неправо умствующие говорили сами в себе: коротка и прискорбна наша жизнь, и нет человеку спасения от смерти, и не знают, чтобы кто освободился из ада. Случайно мы рождены и после будем как небывшие. Когда он угаснет, тело обратится в прах, и дух рассеется, как жидкий воздух; и имя наше забудется со временем. Будем же наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностью. Преисполнимся дорогим вином и благовониями, и да не пройдет мимо нас весенний цвет жизни. Увенчаемся цветами роз, [193] прежде чем они увяли; никто из нас не лишай себя участия в нашем наслаждении; везде оставим следы веселья, ибо это наша доля» ⁷. Без сомнения, нет ничего более чудовищного, когда есть люди, которые говорят и живут таким образом, ибо те, у кого душа заражена какой-либо ересью или суеверием, то есть кто следует языческим законам, все же ищут спасения и преклоняют колени перед каким-либо божеством, которое они сами себе сотворили; напротив, [первые] бегут его и презирают, настолько огрубели их чувства; они-то и нуждаются в жалости, ибо среди тех, кто теряет себя, они самые потерянные.

Если спросят, что породило такое поколение, можно с полным основанием ответить, что именно наши войны за веру заставили нас забыть веру. И пусть и те и другие ⁸ не говорят: «Это противная сторона порождает атеистов», ибо они [безбожники] встречаются и здесь, и там. Дело королей — их обуздывать, как и долг каждого общества — от них очищаться, потому что очень мало благословения нисходит на те земли, где множатся такие ядовитые травы.

Что касается второго порока, то его порождает непочтение к Богу и укрепляет привычка, так что большинство тех, кто виновен в нем, становятся столь глупыми, что считают его лишь незначительным прегрешением. Наши добрые короли прошлого, такие как Людовик Святой ⁹ и другие, издали законы, запрещающие это, хотя я думаю, что тогда было не так много развращенных людей, которые страшно богохульствовали. Позже эта чума проникла в среду дворянства и особенно в среду военных, которые во время недавних походов в Италию ¹⁰ принесли оттуда, как известно, ужасные богохульства; вот уже сорок лет, как [этот порок] вышел из берегов и продолжает увеличиваться, так что даже малые дети шести-восьми лет уже злоупотребляют именем Бога. Также и крестьяне, более остальных удаленные от двора и городов, где пребывают пороки, следуют по общему пути и оскорбляют небо так же, как и солдаты, которые в этом беззаконии имеют пальму первенства. В итоге всюду, куда ни повернись, слышны богохульственные речи. Вот как дурной пример и недостойное поведение укрепили этот отвратительных порок. Мы не встретим в древних историях свидетельства о том, что в каком-либо веке этот [порок] был столь же распространен, как сегодня. И если посмотреть на иудейский народ, то окажется, что он почти не был заражен им, ибо того, кто тогда богохульствовал, побивали камнями ¹¹. Язычники воссылали проклятия редко, а к клятвам относились с великим почтением. Сарацины ¹², принявшие Закон Магомета, не осмеливались грешить в этом, страшась божественного наказания, и еще до сих пор турки, их наследники, удерживаются от богохульства. Наверняка все эти народы когда-нибудь восстанут против христиан, и особенно против французов, которые, получив больше мудрости, [194] чем эти бедные слепцы, поступают в десять раз хуже, чем те. Если кого-нибудь обвинят в оскорблении его величества, каждый станет кричать, что он достоин наказания, если же кто-либо отречется и будет терзать имя Бога (что есть преступление против Божественного Величества), ему на земле не скажут и слова. Однако написано ¹³, что таковой не будет сочтен невиновным.

Какой-нибудь светский мудрец может выступить и сказать, что, хотя это прегрешение и подлежит наказанию, оно не из тех, которые губят государства, и если бы могли найти средства для излечения недугов Франции, то затем исправили бы и этот недостаток. По моему мнению, такие мудрецы подобны тем, у кого много книг и кто, бросив взгляд на обложки и прочтя заглавия, мнит себя ученым. Поэтому они, всегда скользя лишь по поверхности вещей, не видят, что такие оскорбления, прямо направленные против Божественного достоинства, как раз и являются главными причинами, приносящими в страну несчастья и беспорядки, тогда как, наоборот, там, где правители бдительно следят за тем, чтобы почиталось величие Его имени, государства процветают и пользуются изобилием благ. Если же они пренебрегут этим, то беда никогда не оставит их дом, и они напрасно будут говорить: «Что касается меня, я сдержу свой язык», ибо [Бог] повелел это не только относительно их самих, но также для наставления и исправления других. Разве они никогда не читали того, что написано в третьей книге Моисея? «Кто будет злословить Бога своего, тот понесет грех свой. И хулитель имени Господня должен умереть, камнями побьет его все общество, пришелец ли, туземец ли он» ¹⁴. Эти слова принадлежат Тому, Кто сотрясает основы земли, Кто заставляет море бежать и Кто низвергает страшные молнии на самые величественные города. Пусть они делают то, что должны и что могут, дабы изгнать это зло, иначе, если они не сбросят его, будут пребывать в грехе.

Третий порок, происходящий от нечестия, не такой всеобщий и не такой явный, как предыдущий, но по отношению к Богу столь же отвратительный, ибо запрещенные способы гадания и магические искусства, отвращая людей от Него, неизбежно влекут их к гибели. Есть два вида ловушек, которыми при этом пользуется дьявол. Путем грубого колдовства он обычно привлекает невежественных и простоватых плутов, которые, чтобы удовлетворить свою жажду мести или достичь иных целей, позволяют настолько обольстить себя, что признают его и вступают в союз с ним. Он нередко предстает перед многими в различных обличьях, о чем свидетельствуют опыт, признания, судебные процессы и вынесенные на них приговоры, и пусть те, кто пожелает усомниться в этом, прочтут книгу, которую написал против них [колдунов] Боден ¹⁵, и они узнают о страшных [195] злодеяниях и мерзостях, совершаемых как против Бога, так и против людей этими подлыми созданиями, которые, отвергнув своего Создателя, подчиняются тому, кто, насмехаясь над ними, увлекает их к вечной гибели. Тот же самый автор рассказывает, что во времена короля Карла IX ¹⁶ был схвачен их предводитель, который признался, что число колдунов в одной только Франции достигало тридцати тысяч человек. Ужасно видеть, что так добровольно продают себя непримиримому врагу Бога и людей, однако, когда зла в изобилии, нет такой пагубной вещи, к которой оно не пристало бы. Для тех, кто более умен и опытен и еще сохраняет в себе несколько зерен набожности, требуются другие приемы, внешне благообразные, чтобы постепенно толкать их на тропу погибели; ибо если сразу выказать непочтение к Богу, можно иной раз и отвратить [от себя] многих. Но так как ухищрения дьявола необыкновенны, он обольщает их прекрасными видениями, пока они не оказываются настолько опутанными, что уже не могут освободиться. Причина несчастий этих людей лежит в их порочных наклонностях, которые, чтобы быть удовлетворенными, заставляют их искать незаконные и достойные осуждения пути. Один желал бы знать, как ему преуспеть в его предприятии, другие — как им избежать некоторых опасностей. Скупой и честолюбивый захотят выяснить, какими средствами им добиться исполнения их желаний. То же и для ненавидящего и стремящегося навредить. Один хотел бы продлить свою жизнь, другой — избежать смерти. Этот — узнать исход войны, тот — сохранится ли государство, и другие бесчисленные вещи, которые посещают человеческий разум. В общем, все то, что ради удовлетворения его необыкновенной испорченности суетность человека извлекает из суетности самих предсказаний. В результате появилось столько видов магии, волшебства и колдовства, что можно сказать, что нет ничего ни на небе, ни на земле, ни даже под землей, чем бы не воспользовался человек, погруженный в это заблуждение, думая найти там какой-нибудь совет или облегчение; но он обычно обманывается в своем ожидании, поскольку встречает там только ложь и надувательство. Что же другое может выйти из уроков дьявола, если сам он лжец и обманщик? Итак, чтобы лучше узнать, как бороться с этими заблуждениями, нужно послушать, что говорит об этом Моисей: «Когда ты войдешь в землю, которую даст тебе Господь, Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали народы сии. Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою через огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых. Ибо мерзок перед Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь, Бог твой, изгоняет их от лица Своего» ¹⁷. Это не указание какого-либо законника, но строжайший [196] запрет всемогущего Бога, в котором можно отметить три вещи. Первое — эти нечестивые дела изобретены теми, кто оставил Бога; второе — среди всех преступлений Он ненавидит как раз эти; третье — Он сурово карает их ужасными наказаниями. Кто захочет ныне увидеть, где же занимаются этими суетными и проклятыми вещами, пусть он отправится ко двору, где узрит людей различного звания и пола, которые не только расположены к прорицателям, но страстно любят их, как это было в случае с Нострадамусом ¹⁸ и другими, ложь которых принимали за правду. Пусть он проедет по Франции, и тогда он узнает, что среди знати, церковников и судейских есть тайные последователи этого ремесла, часть которых, по моему мнению, не понимает, что тем самым творит зло, а ведь самые незначительные проступки такого рода считаются величайшим грехом, о чем свидетельствует Священное Писание, которое, когда желает подчеркнуть серьезность какого-либо преступления, сравнивает его с грехом колдунов. Несомненно, что один из самых явных признаков гибели государства — это когда такие мерзости кишат в нем и когда их терпят. Людям, запачканным этим и другими вышеупомянутыми пороками, следует очищаться от них. Ибо очень трудно быть достойным гражданином Франции тому, кто по столь беззаконной причине добровольно изгоняет себя из священного Града Божьего.

Теперь нужно сказать о несправедливости, которая есть общественное и частное угнетение бедных и слабых власть имущими и могущественными, которые из гордости, скупости и бесчеловечности используют против них все виды насилия, обмана и жестокости. Уже долгое время терпит эти бесчинства бедный народ, который открыто говорит, что его не только стригут, но и снимают с него кожу посредством тысячи чрезмерных поборов и нововведений, прежде неизвестных, так что денье, которые у него отнимают, омыты слезами и пронизаны горестными стонами. Хотя людям известно, что Бог в конце концов помогает угнетенным и карает угнетающих их, тем не менее они не останавливаются, но, продолжая свои обычные деяния, день за днем увеличивают нищету других, которая доходит до такой степени, что они сами приходят от нее в ужас. Так-то мы и пришли с годами к положению столь бедственному, что если его быстро не поправить, то Франция превратится в полупустыню. Когда мы затем бросим взгляд на судейских, на которых лежит обязанность воздавать справедливость каждому, то увидим, что многие из них используют эту святую добродетель, чтобы отнять богатство у тех, кто по глупости или по нужде запутывается в тончайших тенетах судопроизводства, и невозможно описать тот грабеж, который творится под таким прикрытием. Широко известно также, что есть правители городов, замков, а бывает, и некоторых провинций, которые, [197] чтобы поддержать свой блеск и наполнить свои сундуки, изобретают новые подати в ущерб королю и народу, как будто налоги существуют только для того, чтобы они могли выставлять напоказ свою роскошь или же захлебываться в богатстве, а не для того, чтобы заставить блистать на таких должностях добродетели, которыми они [правители] должны обладать, для облегчения [положения] многих и к славе короля. Но если и встречается род поведения, который можно назвать неистовством, так это как раз поведение некоторых военных, которые настолько несдержанны, что в них уже не осталось никакого человеколюбия — они творят в своей стране такое же опустошение, как и на вражеской земле, где все в их власти, так что внешние войны, которые Франция вела в течение восьмидесяти лет, разрушили ее в меньшей степени, чем грабежи солдат с тех пор, как начались гражданские войны. Можно встретить также дворян, которые воображают, как мне кажется, что признаком благородства является умение устрашать своих подданных, одерживать над ними верх и отнимать у них все, что пожелают, как если бы те были рабами. А что делают крупные города, как не высасывают всевозможные доходы, громко заявляя о своих привилегиях, и накладывают все виды налогов и тягот на бедный сельский люд, который к тому же обобран ловкой рукой ростовщиков; просто чудо, что он еще жив. Короче, если посмотришь в целом на деяния одних по отношению к другим, то увидишь много обмана и насилия, как будто человек существует в этом мире лишь для того, чтобы вредить себе подобным. Несправедливость дошла до своего предела, ведь сколь мало заботятся о том, что бедняка, вдову и сироту попирают ногами, столь же мало испытывают страха перед угрозами, изреченными против тех, кто совершает преступления. Тем не менее следует знать, что когда угнетение становится всеобщим и непрерывным, Бог ускоряет свои сокрушающие приговоры за то, что люди не пожелали слушать наставляющих их. Пророк хорошо это показывает, говоря: «Господь вступает в суд со старейшинами народа Своего и с князьями его; ибо вы опустошили виноградник; награбленное у бедного — в ваших домах. Что вы тесните народ Мой и угнетаете бедных? — говорит Господь битв» ¹⁹. Этот приговор был бы достаточным, чтобы держать в узде угнетателей, если бы они были столь же покорными [Богу], сколь порой бывают неисправимыми.

Третий вышеупомянутый порок — безнравственность, под которой я понимаю распутство, любовь к роскоши, гордыню, чревоугодие и пьянство, являющиеся прегрешениями, необыкновенно приятными для тех, кто превыше всего ценит мирское благополучие. И хотя природа большинства [людей] чрезвычайно склонна к сладострастию и тщеславию, можно, однако, сказать, что дурные примеры, имевшие [198] место в высших сферах, и их безнаказанность весьма способствовали возрастанию зла, которое особенно сильно укореняется, когда совершается и поддерживается знатными. Среди вышеназванных пороков первое место принадлежит распутству, ибо оно, кроме того что огрубляет тело и загрязняет душу, обычно влечет за собой болезни, разорение, убийства и другие бедствия, которые притягивают друг друга. В нем [распутстве] погрязли до такой степени, что его даже не желают скрывать, как это было в прошлом, когда честь сохраняла у людей некоторый стыд; ныне же пытаются только спрятать свою низость за красивыми словами или остроумными ответами, а кое-где, в местах небезызвестных, на это даже не обращают внимания; ибо там сей порок считают необходимым острием, и когда кто-либо им уколот и умеет ловко вести себя и достичь желаемого, его восхваляют, ему завидуют и говорят, что у него благородная душа, способствующая добродетели. Тем самым черное принимают за белое, приписывая чистоту тому, что отвратительно и грязно. Молодые, которые легко попадают в эти ловушки, поскольку их толкает к этому мода и не сдерживает закон, все более и более распаляют свой аппетит, а когда дурная привычка уже приобретена, зрелость и старость продолжают ее сохранять вместо того, чтобы уничтожить. Этот порок подобен язве, которая постепенно пожирает плоть; поэтому если уж он завелся в ком-то, зараза настолько овладевает больным, что бывает чрезвычайно трудно затем очиститься от нее. За такие гнусности Бог прежде стирал с лица земли целые народы как для того, чтобы показать свое отвращение к ним, так и для того, чтобы научить правителей не оставлять их безнаказанными. Что касается любви к роскоши и излишествам, их корни лежат во дворе, где тщеславие настолько сильно, что приходится менять множество платьев самого различного покроя и цвета, если желаешь приобрести уважение. Ибо внешние вещи там столь ценятся, что о человеке часто судят по одежде, как будто хотят сказать, что под богатыми нарядами скрываются великие совершенства. Короли и принцы не успели еще сменить свою обычную простоту на итальянские мерзости, как их подданные мгновенно стали им подражать, а некоторые пожелали даже их превзойти, и зло спустилось так низко, что роскошь уже заразила всех вплоть до простых горожан. Из-за этого [стремления к роскоши] в первую очередь обнищала знать — настолько, что она не может больше содержать себя на королевской службе, как это она делала в прошлом. Женщины, со своей стороны, тоже не избежали этих излишеств, ибо, полагая, что станут более красивыми и вызовут больше похвал и поклонения с помощью внешних украшений, с тех пор не стремятся уже блистать украшениями добродетели, намного превосходящими все остальное. В хвосте этих суетных вещей [199] шествует гордыня, которая, хотя и родилась вместе с человеком, не перестает, однако, усиливаться и возрастать в поднятой ими пыли или же, по мнению некоторых, сама порождает их. Как бы там ни было, одно хорошо согласуется с другим, ведь из неумеренного высокомерия рождается презрение к остальным, а затем в огромном числе — оскорбления, ссоры и убийства. Другая ветвь развращенности — обильный стол и великолепный выезд, которые многие охотно позволяют себе иметь, думая, что для приятного времяпрепровождения и известности следует идти по этому пути, полному невоздержанности; все эти дурные нравы портят и развращают частную жизнь, что в соединении с пороками всего общества делает болезнь государственного тела еще более неизлечимой. Неужели мы полагаем, что Бог захочет долго терпеть эту развращенность, которая Ему отвратительна? Такого не может быть; скорее, нужно опасаться, что более поздний суд окажется более суровым. Многие царства, которые дошли до предела порока, были разорены и стали добычей чужеземных народов. Об этом свидетельствуют исторические сочинения, и столькие примеры должны бы устрашить тех, кто, имея власть устранить зло (по крайней мере, частично), позволяет ему распространяться повсюду.

Вот в общем некоторые из явных пороков, которые заразили и продолжают заражать Францию, представленные в предложенном порядке и достаточные, чтобы все люди (кроме порочных и глупых) пришли к убеждению, что она [Франция] в очевидной опасности, ввиду того что основы благочестия и справедливости, которые должны ее поддерживать, совершенно сгнили и расшатались. Упомянутые грехи, таким образом, являются истинными причинами, которые подталкивают ее к окончательному падению. Но нас не лишают все же знамений и предсказаний, которые, грозя нам, предупреждают, что мы должны попытаться отвратить гнев Бога. Уже появились ужасные кометы и другие странные фигуры в воздухе, мы пережили землетрясения, увидели рождение чудовищ и услышали страшные голоса; и все это должно вселить в нас страх. И если любопытные ради собственного удовлетворения жаждут курьезных и бесполезных объяснений, то я приведу для них два, которые я обнаружил в сочинениях некоего [писателя]. Первое — это то, что мы находимся в климатерическом периоде правления французских королей, а именно в шестьдесят третьем ²⁰, что свидетельствует о неизбежном возникновении некоей смуты. Второе — это то, что все места во Дворце Парижа, [предназначенные] для изображений наших королей и, по мнению некоторых, роковым образом устроенные, ныне все заполнены.

Я оставляю им возможность пофилософствовать по поводу этих бесплодных вещей, сам же буду говорить о другом, более важном [200] предсказании, о котором упоминает пророк Даниил ²¹ — об общем периоде, который, как некоторые полагают, он отводит всем государствам и который для них словно предел, который мало кто преодолевает; по крайней мере, в этот период происходят необыкновенные изменения; он заключает в себе пятьсот лет, что хорошо подтверждает история многих государств и особенно царства древнего народа иудеев, как это искусно показал Каспар Пейцер ²². Также и Боден в своем «Государстве» пришел к заключению, что число 414, которое он называет совершенным и которое он измеряет в годах, — это рубеж, который преодолело мало какое государство, не претерпев опасных перемен (здесь он следует мнению Платона ²³). Если же мы хотим применить этот [принцип] к нам и подсчитать число лет от того, как королевство начало укрепляться и утверждаться с династией Гуго Капета ²⁴, виновника второго изменения, случившегося при его внуке Генрихе I ²⁵, умершем в 1060 г., до смерти Генриха II ²⁶, в правление которого соединились великая порча нравов и упадок политического строя, затем невероятно усилившиеся, то мы и здесь обнаружим период в пятьсот лет. Переход от прекрасных добродетелей к гнуснейшим порокам опасен, так как из этого проистекают другие [бедствия], приносящие непоправимые разрушения. Это не означает, однако, что сей рубеж никогда не был преодолен, и значительно (что случается по доброте Бога), примером чему служит наше королевство, в котором монархическая власть продержалась более тысячи ста лет. В то же время Он в Своем гневе очень часто сокращает этот период по причине великих грехов человеческих. И хотя знание сроков для них [людей] — тайна, которая ведома только Богу, тем не менее, когда мы начинаем размышлять о том, какое множество и больших, и малых вещей завершается одним и тем же концом, мы неизбежно приходим к заключению, что все это Его суд. Но еще более мы удостоверяемся в том на собственном опыте, ибо видим, как на нас самих изо дня в день исполняется пророчество Моисея; однако, несмотря на все наши испытания и страдания, мы до сих пор не можем стать мудрыми. Вот что он говорит: «Если же не будешь слушать гласа Господа, Бога твоего, и не будешь стараться исполнять все заповеди Его, то падут на тебя все проклятия сии. Проклят ты будешь в городе, и проклят ты будешь на поле. Пошлет Господь на тебя голод и недород, и моровую язву, доколе не истребит Он тебя с земли. И небеса твои, которые над головою твоею, сделаются медью, и земля под тобою железом. Все дерева твои и плоды земли твоей погубит ржавчина и саранча. Пришелец, который среди тебя, будет возвышаться над тобой выше и выше, а ты опускаться будешь ниже и ниже. Он будет давать тебе взаймы, а ты не будешь давать ему взаймы. Предаст тебя Господь на поражение врагам твоим; [201] одним путем выступишь против них, а семью путями побежишь от них. Налетит на тебя народ издалека, языка которого ты не разумеешь. Народ наглый, который не уважит старца и не пощадит юноши. И будет он есть плод скота твоего и плод земли твоей, так что не оставит тебе ни хлеба, ни вина, ни елея, ни плода овец твоих, доколе не погубит тебя. Будешь служить врагу твоему, которого пошлет на тебя Господь, в голоде, и жажде, и наготе и во всяком недостатке: он возложит на шею твою железное ярмо, так что измучит тебя» ²⁷. Мы видим, что часть этих угроз, обращенных против упорствующих во зле, уже исполняется, и недостает лишь последних ударов, чтобы нас погубить. И поскольку Божье слово явило свою истинность в этом жестоком бичевании, не следует ли нам страшиться того, что оно может явить свою истинности и в разрушении?

Я подозреваю, что найдутся придворные, у которых мои слова вызовут раздражение и которые даже станут насмехаться над тем, что я хочу разобраться в государственных делах с помощью теологических истин; им бы скорее понравилось, если бы события в королевстве оценивались, исходя из суждений Полибия ²⁸, Плутарха ²⁹ и Ксенофонта ³⁰. Я бы охотно подкрепил свои слова великолепнейшими высказываниями этих [авторов], но я решил, что избранный мною путь — лучший, чтобы не впасть в заблуждение, ибо, хотя мудрость людей (которая иногда дается им сверху) и блистает в мирских сочинениях, она кажется совершенно суетной по сравнению с божественной, которая содержится в Священном Писании. Но ради удовлетворения всех и каждого я кратко передам суждение, вынесенное этими великими людьми по поводу обсуждаемого нами вопроса. Они говорят (прежде всего Аристотель ³¹), что ухудшение, изменение или разрушение, особенно в монархиях, происходят тогда, когда возникает разлад между братьями или между знатными людьми королевства в случае несовершеннолетия правителей или отсутствия к ним уважения; когда властители обкрадывают народ; когда злые и недостойные вознесены на высокие должности, а добродетельные сброшены [с них]; когда высшие наносят жестокие оскорбления низшим и когда подати, которые они налагают на народ, невыносимы; когда правители открыто совершают бесчестные деяния, не стыдясь своих подданных; когда правосудие такое трусливое и такое развращенное, что царит безнаказанность пороков; когда оказывается, что одна из частей государственного тела неимоверно разрослась; когда чины и должности выставляются на продажу; когда нищета настолько велика, что бедны не только частные лица, но в большей степени народ в целом; когда воинская дисциплина приходит в упадок; когда отсутствует согласие граждан; когда нравы совершенно испорчены; когда законы не имеют почти никакой силы, а советы правителю дают дурные [202] советники или невежды; когда чужестранцы пользуются большим покровительством и располагают большей властью, чем свои граждане. Такова лишь часть отмеченных ими причин, порождающих разнообразные перемены в государствах и приводящих их к гибели.

Теперь мы сможем легко выявить, какие из вышеназванных причин встречаются в нашем [государстве], и, исходя из этого, постараемся распознать его недуг. И если касательно этих изменений мы не пренебрегаем мнениями философов, нам в еще большей степени следует основываться на суждениях Писания, которое видит их истоки в грехах человеческих; ибо Бог, ненавидя их, лишает царства Своей милости и покровительства, и тогда возникают смуты. Рассматриваешь ли исходные или вторичные причины, всегда обнаружишь признаки катастрофы и ее сущность. И как нам не бояться нашей гибели, когда ее предсказывают слова божественные и человеческие? Но поскольку нет такой тяжелой болезни, которая не оставляла бы больному хотя бы малой надежды на спасение, мы должны не отчаиваться, а усердно искать среди обычных и необычных, божественных и человеческих такие лекарства, которые наиболее подходят для нашего выздоровления. Вот о чем мы поговорим в конце, но прежде покажем, каковы бедствия, которые чаще всего случаются в могущественных монархиях.

Находятся люди, которые, хотя и знают, что они [бедствия] велики, однако, когда начинают прилагать их к своей собственной стране, всегда их преуменьшают; это происходит как из-за любви к ней, так и из-за нежелания стать предвестником такого количества несчастий. В подобных делах, однако, следует не успокаивать самого себя или других, но откровенно сказать о том, что показывает опыт прошлого. Среди многих несчастий, выпадающих на долю государства, стоящего на краю пропасти, есть два самых ужасных. Это, во-первых, когда один или несколько могущественных народов чуждого языка и нрава захватывают его и обращают в рабство; стоит ли при этом говорить, сколько бедствий выпадает на долю покоренных. Второе несчастье — это когда само королевство распадается на множество осколков, и самые ловкие и самые сильные захватывают каждый свою часть, которой они управляют различным способом, и, чтобы сохранить себя, опираются на чужеземцев; в этом случае происходит всеобщее крушение, и бедствия длятся чрезвычайно долго.

Я буду говорить только об этих двух, ведь как раз они грозят нам и являются наихудшими; и нет смысла утверждать, что Франция не может пасть в этих затруднительных обстоятельствах, ибо она настолько пропиталась множеством ненавистных пороков, а также больших и малых частных интересов, что приходится признать (если немедленно не восстановить в ней порядок), что дверь новым [203] властителям уже открыта. Если внимательно рассмотреть несчастья, выпавшие на долю государств, можно увидеть, что многие погибали тогда, когда их в такой степени поражали гражданские распри, что они утрачивали способность защищаться от чужеземцев. Иудейское царство, великое и процветавшее при Давиде и Соломоне ³², разделилось при Ровоаме ³³, за чем последовала почти непрерывная череда войн между царями Иудеи и Израиля, которые так ослабли (даже сохраняя добрые нравы), что ассирийцы увели их в рабство ³⁴. Некоторое время спустя, когда Римская империя постепенно распалась, а столица была перенесена в Константинополь ³⁵, и когда пороки умножились, а добродетель правителей ослабла, тогда поднялись северные ³⁶ народы, которые растерзали ее на множество клочков ³⁷, и невозможно представить несчастья, обрушившиеся на тех, кому довелось жить в те времена. Венгерское королевство было прежде прекраснейшим и могущественнейшим, однако, когда наследные принцы начали бороться за первенство, пришел Турок и стал господином большей части страны ³⁸. И хотя турецкие завоевания представляют собой исключительное бедствие, мы, тем не менее, должны видеть в этих примерах божественную кару и уяснить причины, которые ее вызывают, чтобы тем самым понять, что если мы не примем мер, то не будет недостатка в исполнителях [приговора], которые придут отнять у нас свободу, жизнь и землю. И можно ли сомневаться в том, что многие соседние нам народы только и выжидают такой возможности? Разве испанцы, которые желают согнуть всех под своим скипетром и которые презирают французов, недостаточно сильны, чтобы нас покорить? Разве немцы, которые свысока смотрят на нас, откажутся от захвата такой добычи? Разве итальянцы, которые внимательно следят за нами, не схватят с проворством лакомый кусочек? Разве англичане, помнящие о своих прежних утратах ³⁹, не смогут взять реванш? Даже шотландцы и швейцарцы, которые нас жалеют, при случае вырвали бы у нас по маленькому перышку. И, наконец, фламандцы, которые нас любили и которых заставили нас ненавидеть, не оседлали бы нас с радостью? Я думаю, глуп тот, кто этого не боится.

Найдутся, однако, такие, кто скажет, что легко на словах или на бумаге приводить в движение целые народы, на деле же это случается крайне редко. Я на это отвечу, что если Бог решил некогда обрушить молнии на людей за их грехи ⁴⁰, Ему ничего не стоит заставить действовать тех, кого он изберет в качестве исполнителей своей мести. И если исторические сочинения говорят правду, [задумаемся], с какой быстротой готы, гунны, аланы, франки, бургунды и вандалы вторглись в Италию, Галлию, Испанию и Африку. Их ярость и стремительность были таковы, что они за короткий срок опустошили и покорили все эти великие страны. То же самое совершили двести [204] лет спустя и сарацины при завоевании Испании ⁴¹. Разве мы не испытали того же во Франции во время войны с англичанами, когда один этот народ (который, тем не менее, владел по праву наследия третьей ее частью ⁴²) довел ее до столь мизерных пределов, что возомнил себя полным ее господином ⁴³? Будем же опасаться, как бы то, что некогда случилось с другими, не случилось и с нами, ведь наши беззакония множатся с невероятной быстротой.

Что касается разделения государства, которое совершается руками собственного народа (во что часто вмешиваются также некоторые чужеземцы), то это не менее бедственный вид разрушения, чем первый. Константинопольская империя испытала его через некоторое время после того, как Балдуин, граф Фландрии, стал ее императором ⁴⁴, так как Алексей Комнин (как о том рассказывает Карион ⁴⁵) создал тогда Трапезундскую империю ⁴⁶. Фессалия, сбросив гнет преемников Михаила Ангела ⁴⁷, перешла к Палеологам ⁴⁸, Ахайя, Аттика, Пелопоннес, Этолия, Кармания ⁴⁹ и Эпир имели собственных правителей и часто меняли их по причине различных войн и мятежей; в частности, Аттика, Ахайя и Пелопоннес некоторое время управлялись греками, затем сицилийцами и флорентийцами, а в некоторых случаях генуэзцами и венецианцами, в зависимости от военной фортуны, причем большинство из них долго там не задерживалось. У болгар, расцийцев ⁵⁰ и сербов были свои деспоты, которые становились то друзьями и союзниками константинопольских императоров, то вдруг их врагами и постоянными набегами опустошали Фракию и Македонию. Эти события следует скорее называть разбойными нападениями, чем войнами, ибо причина их была несправедливой, а использовавшиеся ими друг против друга методы — дурными; словом, пытались любым способом разбить на куски и расчленить Империю, что позволило затем императору турок овладеть Константинополем ⁵¹ и всеми другими землями. Тот же самый автор говорит в другом месте: «Я расскажу также о бедствиях, которые чуть было не уничтожили Италию в наказание за грехи, царившие там; это случилось во время смертельных распрей между папами и императорами, когда имена "гвельф" и "гибеллин" являлись обозначениями противоборствующих партий ⁵². Ибо тогда произошло столько несчастий, было пролито столько крови, разрушено столько городов и погублено столько земель, что если кто-нибудь прочтет исторические сочинения, повествующие об этом, то придет в изумление. Многие мелкие тираны возвысились тогда в разных городах, не признавая ничьей власти, если только не опирались одни на папу, а другие на императора, и творили всевозможные жестокости по отношению как к врагам, так и к друзьям, до тех пор пока Италия, скорее уставшая, чем пресытившаяся таким количеством несчастий, не приняла после [205] длительного периода времени другую [политическую] форму». Я хочу также привести наш собственный пример, а именно раздор Бургундского дома с Орлеанским, который был столь жестоким, что вызвал войну с англичанами ⁵³; это привело Францию к такому жалкому состоянию, что хватило бы самой малости для ее гибели, и если бы не чрезвычайная милость Бога ⁵⁴, она была бы разорвана на множество клочков. Тогда ее терзали в течение сорока или пятидесяти лет, ведь каждый стремился или сохранить себя, или увеличить [свои пределы], или уничтожить своего врага, и не было больше ни государственной власти, ни величия, ни правосудия, к которым люди могли бы прибегнуть. Итак, это была покинутая [Богом] страна, от которой каждый мог оторвать какой-нибудь кусок. Все эти несчастья предупреждают нас, что мы можем вновь их испытать. Ибо чужеземцы не преминут воспользоваться таким благоприятным случаем, чтобы накинуться на нас.

Но вероятнее всего, наше государство претерпит разделение иного рода, чем те, о которых я рассказал. Причина этого в том, что француз, гордый своим происхождением и ненавидящий чужеземный гнет, хотел бы скорее подчиняться своим соплеменникам, и поэтому из этого огромного тела образовалось бы множество кусков, для сохранения которых узурпаторы прибегли бы к тем покровителям из числа соседей, которым было бы легче всего их поддерживать и которые разделяли бы исповедуемую ими веру. Когда я серьезно размышляю об этом, я прихожу к выводу, что нет положения более бедственного, неуправляемого и неустойчивого, чем это; ибо оно совершенно похоронило бы правосудие, законную власть, уважение, страх, добрые нравы и согласие; напротив, возросли бы наглость, честолюбие, вероломство, насилие, нечестие, обман и мятежи. Кому бы понравилось жить среди подобных бурь, за исключением варваров? Я предполагаю, что в такое смутное время какой-нибудь принц захватит провинцию, а какой-нибудь сеньор — несколько городов. Некоторые крупные города создадут аристократию из членов своих парламентов, из нескольких дворян и видных горожан, а другие преобразуются в республики. Среди знати также утвердятся разные формы олигархического и монархического правления. Один станет государем в своих собственных замках, другой — тираном в чужих. Одна часть страны изолируется, другая подчинится каким-нибудь военачальникам. И как вы думаете, неужели те, в руках которых оказались бы цитадели крупных городов, не захотят урвать свою долю от пирога. Все эти различия политических форм, характеров и званий людей привели бы к войнам и смертельным распрям, конец которых не увидели бы ни мы, ни наши дети. [206]

Читая эти слова, кто-нибудь может подумать, что я вижу королевство стоящим уже на краю гибели, поскольку, если бы оно не утратило силу, вышеуказанные смуты никогда бы в нем не случились. Однако я не желаю, так же как и любой мирянин, чтобы его [королевство] презирали — мы прожили при этой [политической] форме тысячу сто лет и поэтому должны почитать ее как законную власть, данную Богом; тот, кто не хочет повиноваться ей, грешен перед Ним. Кроме того, мы должны еще иметь в виду, что нет никакой другой власти, более подходящей для управления французами, чем эта. В то же время рассматриваемый предмет, ведущий меня от дурных причин к дурным следствиям, позволяет мне изобразить возможные бедствия, чтобы мы, преисполнившись страха, постарались предотвратить их. Однако если мы будем еще какое-то время упорствовать в наших прегрешениях и беспорядках, можно не сомневаться, что Бог отзовет от Франции ее доброго ангела; тогда исчезнет повиновение королевской власти, подданные более не будут любить ее, а сама она откажет им в любви и человечности, и тем самым исполнятся предвиденные несчастья. И чтобы не оказаться в этих бедственных обстоятельствах, мы должны страстно молить Его продлить на долгие лета жизнь нашего короля и взрастить в нем истинное благочестие, справедливость, благоразумие и милосердие, а нам внушить такую же любовь к нему, какую римляне питали к добрым императорам Траяну ⁵⁵ и Титу ⁵⁶; ибо, если королевство рухнет при наших детях, значит, в данный момент, когда законы бессильны, правители презираемы, нравы испорчены, а ненависть и честолюбие чрезмерны, оно в великой опасности.

Перейдем теперь к лекарствам и посмотрим, достаточно ли их, чтобы спасти нас от гибели. Я считаю, что их достаточно, если только мы сумеем принять их вовремя, ибо в той буре, в какой мы находимся, надо не пожимать плечами и говорить «все погибло», а со всем усердием помогать друг другу. Но к каким лекарствам следует нам прибегнуть? То ли к заветам философов, то ли к средствам, использовавшимся в прошлом для укрепления пошатнувшегося королевства, то ли к советам нынешних мудрецов, которым известны наши болезни? Это то, чему учит нас предусмотрительность. Я же скажу по этому поводу, что можно извлечь пользу из всего [вышеперечисленного], однако необходимо начинать с более высокого. И поскольку мы видим, что из-за наших прегрешений Бог лишил нас Своей милости, то нам надлежит Его умиротворить, чтобы Он нам ее возвратил, иначе все человеческие лекарства не смогут помочь нам; ибо где найти такой совет, такую силу и такую мудрость, которые смогли бы изменить Его приговор относительно нас? В Священном Писании есть прекрасный пример Его милосердия к язычникам ниневитам; [207] ибо когда гнев Его воспламенился против них и для устрашения их Он заставил пророка Иону изречь им приговор гибели и когда они были столь глубоко потрясены, что их царь и весь народ стали поститься, стенать, молиться и обратились от несправедливости к справедливости, Он отозвал Свои кары, которые уже грохотали над их головами, и удостоил их Своей милости ⁵⁷. Сколько раз иудейский народ испытывал Его необыкновенное сострадание, когда бедствия уже поражали его за нечестие и распутство и его цари взывали к Нему в истинном раскаянии, а Он проявлял жалость к [иудеям] и обращал их несчастье в процветание. Из этого следует, что высший и единственный способ избежать бедствий, которые осаждают нас и угрожают нам, — подражать тем, кого я назвал. Кроме того, это великое утешение знать, что твоя болезнь излечима и что есть лекарство, способное ее победить; утешение становится еще большим, если замечаешь, что оно [лекарство] легкое. Оно — в нас и заключено в знании, желании и исполнении, на что может сподобиться каждый, следу-щий святым наставлениям и примеру великих. Когда же увидят, что сначала король, [а затем] принцы и те, кто вознесен как на светские, так и на церковные должности, сознательно и нелицемерно показывают свое упование единственно на Бога и при этом демонстрируют своими поступками ненависть к пороку и любовь к добродетели, защищают политическое единство и избегают раздора, то тогда неизбежно и низшие научатся поступать так же.

Но как, спросят католики, разве мы не делаем все возможное, чтобы смягчить Божий гнев торжественными процессиями, паломничествами, постами, проповедями и приношениями? Сторонники [истинной] веры также могут сказать, что стараются умиротворить Его молитвами, [благочестивыми] размышлениями, воздержанием, пением псалмов и гимнов. На самом же деле Богу надо приносить нечто иное, чем внешнее, ибо Он читает в сердцах и видит там либо чистоту, либо порочность. Послушаем пророка Исайю, и он научит нас, как нам следует управлять собой, делая нам то же самое внушение, какое прежде сделал народу Израиля. Вот как Бог говорит его устами: «Новомесячия ваши, — изрекает он, — и праздники ваши ненавидит душа Моя... .И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову. Тогда придите... говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю...» ⁵⁸. Из этого следует, что нужно обращаться к Богу с чистой душой и исправляться на деле, чтобы получить Его благословение, ибо желать произвести на Него [208] впечатление внешними действиями — значит вызвать у Него неприязнь и гнев.

Повторю еще раз, что могут найтись и такие, кто скажет, что предлагать теологические рецепты для восстановления государства — это все равно что выдвигать парадоксы. Они, на мой взгляд, ошибаются, ибо подобно тому, как справедливость, благоразумие, сила и умеренность суть прочные колонны, на которых зиждется государство, так, надо думать, и благочестие является его фундаментом и основой; так что если оно не поддерживается этой достойнейшей добродетелью, оно начинает шататься, и для его укрепления необходимо заняться в первую очередь этой опорой. Я мог бы с большим основанием, чем они, сказать, что это не парадокс, но скорее чудо, если принять во внимание то множество французов, которые ныне презирают все то, что побуждает людей к беспорочной жизни и к почитанию Бога. Тем не менее я уверен, что есть большое число порядочных людей как с той, так и с другой стороны, желающих восстановления порядка и сохранения государства, которые согласятся с моим мнением; при этом я предоставляю тем, у кого намного больше, чем у меня, учености, искусности и опыта, возможность предложить лучшие пути для исполнения такого доброго дела. Я же хочу внести в него свой скромный вклад по мере моих способностей и попытаюсь, — ибо страшусь, как бы мы не погрузились в грозящие нам бедствия, — выявить их заранее, поскольку легче исправить предвиденное зло, чем зло неожиданное.

Итак, рассказав о первом и самом спасительном лекарстве, я перейду к другим, также необходимым, о которых упоминали философы. Аристотель, который, как никто другой, тщательно рассмотрел политические формы, говорит, что если знать, какими путями государства приходят в упадок и гибнут, то будет также ясно, какими способами их можно сохранить, принимая во внимание, что из противоположных причин вытекают противоположные следствия и что разрушение противоположно сохранению ⁵⁹. Самые простые [люди] легко поймут, как применить это правило. Приведем примеры. Если продажа судейских должностей сделала правосудие продажным и развращенным, то следует воздерживаться от этой практики и передавать их бесплатно добропорядочным людям. Если роскошь, неслыханные траты и щедрые дары побуждали правителей, чтобы иметь все это в достатке, налагать на своих подданных непомерные и невыносимые подати, значит, надлежит умерять такие потребности ради искоренения мздоимства. И если безнаказанность пороков умножила и увеличила их, следует наказывать за них, чтобы сократить их число. То же касается и многих других вещей; тем не менее Аристотель, чтобы лучше прояснить предмет, предлагает еще и другие [209] средства, как, например, не совершать ничего вопреки законам и обычаям, особенно не поощрять зло в самом начале, каким бы малым оно ни было ⁶⁰. Пусть те, кто поставлен на государственные должности, ведут себя скромно как по отношению к тем, кто не причастен к государственным делам, так и к тем, кто к ним причастен, не оскорбляя первых и мирно уживаясь со вторыми ⁶¹. Пусть те, кто печется о спасении государства, будут всегда бдительными и стоят на страже, постоянно указывая согражданам на грозящие бедствия, чтобы они были более готовы и внимательны к тому, что нужно для общественной безопасности. Хорошо бы остерегаться разногласий и споров между знатными и предупреждать остальных, которые еще не ввязались в схватку ⁶². Пусть будет предусмотрено законами, чтобы никто не возвеличивался сверх меры. Пусть частные лица приспособят свой образ жизни к строю того государства, подданными которого они являются ⁶³. Есть еще много других рецептов, способствующих такой цели, которые можно найти в пятой книге «Политики» этого философа, в книгах Плутарха ⁶⁴ и у других мудрых авторов. Я указал здесь лишь первые попавшиеся.

Но даже наших законов и старинных обычаев вполне достаточно, и нет необходимости заимствовать что-либо на стороне, лишь бы мы захотели их применять; если же мы не будем этого делать, то любые лекарства окажутся бесполезными. Но все-таки самое важное условие для восстановления нашего государства — иметь желание его восстановить. Я говорю так потому, что в течение двадцати пяти лет для этого было предложено столь много рецептов, что начинаешь думать о какой-то игре, даже когда об этом говорят серьезно. Нужно изменить такое положение, ибо когда наступит необходимость (которая является законом для знатных), она заставит сделать силой то, чего не желают делать по доброй воле. Никто не заинтересован в этом так, как его величество король, ибо когда дела государства выправятся, подданные будут любить его сильнее и повиноваться ему с большей готовностью, а сам он станет гораздо могущественнее, богаче и счастливее; потому что именно он может больше, чем законы, армия и остальные люди. После того как он изберет то, что нужно говорить и делать (в этом ему могут помочь милость Божья, особое благоразумие, украшающее его, и советы мудрейших), наилучшим будет навести порядок в первую очередь при дворе и в Париже (которые суть два светила, призванные освещать всю Францию), чтобы все последовали примеру этих двух богатейших патронов. Когда город Рим сохранял единство, его подданные процветали в добродетели, а когда он подвергся порче, эта зараза распространилась повсеместно. Я не хочу этим сказать, что беспорядки происходят от тех, кто правит, ибо в великом числе они рождаются от тех, кто повинуется, [210] однако приходится признать, что часть самых опасных [беспорядков] берет начало от главных лиц и мест.

Имеется также другое сильнодействующее лекарство, без которого все остальные малоэффективны, — найти средство разрешения религиозных споров, не прибегая к оружию; ибо если не прекратить гражданскую войну, нет смысла говорить о восстановлении, поскольку за шесть месяцев она нанесла такие раны стране, законам и людям, что их невозможно излечить и за шесть лет. Среди других своих плодов она принесла еще один — породила миллион эпикурейцев ⁶⁵ и распутников. Кроме того, она сделала большинство французов такими дикими, жестокими и свирепыми, что из прежних овец они превратились в тигров. Этих двух аргументов более чем достаточно, чтобы пробудить у каждого, у кого есть хоть какая-то искорка совести и милосердия, желание, чтобы согласие вернулось к нам добрыми и мирными путями. Ибо пока раздор держит наши шпаги обнаженными, мы не делаем ничего другого, кроме как устанавливаем новое царство нечестия, несправедливости, жестокости и разбоя, при котором многие воры и злодеи возвеличиваются, обогащаются, снимая шкуру с невинных, и насыщаются их кровью. Можно было бы воистину сказать, что если бы французы были разделены на шесть частей, то обнаружилось бы, что, по крайней мере, пять из них стенают и каждодневно молят Бога ниспослать Франции покой и политическое возрождение, предваряющее религиозное, и сие стремление, будучи всеобщим, облегчает достижение цели. Обычно на это возражают, что две религии не могут сосуществовать в одном государстве, и если спросить, почему, то ответят, что это из-за их противоположности, которая порождает постоянные раздоры. Но я спрошу, разве не противоположны также порок и добродетель, добрые и злые, что, однако, не означает, что для их исправления надо ставить под ружье все королевство. Когда правили добрые императоры Константин ⁶⁶ и Феодосий ⁶⁷ и когда в мире блистали великие епископы св. Августин и св. Амвросий ⁶⁸, разве не было в Римской империи язычников, иудеев и ариан, которым истинные христиане были вынуждены давать возможность жить, следуя их учениям и их понятиям; из-за этих различий они не разжигали войн и не устраивали жестоких гонений. Неужели мы мудрее и могущественнее этих императоров и более святы и ревностны, чем названные епископы? Я думаю, потребовался бы искусный оратор, чтобы доказать это, ведь они далеко превзошли нас в достоинствах, и нас не осудят, если мы будем управлять делами государства и церкви так, как это делали они. И хотя при сыновьях Константина произошло несколько мятежей и актов насилия из-за религии ⁶⁹, тем не менее очевидно, что виновниками их почти всегда были ариане, ибо редко случалось, чтобы истинная церковь [211] прибегала к гонениям. Это подтверждает прекрасная сентенция св. Августина, который говорит: «Тот, кто преследует, от дьявола, а тот, кто гоним, от Бога». Рассказывают, что, когда швейцарцы стали воевать между собой из-за религии ⁷⁰, король Франциск I посоветовал им разрешать такие распри диспутами и миром, что они с тех пор и стали делать с успехом и оказались в выигрыше, ибо таким путем они сохранили между собой согласие и благодаря длительному миру их страна невероятно обогатилась; стали ли они от этого хуже? Такой пример должен заставить замолчать тех, кто утверждает, что наши [споры] следует разрешать огнем и мечом и что мирные пути для этого непригодны. Я считаю, что такие советы могут исходить только от очень лицемерного или очень жестокого человека.

Итак, я уверен, что если их королевские величества ⁷¹, их Совет, принцы и парижский парламент искренно хотят начать дело примирения и всеобщего возрождения, то, несмотря на все препятствия, оно мало-помалу придет к успешному завершению. Неужели этому помешает авторитет булл [римского] папы ⁷², который через своих нунциев ⁷³ пытается постоянно держать Францию в состоянии смуты? Неужели они побоятся ярости некоторых духовных лиц, которые громко кричат, чтобы убивали и немилосердно уничтожали «наших врагов гугенотов»? Неужели могущество Испанской империи (которую очень некстати раздражили) заставит их вонзить французскую шпагу в тело Франции? Неужели обоснованные опасения и жалобы приверженцев истинной веры внушат им такой страх, что он заставит их отступить? Неужели их испугают тайные интриги, к которым прибегают, чтобы привести в беспорядок великие дела? Без всякого сомнения, все это не должно помешать им утвердить высший закон, который принесет спасение Франции, а именно закон мира и согласия. Нужно только, чтобы король вооружился величием своего деда ⁷⁴ ради устрашения тех, кто осмеливается предлагать планы, разрушительные для государства, и для ободрения тех, кто стремится быть достойным в словах и в делах. Королева также должна помнить, что она может лучше кого бы то ни было вбить гвоздь в вертящееся колесо раскола, и это увенчало бы ее жизнь короной прекрасных похвал. Пусть принцы знают, что внутреннее величие, достигнутое благодаря добродетели и исполнению законов, столь же прочно и неуязвимо, сколь неустойчиво и уязвимо [величие], которое надеются добыть шпагой. Высокий Сенат, чрезвычайно щепетильный к славе, должен понимать, что он утратит приобретенное им уважение, если в нем не найдется нескольких превосходных сенаторов, которые с чистым сердцем и свободными устами со всей энергией выступят в защиту общественной справедливости (как это сделал наш Катон Л'Опиталь ⁷⁵). Но если они, наоборот, выкажут себя [212] строптивыми и ленивыми для добрых намерений и благих дел, они первыми почувствуют через презрение и неповиновение низших (которым они не помешали превратиться в варваров из-за войн и пороков), насколько великую ошибку совершили, не воспрепятствовав (когда это можно было сделать) смутам, ведущим к ниспровержению власти. Король удостаивается великой чести, когда он расширяет свое королевство, но еще большую честь он получает тогда, когда объединяет и очищает королевство, пораженное расколом и развратом; ибо первое совершается силой, а второе — благоразумием. Столь прекрасные подвиги уготованы им соразмерно их величию, дабы они испытывали себя в них. Таков пример Карла VII ⁷⁶, который обрел не меньшую славу за то, что благодаря мудрости восстановил в своем королевстве твердый порядок и добрые нравы, чем за то, что отчасти силой, отчасти благодаря Фортуне победил англичан.

Однако до того, как несогласие между нами будет устранено, мир укреплен и начнется нравственное возрождение, мы не должны вмешиваться (так, по крайней мере, мне кажется) в какую-либо внешнюю войну без большой нужды или достойного и справедливого повода, дабы пребывать в мире со своими соседями, ибо в иное время, чем это [время мира], нельзя насадить добрые нравы и твердый порядок. И я считаю, что за шесть лет королевство может возродиться наполовину, а за десять лет — целиком. Великие государства, крепкие, устойчивые, у которых остаются еще здоровые члены, возрождаются столь же чудесным образом, каким они были низвержены. Главное — хорошо начать, ибо начало — половина дела. И нет сомнений в том, что Бог окажет помощь во всем, когда увидит благое желание искоренить зло и восстановить добро. Отношение [других] к нашему несчастью также должно нас чрезвычайно тревожить, как и дурная репутация, какой мы пользуемся у всех народов христианского мира, которые ненавидят нас за пороки, вменяемые нам ныне, в такой же степени, в какой в прошлом они восхваляли нас за наши добродетели. Теперь уже не довольствуются тем, что осуждают французов, как это было прежде, за легкомыслие и чванство. Идут еще дальше, и нет ни одной недостойной и порочной вещи, которую бы им не приписывали, касается ли это их государственного управления или их нравов. Это великое королевство, которое раньше было убежищем для угнетенных и школой учености и чести, куда соседние народы отправляли своих детей для обучения, ныне называют очагом порока и боятся к нему приближаться. Наши соотечественники, путешествующие по чужим странам, могут достоверно засвидетельствовать (если захотят в этом признаться) те поношения, которыми нас осыпают, а что еще хуже, чернь часто приписывает одни и те же пороки как достойным, так и недостойным [французам]. Мне [213] было бы стыдно перенести на бумагу то, что я услышал от самых скромных людей, говоривших об этом больше из сочувствия, чем в упрек. Подумаем, сколько погибло других царств из-за гораздо меньших беспорядков, чем наши. И поскольку Бог в своем долготерпении дает нам еще время, чтобы подняться, постараемся не упустить случая; схватим же его быстро, боясь, как бы наша неблагодарность и небрежение не стали причиной того, что мы лишимся лекарств, от которых отказались. Однако не будем терять мужества, ибо, я думаю, нет такого государства в христианском мире, которое состояло бы из лучшего вещества, чем наше; только сейчас в нем все перепутано, как если бы смешали вместе бриллианты, рубины, железо, олово, золото, серебро, мрамор, красное дерево, жемчуг, кораллы, черепицу и шифер. Но когда их все рассортируют соответственно их назначению, неблагородные материалы послужат для создания прекраснейших и великолепных творений, а когда соберут благородные материалы и приложат их к первым, они засверкают на них, как богатейший орнамент. Пусть Бог, который уберег наших предков от стольких несчастий и который давал силу и совет нашим королям в моменты крайней опасности, спасет нас от угрожающего нам зла и укрепит добродетели нашего [короля], чтобы тот, по Его милости, смог стать восстановителем своего королевства.

Перевод выполнен И. В. Кривушиным и Е. С. Кривушиной по изданию: La Noue Franсois de.
Discours politiques et militaires / Ed. F. E. Sutcliffe. Genеve; Paris, 1967. P. 17-58.

Комментарии

1. Франциск I (1494-1547) — король Франции в 1515-1547 гг.

2. Генрих II (1519-1559) — сын предыдущего, король Франции в 1547-1559 гг.

3. Вопрос о причинах крушения государственных форм и способах их упрочения Аристотель рассматривает в пятой книге «Политики».

4. Имеется в виду Жан Кальвин и его сочинение «Наставление в христианской религии» (I. 4. 20).

5. Считается, что библейский царь Давид царствовал ок. 1004-965 гг. до н. э.

6. Пс. 13:1 (см. также: Пс. 52:2).

7. Прем. 2:1-4, 6-9.

8. Гугеноты и католики.

9. Людовик IX Святой (1214-1270) — король Франции в 1226-1270 гг.

10. Речь идет об Итальянских войнах, которые Франция вела (с перерывами) в 1494-1559 гг.

11. См.: Лев. 24:9-16, 23.

12. В Средние века и в эпоху Возрождения сарацинами называли арабов или даже всех мусульман.

13. В Библии (Лев. 24:15).

14. Лев 24:15-16.

15. Имеется в виду сочинение известного французского гуманиста Жана Бодена (1530-1596) «Демономания колдунов» (1580 г.).

16. Французский король Карл IX (1550-1574) правил в 1560-1574 гг.

17. Втор. 18:9-12.

18. Мишель Нотрдам (латинизир. Нострадамус) (1503-1566) — лейб-медик Карла IX, знаменитый астролог и предсказатель.

19. Ис. 3:14-15.

20. Климатерический период — время, по мнению древних, фатальное и чреватое разнообразными опасностями. Он определялся числами 7 и 9 и их комбинациями. Особо неблагоприятным полагали шестьдесят третий период (7×9). Генрих III, в правление которого Ла Ну писал свои «Речи», считался шестьдесят третьим королем Франции.

21. Имеется в виду знаменитое пророчество из библейской Книги Даниила (Дан. 9:24-27) о том, что для существования Иудейского царства Богом отведен определен период в «семьдесят седьмин» (70×7 = 490 лет).

22. Каспар Пейцер (1525-1602 гг.) — немецкий протестантский историк, врач и математик. В данном случае Ла Ну ссылается на его сочинение «Commentarius de praecipius divinationum generibus» (1553 г.). См.: Comm. I. 7.

23. См.: Plat. Legg. 546b.

24. Гуго Капет (ок. 940-996 гг.) — король Франции в 987-996 гг., основатель династии Капетингов.

25. Генрих I (ок. 1008-1060 гг.) — король Франции в 1031-1060 гг.

26. Т. е. до 1559 г.

27. Втор. 28:15-16, 21, 23, 25, 43-44, 48-51.

28. Полибий Мегалопольский (ок. 200 — ок. 120 гг. до н. э.) — знаменитый эллинистический историк, автор сочинения «Всеобщая история».

29. Плутарх Херонейский (ок. 45 — ок. 127 гг.) — выдающийся римский писатель и историк, автор «Сравнительных жизнеописаний» и других многочисленных сочинений, объединенных под названием «Моралии».

30. Ксенофонт (ок. 430 — 355 гг. до н.э.) — древнегреческий писатель и историк, автор «Анабасиса», «Греческой истории» и «Киропедии».

31. Arist. Pol. V. 8. 6-22.

32. Соломон — сын Давида, последний царь единого Израиля (965-926 гг. до н. э.).

33. Ровоам — сын и наследник Соломона; своими неумеренными требованиями к коленам Израилевым он спровоцировал разделение государства на Южное царство (Иудею), господство над которым он сохранил (926-910 гг. до н. э.), и на Северное царство (Израиль), которое отказалось признавать его власть.

34. Под ассирийцами Ла Ну подразумевает не только собственно ассирийцев, разгромивших в 722 г. до н. э. Северное царство, но также и вавилонян, уничтоживших в 587 г. до н. э. Южное царство.

35. В 330 г. по приказу Константина Великого.

36. Германские.

37. Речь идет о Великом переселении народов (конец IV — середина VI в.), которое привело к падению Западной Римской империи и образованию на ее территории нескольких варварских королевств (вестготов, остготов, вандалов, свевов, бургундов, франков, англосаксов, лангобардов).

38. Большая часть Венгрии оказалась в руках турецкого султана Сулеймана II Великолепного после поражения и гибели венгерского короля Людовика II в битве при Мохаче в 1526 г.

39. Имеется в виду как неудачный для Англии исход Столетней войны (1337-1453), так и потеря Кале в ходе последней из Итальянских войн (1558 г.).

40. Речь идет о гибели Содома и Гоморры.

41. Арабы захватили почти всю Испанию (королевство вестготов) фактически за три года (711-714).

42. Английские короли имели наследственные права на Нормандию, Анжу, Мэн, Турень и Аквитанию.

43. Имеется в виду начало второго периода Столетней войны (1415-1428), когда большая часть Франции оказалась под контролем англичан, а французским королем был объявлен Генрих VI Английский (1422 г.).

44. Константинопольская (Латинская) империя возникла в 1204 г. в результате разгрома Византийской империи в ходе Четвертого крестового похода. Первым ее правителем стал граф Балдуин Фландрский (1204-1205 гг.), один из предводителей крестоносцев. Это государство просуществовало до 1261 г., когда войска никейского императора Михаила Палеолога захватили Константинополь и восстановили Византийскую империю.

45. Иоганн Карион (1499-1558) — немецкий историк и математик, автор «Хроники» в трех книгах, охватывающей период от Сотворения мира до 1530 г.

46. Трапезундская империя была основана в 1204 г. (после захвата Константинополя крестоносцами) на северо-восточном побережье Малой Азии Алексеем и Давидом Комнинами, внуками последнего византийского императора из династии Комнинов Андроника I (1183 — 1185). Это государство просуществовало до 1461 г., когда было уничтожено турками.

47. Имеется в виду Михаил I Ангел, основавший в 1205 г. Эпирский деспотат и вскоре отобравший у крестоносцев Западную Фессалию. Его брат и наследник Феодор Ангел (1215-1230) овладел уже всей Фессалией. Преемники Михаила и Феодора управляли этой областью еще несколько десятилетий.

48. Палеологи — правящая династия Никейской (1256-1261) и Византийской империи (1261-1453). Фессалия формально подчинилась Палеологам в 1259 г.

49. Очевидно, имеется в виду Акарнания, область на западном побережье Средней Греции.

50. Расцийцы — население Расции (Рашки), сербского княжества, а с 1217 г. королевства на территории Старой Сербии.

51. Турецкий султан Мехмед II Завоеватель овладел Константинополем в 1453 г.

52. Гвельфами в Италии XII-XV вв. именовали сторонников римского папы, а гибеллинами — приверженцев германского императора. Вопрос о происхождении этих терминов остается нерешенным.

53. Речь идет о междоусобной войне бургиньонов (сторонников герцога Бургундского) и арманьяков (сторонников герцога Орлеанского), имевшей место в первой трети XV в. Эта распря привела к возобновлению в 1415 г. Столетней войны.

54. Ла Ну имеет в виду подвиг Жанны д'Арк, Орлеанской Девы, организовавшей сопротивление англичанам в ходе второго периода Столетней войны и считавшейся посланницей Бога.

55. Марк Ульпий Траян (53-117 гг.) — римский император в 97-117 гг.

56. Тит Флавий Веспасиан (39-81 гг.) — римский император в 71-81 гг. (до 79 г. — соправитель своего отца Веспасиана).

57. Ион. 3.

58. Ис. 1:14-18.

59. Arist. Pol. V. 7. 1.

60. Arist. Pol. V. 7. 2, 5.

61. Arts. Pol. V. 7. 3.

62. Arist. Pol. V. 7. 5.

63. Arist. Pol. V. 7. 8.

64. Очевидно, речь идет о трактате Плутарха «Наставления о государственных делах».

65. В данном случает под эпикурейцами понимаются не приверженцы философии Эпикура (341-270 гг. до н. э.), а любители наслаждений вообще.

66. Константин I Великий (ок. 285-337 гг.) — римский император (306-377 гг.), который придал христианской церкви статус государственной.

67. Феодосии I Великий (346-395) — римский император (379-395), который обеспечил контроль ортодоксальной партии над христианской церковью.

68. Св. Августин Гиппонский (354-430) и св. Амвросий Медиоланский (340-397) — знаменитые Отцы Западной церкви.

69. При сыновьях Константина Великого Константине II Младшем (337-340), Константе (337-350) и Констанции II (337-361) Империя пережила всплеск ожесточенной борьбы ариан и ортодоксов.

70. Речь идет о вооруженном конфликте 1531 г. между протестантским Цюрихом и пятью католическими «лесными» кантонами.

71. Французский король Генрих III (1574-1589) и королева-мать Екатерина Медичи.

72. Имеется в виду римский папа Григорий XIII (1572-1585), активно содействовавший борьбе французских католиков против гугенотов.

73. Нунций — постоянный дипломатический представитель римского папы при иностранном дворе.

74. Франциска I.

75. Мишель де Л'Опиталь (1505-1573) — канцлер Франции в 1560-1568 гг., вождь партии политиков, прилагавший огромные усилия для прекращения Религиозных войн. Современники сравнивали его с римским цензором Катоном Старшим (234-149 гг. до н. э.), прославившимся своей борьбой за сохранение традиционных нравов и ценностей.

76. Карл VII (1403-1461) — французский король в 1422-1461 гг., который победоносно завершил Столетнюю войну, изгнав англичан из Франции, и восстановил внутренний порядок в стране.

Текст воспроизведен по изданию: Франсуа де ла Ну. Политические и военные речи // Проблемы социальной истории и культуры средних веков и раннего нового времени, Вып. 4. СПб. Алетейя. 2003.