Лион, 20 октября 1562 г.

Государыня, если бы богу было угодно столь благодетельствовать ваше величество и это королевство, чтобы время, наступления которого я желал в последнем, отосланном мною вам ответе, уже пришло, я не был бы вынужден отсылать вам сейчас это письмо, чтобы оправдаться в тех недостойных поступках, которые, как вам донесли, были допущены [мною] по отношению к тем, кто удалился из этого города, ибо если бы истина воссияла в своем первоначальном блеске, то есть в полной чистоте, я уверен, государыня, что ваше величество не имело бы повода писать мне по такому случаю. Но поскольку так вышло, что мое теперешнее несчастье, или, лучше сказать, несчастье, терзающее ныне всю Францию, отдает меня во власть этой клеветы, я не хочу сейчас противопоставить этому ничего другого, кроме примера всей моей прошлой жизни. И поскольку я должен отвечать перед вашим величеством, соблаговолите также засвидетельствовать, что с того часа, как я имею честь быть вам известным и находиться в числе ваших смиреннейших слуг, вплоть до дня, когда начались эти волнения, вы никогда не слыхали, чтобы я совершил какой-либо поступок, противный верности и покорности, каковые добрый и верный подданный обязан питать к своему государю, и что ваше величество никогда не видели от меня ничего иного. Мог ли я, государыня, поступать иначе после того, как оказался особо обязанным вам, благодаря дарованным вами почестям? Посему, государыня, смиреннейше молю вас почтить меня позволением заверить вас, что не только не было того, о чем вам сообщили, а именно что добрые и истинные подданные короля в этом городе были угнетены по моему приказанию, но, напротив, с того времени, как я сюда прибыл, я всегда старался облегчить их [положение], как только мог, и если кто-либо жалуется, то без оснований, ибо если он таков, как заявляет, у него нет повода жаловаться, а если он не таков, он не может сказать, что ему нанесен ущерб. Действительно, государыня, товары конфисковывались и ежедневно конфискуются для оплаты как швейцарцев, так и других солдат, но те, кто считает себя ограбленным, не могут ни в чем пожаловаться на меня, ибо я предоставил это городскому совету, не вмешиваясь сам ни в торговлю, ни в управление, ни в способы изыскания денег. При этом я не хочу отрицать, что многие терпят убыток и ущерб, но если бы они хотели разумно все рассудить и взвесить, то убедились бы, что это не из-за меня, а из-за бедствий настоящего времени, которые столь всеобщи, что невозможно, чтобы каждый не почувствовал их на себе лично. Тем не менее, государыня, люди порядочные и приверженные к своему государю и родине предпочитают общественное благо личному и не жалеют ничего, что от них зависит, для сохранения власти короля, вашего величия и этого королевства, и я надеюсь, что меня когда-нибудь сочтут таковым (если бог окажет милость и я доживу до той поры) по свидетельству вас самих и короля, вашего сына.

Государыня, молю господа, да дарует он вам в прекраснейшем здравии и процветании счастливейшую и очень долгую жизнь. Из Лиона, 20 октября 1562.

Собственноручная подпись: Ваш смиреннейший и покорный подданный и слуга Субиз.

[На обороте 2-го листа: Королеве, моей верховной госпоже.

Другой рукой XVI в.: Господин де Субиз, XX октября 1562 г.]

Авт. 98/2, № 2.