№ 79

Письмо кардинала дю Белле к Генриху II

Рим, 10 ноября 1547 г.

Государь, я получил письмо, которое вам угодно было отправить мне 24-го [числа] прошлого [месяца], и весьма возрадовался тому, что сообщения, полученные вами от меня, пока я был в пути, были вам приятны. По правде говоря, я не ожидал меньшего от вашей доброты и [знал], что вы признаете мое рвение; поэтому, если бы я слишком далеко зашел в своих сообщениях, вы приписали бы вину скорее моему горячему стремлению содействовать процветанию ваших дел, чем отсутствию скромности или разума. Из имеющейся в вашем упомянутом письме приписки (а она составлена в выражениях, сходных с теми, что мне написал в своей записке господин президент Бертран) я, кажется, могу вывести (а может быть, боязнь ошибиться внушает мне эту мысль), что мои письма от 6-го [числа] внушили вам некоторое подозрение, что в рассуждениях, высказанных по поводу текущих дел, я слишком далеко зашел насчет возможности открытия военных действий. По этому поводу, государь, я сейчас даю объяснения упомянутому президенту в письме, каковое ему пишу, дабы он при случае постарался оправдать меня в ваших глазах. Вам же я скажу только то, что, действительно, когда я наспех писал вам, я был твердо уверен, что вы постановили и решили начать в здешних краях диверсионные военные действия, если бы император захотел [неожиданно] обрушить войну на вас, и основывал я свое мнение, государь, на доверительно сделанном мне г. де Жье сообщении, что, [действуя] от вашего имени, он получил согласие папы на оборонительный союз, каковой союз я тогда истолковал (видя положение вещей), как делаю и посейчас (не знаю, не ошибаюсь ли?), как решительный шаг к развязыванию наступательной войны, и мне казалось (хотя у меня и не было столько самомнения, чтобы высказать или написать вам мои соображения, раз их у меня не требовали), что в этом случае у вас будет большое преимущество, ибо, начав первым и победив здесь вашего врага, вы его ввергнете в крайнее смятение и в расходы в том самом месте, откуда обычно он черпает силу для войны, или, по меньшей мере, тесня его с моря и с суши, заставите его использовать не только то, что он обычно отсюда получает, по и часть имеющегося у него в других местах; в этом вам благоприятствуют нынешние обстоятельства, которые, однако, могут быть недолговечными, как это вы лучше знаете от других. Не то, чтобы я хотел этим сказать, что вы должны либо переходить к действиям, либо отказаться от них, ибо я не хочу задирать нос так высоко, как не хотел бы (если бы мог выбирать) и в случае вашего перехода к ним продолжать рассуждения, в каковые я пустился в моем упомянутом письме, даже если бы нашлись более веские доводы (а в данное время я ими располагаю), ибо, как вы могли видеть, я не выдавал их за свои собственные, по лишь за исходящие от того, кто мне их излагал. Кроме того, по правде говоря, в случае, если бы вы, как сказано, перешли к действиям, есть много способов гораздо более выгодных для вас, чем способ, [предложенный] в упомянутом рассуждении; и я воздаю хвалу богу за то, что сейчас в этом отношении Фарнезе охладил свой пыл, в чем его нелегко было убедить, ибо еще накануне [отправки] моих последних писем к господину коннетаблю от 28-го [числа] прошлого [месяца], он был привержен [к этим планам] больше, чем когда-либо. Многие средства, государь, в конце концов укротили его, чему, между прочим, весьма послужили доводы, которые нашему святому отцу удачно преподнес Театино ¹ (каковой Театино большой искусник), а также доводы, которые Мафео привел [кардиналу] Фарнезе, причем первый исходил из здравого смысла и ваших [интересов], а другой — из интересов своих и императора, опасаясь, по причине своей приверженности [к последнему], как бы эта прихоть Фарнезе не поставила императора в слишком трудное положение, причем он понимал лишь одну сторону этого фарса, ибо если бы он понимал его полностью, то не зашел бы, я думаю, так далеко. Должен сказать, что средства, каковые так искусно использовал господин кардинал де Гиз, также принесли должный результат и нанесли сильный удар; как бы там ни было, я считаю что вы очень выиграли от того, что упомянутый Фарнезе не только сдался, но и позволил повести себя в том направлении, в каком повел его упомянутый монсеньер кардинал, о чем он вам сообщает более полно. Ибо теперь, если вы захотите приступить к делу, ² вам останется только решить, хотите ли вы проводить его сами от своего имени или от имени лица, полностью вам преданного, и теперь вам нет надобности иметь дело с третьим [лицом], да еще таким, что без него ничего нельзя будет сделать. Итак, государь, вы можете сами целиком решать этот вопрос; что же касается меня, можете быть уверены, что, будь у меня в руках золотое яблоко, я не отдал бы его никому другому, а только вам и [при этом] в вашем собственном лице. ³ Не смею, однако, умолчать перед вами о том, что как я всегда считал и продолжаю считать сейчас (в особенности потому, что благодаря вашим письмам я осмелел до того, что высказываю вам мои соображения), если посмотреть с другой точки зрения, то и венецианцы и прочие предпочли бы, без сомнения, не вас, а преданное вам и поддержанное вами лицо, и это по причине опасений, питаемых ими в отношении величия вашей короны. Что касается желания подданных, то, я полагаю, вы знаете, что именно там ⁴ говорили об этом [люди], являющиеся вашими собственными слугами, и что говорят еще и сейчас, и знаете обычное желание подданных лицезреть лучше своего господина, чем губернатора. Лица, являющиеся главными из здешних изгнанников, в чьих руках находятся известные вам дела, а именно приор Барийский и Чезаре Морнулло, еще и теперь говорят мне такие речи, вплоть до того, что входят в частности и осведомляются у меня о качествах господина [герцога] Омальского, таковы ли они, как их изображает молва, и схожи ли они с качествами, каковые они видят здесь в господине кардинале [Гизе], его брате. Не могу я, государь, надивиться и на то, что кардинал Сармонетто за последние дни дважды по собственному побуждению заговаривал со мной об этом и излагал мнение вышеназванных [лиц], но совсем в обратном духе, чем то, что они мне говорили. Не знаю, что побудило его сказать мне об этом и, еще меньше, почему он обратился ко мне по этому поводу, ибо ни с ним, ни с кем другим я об этом не заговаривал ни прямо, ни косвенно, и, с тех пор как я здесь, всех, кто хотел говорить со мной об этом, я направлял (до приезда г. де Гиза) к г. де Жье, как к человеку, полностью ведающему вашими делами, и к упомянутому монсеньеру де Гизу, с тех пор как он здесь; никогда я не соглашался видеть и выслушивать ни вышеупомянутых [лиц], ни других, несмотря на их настойчивые попытки поговорить со мной о ваших делах, как бы они ни убеждали меня (неоднократно они даже ссылались на мой служебный долг в отношении вас), за исключением того раза, когда недавно монсеньер де Гиз сказал мне, что откладывать больше нельзя, ибо они заклинали меня именем вашей службы, чтобы я не отказал им в разговоре. Я говорю вам об этом, государь, из боязни, чтобы вы не подумали на основании вышеизложенного, что я уж слишком в это вмешиваюсь, в чем, как вы знаете, в былое время, еще при жизни покойного короля, меня упрекали мои любезнейшие друзья, когда не могли сказать ничего другого. В этом отношении, государь, нижайше умоляю вас считать, что я никогда не преступлю ни на волосок приказаний, отданных мне вами или лицами, вами наделенными властью, и меня найдут в последний день года там, где меня поставили в первый день, если вы или кто-либо от вашего имени не снимет меня оттуда. Да будет вам угодно знать, государь, что по причине неустойчивости [суждений] упомянутого Сармонетто, который возрастом незрел, хоть и изъявляет по отношению к вам добрую волю (поэтому в разговоре с ним я не подал вида, что что-либо знаю), я нашел способ заставить вышеназванных [лиц] повторить мало-помалу основные, изложенные ими мне пункты в присутствии герцога да Сомма — человека, которого они почитают и, как я вижу, несомненно высоко ценят. После того как они и другие мне всё предложили, я отослал их для принятия решений и получения ответа к упомянутому сеньору кардиналу де Гизу, поскольку он занимает при вас такой пост, подобно тому, как до его прибытия я, как сказано, поступал в отношении г. де Жье и, как мне кажется, не мог поступить лучше. Умоляю вас простить меня, если, ввязавшись в это дело, я все время, что здесь нахожусь, надоедаю вам по этому поводу; [делаю так] из желания, чтобы вы соблаговолили (в случае если бы путь, по которому я иду, не соответствовал вашим намерениям, или то немногое, что я делаю, показалось бы вам излишним) оказать мне счастье и дать мне о том знать, ибо из всех лошадей вашей конюшни вы никогда не найдете другой, которую (не укрывая ее пороков) вы могли бы лучше, чем меня, направлять по вашей воле, а я (в добавление к вышесказанному и в согласии с вашим выражением из упомянутой выше депеши) не буду досадовать, находясь то ли в этом месте, то ли в другом, как и вы не будете досадовать, где бы я ни был, и везде я буду доволен и счастлив, если вы не сочтете меня бесполезным для вашей службы, как в конце вашего письма вы изволите заверять меня. Конец моего [письма], государь, состоит в том, что я молю бога, да дарует он вам в полном благополучии хорошую и долгую жизнь. Из Рима, 10-го дня ноября.

Собственноручная подпись: Ваш нижайший и покорнейший слуга и подданный Ж. кардинал дю Белле.

[На обороте 259-го листа: Королю.

Другой рукой XVI в.: Господин кардинал дю Белле, X день ноября 1547 г.]

Т. 9, лл. 256-259

Комментарии

1. Имеется в виду кардинал Караффа, генерал ордена театинцев.

2. Имеется в виду проект захвата Неаполитанского королевства.

3. Речь идет о том, что завоевание Неаполя Францией надо осуществить открыто, без подставных лиц.

4. Т. е. во Франции.