В то время один рыцарь, носивший кличку “монсеньера Протопопа” (monseigneur l’Arceprestre (Настоящее имя этого бриганда — Реньо (чаще его именуют – Арно /А. Засорин) де Серволь. Он принадлежал к знатному рыцарскому роду из Перигора и в битве при Пуатье сражался на стороне французов.)), набрал со всей страны [59] большое полчище (grant compaignie) солдат, которые после пленения короля Франции остались без жалованья. Не имея заработка во Франции, они двинулись по направлению к герцогству Прованскому, взяли там и разрушили укрепленные города и замки и разграбили всю страну до Авиньона и за Авиньоном. И не имели другого вождя и капитана, помимо вышеназванного рыцаря, действиями которого так были устрашены проживавший тогда в Авиньоне папа Иннокентий VI и все кардиналы, что не знали, как быть. Поэтому приказал каждый из кардиналов своей свите, священникам, клирикам и другим людям по ночам с оружием охранять и защищать город Авиньон от этих грабителей. В конце концов папа пригласил монсеньера Протопопа в Авиньон, оказал ему великий почет, какой только мог, и задал ему в своем дворце пир. Также и многие кардиналы оказали ему такой великий почет, как будто бы он был одним из сыновей короля Франции. Повсюду ходила молва, что папа и коллегии дали ему 40 тыс. полновесных экю для раздачи его сотоварищам.

В то время образовалось другое полчище солдат и бригандов, которые, собравшись со всей страны, воевали и грабили изо дня в день всю область между рекою Луарою и рекою Сеною, так что никто не смел ни работать на полях, ни жить в деревнях. И никто не смел, если не хотел быть убитым или внести тяжелый выкуп, ходить иначе, как приставши к большому отряду, ни из Парижа в Орлеан, ни из Парижа в Монтаржи, ни из Парижа в Вандом. Так вся эта местность и лежала без обработки, ибо люди открытой страны все укрылись в Париже, Орлеане или Вандоме: очень немногие из других городов той провинции держались против участников этих шаек (ces routtiers). И избрали члены этого полчища (ces dits compagnons) капитаном для начальства над ними смелого и буйного человека из Galles, именуемого Руфином, которого возвели они в рыцари. И он столь нажился и собрал столь великое обилие имущества, особенно золота и серебра, что не было ему и счету. Эти грабители, иначе называемые полчищами (compagnies), сплошь и рядом проходили на конях то до Парижа, то до Орлеана, а то до Шартра и до Турени, и не было местечка, города, крепости, кои не подверглись бы нападению и не были бы разграблены, если они только не охранялись со всяким тщанием... Рыскали они по стране отрядами в 20, 30 и 40 (человек), и не было никого, кто обратил бы их вспять или встретился бы с ними, чтобы нанести им урон... И в Нормандии... действовало огромное скопище грабителей и разбойников из англичан и наваррцев, у которых мессир Роберт Кноль был главой и владыкою и которые точно таким же образом [60] воевали города и замки, и никто не смел выступить им навстречу... Долгое время означенный монсеньер Роберт Кноль проявлял таким образом коварство и грабил, успевши в конце концов скопить 100 тыс. добрых экю. И держал людей и наемников на своем жаловании в большом количестве, ибо каждый из этой шайки с охотою ему служил и ему следовал. И всегда удавалось этим бригандам грабить города и замки, захватывая там столь большую добычу, что это кажется удивительным. Некоторые, бывшие начальниками и капитанами других бригандов, становились столь богатыми, что имели по 40 тыс. экю деньгами. По правде сказать, то, что они проделывали, было чрезвычайно удивительно. Выследивши иногда (какой-нибудь) добрый город или (какой-нибудь) добрый замок, отстоявший (от них) на один или два дня пути, они собирались по 20 или по 30 человек и шли потайными дорогами, днем и ночью, (рассчитывая так), чтобы попасть в город или замок, который они выследили, на рассвете. И тогда они поджигали какой-нибудь дом. Жители города, полагая, что явилась тысяча вооруженных людей, чтобы сжечь их город, бежали, кто куда мог. Бриганды же разбивала дома, сундуки, ларцы и забирали себе все, что в них находили. А потом уходили, обремененные награбленным.

(S. Luce, La Jacquerie, Nouv. ed., 1894, “Pieces justificatives”, pp. 225 et suiv.)

№ XXXIII (сентябрь 1358 г.). Ввиду того, что на прошлую пасху общины всей Шампани получили сведения о замыслах... лотарингцев, немцев и других недругов королевства пограбить и пожечь названную область Шампани, королевские судьи названной области, с нашего разрешения, постановили, чтобы в селениях области звонили лишь в один колокол, если это — не в оповещение ужасов (effroy), чинимых вооруженными людьми, и пожаров. А в случае упомянутых ужасов (определили) звонить в два колокола, дабы по звону этих колоколов люди названных селений грабителей и недругов королевства... преследовали (до тех пор), пока не настигнут и не захватят... И для лучшего выполнения всего этого было определено назначить в каждом селении из среды жителей по одному человеку, который... исполнял бы эти постановления ради целости, охраны, безопасности и защиты названной области. Для обсуждения означенных постановлений жители многих селений той области собирались два раза в двух местах, причем постановления эти были прочитаны и весьма всем [61] понравились. Тогда упомянутый Жан был приставлен селением Thiebemont блюсти все вышесказанное... Однажды... пошел он... вместе со многими другими... выборными от прочих селений... к сеньеру С. Дизье, явившемуся тогда в названную область со множеством вооруженных людей, чтобы узнать, какие тот питает намерения... И как только они получили от означенного сеньера С. Дизье ответ... что намерение его — жить и умереть вместе с людьми открытой страны, они вернулись... каждый в свой дом, не учинивши никакого зла ни ему, ни другим...

№ XL (октябрь 1358 г.). Карл и прочее. Извещаем всех настоящих и будущих о том, что к нам поступило нижайшее прошение Колена де Барбье, клирика из Байи, о нижеследующем. Бальи округов Шомон и Витри постановили, чтобы никто в селениях их бальяжей не осмеливался звонить иначе, как в один колокол, если это только не по причине нападения недругов королевства, в каковом случае предписывалось звонить для охраны и защиты прихода и сопротивления врагам в два колокола, дабы к селению, в котором звонили в колокола, посылались для сопротивления врагам и укрощения их силы люди, вооруженные соответственно имуществу каждого. И вот... когда некие вооруженные люди стали чинить Многие утеснения в селениях означенных округов, то по этой причине и в силу вышеназванного постановления жители некоторых селений столь сильно стали звонить в два колокола, что звоны эти донеслись до деревни Бальи, в упомянутом Шомонском бальяже, и жители начали наспех вооружаться по призыву одного человека, кричавшего зычным голосом о том, что в некоторых селениях округа появились неприятели, по всему приходу учиняющие опустошения. По причине этого названный проситель, [62] желая удостовериться, действительно ли так обстоит дело, отправился с несколькими вооруженными людьми к селению Сен-Верэн, где, как говорили, собрались многие представители общин, и дошел до селения, именуемого Les Costes, отстоявшего приблизительно в двух милях от места, где собрались названные общины. Узнавши здесь, что означенные общины уже разошлись, он и сам поспешно вернулся домой, никому при этом не повредивши и никакого зла не учинивши...

№ LVI (февраль 1361 г.). Иоанн, милостью божией король Франции, извещаем всех настоящих и будущих о том, что по иску нашего прокурора и нашего возлюбленного и верного сира de Loigny были вызваны в наш парламент наши возлюбленные и верные Бушар де Вандом... Жан де Вандом, рыцари, и многие другие их соучастники и против них были выставлены нашим прокурором и сиром de Loigny обвинения... именно, упомянутый прокурор и сир de Loigny говорили, что, согласно королевским ордонансам, ни один дворянин не может и не должен поднимать оружие и затевать войну против другого дворянина во время наших войн, под страхом смертной казни и конфискации имущества. И тем не менее названные Бушар и Жан де Вандом, вопреки означенному ордонансу, вызвали (ont fait defie) названного сира de Loigny, и при этом упомянутый Бушар и его сообщники вели открытую войну... и совершили много наездов и насильственных вторжений во владения сира de Loigny с большим количеством вооруженных людей из французов, а также бретонцев и англичан — наших недругов из крепости Villeroy, с каковыми означенный Бушар водил дружбу, хотя и знал, что они наши недруги, и часто угощался, пил и ел и сам и его люди в их замке, а они — в его. И упомянутый сир de Loigny, желая соблюсти наши названные ордонансы и не итти против них, получил от нас и от нашего двора охранную грамоту, в силу которой Шартрский бальи запретил упомянутым Бушару и Жану де Вандом вести войну и наносить ущерб сиру de Loigny, причем объявил им означенную охранную грамоту. Однако, невзирая на это запрещение, означенный Бушар и Жан и многие другие их сообщники — наши недруги и иные... военные действия не прекратили, но продолжали наезжать на земли сира de Loigny, грабить... и похищать множество (всякого) добра у него и его... подданных, много раз устраивая... засады, чтобы захватить его, осаждали его крепость и замок Loigny, стремясь взять его днем или ночью. Во время этих нападений и наездов... были убиты Жан Ligon, приближенный означенного сира de Loigny а также Колен Blanchart, Жиль Cravey, Жан Isart, по прозвищу Segretain, и пять его детей, подданные названного сира de Loigny, [63] к коим мы питали благоволение... Кроме того многие... были изувечены, ранены, захвачены в плен и вынуждены платить в качестве выкупа разные денежные суммы и иное, а некоторые, которым нечем было выкупиться, были брошены в воду и утоплены в присутствии названного Бушара и с его согласия. Кроме того названный Бушар и его упомянутые сообщники со множеством вооруженных людей — наших недругов и иных — подпалили и сожгли много селений и домов на земле означенного сира de Loigny, захвативши в расхитивши... все его движимое имущество, вино, зерно, мелкий скот, лошадей и прочее, что там можно было найти. Вместе с тем испортили садки и пруды названного сира de Loigny... а рыбу вместе с сетями и снастями для ее ловли расхитили, рыбаков же... утопили и бросили в воду. Разрушили также и уничтожили мельницы означенного сира de Loigny, а железные части их расхитили. И многих купцов и иных путников и проезжих на его земле хватали, грабили и уводили вместе с имуществом их в крепость Foullet и другие крепости наших врагов и брали с них большие денежные выкупы... Много и иных преступлений... и злых дел совершили они... по отношению к названному сиру de Loigny на его земле и по отношению к его подданным, а также по отношению к нам. И означенные Бушар и Жан де Вандом нам заявили, что они и названный сир de Loigny, поскольку это их касается, охотно пришли бы ко взаимному соглашению о всех вышеназванных делах, если бы это нам было угодно, и просили нас соизволить дать на то разрешение и кроме того даровать прощение и разрешение им и их названным соучастникам. И вот, принимая во внимание, что означенные Бушар и Жан и вся их родня в прошлом хорошо и честно нам и нашим предшественникам служили на войне и иначе и опять готовы служить всюду, где нам угодно будет им приказать, мы... настоящими грамотами в качестве особой милости разрешили и разрешаем... означенному Бушару и Жану де Вандом с их соучастниками и названному сиру de Loigny помириться и договориться друг с другом и удалиться без взыскания с них судом нашего парламента (положенных) штрафов...

В этом (1358) году много неукрепленных селений превратили свои церкви в настоящие замки, окопавши их рвами, установивши, на башнях и колокольнях военные машины, камни и баллисты, чтобы защищаться от бригандов в случае их нападения, а это, как [64] кажется, случалось очень часто. По ночам на вершине этих башен бодрствовали часовые. Стояли там дети, чтобы предупреждать о приближении неприятеля. Заметивши их издали, они поднимали тревогу трубными звуками и колокольным звоном. При этом сигнале крестьяне, покидая свои дома и поля, возможно скорее искали убежища в церкви. Другие, по берегам Луары, проводили ночи со своими семьями и скотом вдали от своих хижин, на островах реки или же в лодках, поставленных на якорях посредине ее течения.

Была некогда сильная собака, к которой питал полное доверие ее господин, так как надеялся, что она отважно будет защищать его овец от нападений волка. Так много раз и было. Но вот со временем волк сделался близким другом собаки, которая позволяла ему безнаказанно уносить овец, а сама делала вид, что преследует его, чтобы отнять овцу и вернуть ее своему [65] господину. Когда же волк и собака были один-на-один вблизи леса и вдали от глаз пастуха, они вместе лакомились овцой. Такая уловка повторялась часто, и всегда собака получала похвалы от своего господина, уверенного в том, что, преследуя волка, верное животное делало для спасения овцы все от нее возможное. Так эта проклятая собака умела скрыть свое коварство. В конце концов она вместе с товарищем пожрала... всех овец своего господина.

Комментарии

В приводимых отрывках Фруассара как нельзя лучше отразились все его качества как историка. Это — самое яркое и красочное из имеющихся у нас повествований о Жакерии, насквозь пропитанное чисто рыцарскими настроениями вражды и отвращения к восставшим крестьянам и явно имеющее тенденцию всячески очернить жаков, чтобы тем самым может быть оправдать последовавшую вскоре кровавую расправу с ними знати. Здесь же сказались и все многочисленные недостатки изложения Фруассара в смысле наличия в нем ряда неточностей, путаницы в названиях лиц и местностей и в хронологии. На все эти мелочи Фруассар обращал мало внимания. Только там, где речь идет о рыцарских “подвигах”, он старается быть по возможности точным и наполняет свое изложение конкретными данными. Таковы например интересные для Фруассара похождения бригандов, таков особенно для него интересный эпизод с двумя рыцарями, явившимися в Mo на помощь осажденным дворянам, и т. п. (Издание “Хроник” — Kervyn de Lettenhove, Bruxelles 1867—1878. Лучшее издание — S. Luce, Paris 1869-1888, Societe de l'histoire de France.]

6 Разрешительные грамоты (lettres de remission) — грамоты об амнистии, выдававшиеся королевским правительством лицам, которые принимали прямое или косвенное участие в Жакерии. Грамоты эти, часть которых издана у S. Luce в качестве приложения к его “Истории Жакерии”, проливают яркий свет на восстание, рисуя его в конкретных, бытовых условиях и давая интереснейшие его подробности. Ниже (в отделе “Жакерия”) приведен целый ряд этих грамот, так как они отчасти дополняют, а отчасти исправляют данные о восстании, почерпаемые нами из памятников повествовательного характера. При всей ценности разрешительных грамот как исторического источника следует учитывать их определенную тенденциозность в известном смысле: грамоты обычно являются ответами на прошения об амнистии, причем прошения эти включаются в грамоты целиком; само собой разумеется, что просители в целях исходатайствования прошения стараются представить свое участие в Жакерии в самом выгодном для себя при создавшихся условиях свете.

7 Жан де Венетт (1307—1370) — монах-кармелит, автор латинской хроники, являющейся продолжением известной хроники Гильома де Нанжи и обнимающей период времени с 1340 по 1368 г. При изображении событий 50-х годов стремится расценивать их с точки зрения французского патриота и в противоположность “певцу рыцарства” Фруассару приходит к решительному осуждению действий дворянства. По его мнению, именно по вине дворянства могущественная когда-то Франция разорилась, обеднела и ослабела, сделавшись добычею англичан и разбойников. Дворяне забыли свой долг, занялись взаимной враждой и отнимают последнее у беззащитного крестьянства. Осуждая и местами страстно обличая дворянство, автор определенно сочувствует простому народу, в частности жакам. Он живо интересуется народным бытом, народными сказаниями и легендами и ярко изображает на основании собственных наблюдений и рассказов очевидцев бедствия французской деревни накануне Жакерии. По его мнению, непомерный гнет со стороны дворян переполнил чашу терпения разоренных войной и действиями разбойников крестьян и вызвал крестьянское восстание. Подавляя его, дворяне действовали безжалостно, убивая ни в чем неповинных людей и действуя хуже врагов Франции—англичан. Словом, автор развивает точку зрения, близкую к той, какую высказывает в своем письме к городам Фландрии Этьен Марсель. Известно, что Жан де Венетт был явным сторонником последнего, хотя и осуждал убийство Марселем королевских сановников. “Сколько проистекло отсюда бедствий, сколько погибло .людей и опустошено деревень!”, — восклицает по этому случаю автор. В позднейший период своей деятельности он примкнул к королю, не отказавшись однако от критики действий правительства. [Издания: D'Achery, Spicilegium, pp. 104—139; Geraud, Continuationis Chronici Guillelmi de Nangiaco pars iertia, 1843.]

(пер. Н. П. Грацианского)
Текст воспроизведен по изданию: Французская деревня XII-XIV вв. и Жакерия. М.-Л. МГУ. 1935

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.