ЛЮБОВНЫЙ УЧЕБНИК И ЛЮБОВНЫЙ ПИСЬМОВНИК

(Андрей Капеллан и Бонкомпаньо)

Полоса подведения итогов, которую представляет собой XIII век, начинается естественным подведением самых ближних итогов – "овидианского возрождения" XII в. Это подведение было предпринято Андреем Капелланом и его систематичнейшим переложением на средневековые нравы систематичнейшего из сочинений Овидия – дилогии "Наука любви" и "Лекарство от любви".

"Андреем, капелланом короля французского" называют рукописи сочинителя трактата "О любви". Неизвестно, имеется здесь в виду старый король Людовик VII (1137-1180) или молодой Филипп II Август (1180-1223). Но по содержанию книги несомненно, что он был ближе не к королю с его парижским двором, а к бывшей королеве Алиеноре Аквитанской – внучке Гильема Пуатевинского, "первого трубадура", которая была в первом браке за Людовиком VII Французским, а во втором – за Генрихом II Английским, к ее дочери Марии Шампанской и к ее племяннице Изабелле Фландрской. Дворы этих вельможных дам – в Пуатье, Труа и Аррасе были самыми блестящими центрами куртуазной культуры последней трети XII в.; при шампанском дворе жили такие поэты, как Гас Брюле, Конон Бетюнский и сам Кретьен де Труа, и правительницы развлекались светской игрой в "суды любви", выносившие решения по спорным казусам куртуазной эротики. Эти "суды", превратившиеся в легенду и в большой мере, возможно, только в ней и существовавшие, известны нам именно из трактата Андрея Капеллана.

Трактат "О любви" написан около 1184-1186 гг.: в нем упоминается о предполагаемом браке венгерского короля (Белы III), который женился на дочери Людовика VII в 1186 г. В подражание Овидию он состоит из трех книг – как завоевать любовь, как сохранить любовь (это – аналогия плану "Науки любви") и как избежать любви (это аналогия "Лекарству от любви"). Первые две книги значительно объемистей третьей: первая раздвинута восемью пространными диалогами, предлагающими образцы любовного объяснения [572] между "простолюдином" и "простолюдинкой", "знатной дамой" и "знатнейшей дамой", между "знатным рыцарем" и "простолюдинкой" и "знатной дамой" и т.д.; а вторая разрослась за счет двух приложений о "различных решениях суда любви" и о "правилах" Царя Любви, вводимых с помощью неожиданно вставленного авантюрного сюжета, приуроченного к модному Артурову циклу (намек на этот сюжет исследователи видят в одном месте у Кретьена де Труа). Оба эти приложения переведены в нашей книге.

Историко-культурная ценность трактата Андрея огромна. Этика куртуазной любви, которую мы с большим или меньшим успехом восстанавливаем, в частности, из поэзии трубадуров, – в связном и систематическом виде изложена только в этом латинском сочинении придворного клирика. Овидий дает ему только план, излагаемое же по этому плану содержание целиком принадлежит средневековью. Для Овидия любовный быт был убежищем от давящего распорядка общества с его официально признанными ценностями – для Андрея любовный быт есть важнейшее средство организации рыцарского общества и достижения признанных в нем ценностей: любовное служение раскрывает рыцарские доблести, побуждает людей на славные подвиги и т.д. Для Овидия прелесть любви в ее стихийности и непредусмотренности, для Андрея – в стройной схематичности и догматичности. Разумеется, эта любовь, прославляемая Андреем, – только внебрачная: лишь она служит сословным выражением куртуазного "вежества", тогда как любовь супружеская или любовь чувственная для Андрея и его читателей безразличны, ибо и та и другая внесословны и надсословны. Несовпадение этой светской морали рыцарства с христианской моралью клира не тревожит Андрея: он, не смущаясь, пишет, что в иерархии любовной знатности клирик выше всякого рыцаря, но как раз в силу этой знатности любовь ему не дозволена, однако ежели недозволенность эту ему случается порой преступать, то действовать клирик должен так-то и так-то. А от прославления любви в двух первых книгах он спокойно переходит к столь же систематическому каталогу женских пороков в третьей книге: с точки зрения земной и рыцарской женщина заслуживает всяческого почтения, а с точки зрения высшей и надсословной она заслуживает всяческого презрения, и эти два идеологические пласта лежат в сознании Андрея рядом, не смешиваясь.

Фрагменты трактата Андрея Капеллана были в старофранцузском переводе включены в трактат Энанше "Учение о любви" (1287 г.), где им придан был прямолинейный религиозный смысл, не свойственный им в оригинале; так, поясняется, что Дама, чьей любви следует добиваться, это Дева Мария, и т.п. Сам же трактат Андрея Капеллана в 1277 г. подвергся епископскому осуждению в Париже.

Образцы любовных диалогов – самая скучная, по-видимому, для современного читателя часть книги Андрея Капеллана, – пользовалась, однако, в средние века наибольшим успехом. И полвека спустя после Андрея мы находим вариацию тех же тем уже в иной социальной среде, в ином месте Европы, в ином стиле, в ином жанре – в любовном письмовнике Бонкомпаньо Болонского.

Социальная среда Бонкомпаньо – город, родина его – Италия, стиль его – риторика, дух его – обостренный национализм и обостренный индивидуализм [573] намечающегося Предвозрождения. "Характер человека Возрождения при культуре человека средневековья", – определяет его один из исследователей. Бонкомпаньо родился около 1170 г. в Синье близ Флоренции, учился благородным наукам и праву, объездил всю Италию, был связан и с Германией и с греческим Востоком. В начале XIII в. он начал преподавать грамматику и риторику в Болонье и скоро стяжал себе громкую славу. Его трактаты об отдельных областях риторического сочинительства имели большую популярность, а за основное его сочинение, "Древнюю риторику" в пространном изложении и с примерами, Болонский университет увенчал его лавровым венком. Кроме риторических сочинений Бонкомпаньо писал и исторические (об осаде Анконы Христианом Майнцским в 1173 г.), и этические ("О дружбе", "О бедствиях старости" и пр.); написано им много, но большинство этих сочинений до сих пор не издано. Вкус к жизненным удовольствиям, самомнение, ирония, любовь к новеллистическим мотивам в содержании и к риторическим эффектам в стиле – все эти черты приближающейся новой эпохи уже заметны в его книгах. В личности его они, по-видимому, были еще заметнее: "величайший штукарь меж флорентинцами", – называет его Салимбене, Тщеславие и самомнение были в коне концов причиной крушения его карьеры: недовольный своей болонской славой, Бонкомпаньо в 1230-1240-х годах попытался получить место в римской курии, это ему не удалось, и он умер, забытый, во флорентийском госпитале.

Маленькое сочинение под заглавием "Колесо Венерино" характеризует Бонкомпаньо самым выразительным образом. Это – любовный письмовник, первое сочинение такого рода в европейской литературе; от более раннего времени сохранилось два-три сборника любовных писем, но это были не специально сочиненные образцы, а подлинные письма, переписанные кем-то заинтересовавшимся. Жанр любовного письмовника возник на скрещении двух традиций: делового литературно оформленного письма (письмовники такого рода были очень многочисленны) и поэтического любовного послания, идущего из "Героид" Овидия (переложение их на современные нравы начинается уже у Матвея Вандомского). Разнородность скрещиваемых традиций производит комический эффект, бережно ценимый автором: он с особым вкусом пародически использует библейские реминисценции в самых неожиданных местах (любопытно, что "Песнь Песней" использована сравнительно мало; она не давала автору достаточно эффектного контраста). Любовь для Бонкомпаньо – не куртуазное служение, не религия наизнанку, как, например, для Андрея Капеллана, автора трактата "О любви": это такое же развлечение, каким она будет у первых итальянских новеллистов; его отношение к любви – "эстетический имморализм", по выражению одного из исследователей. Открывается "Колесо Венерино" описанием весны (вагантский мотив), далее следует явление Венеры (овидиевский мотив); затем идут образцы любовных писем с комментариями и отступлениями о метафорическом стиле и пр.; в заключение разбираются "знак", "кивок", "намек" и "вздох" с их различиями и значениями.

Фрагменты из того и другого сочинения читатель найдет в Дополнении втором (IV, 1-2); библиографические отсылки даны в соответствующих примечаниях. [574]