III. РЕНО

ЛЭ ОБ УЗНИКЕ, ИЛИ ЛЭ ОБ ИНЬОРЕ

Кто любит, пусть пред целым светом
Бестрепетно поет об этом,
Чтоб все могли в повествованье
⁴ Найти пример и назиданье.
И слава ждет его и честь,
Богатства только не обресть,
Где в мире мудрость, где добро,
⁸ Где золото, где серебро –
Не так легко уразуметь,
Чтоб выгоду от них иметь. [436]
В том, что сокрыто, толку нет,
¹² Но то, о чем наслышан свет,
Благою порослью взойдет,
Где щедро сеялось. И вот –
Послушайте мое сказанье.
¹⁶ Вас поведу, друзья, в Бретань я,
Где жил когда-то рыцарь славный
Достойнейшим из лучших равный.
Там не забыт он до сих пор,
²⁰ А звали рыцаря – Иньор.
В Риольском замке был рожден,
В земле Ойель. Не мог бы он
Гордиться родом слишком знатным,
²⁴ Но доблестью в деяньи ратном
Такой похвастать не могли
Бретонской рыцари земли.
Он жизнь веселую любил.
²⁸ Весною в рощи уходил
С утра пораньше. Вместе с ним,
Уменьем радуя своим,
Флейтисты шли, певцы, жонглеры.
³² Беспечный смех и разговоры
Влекли к нему юнцов и дев.
Но были всех затей милее
³⁶ Любви утехи и затеи
Тому, кого в кругу своем
Прозвали дамы Соловьем.
Мог с равными наш рыцарь знаться.
⁴⁰ Баронов жило там двенадцать
Поблизости: знатны, богаты
И на красавицах женаты.
Иньор был сердцем щедр, и он
⁴⁴ Всех полюбил двенадцать жен,
И с каждой в этом преуспел,
Уверить каждую сумел,
Что только от нее награды
⁴⁸ Ему за страсть и верность надо,
И стала каждая считать,
Что можно ей не ревновать,
Торжествовала, хорошела,
⁵² Иньор же радостно и смело
Ходил то к этой, то к другой,
Любил без памяти, и с той,
Кого в тот вечер целовал,
⁵⁶ Всех прочих сразу забывал. [437]
В дни празднеств на турнирном поле
По двадцать рыцарей и боле
Он сбрасывал с коней лихих,
⁶⁰ Но выкупа не брал от них,
Людей ввергая в изумленье,
А дамам верным умиленье
Слезою застилало взор:
⁶⁴ И мил, и доблестен Инъор!
Так больше года протекло.
В Иванов день, когда тепло
И свет ласкают всё в природе,
⁶⁸ Решили дамы на свободе
В саду развлечься. Было там
Двенадцать нам известных дам.
Одна, охотница большая
⁷² Высказывать, не размышляя,
Все, что на ум ей приходило,
С подружками заговорила.
(Беда тому, кто б ей болтать
⁷⁶ Вдруг попытался помешать!)
– Хочу вам предложить, подруги,
Чем нам заняться на досуге.
Забавным будет развлеченье!
⁸⁰ – Ах, говорите без стесненья!
– Мы молоды, нежны, пригожи,
Знатны, супруги наши – тоже,
И жажды счастья мы полны,
⁸⁴ И все в кого-то влюблены.
Есть тайна у любой из нас.
Пусть исповедника сейчас
Одна изобразит нам всем,
⁸⁸ Исповедальню ей под тем
Цветущим деревом устроим,
По очереди все откроем,
Кто милый наш, кому, любя,
⁹² Мы щедро отдали себя.
Нет способа узнать верней,
Чей друг достойней и знатней.
– Игры забавней тоже нет!
⁹⁶ Согласны! – Дамы ей в ответ.
– Вы будете духовником,
Мы вам покаемся во всем
Под сенью зелени садовой. –
¹⁰⁰ Она им сразу: "Я готова".
И вот, стройна и высока, [438]
Одета в пышные шелка,
К ней тотчас, под зеленый свод,
¹⁰⁴ С улыбкой первая идет.
Священник начал: – Что за дело
У вас ко мне? – Отец, хотела
Покаяться в грехах я. – Что ж,
¹⁰⁸ Но величайший грех здесь – ложь.
С кем согрешили вы? Кто он?
– По всей стране превознесен
Тот рыцарь, самый храбрый, честный,
¹¹² Высоким вежеством известный,
О нем немыслим даже спор,
Зовут же рыцаря – Иньор.
И вся ему принадлежу я. –
¹¹⁶ Та, услыхавши речь такую,
Смятенья горького полна;
(Ведь больше всех других она
Иньора этого любила).
¹²⁰ Сдержаться сил едва хватило.
"Ступайте". Новая идет
И в грудь себя все время бьет,
Бьет кулаками без пощады.
¹²⁴ – Сестрица, лучше бить по заду:
От низа то, что смертных всех
Ввергает в гнусный плотский грех
– Я к вам пришла за отпущеньем.
¹²⁸ – Но вы должны со всем смиреньем
Назвать мне друга своего.
– Не утаю я ничего,
Мы в наших не найдем пределах
¹³² Таких прекрасных, умных, смелых,
Что другу моему равны!
– Выходит, – нет ему цены?
Кто ж ваше слово подтвердит?
¹³⁶ – Да он повсюду знаменит.
Ведь это ж доблестный Иньор. –
Та вздрогнула, затмился взор,
Как только имя услыхала
¹⁴⁰ Того, кого своим считала.
– Идите с миром! – За второй
Приходит третья: взгляд прямой,
Улыбка на устах играет.
¹⁴⁴ Священник сесть ей предлагает,
Велит худого не скрывать
И имя милого назвать. [439]
– Охотно назову, отец.
¹⁴⁸ Добрей и чище нет сердец.
Он истый рыцарь – честный, верный,
И в обхождении примерный.
Отец, я отдалась тому,
¹⁵² Кто быть бы должен, по всему,
Вельможным графом, королем!
Я смело говорю о нем,
Отец, Иньором он зовется. –
¹⁵⁶ Та побелела, сердце бьется:
Все то же имя, в третий раз.
– Что ж, благородный друг у вас!
Нетрудно дать вам отпущенье. –
¹⁶⁰ За нею входит без смущенья
Четвертая. Она в плаще,
В константинопольской парче.
Улыбкой светится лицо,
¹⁶⁴ На тонком пальчике – кольцо.
Она его целует, гладит,
Приветственную песню ладит
Ей птичка в зелени ветвей,
¹⁶⁸ И говорит священник ей:
– Как видно, вам уж очень мил,
Кто перстень этот подарил!
– Да, всех он почестей достоин!
¹⁷² – Кто ж этот благородный воин?
– Иньор, цвет рыцарства прекрасный! –
Та еле сдерживает страстный
И яростный порыв души:
¹⁷⁶ – Ступай и больше не греши. –
Вот пятая: мила на диво, –
Лицом приятна и учтива,
– Скажите, как зовется тот,
¹⁸⁰ К кому вас каждый миг влечет?
– Клянусь, что имени его
Целительное волшебство
Поднимет на ноги любого
¹⁸⁴ Расслабленного и больного. –
А исповедница тотчас:
– Вот как? Я думаю, не раз
Его вы, лежа, повторяли,
¹⁸⁸ Но встать нисколько не желали. –
Ей кающаяся в ответ:
– А тут противоречья нет.
Владела мной волшба другая, [440]
¹⁹² Подняться с ложа не давая.
– Пора нам кончить разговор.
Кто ж он? – Зовут его Иньор.
Иньора славит вся Бретань! –
¹⁹⁶ Как не воздать и в гневе дань
Тому, чье имя так упрямо
И страстно повторяют дамы?
Так продолжают все двенадцать
²⁰⁰ В одном и том же сознаваться.
А после спрашивают дружно:
– Решить и вам, подруга, нужно,
Кто из любимых лучше всех?
²⁰⁴ – Признаюсь, дамы: как на грех
Вы все назвали одного.
Увы! И я люблю его,
Но горе: нам принес Иньор
²⁰⁸ Лишь униженье и позор.
И всех, и каждую из нас
Он обманул двенадцать раз
И должен тяжко поплатиться!
²¹² – Но как мы отомстим, сестрицы?
– Пусть первая, к кому злодей
Придет в один из этих дней,
Ему назначит на беду
²¹⁶ Другую встречу здесь в саду.
Нас всех предупредит заране
И мы придем на их свиданье!
У каждой будет острый нож,
²²⁰ И он у нас за эту ложь
За дерзостный поступок свой
Тогда расплатится с лихвой! –
Все решено, – и по домам.
²²⁴ Но на душе у гневных дам
Тяжелым камнем – горечь злая.

Иньор же, ничего не зная,
В свой час к одной из них идет,
²²⁸ Целует ручку, нежный рот,
Однако, дальше ходу нет.
– Скажите, почему, мой свет,
Со мной сегодня вы суровы?
²³² – Всегда я вас любить готова,
Но нынче нужен мне покой.
Мы с вами встретимся, друг мой,
У госпожи Клеманс в саду [441]
²³⁶ В то воскресенье. Я пойду
Навстречу вашим всем желаньям.
– Я осчастливлен обещаньем,
²⁴⁰ И ваше слово мне приказ. –
И удаляется тотчас.
Не может догадаться он,
Что смерть, к которой присужден,
Его подстерегает там.

²⁴⁴ Как решено, двенадцать дам
В саду собрались в день воскресный.
У каждой на груди прелестной
Нож под плащом нарядным скрыт,
²⁴⁸ Но лишь одна из них сидит
На видном месте – та, которой
Пришлось в капкан завлечь Иньора.
А он-то к ней уже идет
²⁵² И видит, что подруга ждет.
Беседой занят деловой,
Он шел с доверенным слугой.
Незаперта калитка сада,
²⁵⁶ Иньору же совсем не надо,
Чтоб с дамой видели его,
И человека своего
Домой он тотчас отсылает.
²⁶⁰ Любимая его встречает
И за собой уводит в сад
(Он не легко уйдет назад,
Зайдя туда себе на горе!)
²⁶⁴ Калитка снова на запоре.
Вот, взявшись за руки, они
Сидят под деревом в тени.
Он милую целует нежно,
²⁶⁸ Однако страстностью мятежной
Сегодня рыцарь не зажжен.
И в этот миг со всех сторон
Их дамы гневно обступают,
²⁷² Враждой неистовой пылают
Они к тому, кто был им друг.
"Сударыни, с чего же вдруг
Я оказался как в ловушке?"
²⁷⁶ Поближе подошли подружки
И круг сомкнули, а Иньор
Начать решился разговор:
"День добрый", – молвит он учтиво. [442]
²⁸⁰ "Для вас недобрый. Здесь должны вы
Лихую кару понести
И вам отсюда не уйти,
Не заплативши в полной мере
²⁸⁴ За ложь, коварство, лицемерье".
Та, что священником была,
С ним речь такую повела:
– Весь гнев свой высказавши вам,
²⁸⁸ Подругам слово передам.
Иньор, я крепко вас любила,
Иньор, я душу в вас вложила,
А вы-то лгали мне, как трус.
²⁹² – Нет, нет, я рыцарь ваш, клянусь!
Теперь, как и тогда, скажу,
Что здесь я вам принадлежу. –
С презреньем на него взирая,
²⁹⁶ Иньору говорит другая:
– Гнусны и жалки вы сейчас –
Я то же слышала от вас!
– Да, да, и повторить готов:
³⁰⁰ Я ваш, я ваш, без лишних слов!
Свидетель Бог, что вас люблю я! –
Вскричала третья, негодуя
И вся лицом побагровев:
³⁰⁴ – Подлец! Меня задушит гнев!
Кого еще вы полюбили?
Легко же, рыцарь, вы забыли
О клятвах, что шептали мне!
³⁰⁸ – Сударыня, я ваш вполне,
Любовь моя крепка, верна.
– Как? – говорит еще одна. –
А я-то разве не любима?
³¹² – Да, пламенно, несокрушимо,
И вы, и все другие тоже,
Все для меня равно пригожи
И с каждой полон я огня,
³¹⁶ И в каждой сладость для меня! –
Тут поднялся содом и ад:
Его бранят, ему грозят
Стальные лезвия ножей,
³²⁰ Исторгнутых из под плащей.
– Иньор, за ваше преступленье
Нет вам пощады и прощенья.
Господь лишь смог бы вас спасти.
³²⁴ – Ужель способны вы пойти [443]
Сударыни, на грех такой?
Но верьте, был бы подо мной
Сейчас мой конь, копье при мне,
³²⁸ Свисал бы с шеи на ремне
Нагрудный щит, – я б сдался вам,
Покорно к вашим пал ногам.
Мне смерть от ваших рук прелестных –
³³² Залог обителей небесных.
В счастливый час рожден я, значит! –
Тут каждая вздыхает, плачет,
Сердца их нежности полны,
³³⁶ Растроганы и смягчены,
И та, что слушала признанья,
Им говорит: "Прошу вниманья,
Я знаю, что нам делать с ним".
³⁴⁰ – Как скажете, так и решим!
– Иньор, в обиде на тебя мы,
И не согласны больше дамы
Любовный учинять дележ.
³⁴⁴ Ты выберешь и назовешь
Ту, что тебе других милей.
Отныне будешь только с ней,
А мы входить не станем в долю.
³⁴⁸ – Нет, я такого не позволю!
Хочу, как прежде, без помех
Любить и обожать вас всех.
– Исполнишь ты мое веленье,
³⁵² Иначе – смерть без промедленья,
Изволь же выбирать тотчас.
– Сударыня, я выбрал вас.
Мне горестно терять других,
³⁵⁶ Блаженство я вкушал от них.
Но к вам сильней всего горю.
Она ж в ответ: "Благодарю".
Другие дамы приуныли,
³⁶⁰ Однако сообща решили
Ни в чем помехой им не быть
И о любви своей забыть.
Об этом честно согласились,
³⁶⁴ И все друг с другом распростились,
И в замок свой ушел Иньор.
К своей любимой с этих пор
Ходил он лишь одной дорогой.
³⁶⁸ Когда любезных было много, [444]
Вело к ним столько же путей.
Теперь – одна дорога к ней.
На тех его не замечали;
³⁷² На этой рыцаря встречали
Вчера, сегодня – часто слишком.
Увы! Всегда опасно мышкам
В одной лишь прятаться норе.
³⁷⁶ Прошли и слухи об игре,
Затеянной в саду зеленом,
Об исповеднице под кленом.
В округе был один подлец –
³⁸⁰ Коварный сплетник, низкий льстец.
Так часто он встречал Иньора,
Что все пронюхал очень скоро.
А знает он, – так всем узнать!

³⁸⁴ Вот раз пошли попировать
Мужья красавиц – все двенадцать.
Решил за ними увязаться
И злокозненный сплетник тот.
³⁸⁸ Такого им он наплетет,
Что самый кроткий разъярится.
Ему от смеха не сидится,
Он крестится – пусть Бог рассудит –
³⁹² Что лжи в речах его не будет.
– Ну, а чего хохочешь, плут?
Похоже, ты готовишь тут
Нам на закуску сплетню злую.
³⁹⁶ – Клянусь вам, штуку расскажу я
Весьма забавную для всех:
Заране разбирает смех.
– Над нами ты смеешься что ли?
⁴⁰⁰ – Над вами: все мы в Божье воле.
– Ты, кажется, морочишь нас!
– А что дадите за рассказ?
– Уж не останешься в накладе.
⁴⁰⁴ – Пусть кто-нибудь порядка ради,
Поручится за всех других.
– Я – говорит один из них –
Тебе, как рыцарь, слово дам.
⁴⁰⁸ – А если не придется вам
По вкусу правда, господа?
Не станет худа мне тогда?
– Нет, нет, законы чести святы.
⁴¹² – Двенадцать вас – вы все рогаты. [445]
Один обидчик, да лихой,
Но служит нынче лишь одной
Из ваших жен. – Услышав это,
⁴¹⁶ Не взвидели сеньоры света,
И каждый словно в сердце ранен.
– А кто ж он? Рыцарь? Горожанин?
Как имя? – Вам нанес позор,
⁴²⁰ Бароны, молодой Иньор,
И честь, и правду он попрал. –
Предатель тут же рассказал
Про сад, про тайные признанья,
⁴²⁴ Про юных дам негодованье,
Про занесенные кинжалы.
– Ему, наверно, страшно стало –
В тот миг решающий, и он
⁴²⁸ Одну был выбрать принужден
Из стольких дам по воле их:
Ту, что ему милей других.
А те сказали, что теперь
⁴³² К ним для него закрыта дверь.
Иньор их умолял, но все же
Он даму выбрал всех пригожей
И всех разумней из подруг.
⁴³⁶ Я знаю, кто ее супруг.
– Кто ж? Называй! – кричат ему.
– Вы, – говорит он одному.
Тот отвечает, багровея:
⁴⁴⁰ – Свят Бог! Раз я такой владею,
Собой похвастать мне к лицу. –
Пирушка подошла к концу.
И клятвенное обещанье
⁴⁴⁴ Что будет сохранять молчанье
Предатель рыцарям дает.
Ему оплачен гнусный счет.
Ушел, мужья теперь одни.
⁴⁴⁸ – Что ж делать? – говорят они.
– Ну как мы дальше станем жить,
Коли не сможем отомстить?
Ведь нас и в грош не будут ставить.
⁴⁵² – Беду удастся нам поправить, –
Сказал один. – Придумал я,
Как отомстим мы им, друзья.
Недолго выследить его:
⁴⁵⁶ Об этом просим мы того,
В чей дом к возлюбленной своей [446]
Ходить повадился злодей.
Его он схватит без труда
⁴⁶⁰ И известит нас, господа.
– Отлично, – молвили бароны.
И муж, обидой разъяренный,
Клянется завладеть врагом.
⁴⁶⁴ – А мы немедленно придем
На ваш призыв и со злодеем
Тогда расправиться сумеем. –
На том бароны разошлись.

⁴⁶⁸ Не на словах они зажглись
Враждой к тому, кто и стараться
Не помышлял от них скрываться:
Ходил, нимало не таясь,
⁴⁷² Врагов смертельных не боясь.
Супруг же дамы им любимой
Подстерегал неутомимо
Любовников и в ночь и днем,
⁴⁷⁶ Чтоб в некий час застать вдвоем
И тотчас всех других созвать.
Иньор же зачастил бывать
И лаской тешиться у дамы.
⁴⁸⁰ Беда той мышке, что упрямо
В одну лишь бегает нору.
И вот однажды поутру
С любимой был застигнут он.
⁴⁸⁴ От соглядатая барон
Узнал, где встреча происходит,
Подземным коридором входит,
Отлично зная замок свой,
⁴⁸⁸ Он в потаенный тот покой.
Он входит в шлеме и с мечом.
Иньор, забывши обо всем,
Лежит пред ним с его супругой.
⁴⁹² – Что ж, вам теперь придется туго.
Сюда забрались вы, как вор.
– Ах, смилуйтесь, – сказал Иньор, –
Влеченье наше – воля рока,
⁴⁹⁶ Но вы оскорблены жестоко,
Я все от вас принять готов. –
Там двое крепких молодцов,
Племянники барона были,
⁵⁰⁰ Иньора бы они убили,
Но их остановил барон: [447]
Иную месть готовил он.
"Нет, нет, живой, он нужен мне".
⁵⁰⁴ И обращается к жене:
"Гостей сперва у нас купают,
Потом, как должно, кровь пускают.
Достаньте простыни для друга".
⁵⁰⁸ Дрожа от горя, от испуга,
Она рыдает, косы рвет,
Барон в тюрьму его ведет,
Где сумрак, вместо пола – плиты.
⁵¹² И узника стеречь велит он
Вернейшим из своих людей.
Но стыд Иньору тяжелей,
Чем черствый хлеб и холод стен.
⁵¹⁶ Бароны узнают, что в плен
Обидчик их уже захвачен,
Исходит дама горьким плачем,
И весть подругам шлет она,
⁵²⁰ Какой бедой поражена,
Как с нею был Иньор накрыт,
"Не знаю, жив он иль убит!
Ведь он был в радость и для вас,
⁵²⁴ Так разделите же сейчас
Жестокие мои мученья,
Как разделяли наслажденье".
А те: велела дамам честь
⁵²⁸ Не пить отныне и не есть,
Покуда не известно им,
Что с тем, кто ими так любим.
И выполняется обет.
⁵³² А у мужей идет совет,
Как надо поступить с врагом,
Покрывшим их таким стыдом.
"У баб распутных сговор есть", –
⁵³⁶ Сказал один – ни пить, ни есть,
Пока об участи его
Они не знают ничего.
В четвертый день поста их – надо
⁵⁴⁰ Покончить с ним. То, что усладой
В нем было дамам, мы же им
К столу любезно подадим.
А также сердце их Иньора
⁵⁴⁴ В отместку нашего позора
Добавим дамам на обед:
Ведь им вкуснее пищи – нет, [448]
Ее разделим мы на доли:
⁵⁴⁸ Двенадцать будет их, – не боле.
Уговорим: небось, съедят!"
Иного те и не хотят.
Увы! Иньор в их полной власти.
⁵⁵² Он заклан и разъят на части,
И дамам подана еда.
Так жен голодных господа
Улещивали, соблазняли,
⁵⁵⁶ Что уступили, не сдержали
Они обета своего,
И выпили, и до того
Наелись пищи вкусной, сладкой,
⁵⁶⁰ Что стало тошно им и гадко.
Но страх за друга все сильней.
И молят женщины мужей,
Сказать всю правду им, где он –
⁵⁶⁴ В темнице иль освобожден.
Тот, что в плену его держал
"Сударыня, – жене сказал, –
Вам было в нем всего дороже
⁵⁶⁸ То, чем он тешил вас на ложе.
Сыта, наверно, ваша страсть:
Теперь-то вы наелись всласть!
Скорбите же о мертвом друге:
⁵⁷² И вы, и ваши все подруги.
Накормлены сегодня тем,
Что меда слаще бабам всем.
Так мщенье наше совершилось!"
⁵⁷⁶ Она тотчас же чувств лишилась.
Очнувшись, плачет и рыдает,
И смерть все время призывает,
Не видит ничего вокруг,
⁵⁸⁰ И известить спешит подруг
О злой беде и страшном деле, –
Какой еды они поели
В тот день и час. И дамы тут
⁵⁸⁴ Обет Всевышнему дают:
Столь драгоценно и столь дивно
То яство было, что противной
Иная стала им еда, –
⁵⁸⁸ Ее не вкусят никогда.
И плач по нем они свершают
И другу славу возглашают:
Та восхваляет неустанно [449]
⁵⁹² Его лицо и гибкость стана;
Та юной силы торжество,
Та храбрость стойкую его,
Одна, что был он всех щедрей,
⁵⁹⁶ Другая блеск его очей
И сердца благородный пыл:
Он в этом всех превосходил.
– Увы! Что сделали с тобой
⁶⁰⁰ Ревнивцы, друг наш дорогой.
Но мы злодеев переспорим,
Мы голодом себя уморим!
– Какая мощь была в руках!
⁶⁰⁴ Как стройны ноги в стременах!
Как изумлял он всех делами
С собаками и соколами! –
Все время жалостно, упрямо
⁶⁰⁸ Его оплакивали дамы.
Кому их слышать довелось,
Те тоже не сдержали слез.
Друзья и родичи молили,
⁶¹² Чтоб кушали они и пили,
Но те стояли на своем,
Ослабевая с каждым днем,
Стонали и ломали руки,
⁶¹⁶ В предсмертной изнывая муке.
Оплакана кончина их,
А в этом лэ, в стихах моих
До вас про рыцарей и жен
⁶²⁰ Рассказ правдивый донесен.

Как здесь поведал вам Рено ¹,
Погибнуть было суждено
Иньору доброму, прекрасным
⁶²⁴ Его подругам, верным, страстным,
Жизнь положившим за любовь.
Упокоенье уготовь,
Господь, их душам в кущах рая!
⁶²⁸ Но да прославится живая,
Которой посвятил я лэ ²,
Прелестнейшей на всей земле!
Как цепью, я прикован к ней:
⁶³² Нет шеи глаже и прямей
Чем у нее, и вся она,
Как первый снег бела, нежна.
Есть в цепи и иные звенья – [450]
⁶³⁶ Их не узреть ни на мгновенье,
Они прелестней всех других,
Однако же красот таких
Не мог, ничтожный, созерцать я.
⁶⁴⁰ Но видел, как под шелком платья
Вздымались груди молодые,
Наверно полные, тугие,
И как покатость плеч мягка,
⁶⁴⁴ Округла в рукаве рука,
И пальчики продолговаты.
Пусть бедра чуть широковаты –
Но гибче стана не бывает.
⁶⁴⁸ Как благородно выступает,
Не высока и не мала,
И всей повадкой так мила –
Вот цепь, которой скован я!
⁶⁵² И знайте: госпожа моя
На ней меня куда угодно
Ведет беспечно и свободно
Затем, что все мне – прах и тлен,
⁶⁵⁶ А счастье – только этот плен.

Вот все, о чем велся рассказ,
Который я сложил для вас.
И "Лэ об узнике" названье ^3
660 Его во Франции, Бретани
И Пуату. Пора кончать.
Ведь больше я не мог узнать,
Как мой Иньор растерзан был,
⁶⁶⁴ За то, что много он любил.

Комментарии

О провансальских рефлексах этого сюжета см. нашу статью в Приложении. Навеянный, возможно, именем героя лэ сеньяль (условное имя) Линьяура встречается, в частности, у Гираута Борнеля в обращении к Раймбауту Оранскому в его знаменитом прении о темном стиле (см.: Песни трубадуров. М., 1979, с. 56), а Гаусельм Файдит так обращается к своему покровителю Раймону д’Агуту (XVIII, разо пятое, см. также примеч. 39 к этому тексту).

Перевод по изданию: Renaut de Beaujeu. Le Lai d’Ignaure ou Lai du Prisonnier / Ed. R. Lejeune, Bruxelles, 1938.

1. Как здесь поведал вам Рено... – Автор включил в текст произведения свое имя.

2. Но да прославится живая, / Которой посвятил я лэ... – Концовку произведения составляет посвящение возлюбленной автора, выдержанное, под стать самому лэ, в достаточно фривольных тонах.

3. И "Лэ об узнике" названье / Его... – Автор включил в текст произведения не только свое имя, но и его заглавие.