О «ЖАЛОВАННОЙ ЮРИСДИКЦИИ» В ЕВРОПЕЙСКОМ ГОРОДЕ

Термином «жалованная юрисдикция» мы переводим принятое во французской историографии понятие juridiction gracieuse, которым определяются процедуры участия органов публичной власти в оформлении частных сделок и созданных на их основе актов для придания им авторитета подлинных документов, обладающих юридической силой.

Название gracieuse («милостивая», «благосклонная») эта юрисдикция получила потому, что публичная власть как бы жаловала свое согласие на сделку и признавала ее законной, уменьшая тем самым возможность оспорить акт в суде ¹. «Жалованная юрисдикция» (juridiction gracieuse) противопоставляется судебной юрисдикции, рассматривающей споры сторон (juridiction contentieuse — буквально «спорная юрисдикция» или, точнее, «юрисдикция, касающаяся споров»).

Для определения существа «жалованной юрисдикции» во франкоязычной литературе используется еще термин juridiction volontaire, соответствующий немецкому freiwillige Gerichtsbarkeit и английскому voluntary jurisprudence, — «добровольная юрисдикция». «Добровольной» данная юрисдикция могла считаться на том основании, что контрагенты по собственной воле обращались к публичной власти и позволяли ей оформить и поставить под свой контроль заключаемую сделку ². [35]

«Жалованная юрисдикция» и нотариат — это две различные системы оформления частных актов, пришедшие в ХIII в. на смену раннесредневековой системе простого написания актов самими участниками сделки или их доверенными лицами. Существовавший в Римской империи институт табуляриев, которым было поручено составление контрактов между частными лицами, исчез во времена германского нашествия. Этот институт, имевший публичный характер (табулярии рассматривались как personae publicae), обеспечивал частным актам общественное признание в качестве юридически подлинных документов ³. Напротив, подлинный раннесредневековый акт, когда он не являлся автографом лица, от чьего имени совершалась сделка, и не был скреплен печатью, с юридической точки зрения мало чем отличался от подделки ⁴.

Различные формы «жалованной юрисдикции» сложились в Западной Европе к ХIII в. в процессе довольно длительного развития и получили распространение главным образом в регионе к северу от линии Бордо-Женева в то время, как юг Франции и Италия представляли собой зону господства публичного нотариата ⁵.

Р.-А. Ботье выделяет пять основных типов «жалованной юрисдикции»: 1) публичное объявление сделки перед лицом суда с использованием показаний «добрых людей», в особенности эшевенов (скабинов), и составление частных актов городскими властями; 2) удостоверение частных актов печатью светских или духовных феодалов; 3) удостоверение частных актов церковными органами; 4) оформление частных актов в виде «lettres de Châtelet» под эгидой прево Парижа; 5) удостоверение частных актов государевой печатью, оформление их в качестве «lettres de baillie» и «lettres de prévôté», создание системы королевского нотариата — табельйонажа ⁶.

Первый тип «добровольной юрисдикции» обязан своим происхождением германскому обычаю устного объявления сделок перед судом (mallum), когда о наличии сделки давали показание ее свидетели. Их заявление или «воспоминание» определялось термином «record». Юрисдикцию [36] mallum’a унаследовали каролингские эшевенажи и вотчинные суды. Городские общины, получавшие свободу от сеньора, также обзаводились судом эшевенов, которых первоначально назначал местный граф, а позднее — сами жители. Такое развитие характерно для городов северной Франции и Фландрии уже в конце XI-XII вв. Свидетельство о сделке — record — здесь принимали эшевены и специальные присяжные (veri jurati и т. п.).

С конца XII — начала ХIII в. стали составляться предварительные записки о содержании акта (автором их могла быть одна из контрактующих сторон). Эти записки не имели значения официальных подлинных актов и служили лишь для подкрепления устного свидетельства — record’a — на случай возникновения тяжбы. Образцы таких записок находят в различных городах, например, в Сент-Омере. Они хранились в архиве города в мешках или, чаще, в сундуках и шкафах. Отсюда их название «écrits d’arche» (area), «écrits de huche» — записи из ларя (сундука). Таким образом, городской архив приобретал значение locus credibilis, куда документы клались для придания им авторитета подлинности («mise en ferme»).

Существование сундучных актов (scrinii acta) засвидетельствовано в Кельне в 1135 г. («Schreinsurkunden»). Кельнская система была в 1197 г. перенесена в Мец епископом, который до этого исполнял обязанности судьи в Кельне. В целях борьбы с муниципальной юрисдикцией он велел установить в каждом приходе города ларь, которым ведали два должностных лица, названные «amans». Это название происходит от немецкого «Amtmann» (чиновник, окружной начальник), произвольно сближенного с латинским amanuensis (писец, секретарь). Аманы составляли записку о сделке и, никак ее не удостоверяя, клали в приходский ларь. Однако прежде, чем положить записку в ларь, они давали с нее копию контрактующим сторонам с тем, чтобы те могли реализовать юридический акт. На копии делалась помета о ларе, где хранился оригинал записки. Сама записка приобретала юридическую силу лишь тогда, когда аман «свидетельствовал» о ней устно.

Эта система оставалась в какой-то мере неподвижной в своем архаизме, в то время как в Кельне она породила регистрацию сделок сначала в свитках («Schreinskarten»), а в ХIII в. — в регистрах («Schreinsbücher»). В Меце записки, положенные в ларь, постепенно приобретали относительную юридическую значимость, тем более, что с конца XIV в. они снабжались заметкой амана, на основании которой он делал свое устное заявление. В XV в. вместо копии с записки стал составляться черновик [37] акта, и участникам сделки давалась копия с него. Несмотря на конкуренцию со стороны нотариев, эта система, получившая название «аманделери» (système dit de l’amandellerie) ⁷, просуществовала до 1728 г. ⁸

В нидерландском городе Арнеме (Arnhem) грамоты хранились в сундуке ольдермена. Они не имели печатей и не выдавались контрагентам акта ⁹.

В мелких городах власти часто ограничивались внесением записки, а иногда и «свидетельства» (record) в регистры вперемежку со своими собственными актами, счетами и другими документами. В нидерландских городах Мидделбург и Кампен «свидетельства» (records) не удостоверялись печатями ¹⁰.

С развитием городов и подъемом их экономической деятельности начинают составляться уже не записки, а настоящие акты. Они были особенно необходимы в тех случаях, когда дело касалось передачи недвижимости. Отдельные образцы таких документов привел Б. Дельмер, изучавший грамоты города Эр в Артуа, от которого дошло 100 актов XIII в. Половина из них — оригиналы на пергамене, написанные на латыни ¹¹.

Из трех документов, опубликованных Дельмером, приведем один:

(Заголовок = «анализ» Дельмера, на фр. яз.):

«Эр, февраль 1271 г.

Мэр и эшевены Эра извещают, что Берта ля Русс с помощью своего адвоката продала Жану де Кафор свой дом в Путэнрюелле, возле дома, который принадлежал Жану Фурнье, капеллану; затем он, [Жан де Кафор] ¹², вернул его ей и ее наследникам за 3 су годовой ренты и 3 су штрафа за каждую неуплату [в срок]». [38]

(Легенда Дельмера, на фр. яз.):

«А. Оригинал [на пергамене]: Аррас, Архив департамента Па-де-Кале, 4 G 19, Глава Эр; высота: 11 см, ширина: 16,5 см; фрагменты печати на двойном хвосте пергамена; пометки на обороте: Berta Ruff а (ХIII в.); chap. premier IIII XIX (XV-XVI вв.); III s. par. sur une maison en la Putain ruelle (XVI-XVII ¹³ вв.); 4-e cotté № 246; en 1270 (XVIII в.)».

Латинский текст:

«Johannes de Gardino, tunc temporis major, et Willelmus Capellarius, Johannes Hele, Thomas de Scopa et Andreas de Pelices ¹⁴, scabini Ariensis, omnibus presentes litteras inspecturis. Notum facimus quod Berta dicta Rufa, assumpto sibi advocato, in presentia nostra constituta, mansionem suam quam habebat sitam in viculo qui dicitur Putain ruelle juxta mansionem que quondam fuit Johannis Fornarii, capellani, vendidit Johanni dicto de Cafort, burgensi Ariensi, et eidem bene et legitime werpivit hereditarie possidendam. Postmodum idem Johannes eandem mansionem eidem reddidit hereditarie tenendam de se et heredibus suis per tres solidos annui redditus annuatim in festo beati Johannis Baptiste persolvendos, sub tribus solidis de lege quolibet termino quo dictus non merit redditus persolutus et per redditus fundi pristinos. Facta fuit hec werpitio coram domo Roberti quondam dicti Lupi, Andrea Cisore loco justicie assistente, presentibus scabinis superius nominatis, anno Domini M° CC° septuagesimo mense februario» ¹⁵.

Перевод (наш):

«Иоанн де Гардино, в настоящее время мэр, и Вильгельм Капелларий, Иоанн Хеле, Томас де Скопа и Андреас де Пелицес, эрские скабины, — всем, кто настоящую запись увидит. Мы свидетельствуем, что Берта называемая Руфа, взяв себе адвоката [и] став в нашем присутствии, свой дом, который она имела в населенном месте называемом переулок Путэн, возле дома, который некогда был [собственностью] Иоанна Форнария, капеллана, продала Иоанну называемому де Кафор, эрскому горожанину, и честно и законно отказалась от владения им по наследству. После чего он же, Иоанн, этот дом вернул ей и ее наследникам в наследственное владение за три солида годовой ренты, которые должны выплачиваться ежегодно на праздник блаженного Иоанна Крестителя, а если [39] в указанный срок рента не будет выплачена, [взимаются] три солида штрафа и рента за время просрочки. Эта верпиция ¹⁶ совершена возле дома Роберта, некогда называемого Лупус, во время нахождения на месте [отправления] правосудия Андреаса Цизоре, в присутствии вышеупомянутых скабинов, в лето господне 1270, месяца февраля».

Как видим, городской частный акт составляется тут не от лица самих контрагентов, а от лица мэра и скабинов, которые упоминаются в конце документа и как свидетели (при наличии еще одного свидетеля, не фигурировавшего в интитуляции).

Новейшие исследователи городской дипломатики полагают, что в ХIII в. большинство существовавших тогда муниципалитетов Франции и Германии не имело собственной канцелярии, а пользовалось услугами отдельных писцов ¹⁷. В XIV в. крупные города Фландрии уже располагали своими «секретариатами». Во главе «секретариата» стоял «секретарь» (secretarius) или протонотарий. Некоторые из этих лиц получали инвеституру публичного нотария от императора или папы, что приводило к частичному смешению функций городской канцелярии и нотариата ¹⁸.

По мере приобретения мэрами и эшевенами персональных печатей последние стали использоваться для удостоверения городских актов. Печатью был скреплен, например, цитированный эрский акт 1271 г. В Ипре в конце XIII в. акты удостоверялись личными рукописными знаками писцов (les seings manuels des scribes). Последние превращались, таким образом, в разновидность нотариата, хотя их подпись и не рассматривалась как абсолютно бесспорный признак подлинности документа.

В графстве Эно «жалованная юрисдикция» эшевенов была лишь в 1357 г. признана достаточной для придания акту авторитета подлинности ¹⁹. В Эно существовали две разные системы «жалованной юрисдикции». Одна принадлежала эшевенам, другая — феодальным сеньорам. Через городские и сельские эшевенажи могли оформляться акты на недвижимость, через феодальные суды — завещания, брачные контракты, заемные, акты аренды и т. п. В большей части Лотарингии установилась практика выдачи частных актов в форме хирографов (la charte [40] рагtie) ²⁰, причем наряду с экземпляром для каждой стороны делался еще экземпляр, предназначенный для хранения в городском ларе или в сундуке сеньориального суда. Система хирографов распространилась в конце XIII-XIV вв. в городах Фландрии, Брабанта, Турне, графства Намюр и была столь же типична для Севера, как нотариальные регистры для Юга.

Хирографы, хотя и самодостаточные с точки зрения подлинности, стали удостоверяться еще и печатями эшевенов, что усиливало аутентичность актов. В Турне хирографы, снабженные личной печатью эшевенов, появились уже в 1203-1204 гг. В Брюсселе начиная с 1258 г. акты регулярно удостоверялись двумя вислыми печатями эшевенов. Благодаря употреблению печатей постепенно свелась на нет необходимость составлять акты в форме хирографов. Так, в Сент-Омере хирографы с 1294 г. уступили место коммунальным актам с печатью. В районе верхней и нижней Сены, где никогда не было практики хирографов, муниципальная «жалованная юрисдикция» сразу началась с выдачи актов, снабженных городской печатью (Мант в 1203 г., Труа в 1230 г.). Это явление наблюдалось и в некоторых других городах Иль-де-Франса, Нормандии, Шампани, а также в Нефшато в Лотарингии.

Употребление большой городской печати, сопровождаемой контр-печатью, обходилось дорого и было связано с разного рода неудобствами. Поэтому с последней четверти XIII в. для удостоверения частных актов обычно использовалась «малая печать» (sigillum parvum) и реже — «секретная печать» (sigillum secretum). Употребление таких печатей известно в Эльзасе в 70-90-х годах XIII в.

Появилась и особая печать — sigillum ad causas, скреплявшая судебные акты города и акты «жалованной юрисдикции». Первые упоминания о ней относятся к Понтуазу (1258 г.), Лану (1271 г.) и Сент-Омеру (1280 г.). От 1300-1312 гг. сохранились печати ad causas 12 городов севера Франции. Из института печатей ad causas, предназначенных в основном для судебных дел, выделился особый разряд печатей для «жалованной юрисдикции», скреплявших частные акты: sigillum ad contractus или sigillum ad recognitiones.

В отличие от нотариальных актов Юга, сохранявших верность латыни, городские акты «жалованной юрисдикции» очень рано стали писаться на национальных языках. Имеются акты на французском языке, [41] составленные в начале XIII в. в Дуэ (1204 г.), Турне (1206 г.), Аррасе, Сент-Омере и Сен-Кантене (1213 г.), Меце (1215 г.). С середины XIII в. в сельских эшевенажах Фландрии, а с конца XIII в. и Брабанта для написания частных актов использовался фламандский язык ²¹.

Второй тип «жалованной юрисдикции», выделенный Р.-А. Ботье, — удостоверение частных актов печатью светских или духовных феодалов. По мере распространения во Франции практики употребления печатей для заверения частных актов всякий человек, имевший печать, мог снабдить ею акт, составленный от его имени. Приложение персональной печати придавало некоторый ореол подлинности документу, однако такая печать не рассматривалась как «вполне признанная» (bene cognitus). Поэтому уже с XII в. было принято, чтобы простой человек для удостоверения касавшегося его акта обращался к своему сеньору и просил его приложить к этому акту свою феодальную печать. Такая система аутентификации частных актов постепенно распространилась на большей части территории средневековой Франции.

Каждый раз, когда какой-либо фьеф, зависимый от сюзерена или получателя цензивы, передавался из одних рук в другие, участники сделки должны были обратиться к сеньору за одобрением (laudatio) и согласием (consensus ut dominus). Письменный акт составлялся агентом сюзерена и удостоверялся печатью последнего.

Таким образом, «жалованная юрисдикция» становилась неотъемлемым элементом реализации сеньориальной юстиции. В актах упоминалось о том, что контрактующие стороны предстали перед сеньором, его представителем или двором (судом). Определяемые как in jure personaliter constituti, участники сделки «признавались» (confessi sunt или recognoverunt) в том, что совершили тот или иной юридический акт (дали, продали, сдали в аренду и т. п. какой-либо объект). Согласно принципу римского права, по которому «признавшиеся» считались «осужденными» (confessi pro judicatis habentur), признание в суде (confessio in jure) придавало контракту юридическую силу судебного приговора.

Начальная часть текста подобных актов выглядела примерно так: «Nous seigneur de X faisons assavoir que pardevant nous vindrent N. et N. ...» ²², т. е. «Мы, сеньор [такого-то места], объявляем, что перед нами явились (или встали) N. и N.». Следовательно, интитуляция составлялась от [42] имени сеньора; от его же имени шла нотификация («faisons assavoir»), а далее указывались контрагенты сделки в роли своего рода подсудимых. После этого говорилось о том, что стороны «признались» в совершении того или иного юридического акта: «...en nostre presence personnellement establis ils ont reconnu en droit pardevant nous que ils avoient vendu...», т. е. «...в нашем присутствии персонально поставленные, они в законном порядке признались, что продали...». Могла быть и латинская формулировка: «...in nostra curia in jure constitutus N. vendidit...» — «...в нашем суде в законном порядке поставленный N. продал». Заключительная формула гласила: «et fu fait ceste vente en court par jugement» — «и эта продажа была совершена в суде по приговору».

Акты такого рода приобрели название «reconnaissances», т. е. «признания» ²³.

Р.-А. Ботье не вполне последователен в распределении по типам различных видов «жалованной юрисдикции» церкви. В общей краткой схеме он объединяет в один тип «les lettres des juridictions d’Eglise: doyens de chrétienté et officialités» ²⁴ (акты церковной юрисдикции — ведомства протоиереев и официалов). При более подробном рассмотрении автор выделяет в особый, третий тип «lettres d’officialité», в то время как «жалованную юрисдикцию» епископов, архидиаконов и протоиереев (дуайенов или, по латыни, деканов) он характеризует во втором разделе, видя в ней продолжение феодальной юстиции ²⁵.

К печати епископов прибегали уже в XII в. для того, чтобы использовать духовные санкции, которые в одних случаях могли усилить текст частных актов, в других — препятствовать их реализации. Для контрагентов преимущество епископской юрисдикции заключалось еще и в том, что тяжбы, возникавшие по поводу актов, санкционированных печатью епископа, должны были рассматриваться в церковном суде, где процедура, основанная на письменном праве, грозила меньшим произволом, чем в суде светских сеньоров. Но при обилии частных сделок епископ не мог удостоверять их все лично, поскольку у него были и другие, многообразные и часто более важные функции. Отсюда — децентрализация епископской «жалованной юрисдикции». С одной стороны, нотификация частных актов стала осуществляться посредством удостоверения их [43] печатью архидиакона, компетенция которого распространялась на территорию диоцеза. С другой стороны, «жалованная юрисдикция» перешла и к протоиереям кафедральных соборов (doyens de chrétienté), а также к сельским протоиереям, чья компетенция охватывала несколько приходов. Последняя система была особенно характерна для больших северных диоцезов — Камбре, Реймса и Льежа. Печатями всех упомянутых церковных органов было удостоверено большое количество частных актов.

В особый, третий тип «жалованной юрисдикции» Р.-А. Ботье выделяет ведомство официалов. Этот институт формировался непосредственно при главе епархии. В отличие от архидиакона, автономного по отношению к епископской власти, официал был агентом епископа, назначаемым и отзываемым по воле последнего. Как представитель епископа, он выносил приговор от его имени. «Жалованная юрисдикция» являлась лишь частью компетенции официала. Кроме нее, он обладал правом суда по духовным и светским делам (juridiction contentieuse), мог выносить приговоры по церковным делам и назначать наказания (la justice pénale). Ему же принадлежала дисциплинарная власть в отношении служителей культа (la justice disciplinaire). В области «жалованной юрисдикции» обязанностью официалов было исследовать обстоятельства дела, выслушать контракт, составить или поручить составить его текст и удостоверить этот документ печатью.

Впервые официалы появились в Реймсе в промежутке между 1168 и 1175 гг. Они действовали попарно и были весьма активны. Первоначально официалы скрепляли акт печатью архиепископа, затем иногда — своей собственной. В интитуляции наиболее ранних актов упоминалось только имя прелата — главы епархии, затем сюда стали вноситься имена официалов как представителей того или иного епископа. Наконец, позднее вместо имен указывалась лишь должность: субъект интитуляции определялся в качестве официала определенного диоцеза. Так родилась курия официалов, и акты скреплялись печатью курии. По примеру Реймсской провинции институт официалов образовался в провинциях сначала Санса, затем Буржа и Тура.

Печать официалитета появилась почти одновременно в 1210-1212 гг. в Бурже, Реймсе, Камбре и Лане, около 1216 г. — в Бове, в 1221 г. — в Сансе, в 1222 г. — в Париже и Турне, в 1225 г. — в Труа. Около 1235 г. все диоцезные и даже архидиаконские курии Северной Франции имели свою печать ²⁶. [44]

Официалитет быстро приобрел значение главного инструмента «жалованной юрисдикции», в особенности в районе южнее линии, соединяющей устье Соммы с течением Мёза (Мааса), ибо севернее этой линии господствовали городская «жалованная юрисдикция» и система хирографов. Официалитет играл роль аналогичную той, которую на юге выполнял нотариат. Обилие частных сделок, поступавших на суд официалов, потребовало уже во втором десятилетии XIII в. создания вспомогательных должностей в этом ведомстве. Общим определением для них было слово clericus, изначальное значение которого — клирик, представитель духовенства. Однако уже со времен «высокого средневековья» данным термином обозначались не только клирики вообще, но и клирики-писцы, клирики-нотарии, что соответствует позднейшему понятию «клерки» ²⁷. При переводе с латинского слова «clericus» Р.-А. Ботье обычно использует французское слово «clerc». Оно имеет значение «писец, клерк; письмоводитель» ²⁸.

Сначала под эгидой официала действовали анонимные клерки: receptor actorum («приемщик актов»), с 1240 г. — clerici fidеles curie («клерки, верные курии»), mandati curie («уполномоченные курии»), clerici jurati («поверенные клерки»), иногда tabellionnes («письмоводители») или notarii. Официалу оставалось только нотифицировать акт, где употреблялась формула типа: «in presentia clerici nostri jurati a nobis specialiter destinati, cui fidem plenariam adhibemus» — «в присутствии наших поверенных клерков, специально нами назначенных, которым мы полностью доверяем». Именно члены вспомогательного аппарата официалитета выслушивали в качестве комиссии заявления сторон, изготовляли акт и представляли его официалу для приложения печати курии ad relationem jurati («по докладу поверенных»). Поверенный удостоверял подлинность акта формулой ita est, которая довольно рано стала сопровождаться и его подписью. Этот порядок вещей вскоре превратился в правило. Исключение составляли случаи, когда поверенный (особенно если он был папским или имперским нотарием) пользовался своим особым нотариальным знаком.

В Париже, однако, стороны часто представали перед самим официалом, а тот мог послать двух поверенных клерков для расследования на месте обстоятельств, связанных с волеизъявлением контрагентов. Отсюда возник обычай ставить стороны перед двумя клерками официалитета, [45] что совпало с практикой Шатле, где стороны также являлись перед двумя клерками. Предполагая, что официалитет повлиял на практику Шатле, Р.-А. Ботье выражает неуверенность в правильности такого допущения, поскольку оба института приняли эту систему одновременно ²⁹.

«Жалованная юрисдикция» церкви распространилась в области господства обычного права (en pays coutumier). В конце XIII в. в значительной части французского королевства клерки официалитета рассеялись по разным городкам и поселкам диоцезов, что привело к децентрализации юрисдикции. В некоторых диоцезах, особенно на севере (Камбре и Реймс), помощниками курии становились деканы кафедральных соборов (doyens de chrétienté). Они либо сами принимали «признания» и затем посылали их для приложения печати официалу, либо официал присылал к ним комиссию для принятия акта в их ведение. Вся эта сеть «жалованной» церковной юрисдикции служила тому, чтобы в случае тяжбы по контрактам право судебного рассмотрения дел и связанные с ним доходы принадлежали епархии. К тому же, очень рано статья об отлучении от церкви стороны, которая нарушит договор, была дополнена, а затем заменена статьей, где заранее предусматривалось, что при возникновении тяжбы обе стороны должны быть подведомственны юрисдикции курии.

К середине XIII в. в Северной Франции, по крайней мере, к югу от Соммы, а также в западных франкоязычных диоцезах империи (Туль, Верден, Безансон, Камбре) большое количество частных сделок оформлялось в виде актов официалитета, причем в имперских диоцезах, в отличие от королевских, очень рано, по примеру сеньориальной и муниципальной юрисдикции, акты стали писаться на французском языке (в Вердене — с 1231 г., в других районах чуть позднее). Нотарии официалитета отличались большей искушенностью в юридических тонкостях, чем работники других юрисдикции, и этим, по мнению Р.-А. Ботье, может объясняться успех делопроизводства официалов. Именно в их акты раньше всего включаются клаузулы обещания, обязательства подчинения определенной юрисдикции, санкции на случай невыполнения обязательств, клаузула неустойки (о возмещении ущерба и уплате процентов) и, наконец, декларация об условиях расторжения договора. Все эти статьи, более или менее прямо заимствованные из римского права, со временем стали занимать весьма значительное место в тексте актов официалитета, причем большее, чем в нотариальных актах Юга. Самое [46] интересное, что появились они тут как будто даже раньше, чем в южных документах ³⁰.

Регистры актов официалитета не сохранились, хотя есть отдельные упоминания о том, что они велись, по крайней мере, для судебных дел. Черновики (т. н. «минуты») не считались матрицами документов. С того момента, как акт был скреплен печатью, его минута теряла всякую ценность и, естественно, не хранилась.

«Жалованная юрисдикция» церкви была разрушена королевской властью в конце XIII в. Бомануар в своих «Coutumes de Beauvaisis» утверждает, что грамота официалитета имеет авторитет подлинности только в церковном суде, в светском же суде она играет роль лишь одного из свидетельств. Однако известна пословица: «Один свидетель — никакого свидетеля» («Testis unus, testis nullus»). Это объясняет, почему в Шампани на протяжении всего XIII в. акт нотифицировался совместно двумя властями — светской и духовной, например, деканом капитула или кюре, с одной стороны, мэром или прево, с другой, причем каждый прикладывал свою печать.

Во французском королевстве развитие официалитета было прервано в период его расцвета — грубо и внезапно. Он сохранился лишь в городах, управляемых непосредственно епископами, — таких, как Реймс или Лангр ³¹. Отмирание официалитета связано с зарождением системы королевского табельйонажа.

Под четвертый вид «жалованной юрисдикции» Р.-А. Ботье подводит «грамоты королевского Шатле Парижа» ³². Как и другие территориальные князья и многочисленные бароны, король подтверждал и нотифицировал сделки, которые его непосредственные подданные заключали между собой. Эту обязанность за него и по его приказу могли выполнять также его агенты. В 1204 г. Филипп II Август учредил в каждом превотэ Иль-де-Франса и Нормандии особую печать для актов, заключаемых между евреями и христианами. Это делалось для того, чтобы придать таким сделкам публичность и помешать развитию разросшейся практики ростовщичества. Данная печать, называвшаяся sigillum Judeorum и несшая изображение взлетающего орла, употреблялась до 1229 г. в Париже и Понтуазе. Несколько актов, удостоверенных ею, сохранилось. [47]

В начале самостоятельного правления Людовика IX Шатле, королевское превотэ Парижа, распространило свою юрисдикцию на добровольные акты и получило собственную печать как судебная инстанция, в чьем ведении находился ряд городов на севере королевства. С 1234 г. упоминаются «грамоты Шатле», а печать этого превотэ впервые была привешена к акту 1238 г.

В Шатле имелись клерки, которые могли составлять документы, в том числе и частные акты, от имени прево и снабжать их печатью превотэ. Первоначально контракт заключался перед самим прево, а клерки должны были написать акт, что они делали в специальной зале, отведенной для этого в Шатле. Однако, чтобы узнать волю контрагентов, которые по болезни или другим причинам не могли лично предстать перед прево, последний направлял к ним комиссию в составе двух клерков. Им надлежало выслушать заявления заинтересованных лиц и устно доложить об этом прево.

С конца XIII в. клерки стали приобретать известную автономию по отношению к юрисдикции прево: весьма часто они составляли акт на дому у контрагентов или даже в собственном доме. Их «доклада» было при этом достаточно для того, чтобы прево удостоверил акт печатью. Клерки фигурировали в актах сначала анонимно. С 1274 г. встречаются уже их подписи в конце актов. Причем, даже в тех случаях, когда акт составлял только один клерк (а эта практика была довольно распространенной), требовалась подпись и его коллеги. Соблюдение формальностей выражалось также в том, что акты «жалованной юрисдикции» прево писались всегда от его имени (или от имени хранителя превотэ — garde de la prévoté), a при незамещенности данной должности — от имени генерального прокурора парламента, и вплоть до 1697 г. скреплялись печатью и контр-печатью Шатле.

По реформе 1300 г. Филиппа IV Красивого «поверенные клерки» (les clercs jurés), приносившие раньше присягу прево, были, как говорит P.-A. Ботье, «национализированы»: они превратились в королевских нотариев, обязанных присягать не прево, а самому королю, который их и назначал. Официально такой служитель назывался «клерк, нотарий, поставленный королем, нашим государем, в его парижском Шатле» (clerc, notaire établi de par le roi notre sire en son Châtelet de Paris) ³³. В 1301 г. число нотариев Шатле, прежде неограниченное, было сведено к 60. Королю пришлось бороться с попытками прево пользоваться другими [48] клерками, привлекаемыми помимо королевских нотариев. Одновременно для службы в Шатле и исполнения приговоров прево или его заместителей назначались полицейские — «сержанты» (sergents). По ордонансу 1302 г. учреждалось 80 конных «сержантов» Шатле, по ордонансу 1309 г. — 60 конных и 90 пеших. В 1321 г. Филипп V «национализировал» и этот корпус служителей: право их назначения перешло от прево к королю.

Хотя в принципе нотарии должны были сами составлять и писать грамоты, некоторые из них имели подсобных клерков или слуг для изготовления копий с выдаваемых документов. В свою очередь, королевская канцелярия прибегала к помощи королевских нотариев Шатле, когда возникала необходимость составить какой-либо документ во многих экземплярах. Эти экземпляры оформлялись как видимусы, написанные от имени «хранителя превотэ» Парижа, и скреплялись печатью Шатле.

Со второй четверти XIV в. нотарии Шатле стали все больше освобождаться от опеки со стороны превотэ. Так, они иногда ограничивались составлением черновика акта (т. н. «минуты»), заверяли его подписью, удостоверяли контр-печатью Шатле, после чего и выдавали контрагентам. В случае позднейшей тяжбы заинтересованные лица могли предъявить «минуту», и на ее основании составлялся акт по полной форме. Эти черновики, получившие название «brevets», скреплялись печатью на «простом хвосте», продетом, во избежание разрыва, сквозь прорезь в пергамене по системе, которую Р.-А. Ботье называет «парижским хвостом» ³⁴.

Практика удостоверения черновиков рассматривалась все же как злоупотребление и ее пытались искоренить. В XV в. парижские нотарии продолжали составлять «brevets», но уже не скрепляли их контр-печатью, а просто подписывали. Обычно это были квитанции, сертификаты всякого рода, не имевшие целью служить доказательством заключения сделки. Вместе с тем оформление сделок в виде «brevets» иногда практиковалось, и возможность создать на их основе документ, обязательный для исполнения, сохранялась. Бреве, выданные сторонам, подлежали хранению. Хранить другие черновики, лишенные печатей, не считалось нужным. Правда, Карл VII, вернувшись в 1437 г. в Париж, побуждал своих нотариев заводить регистры нотариальных минут. Около 1470 г. такие регистры были у некоторых парижских нотариев, однако регулярным ведение регистров нотариальных минут (minutiers) стало лишь в начале XVI в. [49] Практика ведения регистров усилила сходство королевских нотариев Шатле с публичными нотариями Юга.

Так возник нотариат нового типа, для которого, как и для официалитета, характерно то, что аутентификация акта производилась не рукой нотария, а через приложение печати — в данном случае печати превотэ с королевским гербом.

Парижская модель была скопирована другими городами Иль-де-Франса, имевшими превотэ. В городах Понтуаз, Санлис, Бомон-сюр-Уаз, Мелен, Корбей частные акты, заверенные печатью превотэ, появились в 1258-1271 гг. Их примеру последовал и аббатиальный город Сен-Дени. В тот же период, в 1265-1280 гг., во всех северных бальяжах установилась практика удостоверения королевской печатью приговоров и административных актов ³⁵.

Начальной формой пятого типа «жалованной юрисдикции» было скрепление частных актов печатью того или иного государя. Этот тип зародился на Юге. Его возникновение связано с присоединением Лангедока. Около 1234 г. по распоряжению Людовика IX была создана печать королевской юрисдикции для новых южных сенешальств. Альфонс де Пуатье ³⁶, в свою очередь, приказал, чтобы в его тулузских владениях все бальи имели печать. Сначала речь шла о персональной печати, но в 1255 г. Альфонс решил, что печать тулузского викария должна быть безымянной, обозначающей лишь данное ведомство. Так возникла sigillum curiae vicarii Tolose. В 1265 г. по просьбе жителей Оверни была учреждена печать для удостоверения актов добровольной юрисдикции в Риоме. В последующие годы в каждом сенешальстве появился хранитель печати (garde du seel).

Еще до отъезда Альфонса в крестовый поход 1270 г. хранители графской печати имелись в городах Пуатье, Фонтене-ле-Конт, Сен-Мексан и др. В 1270 г. Альфонс принял решение, имевшее большое значение для дальнейшего развития «жалованной юрисдикции». Он постановил, [50] чтобы в каждой шателени ³⁷, где проводятся ассизы ³⁸, было учреждено по два публичных нотария, действующих от имени графа, для протоколирования дел, которые рассматриваются судьями. Их следовало набрать из числа уже существовавших нотариев и обязать проживать постоянно в данном округе. Роль этих нотариев не ограничивалась записью судебных процессов. Им вменялось в обязанность составлять также письменные акты по сделкам с недвижимостью, пошлины с которых (droits de lods ³⁹ et ventes) поступали в пользу графа. Один из этих публичных нотариев считался хранителем графской печати (custos sigilli) в пределах каждого округа, как бы он ни назывался (шателени, превотэ, сенешальство).

Постепенно употребление «печати юрисдикции» (sceau de juridiction) распространилось на всем пространстве от северной границы области публичного нотариата Юга до Луары, охватив владения как самого короля, так и его вассалов. Печать эта вводилась в рамках сенешальств, бальяжей и шателений, о чем имеются сведения, относящиеся к 1259-1275 гг. ⁴⁰

В 1271 г. герцог Бургундский полностью преобразовал свою канцелярию, превратив ее в судебную инстанцию, наделенную «жалованной юрисдикцией», распространяющейся на все герцогство. Отныне герцогский канцлер, поставленный во главе этого суда, скреплял печатью последнего все частные акты, а в случае тяжбы на суд перед канцлером должны были явиться контрагенты сделки. Затем по примеру Альфонса де Пуатье бургундский герцог децентрализовал этот суд, учредив в 1275 г. институт присяжных нотариев («clercs notaires jurés») в различных городах своего герцогства. Нотарии принимали акты от частных лиц и посылали их в Дижон (столицу герцогства), где канцлер утверждал состоявшиеся сделки и удостоверял печатью экземпляры акта, выдаваемые заинтересованным сторонам.

В 1286 г. при герцогском суде были учреждены «сержанты» для контроля за исполнением контрактов, заключенных с приложением печати суда, и этому суду были подведомственны все процессы по контрактам, [51] принятым к оформлению герцогскими нотариями. Тогда же возникла особая «печать для случаев» (sceau aux causes), которая, в отличие от большой печати суда, предназначалась для удостоверения частных актов. С 1302 г. канцлер начал делегировать свои полномочия судьям-заместителям, учрежденным в различных городах. Они получили право на месте скреплять акт печатью и ведать делами, возникавшими по поводу выполнения заключенных сделок. Окончательно эта система оформилась в 1329 г.

В тот же период было предписано вести регистры. Сохранилась целая серия регистров, из которых дижонские восходят к 1311 г. Герцогские нотарии и табельйоны не могли сами справиться со всем объемом работ по «жалованной юрисдикции». У них имелись помощники (coadjuteurs) и «заместители» (lieutenants de tabellion) для того, чтобы «принимать акты» (prendre les actes) даже в сельской местности. В Бургундии сеть таких клерков существовала с 1271 г., причем в пограничных с Югом районах некоторые из них были одновременно публичными нотариями, обладающими правом удостоверять акт своей собственной подписью. Другие были клерками официалитета. Они могли при случае оформить акт, снабдив его печатью официалитета Лангра.

Описанная система, установившаяся в Бургундском герцогстве, стала внедряться в начале XIV в. и во Франш-Конте. Правда, в Безансоне она встретила сопротивление со стороны архиепископского официалитета.

В Лотарингии нотариат с герцогской печатью появился в 1276 г. С 1295 г. здесь наблюдается децентрализация нотариата, аналогичная той, которая произошла в Бургундии: в различных превотэ возникло ведомство герцогской печати, делегированной герцогским судом. В развитие этой практики около 1315 г. в каждом превотэ была учреждена «печать табельйонажа» (sceau du tabellionage). Соседние с герцогством графства вскоре последовали его примеру: с 1295 г. известны печать суда графства Водемон и печать суда Бара, в 1297 г. — печать суда графства Монбельяр.

Заслуга распространения данного типа «жалованной юрисдикции» на земли собственно королевской Франции принадлежит Филиппу III Смелому. Восприняв инициативу своего дяди Альфонса де Пуатье, Филипп III постановил, чтобы в каждом городе, где бальи проводят ассизы, т. е. фактически во всех городах превотэ, было выбрано по два прюдома (prudhommes), «добрых человека», специально для выслушивания контрактов, подлежащих удостоверению печатью бальяжа. За выдачу акта, скрепленного печатью, бальи взимал пошлину в размере одного мая [52] (maille) с ливра, что составляло 1/480 или немногим более 0,2 (0,208)% стоимости сделки ⁴¹.

Ордонанс Филиппа III, содержащий описанное постановление, до нас не дошел и известен в изложении Бомануара в его «Coutumes de Beauvaisis» 1282 или 1283 г. Р.-А. Ботье относит этот ордонанс к марту-апрелю 1281 г., («весна 1281 г., вероятно, до мая») ⁴². Его датировка основана на том, что наиболее раннее из числа сохранившихся «писем бальи» (lettres de baillie) было выдано в мае 1281 г. в бальяже Санлиса ⁴³.

Ордонанс Филиппа III стал немедленно проводиться в жизнь во всех королевских бальяжах, т. е. всюду, кроме южных сенешальств и Иль-де-Франса, в пределах которого сохранялась установленная ранее юрисдикция Шатле и других превотэ. Ордонанс получил применение также в Шампани, которая еще не принадлежала королю, но находилась под его влиянием. Успех новой системы определялся тем, что королевская печать обеспечивала актам авторитет неоспоримой подлинности.

Официалитеты, чья печать не считалась отныне достаточной для признания подлинности акта в светских судах, быстро потеряли свою клиентуру и в течение нескольких лет опустели. Для епископов это означало утрату доходов, которые в большом количестве шли от применения печати жалованной юрисдикции, и они обратились в парламент с жалобой на нарушение своих прав. Жалобы архиепископа Буржа, епископов Лиможа, Периге и Mo, равно как и аббата Сен-Мексана, были отвергнуты.

В Шампани, начиная с 1281 г., местные феодалы предпочитали пользоваться «письмом бальи» вместо того, чтобы скреплять акты собственной печатью. Новую систему приняли также Лотарингия и Франш-Конте (la Comté de Bourgogne). Однако на севере сопротивление феодалов, боровшихся за сохранение старых форм «жалованной юрисдикции», было очень упорным. Так, в графстве Ретель новая система победила лишь в 1312-1316 гг. В графстве Эно и во Фландрии продолжала существовать практика хирографов.

Между тем система «писем бальи» получила такое быстрое и значительное распространение, что сами бальи уже не имели возможности выслушивать доклады прюдомов и проверять принятые ими акты. [53] Необходимость ожидать приезда бальи для приложения печати к актам задерживала вступление их в силу. Поэтому вскоре после возникновения этой системы был создан специальный институт «хранителя печати» (garde du seel) наподобие custos sigilli во владениях Альфонса де Пуатье. Должность «хранителя печати» устанавливалась в каждом городе, где бывали ассизы, т. е. в центрах шателени, превотэ или, как в Нормандии, виконтэ. Сначала такая печать рассматривалась как местная реплика печати бальяжа («scel de la baillie de N. establi en la prevosté de N.»). Наиболее ранние случаи подобной децентрализации печати бальи характерны для городов типа Реймса или Лана, где король не обладал всей полнотой юрисдикции и где светскую власть осуществляли прелаты.

Новая система внедрялась с разной степенью активности в разных регионах, что зависело от местных традиций развития письма и форм управления. Быстро установилась она в бальяжах Санлиса (1288 г.), Вермандуа (1291 г.) и Шампани (1295 г.), позднее — в бальяжах Амьена (1331 г.) и Руана (1345 г.). В Амьене ее распространению препятствовала устойчивость системы жалованной муниципальной и окружной юрисдикции, в Руане — традиции централизации управления, укоренившиеся со времен нормандских герцогов ⁴⁴.

Система «писем превотэ» («lettres de prévôté») отождествляется с табельйонажем («tabellionage»). Акты нотифицировались либо одним только хранителем печати превотэ, либо им же совместно с прево. Последнее особенно типично для Иль-де-Франса, где еще до установления этой системы, по крайней мере на протяжении жизни одного-двух поколений, функционировали печати превотэ, и именно прево нотифицировал акты. За короткое время табельйонаж продвинулся на юг, к границе господства публичного нотариата, и обе системы сосуществовали в пограничных районах — в Ангумуа, Лимузене, Марше, Оверни, Веле. В 1367 г. королевским ордонансом, не получившим, правда, реализации, новую систему пытались распространить даже на Турнези, где господствовала практика хирографов. В XV в. Людовик XI, будучи еще дофином Вьеннуа, хотел ввести табельйонаж с печатью в Дофине, но эта попытка не удалась.

Р.-А. Ботье указывает, что систему табельйонажа представляли должностные лица трех категорий: 1) хранитель печати (garde du scel); 2) присяжные, или аудиторы (jurés ou auditeurs); 3) табельйон (tabellion). Хранитель печати был королевским чиновником, часто буржуа или женатым клерком. Функции хранителя печати могли составлять для него лишь [54] ступеньку на пути продвижения вверх по служебной лестнице. Присяжные, или аудиторы, являлись наследниками прюдомов. Это были привилегированные свидетели, обязанные выслушивать контракты и докладывать о них в соответствии с устаревшей традицией послушества («record»). Первоначально из двух присяжных, необходимых для доклада о контракте, либо оба принадлежали к числу буржуа, либо один являлся буржуа, а другой клерком. Они исполняли свою должность всего несколько лет. Однако вскоре возникла тенденция превращения их в экспертов по юридическим вопросам. Если в том или ином превотэ не хватало двух присяжных для доклада о контрактах, число их могло быть увеличено в соответствии с возросшими потребностями.

Табельйоном назывался письмоводитель, имевший монополию на изготовление документов превотэ и на доходы от этой деятельности. Обычно он брал свою должность на откуп. У него могли быть свои писцы. Табельйон облекал в письменную форму контракты, «принятые» присяжными. Он делал это либо собственноручно, либо при посредстве своих писцов. Кроме того, он сам мог составлять акты или протоколы (например, заседаний), если такая потребность возникала. Табельйон мог также заменять одного из присяжных для «принятия» контрактов, и в некоторых превотэ подобная практика была обычной. Значительная цена откупа побуждала иногда двух лиц брать табельйонаж на откуп совместно. Срок аренды был, как правило, ограниченным. В одних случаях должность табельйона давалась всего на год, в других даже пожизненно. Так, Филипп IV Красивый предоставлял эту должность бесплатно кое-кому из своих дворцовых служителей или бывших нотариев и некоторым другим лицам в качестве пенсии или вознаграждения за службу.

Однако в XIV в. система откупа себя изжила, и табельйоны превратились в королевских чиновников. В отдельных превотэ они нотифицировали акты совместно с хранителями печати. В некоторых регионах, и в частности в Нормандии и Дюнуа, в обязанности табельйона входила регистрация актов, «принятых» присяжными. Это касалось, по крайней мере, актов на недвижимость. Регистры табельйонажа сохранились в Руане начиная с 1360 г., в Шатодене — с 1369 г., в Кане — с 1395 г. ⁴⁵

Развитие системы табельйонажа происходило по-разному в разных районах. В ряде бальяжей и превотэ ведущей была роль табельйонов, которые присвоили себе и функции присяжных. Большая часть контрактов совершалась здесь «перед» табельйоном. В XIV в. у него появляется [55] заместитель (substitut), или коадьютор (coadjuteur), затем — несколько заместителей (lieutenants du tabellion) и, наконец, подтабельйоны (sous-tabellions). Во второй половине XIV в. подобная эволюция наблюдается в бальяжах Mo и Руана. В последнем было 8 подтабельйонов, на месте которых в XV в. возникло 16 королевских нотариев (notaires royaux). Регистры табельйонажа перестают тут быть сводом кратких записей содержания актов, но становятся местом записи содержания «минут», или черновиков актов, снабженных подписями участников сделки.

В других регионах, напротив, система развивается за счет увеличения роли и числа присяжных, в то время как участие табельйонов сводится к минимуму. В Труа, например, число присяжных в превотэ возросло с 3 в 1300 г. до 15 в 1500 г., а должность табельйона, которую коллективно выкупили присяжные, исчезла в конце XIV в. В 1431 г. все присяжные здесь стали именоваться нотариями.

Присяжные перестали быть простыми «проводниками» актов (passeurs d’actes), т. е. свидетелями, выслушивающими содержание сделки. Они сами стали составлять сначала черновики («минуты»), а затем беловики актов, готовые для скрепления печатью и выдачи заинтересованным сторонам. Их свидетельства и доклад выражались теперь в том, что они прикладывали собственные печатки (subsigilla) на кончике «двойного хвоста», предназначенного для прикрепления печати и контрпечати превотэ ⁴⁶. За табельйоном при этом оставалась роль простого получателя печатных пошлин.

Таким образом, те, кто стал называть себя «нотариями», постепенно приобретали независимость от табельйона. Данная система медленно приближалась к типу нотариата парижского Шатле, никогда не знавшего табельйонажа. Ботье видит в этой эволюции влияние обычаев Парижа, которые имели тенденцию превращаться в обычное право всего королевства ⁴⁷.

На практике, какими бы ни были местные особенности, шел процесс сближения функций присяжных нотариев, заместителей табельйона, подтабельйонов, клерков табельйона. Этому не могли помешать королевские указы, имевшие целью сохранить традиционное положение вещей. Функция «королевского нотария» (notaire royal) приобрела характер официальной должности только в 1542 г. В 1597 г. королевская власть признала фактически происшедшее слияние функций табельйонов и [56] нотариев. С этих пор и те, и другие стали королевскими нотариями. На Юге так было и раньше.

Введение общего для Севера и Юга статуса королевского нотария не перечеркнуло, однако, ту кардинальную разницу, которая существовала в нотариальных порядках этих регионов. На Юге нотарий брал и хранил черновики («минуты») составленных им актов. По просьбе клиентов он выдавал на основании «минут» беловые экземпляры актов, удостоверяя их своим особым знаком (в более ранние времена) или подписью (в более поздние времена). На Севере, напротив, подлинность акта удостоверялась не нотарием, который его составлял, а печатью превотэ, прилагаемой к беловику, изготовленному нотарием. Поэтому здесь «минута» не имела ценности сама по себе. По ней нотарии мог сделать только один беловой экземпляр, имеющий значение подлинника. Второй подлинник с той же самой «минуты» сделать было нельзя: нужен был новый акт. Вот почему на Севере регистры «минут», как правило, не заводились. Исключение составляют Нормандия и Бургундия. В первой регистры «минут» вели табельйоны, во второй — нотарии герцогской канцелярии.

Как уже упоминалось выше, Карл VII предписывал своим нотариям сохранять нотариальные минуты, однако его указы не достигали цели. Лишь к концу царствования Людовика XI в результате нормального развития канцелярии нотарии начали вести регистры нотариальных минут и хранить сами «минуты». Около 1470 г. такой порядок наблюдался в Париже у некоторых королевских нотариев Шатле. Впрочем, вполне обязательным хранение «минут» стало только в XVI в., особенно после издания в 1539 г. эдикта в Виллер-Котре.

Вплоть до 1697 г. приложение печати к нотариальным актам совершалось формально от имени хранителя печати, а в Париже — от имени хранителя королевского превотэ. В 1697 г. парижским нотариям была доверена служба хранения печати, и они получили право самим скреплять свои акты печатью с королевским гербом. В 1706 г. это право распространилось и на провинциальных нотариев. С тех пор нотариальные акты Севера и Юга все более и более сближались между собой по характеру. Однако полное сближение произошло только в период Великой французской революции и сразу после нее. В 1791 г. и окончательно по закону от 25 вантоза X года республики (1803 г.) все нотарии были слиты в единый корпус. Они считались делегированными суверенной властью для придания их актам авторитета подлинности актов публичной власти ⁴⁸. [57]

Таким образом, заключает Ботье, до современного унифицированного состояния нотариата Франция дошла очень сложным путем. История нотариата отмечена многообразием институтов, занимавшихся оформлением частных актов. В XII-ХIII вв. на Юге была принята система публичного нотариата, которая начала действовать в Италии и других странах западного Средиземноморья. На Севере аутентификация частных актов имела различные формы. Из них наиболее известны следующие: 1) публичная декларация сделки перед судом; 2) доклад привилегированных свидетелей о сделке; 3) хранение актов в местах, пользующихся общественным доверием (lieux crédibles), — коммунальных архивах и приходских сундуках; 4) система муниципальных хирографов — сначала простых, затем скрепленных печатью; 5) регистры эшевенов; 6) письма с печатью сеньориальных властей; 7) установление сети юрисдикции церкви с печатью деканов кафедральных соборов (doyens de chrétienté) и позднее официалитета; 8) письма Шатле; 9) акты, скрепленные печатью «канцелярии» (Форе, Бургундия, Лотарингия и др.); 10) королевский табельйонаж с письмами сначала бальи, а затем — превотэ.

Взаимопереплетение указанных систем и превращение их в королевский нотариат произошло в конце средних веков, «если не в новое время» ⁴⁹. Эта эволюция шла параллельно с процессом централизации монархии и совпала с торжеством обычая, испытывавшего влияние римского права.

Комментарии

1. Прилагательное gracieuse имеет также значение «даровая», «бесплатная». Однако juridiction gracieuse не была вполне бесплатной, вследствие чего едва ли возможно переводить данный термин словами «бесплатная юрисдикция».

2. См. также: Каштанов С. М. Документация европейских городов периода позднего средневековья (IX Международный конгресс по дипломатике) // Археографический ежегодник за 1999 год. М., 2000. С. 68.

3. Canellas Lopez A. El notariado en Espana hasta el siglo XIV: estado de la cuestion // Notariado público y documenta privado: de los orígenes al siglo XIV. Actas del VII Congreso Internacional de Diplomática. Valencia, 1986. Generalitat Valenciana, València, 1989. [Vol.] I. P. 103.

4. Bautier R.-H. L’authentification des actes privés dans la France médiévale. Notariat public et juridiction gracieuse // Ibid. [Vol.] II. P. 714; Idem. Chartes, sceaux et chancelleries. Études de diplomatique et de sigillographie médiévales. Paris, 1990. [T.] I. P. 282.

5. Bautier R.-H. L’authetification... P. 736; Idem. Chartes, sceaux... [T.] I. P. 304.

6. Bautier R.-H. L’authentification... P. 737-772; Idem. Chartes, sceaux... [T.] I. P. 305-340.

7. Название происходит от слова «aman».

8. Bautier R.-H. Chartes, sceaux... [T.] I. P. 307-308; о докладе M. Париса, посвященном делопроизводству и актам Меца, см.: Каштанов С. М. Указ. соч. С. 67, 76 (на с. 76 опечатка: вместо «de l’amandellerie» напечатано «Le l’amandellerie»).

9. Van Synghel G. Urban Diplomatics in the Northern Low Countries // La diplomatique urbaine en Europe au moyen âge. Actes du congrès de la Commission internationale de Diplomatique, Gand, 25-29 août 1998 / Publiés par W. Prevenier et Th. de Hemptinne. Louvain; Apeldoom, 2000, p. 530-531; ср.: Каштанов С. M. Указ. соч. С. 72.

10. Van Synghel G. Op. cit. P. 530-531.

11. Delmaire B. La diplomatique des actes échevinaux d’Aire-sur-la-Lys au XlIIe siècle // La diplomatique urbaine... P. 101-122; о докладе Дельмера см. также: Каштанов С. М. Указ. соч. С. 71.

12. Здесь и далее в квадратных скобках — наши добавления.

13. В издании опечатка: «XVIe-XVIe» (Ibid. P. 120).

14. Здесь и далее курсив в публикации Дельмера.

15. Delmaire В. Op. cit. Р. 120.

16. Верпиция (werpitio) — отказ от всех прав на передаваемый в другие руки объект, в том числе отказ от права наследования по закону или завещанию — подробнее см.: Bautier R.-H. Chartes, sceaux... [Т.] I. P. 180, 274.

17. См.: Каштанов С. M. Указ. соч. С. 70.

18. Bautier R.-H. Chartes, sceaux... [T.] I. P. 309.

19. Ibid. P. 310-311.

20. О хирографах подробнее см.: Guyotjeannin О., Русkе J. et Тоск В.-М. Diplomatique médiévale. Brepols, 1993. P. 189-191; Каштанов С. M. Указ. соч. С. 71, прим. 34.

21. Bautier R.-H. Chartes, sceaux... [Т.] I. P. 311-315; ср.: Каштанов С. M. Указ. соч. С. 71-75.

22. Bautier R.-H. Chartes, sceaux... [T.] I. P. 317.

23. Ibid.

24. Ibid. P. 305. Под «doyens de chrétienté» подразумевались «архипресвитеры», или протоиереи (ср. рус. «протопоп»): Niermeyer J. F. Mediae latinitatis lexicon minus. Leiden, 1956. Fasc. 4. P. 305. § 8. Официалами же назывались судебные агенты епископа.

25. Bautier R.-H. Chartes, sceaux... [Т.] I. P. 317-318.

26. Ibid. Р. 319, 345.

27. Подробнее см.: Vocabulaire international de la diplomatique. València, 1994. P. 76, 77. Art. 288, 293.

28. Ганшина К. A. Французско-русский словарь. Изд. 7-е. M., 1977. С. 165.

29. Bautier R.-H. Chartes, sceaux... [T.] I. P. 320-321.

30. Ibid. Р. 321-322.

31. См.: Fournier P. Les officialités au Moyen Age, 1180-1328. Paris, 1880; Carolus-Barré L. L’organisation de la juridiction gracieuse à Paris dans le dernier tiers du XIIIe siècle // Le Moyen Age, 1963. T. 69. P. 418-435; Bautier R.-H. Chartes, sceaux... [T.] I. P. 318-323.

32. Bautier R.-H. Chartes, sceaux... [T.] I. P. 323.

33. Ibid. Р. 326.

34. Подробнее см.: Vocabulaire international de la sigillographie. Roma, 1990. P. 81. Art. 72; ср.: Каштанов С. M. Актовая археография. M., 1998. С. 257.

35. Bautier R.-H. Chartes, sceaux... [T.] I. P. 327-329.

36. Альфонс — граф Пуатье и Тулузы, сын Людовика VIII и Бланки (Бланш) Кастильской, один из младших братьев Людовика IX Святого, дядя Филиппа III. Родился в 1220 г., умер в 1271 г., не оставив потомства. Графство Пуату он получил в качестве апанажа от Людовика IX в 1241 г. В 1229 г. Альфонс был помолвлен с Жанной, единственной дочерью и наследницей Раймонда VIII, графа Тулузского. В 1241 г. Альфонс женился на ней, а в 1258 г. вступил во владение графством Тулузским, которое досталось его жене по наследству от отца (Подробнее см.: Anselme P. Histoire généalogique de la maison royale de France, des grands officiers de la couronne, &c. Paris, 1712. P. 48-49).

37. Шателени (châtellenie) — округ, подчиненный сеньору.

38. Assises — (выездные) заседания суда.

39. Термин lods происходит от старофранцузского los (из латинского laus, laudis) — «одобрение»: имелась в виду необходимость получить одобрение сеньора на совершение сделки с недвижимостью (Dauzat A. Dictionnaire étymologique de la langue française. Paris, [1954], 12-e éd. P. 441).

40. Bautier R.-H. Chartes, sceaux... [T.] I. P. 330-331.

41. Ibid. Р. 333, 354.

42. Ibid. Р. 354; ср. Р. 333, note 154. На стр. 333 издание ордонанса отнесено к началу 1280 г. («le début de l’année 1280»).

43. Ibid. P. 333, note 154.

44. Ibid. Р. 336.

45. Ibid. Р. 337-338.

46. Подробнее о subsigilla см.: Vocabulaire international de la sigillographie. P. 93-94. Art. 38.

47. Bautier R.-H. Chartes, sceaux... [T.] I. P. 338-339.

48. Ibid. P. 339-340.

49. Ibid. P. 340.

(пер. С. М. Каштанова)
Текст воспроизведен по изданию: О "жалованной юрисдикции" в европейском городе // Столичные и периферийные города Руси и России в Средние века и раннее Новое время (XI-XVIII вв.). Проблемы культурного наследия. М. Древлехранилище. 2003