ПЕТР ВЕЛИКИЙ В ДЕПТФОРДЕ

Профессор Оксфордского университета Морфиль любезно сообщил редакции «Исторического Вестника» несколько не лишенных интереса документов, найденных им в Бодлеанской библиотеке и касающихся пребывания Петра Великого в Дептфорде (в Англии) в 1698 году. Документы эти, довольно ярко иллюстрирующие русские нравы того времени, состоят из заявления адмирала Бенбоу, арендатора дома, в котором жил Петр в Дептфорде, об убытках, понесенных им от постояльцев, и распоряжений английского правительства по этому поводу. Печатая присланные нам документы в переводе, мы считаем не лишним предпослать им краткие сведения о пребывании Петра в Дептфорде, заимствованные нами как из русских, как и из английских источников.

_______________________

Во время первого путешествия своего за границу, в 1697 и 1698 годах, Петр Великий, прожив пять месяцев в Голландии, решился посетить Англию. Причины, побудившие его к этой поездке, изложены им самим в собственноручном предисловии к «Морскому Регламенту».

«На Ост-Индской верфи, — пишет он, — дав себя с прочими волонтерами в научение корабельной архитектуры, государь в краткое время совершился в том, что подобало доброму плотнику знать, и своими трудами и мастерством новый корабль построил и спустил. Потом просил той верфи баса (мастера) Яна [410] Поля, дабы учил его препорции корабельной, который ему через четыре дня показал. Но пониже в Голландии нет на сие мастерство совершенства геометрическим образом, но точнее некоторые принципы, прочее же с долговременной практики, о чем и вышереченный бас сказал, и что всего на чертеже показать не умеет, тогда зело стало ему противно, что такой дальний путь для сего восприял, а желаемого конца не достиг. И по нескольких днях прилучилось быть его величеству на загородном дворе купца Якова Тессинга в компании, где сидел гораздо не весел ради вышеописанной причины; но когда, между разговоров, спрошен был: для чего так печален? тогда оную причину объявил. В оной компании был один англичанин, который, слыша сие, сказал, что у них в Англии сия архитектура так в совершенстве, как и другие, и что кратким временем научиться можно. Сие слово его величество зело обрадовало, по которому немедленно в Англию поехал и там, через четыре месяца, оную науку окончил».

Король английский Вильгельм III, бывший также и штатгальтером Нидерландским, имел случай лично познакомиться с Петром, в Утрехте и Гааге, во время приема московского посольства, в свите которого царь занимал скромную должность дворянина. Вильгельм оценил необычайный ум молодого русского государя, его энергию и страсть к наукам, в особенности к кораблестроению. Желая выразить ему свое сочувствие, король, по возвращении своем в Лондон, приказал изготовить, построенную незадолго перед тем по новому способу, легкую, красивую, двадцатапушечную яхту «Transport-royal» и письменно просил Петра принять эту яхту в подарок. Петр остался чрезвычайно доволен таким неожиданным и приятным подарком и отправил в Лондон, к Вильгельму, с изъявлением своей благодарности, майора Преображенского полка, Адама Вейде, которому поручил, вместе с тем, сообщить королю о своем намерении «посетить английскую землю незнатным иностранцем, чтобы видеть корабли и морское поведение».

Вильгельм выразил искреннее удовольствие еще раз свидеться с царем и послал в его распоряжение королевскую яхту под конвоем трех линейных кораблей.

Царь выехал из Амстердама 7 января (1698 г.) и на другой день, вечером, прибыл в голландскую гавань Гелветелюйс, к ожидавшей его здесь английской эскадре. Переночевав на яхте, Петр, на рассвете 9 числа, не взирая на бурную погоду, снялся с якоря и после двухдневного плавания, 11 числа, рано утром, высадился в Лондоне, в Йорк-Больдингсе (ныне Бокингам-стрит, в Адельфи), где для него был нанят большой дом, выходивший на Темзу. В тот же день, после обеда, король [411] прислал камергера Бертона поздравить русского государя с благополучным приездом, выразить свою готовность на всякие услуги и спросить, когда можно будет видеться с его царским величеством. Петр, поблагодарив со своей стороны за добрый прием, отвечал, что готов на свидание во всякое время, когда это будет угодно королю. На следующий день, к Петру явились, назначенные состоят при нем, вице-адмирал Мичель и маркиз Кармартен. Царь очень скоро сошелся с последним и полюбил его за веселый характер, познания в морском деле и всегдашнюю готовность кататься с ним по Темзе. Они часто проводили целые вечера вдвоем, в дружеской беседе, попивая «peper and brandy» (настойка коньяку на перце). Если верить одной современной английской газете, Петру особенно пришелся по вкусу напиток, называвшийся «Nectar Ambrosia». Эта амброзия была изобретена каким-то [412] счастливым спекулянтом, поднесшим свою микстуру царю, который не удовольствовался поднесенным количеством, а приказал закупить еще большой запас.

Король посетил царя через три дня после его приезда, при чем был принят Петром в комнате, служившей спальною, где воздух оказался до такой степени испорченным, что, не смотря на стоявший в то время холод, пришлось отворить окно. Царь был у короля спустя дней десять, одетый в московское платье, беседовал с ним около двух часов на голландском языке и познакомился также с его свояченицей, наследницей английского престола, принцессой Анной, которую, в письме к Апраксину, почему-то назвал «сущей дочерью нашей церкви». Он не обратил никакого внимания на превосходные картины и другие художественные произведения, украшавшие резиденцию короля, Кенигстонский дворец, но за то чрезвычайно заинтересовался, находившимся в королевском кабинете, прибором для наблюдения за направлением ветра.

В Лондоне, как и всюду, Петр осматривал преимущественно то, что могло принести ему пользу в практическом отношении. Он побывал в королевском обществе наук «где видел всякие дивные вещи», в Тауэре «где честных людей сажают за караул», на монетном дворе, на астрономической обсерватории и т. п. Раз посетил и театр, где давали пьесу «Королевы соперницы или Александр Великий» и где ему понравилась актриса Крос, с которой он свел, впрочем кратковременное, знакомство. Петр несколько раз обедал у маркиза Кармартена и у других английских вельмож, но при этом ставил условием, чтобы они не приглашали посторонних лиц. Он терпеть не мог и тщательно избегал всякой толпы. Когда, Вильгельм, по случаю своего рождения, дал бал в С. Джемском дворце, царь ни за что не согласился выйти к гостям и поместился в маленькой комнате, откуда мог видеть все, не будучи сам замечен. Посетив парламент, Петр не захотел войти в зало заседаний, а глядел на происходившее через слуховое окошко, пробитое в потолке. Царь посетил также общество квакеров, осматривал лондонские церкви и не раз беседовал с известным богословом, епископом Салисбюрийским, Джильбертом Бёрнетом о религии и положении духовенства. В Бодлеанской библиотеке хранится, нигде еще не напечатанное, письмо Бёрнета, от 19 марта 1698 г., к доктору Фаллю, начальнику певческой капеллы в Йорке (precentor), в котором Бёрнет, между прочим, сообщает краткие, но тем не менее любопытные сведения о своих сношениях с царем. Приводим из этого письма, также сообщенного нам в копии профессором Морфилем, то место, которое касается Петра: [413]

«Дорогой сэр!.. После вашего отъезда, царь приезжал однажды в Ламбет, видел таинство причащения и рукоположения и остался очень доволен. Я часто бываю с ним. В прошлый понедельник, я провел у него четыре часа. Мы рассуждали о многих вещах; он обладает такой степенью знания, какой я не ожидал видеть в нем. Он тщательно изучал св. Писание. Из всего, что я говорил ему, он всего внимательнее слушал мои объяснения об авторитете христианских императоров в делах религии и о верховной власти наших королей. Я убедил его, что вопрос о происхождении св. Духа есть тонкость, которая не должна была бы вносить раскола в Церковь. Он допускает, что иконам не следует молиться, и стоит лишь за сохранение образа Христа, но этот образ должен служить лишь как воспоминание, а не как предмет поклонения. Я старался указать ему великие цели христианства в деле усовершенствования сердца человеческого и человеческой жизни, и он уверил меня, что намерен применить эти принципы к самому себе. Он начинает так сильно привязываться ко мне, что я едва могу от него оторваться... Царь или погибнет, или станет великим человеком».

Лондонские фабрики и мастерские также не были оставлены Петром без обзора. У знаменитого часовщика Карте Петр купил замечательные географические часы и при этом, как уверяют англичане, выучился безукоризненно собирать и разбирать их, а у одного гробовщика он даже приобрел и отправил в Россию образец английского гроба. Но главное внимание Петра привлекали Вульвич, с его знаменитым литейным заводом и арсеналом, и Дептфорд с его обширными доками и верфями. В этот последний городок, теперь уже слившийся с Лондоном, а тогда лежавший от него в девяти километрах, у самого впадения речки Равенсбурн в Темзу, Петр решился даже переселиться на несколько недель, чтобы, под руководством опытных и ученых наставников, усовершенствовать свои познания в кораблестроении.

Английскому правительству было не легко найти в Дептфорде приличное и удобное помещение для царя и его свиты. Самым подходящим для этой цели зданием оказался дом некоего Джона Евелина, называвшийся «Says Cort» очень поместительный, хорошо меблированный и примыкавший обширным садом к самым докам. Дом этот нанимал по контракту адмирал Бенбоу, который, не смотря на выгодные условия, не совсем охотно уступил свою квартиру и выехал в гостиницу. Дом Евелина на скорую руку поновили, сад украсили растениями, а в стене, смежной с доками, пробили дверь, так что Петр мог во всякое время приходить туда, ни кем не стесняемый. [414]

Слуга Джона Евелина, остававшийся в доме, следующим образом описывал своему хозяину порядок жизни царя: «Дом полон народа ужасно грязного (right nasty). Царь спит рядом с вашей библиотекой, а обедает в гостиной, что за кабинетом. Ест он в 10 часов утра и в 6 часов вечера. Иногда бывает дома целый день. Часто ходит на верфь или плавает по реке в разных костюмах. Король платит за все». В праздничные дни, или по окончании дневных работ, Петр обыкновенно отправлялся с несколькими приближенными в Гоуф-Стрит, в небольшой кабачок, где спрашивал пива, или коньяку, и отдыхал, покуривая свою голландскую трубочку. Хозяин заведения намалевал портрет московского царя и прибил его над дверями, как вывеску. Эта вывеска провисела до 1808 года, когда некто Ваксель (Waxel) почему-то пожелал ее приобрести и предложил хозяину, взамен старой, написать для него новую. Согласно уговору, копия была сделана в несколько увеличенном виде и занимала место оригинала до перестройки дома, после чего, портрет уже не появлялся, но за кабачком до сих пор сохранилось название «Таверны московского царя» (Czars of Moscovy Tavern). [415]

Изредка, Петр совершал кратковременные поездки в Лондон, Гринвич и Виндзор, для осмотра их достопримечательностей. Чтобы сделать приятное царю, король Вильгельм задумал повеселить его примерной морской битвой, близь острова Уайта, С этой целью, на Портсмутском рейде была сосредоточена эскадра из 12 больших военных кораблей. 21-го марта, Петр приехал в Портсмут и, переночевав у губернатора, на другой день осмотрел английские суда. Когда показалась царская шлюпка, все корабли открыли пальбу, а матросы приветствовали державного посетителя громкими криками. Окончив осмотр, царь взошел на 80-ти пушечный, адмиральский корабль «Гомбург». Эскадра вступила под паруса и в тот же день обогнула остров Уайт, но по случаю тихой погоды стала на якорь. Во время стоянки, Петр посетил корабельных капитанов и «довольно с ними веселился». На другой день, подул благоприятный ветер; корабли выстроились в две линии и дважды вступали в битву, производя, к великому удовольствию царя, разнообразные морские эволюции. По окончании маневров, Петр возвратился на рейд, осматривал город, побывал в близь лежащем Сютгей-кестле (ныне Southampton) и на обратном пути в Дептфорд завтракал и [416] обедал, со своими спутниками, которых было 21 человек, в лучшей гостинице в Годельминге. Счет, по которому было уплачено английским правительством содержателю гостиницы, за все съеденное и выпитое гостями, сохранился в подлиннике. Ими было уничтожено за завтраком: полбарана, четверть ягненка, десять кур, двенадцать цыплят, три кварты коньяку, шесть кварт глинтвейну, семь дюжин яиц. За обедом они сели: 1,2 пуд говядины, целого барана (весом 1,5 пуда), три четверти ягненка, плечо и филей телятины, восемь кур, восемь кроликов, выпили две с половиной дюжины столового вина и дюжину красного.

Живя в Дептфорде, Петр, при содействии Кармартена и с согласия короля, приговорил к себе на службу до 60 человек разных специалистов и мастеров. Здесь же, с целью подкрепить русскую казну, царь заключил с Кармартеном условие, которым предоставил ему право исключительной торговли в России табаком за 20,000 фунтов стерлингов (или 48,000 рублей), с уплатою всей суммы вперед. Кармартену было разрешено ввезти в Россию и распродать в один год 3,000 бочек, или полтора миллиона фунтов, табаку, при чем государь обязался «всем своим подданным, какого ни есть чина, дозволить никоциан курить и употреблять, не смотря на все прежние противные указы и права».

Приехав из Голландии в Англию уже опытным корабельным плотником, Петр в три месяца неустанного труда изучил английскую систему постройки судов, узнал размер линейных кораблей и фрегатов, приобрел необходимые сведения для учреждения верфей и вникнул во все порядки морской службы. Теперь, для полного и окончательного усовершенствования своих познаний в кораблестроении, ему оставалось только изучить способы сооружения галерного флота и для этого он решился отправиться в Венецию.

18-го апреля, царь с чувством живейшей признательности простился с королем Вильгельмом, который, желая сохранить черты гениального русского государя, упросил его дозволить списать с себя портрет. По приказанию короля, знаменитый тогдашний живописец Готфрид Кнеллер необыкновенно верно передал потомству прекрасную, мужественную фигуру двадцатипятилетнего Петра. Замечательный по сходству и мастерству исполнения портрет царя, работы Кнеллера находятся в аудиенц-зале Гамптон-Корта, одного из королевских дворцов близ Лондона.

21-го апреля, Петр сел на подаренную ему яхту «Транспор-Рояль», поплыл вниз по Темзе, еще раз посетил Вульвич и Чатам, и 23-го числа вышел в море, направляясь к берегам» своей любезной Голландии. [417]

Как только царь покинул Дептфорд, адмирал Бенбоу вознамерился перебраться в свое прежнее жилище; но его ждало неожиданное и горькое разочарованіе. Московские гости оказались совершенными варварами. В свое двухмесячное пребывание в доме Джона Евелина они до такой степени бесцеремонно распоряжались чужим имуществом и привели его в такой безобразный вид, что адмирал вынужден был отказаться от намерения возобновить контракт с Евелином и обратился к английскому правительству со следующей жалобой:

«Джон Бенбоу в почтительнейшей просьбе заявляет, что он несколько времени тому назад нанял дом Джона Евелина, эсквайра, называемый «Сэйс-Корт» в Дептфорде, и обязался контрактом содержать оный, равно как и сад и проч. в хорошем и удовлетворительном состоянии и полной исправности, и сдать его в таком же виде по истечении условленного срока; и случилось, с позволения Вашей Чести, что его царское величество обратился к вышереченному, месяца три тому назад, желая, на время пребывания своего в Англии, занять его дом, со всем убранством, какое в нем находилось. Джон Бенбоу охотно согласился на это и немедленно вывез из дома свою семью и передал дом царю в пользование, предполагая, что это будет приятно Его Милости королю, и что царь будет пользоваться нанятым домом, имуществом и садом, иначе, чем вышло в действительности. Дом оказался в таком дурном виде, что едва ли возможно дать полное понятие об этом Вашей Чести. Кроме того, много вещей поломано, потеряно и испорчено.

«По сему, нижеподписавшийся почтительно просит, не благоугодно ли будет Вашей Чести приказать произвести осмотр дома и проч. для приведения в известность нанесенных ему убытков и дабы ему могло быть дано вознаграждение и он не вынужден был понести ущерб за оказанную им любезность».

Просьба Джона Бенбоу была отослана сэру Христофору Рэну, которому поручено было осмотреть дом, сад и движимое имущество, и донести сколько убытка причинено просителю царем и его свитой.

Рэн произвел осмотр при содействии оценщика по части движимости и гардероба, мистера Севелля, и королевского садовника, мистера Лаудона, и исчислил общую цифру убытков в 350 фунтов стерлингов. Это исчисление основано им на следующих двух документах, подписанных Севеллем и Лаудоном. [418]

«Счет повреждений, причиненных постройкам и изгородям московским царем и его свитой в Сэйс-Корте, в Дептфорде:

Оценено Уильямом Дикинсоном Кларком. [419]

Дж. Севелль.

9 мая, 1698 г. [421]

Несколько замечаний о садах и палисадниках, принадлежащих достопочтенному Джону Евелину, эсквайру, при его доме, Сейс-Корте, в Дептфорде, в графстве Кент.

«Во все время, пока московский царь проживал в означенном доме, не мало повреждений было понесено в садах и палисадниках. Усмотренные повреждения двух родов: одни из них могут быть поправлены, другие же нельзя исправить.

1) Трава помята и земля взрыта от прыжков и выделывания разных штук.

2) Лужайка, на которой играют в шары, в таком же виде.

3) Вся земля, которая обрабатывается под хозяйственные растения, заросла сорными травами и оставалась без ухода и обработки, потому что царь все равно не допустил бы никого к обработке, когда наступило для этого время.

4) Шпалерные и другие фруктовые, деревья остаются не подрезанными и без прививки.

5) Ни живые изгороди, ни дички, не подрезаны, как следует.

6) Песчаные дорожки изрыты ямами и запущены.

Замечания эти сделаны Джоржем Лаудоном, садовником его величества, который удостоверяет, что для приведения садов и плантаций в то исправное состояние, в каком они находились до пребывания его царского величества, потребуется сумма в 55 фунтов, в чем я и удостоверяю.

Джорж Лаудон.

«Примечание. Много вреда нанесено деревьям и растениям, что уже оказывается непоправимым, а именно: поломаны ветви у шпалерных и фруктовых деревьев, попорчены три прекраснейшие широколистные липы, поломаны несколько остролистников и других красивых растений».

Приведенные нами три акта осмотра владений Джона Евелина, были представлены сэру Христофору Рэну, который, в свою очередь, препроводил их в государственное казначейство при следующем донесении:

«С позволения Вашего Лордства.

Вследствие предписания Вашего Лордства от 6 мая, 1698 года, на просьбу Джона Бенбоу об осмотре и оценке убытков, причиненных нанимаемому им дому, садам и имуществу его царским величеством и свитой его, в Дептфорде, я поступил согласно сему и оценил поправки дома и двора при содействии опытных людей; пригласил присутствовать мистера Севелля при [422] оценке движимого имущества, а мистера Лаудона при оценке садов и палисадников, к каковым своим оценкам, при сем представляемым, они приложили свои руки и я считаю их оценку вполне верною.

Убыток по дому исчислен в 107 фунтов, 7 шиллингов, и по саду в 55 фунтов, а всего 162 фунта, 7 шиллингов, каковая сумма должна быть, по моему мнению, уплачена мистеру Евелину, владельцу дома, так как контрактный срок уже истек.

Убыток по имуществу 133 фунта, 2 шиллинга, 6 пенсов; с прибавлением недельного дохода, который я оцениваю в 25 фунтов, всего следует уплатить 158 фунтов 2 шиллинга, 6 пенсов.

Сверх того, дом, принадлежащий некоему Росселю, бедному человеку, где проживала стража, назначенная состоять при доме, занимаемом царем, почти совершенно разрушен, так что подлежит оплате в полной стоимости.

Христофор Рэн.

Мая 11 дня, 1698 г.»

21-го июля того же года, государственное казначейство приказало уплатить деньги всем лицам, понесшим убытки от пребывания Петра Великого в Дептфорде, согласно исчислению, приведенному в рапорте сэра Христофора Рзна.

Дом Джона Евелина существует до сих пор в полуразрушенном виде. Он составляет теперь как бы часть доков и в нем помещается полиция и расчетная контора с рабочими. Окружавший его сад превратился в пустырь, поросший сорной травой. Но улица, ведущая к дому, обставленная жалкими лачужками и населенная исключительно бедняками, сохранила до настоящего времени название «Царской» (Czars Street).

С. Шубинский.