КАТОЛИК ИЛИ ПОЛИТИК?

XVI столетие стало свидетелем огромных перемен в жизни Европы, охвативших практически все ее стороны, и прежде всего — сферу религии и политики, которые тогда (как, впрочем, и гораздо позже) были трудноотделимы друг от друга. Тем не менее, принесенное Реформацией конфессиональное деление зачастую призывало европейцев именно к этому — разделению политики и религии, или по крайней мере, выбора между ними. В теории каждый христианин должен был без колебаний следовать своей совести (т. е. своим религиозным убеждениям), ставя их превыше всех прочих соображений — таких, как повиновение монарху, карьера, личные привязанности и т. д. Однако на практике выбор никогда не оказывался простым — хотя бы потому, что повиновение властям тоже было фактически религиозным долгом, а забота о семье также входила в непосредственные обязанности христианина.

Кроме того, представители дворянских семейств на протяжении столетий участвовали в управлении страной и считали это не только правом, но и своей священной обязанностью, выполнением долга перед страной. Однако в XVI в. правитель и подданные зачастую оказывались разделенными конфессиональным барьером. Каким образом представители знати, принадлежавшей к религии, отличной от официально признанной в той или иной стране, строили свои отношения с государями? Становились ли они главами оппозиционных групп, удалялись ли в свои поместья, занимаясь исключительно местными делами, или же пытались достичь компромисса, который позволил бы им, не отказываясь от убеждений, участвовать в делах управления? Все эти вопросы могут быть заданы применительно к истории почти любого европейского государства XVI-XVII вв.

Общая участь не минула и Англии: на протяжении XVI столетия она трижды меняла официальное исповедание. Последняя такая перемена (1559 г.) сделала страну официально протестантской, лишив значительное число ее жителей, которые остались верны католической церкви, гражданских прав. Теоретически без признания монарха главой английской церкви (т. е. отрицания власти папы) невозможно [343] было занимать выборную должность любого уровня, быть юристом или учителем, получить степень в университете, заседать в Палате Общин и т. д. А отказ от требуемого по закону обязательного еженедельного посещения церкви (по воскресеньям) делал католиков преступниками (так как непосещение церкви приравнивалось к частичному отрицанию королевской прерогативы) ¹.

Положение титулованной знати в Англии было несколько иным. С одной стороны, от лиц, обладавших титулом барона и выше, не требовали присяги в признании монарха главой церкви. Таким образом, теоретически присутствие католиков в Палате Лордов сохранялось. Однако если титулованные католики желали на самом деле участвовать в делах управления, не ограничиваясь исключительно церемониальным присутствием в Палате Лордов, им было необходимо признать обязательными для себя законы страны (часть которых явно противоречила их религиозным убеждениям). Главы католических семейств должны были принимать решение относительно того, как именно строить свои отношения с правительством, одновременно не отягощая слишком сильно свою совесть.

Кем в первую очередь осознавали себя дворяне-католики? Дворянами, представителями правящей элиты? Или все-таки католиками, членами преследуемого конфессионального сообщества? Или, возможно, противоречие является ложным, и так ставить вопрос нельзя? А если можно, то применительно к какому периоду? Ведь в историографии отнюдь не однозначно определяется период формирования в Англии относительно хорошо очерченных конфессиональных групп с выраженным самосознанием ². [344]

Публикуемый здесь документ иллюстрирует процесс «конфессионального определения» католического сообщества, а также отчасти помогает определить и его хронологию. Речь идет о речи, произнесенной в 1604г. в Палате Лордов католиком — виконтом Монтегю во время обсуждения билля о сохранении в силе всех принятых при королеве Елизавете (1558-1603) антикатолических статутов. Эта речь представляется весьма примечательной, принимая во внимание как ее автора и обстоятельства, обусловившие ее появление, так и ее содержание и аудиторию, на которую она была нацелена.

Обратимся сначала к автору. Энтони Мария Браун, второй виконт Монтегю (1574-1629), принадлежал к знатной семье, сохранившей верность католичеству. Его семья, как и многие другие представители тюдоровской знати (например, Болейны — предки второй жены Генриха VIII Анны Болейн) обязана своим возвышением торговле. Первые из известных нам Браунов в XIV в. торговали шерстью, причем весьма успешно. Торговля принесла им богатство и общественное признание — избрание в парламент. В 1439 г. один из представителей семейства Браунов, перебравшийся из Камберленда в Лондон, стал лордом-мэром столицы, что автоматически означало возведение в рыцарское достоинство. Как и другие до него, Энтони Браун вложил нажитые торговлей средства в приобретение земли, а его потомки впоследствии постарались закрепить вновь приобретенный статус благодаря связям при дворе. Томас Браун (внук лорда-мэра) стал казначеем двора при Генрихе VI, а его внук Энтони Браун сделал блистательную карьеру при дворе первого Тюдора, Генриха VII, став сначала знаменосцем (1485), затем — королевским телохранителем (1486) и одновременно получив рыцарское достоинство. Тогда же он был назначен смотрителем замка в Квинсборо, а в 1503 г. достиг зенита славы, заняв важный пост констебля в замке Кале (где он и умер в 1506 г.) ³.

Его сын и наследник, по традиции получивший имя Энтони (1500-1548), стал молодым пажем Генриха VIII, а затем — одним [345] из джентльменов его опочивальни. Энтони Браун верно служил Генриху VIII на поле битвы (за храбрость, проявленную в сражении при Морлэ, он был посвящен в рыцари), а также в качестве дипломата (он был послом во Франции). Сэр Энтони сделал также и блестящую придворную карьеру, превзойдя достижения отца: как тот, он был в 1531 г. назначен знаменосцем, но это стало лишь началом его восхождения. В 1536 г. Энтони Браун был хранителем купели при крестинах будущего Эдуарда VI, в 1538 г. получил привилегию иметь ливрейную свиту в 24 человека. Спустя год он стал конюшим, а затем (1540) — рыцарем Подвязки. В королевском завещании сэр Энтони упомянут как один из душеприказчиков и опекунов Эдуарда VI и принцессы Елизаветы ⁴.

Доверие и благодарность короля выражалась и вполне материальным образом: в августе 1538 г. королевским патентом было подтверждено право сэра Энтони на бывшее аббатство Бэттл, одну из древнейших и богатейших бенедиктинских обителей Сассекса. Роспуском этого монастыря незадолго перед тем руководил сэр Томас Гейдж, еще один придворный, друг Энтони Брауна и представитель одного из дворянских семейств Сассекса, Дружба была скреплена браком — Энтони Браун был женат на дочери Гейджа Элис. Так влиятельный придворный сделался и одним из крупнейших землевладельцев графства, унаследовав спустя несколько лет поместья своего сводного брата Уильяма Фицуильяма, графа Саут-гемптона, в Сассексе и Сарри, с основным манором Мидхерст, который и стал родовым гнездом семейства Браунов ⁵.

Как и сотни других дворян, сэр Энтони значительно обогатился в ходе роспуска монастырей. Однако, как и во многих других случаях, обладание бывшей монастырской собственностью вовсе не влекло за собой непременного принятия новой религии (даже в том умеренном виде, в каком она проповедовалась при Генрихе VIII). Сэр Энтони был верен королю и явно принял разрыв с Римом достаточно спокойно. Но в вопросах вероучения и обрядности он был стойким консерватором, принадлежавшим к католическим группировкам придворных, и воспитал своих детей во вполне католическом духе. [346]

Его наследник, Энтони Браун (1526-1592) чуть было не лишился королевского фавора из-за своих религиозных убеждений: в 1551 г. он даже угодил в Тауэр из-за того, что присутствовал на мессе. Однако уже в 1552 г. сэр Энтони-младший получил возможность принимать своего монарха в своем поместье Коудрей (Мидхерст). Политическая карьера Энтони-младшего была типичной для дворянина его ранга: член Палаты Общин в 1545, 1547, 1553 и 1554 гг., мировой судья, а позднее шериф графств Сарри и Сассекс. Впрочем, его придворная карьера при Эдварде VI была осложнена религиозными пристрастиями: фактически она началась только при Марии Тюдор. В 1554 г. сэр Энтони стал конюшим короля Филиппа, позднее в том же году он, как внук Люси Невилл, дочери виконта Монтегю, получил этот титул, позднее стал членом Тайного Совета и рыцарем Подвязки. Подобно своим предкам, виконт Монтегю служил своей королеве как дипломат и воин: в 1555 г. он был участником посольства в Рим, отправленного с целью восстановить отношения Англии с папским престолом. А в 1557 г. виконт Монтегю участвовал в осаде Сент-Кантена в качестве лорда-лейтенанта ⁶.

Приход к власти протестантки Елизаветы прервал взлет виконта Монтегю. С самого начала нового царствования (1558 г.) он лишился членства в Тайном Совете. Однако это не сделало его оппозиционером. Напротив, виконт верно служил своей королеве-протестантке. При Елизавете лорду Монтегю доверяли важные дипломатические миссии (посольство в Испанию в 1559 г., посольства в Парму в 1565 и 1566 гг.). Вместе с Томасом Сэквилем, лордом Бакхерстом (позднее графом Дорсетом) он в 1569-1585 гг. был лордом-лейтенантом графства Сассекс ⁷. Кроме того, виконт оставался весьма деятельным членом Палаты Лордов (за исключением парламентов 1572, 1587 и 1588 гг) ⁸. Активная политическая деятельность виконта была возможной лишь благодаря тому, что он сам, и многие (но не все) члены его семьи были т. н. церковными [347] папистами — т. е. католиками-мирянами, которые допускали для себя возможность время от времени присутствовать на англиканской литургии в знак повиновения монарху и законам страны. Практика отнюдь не бесспорная с точки зрения многих католиков, категорически не одобрявшаяся католическим духовенством, но, тем не менее, широко распространенная. Не стоит видеть в ней исключительно малодушие католических дворян: для фигур, подобных Монтегю, это была возможность хотя бы отчасти сохранить свое влияние (подобающее им по рождению), одновременно оказывая покровительство единоверцам (получавшим доступ к выборным должностям на уровне графства или даже место в парламенте, к школам; доступ к католической литургии, наставлениям в вере, благотворительность в рамках католического сообщества — т. е. возможность оставаться католиками, прежде всего для лиц недворянского статуса) ⁹.

Впрочем, слишком влиятельный католический лорд (даже считавшийся вполне лояльным) не мог не создавать проблем для правительства, отчасти — по уже приведенным причинам, а отчасти и потому, что к концу царствования Елизаветы к власти постепенно приходило поколение ревностных протестантов, которые, в отличие от Монтегю, помнившего потрясения середины XVI в., знали только протестантский режим и были менее склонны терпеть присутствие католиков в сфере управления. У виконта были все основания под конец жизни чувствовать себя обиженным: с началом войны с Испанией и нагнетанием антикатолических настроений в стране виконт лишился поста лорда-лейтенанта графства Сассекс (что нанесло удар по престижу семьи). В 1588 г. старый виконт был оскорблен недоверием Елизаветы, которая не включила его в число дворян, обязанных прибыть со свитой в ее распоряжение (в качестве ее личной охраны). Только после затянувшейся переписки с лордами — членами Тайного Совета виконту Монтегю было приказано собрать свиту для защиты королевы, однако многих дворян из этой свиты вскоре вернули в Сассекс, в распоряжение виконта ¹⁰. В 1591 г. (за несколько месяцев до смерти) виконт с горечью говорил о недоверии к нему придворных, отговаривавших [348] Елизавету от визита в его поместье Коудрей (визит все-таки состоялся летом 1591 г.) ¹¹.

Таким образом, к концу 1580х гг., под влиянием войны и прихода к власти нового поколения политиков атмосфера изменилась. Политическая и конфессиональная составляющая жизни католиков все больше приходили в противоречие, как под действием внешних факторов (изменения отношения правительства), так и в результате внутреннего развития католического сообщества. Показателем тому может служить политическая карьера второго виконта Монтегю, вернее, ее отсутствие.

Энтони Мария Браун был внуком первого виконта, сыном его старшего сына Энтони Брауна (умершего в 1592 г., на несколько месяцев раньше отца) и его жены Мэри Дормер, по рождению принадлежавшей к влиятельной в Сассексе католической семье, имевшей большие связи и за пределами страны: старшая сестра Мэри, Джейн Дормер была фрейлиной Марии Тюдор, в 1558 г. вышедшей замуж за испанского посла графа (позднее герцога) Фериа. В 1559 г. вслед за мужем она покинула Англию. В Испании герцогиня Фериа и ее сын оказались естественным центром притяжения английских эмигрантов-католиков и их покровителями (что делало их родственников в Англии объектом пристального и отнюдь не благожелательного внимания со стороны английского правительства).

В отличие от первого виконта Монтегю, ни его сыновья, ни тем более внук не участвовали в политической жизни графства: не обладая титулом, они не могли занимать должности мирового судьи или шерифа (что подобало им по рангу), не принося присяги о признании королевской супрематии. По той же причине они не могли быть избранными в парламент. Таким образом, представители младшего поколения семейства Монтегю не прошли обычной для дворян их круга «политической школы», которая готовила наследников знатных родов к высшим ступеням карьеры при дворе и в Тайном Совете. Теоретически, молодой виконт Монтегю, несмотря на свою религию, мог заседать в Палате Лордов. Но и здесь [349] его присутствие оказывалось нежелательным. В 1593 г. он отсутствовал на заседаниях палаты из-за несовершеннолетия, а потом (в 1597 и 1601 гг.) — по прямому приказу королевы. Основанием для такого приказа послужили сомнения Елизаветы в лояльности виконта, или, по крайней мере, в том, что он ценит верность правительнице выше требований собственной совести. У королевы были причины для недоверия: если дед на протяжении всей жизни был «церковным папистом», то его внук между 1594 и 1597 гг. перестал посещать англиканские службы (что, помимо прочего, было знаком признания власти Елизаветы) ¹². В 1594 г. виконт был в первый (но отнюдь не в последний) раз арестован — за совершение обряда крещения над своей дочерью Мэри (чтобы воспрепятствовать ее крещению по англиканскому обряду) ¹³.

Приход к власти в Англии довольно терпимого к католикам (особенно на первых порах) Якова I Стюарта, казалось, дало новый шанс незадавшейся политической карьере виконта. Однако «большим надеждам» английских католиков быстро пришел конец: первый парламент нового царствования, собравшийся в 1604 г., подтвердил все принятые при Елизавете антикатолические статуты. Именно обсуждение этого билля в Палате Лордов привело к краху едва начавшейся парламентской карьеры второго виконта. В 1604 г. он, подобно деду, активно участвовал в работе палаты — до обсуждения билля ¹⁴. Но 23 июня 1604 г. он произнес речь, стоившую ему карьеры (после этого он практически не присутствовал в парламенте) и приведшую его в тюрьму Флит (правда, всего на несколько дней).

На первый взгляд кажется, что молодой виконт просто подражал своему деду, который в 1559 г. (единственным из светских пэров) выступил против елизаветинского религиозного законодательства ¹⁵: внешние обстоятельства выглядят схожими — первый парламент нового царствования, обсуждение вопроса, касающегося [350] религии. Именно так толкуют речь молодого виконта некоторые исследователи ¹⁶. Однако мне представляется, что по своей стилистике, по образу, который стремился создать у слушателей автор, да и по адресату обе эти речи сильно отличаются друг от друга.

Изобилующее латинскими цитатами из Вульгаты выступление второго виконта гораздо больше напоминает полемический текст. Продолжения гонений на католиков, по мнению виконта, объясняются враждебностью к ним протестантов, а также их стремлением обратить католиков в свою веру ¹⁷. Однако католики, исповедующие веру, изначально принесенную в Англию первыми христианскими проповедниками, не откажутся от нее из-за преследований, способных породить мучеников, но не заставить их отречься от своих взглядов ¹⁸. Отвечая на произнесенную днем ранее в палате речь, в которой прозвучали опасения, что число католиков в Англии без преследований возрастет (опасения небезосновательные — в период фактического прекращения преследований число «рекузантов» в стране резко выросло), виконт заявил, что новообращенным католикам не предлагают ничего, кроме гонений и лишений, и если они, тем не менее, принимают эту веру, их вряд ли можно будет вернуть карательными мерами ¹⁹.

В речи виконта нет и намека на «государственный интерес» или какие-либо политические соображения: «Признаю, что у меня нет ни знаний, ни понимания дел политических и им подобных, чтобы говорить о них» ²⁰. Его слова гораздо чаще напоминают о богословской полемике, а порой и непосредственно перекликаются с современными виконту полемическими сочинениями (полемика о крещении Англии).

Высказывания Монтегю выглядят достаточно резкими — неудивительно, что лорды обиделись и отправили молодого лорда во [351] Флит за оскорбление палаты. Почему же виконт произнес эту речь? Дело в неопытности молодого политика, неправильно истолковавшего терпимость, проявленную королем в первые месяцы правления? Или же виконт преследовал иные цели?

Из текста речи отчетливо видно, что виконт противопоставляет себя всей палате. Он все время использует местоимения «вы» (лорды, отождествляющиеся с гонителями-протестантами) и «мы» — католики. И хотя виконт, произнося свою речь, вроде бы тоже выполнял долг «по отношению к Богу и стране» ²¹ (не монарху!), по сути, он выполнял свой долг перед своими собратьями-католиками и просил (довольно вызывающим образом) милости по отношению к ним: «Я говорю ...из долга по отношению к моим братьям, которые вместе со мной являются членами одного тела» ²². И самого себя виконт представляет главным образом как католика, защищающего единоверцев: «Говори католик, говори смело и уверенно, и не бойся никакого противника ... Не бойся никого из людей, но знай, что Бог готов помочь тебе, и бойся Его» ²³.

Таким образом, виконт обращался не столько к членам палаты, сколько к католикам вне парламента. Его адресат — не парламент, но единоверцы; для них предназначен образ защитника веры, готового на мученичество. Не потому ли его речь прозвучала столь вызывающе? Во время последовавших за ней бурных дебатов лорд Берли — единственный из членов палаты — выступил против ареста виконта, вполне разумно, на мой взгляд, предположив, что именно этого виконт и добивался: арест сделал его известным и создал ему репутацию, необходимую человеку, собравшемуся играть роль лидера католического сообщества в Англии.

Политическая карьера виконта — показатель справедливости данной оценки. Второй виконт Монтегю не играл существенной роли в политических делах графства. В Палате Лордов он также не заседал — так как либо находился под арестом (в 1606 и 1610 гг.), [352] либо по приказу короля появлялся лишь на церемониях открытия и закрытия парламента. В правление Якова I виконт еще дважды подвергался аресту — в 1605 г. — в связи с Пороховым заговором и в 1610 г. из-за отказа принести присягу на верность Якову I (поскольку в ее тексте содержалось положение, отвергавшее право папы смещать государей с престола) ²⁴. Все амбиции виконта ушли в политические интриги внутри католического сообщества в Англии. И здесь он добился своего, став, пожалуй, самым влиятельным английским католиком (что признавалось и в Риме). Виконт финансировал деятельность католических семинарий на континенте (в Дуэ); оказывалась поддержка и английским конвентам на континенте (прежде всего, женским — клариссинкам — именно в этот орден вступят дочери второго виконта) ²⁵.

Виконт Монтегю с первых лет царствования Якова I оказался вовлеченным в действия анти-иезуитски настроенной группы священников, и активно поддерживал их усилия по восстановлению католического епископата; вполне возможно, что его решение поддержать определенную группировку священников объяснялось влиянием капелланов его бабушки, леди Монтегю (Ричарда Смита и Томаса Мора), связанных с проектом реставрации епископата. Как бы там ни было, поддержка Монтегю была немаловажным фактором, внесшим свой вклад в восстановление католического епископата в 1624-1634 гг., и тем самым повлиявшим на историю всего английского католического сообщества ²⁶.

Вовлеченность в дела католического сообщества предопределила и изменение «внешнеполитической ориентации» семьи Монтегю. Первый виконт Монтегю придерживался происпанской позиции (что отчасти объясняется его семейными связями) и более чем скептически относился к Марии Стюарт (которая благодаря ее родству с Гизами представляла «французский интерес»). Его внук, однако, приобрел важные связи при французском дворе, поскольку Франция поддерживала стремление английских католических [353] священников выйти из подчинения иезуитам (рассматривавшимся как происпанская группа); дипломаты Людовика XIII лоббировали проект восстановления католического епископата в Англии. Более того, в 1624 г. Ришелье лично приложил усилия к тому, чтобы епископом был назначен ни кто иной, как служивший ему в 1609-1614 гг. Ричард Смит, бывший капеллан леди Монтегю, друг и наставник ее внука.

Виконт был столь активно занят католическими делами и потому, что другие пути для него оказывались закрытыми. Новая протестантская элита «выталкивала» его из своих рядов. Но этот процесс совершался при явном соучастии самого виконта Монтегю. Среди придворных и министров Якова I оставались крипто-католики или лица, не без основания подозревавшиеся в симпатиях к католическому учению (достаточно вспомнить Ховардов, среди которых было немало католиков) ²⁷. Но компромисс, на который им приходилось идти (прежде всего, «церковный папизм»), для виконта оказался неприемлемым. Он отказывался от участия в «большой политике», удаляясь в мир католического сообщества. Так возведение конфессионального барьера проходило при содействии обеих сторон ²⁸.

* * *

Текст речи виконта Монтегю (а также речи его деде, произнесенной в Палате Лордов в 1559 г.) сохранился в единственной рукописи. Вплоть до 1968 г. она принадлежала семейству Браденелл из Нортгемптоншира, потомкам известного католического рода. В 1968 г. она была продана на аукционе Сотби ²⁹ и теперь хранится в [354] Бодлеянской библиотеке Оксфорда (MS Engl. Th. B. 1-2). Два тома in folio представляют собой своего рода «католическую энциклопедию», или пособие по полемическому богословию. Ее разделы, организованные в алфавитном порядке, посвящены богословским вопросам, вызывавшим ожесточенные споры католиков и протестантов (например, «месса», «святые» и т. п.). Материал каждого раздела выстроен по одной формуле: сначала следуют цитаты из Библии, затем — ссылки на постановления соборов, и в конце — цитаты из трудов св. Отцов и авторитетных богословов, в том числе и авторов XVI — начала XVII в. Судя по времени публикаций данных трудов, а также по упоминаемым событиям, работа над рукописью велась в 1605-1608 гг. По всей видимости, она была заказана писцу по имени Томас Джолет кем-то из членов семьи Браденелл или их родственников Трешамов (том 2 содержит экслибрис сэра Томаса Трешама, чья дочь Мэри была замужем за Томасом Браденеллом) и так и не завершена: часть инициалов, украшающих начало каждого раздела, отсутствует.

Некоторые части «энциклопедии», посвященные преследованиям или мученикам, содержат материалы по истории католиков XVI в. — письма или сообщения о мученической кончине того или иного священника и т. п. Кроме того, современным событиям посвящен целый раздел — «of thing contingent» — второго тома рукописи (Р. 824-899). Именно в этом разделе (где по большей части представлены бумаги, принадлежавшие Томасу Трешаму) и помещены речи двух виконтов Монтегю. Речь первого виконта Монтегю (1559 г.) была опубликована в 1970 г. Тимоти Мак Канном ³⁰. Речь, произнесенная его внуком в 1604 г., до сих пор оставалась неопубликованной.

Ниже приводится текст речи второго виконта Монтегю (с сохранением орфографии и пунктуации оригинала), а также ее перевод на русский язык и примечания.

Комментарии

1. Парламентский статут 1559 г. обязал всех должностных лиц (включая членов Палаты Общин, мировых судей), духовенство и преподавателей приносить присягу королеве как главе Английской церкви (1 Eliz., c. 1, Statutes of the Realm (далее SR). T. IV. P. 249-253; см. также: SR. T. IV. P. 271-272 [1563]). Второй статут, принятый тем же парламентом, впервые установил штраф в размере 12 пенсов за непосещение приходской церкви в воскресенье или праздничный день (1 Eliz., c. 2, SR. T. IV. P. 254-257). Впоследствии размер штрафа был увеличен до 20 фунтов (SR. T. IV. P. 656-658 [1581]).

2. Все попытки исследовать процесс формирования конфессиональных групп в Англии конца XVI в. сталкивались с серьезными затруднениями, вызванными аморфностью подобных групп, которые в большинстве случаев (до 1640х гг.) формально входили в официальную церковь. Даже католики отнюдь не всегда порывали с ней, о чем свидетельствует существование в рамках Англиканской церкви XVI века так называемых «церковных папистов». См.: Walsham A. Church Papists: Catholicism, Conformity and Confessional Polemic in Early Modern England. 2^nd ed. Woodbridge, 1999.

3. Roundell J. Cowdray: The History of a Great English House. L., 1884. P. 11-12.

4. Ibidem. См. также: St. John Hope W. H. Cowdray and Easebourne Priory in the County of Sussex. L., 1919. P. 22.

5. Roundell J. Op. cit. P. 13-14.

6. Ibid. P. 23.

7. О политической карьере первого виконта Монтегю см.: House of Commons, 1509-1558 / Ed. Bindoff. Vol. 1. P. 514-515.

8. См.: Journals of the House of Lords. Vol. 1-2. L., 1802.

9. Walsham A. Church Papists.

10. The Acts of the Privy Council. Vol. 16. L., 1897. P. 174-177, 194, 232.

11. Breight C. C. Caressing the Great: Viscount Montague's Entertainment of Elizabeth at Cowdray, 1591 // Sussex Archaeological Collections. 1989. Vol. 127. P. 147-166. Questier M. Loyal to a Fault: Viscount Montague Explains Himself // Historical Research. 2004. Vol. 77. Appendix. P. 251.

12. Questier M. Op. cit. P. 243-244.

13. Hist. MSS. Commission. Frere MSS, Vol. IV. L., 1879. P. 523.

14. Journals of the House of Lords. Vol. 2.

15. The Speach of the Lord Vicount Montacute in the p[ar]liament house primo Elizabethe Reginae / The Parliamentary Speech of Viscount Montague against the Act of Supremacy, 1559 / Ed. by T. McCann // Sussex Archaeological Collections. 1970. Vol. 108.

16. Questier M. Op. cit. P. 227n.

17. A Coppie of the L. Viscount Mountacute his speach made for releasment of the punishmente and afflictions of Catholikes before the LL. In the Parlyament House (Bodleian Library. MS Engl. TH. b. 2. P. 845-847, особ. 845).

18. Ibid. P. 846.

19. Ibidem.

20. Ibid. P. 845: «for to speake uppon this same poynts of pollicie and such like things I confesse I have no knowledg nor understanding of them».

21. Ibid. P. 845: «the dutie that I owe both to God & my countrye».

22. Ibid. P. 846: «I speake ... out of the dutie wch I owe unto all my brethern wch in one & the same bodie are with me fellowe members».

23. Ibid. P. 845: «Speake Catholique, speake boldly and counfydently & feare no adversarie: Feare nowe no man, knowing that god is ready to give assistance, & feare him».

24. McCann T. Op. cit. P. 398.

25. Records of the English Province of the Society of Jesus. Vol. II. L., 1878. P. 273

26. Newsletters from the Archpresbyterate of George Birkhead / ed. M. Questier // Camden Series, 5^th ser. Vol.12. Cambridge, 1998. Introduction.

27. Levy Peck L. Northampton: Patronage and Policy at the Court of James I. L., 1982.

28. Примечательно, что конфессиональные пристрастия второго виконта заставили его несколько подправить семейную историю. На заказанном им надгробии деда (приходская церковь в Мидхерсте, сейчас — в Изборне) присутствует эпитафия, в которой перечисляются все достоинства покойного, а также, что естественно, описывается его карьера. Но описание обрывается на 1558 г. В нем не нашлось место посту лорда-лейтенанта Сассекса. Очевидно, по мнению внука, верная служба королеве-протестантке не была таким уж богоугодным делом.

29. O'Leary J. G. A Recusant Manuscript of Great Importance // Essex Recusant. Vol. 10. 1968.

30. The Speach of the Lord Vicount Montacute ... // Sussex Archaeological Collections. 1970. Vol. 108.