ПРОЩАЛЬНАЯ РЕЧЬ, 1601

”Прощальная” Золотая речь к Парламенту стоит того, чтобы сравнить ее с трудами Маккиавели.

Сохранилось несколько версий речи, включая напечатанную брошюру, которую, как считается, Елизавета могла проверить и исправить, но этот текст хуже по сравнению с трогательным отчетом из дневника Хайварда Тауншенда, который был среди преклонивших колена перед ней в то Ноябрьское послеполуденное время в Приемном Зале.

Господин Спикер

Мы выслушали ваше выступление и видим вашу заботу о нашем положении. Я заверяю вас, что нет монарха, который любит своих подданных больше [нас], или чья любовь может сравниться с нашей. Нет такой драгоценности, какова бы ни была ее цена, которую бы я поставила выше этой: я имею в виду вашу любовь. Ибо я почитаю ее больше любых сокровищ; потому что мы знаем как вознаграждать, но любовь и благодарность я считаю бесценными. И, хотя Господь вознес меня высоко, я все же считаю славой моего Правления то, что я правлю с вашей любовью. Поэтому я радуюсь не столько тому, что Господь сделал меня Королевой, сколько тому, что я Королева такого благодарного народа. Поэтому мне нечего желать большего, чем удовлетворения подданных, и это долг, который я должна исполнить. Ни для чего иного я не желаю жить долго, чем для того, чтобы увидеть ваше процветание, и это мое единственное желание. И так как я та особа, которая все еще, видит Бог, правит вами и поэтому я верю, что всемогущей властью Господа я поставлена его орудием, чтобы защитить вас от любых опасностей, бесчестья, позора, тирании и угнетения, в частности с ожидаемой от вас помощью, которую мы охотно принимаем, так как она демонстрирует всю величину вашей доброй любви и преданности вашему суверену.

От себя я должна сказать следующее: я никогда не была ни жадным крохобором, ни испытывающим нужду монархом, ни расточителем. Мое сердце никогда не стремилось к мирским вещам. Все, что вы подарите мне, я не буду припрятывать, но я приму это, чтобы подарить вам снова. Поэтому, господин Спикер, я прошу вас отблагодарить их так, как вы считаете этого хочет мое сердце, но не может выразить мой язык. Я также хочу, чтобы вы и остальные поднялись [с колен], так как я побеспокою вас еще более длинной речью. Господин Спикер, вы благодарите меня, но мне кажется, что это больше я должна вас благодарить, чем вы меня, и я поручаю вам поблагодарить членов Нижней Палаты от моего имени. Если бы я не получала от вас сведения, я могла бы совершать ошибки только из-за недостатка правдивой информации.

С тех пор, как я стала Королевой, я не подписала ни одного пожалования без предлога и видимых [оснований] представленных мне, что было равно как хорошо, так и выгодно всем подданным, хотя некоторые мои старые слуги, которые заслужили награду из моих рук, и получили некоторую частную выгоду от этого. Хотя опытом обнаружено противоположное, я крайне признательна тем подданным, которые обратили на это внимание в первую очередь. Я не так проста, чтобы предполагать, но [я полагаю], что в Нижней Палате есть некоторые, у которых нет причин для недовольства. Я думаю, что они возмущаются из-за усердия по отношению к своим графствам, а не из-за недовольства или зловредного влияния, хотя это и печалит стороны. Так как, мои пожалования, по-видимому, огорчают мой народ, то следует, чтобы притеснения были ограничены рамками нашего исключительного права, наше королевское достоинство не пострадает от этого. Действительно, когда я услышала это, я не могла дать отдыха своим мыслям, пока не провела реформу. Неужели вы думаете, что те, кто угнетал вас и не уважал свой долг, и не считался с нашей честью смогут уйти безнаказанными? Нет, я заверяю вас, господин Спикер, что не столько ради успокоения совести или ради какой-то славы или ради усиления любви, я желаю, чтобы эти ошибки, беды, неприятности и притеснения, совершенные этими негодяями и распутными людьми, недостойными быть подданными, не остались без заслуженного наказания. Но я вижу, что они обращались со мной как врачи, которые давая горькое лекарство, делают его более приемлемым, придавая ему особый аромат, или, когда они дают таблетки, то покрывают их позолотой.

Раньше перед моими глазами всегда был Судный День и поэтому я правила [зная], что я буду держать ответ перед более высоким судьей, и сейчас, если мои по-королевски щедрые подарки были обесчещены и мои дары обернулись в сердце моего народа противоположностью моим желанию и намерению и если кто-либо под моим управлением пренебрегал и извращал то, что я поручила им, я надеюсь, что Бог не возложит их вину и проступки на мою ответственность. Я знаю, что титул Короля это славный титул, но я заверяю вас, что сияющая слава монаршей власти не ослепила своим блеском глаза нашего понимания, но что мы хорошо знаем и помним так это то, что мы также должны дать отчет о наших действиях перед великим судьей. Быть королем и носить корону – вещь более славная для тех, кто видит это, чем приятная для тех, кто носит ее. Что касается меня, я никогда не была настолько соблазнена славным именем Короля или королевской властью Королевы, но восхищена тем, что Бог сделал меня инструментом утверждения его правды и славы и защиты его королевства, как я сказала, от опасности, бесчестья, тирании и угнетения. Никогда на моем месте не будет сидеть Королева с большим усердием по отношению к моей стране, заботой о моих подданных и которая с большей готовностью рисковать своей жизнью для ваших блага и безопасности, чем я. И из-за этого мое желание такого, чтобы не жить и не править дольше, чем это будет на ваше благо. И несмотря на то, что вы имели и возможно будете иметь много более могущественных и мудрых монархов, сидящих на этом месте, вы никогда не имели и не будете иметь ни одного, такого же заботливого и любящего.

”Я, о Боже, кто я, которую интриги и опасности прошлого не должны страшить? Или что я могу сделать? Бог запрещает мне говорить ради славы”. И поворачиваясь к Спикеру и ее советникам, она сказала: ”И я умоляю вас, господин Контролер, и вас, господин Секретарь, и вас членов моего совета, прежде чем эти джентльмены возвратятся к себе домой, привести их всех поцеловать мою руку”.