Письма

I.

Анна Болейн Генриху VIII, своему супругу.

Гнев Вашего Величества и заключение мое в темнице кажутся мне так странными, что я не знаю, чтo писать должна, или в чем должна извиняться. Вы прислали мне сказать с человеком, которого знаете издавна злобным мне врагом, что для получения милости должна я сознаться в некоторой истине. Не успел он исправить своего посольства, как я намерение ваше усмотрела. Но если, как говорите вы, сознание в истине может мне доставить свободу: послушна повелениям вашим от всего моего сердца и с полною покорностию. Не думайте, Ваше Величество, чтобы бедная жена ваша могла когда нибудь доведена быть до сознания в таком проступке, [96] о котором и одна мысль во ум ей не входила. Никогда не имел Государь жены, всему долгу своему более верной, более полной искренней любви, как та, которую нашли вы в лице Анны Болейн, которая могла бы удовольствоваться и сим именем и состоянием своим, если бы угодно было Вашему Величеству оставить ее при оных. Но среди моего возвышения и царственного сана, к которому вы меня допустили, никогда я не забылась до того, чтобы не страшиться пробуждения - подобного тому, какое воспоследовало со мною ныне. Возвышение мое как не имело другого, более прочного основания, кроме непостоянной вашей ко мне склонности; то и несомневалась я, чтобы и самое малое изменение в чертах моих не могло обратить вас к другому предмету.

Из низшего состояния извлекли вы меня, возвысили до Царского величества и высокого звания подруги своей. Величие сие было выше моего достоинства и прав моих. По сему, когда вы почли меня достойною сей чести, не допустите, Государь, чтобы несправедливое [97] непостоянство, или злые советы врагов моих лишили меня царской вашей милости; не допустите, чтобы толь недостойное и гнусное пятно - нарушение верности - помрачило честь вашей жены и честь вашей жены и честь юной Принцессы, дочери вашей.

Прикажите же, Государь, рассмотреть мое дело, но так, чтобы законы справедливости наблюдаемы были, и враги мои непримиримые не были бы моими доносчиками и судиями. Прикажите рассмотреть дело мое открытым образом; верность моя не страшиться быть постыжденною. Вы увидите невинность мою оправданною, подозрения ваши уничтоженными, дух ваш успокоенным, клевету умолкнувшею, или преступление мое откроется пред лицем всего света. По сему чтo бы ни было угодно вам повелеть обо мне, Ваше Величество можете себя предохранить от народного суждения; и как преступление мое доказано будет по справедливости, вы будете вольны пред Богом и людьми, не только наказать меня, как неверную супругу, но еще и следовать склонности своей к той, которая причиною [98] несчастного моего состояния настоящего, и которую давно бы уже могла я вам наименовать, потому что Вашему Величеству не безызвестно, до чего подозрения мои простирались.

Впрочем, если вы решились погубить меня, и если смерть моя, основанная на бесчестной клевете, должна вам доставить желаемое счастие; молю Бога, чтобы простил вам сие великое злодеяние, равно как и врагам моим, орудиям оного, и чтобы по восшествии в последний день на престол Свой. пред которым должны вы я и предстать, когда невинность моя, чтo бы о том ни говорили, откроется явно; - молю, говорю я, чтобы тогда не потребовал строгого от вас отчета в жестоком и недостойном вашем со мною поступке.

Последняя и единая милость, о которой прошу, та, чтобы только я одна понесла всю тяжесть вашего гнева, и чтобы бедные невинные дворяне, содержимые из-за меня в тесной темнице, не претерпели никакого бедствия. Если когда находила я у вас милость, [99] если когда приятно было слуху вашему имя Анны Болейн; не откажите мне в сей прозьбе, и я не буду уже вас беспокоить, о чем бы то ни было; напротив всегда буду воссылать к Богу теплые молитвы о сохранении вашем и управлении путей ваших.

(Из Manuel Epistolaire.)