|
РАНУЛЬФ ГЛЕНВИЛЬТРАКТАТ О ЗАКОНАХ И ОБЫЧАЯХ КОРОЛЕВСТВА АНГЛИЙСКОГО,КОТОРЫЙ НАЗЫВАЕТСЯ ГЛЕНВИЛЕВСКИМTRACTATUS DE LEGIBUS ET CONSUETUDINIBUS REGNI ANGLIE QUI GLANVILLA VOCATUR ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО Общее право и трактат «qui Glanvilla vocatur»: история и предыстория Двенадцатый век был веком начала обобщения английского права и его выхода из состояния обособленности и разобщенности; именно предпосылка к объединению права стала первым шагом к самобытности правосознания и правовой культуры, а также преемственности в английском праве. Трактатом «qui Glanvilla vocatur», написанным в период между 1187 и 1189 годами, в Англии был положен конец периоду великих доктринальных колебаний обычного права, характерных для раннего средневековья. Таким образом, в конце XII века Англия твердо вступила на путь общего права, однако, из-за характерной для английского права преемственности, новое право не вышло за рамки противоречий; данные противоречия и оказались движущей силой в развитии общего права 1. В отличие от континентальной Европы, в которой для построения нового права всегда разрушалось старое, в Англии даже революционные перевороты в социальной жизни общества проходили без разрушения предшествующих правовых институтов. И это не могло не обогатить английское право, так как всегда можно обратиться к старому, которое никогда не отменяется, а отмирает само за ненадобностью. Поэтому на первый взгляд может показаться, что в XII веке «период революционных преобразований в идеологии и институтах государственного управления в Западной Европе» 2 не затронул Англию и прошел для нее без каких-либо значительных перемен. В это трудно поверить, так как «даже самое поверхностное сравнение между Leges Henrici Primi и трактатом Гленвиля показывает, что на протяжении столетия происходило нечто близкое к революции» 3. Поэтому следует задаться вопросом, почему [9] такие революционные преобразования в Англии не похожи на революцию в нашем понимании, однако они всегда проходят всеобъемлюще и глубже, чем где бы то ни было. Возможно, потому что в Англии под воздействием социальных изменений, частью которых несомненно являются политические и правовые, даже самые отдаленные области человеческого сознания и общественных отношений собирают воедино результаты прошлого с целью исключить дальнейшую разрозненность и показать всю их значимость и необходимость быть вместе с результатами нового в будущем. А возможно, потому что глубина перестройки приоритетов в феодальной системе Англии, имеющей особую форму централизации, затяжные внешнеполитические и внутриполитические конфликты, сопряженные с военным противостоянием, без преувеличения показывают сложнейшие связи, ясность и интенсивность социальных изменений, которые не имеют таких негативных факторов, обусловленных обстоятельствами и условиями, столь явно выраженных в других странах. А возможно, и то, и другое. Несомненно, доставшееся от англосаксонского прошлого правовое наследие стало открытой дверью для будущих преобразований и в нужный момент способствовало обеспечению развития английского права. Любые социальные изменения, являвшиеся результатом войн, социальных потрясений, крестьянских и баронских восстаний, содержали главное – накопившиеся за долгие годы человеческие мысли, переживания, чаяния и страсти, обращенные к справедливости, которые необходимо было отразить в королевских законах или найти в древних обычаях Англии; и так, чтобы в королевских судах отсутствовала «пристрастность и благосклонность, отгоняющая любого от дверей храма правосудия», где «даже бедный человек не испытывает давление со стороны оппонента» 4. Все эти изменения в XII веке имели на английской почве характерную особенность, а именно, соединение многовекового правового опыта своих англосаксонских и англонорманнских предков с новым административно-процессуальным законодательством Генриха II, которое не затронуло древнегерманские свободы. Поэтому нельзя не согласиться с Ф. Энгельсом, который справедливо заметил, что «английское право является единственным, в течение веков сохранившим в неискаженном виде... лучшую часть тех древнегерманских свобод – личную свободу, местное самоуправление и гарантию от всякого вмешательства, кроме [10] судебного, – которые на континенте совершенно исчезли...» 5. Ведь к моменту написания трактата уже практически сложившееся английское общество, основанное на древнегерманских свободах, стремилось выразить через свои новые источники права весь спектр наиболее важных в ее понимании изменений во взаимоотношениях между людьми, которые чаще всего выражаются в праве. Поэтому общее право неразрывно связано, с одной стороны, с новыми правовыми нормами, которые вводят наиболее сведущие и просвещенные в вопросах древнего обычая администраторы – судьи; с другой стороны, с древним обычаем, потому что «обычаи сохраняются в своей неприкосновенности до тех пор, пока новые общественные потребности не научат новым практическим правилам, то прогресс в общественном развитии не подлежит почти никакому сомнению» 6. Систематизация древнего обычая и нового законодательства становится не только творческой деятельностью авторитетнейших английских юристов, но и возможностью познать и использовать при принятии судебного решения классическое английское правовое наследие разных времен: древний обычай, constitute 7, обобщенное мнение предшествующих судей и т.д. Поэтому запись практики королевских судов «не кажется презумптивным, а скорее полезным для большинства людей, и не менее необходимым, чтобы помочь памяти» 8. Долгое время судьи-администраторы или «квази-профессиональные судьи, заседающие на «скамье»» 9, испытывали затруднения в случае, если тяжущиеся стороны ссылались на обычай местности: с одной стороны, разъездные судьи не могли знать все обычаи тех графств, которые они посещали во время объезда, а с другой стороны, какое решение должен принять судья, когда нет ясности в том или ином споре, в особенности, если заявления обеих сторон взаимоисключающие и основаны на местном обычае. В 1166 и 1176 годах Генрих II в помощь своим судьям издал законы, известные как Кларендонская [11] ассиза и Нортгемптонская ассиза, в которых говорилось, что «судьи государя короля должны распорядиться провести расследование через посредство двенадцати полноправных людей... и, что даст расследование, сообразно с этим пусть они восстановят права...» 10. Главным в рассмотрении любого спорного дела, подсудного короне, являлся вопрос факта, например, владел или не владел, а если владел, то как владел и т.д. И на этот вопрос должны ответить двенадцать полноправных людей, именуемых жюри присяжных, которые могут знать о фактах спора, так как они являются соседями или жителями ближайших окрестностей и должны быть готовы дать показания под присягой о том, что видели или слышали сами или, по крайней мере, от человеке, который не может солгать, например, от умирающего. А судьям вдобавок предписывалось в любом деле непременно «по мере сил своих действовать к выгоде государя короля», а в случае, если они не могут принять решение без короля или находятся в сомнении, то «должны будут довести о нем до его [короля] сведения» 11. Однако право средневековым обществом воспринимается как вечно существующая справедливость, и поэтому считается, что новое право – не нововведение, а королевская милость и забота «о спасении человеческой жизни и гражданских прав» 12, благодаря которой было найдено столь необходимое народу доброе старое право, способное восстановить справедливость. Таким образом, никто не может создать новые правовые нормы, потому что любые нормы, которые включены в королевские законы и ассизы, «хранились в моральном сознании народа, как в идеальной сокровищнице справедливости» 13. Поэтому не кажется абсурдной фраза «что пожелает король, имеет силу закона», так как все проблемы права разрешаются «при поддержке власти короля» или «королем при участии его подданных, более сведущих в праве и знающих обычаи королевства» 14, что помогает достать из народной сокровищницы справедливости все необходимые добрые обычаи и забыть худые. В XII веке социальные изменения уже не связаны с переходом от одной общественной системы к другой, так как феодализм уже конституировался, следовательно, установилась соответствующая [12] сочлененность индивидов в обществе, выраженная новыми социальными ячейками, в которых и между которыми продолжаются противоречия, основанные не столько на социально-психологической, социально-политической и правовой интеграции, присущей для адаптации средневекового человека, сколько на желании такой ячейки воспользоваться Случаем и изменить свое общественное положение с санкции права для того, чтобы установить правила подчинения каждого члена любого средневекового института социальному целому. Поэтому заметно, как на протяжении многих веков в Англии повсеместно приобретаются определенные права, с помощью которых любой получивший такие права от короля мог требовать не столько уважения, сколько судебной защиты этих прав от посягательств самого короля. Характерные особенности английского феодализма развивались под воздействием социально-экономических и политико-правовых причин, что осложняет понимание значительных перемен, происходивших под влиянием этих причин. Одной из причин, по мнению профессора Э. Кем, является то, что «королевская система администрации и суда распространяется на всю страну» 15. Однако в дальнейшем трудно согласиться, что английский феодализм в какой-то своей части унаследовал или заимствовал у англосаксонских королей, в частности у Эдуарда Исповедника, нефеодальную монархию. Это неубедительное высказывание опровергает формирующееся общее право, которое, по мнению той же Э. Кем, сохранило свой феодальный характер вплоть до нового времени. А общее право – это, прежде всего, королевское право, т.е. право монарха, и если оно носит феодальный характер, то и монархия как система государственной власти, связанная с этим правом, также носит феодальный характер. Даже зачатки общего права в XII веке показывают, что королевское право и обычай имеют феодальные корни. В то же время централизованное феодальное государство – это английская особенность, заключающаяся в том, что в Англии после нормандского завоевания существовал один главный феодал, а не несколько феодалов, которые одного [13] из равных себе когда-то признали выше себя. Видоизменения правовой, политической или иной, системы в английском феодализме не означали отсутствие феодальных оков у такого общества только потому, что феодальное правило «вассал моего вассала – не мой вассал», распространенное на континенте, не действовало в Англии после нормандского завоевания. Поэтому изменение отношений между сеньором и вассалом, независимо от того, на чем конкретно основаны их отношения, главным образом, должно протекать в рамках существующих в феодальном обществе законов и обычаев, в которых власть и собственность – главные компоненты таких отношений. Отсюда следует, что, если изменено одно правило, то могут корректироваться и другие, следовательно, собственность обязательно должна быть земельной, а власть не обязательно должна быть «разделена между королем и его вассалами». И если в Англии что-либо отличается от того, что существует на континенте, например, во Франции, то это не означает, что для подтверждения английского феодализма «мы должны искать некую другую зависимость применимую к Франции» 16. Таким образом, если зарождаются денежные отношения, которые стали заменять привычные земельные и вассальные отношения, то это не ведет к отмене феодализма до тех пор, пока сохраняется характерная взаимосвязь главных компонентов в системе государственно-правовых отношений; таким образом, денежные отношения стали одновременно и элементом новой власти на местах (джентри), и главным компонентом всей собственности (денежная оценка всех имущественных и неимущественных отношений). Поэтому феодальные повинности не отменяются, а переходят в новое измерение и их размер и правомерность отражаются в законах и обычаях. Однако это не означает, что в средневековой Англии зарождалось правовое государство. Так, в правовом государстве примат права – необходимое условие, но недостаточное, потому что содержание самого права играет огромную роль в определении государственной системы. Таким образом, государство с феодальным правом не может стать синонимом правового государства. Поэтому У. Холдсуорт констатирует лишь то, что «средневековая доктрина о примате права приспособлена к нуждам современного государства» 17. [14] В продолжение вышесказанного можно сказать, что королевская власть в Англии XII века не могла сформировать что-либо другое, кроме феодального государства. Легитимизация королевской власти по-прежнему сопряжена с феодальным земельным правом, охраняющим права собственности подданных, являющихся вассалами короля. Однако степень власти непосредственного вассала короля над своими вассалами зависит от того, в каком состоянии находится королевская власть. Именно своеобразие конфликта между частной властью крупных феодалов и центральной королевской властью сформировало характерную правовую структуру централизованного феодального государства, и это, несомненно, была прогрессивная политическая форма в отличие от феодальной анархии, царившей в континентальной части Европы 18. Будучи обычным для любого другого феодального государства, упомянутый конфликт в Англии имел специфику и заключался в том, что бароны желали создать баронскую олигархию во главе централизованного феодального государства и не желали феодальной раздробленности 19. Использовать силу государства в собственных интересах стремились все участники политического процесса, а поощрение королевской властью столкновений таких интересов привело в конце XIII веке к устойчивой форме компромисса в виде государства с сословной монархией, которое не исключает своей феодальной и централизованной сущности, где по-прежнему главный феодал, т.е. король Англии, – центральная фигура любого публично-правового процесса. Противоречия и столкновения различных группировок привели к реформам Генриха II и Эдуарда I, явившимся одним из факторов усиления и консолидации феодализма в политической и правовой области для его последующего разложения 20. Нетрудно заметить, что на английской почве перестройка феодальной системы политическими силами под себя почти всегда проводилась через изменение права, носившего на себе отпечаток особой формы централизации государства. Все серьезные социальные и политические конфликты осознавались членами общества сквозь [15] призму права, которое выступало в качестве одной из основных категорий сознания. Правовой статус, компетенция и юрисдикция – это главное в любом споре периода средневековья. В вопросе детального определения общего права ясно только одно – оно «является продуктом двенадцатого столетия» 21. Несмотря на то, что «труд Гленвиля, в сравнении с англосаксонскими законами, похож на кодекс другой нации» 22, общее право ощущает воздействие на себе англосаксонского наследия, так как под ним «лежит основа из англосаксонского прошлого» 23. Характерным для английского права является высказывание самого Гленвиля о том, что «законы и обычаи королевства разумно вводились и в течение долгого времени строго соблюдались, а потому достойны похвалы». Таким образом, он сам не отрицает англосаксонский след в праве, которым пользуются королевские судьи. Возможно потому, что англосаксонские обычаи – это установившиеся в обществе обычаи, которые уже «приспособлены к развитию его [общества] физического и нравственного благосостояния» 24. * * * Главные изменения XII века в Англии происходили, несомненно, в области права, в особенности в сфере отправления правосудия. «Эти великие изменения осуществились в результате удивительной административной функции Генриха I и Генриха II, период правления которых вместе составлял семьдесят лет в столетии, и были достигнуты не с помощью введения официальных законодательных актов, а с помощью поручений, выдававшихся этими королями в письменной или устной форме, своим министрам и судьям» 25. Гленвиль и все юристы, являвшиеся в той или иной степени авторами трактата «qui [16] Glanvilla vcrcatur» 26, и есть те самые судьи 27, которые воспитаны именно на таком административном ресурсе этих королей. В итоге появление трактата с описанием сложившегося в стране права в виде единой доктрины, основанной на административном ресурсе и внутриполитической целесообразности, становится жизненно необходимым централизованному государству, так как укрепление его правового положения оказалось базовым элементом политической стабильности английской государственности. Однако до трактата Гленвиля, называемого «О законах и обычаях королевства Английского», ничего неизвестно об описанной в нем правой доктрине, в основе которой лежала новая судебная практика королевских судов, основанная на королевских конституциях 28. Этот трактат оставил значительный след в реформаторском правлении Генриха II, показав свою большую содержательность, и так как он написан в конце века, то можно считать, что королевский юстициарий как бы подвел итог не только правления действующего короля как законодателя, но и всего XII столетия как переломного для английского права. Способ подачи материала, широта понимания проблем в действующем на тот момент праве, точность в определении предела различных юрисдикции и доступность объяснения – всеми этими качествами обладает трактат Гленвиля в отличие от предыдущих компиляций. История главных, изменений английского права еще впереди, однако то, что обсуждается в трактате, воспитывает новое поколение судей, формируя у них такой образ мышления, в котором заложены первопричина и достижения без преувеличения всей судебной политики английской короны, действующей на протяжении многих столетий. Это фактически обусловило [17] появление новых источников права, а именно практика королевских судей и сам трактат, закрепляющий не только такую практику, но и королевскую волю и милость, согласованную со своими магнатами. Несмотря на множество нововведений, сам трактат по форме мало чем отличается от трактатов римских авторов. И это вполне естественно, потому что в Европе возобновилось изучение римского права, когда наиболее известным центром его изучения в XII веке была Болонья, где располагалась школа глоссаторов, основателем которой был Ирнерий (1082-1125 гг.). А к римскому праву в Англии пришлось обратиться «для дальнейшего развития частного права (в особенности в той его части, которая относится к движимому имуществу)», как бы подтверждая мысль о том, что «право точно так же не имеет своей собственной истории, как и религия» 29. Пролог, восхваляющий деятельность короля, концептуально напоминает пролог Институций Юстиниана. Однако в дальнейшем в содержании преобладает новое право, хотя и присутствуют ссылки на римское право. Кроме пролога, трактат содержит 14 книг (liber), каждая из которых посвящена отдельной проблеме. Однако, согласно Д. Халлу, такое деление на книги (liber) и разделы (capitula) появилось уже в, так называемой, бета-версии трактата, которая впервые в такой уже переработанной форме была издана в 1554 году. А оригинальная форма трактата или, так называемая, альфа-версия, вероятно из-за дороговизны бумаги, представляла собой сплошной текст, внутри которого встречались предложения, написанные красным цветом, являвшиеся заголовками разделов и книг 30. Прежде чем перейти к обзору книг трактата и обсуждению доктрины общего права, изложенной в них, рассмотрим законодательство и судопроизводство XII века, чтобы понять характерные черты английского права. Это поможет лучше понять доктрину, которую в XII веке олицетворял трактат Гленвиля, ставший следствием почти столетних созидательных перемен в законодательстве и судопроизводстве. Благодаря таким переменам, правовые реформы проводились не только с помощью законодательства, но любыми другими действиями, затрагивающими право и правосудие 31. В таком реформировании [18] базовыми элементами, значение которых трудно переоценить, являются: ассизы (assize), изданные Генрихом II; разъездные суды (eyre), регулярно объезжающие страну, верша королевское правосудие; жюри присяжных (jury) как противовес ордалиям. Ассизы, созданные во времена правления короля Генриха II, обозначили эпоху королевского права, обусловленного древним обычаем английского королевства, о чем трактат Гленвиля напоминает нам в своей преамбуле. В то же время трудно признать истиной насмешливое высказывание Ральфа Найджера о том, что «он [Генрих II] упразднял древние законы, и каждый год вводил новые законы, которые он называл ассизами» 32, так как такое и подобные ему рассуждения лишены содержательной и часто доказательной основы. Во-первых, в период правления Стефана и противостояния ему Матильды, дочери Генриха I, произошла полная децентрализация, которая свела централизованный административный аппарат, созданный Генрихом I, до формального и не обладающего влиянием органа королевской власти. При этом юрисдикция местных органов власти и местного правосудия расширилась многократно в нарушение древних законов и обычаев. Так, например, под влияние отдельных графов, фактически под частную юрисдикцию, подпадало даже расследование дел, связанных с имущественными правами короны, не говоря уже об уголовных делах и назначении королевских чиновников. Во-вторых, рост профессионализма королевских судей и как следствие снижение значимости местных органов правосудия привело не к отмене древних обычаев и законов, а к постепенному исчезновению правового вакуума в постанархические годы. Введение ассиз, связанных как с процессуальным, так и с материальным правом, позволило продекларировать правовые возможности судебной защиты чьих-либо прав от чьих-либо посягательств, исключая вилланов и других несвободных жителей королевства. Слово ассиза допускает омонимичное или двоякое толкование: с одной стороны, это законодательство, а с другой стороны, это также форма процессуальных действий или расследований. В трактате Гленвиля много ссылок на ассизы, которые неизвестны и все они, как правило, представляют собой процессуальные законы. Эквивалентами слова assisa являются constitution 33 и statutum, т.е. assisa = constitute = [19] statutum 34. Хотя можно предложить и другую формулу: assisa = constitutio + statutum. И все же, в чем заключается основная роль ассиз как краеугольного камня и являются ли они неким цементирующим звеном в правосознании английского общества? Во-первых, они не затронули главный принцип, заложенный в английском праве с момента его формирования, т.е. ассизы сочетали в себе элементу писаного и неписаного права. Во-вторых, при введении, новых правовых норм они оставляют человеку альтернативу, что дает ему право решить свою судьбу с помощью старых норм. В-третьих, аморфные, абстрактные и другие недостаточно ясные в своих проявлениях идеи, позволившие в дальнейшем создать право, общее для всей страны, отчетливее всего начинают выражаться в ассизах, которые первыми придали им их собственную плоть и кровь. В-четвертых, они обозначили субъект правотворчества или законодателя (law-maker) – королевского судью, который был способен на изначально каменистой и бесплодной почве феодального права вырастить не столько само общее право, сколько наработать своей судебной практикой такие условия, при которых аргументы, требующие радикальной и особенно кровопролитной перестройки, оказывали незначительное, а порой и никакое воздействие на общество, строившее феодальное государство на основе le commun de la terre 35 со специфическим английским понятием «община королевства» (communitas terrae). Разъездные суды зарождаются в момент снижения значимости местных судов и создания в правление Генриха I института судей, чья деятельность не ограничивается одним графством. Вероятнее всего, к этому побуждает разъездной характер деятельности королевской администрации во главе с королем, которая разъезжала по королевству и другим вотчинам короля для разрешения различных дел. Однако со временем для короля и его администрации эта деятельность стала обременительной, и такое разрешение дел передается специальному административному аппарату сначала в недрах Казначейства, а потом и специальным «скамьям», для того чтобы [20] специально назначенные королем люди, заседая в них, могли решать дела короны. Но истинное свое развитие разъездные суды получают в период правления Генриха II, когда они впервые упомянуты в законодательстве Англии; т.е. Нортгемптонской ассизе. В то же время не существует каких-либо доказательств того, что разъездные суды короля Генриха I были похожи на разъездные суды короля Генриха II, хотя подготовительной стадией, ведущей к появлению таких судов, считается широко применявшаяся практика судебного принуждения различными агентами короны при рассмотрении дел, касающихся короны или короля в период с 1066 по 1166 годы 36. Фактически до 1166 года не было нормальной работы разъездных судей, так как известен лишь один судья, Уильям фиц Джон, из тех, кто посещал графства регулярно в течение нескольких лет 37. Восстановление регулярных посещений графств королевскими судьями происходит не сразу, так как для приведения в надлежащее состояние их деятельности потребовалась реорганизация. События 1170 и 1176 годов показали решительность в проведении такой реорганизации, а попытки придать системе разъездных судов постоянный характер увенчались успехом в ходе окончательной реорганизации в 1179 году. Таким образом, в 1179 году Англия была разделена королем на четыре части, и в каждую из них он назначил несколько «мудрых людей», послав их в закрепленные за ними регионы, для того чтобы они разрешали споры между людьми, отправляя правосудие 38. Фактически, «начиная с 1176 года, временные шаги развились в постоянную систему, не в последнюю очередь, потому что судьи разъездных судов стали доминирующим элементом в английском судоустройстве» 39. Реорганизация и хорошая организация системы разъездных судов позволила королю и его судьям фактически монополизировать сначала рассмотрение всех дел, касающихся серьезных преступлений, а через формы исков, предполагающих определенные формализованные действия, рассматривать значительную часть [21] земельных дел и других «общих исков» 40. Такая монополизация придавала практическую направленность деятельности королевских судов, которые имели право вести запись, т.е. судебный протокол, что не позволялось нижестоящим судам. Приобретение судьями практического опыта в своей деятельности позволяло им не столько объединять и обобщать древние обычаи королевства, сколько вводить новые процессуальные нормы королевского права, но и сами издавали в процессе их применения новые материальные и процессуальные нормы. По мнению Рудольфа Гейнце, «централизация [судебной власти] без учреждения странствующих судей никогда не могла бы облечься в прочные внешние формы; без странствующих судей, без жюри она уничтожилась бы от недостатка жизненности, от недостатка авторитета и самоуверенности» 41. Жюри присяжных, как видно из вышеприведенной цитаты, было непосредственно связано с разъездными судами, так как их реальная судебная деятельность начинается почти одновременно. В англонорманнский период жюри присяжных, как и разъездные суды, чаще использовалось в спорах о каких-либо правах, чем в делах, связанных с держанием земли. Следует сразу отметить, что в XII веке для молодого организма общего права жюри присяжных – самый жизненно необходимый орган, и именно поэтому для него требовалась почва, где он мог бы пустить свои корни, по глубине которых измерялся уровень правового развития общества. Поэтому чем глубже в правосознании общества укоренялась мысль о том что «ad quaestionem juris respondent judices, ad quaestionem facti respondent juratores» 42, тем меньше юрисдикции оставалось местным судам и большей юрисдикцией обладало королевское правосудие. И все же жюри присяжных в конце XII века – это свидетели, с вердиктом которых должны были считаться судьи при вынесении судебного решения по делу. Помощь жителей ближайших окрестностей была просто необходима разъездным судьям, совершающим объезд графств, рассматривая дела, касающиеся короны и короля. Так как [22] во время расследования и дознания, которые они должны были проводить в суде графства, приходилось иметь дело с установлением фактических обстоятельств по делу, рассматривавшемуся в ходе судебного процесса. В начале правления Генриха II из-за малочисленности письменных документов королевские судьи могли получать необходимые сведения и информацию наиболее быстро и полно не иначе, как опираясь на устные показания, основанные на живой памяти людей. Поэтому со столь большим количеством расследований, которые необходимо было провести после коронации Генриха II, судьям справиться самостоятельно или с помощью случайных свидетелей не представлялось возможным. Обычно судебная процедура протекала с соблюдением строго определенных стадий. И все эти стадии или, по крайне мере, одна или некоторые из них, связанные с обвинением, возбуждением иска или подачей жалобы одной стороной против какой-либо другой, а также с возражением одной стороны другой, не могли обойтись без заявлений, состоящих из шаблонных выражений, сопровождающихся присягой. Поэтому принятие решения в любом деле зависело от доказательств правоты притязаний или обвинений, и результат таких доказательств давал возможность принять правильное решение. И одним из альтернативных и независимых форм доказательства 43 являются показания под присягой группы жителей ближайших окрестностей, состоящей из нескольких, порой не всегда двенадцати, человек с определенным статусом, который обозначается средневековыми юристами как рыцарь или полноправный человек. Несомненно, королевским судьям-администраторам требовался надежный правовой институт свидетелей и обвинителей, имеющих определенный правовой статус, так как «существенной чертой правового статуса человека в средние века было то, что статус – унаследованный или приобретенный – по-прежнему оставался непосредственно связанным с внутренней природой человека и, согласно представлениям той эпохи, влиял на его моральный облик и важнейшие черты его характера, определял его сущность» 44. Вовлечение людей в систему общественных связей и, как следствие этого, рост роли юридических отношений показывает, что их роль в [23] отношении права как всеобщей связующей силы в подобном случае поистине огромна. Именно соучастие в принятии решения могло подвигнуть людей на признание новых норм, вводимых судьями в ходе работы с жюри. Особая роль жюри присяжных состояла в том, что при отсутствии полицейских сил оно является единственным общественным органом, способным выдвигать обвинение. Нельзя не согласиться, что обвинительное жюри присяжных «из всех вызывающих интерес нововведений короля Генриха» 45 на практике «было систематизировано и включено в большую новую схему правосудия Генриха» 46. Хотя обвинительное жюри не является в чистом виде изобретением XII века 47, тем не менее, общепринято считать, что с изданием Кларендонской ассизы в 1166 году оно получило «революционный характер» 48. Столь основательная законодательная и административно-процессуальная подготовка в становлении судопроизводства общего права не могла стать полной без разъяснительной работы самих судей, создававших право и принимавших решения. Хотя в конце XII века еще оставалось много неразрешенных и откровенно спорных моментов в вопросах материального и процессуального права, тем не менее, накопленного опыта в решении сложных правовых коллизий, который необходимо было закрепить, было достаточно, чтобы выдвинуть доктрину нового права, отличного от обычаев, неведомых центральным судебным органам. Возможно, трактат Гленвиля еще не был трактатом общего права, а, скорее всего, являлся руководством для судей или инструкцией по разрешению часто возникающих споров в королевском суде. Однако доктрина нового права очевидна и не может оспариваться. В то же время еще много дел остается в ведении шерифа, и это несмотря на то, что в 1170 году проводилось расследование в отношении шерифов, которым король не доверял, о [24] чем свидетельствуют вопросы, предложенные самим королем для проведения такого расследования 49. Все же не следует считать трактат скороспелым, так как он, скорее, первый правовой блин, а первый как всегда бывает комом. * * * Под влиянием римской правовой культуры, как и все авторы средневековых трактатов при написании своих трудов по праву, по-видимому, находился и автор трактата Гленвиля, который начинается с пафосного пролога. Для сравнения представим первые абзацы из трактата Гленвиля и Институций Юстиниана, которые наиболее схожи по стилю и содержанию: Трактат Гленвиля 50 Королевская власть должна применять не только оружие против мятежников и народов, которые свирепствуют и восстают против нее, но также и украсить себя законами для управления подвластными и миролюбивыми вассалами, чтобы во время мира, разумеется, и войны наш славный король мог успешно доводить до конца дела, твердою десницею искореняя высокомерие неуправляемых и необузданных, и наказывая покорных и кротких, не забывал о справедливости, ограничиваясь розгами правосудия; он настолько подавляет неприятеля, всегда побеждая в войне, насколько проявляет полную справедливость в отношении к своим подданным. Институции Юстиниана 51 «Императорскому величеству подобает быть украшенным не только победными трофеями, но также вооруженными законами, дабы во всякое время – в военное и мирное – могло надлежащим образом управляться и дабы римский император был победителем не только в сражениях с неприятелем, но также и гонителем, посредством законных путей, неправды недобросовестных людей; и явился бы, таким образом, и благочестивейшим блюстителем законов, и победителем над разбитыми врагами». [25] Пролог трактата Гленвиля обозначает главные проблемы королевства в те времена: войны, которые вел король «против преступных намерений своих врагов» и мирные трудности, которые заключались в том, что «законы и право королевства записать в наше время невозможно полностью» 52. В решении первой проблемы король преуспел «поскольку отныне, – отмечается в трактате, – по всей земле простирается о нем слава». Однако для решения второй проблемы король прибегает к помощи своих «подданных, более сведущих в праве и знающих обычаи королевства», которые в лице автора считают, что «следует изложить в письменной форме ... правила, по крайней мере, небольшую их часть, ... которые распространяются на всех» 53. Эти правила начинаются с разделения дел, рассматриваемых в судах короны, которое не характерно для того времени, так как в королевских судах все еще слабо применяют нормы нарождающегося права из-за отсутствия у судов главного – практики применения такого разделения. Именно это, вероятнее всего, имеет в виду профессор Т. Плакнет, высказывая по этому поводу свое мнение о том, что «разделение Гленвиля, как первая привлекающая внимание фраза трактата, было достаточно удачным, однако оно имело мало отношения к состоянию права в его время» 54. Нет сомнения в том, что разделение, проведенное в трактате, предполагает «придать ясность» событиям, происшедшим в предшествующие написанию трактату времена. Основное разделение происходит по оси светских дел, которые делятся на уголовные и гражданские, включая деление юрисдикции внутри них, а именно на дела, подсудные короне, и дела, подсудные шерифу. Т.е. королевские суды сделали первый шаг к монополизации светских дел: прежде всего, тяжких уголовных дел и дел, связанных, во-первых, с правом собственности на землю и правом владения (seisin); во-вторых, с «серьезными» гражданскими правонарушениями, сопровождавшимися насилием или какой-либо другой формой присвоения чужого имущества. Однако в трактате незримо присутствует еще одно разделение, которое фактически не ново, но не менее значительно, чем упомянутое выше. Это разделение, а вернее отделение светских дел от дел, [26] которые должны рассматриваться в церковном суде. Оно имеет давние англосаксонские корни 55, а в виде отдельного законодательного акта появилось только во времена норманнского завоевания, когда был издан «Ордонанс Вильгельма Завоевателя, отделяющий церковные суды от светских», который запретил епископам и архидьяконам разбирать дала в суде сотне «на основании епископских законов», и представлять дела, относящиеся «к управлению душами, на суд мирян» 56, а также, как утверждает в своей хронике Эадмер, ограничил церковную юрисдикцию, не позволяя, чтобы кто-либо из его епископов «публично обличал или отлучал от церкви или подвергал ..., иначе как по его [короля] повелению» 57. Но, пожалуй, только Кларендонскими конституциями «вследствие несогласий и раздоров, которые возникли между клиром и судьями государя-короля и баронами королевства относительно обычаев и неотъемлемых привилегий, произведено это провозглашение в качестве законов» 58. Таким образом, в 1164 году разделение между светскими и церковными делами стало насущным и необходимым, так как оно назрело в недрах правящего политического класса, не собиравшегося делить свои привилегии с церковью, привилегии которой разрослись в период правления Стефана и уже стали угрожать государству и феодальному строю. Это связано, во-первых, с тем, что доверие народа к светской власти упало, что привело к частым обращениям за судебной защитой в церковь, во-вторых, с тем, что, становясь крупным землевладельцем, церковь, помимо своих церковных привилегий, стала приобретать и феодальные, которые она требовала как акцессорное право приобретаемых земель. Таким разделением власть пыталась ограничить церковную юрисдикцию, которая являлась именно церковной привилегией. Несмотря на неявность такого разделения в первой книге трактата, тем не менее, далее ограничение юрисдикции церковных судов со всей очевидностью проявляется в запретительных [27] приказах короля 59. По анализу содержания книг трактата можно сделать очень простой вывод – большая часть трактата посвящена гражданским делам, где особняком стоят процессуальные вопросы, и лишь незначительная его часть, почти одна тридцатая, отведена уголовным делам. Поэтому целесообразнее сначала упомянуть о книга XIV, т.е. той самой одной тридцатой части трактата, которая и отведена уголовным делам. По сравнению с перечнем уголовных дел, который дан в Законах Генриха I (Leges Henrici Priml) 60, уголовные дела, описанные в трактате Гленвиля, не имеют столь значительного перечня. Однако многое из перечня уголовных дел в Законах Генриха I в трактате перенесено в разряд гражданских дел, которые не классифицируются как уголовные. Такое различие не что иное, как отголосок древних германских кодексов, компиляцию которых и представляли собой Законы Генриха I, а в них «размеры той части, которая обнимает гражданское право, крайне ничтожны по сравнению с той частью, которая касается уголовного закона», и поэтому «следует принять за правило, что чем древнее кодекс, тем полнее и подробнее изложен в нем уголовный отдел» 61. Это сравнение также показывает степень изменений, происшедших к моменту написания трактата, а исчезновение компенсационной системы искупления за совершенное уголовное преступление, существовавшей еще в англонорманнский период, говорит о претворении в жизнь современного принципа неотвратимости наказания, который в Англии пытались применить со времен правления Кнута 62. Однако вызывает недоумение и вводит в заблуждение подсудность [28] кражи шерифу. Можно предположить, что дело о краже рассматривалось в суде графства согласно обычаям графства и поэтому «для Гленвиля не все преступления ... были исками короны (pleas of crown)», если прямо не затрагивали королевские интересы. А, следовательно, в деле о краже обвиняемый ограничивался в выборе защиты; и ему требовалось очиститься только ордалией или поединком, потому что жюри присяжных как привилегия королевского суда неприменимо в суде графства, где председательствует шериф. Многое в рассмотрении уголовных дел – и классификация, и обобщение преступлений, а также внешняя простота изложения в книге XIV, – придает ей привлекательность, однако место книги в трактате говорит о нелогичности и отсутствии интереса у автора к уголовным делам 63. План трактата выражен перечнем в I, 3 и I, 4, в котором автор дает понять, какие гражданские дела он собирается рассмотреть. Однако в конце перечня тяжб, рассматриваемых в суде короля, говорится о тяжбах, «в основе которых притязание на объект владения, и которые решаются путем проведения расследований», и рассматриваются в конце трактата «в отведенном для них месте», т.е. книге XIII. Эта книга полностью посвящена процессуальному нововведению – владельческим ассизам. Владельческими ассизами назывались особые формы процедуры (constitutio), находившиеся в компетенции исключительно королевских судов. Дела по этим ассизам «разрешаются главным образом путем расследования» 64 через жюри присяжных. От Великой ассизы владельческие ассизы отличались тем, что расследование по ним могло проводиться только в случае нового захвата права на владение, совершенного после коронации короля Генриха II, т.е. после 1154 г., в то время как применение Великой ассизы не зависело от того, когда, где и каким способом были нарушены права истца. Ранульф Гленвиль и другие английские юристы того времени, находясь под влиянием римского права, сделали попытку с помощью владельческих ассиз в противовес Великой ассизе разделить тяжбы о праве владения и тяжбы о праве собственности, однако ввиду того, что в феодальной Англии отсутствовало такое разделение, то практически это различие выразилось в процессуальной форме судебного процесса. При расследовании по владельческим ассизам в состав жюри присяжных могли входить не только держатели, имеющие рыцарское звание, но и другие свободные держатели, [29] имеющие рыцарское звание, но и другие свободные держатели. В XIII, 2 учтены «различные виды расследования» по владельческим ассизам, которые можно обобщенно выразить в четырех крупных ассизах: о новом захвате, о смерти предшественника, О последнем представлении на приход и ассиза utrum. Несколько особняком держатся два расследования, которые вполне вероятно существуют в рамках вышеупомянутых ассиз, а именно «является ли кто-либо несовершеннолетним или совершеннолетним» и «владел ли кто-либо каким-либо свободным держанием в день своей смерти как феодом или как залогом». В начале перечня тяжб, рассматриваемых только в суде короля, говорится обо всех тяжбах в которых «предметом спора являются только притязания на право собственности» 65, которые рассматриваются в книгах I-X. Именно эти книги составляют основу трактата. В них подробно повествуется о приказах, судебном поединке, Великой ассизе, вызове в суд, уважительных причинах неявки в суд, поручителях, свидетелях и многое другое, о чем до выхода трактата не было известно. Детальное рассмотрение судебных процедур непосредственно связано с королевским приказом, который начинает и продолжает судопроизводство в королевском суде, а иногда даже и в сеньориальномсуде 66. Перед рассмотрением этих книг; следует рассказать о приказе. Приказ – это специальное предписание от имени короля, выдаваемое королевской канцелярией, которое, согласно английскому общему праву, необходимо получить тому, кто желает возбудить любой гражданский иск или начать тяжбу и писалось в средние века по латыни – breve (англ. writ), т.е. кратко, хотя breve может также означать определенный короткий официальный письменный документ, предписывающий, запрещающий или регистрирующий что-либо 67. Получение приказа на практике являлось хлопотным делом и обычно сопровождалось всякого рода денежными платежами. Королевские приказы действовали на всей территории Англии за исключением Уэльских марок 68, и двух платинатов, а именно графств Чешир и Дарем, где действовала частная юрисдикция. Фактически на этих привилегированных территориях королевские приказы заменялись приказами крупных феодалов, духовных и светских, которые содержали [30] собственный канцелярский суд с правом издавать приказы. Приказ облегчал рассмотрение исков, связанных с правом собственности на свободное держание, когда истец подавал иск против своего лорда в суд своего лорда. После того, как однажды выданный приказ заработал, он становился образцом для выработки типичных приказов и записывался в Регистр приказов. В трактате Гленвиля мы находим значительное количество типичных приказов, которые уже выдавались; т.е. его можно назвать не только трактатом, впервые описавшим систему общего права, но и одним из первых письменных документов, собравших типичные приказы для последующего их применения, т.е. являлся первым регистром приказов 69. До Генриха II имели место отдельные, но очень слабые попытки составить типичные иски в соответствии с типичными приказами, принимая во внимание, что в основном все приказы и иски имеют одну сферу применения-земельная или близкая к ней тяжба. Последующее изложение приказа о праве в трактате позволяет лучше оценить одно из серьезных нововведений Генриха II. В книги I-III включены общие положения по ведению тяжбы в суде короля, которые отражают действия тяжущихся сторон, их права и обязанности. Самое главное во всем трактате – это определение начала любой тяжбы, «кода кто-либо подает жалобу господину королю», заключающуюся в получении приказа 70. Особый интерес вызывает книга III, содержащая положения «о разного рода поручителях», в которой содержится старая англосаксонская форма mund (коммендации), так как вопрос частного покровительства в феодальных отношениях фундаментальный. Согласно трактату в XII веке поручителем являлся тот, кто в силу своего общественного положения или по другой причине обязан был выступать в суде и предоставлять доказательства о том, у кого – истца или ответчика – больше прав на землю или движимое имущество. Обязанности поручителя обычно должен был исполнять лорд, которому держатель принес оммаж и оплатил рельеф за свое держание, или любой другой, подаривший или передавший кому-либо предмет тяжбы: землю, любое движимое имущество, а также какие-либо права – феодальное право (например, право опеки, право наследования, и т.д.) или вассальное право servicium (например, право пасти скот на пастбище, право [31] пользоваться дарами леса, право на доходы с чего-либо, сервитутные права и т.д.). Любой держатель имел право в суде требовать поручительство в поддержку своих прав на что-либо и защиту в тяжбе о праве или владении чем-либо, от того, кто подарил или передал ему какое-либо право на что-либо или его законного наследника, или от своего главного лорда, которому он принес оммаж и оплатил рельеф. Если кто-либо отказывался выступать в суде в качестве поручителя и вследствие этого держатель терял держание, то поручитель обязан был взамен потерянного предоставить держателю равноценное держание из своей земли. В конце XII века поручитель обязан был исполнять обязательства по поддержанию прав своих держателей а суде только в том случав, когда эти обязательства зафиксированы в документе, согласно которому держатель получал какие-либо права на что-либо, ставшее в дальнейшем предметом тяжбы. Поручительство в суде требовалось с цепью принудить истца продолжать тяжбу, так как мелкие свободные держатели из-за высокой стоимости судебной процедуры или давления со стороны более богатого и могущественного ответчика часто пытались отказаться от своих притязаний после того, как возбудили иск. Феодальное право, имевшее слаборазвитую систему доказывания на основе свидетельских показаний, было вынуждено прибегать к испытанному способу, придавая ему новую форму, ставя каждого в определенные правовые рамки и, в частности, самого поручителя. Воистину почти в каждом слове трактата можно в подтексте прочесть фразы: «английское право имеет феодальные оковы» и наоборот «английский феодализм имеет правовые оковы». Однако изюминку содержит книга II, в которой описана Великая ассиза, предложенная королем Генрихом II во время проведения им правовой реформы, как новая форма судебной процедуры (constitutio). Она применялась в тяжбах о праве собственности на свободное держание во время судебного процесса по приказу о праве и начиналась с момента, когда держатель объявлял о своем намерении положить себя на ассизу. Великая ассиза действовала наряду со старой формой судебного процесса, когда тяжба разбиралась в сеньориальном суде, и решение по делу выносилось в зависимости от исхода судебного поединка. Поэтому если держатель положил себя на ассизу, то это означало, что он возбуждает иск по великой ассизе, т.е. намерен получить в канцелярии королевский приказ о приостановке разбирательства, проходившего в сеньориальном суде с помощью судебного поединка, и начать расследование с помощью жюри присяжных. Великая ассиза, [32] в отличие от старой формы судебного процесса, слушалась в королевском суде, чаще всего в разъездном, в котором и проводилось специальное расследование с помощью жюри присяжных, куда входили только имевшие рыцарское звание. Как уже отмечалось, судебный процесс, имеющий форму расследования, по этой ассизе начинался с приказа 71 короля о вызове в суд 4 рыцарей для избрания 12 рыцарей. Таким образом назначается жюри из 12 присяжных, которые должны были провести расследование о том, кто из них – истец или ответчик – имеет больше прав на столько-то гайд земли в такой-то деревне. Именно на основании этого расследования, заканчивающегося вердиктом жюри, королевский суд выносит окончательное судебное решение. В случае если держатель положил себя на великую ассизу и получил приказ о прекращении тяжбы в сеньориальном суде, то дело автоматически переводилось в королевский суд для проведения расследования. Заканчивая обзор этих трех книг трактата, хотелось бы сказать несколько слов о приказе о праве. Приказ о праве – это судебный приказ короля, применение которого после правовой реформы Генриха II для усиления королевской юрисдикции вводило новый порядок в гражданском процессе по искам о праве владения фригольдом, которые еще оставались в компетенции сеньориальных судов. Приказ облегчал рассмотрение исков о праве собственности на свободное держание, когда истец подавал иск против своего лорда и этот иск рассматривался а суде того же лорда. Фактически сам приказ о праве был неоднородным. Существовало несколько его разновидностей. Это простой приказ, который предписывал лорду истца рассмотреть в своем суде тяжбу о праве истца на свободное держание или на другие права и выдавался непосредственно на имя лорда 72. Приказ о праве выдавался за деньги истца и по его запросу, в нем содержалась угроза в виде так называемого пункта nisi feceris, что, если лорд не исполнит этот приказ, то его исполнит шериф графства, так чтобы король в дальнейшем больше не слышал жалоб о нарушении права. Приказ о праве другого типа выдавался непосредственно на имя шерифа графства с предписанием, чтобы тот .разобрал то или иное дело в своем суде в присутствии королевских судей, когда они посетят его графство, или, чтобы тот передал дело в королевский суд, если разбирательство по нему не в [33] его компетенции 73. Однако когда истец является держателем первой руки и фактически непосредственным вассалом короля, шериф на свое имя получает иной, по сравнению с двумя предыдущими, precipe 74 приказ о праве 75, предписывающий немедленно вернуть (reddat) истцу право на держание или другое право, а в случае неисполнения ответчиком приказа снова действует пункт nisi feceris, требующий вызвать его в королёвский суд в такой-то день, чтобы он дал там объяснение этому. Применение приказа о праве, независимо в какой форме это происходит, являлось не только одним из эффективных средств роста королевской юрисдикции, а также желанием королевской администрации сократить сеньориальную юрисдикцию и увеличить контроль над ней, но и реальным источником, пополнения королевской казны. Следующая книге трактата фактически рассматривает не только чисто процессуальные вопросы, как в первых трех книгах, но и материальное право. Книга IV также связана с правом, но не на землю, а с правом распределять церковные приходы, т.е., правом представлять священника в церковь, если она вакантна. Таким образом, рассматриваемое в книге право называется правом представления на приход. Оно означает, что какое-либо лицо имеет право представлять епископу кандидата на вакантную должность священника в приходе, находящемся под патронатом этого лица. Епископ должен был произвести назначение или указать веские причины отказа. Это право происходило от права патроната, принадлежащего владельцу земли, на которой стояла церковь, и обычно было принадлежностью манора. Но иногда оно отделялось от манора и передавалось как отдельное весьма выгодное право. В силу этого оно было постоянным объектом судебных разбирательств. Если кто-либо притязает на владение (seisin) правом представления на приход, то в этом вопросе следует обратиться к вышеупомянутой книге XIII. В книге IV рассматривается только те тяжбы, в которых кто-либо притязает на само право представления на приход. Принцип рассмотрения такой же, как вопрос, связанный с правом на землю. Обсуждение в ней начинается с определения, вакантна церковь или нет. Поэтому, если церковь вакантна, то «тот, который желает [34] обратиться к суду насчет права распределять приходы, должен получить» 76 precipe приказ 77. После возбуждения тяжбы согласно этому приказу следуют пояснения автора, дающие представления о разрешении этой тяжбы. А в случае, когда церковь не вакантна 78, возникшая тяжба о праве также начинается с получения приказа 79 о вызове в суд действующего приходского священника спорной церкви, после чего следуют похожие рассуждения об этом деле. В заключительной части книги затрагивается вопрос о возбуждении подобной тяжбы в церковном суде, а также приводятся без последующего разъяснения два приказа о запрете рассматривать в церковном суде такого рода тяжбы. Книга v затрагивает исключительно вопрос о статусе, показывая лишь процедурные вопросы по определению вилланского статуса. Однако сам трактат показывает эволюцию правового положения вилланов в сторону их сближения с сервами и «нэтивами, потомками бывших рабов – сервов Книги Страшного суда, ставшими в XII веке уже крепостными, в сторону утраты вилланами гражданских прав, в частности права на защиту королевских судов» 80. Принцип «исключения вилланства» (exceptio villenagii), установленный Генрихом II законодательно с помощью ассиз, становится одним из основных принципов английского общего права, согласно которому вилланы оказались вне королевского правосудия, т.е. у них нет права возбуждать иски и вести тяжбы, связанные с имущественными правами, в королевских судах. Поэтому, за исключением уголовных дел, они находились полностью во власти сеньориальной курии. Вполне естественно, что основная часть книги посвящена действиям сторон в тяжбе, возбужденной по так называемому приказу de libertate probanda («о доказательстве свободы») 81, который получает предполагаемый виллан или тот, кому приписывается вилланство, чтобы перевести тяжбу в королевский суд, где ему предоставляется возможность доказать свой статус свободного. Однако приказ о нэтивах 82 или о крепостных или беглых крепостных, который предваряет получение приказа de [35] libertate probanda, хотя и упоминается в начале книге V, но ее текст содержится лишь в книге XII. Тем не менее, стоит сказать об этом приказе. Он выдавался по жалобе лорда крепостного и не предварял какой-либо судебной тяжбы. Этот приказ издавался на имя шерифа, которому предписывалось вернуть лорду беглого виллана. Однако, как нами уже говорилось выше, виллан мог приостановить действие этого приказа с помощью приказа de libertate probanda, дающего ему право вести тяжбу для того, чтобы доказать в суде свою личную свободу, чего не позволял приказ о нэтивах. Новую жизнь в главную право-проблему средневековья – проблему наследования – вдохнули книги VI и VII, которые в некоторой степени меняют представления по данному вопросу. В обеих книгах употребляется один термин «dos», который имеет два разных значения. Книга VI рассказывает о «dos», как о вдовьей части наследства, т.е. об установленной или неустановленной мужем ⅓ части всех его земельных впадений, которые положены вдове умершего мужа и, как правило, передавались ей согласно обычаю в пожизненное владение для получения средств к существованию. Даже при повторном замужестве она не теряла такое владение землей, которое сохранялось за ней, однако это приводило к потере права опеки, которое над ее детьми осуществлял лорд. Из приводимых автором в этой книге рассуждений особого внимания заслуживает precipe приказ «unde nihil habet» 83, который позволял вдове начать тяжбу в королевском суде, когда наследник ее покойного мужа отказывал ей в ее разумной вдовьей части наследства и удерживал всю причитающуюся ей как вдове часть земли. Однако если она получила какую-либо часть от своей разумной вдовьей части наследства, а другую нет, то в отличие оттого случая, когда она ничего не получила от наследника мужа, она должна начать тяжбу по обычному приказу о праве на вдовью часть наследства, который как и все подобные приказы рассматривается в суде ее лорда. А далее обсуждается перенос этих дел через суд графства в королевский суд в случае нарушения лордом или его судом чьих-либо прав. Приводимое в книге VII второе значение «dos», приданое, взято из римского права, однако это несколько обманчиво, так как дальнейшее обсуждение идет о даре и даже об отчуждении, а это несколько отличается от римского значения этого слова 84. Это связано с тем, что [36] в книге VII затронут широкий и актуальный в средневековье пласт правоотношений. В ней упоминается о разного рода наследниках и все что к ним относится, например, их поручительство, их наследство, их совершеннолетие и несовершеннолетие; упоминается о завещании, об исполнении завещания с помощью наследника, когда он несовершеннолетний; а также упоминается об опеке, о незаконнорожденности и о выморочном имуществе. Тем не менее, книга все же начинается с понятия приданого, обозначая его как «maritagium». Поясняя, что оно, т.е. maritagium, означает землю, выделенную при жизни каким-либо ее владельцем, который должен быть свободным, в пользу своей дочери или другой близкой родственницы или какой-нибудь женщины в качестве приданого, которое может быть освобождено или не освобождено от повинностей. Если оно называется liberum maritagium, то это тем самым означает освобождение приданого от всех повинностей вплоть до третьего наследника, но в случае, если земля, переданная женщине в качестве приданого, «предусматривает оговорку и сохранение за лордом положенных повинностей», однако без принесения оммажа вплоть до третьего наследника. Если после своей смерти женщина, получившая приданое, не оставила наследников, то муж возвращает землю дарителю или его наследникам. Однако если после смерти жены остались наследники, то муж продолжал владеть землей, переданной ей как приданое, до конца своей жизни, даже если наследники умерли после ее смерти. Несмотря на то, что книга VII предполагала исследование приданого, но как отмечалось выше, это только на первый взгляд. На самом деле проблема приданого занимает в книге не так много места, поэтому ключевыми являются другие три ситуационные проблемы, связанные с вопросами прав наследования. Во-первых, ситуация, когда отец имеет четырех или более законнорожденных сыновей. Во-вторых, ситуация, когда два брата притязают на феод своего умершего дяди, которое взял в свои руки их отец и брат умершего, так как у умершего не было наследника от его плоти. В-третьих, ситуация, когда за право наследовать спорят брат и племянник (или сын и внук) умершего. Этот последний случай иногда называют casus regis 85, так как описанная Гленвилем ситуация вскоре сложилась вокруг престолонаследия, когда оказалось два наследника на трон, – брат и племянник умершего короля Ричарда I (или сын и внук Генриха II). Ответы на вопросы для [37] разрешения всех трех проблем давались в призме обычая и закона королевства, который гласил, «quod nemo eiusdem tehementi simul potest esse heres et dominus» 86 Оценка книги vii профессором Т. Плактнетом более чем убедительна: «Храбрость и мастерство, которое Гленвиль проявил книгой VII, не превзойдены в нашей истории права» 87. Продолжает трактат книга VIII; которая, возможно, снижает накал проблем английского феодального права, предлагая малопробпемную дискуссию о мировом соглашении. Мировое соглашение (finalls concordia или finem) – судебное соглашение, заключенное по общему согласию тяжущимися сторонами в королевском суде с разрешения и с согласия короля или его судей, условия которой записываются в хирограф и для утверждения судом перечитываются королевскими судьями, «заседающими в скамье». Соглашение считалось заключенным, когда тяжущиеся стороны в присутствии королевских судей подпишут, как правило, три документа, после чего «ни одна из сторон не могла уклониться от него». За получение разрешения на эту сделку в королевском суде необходимо было внести определенную плату в королевскую казну. Судя по приведенным в книге хирографам, мировое соглашение заключалось, для того чтобы держатель официально признал условия, по которым право на оспариваемую вещь перешло к истцу, за что он платил держателю оговоренную сумму. Фактически такие соглашения являлись не чем иным, как актом купли-продажи. А дальнейшее обсуждение возникавших разногласий, когда кто-либо отказывался исполнить или нарушал соглашение, не опровергает таких предположений. Встреча с чисто феодальными особенностями права происходит в книге IX, в которой сконцентрировано рассмотрение вопросов, связанных с оммажем, рельефом и вспомоществованием. Хотя это и немаловажные вопросы, тем не менее, они не вносят ничего нового или каких-либо изменений. Поэтому трудно не привести высказывание Д. Халла, что в этой книге часто трудно «уйти от повторения того, что сказано в книге VII, и две книги могли бы стать одной» 88. Однако в [38] конце книги автор трактата почему-то рассматривает незаконное огораживание земель. Это связано с тем, что огораживание может привести к незаконному вторжению на королевскую собственность, которое расследуется в курии короля с помощью жюри присяжных, состоящего из жителей ближайших окрестностей. Если такое вторжение происходит в отношении какого-либо другого лорда – своего или постороннего, т.е. не короля, тогда необходимо получить королевский приказ для восстановления status quo, которое было во времена Генриха I. Из перечня тяжб, рассматриваемых толыр в суде короля, осталось рассмотреть только тяжбы о долгах мирян, которые могут возникнуть в суде короля. Фактически книга x дает разъяснение о «pluribus ex causis debitum petere postest» 89, в ней также «преобладают стремление автора к систематизации и его познания в римском праве» 90. Сами причины, упомянутые в этой книге, на основании которых истец требует долг, скорее всего, позаимствованы из римского права: mutuum 91, commodatum 92, emptio-venditio 93, locatio-conductio 94 и depositum 95. Для того, чтобы понять это, зададимся вопросом, можно ли признать, что эти «causa» в английском праве соответствуют определениям в римском праве? И так как в этом вопросе нет никакой ясности, следует разобраться в том, «насколько трактовка» этих понятий или причин «представляет английское право, а насколько это [39] интерпретация или ложное толкование римского права» 96. Представим эти причины и понятия в сравнении с римским правом: mutuum (заем) Трактат Гленвиля (Х, 3) Причиной долга является заем, когда кто-либо предоставляет взаймы кому-либо что-либо, что может быть подсчитано, взвешено или измерено. Когда кто-либо предоставляет взаймы что-либо такого рода, и если он получает больше при возврате, то он совершает ростовщичество, и если он умирает виновным в этом преступлении, то будет осужден как ростовщик по закону страны, который более полно уже описывался выше, (VII, 16) Когда что-либо предоставляется другому как кредит, то такой кредит часто сопровождается представлением поручителей, а иногда передачей залога на хранение, иногда под честное слово, иногда под гарантии грамоты, иногда под гарантии сразу нескольких грамот. Институции Юстиниана (I. 3. 14 рг) 97 Реальное обязательство возникает, например, посредством займа. Обязательство займа имеет место при тех вещах, которые определяются весом, счетом, мерой. Сюда относятся, например, вино, масло, хлеб в зерне, деньги, медь, серебро, золото. Эти предметы мы даем счетом, мерой, весом с той целью, чтобы они принадлежали принимающему их, который затем, по прошествии известного времени, должен возвратить нам не те же самые вещи, а другие, но такого же качества и количества. В этом обстоятельстве и кроется причина, почему это действие названо mutuum, так как я дал тебе предмет с тем, чтобы он из моего сделался твоим. Из этого договора возникает иск, называемый кондикцией. commodatum (ссуда) Трактат Гленвиля (Х, 13) Иногда причиной долга становится ссуда, как если бы я безвозмездно передал тебе для использования а твоей работе какую-либо принадлежащую мне вещь. Когда работа выполнена, ты обязан возвратить мне мою вещь без ущерба, если она все еще существует. Однако, если вещь, находясь у тебя, уничтожена или повреждена [40] каким-либо образом, то ты всеми способами обязан заплатить мне разумную цену; но как и кому это будет доказываться? Более того, если кто-либо ссужает свою вещь для использования в таком-то месте или до такого-то времени, и тот, кто получает ее на этих условиях, использует ее за пределами места или дольше по времени, то возникает вопрос: какой будет мера ответственности за ущерб или как и кто должен предоставить доказательства и кем должно приниматься судебное решение? Во всех отношениях он не виновен в краже, потому что был введен во владение хозяином вещи. И снова возникает вопрос: может ли хозяин потребовать, чтобы его вещь, предоставленная таким способом, была возвращена до какого-либо нарушения времени или места, особенно, если в этот момент он сам нуждается в ней? Дигесты Юстиниана (D. 13. 6) 98 1. § 1. ... между ссудой и предоставлением в пользование такая же разница, как между родом и видом: дать в ссуду можно движимую вещь, но не землю, а в пользование – и землю. Но ясно, что вещью, данной в ссуду, признается, в частности, и земля; ... в ссуду может быть дано и жилище… 3. § 1. Если вещь, данная в ссуду, возвращена, но возвращена в худшем состоянии, то вещь не считается возвращенной, так как она возвращена, будучи ухудшенной, разве бы были возмещены убытки... 5. § 6. (Получивший вещь) должен обеспечить [заботливую] охрану вещи, данной в ссуду... § 9. До такой степени должна быть проявлена заботливость о вещи, данной в ссуду, что заботливость должна проявляться и в отношении того, что следует за вещью, данной в ссуду... 8. Мы сохраняем за собой и владение, и собственность на вещь, данную в ссуду, 9. ибо никто путем предоставления вещи в ссуду не делает вещь принадлежащей тому, кому она дана в ссуду... 15. Мы можем дать в ссуду и чужую вещь, которой мы владеем, хотя бы мы знали, что владеем чужой вещью, 16. так что если и вор или разбойник дал вещь в ссуду, то он имеет иск, вытекающий из ссуды. 17. § 5. Я потерял вещь, данную мне (тобой) в ссуду, и дал вместо вещи её цену; затем эта вещь поступила в твою власть. … в результате обратного иска ты должен или предоставить мне вещь, или возвратить то, что ты от меня получил... [41] emptio-venditio (купля-продажа) Трактат Гленвиля (Х, 14) Причиной долга может стать купля или продажа, когда кто-либо продает какую-либо свою вещь другому: поскольку тогда цена является задолженностью продавца, а купленная вещь задолженностью покупателя. Купля и продажа является фактически завершенной, когда договаривающиеся стороны сошлись в цене при условии, что это сопровождается передачей вещи, купленной и проданной, или оплатой ее стоимости полностью или частично, или, по крайней мере, предоставлением и получением задатка. В первых двух случаях ни одна из договаривающихся сторон не может по своей воле выйти из договора, если нет какой-либо справедливой и разумной причины: например, если они договорились, что любой может выйти без отрицательных последствий до такого-то времени, тогда, в соответствии с договоренностью, каждая из сторон может выйти без отрицательных последствий до назначенного времени, потому что эта договоренность, в целом, соответствует закону. Кроме того, если продавец продал вещь покупателю неиспорченной и без повреждений, и впоследствии покупатель приводит разумные доводы, что в момент заключения договора вещь не была испорченной и не имела повреждений, то продавец будет обязан взять назад свою вещь. Однако достаточно, чтобы вещь была неиспорченной в момент заключения договора, что бы ни произошло с ней впоследствии. Но далее возникает вопрос: в течение какого периода времени можно доказывать или подавать жалобу, особенно когда об этом нет договоренности? Однако когда передается только задаток, покупателю, если он пожелает, разрешается выйти из договора, утратив задаток. Но возникает вопрос: в таком случае может ли продавец, если пожелает, выйти [из договора] без уплаты штрафа? Кажется, что он не может, потому что тогда в такой ситуации положение продавца было бы лучше, чем покупателя. Все же, если он не может поступить так без последствий, какой штраф он должен заплатить? Вообще в отношении купленной и проданной вещи, риск лежит на стороне, которая владеет, если нет другой договоренности. Институции Юстиниана (1. 3. 23) 99 Купля-продажа считается совершенной, лишь только состоялось соглашение о цене, хотя бы цена не была еще уплачена и [42] задаток не был дан: задаток служит только доказательством того, что купля-продажа состоялась. Это следует принять относительно купли-продажи, заключенной не в письменной форме: мы не ввели никаких изменений в купле-продаже такого рода. Что касается купли-продажи, заключённой в письменной форме, то мы постановили, что купля-продажа считается совершенной в том только случае, когда акт купли будет написан или собственноручно контрагентами, или кем-либо другим, но подписан контрагентами, а если акт совершен при участии нотариуса, то купля-продажа почитается окончательной с момента утверждения акта сторонами. Пока одно из сих условий не выполнено, возможно расторжение сделки, и продавец или покупатель может без всякого штрафа отказаться от нее. Однако безнаказанно возможно отказаться от сделки в том лишь случае, когда не дан задаток: заключена ли продажа в письменной форме или устной форме, отказывающийся от исполнения сделки покупатель теряет задаток; если отказывается продавец, то он обязан возвратить двойную сумму, хотя бы о задатке ничего не было сказано... 3. После заключения купли-продажи, каковая, как мы выше сказали, с установлением цены считается совершенной, (если только сделка заключена не в письменной форме); ущерб от проданной вещи отражается уже на покупателе, хотя бы вещь ему еще не была передана ... . За всякий ущерб, происшедший не по вине или умыслу продавца, последний не ответствен. Но если после покупки земли к ней прибавится нечто вследствие наноса, то это уже выгода покупателя: выгода должна быть там, где есть и опасность убытка ... locatio-conductio (аренда) Трактат Гленвиля (Х, 18) Иногда вещи дают в долг при сдаче в аренду и внаем, как если бы кто-либо сдавал в аренду какую-либо свою вещь другому на определенное время за определенную арендную плату. В этом случае тот, кто сдает в аренду, обязан передать в пользование сданные в аренду вещи, со своей стороны, берущий вещь напрокат обязан заплатить арендную плату. Однако следует отметить, что по окончании срока тот, кто сдает в аренду, может на законных основаниях и своей властью взять обратно вещь, сданную в аренду... . Институции Юстиниана (I. 3. 24) 100 Условия договора найма весьма близко подходят к условиям [43] купли-продажи, так как этот договор подчинен тем же правилам закона. Как купля-продажа считается совершенной тогда, когда определена цена, так и договор найма признается совершенным тогда, когда определен размер наемной платы; нанимателю предоставляется иск из найма, лицу, отдавшему в найм – иск из отданного в наем... . depositum (хранение) Трактат Гленвиля (Х, 3) Причиной долга может послужить ... сдача на хранение или любые другие обоснованные причины задолженности 101. Сентенции Юлия Павла (Sent. Rec. 2. 12) 102 1. Дать на хранение другому мы можем и то, что по праву принадлежит нам, и то, что принадлежит другому. 2. Depositum – это как бы помещенное на долгий срок. Servandum – это значит дать на хранение на короткий срок... . Даже самый беглый взгляд на приведенные для сравнения цитаты показывает, что некоторые понятия римского права чужды английскому праву конца XII века, если не полностью, то совершенно очевидно в значительной степени. Тем не менее, автор трактата, видя это, пытался максимально адаптироваться к римскому праву, и мы по праву можем оценить его изобретательность, которую нельзя трактовать как ложное толкование или неправильное применение римского права. И все же чем объяснить отчужденность английского права? И почему автор трактата все же использует римское право? Не вдаваясь в долгую дискуссию о значении римского права и особенностях английского права, выдвину всего лишь небольшие тезисы, которые будут служить ответом на поставленные вопросы. Во-первых, римское право имеет первенство в силу своего раннего происхождения. Отсюда следует, что английское право не может не пользоваться римским правом, так как если английское право не воспользовалось бы достижениями римского права, то это означало бы, что ему необходимо заново изобретать колесо. Во-вторых, главная отчужденность английского права от римского заключается, прежде всего, в различной нормативности источников права и в самих нормах права. Эти [44] два элемента связаны между собой настолько, что если их изменять, то следует изменять все право. Так, например, если изменить норму права, сделав ее общей и более абстрактной, то она не впишется в нормативность английских источников права, а если изменить нормативность источников, то в них не впишутся узкие и абстрактные нормы английского права. А когда ничего не изменяется, отчужденность только нарастает. В-третьих, сложность при рассмотрении судьями каких-либо вопросов неизбежно приводит их к мысли обратиться за помощью к римскому праву. И только в частном праве у судей появлялись такие вопросы, в основном связанные с движимым имуществом. После всех вышеописанных тяжб, затрагивающих «права и собственность на любую вещь», трактат предлагает рассмотреть уже упоминавшихся в трактате поверенных или тех, кого назначают вместо себя для ведения тяжбы в суде. Книга XI небольшая по объему, но немаловажная по содержанию. Появление поверенных (или, как их называют, атторней – attorney) связано с появлением штатных и опытных судей, применявших определенные нормы и требовавших соблюдения установившейся судебной процедуры, которая еще более усложнилась. Постоянное усложнение права требовало от тяжущихся сторон больше опыта и знаний, именно это обстоятельство предопределило введение института поверенных в делах основного участника судебного процесса. Поверенный, прежде всего, должен был помочь тяжущемуся в прениях по существу дела, а главное – правильно и вовремя внести тот или иной протест или возражение на действия противоположной стороны. Гражданские тяжбы носили затяжной характер, что порой многие теряли надежду, а знающий и сведущий защитник в суде, во-первых, воодушевлял потерявших надежду, а во-вторых, давал возможность не отвлекаться от повседневных дел. Однако основной причиной роста числа поверенных в суде была удаленность королевского суда от местожительства тяжущихся. «Иногда королевские судьи или клирики выступали в качестве поверенных, поскольку когда в 1198 году епископ Или назначил своего архидиакона Ричарда Барре в качестве своего поверенного во всех тяжбах в Вестминстере: Ричард был не только архидиаконом, но также и королевским судьей» 103. Рассуждение автора трактата в этой книге дает представление о значимости поверенного в суде и о его полномочиях. [45] В нашем кратком описании книг трактата осталось рассказать только о книге XII. Основной темой книги является развитие процедуры изъятия дела из суда лорда или сеньориальной юрисдикции и передача его в суд графства под юрисдикцию шерифа и затем далее в королевский суд под юрисдикцию короны. Процедура заключалась в наличии общепринятой причины и доказательства этой причины, способствующей такому изъятию, потому что суд лорда не обеспечил надлежащее правосудие или допустил ошибку, нарушив права во время отравления правосудия. Эта процедура изъятия, установленная Генрихом II и являвшаяся частью процедуры судопроизводства, была заложена приказом о праве, что придало юридический статус принципу разделения юрисдикции. Таким образом, развитие процедуры давления на сеньориальную юрисдикцию с помощью приказа о праве сформировало фундамент для проведения дальнейших правовых реформ. Как писали Ф. Поллок и Ф. Мэйтланд: «Правление Генриха II имеет решающее значение в истории нашего права, а его значимость объясняется действиями центральной власти, реформами, предопределенными королем. ... он навеки запустил новый механизм, обеспечивающий соблюдение закона» 104, а его правовые реформы ничто иное, как успешные усилия, ослабляющие юрисдикцию лордов, стали «ударом, нацеленным по феодализму своевольным королем» 105. Однако их оценка слишком радикальна, так как ограничение сеньориальной юрисдикции – это скорее давление с целью объединения и создания единой судебной системы, хотя в трактате эта точка зрения выражена не так явно. В книге XII рассматривается только переход или изъятие тяжбы о праве из сеньориального суда в суд графства для ее продолжения 106. А также подтверждается юрисдикция шерифа, которому подсудны строго определенные дела после получения королевского приказа 107. И тут же объясняется «почему здесь не обсуждаются тяжбы, подсудные шерифу» 108. Поэтому вкратце о книге XII можно сказать так: процесс изъятия тяжб, начавшихся в сеньориальном суде по приказу о праве, в королевский суд через суд графства. [46] * * * Оценивая доктрину общего права и правовую систему, сложившуюся в Англии конца XII века, которые представлены в трактате, можно согласиться с профессором С. Милсомом, который «доказывал, что право до анжуйских реформ, в сущности, коренным образом отличалось от общего права» 109. В XII веке «все право Англии было изменено по форме и по сути» 110, что породило проблемы, которые в дальнейшем дали о себе знать. Особое место в правовой реформе, помимо правовых проблем, всегда занимают социально-политические проблемы: взаимоотношения королевской и сеньориальной власти, вассала и лорда, общины и человека и т.д. Эти проблемы становятся основной частью условий или принципов, лежащих в основе влияния и развития обычаев, чтобы придать им единообразие в наиболее важных областях английского общага права. Так, новые социально-политические проблемы требовали ограничить законодательство, действующее в англонорманнский период при норманнских королях. Причины, по которым установлено норманнское законодательство, становились все менее актуальными, так как вся юридическая практика уже давно через обычаи королевства впитала в себя эти причины. Поэтому появилась возможность, используя лишь обычаи королевства, ограничить старое законодательство и установить новое. Трактат Гленвиля показал именно такой принцип построения новой правовой системы в стройную доктрину при описании общепринятых «законов и обычаев английского королевства». Еще до написания трактата Гленвиля другой известный кролевский администратор Ричард фиц Найджел в 1179 году в своем трактате «Диалоги о казначействе» писал о «commune regni jus» 111. Фактически он как бы обозначал назревшую проблему появления новой доктрины – доктрины общего права. И почти через десять лет эта доктрина общего права появилась в виде трактата, «созданного во времена правления короля Генриха II, когда правосудие находилось под руководством прославленного Ранульфа Гленвиля, в те времена наиболее сведущего в королевском праве и древних обычаях» 112. С. Ю. Хатунов Комментарии1. Противоречие между писаным и неписаным правом характерно для средневековой Англии и являлось для общего права скорее созидательной, чем разрушительной силой. 2. Biancalana J. For Want of Justice: Legal Reforms of Henry II // Columbia Law Review. Vol. 88. – 1988. – № 3, April. – P. 433. 3. Poole A. L From Domesday Book to Magna Carta, 1087-1216. – Oxford, 1993. – P. 386. 4. Гленвиль, пролог. 5. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. – Т. 22. – М., 1962. – С. 312. 6. Мэн Г. С. Древнее право, его связь с древней историей общества и его отношение к новейшим идеям. – Спб., 1873. – С. 15. 7. См. Гленвиль, II, 7, сноска 42, или введение, написанное Д. Халлом к The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P. XXXIV. 8. Гленвиль, пролог. 9. The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P. XII. 10. Петрушевский Д. М. Памятники истории Англии XI-XIII вв. – М., 1936. – С. 66. 11. Там же, с. 68. 12. Гленвиль, II, 7. 13. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. – М., 1984. – С. 180. 14. Гленвиль, пролог. 15. В этом абзаце мнение проф. Э. Кем взято из ее доклада «Quality of English Feudalism» на англо-советской конференции в Лондоне осенью 1958 г. и цитируется по: Косминский Е. А. О некоторых характерных чертах английского феодализма // Средние века. Вып. 17. – М., 1960. – С. 32-33; в измененном виде, но под тем же названием, этот доклад можно найти в Cam. Н. Law-finders and Law-makers in Medieval England. Collected Studies in Legal and Constitutional History. – N.Y., 1962. – P. 44-58. 16. Richardson Н. G., Sayles G. О. The Governance of Medieval England from the Conquest to Magna Carta. – Edinburgh, 1963. – P. 27, 33,118. (Цит. пo: Van Caenegem R. C. The Birth of the English Common Law. – Cambridge, 1973.-P. 6). 17. Holdsworth W. S. A History of English Law. – London, 1923. – vol. 4. – P. 188. 18. Косминский Е. А. О некоторых характерных чертах английского феодализма // Средние века. Вып. 17. – М., 1960. – С. 38. 19. Эту мысль предложила Гутнова Е.В. См.: Средние века. Вып. 3. – М., 1951.-С. 120, 124. 20. См.: Косминский Е. А. О некоторых характерных чертах английского феодализма // Средние века. Вып. 17. – М., 1960. – С. 37-41. 21. The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P. XI. 22. Reeves J. History of English Law / Ed. W.F. Finlason. – Vol. 1. – London, 1869. – P. 256. 23. Stenton D. M. English Justice between the Norman Conquest and Great Charter, 1066-1215. – London, 1965. – P. 21. 24. Мэн Г. С. Древнее право, его связь с древней историей общества и его отношение к новейшим идеям. – Спб., 1873. – С. 15. 25. Poole A. L. From Domesday Book to Magna Carta, 1087-1216. – Oxford, 1993. – P. 386-387. 26. Авторство трактата достоверно не известно, хотя многие склоняются к версии, что его автор Хуберт Вальтер. Однако, помимо X. Вальтера, авторство приписывается также Жоффруа фиц Питеру и Ранульфу Гленвилю. По моему мнению, это коллективный труд многих ведущих судей Англии XII века независимо от того, кто именно собрал воедино и записал его в окончательной редакции. Далее этот трактат обозначается как трактат Гленвиля в силу общепринятого обозначения. 27. Об английских судьях и их именах, отраженных в трактате, см.: The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P. XIII-XVII. 28. Так назывались отдельные законодательные акты английских королей, в основном неписаные, названные по примеру римских императорских конституций I-VI вв. и вобравшие в себя Кодекс Юстиниана. О том, что они представляли собой, см.: Гленвиль, II, 7, сноска 42. 29. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. – Т. 3. – М., 1955. – С. 63-64. 30. Об альфа-и бета-версиях трактата см.: The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P. XI-XIV, XIX, n. 1. 31. Hudson J. Land, Law, and Lordship in Anglo-Norman England. – Oxford, 1997. – P. 254. 32. Richardson H. G., Sayles G. О. Law and Legislation from AEthelberht to Magna Carta. – Edinburgh, 1966. – P. 103. 33. О значении слова constitutio см.: Гленвиль, II, 7, сноска 42. 34. Richardson H. G., Sayles G. О. Law and Legislation from AEthelberht to Magna Carta. – Edinburgh, 1966. – P. 104. 35. Согласно X. Кем, эта фраза – средневековый эквивалент современному понятию «общественное мнение» (public opinion). См.: Cam. Н. Law-finders and Law-makers in Medieval England. Collected Studies in Legal and Constitutional History. – N.Y., 1962. – P. 157. 36. Reedy W. Т. The Origins of the General Eyre in the Reign of Henry I // Speculum. – Vol. XLI, № 4, October, 1966. – P. 724. 37. Richardson H. G., Sayles G. O. Law and Legislation from AEthelberht to Magna Carta. – Edinburgh, 1966. – P. 89. 38. English Historical Documents / Ed. D. C. Douglas , G. W. Greenaway. – Vol. 2 (1042-1189). – London, 1953. – P. 480. 39. Van Caenegem R. C. Public Prosecution of Crime in Twelfth-century England // Church and Government in the Middle Ages. – Cambridge, 1976. – P. 43. 40. Reedy W. Т. The Origins of the General Eyre in the Reign of Henry I // Speculum. – Vol. XLI, № 4, October, 1966. – P. 724. 41. Гейнце Р. Очерк английского судопроизводства в связи с судом присяжных. – Спб., 1866. – С. 15. 42. Там же, с. 33: «судьи отвечают по вопросу о праве, жюри отвечает по вопросу о факте». 43. В то время применялись и другие формы: судебный поединок; ордалия (божий суд) горячим железом или водой; ордалия холодной водой; показания и клятвенные заверения свидетелей; какой-либо документ, могущий служить доказательством, и т.д. 44. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. – М., 1984. – С. 184. 45. Van Caenegem R. С. Public Prosecution of Crime in Twelfth-century England // Church and Government in the Middle Ages. – Cambridge, 1978. – P. 43. 46. Ibid. – P. 44. 47. См.: III Этельред, 3, § 1: «Суд должен находиться в каждом валентейке (сотне), и 12 ведущих тэнов вместе с главным судьей должны приходить и клясться на реликвии, которая передается им в руки, чтобы они не обвиняли какого-либо невиновного человека или защищали какого-либо виновного». The Laws of the King of England from Edmund to Henry I / Ed. A. J. Robertson. – Cambridge, 1925. – P. 65. 48. Humard N. D. The Jury of Presentment and Assize of Clarendon // English Historical Review. – vol. LVI, № 223, July, 1941. – P. 374. 49. См.: English Historical Documents / Ed. О. С. Douglas, G. W. Greenaway. – Vol. 2 (1042-1189). – London, 1953. – P. 438-441; Select Charters and Other Illustrations of English Constitutional History from the Earliest Times to the Reign of Edward I / Ed. W. Stubbs. – Oxford, 1870. – P. 140-143. 50. Гленвиль, пролог. 51. I. рг. (Цит. по: Институции Юстиниана. – M., 1998. – С. 11). 52. Гленвиль, пролог. 53. Там же. 54. Plucknett T. F. T. A Concise History of the Common Law. – London, 1956.-P. 422. (Цит. по : The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P. XXI). 55. Впервые появилось в Правдах Эдгара «Тишайшего» (958-975), когда в преамбулах двух правд есть ссылка на церковный и светский законы. Такое разделение законов соблюдалось и последующими королями и фактически вошло в обычай. См.: The Laws of the King of England from Edmund to Henry I / Ed. A. J. Robertson. – Cambridge, 1925. – P. 4; Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы / Под ред. акад. В. М. Корецкого. – М., 1961. – С. 84. 56. Петрушевский Д. М. Памятники истории Англии XI-XIII вв. – М., 1936. – С. 36. 57. Eadmer. Historia Novorum in Anglia / Ed. M. Rule. – London, 1884.-P. 6. (Цит. по: Петрушевский Д. M. Памятники истории Англии Xl-XIII вв. – M., 1936. – С. 36). 58. Петрушевский Д. M. Памятники истории Англии Xl-XIII вв. – M., 1936. – С. 70. 59. Гленвиль, IV, 13,14; XI, 21, 22. 60. Leges Henrici Primi / Ed. by L. J. Downer. – Oxford, 1972. – P. 109. 61. Мэн Г. С. Древнее право, его связь с древней историей общества и его отношение к новейшим идеям. – Спб., 1873. – С. 287-288. 62. II Кнут (светские законы), 26, 64. «Явный вор или тот, кто уличен в измене (своему) господину, могут обращаться за защитой, куда хотят, – они нигде не должны находить защиты своей жизни»; «Разрушение (чужого) дома, поджог, воровство с поличным, тайное убийство и измена (своему) господину по светским законам не подлежат выкупу»: The Laws of the King of England from Edmund to Henry I / Ed. A. J. Robertson. – Cambridge, 1925. – P. 189, 207. Перевод дан по: Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы / Под ред. акад. В. М. Корецкого. – М., 1961- – С. 87, 89. Здесь измена господину схожа с норманнским понятием фелония, которая позже стала обозначать такие тяжкие уголовные преступления, как убийство, разбой, поджог, изнасилование и т.д. 63. The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P. XXI-XXII. 64. Гленвиль, XIII, 1. 65. Гленвипь, I, 3. 66. О начале тяжбы в сеньориальном суде по королевскому приказу в XII, 3-4. 67. Van Caenegem R. С. The Birth of the English Common Law. – Cambridge, 1973. – P. 30. 68. т.е. пограничные с Уэльсом территории. 69. См.: Van Caenegem R. С. The Birth of the English Common Law. – Cambridge, 1973. – P. 30. 70. Гленвиль, I, 5. 71. Гленвиль, II, 11. 72. Гленвиль, XII, 3-5. 73. Гленвипь, V, 2; VI, 7. 74. Иногда praecipe. Подробно о приказе precipe см.: The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill – Oxford, 1998. – P. 179. 75. Гленвиль, I, 6; IV, 2; VI, 15; VIII, 4; IX. 5; X, 2, 4, 7 и 9. 76. Гленвиль, IV, 1. 77. Глвнеиль, IV, 2. 78. Если церковь не вакантна, то могут возникнуть притязания, но только на право представления на приход. 79. Гленвиль, IV, 8. 80. Гутнова Е. З. Судьбы крестьянства и его борьба против феодального гнета в Англии XII в. // Средние века. Вып. 45. – М., 1982. – С. 35. 81. Гленвиль, V, 2. 82. Гленвиль, XII, 11. 83. Гленвиль, VI, 15. 84. The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P. XXIV. 85. The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P. XXIV, n 2. 86. Гленвиль, I,1: «... что в отношении одного и того же держания никто не может быть и наследником и лордом». 87. Placknett T. F. T. Early English Legal Literature.-Cambridge, 1958. – P. 38. (Цит. по: The Treatise on the Laws and Customs ofthe Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P. XXIV). 88. The Treatise on the Laws and Customs Of the Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P.XXIV. 89. Гленвиль, Х, 3: «... несколько причин, на основании которых истец требует долг». 90. The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P. XXV. 91. Гленвиль, X, 3-12; I. 3. 14. (Институции Юстиниана. – M., 1998. – С. 243-245); D. 12. 1. (Дигесты Юстиниана. Избранные фрагменты в переводе и с примечаниями И. С. Перетерского. – М., 1984. – С. 201-205), а также D. 44. 7. 1. 2. 92. Гленвиль, Х, 13.; D. 13. 6. (Дигесты Юстиниана. Избранные фрагменты в переводе и с примечаниями И. С. Перетерского. – М., 1984. – С. 228-232); Sent. Ret, 2. 4, 2. 5. 3. (Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну. Фрагменты Домиция Ульпиана. – М., 1998. – С. 27-29). 93. Гленвиль, Х, 14-17; I. 3. 23. (Институции Юстиниана. – М., 1998. – С. 267-271); D. 18. 1. (Дигесты Юстиниана. Избранные фрагменты в переводе и с примечаниями И. С. Перетерского. – М., 1984. – С. 287-295). 94. Гленвиль, X, 18; I. 3. 24 (Институции Юстиниана. М., 1998, С. 271-275). 95. Гленвиль, Х, 3 (лишь упоминается, но не обсуждается); Sent. Rec. 2. 12. (Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну. Фрагменты Домиция Ульпиана. М., 1998, С. 33).; D. 16. 3. (Дигесты Юстиниана. Избранные фрагменты в переводе и с примечаниями И. С. Перетерского. – М., 1984. – С. 261-267). 96. The Treatise on the Laws and Customs of the Realm of England Commonly Called Glanvill. – Oxford, 1998. – P. XXV. 97. Цит. по: Институции Юстиниана. – M., 1998. – С. 243-245. 98. Цит. по: Дигесты Юстиниана. Избранные фрагменты в переводе и с примечаниями И. С. Перетерского. – М., 1984. – С. 228-231. 99. Цит. по: Институции Юстиниана. – М., 1998. – С. 267-271. 100. Цит. по: Институции Юстиниана. – М., 1998. – С. 271. 101. Автор трактата ограничился только упоминанием этой причины и в дальнейшем ее не обсуждает. 102. Цит. по: Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну. Фрагменты Домиция Ульлиана. – М., 1998. – С. 33 103. Hudson J. The Formation-of the English Common Law: Law and Society in England from the Norman Conquest to Magna Carta. – London, 1996. – P. 230. 104. Pollock Е, Maitland F. W. The History of English Law before the Tme of Edward I. – Cambridge, 1923. – Vol. 1. – P. 138. 105. Idid. – Vol. 2. – P. 57. 106. Гленвиль, XII, 1, 7. 107. Гленвиль, XII, 9. Перечень приказов отражен в xii, 10-22. 108. Гленвиль, XII, 23. 109. Hudson J. The Formation of the English Common Law: Law and Society in England from the Norman Conquest to Magna Carta. – London, 1996. – P. 20. 110. Pollock F, Maitland F. W. The History of English Law before the Time of Edward I. – Cambridge, 1923. – vol. 1. – P. 136. 111. Richard fitz Nigel. Dialogus de Scaccario / Ed. C. Johnson. – Oxford, 1963. – P. 59-60. 112. Гленвиль, пролог. Текст воспроизведен по изданию: Трактат о законах и обычаях королевства Английского, который называется Гленвилевским. Ставрополь. Книжное издательство. 2002 |
|