ШАРЛЬ СИГИСБЕРТ СОННИНИ

ПУТЕШЕСТВИЕ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТИЯ

Обрезание женщин. – Секта Саадиа, или Едунов змий.

Нет человека, которой бы не знал, в чем состоит обрезание мущин; всякой, известен, что Жиды и Музульмане обрезаны. Сие обыкновение почиталось необходимым у древних Египтян. Но было ли оно действительно нужное в их климате? сего вопроса я здесь решить не намерен, хотя совершенно почти удостоверился, что обрезание, есть-ли и не есть надобное, но по крайней мере [372] должно почитаться весьма полезным у грубого и мало попечительного народа. Оно также в употреблении и у Коптов, которые не быв весьма удостоверены приобресть Царства небесного помощию крещения, у них совершаемого по обряду Христианскому, полагают, как и Магометане, между коими живут, в число правил своего Закона, необходимость быть обрезанными. Подробности у всех последователей Магомета единообразно наблюдаемого действия, будут помещены в Путешествии моем в Турецию. В Египте не одни мущины ему подвержены, но и над женщинами совершается для сего особая операция.

Сей последний род обрезания был наблюдаем и у народа древнего Египта. Он предоставлен одним его потомкам; ибо иностранки, поселившиеся в сей же стране, от оного избавлены и не имеют в нем нужды. Я чувствую, сколь мудрено рассуждать о подобных вещах, без возбуждения мыслей противных тем, которые последуют за Изпытателем Природы в его изысканиях; но сей предмет человеческой Истории слишком важен, чтоб быть умолчен, и никто прежде меня не рассмотрел и не внял eго с точностию. Я употреблю единственно Анатомиею утвержденные и принятые слова. Естьлиж и позволяется для большого числа людей быть не весьма внятным, то сиe конечно извинительно в случае описания столь затpуднительного веществословия.

Все знали, что Египтянки были обрезаны, но никто не был согласного мнения о [373] понудительных причинах сего обыкновения. Большая часть тех, которые об оном писали, почитали его убавкою части детородноудных женских сережек (нимф), которые в здешних странах, как сказывают, прибывают удивительным образом. Другие, в числе коих примечается славный путешественник Жамес Брюс ²⁵⁹, думали, что сие действие состоит в отнятии Клиториса, коего продление, по словам тех же Писателей, имеет нечто безобразное и омерзительное. Г. Брюс наименовал сию операцию Excifio (эксицзио), слово, употребленное и на Французском языке, достойным переводчиком сего имянитого Мужа, и которое заменить действительно весьма трудно.

Не имев еще случая в точности узнать о существе обрезания Египетских женщин, думал и я, что оно состоит в отнятии излишества Нимф и Клиториса, судя по обстоятельствам, или по мере продления тех частей. Должно наверное полагать, что подобные действия производятся не только в Египте, но и во многих других местах Востока, где зной климата и другие причины могут производить тех частей слишком излишнее приращение; и я тем больше был в том удостоверен, что распрашивая многих в Poccemте живущих Турок о обрезании их жен, не получил от них другого понятия, как то, которое уже имел о сих [374] болезненных обесчленений. Они объясняли мне и побудительные причины оных. Разборчивые любители, как уже выше сказано, гладкой и лоснистой поверхности, всякая неровность, всякая выпуклость ими почитается отвратительным пороком. С другой стороны уверяли меня, якобы помощию одной из сих операций женщины лишались горячности сложения и способности доставлять себе непозволенные наслаждения: варварское мудрование тиранства, последняя степень уничижения одной половины человеческого рода, которою жестокими средствами другая половина образует для своих удовольствий и по самоизволению ревнивого своего самовластия.

Г. Ниебюр повествует, что Форскал и еще другой путешествия его сотоварищ, будучи у одного Каирского Господина в деревне, явили ему совершенное их желание видеть обрезанную девку. Сей снизходительный хозяин приказал тот же час привести осьмнадцатилетнюю крестьянку, которую и позволил рассматривать, как им угодно. Находящийся при них живописец срисовал все с натуры в присутствии нескольких Турецких слуг; но он работал с трепетом, потому что все они опасались последствий со стороны Mагометан ²⁶⁰. Однакож Г. Ниебюр не издал в Свет сего в страхе сделанного рисунка и не предоставил нам никакого подробного извещения о обрезании. Однакож, естьли, [375] судить по предыдущему, то наверное должно полагать, что сей же путешественник усмотрел в нем отрезание Нимф и Клиториса, коих приращение столь не нравится здешних cтpaн мужьям.

Я почти был уверен, что, кроме сего излишества, существует в тех частях что ни есть другое, и что сие не всем женщинам свойственное изуродование не может быть предметом древнего и всеобщего обыкновения. В рассуждении сего, дабы достичь до познания оного, решился наконец и предпринял намерение, которое должно показаться отважным всякому, кому Египетские жители известны, не срисовать обрезанную женщину, но велеть обрезать одну в моем доме. Г. Форнети, коего благоразумное снизхождение не редко было для меня полезным, согласился вспомоществовать мне в том предприятии и, чрез посредство одного Турка, который при Французских купцах в Poccemе отправлял должность Маклера, приведены наконец в мою комнату женщина, коей ремесло было обрезывать себе подобных, и две молодые девки, из которых одна два года тому назад уже была обрезанa, а другая назначена для оной операции. Форнети, Maклер Туpок, Консульской Янычар и я, были единственными свидетелями сей церемонии.

Я сперва начал рассматривать маленькую для обрезания приведенную девочку: ей было от роду около осьми лет, и она произходила от Египетского поколения. Я весьма был удивлен, увидя, что у ней толстой, [376] вялой, мясистой и кожею покрытой нарост. Сей нарост имел свое начало повыше смычка больших губ, и висел почти на половину дюйма вдоль тогож самого соединения. Чтоб иметь довольно верное о нем понятие, тo должно его уподобить как в рассуждении величины, так даже и образования висячему дикому мясу, коим нос у Индейских петухов обременен.

Операторша села, на пол, посадила пpoтив себя маленькую девочку и, без всякого приуготовления и дальних околичностей, взяв худую бритву, ею отрезала тот удивительной нарост, о котором теперь упоминал. Девочка не оказала чувствования отменной боли; щепотка золы составляла весь пластырь, приложенной к ране, хотя и истекало из нее довольно много крови. Операторша, во вpeмя действия, не коснулась ни до Нимф, ни до Клиториса, и оные части, как у сего дитяти, так и у другой постарее и уже обрезанной девочки снаружи не были явны.

Вот в чем состоит обрезание египетских девок, которое должно почитать весьма нужным; ибо сей род продолговатого гриба с летами получает приращение, и естьли его оставить, то он закроет все отверстие детородного уда. Обрезальщица уверяла меня, что в двадцать пять лет сей нарост будет иметь больше четырех дюймов длины. Оному подвержены одне женщины Египетской природы. Прочие хотя и принадлежат народам, на той земле поселившимся и [377] соделавшимся почти ее уроженцами, от оного освобождены.

Для избавления Египетских девок от столь тягостного излишества, почти никогда не дожидаются времени их возмужалости, которое в Египте не столь медленно, как в наших Северных странах, и их от оного освобождают семи, или осьми лет. Сию, как уже видели, не трудную операцию, обыкновенно делают Саидские бабы. Они разходятся по деревням и городам, где и кричат на улицах: Кому надобна хорошая обрезальщица! Суеверное предание назначило время совершения обрезания, то есть, при начале прибыли Нильской воды. Отыскание родственников, согласных на обрезание дочери своей, во время, столь отдаленное от того, которое для сего почитается благополучнейшим, меня не мало затруднило. Tогда настояла зима; но несколько денег преодолели сие препятствие, как и многие другие препоны.

Теперь, естьли со вниманием рассмотреть свойство нароста, отличающего Египетских женщин знака, то и увидят, что он имеет сообразность с тем, которой на другом конце Африки существует у иных там обитающих народов. Бюфон не хотел верить свидетельству одного только путешественника, сказавшего, что Египетские женшины имеют некоторую жесткую кожу, которая растет у них повыше наддетородоудной кости и опускается весьма низко; но [378] что они ее истребляют созжением ²⁶¹. В повести Тевенота находится однакож больше справедливости и гораздо меньше увеличивания нежели в описаниях Езуита Татарда и Колба, когда, последуя своему воображению, описывали они природный Запон Готтентоток.

Естьли сей род природного покрова и не таков, как oн описан, однакож не должно было совершенно опровергать его существование ²⁶²; когдаж он и не может почитаем быть всеобщею принадлежностию Полуденных Африканских женщин, но нельзя оспоривать, чтоб он не находился у некоторых там живущих народов. Один наших вpeмен славный путешественник почел сперва сие составление сказкою, потому что оного не видал в посещаемых им странах; но после сего уже его встретил в дальном paзстоянии от мыса Доброй Надежды, между диких Готтентотов. Он предоставил изображение одной Готтентотки: оно кажется означает продление покрывающего наддетородоудную кость мясистого вещества, и которое упадаючи вниз отвесно вдоль детородного уда, разделяeтся на две части. Однакож гражданин Левалиан, почитающий сию странность действием искуства, или скорее своенравием модного обыкновения, говорит, что оно есть ничто другое, как протяжение больших губ, [379] которые чрез трения и подергивания напрягаются, и посредством привешенных гирь опускаются вниз даже на девять дюймов ²⁶³. Естьлиб гражданин Левалиан употребил больше времени для наблюдения своих примечаний о столь важном предмете Естественной человеческой Истории, то вероятно узнал бы, что сие необыкновенное и удивительное протяжение, представленное ему в виде изобретения искуства, есть произведение Природы. И действительно трудно понять, каким образом может верхняя часть больших губ достичь до такой чрезвычайной длины, какие бы для сего ни были употреблены способы. Но естьли станут размышлять, что на другом краю той же твердой земли существует народ, у которого женщины имеют природное на теле излишество, и что оно разнствует от видимого Лавалианом у посещенных им Готтентоток нароста только потому, что оно простое и не раздвоенное; когда уже уверены, что сие излишество произходит ни от дергания, трения и ни от чего другого подобного, потому что оно раждается с женщинами, и что оне поспешают истреблять его: то нельзя вообразить, чтоб он предоставлен одним только Eгиптянкам, но распространяется от их земли до мыса Доброй Надежды, полосу, вмещающую в себя одних смуглых, а не черных женщин, у которых нет [380] ничего похожего. Сия догадка заслуживает некоторое вероятие; ибо совершенно уже известно, что Абиссинские женщины обрезаны так как и Египтянки; а хотя и нет никакого верного сведения о понудительной причине сей операции в Абиссинии; но весьма вероятно и должно наверное полагать, что она есть последствием сходственной сообразности одних и других; сие мнение более утверждается тем, что все женщины, обрезывающие себе подобных в Египте, произходят из той части земли, которая ближе прилежит к Абиссинии.

Я наконец мог иметь в моем доме и другого роду позорище. Одна Природа изображалась в первом. Второе было примечательным образцом человеческого сумазбродства. Поколение Псилл, того народа, которой тщеславился иметь власть презирать змей, обворожать их, делать на голос послушными и изцелять их уязвление, увековечилось в Египте. Там существует секта людей, называемых Саадис, именем их основателя, весьма почитаемого святого здешних стран Магометанами. Сей Саади имел дядю, играющего важную роль в Сирии. Будучи один раз им послан в пустыню для набрания древесных сучков, по нарублении хвороста молодой человек был весьма затруднен, не знав, чем завязать оной. После многих тщетных изыскании, вздумал он связать многих змей концами, и сею живою веревкою утвердил свой фашинник. Дядя, возхищенный выдумкою своего племянника, сказал ему: [381] Ступай теперь, ты можешь пробыть один; ты мудр больше, нежели я сам. С того самого времени сей столь ученый муж стал странствовать по свету, приводя змей в изумление дивною и чрезъестественною своею наукою, и он имел множество учеников, которым сообщил власть свою. Гробница его находится близь Дамасса; она наполнена змиями и другими ядовитыми животными, между которыми можно лечь и спать, не опасаясь никакого вреда.

Вот произхождение нынe в Египте весьма многочисленной секты, и коей каждый сочлен наследовал науке своего основателя. Они празднуют ему каждый год пристойным образом их учреждению. Ходят процессиями по улицам, у каждого в руке живой змий, которого кусают, раздирают и глотают по кускам, производя страшные кривляния и разные удивительные телодвижения. Но сие празднество, которое с любопытностию желал я видеть, бывает летом и мне очень хотелось рассмотреть поближе одного из числа тех едаков змий. Г. Форнети и я употребили те же средства, что и для обрезания, и один Саади приведен в мою комнату, будучи сопровождаем своей секты попом. У сего последнего лежал за пазухою толстой змий, которого он беспрестанно ворочал. По прочтении молитвы вручил его Саадию. Я заприметил, что зубы у сего пресмыкающего выдерганы: впрочем он был наполнен жизнию, и темнозеленого меднистого цвета.

Саади сильною рукою схватил змия, которой и обвился около голой его десницы. [382] Он начал возмущаться; вид его переменился, глаза соделались мутные; он испускал страшные крики, и сей изумленный укусил животного в голову, и вырвал из него кусок, которой при нас сжевал и проглотил. Тогда уже волнование его соделалось коверканием, вой или вопль его удвоился; члены изкривились вид изображал озлобление, а из ужасными кривляниями распростертого его рта истекали потоки пены. В продолжении сего пожирал он новые куски пресмыкающего. Три человека старались его удерживать: он их всех трех преодолевал и таскал за собою по комнатам. Руки его со удивительною поспешностию стремились во все стороны, ударяли все то, до чего достичь могли. Г. Форнети и я, стараясь убегать его, иногда были принуждены прижиматься к стене, чтоб не встретиться ему и сокрыться от его ударов. Мы бы очень желали, чтобь сей беснующий был весьма далеко. Наконец поп отнял у него змия; но его бешенство и припадки от того сперва не укротились; он кусал у себя руки, и изступления его продолжались. Поп брал его в свои объятия, тихонько гладил ему спину своею рукою, приподнимал с земли и читал молитвы. Волнование утишилось постепенно, и превратилось в совершенное уныние, которое продолжалось несколько минут.

Турки, присутствующие при сей странной и омерзительной церемонии, были весьма уверены о действительности сего святого бешенства. Но однакож и то правда, что от чистого ли сердца, или из притворства и [383] обмана; но невозможно живее изобразить изступление бешенства и озлобления, ни иметь пред глазами человека в столь страшном и ужасном положений.

Великое число сих людей пожирателей змий заставило думать некоторых Писателей, а особливо Доктора Шава, что и пища их состоит из сих пресмыкающих. Пo мнению Аглинского путешественника, находится в Каире и оного окрестностях более четырех тысяч душ, питающихся только змиями ²⁶⁴. Но сие не справедливо. Для Саадис змеи не составляют кушанья; а естьли в церемониях своих и раздирают они нескольких живых сырых сего рода животных, но ими не питаются. Впрочем оные люди весьма уважены в Египте; но Турки из других Империй Оттоманской страны над ними смеются и ими презирают.

Я имел случай разговаривать с Шеиком или той секты попом. Он весьма был откровенен; ибо, уверяя меня, что многие из них имеют чрезвычайную власть над змиями, признавался, что он в оной власти ни мало не участвует, а напротив того весьма боится сих животных. Я узнал от него некоторые подробности, которые теперь опишу. Дабы иметь на нужной случай всегда готовых змий, то оных вскармливают у себя, но из предосторожности вырывают у них зубы. Естьли кто укушен змием, то не мешкав идет к Саадию. Сей последний [384] произносит над раною несколько слов, насекает ее бритвою и, наполнив рот свой лимонным соком, неоднократно высасывает из ней кровь. Сии самые люди изцеляют также от змеиного дыхания. Так называют они возпаленные пупырья, бывающие иногда на людях, спящих на открытом воздухе, имее некоторые части тела не покрытыми, и утверждают, что cие произходит от заразительного дыхания змия. Употребляемое ими лекарство состоит из Сезамавого масла, смешанного с белилами. Сею помадою натирают они пупырья, но в то же самое время бормочат слова, без которых лекарства не могут иметь никакого действия. Таковая есть участь человечества, что даже нет народа во всей вселенной, коего бы История не занимала несколько страниц, посвященных суеверию. [385]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Зима. – Нильской угорь. – Черепаха. – Птицы. – Соловей. – Xищная птица. – Шевеш. – Белой Лавандиер. – Mартин Пешеры (рыболовы). – Герон. – Султанская курица. – Вооруженные плювиe. – Гюппы. – Тенебрион. – Померанцовые деревья. – Лук. – Чеснок. – Латук. – Колоказия. – Мангуст. – Талеб. – Каким образом Африканцы означают человеков. – Крысы и мыши. – Овцы. – Коза. – Расположение к отъезду из Россетта.

Одно созерцание Природы может затмить человечество сокрушающие и не редко соделывающиеся его напастию заблуждения. Прогуливаясь часто по окрестностям Россетта, забывал я глупости и бедствия терзателей всякого сообщества людей и предстоящие взору моему предметы поселяли в уме приятную мысль и раздирали мрачный покров уныния.

Тогда настоял конец Декабря месяца, самое суровое время той страны зимы. Бурливые ветры колебали атмосферу и изрывали зыби из пребывающего в берегах своих Нила. Дожди, сопровождаемые иногда громом, орошали землю, уже напитанную водою реки, которая не задолго пред тем оную покрывала. Морское волнение редко позволяло баркам пускаться в путь; безрассудная смелость мopeходцев, которых предстоящие на нем [386] опаcности не могли удержать, подвергала их неминуемым бедствиям, и смерть часто соделывалась наградою их дерзновения. Из двух Жерм, которые, не взирая на предвещания весьма бурливой погоды, оставили спокойный Россетской берег, и отправились в Александрию; одна погибла на Бoгассе; другая, миновав опасности подводного каменистого пояса, не могла противиться ярости морской, и исчезла между шумливых и стесненных волн. Сверх обыкновенных служителей было на каждой барке от пятнадцати до двадцати Галлиондгис, или Турецких морских солдат, принадлежащих к одной стоящей в старой Александрийской гавани Каравалле, и ни один из них не мог спастись. Посреди ceго неустройства Природы толпы Ворваней (морских свиней) перепрянывали играючи чрез устье Нила, позорище ужаса и смерти, и более, чем в иное годичное время, появлялись пред стенами Pocceтma.

Протекающий чрез оной город речной рукав предоставляет многие роды рыб, которых и буду описывать каждую в свое время. Изобильнейшая тогда рыба была Нильской угорь, почитаемый Египтянами, пo cловам Иродота, яко священным ²⁶⁵. Жрецы присвоили сей рыбе впечатлениe божества, дабы воспретить народу есть ее мясо: ибо вероятно нашли в его употреблении некоторые вредительные свойства. От того и наименовал [387] ее Г. Пав вредным Нильским угрем ²⁶⁶. Ныне Египтяне едят угрей без малейшего отвращения; Европейцы им подражают, и как те, так и другие не запримечают никаких дурных последствий. Одни Турки оным не питаются; но сиe по причине омерзения к животному, которое, по их мнению, совокупляется со змием. Угри были весьма обыкновенны в Россетте; три подобные рыбы, из которых каждая имела более двух футов длины, продавались не дороже двадцати копеек; я изпытал, что мясо их столькож вкусно, как и у Европейского угря.

Однакож сей последний от него разнствует несколькими маловажными признаками, и может составить, естьли не особливой род, то по крайней мере оного разнообразие. Главные черты несходности суть следующие: 1. Маленькие на верхней челюсти у него усы длиннее, чем у нашего угря. 2. Плавильные перья на спине достигают почти до самой головы, а у обыкновенного угря они далее половины тела не простираются. 3. Разное расположение зуб. 4. Маленькие скважинки на нижней челюсти у Нильского угря весьма явственны, а у нашего почти неприметны. 5. Наконец и колера не есть одинаковы; у Нильского угря весь верх головы и тела густо черного цвета, с блестящими меднистыми оттенками, бока его посветлее и равномерно с оттенкою, [388] изподняя часть головы и тела яркого белого цвета, а глазной зрачек желтой. Египтяне называют угря Анеш, родовое наименование всех вообще змей.

Рыбаки теx стран употребляют разные сети и невода, между которыми заприметил я невод, сделанной наподобие сумки, или рукава, называемый во Франции Трюбль или Тpубль.

Мне принесли черепаху, пойманную при входе в Нил на самом Богассе, которая и попалась на притраву, привязанную к большой и крепкой уде. В ней было три фута с половиною длины, будучи измерена от начала морды до самого конца хвоста, имеющего не более двух дюймoв во всю свою длину. Самая большая ширина сего животного, включая и верхний черед, или покрышу, состояла в двух футах. В оном роде нетрудно распознать черепаху, которую Форскал означил под наименованием Черепахи о трех когтях ²⁶⁷. Ноги ее, сотворенные наподобие гусиных лап, действительно вооружены, каждая тремя большими выдающимися когтями нелощеного белого цвета. На конце верхней челюсти находится у ней нарост, в котором проведены ноздри, что весьма и уподобляет морду ее свиному рылу. Чешуя на ней кругловата, покрыта остриями и по краям сплюснута и лосниста. Нижняя часть тела, то есть, все то, [389] что не покрыто костоватым веществом, белая: верх серо-зеленоват, а голова серая и изпещрена белыми крапинами.

Но морская ли она, или речная черепаха? Форскал кажется почитает ее животным, Нилу свойственным: ибо пишет, что она в нем редко бывает. Хотяж и живет она в Средиземном море, но не может ли входить иногда и в реку с морскими водами, которые будучи ударяемы сильными Северными ветрами, мешаются с Нильскою водою и предоставляют ей, даже гораздо выше Россетта, соленость, делающую ее для питья весьма неприятною? А как подобные случаи не обыкновенны, то и должно от сего заключить, что и черепаха редко показывается вдоль берегов Нильских. Я очень знаю, что он положительно определил отменяющим знаком морских черепах, якобы у них лапы сотворены, как у сей последней, наподобие плавил, а что у речных сего рода черепокожных, они тупы и зжаты. Но способы учения Истории Естественной не суть предопределения Природы, которая ежечасно оные опровергает и уничтожает, яко соглашения, в коих она ни мало не соучаствует.

Место, на котором поймана была та черепаха, не могло быть лучше избрано для усугубления неизвестности. Сие случилось точно там, где море разъяренное, что не может далее распространить владычества своего, разрушается об останавливающую его естественную преграду, и смешивает шумливые свои воды с тихою и пресною речною водою; на сей-то [390] нерешимой черте была она найдена. Но той страны жители, ее поймавшие и другие, которым я оную показывал, знающие сей род черепахи люди, уверяли меня, что она морская: они называли ее Тирзе. Сие наименование как я уже заприметил, есть общее название всякого рода черепах, и не более различает сих на земле и в воде живущих животных, как на Французском языке слово Тортю (черепаха). Впрочем скажу, что мясо теперь упоминаемой черепахи очень вкусно. Рыбаки, продавшие мне оную, в том меня предупреждали; но я согласился с их мнением, когда его отведал, приказав оную изготовить в ее черепе, по обыкновению Американцев.

Дурная погода принудила меня пробыть на квартире. Густые облака затмили несколько дней солнце; первые его лучи были предзнаменованием новых для меня прогулок и я отправился в луга, наслаждаться новыми увеселениями; я нашел там многочисленные семейства мною обыкновенно на них видимых птиц. Маленькие породы, к коим присоединились новые и мною еще не запримеченные роды, как-то зиньки, малиновки, винноягодники, крапивишники и проч. находились в удивительном движении. Солнечный жар, коего были они несколько времени лишены, поселял между ими радость. Они встречались друг другу, смешивались на полете, перепархивая с ветви на ветвь, и казались возбуждать себя к взаимной веселости. Посреди сих любезнейших движений восторга некоторые птички казались забыть свои привычки. [391] Лавандиеры или Синички paвномерно соучавствовали в общей радости, соединясь с сими столь оживотворенными толпами, подобно им садились на сучья кустарников. Я не хотел ни помешать, ни расстроить сего празднества Природы, но с благоговением взирал на благотворительное светило, коего сии птички с толикою живостию и прелестьми торжествовали щастливое влияние.

В некотором расстоянии смиреннее ceгo, но уединенная птица пряталась в густоту больших тростников. Всем известно в Нижнем Египте, что соловьи ²⁶⁸ препровождают там время наших стуж: я находил оных птиц в разных местах Делта, где они преимущественнее избирают для себя тучные и близ вод лежащие жилища; но oне не изъявляют там искусства Филомеля, того прелестного голоса, тех громогласных напевов, раздаваемых с приятностию отголосками наших садов и лесов. Единый там испускаемый ими крик есть род того сиплого звука или охрипления, которое в наших странах последует за его восхитительным пением, как скоро перестает он прославлять любовную страсть свою.

Следовательно несправедливо мнили, утверждая, якобы нет соловьев в Африке ²⁶⁹; [392] они по крайней мере находятся в самой Восточной части сей страны вселенной. Прилетают туда осенью и, оставя те места весною, яко певцы Природы, прибывают в наши леса прославлять ее возрождение. Кажется однакож, что оне предпочитают Сирию и другие страны Азии. Гасселквист, на коего ссылается Гено де Монбелиар ²⁷⁰, уже известил, что оные птицы находятся в ивняках и между масличных деревьев Юдеи. Я не ведаю, по какой причине хотели покрыть сомнением его утверждение, и для чего лучше предпочли не быть известными о местах, где соловьи зимою пребывают. Но теперь не может уже существовать сумнительности; я видал их в Египте, где они были обыкновенны, а после того находился на островах Архипелажских в самое время их туда прибытия, на которых они и отдыхают yповательно с нaмepeнием перелететь в Азию.

Глазам моим предлежащие предметы радости и щастия в скором времени долженствовали быть нарушенными и окровавленными. Хищные птицы, привлеченные сими прекрасными соединениями, парили по воздуху, и пронзительный глас их уже назначал жертвы своей ненасытимости. Я вознамерился быть защитником и местником сих небольших сообществ, и объявил войну палачам атмосферы. Когдаж некоторые из них повергались на землю от моих ударов, то я благодарил сам себе, что сохранил бытие и [393] спокойствие сих невинных и изящных творений Природы, толико чувствуемых ее благодеяния.

Многие из тех хищных птиц были для меня совсем нового роду. Ни один класс крылатых не есть столь затруднителен для описания и для надлежащего оного разделения, а по сей причине и не намерен я назначать сему роду места, которое он занимать должен в том или другом способе учения; опишу его, и сие средство будет полезнее для Истории Естественной, чем изыскания и толкования, которые часто ничему не научат. Однакож оная птица показалась мне больше сближенною с Соколом, нежели с другого подобного рода птицею.

Главные образования оной птицы состоят в весьма кривом носe; в толстой перепонке, покрывающей его основание или начало, и на которой помещены ноздри; в крыльях несколько длиннее хвоста, у коих первое правильное перо зубчато во всю длину с наружной стороны; в короткой и перьями покрытой плюсне, спереди, почти до самого начала пальцов; в кривых и острых когтях; наконец в хвосте, у которого правильные перья почти равные; ибо когда бывают распростерты, то и можно заприметить, что длина их немного уменьшается по мере их зближения с средними перьями, которые суть несколько покороче прочих.

Размеры. Вся длина одиннадцать дюймов с половиною; носа двенадцать линий с половиною; заплюснья семнадцать линий; [394] хвоста четыре дюйма и восемь линий; крыльев десять линий с половиною; но когда оне сложены, то и превозходят длину хвоста осьмью линиями.

Лоб, вся нижняя часть тела, хвоста, також и изподняя поверхность крыльев, ecть прекрасного белого цвета. Верх глаза и передний оного угол покрыты небольшими и друг от друга отделенными черными перышками. Тело и голова сверху, також и большие верхния перья в крыльях пепельного цвета, а маленькие суть черные. Правильные перья в крыльях пепельные, но на конце несколько сероваты, стебли у них черные: зубчики главного наружного пера белые. Хвост и два большие средния пера хотя и белые, но несколько смещены с серо-пепельным цветом, а прочие все снизу белые, но снаружи несколько сероваты. Глазной зрачек у сей птицы блестящего померанцоватого цвета. Перепонка, покрывающая нос и заплюснье желтые; нос и когти черные.

Птица, употребленная мною для сего описания, была самец. Правое шулятное яйцо было у ней гораздо больше и толще левого. Кишечный ствол имел семнадцать дюймов длины; на нем находился пузырчик, наполненной желчию; но я не заприметил слепца (соесum). Дыхательное горло было отменно твердо и почти костоватое до самой развилины; но потом становилось мягко и хрящевато. Желудок был совсем пуст. Однакож оная птица не имела привычки поститься: ибо была весьма жирна. [395]

Сей род хищных птиц часто усматривается в деревнях, а особливо над полями, с которых снято Сарацинское пшено, и близ бepeгов Нила. Они летают по одиночке и долгое время пребывают на воздухе, не переменяя места, но только машут крыльями. Имее глаза, устремленные на землю, стараются заприметить добычу, и естьли оной не находят, то отлетают несколько далее, останавливаются на другом месте и пребывают неподвижными, как будто повешеными на воздухе, до тех пор, пока какое нибудь ими обыкновенно пожираемое животное повстречается их взору; тогда бросаются, на него с быстротою пули. Я никогда, не видал, чтоб оне опускались на землю; но садятся иногда на финиковые деревья, и допускают до себя свободно.

Род еще того меньше диких крыластых, есть птица, называемая Шевеша ²⁷¹. Несколько мною сделанных оружейных выстрелов, чтоб получить хотя две подобные птички, не могли испугать их и принудить удалиться, но онe довольствовались одним перелетом с одного на другое дерево. Оне обыкновенно бывают попарно, по крайней мере в сиe годичное время; a посему из сравнений сделанного мною самца с самкою и должно заключить, что между ними в рассуждении величины и [396] цвета не существует никакой приметной разности.

В великом числе Лавандиер ²⁷², рассеянных на обработанной почве Нижнего Египта заприметил я одну, у которой перья были совсем белые. Слегка серой оттенок распространялся над поверхностию головы и тела, и снизу означал полуожерелья. Все прочие части были прельщающей белизны.

Близ вод видимы кучи птиц, привлеченных туда не затруднительною и изобильною пищею. Рыболовы ²⁷³ с быстротою стрелы на полете зацепляли поверхность воды; а между тем другие, стоящие на длинных своих ногах, ожидали на проходе своей добычи. В числе сих последних находилась терпеливая и нещастная цапля, которая, от обыкновенного своего в бедности пребывания, соделавшись весьма недоверчивою, улетает, как скоро усматривает охотника. Сие самое доказывает истинну, что привычка к страданиям не всегда производит отвращение к [397] жизни. Она угнетает только тех, которые, не знав нещастия, вдруг бывают оному подвержены, не изпытав, что бытие есть наслаждение и отрада в злополучии.

Птицы, называемые Курли, находились многочисленными толпами близ водяных луж; водяные куры прятались в большие на них растущие тростники, и сия прекрасная птица с прелестными лоснистыми голубого цвета перьями и с пурпуровым носом и ногами, живое и естественное украшение храмов и чертогов древних Римлян, которая, по величественному своему виду и по блестящей одежде, наименована Султанскою курицею ²⁷⁴, здесь равномерно примечательна. Она любит быть на полях, засеянных сарачинским пшеном, и сия привычка также заставила называть ее пшенною курицею. В бытность мою в Россетте имел я у себя нескольких сего рода прекрасных птиц. Будучи пойманы старые, с трудом привыкают к лишению вольности; в беспокойствие и волнуемые беспрестанно всячески старались вытти из птичника, в котором были заключены. С начала своей неволи были дики и злы; жестоко кусали пальцы, когда до них дотрогивались; изпускаемый ими по временам крик довольно походил на смеяние человека, которой [398] переменяет голос свой под маскою: крик сей иногда соделывался как будто бы жалобным, но тогда уже был не столько продолжителен и не перерываем, как первой. Они питались не молоченым пшеном, вынимали зерно из шелухи, и часто употребляли помощь ног своих, чтоб поднесть его к носу и разгрысть. Как скоро съедали пшённое зерно, то всякой раз прибегали к водяной своей провизии, и когда пили, тo казалось как будто бы воду кусали или жевали.

Многочисленнейшие и больше рассеянные из числа всех сих водяных птиц были Вооруженные плювие ²⁷⁵, крикливые птицы, которых можно также назвать поклонниками, ибо производят грубое и почти беспрестанное движение, посредством которого возвыся с живостию голову и шею, поспешно наклоняют их вперёд, точно так, как будто делали скорые и торопливые поклоны.

Наконец, дабы кончить исчисление крылатых поселенцев прелестных стран Египта, запримечу, что не встречается почти никаких песчаных пространств, как бы оне ни были малы, лишь бы только лежали пoблизости обработанных полей, на которых не бродили бы Гюппы и не истыкали оные длинным своим носом.

Сии пески суть действительно убежищем великого множества насекомых, которые поселяются в них без большого затруднения. [399] Я нашел в сделанной ими в них дыре великое число тенебрион, сущих насекомых мрака; ибо оне все не лощёного черного цвета. Жофруа описал сей род под названием Teнебриона с выемками ²⁷⁶. Но Египетские были гораздо больше; ибо некоторые имели близ пятнадцати линий длины.

Посреди сей щедрости живой Природы прозябание являет изящные свои сокровища: почти всех родов плоды созрели. За изключением тех, о которых я уже упоминал; прелестные сады с изобилием были наполнены апельсинами, цитронами, лимонами, цедрами и Пампелмузами. Какую бы нашу весну не захотели мы променять на такую зиму?

Кто не слыхал о Египетском луке? Кто не ведает, в каком он был уважении у Древних Египтян? Кому не известно, коликое он возбудил сожаление в Евреях, принужденных оставить Египет? Сей род зелени и поныне чрезвычайно изобилует в стране сей; она есть обыкновенная пища народа, и почти единая самой бедной степени людей. Кормовых денег рабочего человека в деревнях полагается в сутки по одному медину, т.е. около пяти полушек нашей монеты: с сею весьма умеренною платою покупал он хлеб и лук столько, сколько мог оных съесть, а затем оставалось у него еще [400] несколько Бурд, маленькая медная монета, составляющая осьмую долю Медина. На улицах и на базарах продают лук вареной или сырой и отдают почти за ничто. Египтяне едят его сырой со своими мясами, которым он служит вместо приправы: я равномерно любил его так есть, но когда он был молод, свеж и еще зелен. Оные луковицы не имеют едкости Европейских; оне сладки, и щиплят с неприятностию рта и не возбуждают изливания слез, когда бывают разрезаны. Но каковы бы оне не были, со всем тем суть луковицы, и разнствуют от наших не толикою остротою, не столь горьким вкусом; но нет сомнения, чтоб удивительное и чрезмерное их употребление в Египте не соучавствовало много к размножению там расположений к глазным болезням.

Там едят и Пырей, но не столь много как лук. Чесноку я не видал, или лучше сказать он уже там не существовал; ибо сие растение, помнится мне, было известно древним Египтянам: оно находится в росписи тех, о которых Евреи столь много сожалели и Диоскорид, коего Г. Пав кажется обвиняет ошибкою, равномерно поместил чеснок в число трав Египта ²⁷⁷. Но как бы то не было, его уже не видно в огородах Россетта, и меня уверяли, что не запомнят, с котоpaгo времени почва оного более не производит. [401] В некоторых частях Полуденной Америки, не взирая на все опыты, не могли успеть в произрастении луковиц; их туда привозят из Франции, и я видел в Каиенне блюдо луку, почитаемое яствою роскоши. Я не могу сказать, были ли употреблены в Нижнем Египтe те же самые покушения в рассуждении чесноку: может статься, что пребывающий в невежестве народ и раболепствуя древним обычаям, нынешних времян земледельцы и уверяли, что сие растение на земле их будет безуспешно по одной только причине, что отцы их оного не сеяли, и сия причина, которая в глазах и во мнении их превратится в настоящее доказательство, будет достаточна, чтоб истребить из головы их всякую мысль к новым опытам.

Но со всем тем и поднесь употребляют в Египте множество чесночных головок; но оне привозятся туда из Сирии, и продаются под названием Дамасских зерен.

Почти все роды Европейских овощей изобилуют в тех же самых садах Россетта; но садовое искуство, не быв еще доведено до совершенства, многочисленные разнообразности, украшающие наши столы и огороды, там не существуют. Но в замен некоторые роды суть предметами важного земледелия: Римской латук, например, покрывает там целые поля; его едят сырой, а из семян его делают весьма хорошее масло. Есть и другие выращенные травы питательные для человеков, кои в Европе не в употреблении; [402] тaковая есть Колоказия ²⁷⁸, род Арума, весьма известная в древнем Египте, и коей коренья будучи сварены, имеют вкус наших земляных яблоков.

Делта, составляющая остров, очищена без труда от всех лютых зверей. Хотяж она и прикосновенна с одной стороны к рубежу пустыни, но обработанные Россетские поля также не обеспокоены их присутствием: движения и действия земледелия оных удаляют; им потребны пустынные пески, или уединение дремучих лесов. Но звери, коих природная склонность побуждает нападать на вскармливаемых человеком птиц домашних, или на тех, которые привлечены туда его соседством, охотно там пребывают; ибо уверены, что получат здесь больше добычи чем в другом месте. Там не редко встречаются Немсы или Мангусты, а Талеб ²⁷⁹ соучаствует в причиняемых ими опустошениях.

Cиe животное, несколько уподобляющееся Шакалу, однакож разнствует от него отменными несходствами, а особливо привычками. Бюфон предоставил с него весьма хороший рисунок в прибавление к Истории [403] Естественной четвероножных, под названием Шакала-Адива. Естьлиж Шакал Египетскими простолюдинами почитается Отцем Солимана ²⁸⁰, то и Талеба называют они Отцем Гуссейна. Мнe не возможно было узнать начальную причину или произхождение сих двух странных наименований. Я запримечу на сей случай, что у тех же самых Египтян человек, поражающий их каким ни есть отменитым признаком, или видом, скоро соделывается известным под именем отца того признака, или свойства вещи. Длинной мой нос часто предоставлял мне величание Отца носа, а один из сотоварищей моих, у котоpaгo были весьма густые усы, не назывался иначе во все время нашего путешествия, как Абу-Сшенап, Отцем усов. Столь смешное обыкновение различать людей, не имеет надобности заботиться о именах, кажется быть обыкновенным во всей Африке. Негры Зеленого мысa называли Отцем руки одного прикащика Африканской торговой компании, потому что он был сухорук; а Иолофы не умеют иначе означить Губернатора Гореи, как под титлом Боромбира, Отца брюха; ибо находят, что каменная гора, составляющая сей небольшой остров, похожа на толстое брюхо.

Можно наверное полагать, что все то, что Древних и нынешних времен Писатели возвестили о Египетской лисице, относится к [404] Талебу, которой действительно имеет много сообразности с лисицею. Шерсть на нем светлопламенного цвета, коей оттенок темнее на теле, чем снизу. Наружность его более примечательна прекрасным хвостом, изпещренным поперечно черными и серыми полосками. Глаза его столько ж живы, как и движение; вид изображает лукавство и хитрость; между тем, пока Шакалы, будучи единственно свирепы, отгоняют добычу своими сходбищами и криками, что ночные их набеги часто бывают тщетны и бесполезны, и что они иногда принуждены насыщать себя самою отвратительною, и вкусу их весьма противною пищею. Талеб, будучи их щастливее, потому что проворнее, ни с кем не сообщается; бродит один, и даже подходит днем к селениям, вокруг которых всегда располагает подземельное свое жилище, тщательно спрятанное под густыми кустарниками, вкрадывается без шуму, нападает на домашних птиц, уносит яйца и не оставляет других следов своего опустошения, кромe учиненного им похищения. В обыкновенных своих нападениях на птиц оказывает удивительное проворство и ловкость, и ни одна когтей его избежать не может. Будучи наипрекраснейший зверок из числа четвероножных, был бы он может быть и любезнейшим, естьлиб оказываемые им хитрости и способности в набeгax не имели слишком приметного впечатления обмана и коварства. Один раз прогуливаясь в размышлении в одном саду, остановился я близ частокола: один [405] Талеб, будучи в совершенном безстрастии и не слыхав никакого шума, шел прямо на меня сквозь тот частокол, и по выходе из оного очутился у самых моих ног. Увидя меня, был столько объемлем удивлением, что, не стараясь даже скрыться, остановился, будучи несколько минут неподвижен и устремив на меня глаза. Я не думал, чтоб вид его мог столь живо изобразить замешательства, что и предполагает в нем весьма тонкое врожденное чувствование. Я же с моей стороны боялся каким ни есть движением расстроить сие его положение, на которое и взирал с удовольствием. Наконец, после нескольких шагов, то в ту, тo в другую сторону, будучи слишком замешан, чтоб знать, куда бежать, и с устремленным всегда на меня взором, удалился, но не побежал, а изгибался вперед, или лучше сказать пополз довольно тихим шагом, действуя попеременно ногами с удивительною осторожностию. Он столько страшился, чтоб побег его не был слышен, что даже держал густой свой хвост на почти горизонтальном склонении, дабы он не волокся по земле, или не коснулся до растений.

На другой стороне того частокола нашел я остатки его трапезы: оная состояла из большею частию им уже пожранной хищной птицы.

Впрочем думаю, что Талебы и Шакалы тщательно покрывают свой кал песком, или землею, как кошки; ибо я находил многие тому признаки на песках и на вспаханных [406] полях, которые и не могут быть, как творением сих животных. Подобная опрятность, соделала бы Талеба еще больше привлекательным, естьлиб он не был так плутоват.

Вредоносные и чрезвычайно расплодившиеся животные суть мыши и крысы. Оне были бы бичем и соделали Египет необитаемым, естьлиб не имели в нем многочисленных неприятелей: между четвероножных, кошку, Мангуста, Талеба, и пр.; а из числа птиц, Аист, журавль, коршун и разные роды хищных птиц; за ними гоняются и составляют из них обыкновенную свою пищу: человек даже в том смысле бывает их неприятелем; ибо в окрестностях Россетта находятся многие деревни, коих жители тотчас, по слитии Нильских вод, с полей ищут крыс и их едят. От наводнения реки погибает оных еще того больше; но плодовитость их столь чрезмерна, что не взирая на все средства к истреблению, суть они столь многочисленны, что по видимому распложаются свободно и раждаются даже из недра препятствий, сопротивляющихся удивительному их размножению. Как скоро Нил оплодородил земли и оставил свободными для хлебопашества, тогда бесчисленные толпы мышей и крыс выходят последственно из влажного, и еще мокрого грунта: сиe самое вперило в мысль Египтянам, яко оные животные были произведением самой земли. Некоторые из числа людей, почитаемых рассудительнейшими, уверяли меня вопреки всех моих противоречий, и нагло утверждали, что они сами [407] примечали мышей в самое время мнимого их зачатия, и видели, что одна половина тела у них была из мяса, а другая часть еще состояла из грязи. Подобная глупость свойственна не одним Египетским жителям: многие Писатели не постыдились обезславить оною свои сочинения ²⁸¹.

Все животные, объявившие войну мышам и крысам, почитались в древнем Египте священными: они были под защитою божественных и гражданских законов. Нынешних времен в той земле живущие народы, сколь ни есть свирепы, равномерно оных не истребляют, и сохранили, в рассуждении их, нечто от древнего почитания. Французы легко восчувствуют важность подобных сбережений и воздержатся от удовольствия к охоте, которая может причинить всеобщий вред. От сего зависит благоденствие колоний.

Естьли, оставя вред наносящих животных, обратимся к наиполезнейшим, то и найдем оных два рода, которые будучи весьма распложены в Египте, предоставляют его.жителям великие пособия и выгоды: овцу и козу. Из числа всех прочих домашних животных овца и баран там суть обыкновеннейшие: шерсть их составляет весьма важной предмет торговли, а мясо их почти одно там в употреблении; ибо бычачье весьма редко, а буйволовое отменно дурно и противно вкусу. [408]

Большая часть народов Восточных не кладут баранов. Закон возпрещал сию операцию у Евреев, а древний обычай равномерно побудил нынешних Египтян оную отринуть. Сей способ однакож соделал бы мясо их мягче, сочнеe и отнял вкус его вредный, легкий запах сала, или шерсти. Порода в Нижнем Египте содержимых баранов есть та, которая известна под названием Бaрбapского барана ²⁸². Естьли мясо его вообще не столь вкусно, как в Европe, но зато овцы там больше плодущи. Онe всегда бывают сукотные два раза в году, и обыкновенно приносят по два ягненка вдруг.

Сирийская Кoза ²⁸³ есть ныне обыкновенное и размноженное в Нижнем Египте животноe. Ее также называли козою Мамбринскою от Mамбре, или Мамре, потому что она всегда находится на горe сего имени, состоящей в Полуденной части Палестины, по близости Геброна. Цвет ее обыкновенно бывает светло-красноват, рога у ней небольшие, тело суховатое, а шерсть короткая; [409] голова продолговатее, чем у других пород; передняя оной часть больше coгбенна, что и придает сей козе хотя непринужденный, но несколько глуповатый вид. Но признак, по которому ее при первом взгляде различить не трудно, суть чрезвычайно длинные и висячие уши, неоспоримое доказательство, что она некогда была в числе зверей домашних ²⁸⁴.

На мокрых равнинах Нижнего Египта сей породы козлята не составляют хорошей яствы; можно даже наверное полагать, что и мясо их не есть весьма здоровая пища, и сие тем вероятнее, что правила Врачебной Науки древних запрещали его в Номе Мендестическом и в его окрестностях, то есть, в части, больше наводняемой, а между тем оное позволялось в гористых местах Фебаиды, где равномерно овечье мясо было заказано, не известно по каким причинам. Хотя довольно большого росту, но оные козы не могут служить вместо рабочей скотины и не способны к верховой ездe, как Бошар то писал. Они с изобилием предоставляют весьма хорошее молоко, которое много и употребляют. Их по утрам водят небольшими стадами в разные части города Каира, где [410] всякой и может видеть, как доят потребное ему молоко.

Те Писатели, которые слишком превознесли плодовитость коровы и буйволицы, говорили о Египетских козах с такою же неосновательностию.

Они, по мнению Маллиета, носят по шести и по семи козленков разом; а как у них бывают два помета в году, то и не мудрено видеть козу, ведущую за собою четырнадцать козленков, коим она предоставила бытие в шесть или семь месяцов ²⁸⁵. Совершенная правда, что как козы, так и овцы раждают два раза в году; но я заподлинно могу удостоверить, что они вдруг мечут по два, по три, а редко и по четыре козленка, но сего числа никогда не превозходят.

Во время слишком двухмесячного моего пребывания в Россетте замешательства Египта не токмо не прекратились, но казались увеличиваться. Некоторый Бей Измаил превозмог двух других Беев, Мурада и Ибрагима, и выгнал их из Каира, гдe они управляли верховною властию. Укрывшись в Саиде, с помощию нескольких Арабских Предводителей, сии два изгнанца угрожали Измаилу. Сей последний набирал армию, дабы выступить противу их. Частные начальники, или Киашефы, оставя место своего начальства, последовали за своим повелителем. Бедуинцы, возпользовавшись их отсутствием, заражали [411] все дороги и грабили со всех сторон. Деревни вели между собою взаимную войну, и из них выходили другие разбойники опаснее и злее самих Бедуинцов. Наконец совершеннейший беспорядок сокрушал поверхность сих стран, и всякое предприятие путешествия почиталось дерзновенностью. Но мне наскучило жить в праздности, и я мучился видеть, что время мое истекает, а купно с ним и умеренные предоставляемые мне правительством деньги, без изполнения предпринятого мною намерения рассмотреть Египет. Сии причины превозмогли примечания благоразумия, даже и советы дружества; а как уже невозможно было въехать в Верхний Египет, наполненной тогда ратоборцами без повиновения и разбойниками без обуздания, то и рассудил я посетить ту часть Ливийской степи, которая известна под названием Нитрийской, или Святого Макария пустыни.

Я написал в Каир, чтоб изпросили для меня у Измаил Бее тогда и на весьма малое время бывшего Генерал-Губернатора, или Шеик-Елбелледа, повелений к его подчиненным, дабы они мне покровительствовали, и на убедительнейшие письма и прозьбы ко всем тем, чрез коих земли мне должно было проезжать. Всякому известно, в каком почтении Врачебная Наука состоит у Восточных жителей; она есть щит сильнее всех заступлений верховной власти; я оным заградил себя; а дабы мое преображение и взятые мною предосторожности были во всем достаточны, без чего в сей земле с успехом [412] путешествовать невозможно; то и назвал себя Иусефом (Осипом). Судя по обстоятельствам и по людям, с которыми я имел сношение, был Маллюм, хозяин, или Кавуаджи, купец, или иногда Сиди, господин; не опасался даже выставить красной чалмы, которая, соответствуя собственной моей одежде и моих трех сотоварищей, наряженных по обыкновению Бейских солдат, заставляла почитать меня несколько раз за Киашефа, чиновника Мамелюков, управляющего каким нибудь уездом.

Пред отъездом из Россетта употребил я остальное время на приведения в порядок собранных мною воздушных примечаний в разные эпохи моего там пребывания. Я делал оные наблюдения три раза в день, именно: в восемь часов по утру, в двенадцать часов по полудни и в шесть часов вечером. Употребляемый мною для сего термометр состоял из ртути и был работы Ассие Перика, искусного художника сего рода инструментов в Париже ²⁸⁶. [413]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Отъезд из Россетта. – Бедуинцы. – Соглашение с Аравами. – Mятеж в Абукире. – Берега между Абукиром и Александриею. – Дикие быки. – Последствие Абукирского возмущения. – Надпись. – Лагерь Бедуинцов. – Верблюды. – Тревогa в лагеpе. – Гостеприимство и нравы Бедуинцов. – Mнение, свойственное сим последним. – Древний куб.

Отъезд мой был назначен 29 Декабря. Мы имели лошаков, обыкновенно употребляемый скот на дороге Александрийской, и одного верблюда для ноши наших пожитков, покладенных в двух Каффассах, прекрасный род больших покрытых корзин, которые и привязываются по обеим сторонам верблюда. Консул захотел, чтоб его Янычар препроводил меня до Абукира, где я надеялся сыскать удобной случай достичь до Нитрийской пустыни, и мы отправились в девять часов по полуночи.

Мы нашли на тот раз на озере Маадие довольно порядочное с палубою судно. На половину мили расстояния, по ту сторону сего древнего устья Нила, находился небольшой лагерь Бедуинцов. Они предложили нам воды по обыкновению, и весьма убеждали, чтоб мы препроводили ночь под их шалашами. За несколько дней пред тем, Европейские купцы, ехавшие из Александрии с своими женами, и будучи остановлены на проезде, за [414] неимением лодки, принуждены были ночевать в лагepе сих Бедуинов, и остались ими весьма довольными. Я решился ввериться им, и уговорил некоторых из них, чтоб они проводили верблюда, коего ленивой шаг удивительным образом замедлял нашу езду; мы же взяв с собою Янычара с своими лошаками, пустилися вперед и приехали в Абукир около восьми часов утра. Остановились в доме Драгомана Жида, которой и принял нас с доказательствами чистосердечного гостеприимства.

Узнав о предмете моего путешествия, и когда стал я просить его, чтоб он достал мне верблюдов, чтоб отправиться в пустыню: то сей добрый Жид возопиял о дерзновении моего предприятия, представлял мне оное яко совершенно невозможным и даже почитал сумазбродным, а наконец объявил, что он мне ни в чем не может служить, ибо не намерен быть орудием моей погибели, которую и почитал он неминуемою. Но когда увидел, что я начал сердиться и уверял его, что ничто на свете не может переменить моего намерения, и что непременно хочу ехать, то и согласился на мое требование. Один Щеик, или начальник Аравов Бедуинцов, стоял лагерем не в дальном paзстоянии от Абукира. Сей человек был известной, храброй, и его присмотру вверена была дорога, лежащая между Александрии и Росcетma. Драгоман хотя и стонал, но за ним послал, и он приехал в полночь. Мы согласились с ним в ту же самую минуту. [415] Аравитянин должен был предоставить мне одну лошадь, четыре верблюда, и сопровождать меня, получая за то по четыре патака в сутки ²⁸⁷, а при том обязывался на свой щет кормить повозщика и скот. На рассвете один той страны писец сочинил на Арабском языке заключенной между нами торг, коего Драгоман Жид постановил все статьи. Сей последний, равномерно как и все к нации его принадлежащие и в той земле живущие люди, писал по Гишпански, но Еврейскими буквами: таким-то образом и употребляя те же самые литеры, наши Германские Жиды пишут по Немецки. Дого вор был подписан свидетелями, предосторожность, коей я внутренно смеялся: ибо в какое присудственное место действительно мог бы я представить Аравитянина Бедуинца, естьлиб он нарушил данное им обязательство? Дого варивающийся, писец, свидетели, Жид, Янычар, мои сотоварищи, все сидели на земле и [416] составляли кружок; а когда условие было подписано, то каждый, приподняв руки, вознес краткую молитву к Богу и к Магомету и по окончании оной, ухватил себя за бороду, или за подбородок правою рукою; таким-то образом совершается клятва наблюдения своих обещаний, которая и утверждает исполнение всякого письменного, или словесного условия.

Во время сих распоряжений, Абукирские жители, нашедшие пирамидальной камень, купленной мною в первое мое путешествие, и от которого произошли многие затруднения, собрались толпою, как скоро узнали о моем возвращении; они взбунтовали сотоварищей своих под предлогом, якобы я похитил в стране их лежащий клад, и нанимал верблюдов, дабы увесть наибогатейшие. Они требовали от меня новой заплаты за все мною отнятые у них сокровища. Возмущение соделывалось всеобшим: Губернатор Цырюльник равномерно хотел соучавствовать, как во взятых уже мною грудах злата, так и в тех, которые я вознамерялся еще у него отнять: лавка его наполнена была проклятиями, извергаемыми им на всех Франков вообще, а особливо на меня. Драгоман Жид дрожал; Янычар увещевал толпы, дабы их вывести из заблуждения; товарищи мои робели; я же с моей стороны хотя и чувствовал некоторое беспокойствие, но скрывал его, и принужденно оказывал беспечность и презрение ко всей оной сумятице, которая, правду сказать, могла бы иметь весьма важные последствия. А дабы не сомневались в моем безстрашии, то [417] оставя Россетских лошаков, рассудил объехать пространство берегов, лежащих между Абукира и Александриею.

Отправился в путь в восемь часов по утру; проехал чрез небольшую, на Восток и весьма близко от Абукира лежащую деревню, называемую Казрдзиями, Замок мeчemи. В ней действительно есть храм. По другую сторону деревни и даже до Александрии видел я только несколько обширных домов, которые хотя и отделены, но состоят один от другого не в дальном расстоянии: в них живут земледельцы. Они довольно хорошо построены, и в нынешнем их построении употреблено несколько кусков гранита, остатки древних зданий. Каждый из тех домов носит имя Казра, Замка, к которому присоединено особенное означение. Хотя они и окружены стенами, но не изъемлются от грабежей Бедуинцов, которые часто проламливают ограду, дабы что нибудь украсть из них. Я тщетно старался отыскать Замок Кесарей, Казр-Киассера, о котором Данвиль упоминал в древней своей Географии ²⁸⁸, и им назначенный на Египетской его Карте яко и ныне еще существующим, под [418] Арабским своим наименованием. Я вопрошал прибережных жителей, и все меня уверяли, что они о Казр-Киaccepе никогда не слыхали. Впрочем сей Замок Кесарей был вероятно принадлежностию Тапозириса, о котором упоминает Страбон ²⁸⁹, (Тапозирис Нарва, дабы отличить его от другого сего же имени города). В сиe-тo место часто отъезжал Антоний забывать величество Римского имени в утехах, и жертвовать своею славою прелестям прекрасной и сладострастной Клеопатры.

Весь оной берег составлен из песчаных пригорков, позади которых низкий и часто наводняемый грунт предоставляет несколько мест, удобных для хлебопашества.

Немного отдохнув на два пушечные выстрела от Александрии, под тению нескольких финиковых дерев, возвратился к Абукиру. На дороге повстречались мне две или три палатки Бедуинцов: они вскармливали несколько диких быков, которые быв пойманы очень молоды, соделались столькож привычными, как и обыкновенные быки; изключая некоторого отличия в цвете шерсти, были они весьма похожи на Зебю, коего Бюфон описал в Истории Естественной зверей четвероножных.

По возвращении в Абукир, нашел я что смятение было гораздо больше, чем во [419] время моего отъезда. Подлые и жестокие люди, каковых посреди возмущений бывает много, безстыдные донощики свидетельствовали, якобы видали, что я несколько раз приезжал в их окрестности в нощное время и, насыпав золотом навьюченные на лошаках моих корзины, нимало не мешкав, возвращался. Сего было достаточно, чтоб превознести умы до самой вышней степени буйства. Они положили между собою, чтоб, по приводе Бедуинцами верблюдов, допустить нас навьючить оных их сокровищами, а потом напасть на нас и всех умертвить, дабы отобрать нами у них похищенный клад. Сиe намерение, причинившее сотоварищам моим великой страх, меня весьма успокоило. Впрочем я твердо расположился не оставлять их нападения без наказания, и не намерен был продать им дешево нашу жизнь. На другой день Бедуинцы привели своих верблюдов: необузданная и слабоумная чернь окружила нас; но видя, что я был весьма хладнокровен и ею не уважал, а паче всего усмотря, что на верблюдах находились только люди и нами привезенные корзины, отпустили нас спокойно, за изключением нескольких угроз, коими я презирал.

Драгоман Жид, простясь cо мною, возобновил усильное свое убеждение, чтоб я оставил мое предприятие, коего, по его мнению, должен я соделаться жертвою. Судите сами, говорил он, чего вы ожидать должны в таких странах, где не можете иметь никакой [420] надежды к защите, по самому тому, что с вами случилось в селeнии, гдe привычка, видеть Европейцов и корабли их, не могла возпретить, чтоб вы не были в нем подвержены большой опасности. Я поблагодарил его за вcе оказываемые им обо мне беспокойствия; Янычар поехал обратно в Россетту, а мы направили путь к Юго-Востоку.

Я вручил Янычару письмо к Господину Форнетию. Я уведомлял его о возмущении, коего был причиною и почти жертвою в Абукире. Он уведомил о том Россетского Агу, которой весьма рассердился на Абукирских жителей: ругал их собаками, то есть, сравнял их с Европейцами. Предложил Г. Форнетию их наказать: предложение, которое, как думать должно, не было принято; наконец ко всему оному присовокупил, что, естьли я впредь захочу возобновить то же самое путешествие, то он даст мне для сопровождения одного из своих Чиновников, пред которым весь Абукир вострепещет: образ управления, достойный людей, подвластных подобным начальникам.

Мы ехали по песчаной, необработанной совершенно необитаемой равнине. Многочисленное стадо Газелл ²⁹⁰ показалось нам вдали. Мы [421] наехали на гробницу одного праведного Музульмана. Подобные гробницы бывают обыкновенно помещены в небольшой часовне, в которую набожные Магометане всегда входят для прочтения молитвы. Я без дальних околичностей взошел в сию последнюю с моим Шеиком Бедуинцом, коего имя было Гуссейн. Я усмотрел в ней прекрасной кусок белого мрамора, на котором была вырезана Греческая надпись; половина первой строчки совсем исчезла, прочее хорошо сохранено; но буквы в нем были довольно дурно изображены. Оказав некоторое желание иметь сей остаток древности: то Гуссейн, яко настоящий осквернитель святыни, вырвав его из пола, в котором он был вмазан, мне продал оной. Он имел двадцать два дюйма длины, шестнадцать ширины и немного побольше четырех толщины. Сей мрамор находился в числе других любопытных у меня похищенных вещей, был мною назначен национальным учреждениям, и сие постыдное нарушение доверенности не могу я приписать ни Аравитянам, ни другим Восточн'ым жителям. Я здесь сообщаю оную с ее переводом и примечаниями, коими я обязан гражданину Гайллу, ученому Профессору Греческой Словесности Французского Института. [422]

............... Эвтолт,

Губернатор девятого надесять (Нома)

в честь Юпитера Египтянина.

сто лактей.

В ЧЕСТЬ АЛЕКСАНДРА,

его армии

И ЮПИТЕРА ЕГИПТЯНИНА.

«Сия надпись, которая при первом воззрении показалась мне не мудреною, представляет великие затруднения. [423]

Я не намерен изыскивать смысла двух первых букв f, l: преследующие их точки означают пропуск.

После eparc’, черта возвещает сокращение. Мне столькож было не трудно доразуметь оное, сколько не мудрено было отгадать выпущение слова Нома, или Департамента. Что принадлежит до третьей строчки: то она, по моему мнению, вмещает в себе два смысла: AiguptiakhV Dioi может значить или в честь Юпитера земли Египетские (aiguptiakhV, подразумеваемо cwraV), или в честь Юпитерши Епиптянки, то есть, иноверно Изисы, той самой, которая известна под названием Луны. (Прочти о сей Изисе начальное произхождение богослужения славного моего сотоварища баснослова Дюпюи).

Грамматик может остановить меня на слове Dioi. Я запримечу, что оно есть родительный падеж Zeus, в родитительном падежe Dios, Ионически Dioi. Заприметим мимоходом, что как нынешние, так уповательно и древние Греки произносили соединение двух литер oi, как наш I, от чего Латины, кажется мне, и взяли окончаемые буквою I родительные и именительные свои падежи.

Qemeli есть, думаю я, сократительным образом слово Qemeliwn, принимающее по себе apo.

Phc вместо phceeV, множественное именительное phcuV, ecs.

Отвесное его возвышение состоит из сорока лактей. Греческое изображение гласит DI, [424] которое будет значить или 4 и 10, то есть 14, или может быть четыре, умноженное десятью, то есть 40. Первое число показавшись мне слишком слабым, а второе будучи только основано на догадках: то я охотно и предполагаю, что D было помещено в большом P, таким образом |D|; а как буква D, включенная в p, есть в пять раз больше, то и получу я пятдесят один. Впрочем возвращусь к сему исчислению, когда буду говорить о Греческой Арифметике, в которую я намерен вникнуть.

P'ARR'. Первые три литеры, не быв никогда соединены в Греческой Арифметике: то и предполагаю, что художник, которой вырезывал сию надпись, учинил ошибку. Вместо P'ARR', предлагаю читать PLR сократительно, вместо pleura, значущего стороны. Что касается до второго R, то оное будет изображать сто.

В честь Александра. Касается ли оное до Александра Северия или до Александра Великого? Рассмотрение сего вопроса и двух других, которые я сам себе сделаю, прочитывая ту надпись, может быть предметом важного изследования, которого нынешния мои упражнения мне предпринять не позволяют.»

В пять часов вечером прихали в Арабской стан; он принадлежал Гуссейну, мы выехали из Абукира, в девять часов после полуночи, и я полагаю, что езды нашей в тот день было около семи миль. [425]

В лагере ожидали нашего приезда; Гусейнова палатка была для меня приуготовлена; в ней посланы были ковры, делаемые самими женщинами, и несколько древесных сучьев, накрытых теми же коврами, служили вместо подушек. Животные, привыкшие разделять убежище Бедуинца, были из оной выведены; но в ней оставлен был только один молодой бык. Все сих Бедуинцов палатки сделаны единообразно; оне разнствуют одною величиною: шалаши, принадлежащие людям, коих жизнь больше скитающая, гораздо меньше, по причине удобности перемещения. Гуссейн и поколению его принадлежащие Аравы были и кочующие и земледельцы, а потому и палатки их обширнее. Все оне вообще низкие, распространяются больше в длину, чем в ширину, и совсем открыты с того своего длинного боку, которой противоположен ветру; а как Северные ветры бывают в сей земле весьма сильные: то посему и Северная их сторона почти всегда закрыта. Материя, составляющая оные палатки, выткана из верблюжьей шерсти. Я приказал срисовать шалаш Гуссейна Шейка; он отличался от прочих большим пучком черных строусовых перьев, воткнутым наверху оного.

Сей рисунок может служить ответом Михаелису, которой посланных Королем Датским на Восток путешественников вопрошал: какой имеют вид палатки тех народов ²⁹¹? Что принадлежит до второй части [426] тогож самого вопроса, чтоб узнать, сохранили ли Бедуинцы обычай разбивать свои палатки таким образом, чтоб оне находились под тению древа, запримечу, что Египетские Бедуинцы по большой части кочуют на степях, на которых деревьев не бывает; естьлиж некоторые и случаются, то они ставят палатки свои без разбору и тению их не уважают.

Лагерь стоял во ста шагах от Александрийского канала. Воды его, отводимые трудами Бедуинцов, исторгали у бесплодности довольно великое пространство земли. На нем произрастал разной для скотины корм и паслися лошади, верблюды, бараны и несколько быков.

Естьли последовать Аристотом и Плинием утвержденному и потом Бюфоном восстановленному ²⁹² различию между двух родов животных, которых сама Природа отделила непременным и весьма приметным свойством или знаком: то верблюдов в Eгипте сыскать не можно. Действительно того рода животных, у которых было бы два горба на спине, там не имеется ²⁹³; но у всех, здесь существующих сего имени зверей бывает только один горб, следовательно и принадлежат они к породе Дромадера. Но родовое [427] наименование верблюда, будучи столь употребительное для означения сего последнего одногорбого рода, а название Дромадера столь общественное особливой породе сих животных, что и можно соделаться невнятным, приняв отмену, хотя нужную для точности Науки, но которая может навлечь некоторое замешательство в повествованиях. Арабское слово Дзиемелл, соответствующее слову еерблюд, есть единое Египтянами употребляемое для означения самой обыкновенной и полезнейшей породы тех животных, той, коей рост и сила превозходнее, у коей поступь продолжительна, и которая назначена для ноши тягостей ²⁹⁴. Та напротив, у которой стан не так велик и не столь широк, и которая весьма проворна и поворотлива, Европейцами называется Дромадером, а Аравитянами Гадиин ²⁹⁵, потому что на ней обыкновенно ездят Гадиисы, или поклонники.

Кроме сих двух родов верблюдов, есть в Египте еще и третия, но не столь известная порода. Я видал оную у некоторых Бедуинцов. Образование сих последних не так продолговато, их корпус более округлен, стан не так высок, а наконец и несколько [428] темноватая рыжая их шерсть густее и длиннее, чем у других верблюдов.

Покрыв степьми почву сих знойных стран, Природа предоставила человеку верблюда, чтоб переправляться чрез оные; она сотворила его на то, чтоб сносить усталость, голод, жажду и все беспокойствия жара и неплодия. Без сего животного пространные, песчаные и каменистые поля, покрытые скалами горы, были бы для человеков неодолимою преградою. С ним многочисленные толпы попирают зыбучие пески и представляют великолепное позорище примечателю, удивленному видеть людей в таких местах, которые, кажется, отвергают всякое одушевленное существо; посредством его обращаются все сокровища Востока; с ним наконец отделенный путешественник не боится погибнуть в неизмеримой и народы отделяющей пустоте.

С подобными и для общества столь полезными качествами сии драгоценные животные одарены отменным врожденным побуждением и понятием. Они даже почитаются быть весьма чувствительными к несправедливости и к дурным с ними обращениям. Аравитяне утверждают, якобы человек, ударивший их понапрасну, с трудом может избежать их мщения, и что, по удивительной сообразности с нравом своих хозяев, они помнят обиду до тех пор, пока изыщут случай отмстить за оную. Во время своей разходки паче всего бывают нетерпеливы. Тогда довольно часто изпускают они [429] некоторый род сипкого мычания, сильного хрипления, и у них изо рта выходит красноватая и омерзительная кишка, подобная толщиною свинячей кишке. Сказывают, что во время движений гнева своего, иногда схватывают человека зубами, повергают на землю и топчут его ногами. Будучи ревностны к отмщению, забывают вражду, коль скоро удовольствованы, или по крайней мере воображают оными быть; а посему, естьли Аравитянин рассердил верблюда, то кладет платье свое на таком месте, по которому должно проходить животному, и располагает его таким образом, чтоб оно казалось покрывающим лежащего человека. Верблюд узнает одежду того, которой поступил с ним несправедливо, схватывает ее своими зубами, треплет сильно и с бешенством ходит по оной. Когда же утолится сердце его, то оставляет оную, и тогда хозяин платья может предстать без опасения, навьючить и управлять по своему желанию животным, которое с удивительною покорностию повинуется воли человека, коего за несколько минут пред тем имело намерение истребить.

Я видал иногда, что Гадиины, или Дромадеры, будучи утомлены нетерпеливостию седоков своих, останавливались вдруг, поворачивали длинную свою шею, чтоб укусить их и испускали озлобительный крик. В подобных обстоятельствах не должно слезать с них; ибо человек неминуемо будет растерзан в куски, паче же всего остерегаться и не бить [430] их; ибо бешенство зверя от того усугубится. Терпение в сих случаях есть самое лучшее средство; когдаж гладя рукою, можно их успокоить, что однакож не скоро случается, то они уже сами продолжают дорогу и пускаются в путь. Поступь сих Дромадеров есть весьма протяженная рысь, во время которой голова их поднята очень высоко, а напруженный хвост изображает горизонтальную линию. Седла, или лучше сказать деревяжки, на которые садятся, выдолблены на средине, и у них у обоих лук имеется округленной кусок дерева, отвесно помещенный, за которой ухватясь крепко держатся, чтоб не упасть. Есть такие седла, которые простее, не так хорошо отделаны и не столь удобны, как Арабские, и у коих рукоятка вделана горизонтально; их привозят из Сеннаара, столичного города Нюбии. Длинные на обеих сторонах висячие сумки и в которых помещается несколько провизии для седока и его животины, козий мех, наполненной водою, единственно для человека: ибо Дромадер может пробыть восемь дней без питья, и кожаной ремень на руке, для ударения животного, составляют весь скарб путешественника, которой в оном виде может проехать степи и сделать в день от пятидесяти и до осьмидесяти миль. Но сей образ путешествия до крайности утомителен: поясница от сильных и стремительных потрясений верблюда бывает разбита, руки скоро пухнут и в них причиняется великая боль, а скоротечно разделяемый [431] возпаленный воздух препятствует дыханию, и даже почти совсем занимает дух. Самая скорая и удивительнейшая сего рода езда совершена одним Бедуинцом, которого мне часто показывали в Каире. Он приехал в пять дней из оного города в Мекку, то есть сделал более четырех сот миль, на которые караван поклонников употребляет с лишком месяц.

Естьлиж нет надобности спешить, или путешествуют с караванами, коих езда всегда бывает весьма одерженна, по причине навьюченных верблюдов: то утверждают на одного из сих животных некоторой род покрытой носилки, в которой не токмо удобно сидеть, но даже и лежать можно. Таким-то образом обыкновенно путешествуют женщины, и их в тех носилках бывает иногда по пяти и по шести вместе.

Плиний писал, последуя Ксенофонту, якобы верблюды, а под сим родовым наименованием разумеются и Дромадеры, не могут терпеть лошадей. Другие удостоверяли, будто бы они имеют равномерное отвращение к лошакам и к ослам. Но истинна сего обстоятельства есть, что все оные животные, по крайней мере в Египте и в Туреции, живут и путешествуют в сообществе, и что перед рядом навьюченных верблюдов всегда почти бывает осел, которой им и показует путь, и что из них передний, привязанный к ослу, следует за ним тихими шагами. Иные согласясь утверждали, что не должно битием понуждать верблюдов; ибо одно [432] пение и свист могут поспешать их поступы. Не должно действительно и не во время ни худо с ними обращаться: ибо они скоро заортачатся, но у вожатых вьючных верблюдов бывает палочка, или хлыстик, которым они их ударяют, а верховых, или тех, на которых сидят люди, погоняют длинным ремнем. Как те, так и другие возбуждаются щелканием языка, подобной тому, которым наши кучера поощряют лошадей своих. Надлежит также заприметить кстати, что Бедуины никогда не свистят, и даже с неудовольствием взирают на того путешественника, которой, будучи мало сведущ о их обыкновениях, свищет в их обществе. С другой стороны думаю я, что когда они и поют, то сие делают с намерением, чтоб сократить скуку дороги.

Евреям было запрещено есть верблюжье мясо ²⁹⁶; но Аравитяне и другие жители Египта, разнствуя от Христиан, почитают оное отборною яствою и даже здоровою пищею; ибо в городах, где суеверие превознесено до самой вышней степени, в Каире и Александрие запрещали они осквернять сего рода мясо, продавая оное Франкам, которые впрочем им не уважают и нимало не стараются достать его, потому что хотя оно и не имеет дурного вкуса, но сухо и жестко. В Барбарии приуготовляют и коптят верблюжьи языки, и потом отправляют в [433] Италию и в другие земли, они составляют весьма хорошее кушанье.

Верблюд, сиe столь кстати образованное животное для стран Востока, где оно составляет главное богатство народов, принимающих его даром небесным, не был в числе животных, почитаемых освященными в древнем Египте, под управлением коего вся цель состояла, чтоб отделить свой народ и занять его одним земледелием; на все то, что к нему не относилось, взирали равнодушно; а все, что могло удалить от него, почиталось мерзким. Под сим последним видом лошадь, верблюд и осел, надобные торгующим народам, были для Египтян предметами презрения.

Аравитяне вскармливают верблюдов и снабжают ими нынешних жителей Египта, которые и содержат оных великое число: они продаются довольно дорогою ценою. В Каире стоил каждой от четырех до пяти сот франков: в Верхнем Египте продавались они дешевлe, и цена их разнствовала от двух до трех сот ливров. В Барбарии суть они равномерно многочисленны; но порода их становится редка, ехавши вниз вдоль Западного берега Африки, и кажется далее Зеленого мыса не простирается, потому что я видел только одного или двух верблюдов у некоторых Вельмож земли Голофоф.

Сверх двух главных полезных предметов, как-то, перевозки товаров и путешествий, верблюд соединяет в себе и [434] другие не меньше того драгоценные достоинства: шерсть его составляет важную отрасль торговли; из оной делаются палатки и ковры Аравитян; его кал, смешанной с рубленою соломою, и потом высушенной на солнце, есть обыкновенная пища огня в странах, где дрова отменно редки; из сего также вещества родится и нашатырная соль; а молоко самок есть одно из простых и здоровых яств Бедуинцов.

Чрез час после нашего приезда к Гуссейновым Бедуинцам, сделалась в лагере тревога по поводу появления другой воровской и неприятельской Бедуинцов шайки, усмотренной в равнине; весь народ взволновался, женщины кричали от страха, мущины принимались за оружие; и одни вскочив на первых встретившихся им лошадей, другие пешком чинили погоню за разбойниками. Посреди сего непредвиденного смятения, остались мы весьма спокойными со стариками и женщинами для охранения лагеря. Но размышляя об оном незапном явлении зломыслящей толпы, пришло мне в голову, что она искала нас, и что нашествие ее было действием Абукирского возмущения и рассеянного там слуха о неизмеримости похищенных нами сокровищ. Я не рассудил беспокоить своих товарищей сообщением им моих подозрений; но последствие времени доказало, что они были справедливы и основательны.

По восстановлении спокойствия, гостеприимство, коего обязанности у сих народов почитаются священными, восприяло свои права, [435] которые и не могли быть пресечены, как только одною необходимою обороною. Мне принесли в Гуссейнову палатку, соделавшуюся уже моею, и разделяемую с молодым быком; ибо товарищи мои были помещены в разных других палатках; мне принесли, говорю я, живого барана, назначенного на ужин небольшой моей команды. Но когда приметили, что я щадил жизнь сего бедного животного, то и подали нам отменно хорошего молока и хрустящих довольно вкусных лепешек. Гуссейновы жены ежеминутно присылали меня спрашивать, не хочу ли я чего есть.

Там-то и посреди сих общежительств пустыни, должно искать прямую откровенность, которая в одно мгновение ока из хозяина делает брата и друга. Там не известны те вероломные приветствия, те обманчивые ласки, коими в больших Европейских обществах друг друга отягощают, но которых однакож всякой знает настоящую цену. Откровенные и непринужденные приношения состоят также из простых и нужных предметов; отказать в оных, есть средство огорчить душу того, кто их предлагает; а прием сих гостеприимственных даров возбуждает признательность и утверждает дружбу.

Ревность, сия дщерь высокомерия, здесь также не есть мучителем женского пола. Роскошь и обманчивые удовольствия, влекущие за собою нездравомысленность, не старались утвердить своего владычества на знойных и бесплодных песках. Нравы здесь сохранились невредимыми, непорочными и такими, [436] как о них повествуют древния бытописания сих самых народов. Женщины не опасаются, как у других жителей Египта, являться с непокрытым лицем, говорить искренно с иностранцем, и оказывать непринужденную и приятную веселость, почитаемую подругою добродетели и которою укорения совести отражают. Я уже сказал, что в молодых летах оные женщины могут почитаться одаренными красотою, хотя и смуглы, и что Европейские глаза с большим трудом могут привыкнуть к болезненным изображениям, которыми они нижнюю часть лица своего, посредством иглы и сажи, навсегда изпещряют. Сие странное украшение есть свойственное многим народам, а особливо Африканцам: оное употребляется и в Мальте, где простой народ делает себе подобные впечатления не на лице, но на других частях тела. Пристающие к оному острову Прованские матросы по большей части не минуют заплатить пошлины людям, коих ремесло состоит назначать на руках и на ногах разные фигуры, а особливо предметы набожества. Находившийся при мне морской гранодер, рассудил и себя велеть изранить, и у него во всю длину на руке был изображен большой крест. Я оное заприметил только в Каире, то есть тогда, когда уже невозможно мне было отослать его; и действительно к чему послужит крест и каким он может быть заступлением в такой земле, в которой Музульманское изступление вознесено до вышшей степени буйства. [437]

Бедуинцы суть, вообще, весьма собою видные люди; простая, умеренная и всегда единообразная жизнь, не снедаемая распутством, продолжается до назначенного природою предела. Они достигают до самой глубокой старости, и в начале оные, примечательны своею почтенною и совершенно Патриаршескою физиономиею. Есть однакож некоторая часть сей нации, отделение, которое нищета, беспрестанная езда и страдания многотрудной и волнующей жизни, можно сказать, обезобразили. Сии последние, ведущие всегда скитающую жизнь, всегда обращаясь в грабежах и быв всегда нещастны, почти все мелкого росту и гнусного вида, и в них с трудом познаются следы красоты первоначального их произхождения.

Я нашел у моих хозяев странное и преданием вкорененное в них мнение. Они утверждали, якобы предки их были Европейцы и Христиане, и что один из их кораблей разбился при берегах Египта, были они ограблены и принуждены жить в пустыне. От всего мнимого прародительского Христианства, остался у них только один крест, которой они и изображали пальцами, или начертали на песке. Я не совсем утверждаю истинну сего сказания, но могу удостоверить, что оно было мне повторяемо несколько раз, без всякого понуждения, многими в лагере находившимися людьми, и что я об оном у других Бедуинцов никогда не слыхал.

Я не спал во всю ночь, был пожираем удивительным множеством блох, которые [438] не дали мне ни на минуту покоя. Они привлечены животными и беспрестанно содержимым под палатками огнем; земля и ковры были ими усыпаны, и я удивлялся бесчувствию Бедуинца, который спит крепким сном посреди сих насекомых.

Один Бедуинец нашел маленькой древний бронзовый куб, коего каждая сторона имела десять линий в квадрате, и уступил мне оной. Вырезанные на нем буквы LV уповательно изображают Латинскую цыфру 55.

Комментарии

259. Путешествие в Нубию и Абиссинию.

260. Описание Аравии Г. Ниебюра, Том І, стран. 71.

261. Ист. Естес. человека.

262. Спармон, Путешествие на мыс Доброй Надежды, Том I, стран. 239 и 249.

263. Путешествие во внутренность Африки. Часть I, Том II, стран. 347 и последующие.

264. Путешествие Шава, Часть II.

265. Книга 2, § 72.

266. Философические изыскания о Египтянах и Китайцах, Том I, стран. 154.

267. Teftudo triunguis, Thirfe. Тестудо Триунгвис,Тирсе. Форскал, Восточная фауна, стран. IX.

268. Бюфон, Истор. Естес. птиц, разкраш. Таб. № 615, фиг. 2. – Motacilla Lusсіnіа. L. Moтaцилла Люсциниа. Л. Соловей. Озеp. II, 122. Oп. Тав. Обл. 178.

269. Модюй. Методич. Энциклоп. слово Соловей.

270. Истор. Натур. птиц. Статья, Соловей.

271. Смотри стран. 288, сей первой Части Путешествия.

272. Бюфон, Ист. Естес. птиц, разкр. Таб. № 652. Motacilla alba. L. – Мотацилла Алба. Л. Трясогузка. Oп. Тавр. Обл. 178.

273. В сей стране есть два рода рыболова, один называется просто рыболовом, Alcedo hispida. L. Алцедо Гиспида. Л. Воробей водяной. Oп. Тав. Обл. 179; другого называют рыболовом сорокою. Бюфон, Ист. Ест. птиц. разк. фиг. № 116. Alcedo rudis. L. Алцедо Рудис. Л. 24. род Господина Бриссона.

274. Poule Sultane, или Porphyrion. Бюфон, Ист. Ест. птиц, разкр. фиг. № 810. – Fulica porphyrio. L. Фулика Порфирио. Л. Порфирион, Гм. III, 375.

275. Смотри стран. 312 сей первой Части Путешествия.

276. Истор. насекомых окрестностей Парижа. – Tenebrio Muricata. L. Teнебрио Мюриката. Л. Хрущ. Озер. IV, 87, степной хрущ.

277. Философ. изыскан. о Египтянах и Китайцах, Том I, стран. 133; в Примеч.

278. Arum Colоcasia. L. Арум Колоказиа. Л. Eгипетские образки.

279. Canis aureus. L. Канис авреус. Л. – Canis vilpes. Форскал, Егип. Apaв. фауна, стран. IV. Примечание, что Талеб разнствует от лисиц. – Adive. Шакал. Озер. 1, 149.

280. Смотри стран. 127 сей I Части Путешествия.

281. Mакроб, Порта и пр. и пр.

282. Бюфон, Иcтop. Естес. четверонож. – Ovis laticaudata. L. Овис латикавдата. Л. Тибетская овца. Соб. соч. из. мес. IV, 214.

283. Chevre de Syrie. Бриссон. Царство животных, стран. 72. – Коза Мамбрин, или Восточная коза. Бюфон, Ист. Ест. четверонож. статья о Серне, или дикой козе. – Capra mambrica. L. Капра мамбрика. Л. Сирская коза. Озер. 1, 104.

284. Писали, якобы уши у них так длинны, что даже волокутся по земле, и что Восточные жители одно из них отрезывали, дабы коза могла пастись. Но сиe несправедливо: уши до земли не достигают и оных не отрезывают.

285. Описание Египта, Часть II, стр. 5.

286. Я не рассудил поместить в моем переводе оных воздушных примечаний: они любопытны только для одних звездочетцев, и могут навлечь скуку Читателю.

287. Патака есть употребительное в Египетской торговле наименование одной Венгерской серебряной монеты, стоющей 5 ливров 10 копеек, или су Французских денег. Сие изпорченное название произходит от слова Aбутака (отец окошка) и присвоено оной монете Аравитянами, потому что щит, в коем изображен герб, почитается ими окошком. Таким-то образом называют они и Голландской Доллар Абукелб (отцем собаки); ибо дурно на нем представленный лев ими принимается за собаку.

288. «В небольшом расстоянии от Александрии и на берегу место, коего имя Никополис утверждало навсегда память одержанной победы Августом над Антонием, ныне называется Казр-Kиассера, Замок Кесарей.» Древняя География Г. Данвилля, Том I, стран. 11.

289. Глава 17.

290. Pasan. Бюфон, Ист. Естес. четверонож. Antilope Oryx. L. Антилоп Орикс. Л. – Capra Gazella. Форскал. Егип. Араб. фауна, стран. IV, Египетская Сайга. Озер. I, 232.

291. Учен. и любопыт. Путешес. Вопрос 9, Часть I, стр. 20.

292. Истор. Естест. четверонож. статья о Верблюде.

293. Chameau. Бюфон. Истор. Естес. четверонож. Camelus Bactrianus. L. Камелюс Бактрианус. Л. Двугорбой Верблюд. Озер. I, 225. Естес. Ист. Народ. Учил. 383.

294. Dromadaire. Бюфон. Ист. Натур. живот. четверон. – Camelus Dromedarius. L. Камелюс Дромедариус. Л. – Camelus vulgaris. Форскал. Eгип. Арав. фауна, стран. IV. Одногорбой верблюд. Озер. I, 224.

295. Camelus Dromedarius, Форскал, там же.

296. Левит, Глава II, стих. 3.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие господина Сонниния в Верхний и Нижний Египет, с описанием страны, нравов, обычаев и религии природных жителей. М. 1809