ШАРЛЬ СИГИСБЕРТ СОННИНИ

ПУТЕШЕСТВИЕ

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Путешествие в Абукир. – Развалины. – Бедуинцы. – Гавань и рейда. – Толмач из Жидов. – Бартавеллы. – Развалины и остатки древнего Канопа. – Столповидная с еыемками статуя. – Канопа. – Губернатор, Замок и деревня Абукир. – Маленькая пирамида. – Возвращение в Россетту.

Между Россетом и Александриею оставалось, к рассмотрению моему, одно место, некогда славное под названием Канопа, ныне Абукир Аравитян, а, по изпорченному наречию, ле-Бекие Европейских мореходцев, лежащее в сторону от обыкновенной дороги; путешественники редко его посещали. Я знал, что оное достойно было моего рассмотрения, почему и отправился туда 12 Ноября. Г. Форнети, переводчик, пребывающий в Россете, пожелал сопровождать меня, и мы взяли с собою одного Янычара, моего рисовщика и двух слуг.

Мы ехали на лошачихах, переправились чрез песчаные пригорки: бесплодная и зыбучая ограда, окружающая город Россету с Западной стороны; достигли до равнины Башенок, или Столбов, о которой упоминал выше; потом приехали к морскому берегу, по которому и следовали до озера Маадиеского.

Великое множество Египетских коршунов, которым довольно неправильно присвоили [317] название кур Фараоновых ²²⁴, пожирали в песках смердящий труп мертвого животного.

Мы употребили целой час на переправу чрез озеро Маадие, по причине худого построения судна. На обыкновенном пароме четверти часа было бы для сего довольно. Не за долгое время пред тем, как нам приехать к сему остатку канопического Нильского рукава, повстречали мы небольшой Аравов Бедуинцев лагерь, состоящий только из четырех палаток, под которыми мущины, женщины и скот находились. Скитающая жизнь сих грабящих и кочующих народов не дозволяет им пробыть долгое время на одном месте. Они предложили нам дурной воды, которую снедающая жажда принудила нас проглотить и за которую мы им довольно щедро заплатили. Проехав Маадие возвратились опять к Морскому берегу, вдоль которого сделана плотина, или насыпь, для остановления cтpемления вод; ибо песчаный грунт наравне с морем. На сей плотине построены башенки на некотором одна от другой расстоянии. Мы оставили Александрийскую дорогу, путешествовали по берегу и приехали в Абукир в час пополудни. [318]

Ныне есть сие место деревня с Замком, построенным на конце далеко в море простирающегося мыса. Несколько подводных камней, впереди мыса находящихся и от оного отделенных, составляют в оном месте небольшую гавань, в которой корабли могут быть в безопасности, даже под самым Замком, пред которым находится довольно хорошая рейда. Здесь обыкновенно останавливаются в здешних морях крейсирующие Французские фрегаты. Также пристают торговые суда, принужденные дурною погодою убегать новую и столь опасную Александрийскую гавань, равномерно и здешней страны Жермы, когда не могут они достичь до Александрии, или переплыть чрез Богас Нильской, при устье Россатского рукава.

В сей-то самой гавани, но слишком в дальном от оной расстоянии, выдержал Республиканской флот, под командою неустрашимого и нещастного Брюеса, столь невыгодной бой с Аглинским флотом, под предводительством Нельсона; сражение, которое легко и благоразумно миновать было можно, и коего невыгодное окончание распространило новый блеск славы на Французскую храбрость.

Мы остановились у Жида, патентованного Агента Французского Генерального Консула в Египте. Предки его беспрерывно отправляли с честию и верностию ту же самую должность. Он отменно любил Французов, с которыми во всем согласовался. Был человек тихого нрава, услужливой, одним словом, честнейший человек изо всех, мне [319] известных Жидов. Плата его состояла из шести пара или медин, или семи или осьми копеек в день. Невозможно было хуже награждать за услуги, оказываемые им приходящим в Абукир Французским кораблям, которые не могли без него обойтися в таком отдаленном месте, где ни один Европеец пребывания не имеет. Прежде состояло жалованье его только из четырех Медин, так как я оное судить и узнать мог по регламенту, писанному в 1716 Господином де Гатином, морским Интендантом и Коммисаром, коему было препоручено смотрение над всеми Восточными торговыми местами. Статья, касающаяся до учреждения Драгомона (переводчика) в Абукир, и о которой я упоминаю, потому что она имеет отношение к гавани Александрийской и к мореплаванию вдоль Египетских берегов, была следующего содержания: «Как уже с нескольких лет разные Французские суда нагружаются на рейде Девекие, и что сиe обыкновение поддержать весьма нужно; ибо оное распространяет свободу нагружения и может со временем быть полезное нации естьли найдется она принужденною оставить Александрию, коей гавань со дня на день засыпается: заблагорассудили мы, для избежания излишних переедов из Александрии к Бекие и оттуда в Александрию, кои стоили нации весьма дорого, и дабы иметь особу рачительную, которая бы имела наблюдение за всеми там нагружаемыми товарами, учредить Драгомана из Жидов, с жалованьем по четыре медина на день, без излишества, [320] которые и должны поставляемы быть на щет издержек, до Александрии принадлежащих».

Другой Генерал-Инспектор, Г. Тот, вздумал в 1777 лишить Французскую нацию услуг, которые в 1716 почитались и казались важными. Он объявил, что Драгоман в Абукир не нужен, и оного не будет. Вот что можно назвать разорительными устройствами, и оные были не редки. Между тем, как полезного человека лишали пропитания, карманы сильного, которого должно было благодарить, естьли он не делал вреда, наполнялись золотом. Мало заботясь о пользе общей, любезнейший предмет мысли полезного гражданина, но которой почти всегда пренебрежен, слишком часто обращал он свое внимание только на то, что могло льстить его самолюбию и насытить его алчность. Однакож предстательства и прозьбы Александрийских купцов превозмогли хотение неведения местных обыкновений и столь не выгодное Абукирского Драгомана место было оставлено по прежнему. Бедной Жид рассказал нам, что он уже был известен, что хотели у него отнять небольшую его пенсию. К сему присовокупил он с благородным простодушием: Я всегда жил смиренно. Могу явить почтенные аттестаты, коими предки мои были снабдены, свидетельства оказанных ими важных услуг Французской нации, доказательства деятельного моего рвения к пользе оной и не возможно, чтоб после того правосудие Правительства, коему я предан дозволило лишить меня средств к [321] пропитанию. Мы ни мало не хотели расстроить внимательной его беспечности; но я сказал моемy сотоварищу: сей добрый человек прост, беден, а может быть и нужен, его не внемлют, и все его права за заслуги и прошения, без всякого внимания, будут презрены. Подобные жертвы суть маловажные забавы Правительств и обыкновенные действия их пpaвосудия.

Дом Маллин Юсефа ²²⁵ (так назывался Жид) построен на весьма прекрасном местоположении: он довольно пространен, и мог бы предоставить довольно удобные жилища, естьлиб были они содержаны в чистоте. Путешественники должны запасаться хлебом; ибо оного в Абукире в продаже не имеется. Впрочем можно там без затруднения достать рыбы, морских ежей, устерс и всякого роду раковин, а в рассуждении закупки провизии можно было положиться на попечение Драгомана и его сына. Они содержали у себя гнездо Бартавелл ²²⁶. Сказывали нам, что оные птицы часто прилетают в Абукир, и что их даже живых ловить не трудно. Тотчас после довольно умеренного обеда, [322] изготовленного женою нашего хозяина, сели мы опять на своих лошачих и отправились для обозрения около лежащих развалин.

Сии остатки древнего города занимают обширное пространство земли. Все опрокинуто и все истреблено. Пошва усыпана обломками, предоставляющими и ныне изящные красоты; и все, что лежит на поверхности, дает понятие о том, чтобы можно приобресть, естьлиб свободно было делать взрытие. Но сего рода изыскания совершенно запрещены у непросвещенного и суеверного народа, которой, не знав другого богатства, кроме злата, воображает, что путешественники приезжают к ним только с намерением, дабы похитить в земле лежащие сокровища, и не может верить, чтоб памятники художеств были причинами их путешествий.

Я видел многие низпроверженные колонны: оне сделаны из лучшего гранита; средостолбия их были с прямыми выемками и составлены из одного куска, хотя удивительной величины; капители представляли наипрекраснейшую работу. Драгоман Жид сказал нам что, он застал еще несколько стоячих колонн и широкой свод, составляющий вход в подземельную; но жители сей страны разорили оной, и употребили камни на построение или на починку удерживающих воду плотин. Осталось несколько отверстий подземных галлерей, сделанных из кирпичей, довольно xорошо сохраненных; обломки загромостили в них вxoд. Одним словом, все видимое предвещало, что некогда на оном месте [323] существовали великолепнейшие здания. Жители Абукира называют сии прекрасные развалины городом Фараона.

На берегах моря можно признать и поныне довольно явственные основания обширного и правильного здания, во внутренности которого есть подземный ход, простирающийся до самого моря, а в оном вдали видны остатки строений; сие доказывает, что как здесь, так и во многих других местах, морские воды захватили немалое пространство берегов. Я имею рисунок с оных развалин. Возле сих следов древности разной величины неотесанные куски гранита низпровержены и лежат кучами. Посреди существует столповидной женский истукан удивительнее тем, что на нем во всю длину находятся прямые выемки. Он равномерно сделан из гранита, опрокинут и искажен в некоторых местах. Самое малое морское волнение покрывает его водою; естьли кто захочет рассмотреть его свободно, тот должен избирать тихое и безбурное время. Случай мне в том способствовал, и я мог срисовать его в таком виде и положении, как он существовал тогда.

Сия необычайная статуя поразила удивлением здешней страны жителей, а как совокупность развалин почиталась ими городом Фараона, то и она в их мыслях была изображением Фараоновой дочери. Рисовщик со мною в одно время путешествующего по Египту Француза, отправившийся в Абукир, представил оную, яко совершенную, как отделкою, так и невредимостию; он срисовал ее [324] нe в таком виде, как она действительно находилась, но так, как по его мнению ей быть долженствовало, то есть, прямою и поставленною на подножие eгo изобретения. Подобные рисунки более приводят в заблуждение, нежели просвещают; они не должны входить в бумажник путешественника. Я могу ручаться за изправность всех моих рисунков; рисовщик мой был привычен наблюдать рачительнейшую точность, и все они деланы под моим присмотром и наблюдением.

Упоминая о Французе, рассказал нам Жид, что когда он прибыл в Абукир, то пренебрег для сопровождения в соделаемых им в окрестностях изысканиях, взять с собою той страны жителя, которого Губернатор всегда назначает, и что сей последний, досадуя, потребовал с путешественника один Секин, яко в штраф за сделанную емy будто бы обиду. В рассуждении чего и уговорил Жид самого Губернаторского сына ехать с нами, и убедил меня подарить ему, в знак нашей благодарности, пaтaку, или шесть франков, и сие, для избежания наказания, стоющего семь с половиною ливров, цена Египетского секина. Подобное расчисление, или смета показалась нам весьма смешною.

Подле истукана находится отменной величины и отчасти разбитый Сфинкс (баснословное чудовище), на подножие коего существует пояс, покрытой почти совсем истребленными таинственными буквами. [325] Таковые суть остатки славного града, основанного Греками и украшенного изящнейшими и превосходнейшими изобретениями художеств. Великолепный храм, коего сии удивительные, но ныне низпроверженные гранитовые колонны, вероятно составляли часть, был посвящен Серапису. Иностранцы приезжали туда толпами более для соучаствования во вкушаемых в городе увеселениях, чем для принесения жертв кумиру. Нилом орошаемые окрестные поля украшались сокровищами Природы, а роскошь распространила владычество свое во внутpeнности града. Приятность его местоположения, благорастворенность воздуха, царствующее в нем изобилие, отменные и хорошие яства, всякого роду забавы, которые, казалось, как будто избрали его любимым местом своего владения, все согласовалось, чтоб соделать пребывание в нем восхитительным и составить из его жителей соединение людей щастливых. Но развратность нравов достигла в нем до вышней степени; наглость не познала никакой преграды; приятные заблуждения, любезные снизхождения женщин, которые тем возхитительнее, чем более оне внушаемы нежностию, превратились в наглость ²²⁷. Одним словом, [326] благоразумной человек не смел уже приезжать в оной ²²⁸.

Безмерности роскоши, всеобщее развращение нравов, суть верные предвозвественники скорого падения Государств и разорения народов. Канопа исчезла. Потомки тех, которые в ней обитали, ныне ничто другое суть как варвары; Нил не хочет уже более увлажать ненаселенную землю, поля пребывают сухими и пустыми; ни единая часть зданий не сохранила своего места, своего положения, все упало, все разрушено, все истреблено; великолепная и прелестная Канапа существует только в памяти нескольких людей.

На другой день нашего приезда в Абукир Г. Форнетти и я посетили Губернатора; сей начальник был цырюльник. Будучи предуведомлен Жидом о нашем намерении, поспешил нарядиться в лучшую свою одежду и окутать голову белым шалем. Мы нашли его сидячего в своей лавке, у него было в руке из перьев сделанное опохало. Он принял нас со всею важностию Визиря; однакож предложил нам свои услуги во всем, что могло быть для нас приятным; он охотно бы желал пoпoдчивaть нас кофеем, но объявил, что кофейной дом был заперт. Koгда мы ему откланялись, то он не более привстал с своего места, как во время нашего [327] прибытия. Впрочем он жил в большем согласии с нашим хозяином; ибо не только был его Губернатор, но еще и его бородобрей.

Мы просили и получили дозволение осмотреть Замок, которой почти ничего не значит. Он окружен со стороны твердой земли, морскою водою наполняемым рвом. При нем находится Маяк, которой так худо освещает, что оного иначе, как вблизи, узнать невозможно. Несколько небольшого калибра пушек защищают Замок; но они не возпрепятствовали Россиянам уводить Жермы, даже из под самых батарей. Губернатор, для входа в крепость, отправил с нами своего Порутчика, весьма вшивого и неопрятного чиновника. Сей провожатый был так много нами доволен, что из благодарности хотел насильно вести нас на рыбную ловлю: ибо он по ремеслу своему был рыбак.

Во время дня деревня Абукир казалась быть ненаселенною; двери у домов заперты, никто не встречался на улицах. Сие произходит от того, что все почти оной обыватели суть или рыбаки, или матросы, на Жермах.

По выходе нашем из Замка, прошли мы мимо лавки Губернатора, превращенного уже в настоящего цырюльника. Он предложил мне покупку изрядного вырезанного камня и им весьма уважаемого, потому что на обороте древнего изображения было вырезано его имя. Дабы заслужить благоволение столь именитого Мужа, заплатил я ему за его печать гораздо больше того, чего она стоила. [328]

На базарной площади лежит длинной, черной камень, со многими на нем таинственными буквами. Один Абукирской житель, увидя, что я со вниманием рассматривал древности и старался находить оные, предложил мне, по словам его, прекрасную статую, но которая отчасти была зарыта в земле. Я послал одного из моих людей с сим человеком, которой уже и не нашел статуи. Однакож дабы не потерять времени и ожидаемой им от того прибыли, начал он рыть землю, и в одну минуту нашел отменной кpacоты мраморной памятник, покрытой гиероглифами; он тотчас пришел известить нас oб оном. Мы пошли на плошадь, и я увидел совершенно сохраненную небольшую пирамиду из прекраснейшего черного мрамора, у которой вдоль со всех сторон ее основания находилась полоса весьма явственных таинственных букв. Я купил ее у человека, которому она не более моего принадлежала, и препоручил Драгоману Жиду, чтоб прислал ее ко мне в Россетту на первой из Абукира отправившейся Жерме. Можно судить о изобилии сего рудника древностей, покрытого не толстым слоем земли и обломками: ибо человек, менее нежели в половину часа, без всякого орудия, кроме своих рук, коими он без всякого намерения поскреб землю, приобрел столь драгоценный памятник.

По окончании сей покупки, простились мы с добродушным Жидом; отправились на дорогу, в Россету ведущую, куда и приехали в десять часов вечера. Мы видели на берегу [329] множество Лавандиep, a на пальмах сидячих черных дроздов, которые в Северную часть Египта прилетают в одно время с серыми при наступлении зимы. Прилет их бывает многочисленнее, когда дожди перепадать начинают. Сказывают, будто бы они иногда бывают весьма жирны и вкусны. Пять или шесть Шакал прошли возле нас, свет луны дозволил нам рассмотреть их, и они ни мало не испугались нашей встречи.

Во весь тот день дул весьма сильной Восточно-Юго-Восточной ветер; время было мрачное, а ввечеру шел дождь. Море было высоко, и его волны разбившися о плотины Абукирские, с буйностию расстилались вдоль берегов. Рев их распространялся по проезжаемому нами уединенному месту, которое казалось, как будто бы хотел похитить.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Бедуинцы. – Птицы. – Боггас. – Канопская Башня. – Абу-Mандур. – Виноград. – Пустыня. – Шакалы. – Ящерицы. – Насекомые. – Змия. – Затруднения в рассуждении пирамиды Абукирской. – Mнениe Египтян о некоторых путешествующих.

По возвращении из Абукира, пожелал я посмотреть вблизи устье Нила, Боггас, толико прославляемый своими бедствиями и [330] кораблекрушениями. Вице-Консул, его Толмаз и еще один Французской купец захотели сопровождать меня; мы отправились и поехали на ослах. Мы остановились повыше Замка в садах. Там Аравы Бедуинцы стояли лагерем; палатки у них не велики, не хороши и не удобны; они предвозвещали нищету тех, коим служили убежищем. Женщины у них не закрывают лица, как сиe в обыкновении у других в Египте живущих народов. Живость молодости соделывала некоторых из числа оных довольно приятными, не взирая на несколько темный цвет кожи их, и они казались быть довольно снизходительными.

Мы скоро были окружены сими женщинами, требующими от нас некоторой помощи. Желание их удовлетворялось одним или двумя Мединами ²²⁹. Старухи, увидевшие, что сии маловажные подарки более предлагались молодым женщинам, старались приводить к нам оных, дабы тем возбудить наше внимание и благотворение. Они смеялись во всю мочь, когда усматривали, что сия их уловка была успешна, а особливо естьли примечали, что молодые соделывались предметом некоторых шуток. Пока сотоварищи мои занималися довольно веселым разговором с молодыми Аравитянками, я был окружен толпою ужасно дурных и мерзких старух: [331] оне уповательно рассудили, что я был, щедрее других; облепили меня и не хотели отпустить. Мне стоило немалого затруднения вырваться из их рук, и я от чистого сердца благодарю себя, что освободился из сего круга старых докучливых ведьм, коих черноватoe и дряхлое лицо еще более обезображено черными и посредством проволоки и кожи у них на бороде нарисованными фигурами.

В тех же самых садах находились горлицы, черные и серые дрозды, а на финиковых деревах несколько гробеков ²³⁰. Я также усмотрел там две хищные птицы роду, мною описанного на странице 364 оригинала, и мне удалось застрелить близ небольшой лужи двух куличков, называемых простолюдинами беложопками, а Прованскими жителями Бешотами ²³¹. Убитые мною птицы были самец и самка.

Продолжая путь наш к морю, недавно покрытые места Нильскими водами соделались скользкими, грязными и пересекаемые рытвинами. Скот наш беспрестанно падал, увязал в омутах и оставлял нас в воде, или в грязи. Никто не был освобожден от сих маловажных приключений, ни от взаимных [332] шуток, к которым они давали повод. Наконец достигли мы до того узкого и столь страшного прохода заграждающей Нил полосы. Вдали колебаемое море с яростию об оную разрушалось, и возвышало стремительные волны, смешанные с песком и пеною. Мы и тeперь видим там конец мачт за несколько дней пред сим потонувших Жерм, а на берегу судонщиков, занимающихся вытаскиванием мертвых трупов нескольких сотоварищей своих, которые морем выброшены на землю.

Отменно плоский берег единственно составлен из песку; он был покрыт множеством водяных птиц, как-то: Гоенландами, морскими жаворонками, Геронами ²³², и пр. пр. Сии последния птицы были чрезвычайно дики и к ним подойти невозможно.

На другой день поехал я смотреть башню, отстояющую к Югу, на половину мили расстояния от Россета и ныне называемую Каноnскою, последуя несправедливомy предположению, якобы город Россета построен на самом том месте, на котором существовала некогда древняя Канопа. Оная башня построена в новейшие времена на песчаном пригорке, которой в оном месте составляет [333] Западной берег реки Нила. Она четвероугольная; была до половины сломана, а что от ней осталось, предвещало скорое падение. B нижней ее части жители той страны показывали мне отверстие подземного хода, которой, по их уверению, простирался до Александрии.

С высоты башни распространяется вид во все стороны и, кроме естественной своей преграды, других предметов не имеет. Пространные долины предлежат взору; но как же картины, которые дозволяется ему объять, суть разнообразны! как они величественны! и какое другое место может соединить подобные! В сих толь различных явлениях великолепнейшие и ужаснейшие виды Природы последственно протекают мимо глаз. На Востоке прохладность и плодородие являют свои сокровища на прелестной поляне Делты; на Севере море, источник богатств и нещастий, катит свои волны, изображение непостоянства, а на Западe представляется изсохший покров бесплодия утвержденный навсегда над пустынями Ливийскими.

Почти у подошвы башни и на самом берегу Нила стоит мечеть, посвященная Музульманскому угоднику. Его называют Абу-Мандур, наименование, значущее Отец cвеma. Естьли он действительно отец cветa, то можно его назвать и ужасом песков, которые без него давно бы покрыли город Россету и присоединили оной к скучному и единообразному своему владению. Bеpa Музульманов не ограничивается сим предметом и простирается свыше сего, Абу-Мандур есть враг всякого [334] звания бесплодности, и не рождающие детей женщины прибегают к его помощи, выдерживают девяти-денствие в посте и молитвах под управлением Шеика мечети. Сказывают, якобы моления их редко не бывают внемлемы. Поклонение к толь сильному Покровителю есть всеобщее; не проходит ни одного судна мимо посвященного ему места без того, чтоб судовщики и пассажиры не принесли дара Шеику, дабы он убедил угодника быть к ним благосклонным.

Против оной мечети протекает река Нил, которая несколько повыше оной, имее склонение к Югу, составляет немалой поворот к Востоку и потом паки продолжает свое течение на Полдень. На другой стороне представляются глазам прелестные Делтийские поля. Я срисовал сей вид сидя у самой подошвы Канопской башни.

За десять или двенадцать лет до приезда моего в Россетт, один там живущий Турок вздумал вскопать землю в окрестностях оной башни. Он нашел прекрасные гранитовые колонны, которые и приказал перевесть в Россетт, в намерении употребить их на построение зданий. Али-Бей, будучи уведомлен об оном приобретении, вообразил или лучше сказать, притворился думать, что Турок нашел золотую руду. Он присудил его к заплате большого денежного штрафа, которой не позволил сему бедному человеку строиться, и истребил из него охоту к подобным открытиям. Часть оных колонн и тогда еще лежала на берегу Нила, против [335] дому Французов, а прочие были изломаны на разные употребления; они, по всей вероятности, принадлежали к древнему городу Метелису, коего Канопская башня означала местоположение.

Насупротив мечети Абу-Мандур, на Восточном берегу Нила, суть два или три дома, называемые Маадие, потому что они построены на месте обыкновенного проезда в Делту. Повыше Маадие стоит Буссурат, в прежния времена страх наводимая деревня, по великому числу в ней живущих и суда грабящих разбойников. Один Бей, по имени Мегемет, истребил оных. Еще несколько выше Буссурата существует другая, Газбет называемая деревня.

На Западном берегу, в небольшом расстоянии, выше Абу-Мандура, предстоит взору Джеддие, довольно пространная деревня, в окрестности коей растут на песках великое множество виноградных лоз. Из сего места предоставляется виноградная провизия в Россет и в Александрию.

Хотя и не делают вина в Египте, но лозы оного там довольно размножены. Оные обыкновенно сажают в песок, где они и приобретают скopoe приращение, и производимый ими виноград имеет отменно приятное благоухание. Большая часть там в пищу употребляемого винограда принадлежит к роду того винограда, коего виноградина имеет только одно зернышко. Виноград на Арабском языке называется Анеб. Виноградные листья в великом употреблении в поварнях [336] Eгипетских; ими обвертывают большие сделанные из рубленого мяса катышки, на хороших столах лучшее и обыкновенно поставляемое кушанье. Но должно чтоб листья были молодые, и они иногда продаются дороже самого винограда.

Вины окрестностей Александрии и некоторых других Египта мест были в старые времена прославляемы. Не мудрено будет возвратить им древнюю их славу, покрывая песчаные земли, в которых и поныне существуют те прекрасные виноградных лоз остатки.

Около Канопской башни пески принимали некоторый вид одушевления соединением многих птиц. Я заприметил белых орлов, множество Гюпп, бегающих по песку и искавших своей пищи, то есть, разных родов насекомых; Лавандиер, наконец хохлатых жаворонков, или Кошви ²³³.

Пока рисовщик мой, коего оставил я с Консульским Янычаром, занимался снятием вида мечети Абу-Мандура и ее окрестностей, углубился я во внутренность пустыни. Издалека казалась сия страна иметь плоскую поверхность. Однакож вся она почти усыпана крутыми и песчаными холмами, составляющими между собою узкие и глубокие лощины, до [337] которых достичь не трудно без многого хождения, ибо стремление зыбучего под ногами песку прикатывает к оным. Сии глубокие рытвины, или разделения, суть уповательно произведение вод, некогда обогащающих земными плодами сию, ныне столь неплодородную пошву.

Копыта разных животных были впечатлены в песке. Я заприметил следы множества Шакалов и их свежий кал, которой оне скребучись зарывают песком наподобие кошек.

Лежащая на тех песчаных слоях пыль так мелка, что самый легкий зверь, самое малое насекомое, оставляет на ней, подобно как на снегу, следы своего хождения. Разнообразность сих впечатлений производит приятное действие, которое развеселяет оскорбленную душу в таких странах, где она, кроме признаков извержения Природы, других предметов не встречает. Ничто не может быть лучше и красивее, как знаки прохождения некоторого рода маленьких ящериц, в пустыне сей весьма обыкновенных. Концом хвоста своего изображают оне на песке правильные излучины, посреди двух рядов равномерно правильных же рисунков, впечатленных их четырью ногами и пятью отделенными пальцами. Оные стези умножаются и переплетаются одна с другою близ подземельных жилищ сих маленьких животных, представляя удивительную, но глазам не неприятную совокупность.

Я изъяснил одно из главных свойств сих ящериц; у них действительно на [338] каждой ноге по пяти пальцов, но у задних ног оные пальцы гораздо длиннее передних и всe снабжены когтями. Глаза у них слишком велики в рассуждении протяжения тела, а круглой хвост оканчивается тонким острием. Верх головы у них покрыт широкими и неправильного образования чешуями; на верхней же части тела, лядвеи и ног они отменно малы и полукругловаты, но под изподом корпуса продолговаты, а на брюхе находящиеся, имеют вид равнобочных четырехугольников, горизонтально лежащих; хвост обведен кругом во всю длину поясами чешуи наподобие опрокинутых конусов. Язык широк, черноват и имеет раздвоившийся конец.

Самая большая из числа сих, мною измеренных ящериц, имела семь дюймов длины, а в хвосте было четыре дюйма и четыре линии. Посредственная величина их состоит от четырех до пяти дюймов. Верховье головы у них зелено-желтоватое, покрыто черноватыми крапинами; вся верхняя часть тела и ног изпещрена зелению и желтию, с излучистыми и темного цвета полосками, с приятностию отличающимися от колеров основы; пальцы и когти суть желтые, сверху зеленой с прожелтию их хвост усыпан черноватыми точками, коих колер теряет живность по мере приближения их к концу оного; вся же изподняя часть корпуса и ног серо-зеленоватого цвета, равномерно и низ хвоста, за изключением несколько краснин, которые с половины длины его и в конце смешиваются с оным. Сей красный колер [339] бывает больше или меньше явствен на разных подобных животных. Я заприметил также, что и пятна на голове и на спинe разнствовали между собою образованием и чернотою; ибо она на иных сего рода пресмыкающихся была отменно ярка, а на других весьма слаба: разновидности, без сомнения изображающие различия лет и пола.

К прекрасной чешуйчатой одежде присоединяют небольшие сии пресмыкающие живость и проворство в движениях. Они весьма скоро уходили во многочисленные норки, вырытые ими у подошвы растений и редких кустарников, грубого вида, которой они как будто бы разделяют с неплодием пошвы, на коей произрастают. Но они долгое время в них не пребывают, и мы не могли иначе уловить оных, как должны были выжидать выхода их из своих убежищ, и тогда доставали дулом наших ружей. Я держал одного живого зверка в руке, он кусал у меня изо всей своей силы палец, но не делал мне никакого вреда; ибо челюсти и отменно легкие его зубы были слишком слабы, чтоб причинить хотя малую боль.

Я нашел на песках род Kapaбa Аптера, или безкрылатого Караба, описанного гражданином Оливие под названием Крапчатого жука ²³⁴, [340] и другое ему подобное животное с существующими под ножнами или футлярами крыльями, у которого продолговатой и плосковатой корпус четырех с половиною линий длины, широкие с закраинами латы, а на заднем конце две небольшие впадины; ножны обведены и слегка означены в длину чертами, c тремя на каждой точками; верхняя часть головы и лат, равномерно и ножны, суть прекрасного позлащенного зеленого цвета; ножны обложены яркою золотою полоскою; весь верх корпуса черной; рожки, лядвеи и ноги светло-желтые, а заплюснье темно-желтого цвета.

Другие четыре рода насекомых повстречались моему взору. Первый из них, имеющий длины четыре линии, был Тенебрион ²³⁵. Округленные и выпуклые на нем латы с закраинами, каждая ножна равномерно изображает выпуклость, так что место их cоeдинения составляет впадину; корпус ограничивается тупым концем, верх головы, лат и футляров покрыт весьма маленькими точками, которые больше явственны на ножнах, чем на голове и на латах. В прочем сие насекомое во всех своих частях есть прекрасного яркого черного цвета.

Другой род принадлежал к насекомым, называемым Крикет (Acrydium. L. Акридиум. [341] Озер. V, 99). Длина оного два дюйма и две линии. На порывистых его глазах существуют черные и темного цвета полоски, а на прекрасных серых крыльях находятся многие пятна, из числа которых одне желтые, а другие померанцовые. Прочие сего насекомого части изпещрены желтым и зелено-желтоватым колером.

Оные большие Крикеты, на проежаемых мною песках, весьма обыкновенные; они летают лучше и далее прочих сего рода насекомых, и их поймать довольно трудно.

Третий род насекомого, найденного мною в той же пустыне на краю составленного из дозжевой воды небольшого бассейна, был водяной Скортон, Гепа, или Непа. Усы его, естьли однакож могут почитаться усами частицы, болеe походящие на ножки, сотворены наподобие крабовых или пауковых клешней. На каждой плюсне существует только один состав. Глаза у него черные и чрезвычайно большие. Отменно ежатое брюхо оканчивается двумя надростками наподобие раздвоившегося хвоста. Крылья черные; в прочем сиe насекомое совсем желтое. Маленькие, остроконечные и светло-красного цвета яйца были прикосновенны к брюху сего животного.

Наконец четвертый род был Скарабе (жук) осьми линий длины. Усы его, сотворенные наподобие в кучку собранных листочков, широкая и сжатая голова, изображают выдающуюся скрижаль, поддерживаемую сверху двумя небольшими спицами, а в заднем конце другими подобными маленькими остриями. Одна [342] половина широких егo лат была с закраинами и лосниста, а другая жестка и груба, как рыбья кожа. Между ножнами существует небольшой щит, а на них находятся во всю длину полосками расположенные маленькие и не очень явственные точки; сверху выпуклое тело его почти равномерной толщины и ширины. Ножки короткие, лядвеи широкие и толстые, а особливо оне у задних ног были столь удивительной толщины, что даже уподоблялись маленьким несколько сплюснутым шарикам. Сия чревычайная задних ног толщина придает сему Скарабе весьма странную фугуру.

Колера eго описать не трудно. Он сверху яркого черного цвета: позлащенная черта означает отделение головы от лат; усы, ноги и вся нижняя часть корпуса красноваты.

Я заприметил на песке след, составляющий правильной рисунок, и сначала почел, его впечатлением змеиных згибов. Будучи любопытен узнать, какому животному принадлежала оная стезя, последовал ей близ ста шагов и встретил того Скарабе, беспрестанно, но медлительно грядущего. Должно думать, что он употребил немалое время на переправу чрез такое пространство. Кругловатое и дюжее его сложение, короткие и удивительной толщины ноги, в рассуждении величины его, показуют им по видимому употребляемую силу для совершения небольших путешествий по той пустыне.

Мы также усмотрели отменно маленького и блестящего наипрекраснейшими колерами [343] змия; но не могли его поймать, ни возпрепятствовать его уходу в норку, сокрытую нижними сучками одного кустарника.

По возвращении в Россетское мoe жилище, Г. Форнети показал мнe полученное им письмо от Жида Драгомана из Абукира. Он уведомлял нас, что в самое время отправления мною купленной и там оставленной маленькой пирамиды, находящийся в Замке гарнизон оному возпрепятствовал. Г. Форнети тотчас, по получении сего известия, ходил к Россетскому Агe, управляющему также и Абукиром и получил от него, но не без больших затруднений, повеление, чтоб отпущена была пирамида. Сей чиновник был уже известен об оном деле еще до прибытия к нему Г. Форнетиа. Он утверждал, что люди, у которых мы купили тот кусок мрамора, не имели права продать оного, и что без его Аги на то согласия к сему нам приступить не следовало, то есть, сиe значило и предвещало мне двойной платеж. Ага сверх того сказал ему, якобы он был уведомлен, что та маленькая пирамида была вся наполнена золотом. Вследствие сего воображения и приказал, что как скоро привезен будет тот памятник в Pocсemm, то бы его о том уведомить, дабы он мог рассмотреть его и видеть своими глазами хранящееся в нем сокровище. Естьлиж оного нет и в нем не сыщется, то он соглашался нам его продать.

Невежественный Ага не удовольствовался сею предосторожностию; он тайным образом призвал к себе сопровождающего нас в [344] Абукир Янычара, дабы узнать от него, подлинно ли находится золото в том куске мрамора. Сей Янычар, с давних времен пребывающий в услужении у Французов, и которой, сделав привычку сопровождать их, знал, что золото никогда не было предметом их изысканий в Египте, всячески старался переуверить Агу; но труды его были тщетны: Мамелюк не мог себе вложить в голову, чтоб простой камень в наших мыслях заслуживал цену и почитался важным, и делаемые им о том вопросы были смешны и забавны.

Наконец пирамида была привезена из Абукира. Когдаж выгрузили ее на Россетскую пристань, то и привлекла она толпу любопытных. Со всех сторон раздавались возклицания о ее изящности. Она в глазах их почиталась драгоценным камнем, в настоящем смысле сего изречения, и сие, потому что сияла к солнцу. Они не могли не иметь уважения к Франкам, имеющим прозорливость приобресть столь удивительный камень.

Должно было думать, что глупые речи толикого множества несмысленных почитателей дойдут до ушей Аги и утвердят его в мнении о кладе. По сему поводу Г. Форнети и я согласились оставить мрамор на беpeгy и не подавать вида, что мы об нем помышляем. Однакож Ага, успевший удостовериться, что дело состояло действительно только в камне, а не в золоте, удивлялся малому нашему попечению перевесть его. Он призвал Янычара, чтоб узнать от него [345] причину беспечности, которая только была наружная. Сей последний, вытвердивший заданной eму урок, отвечал Аге, что, после обнаруженных им в рассуждении сего камня притязаний, мы уже об оном и не думаем; но однакож и теперь согласимся его взять, естьли он Ага намерен нам уступить его не за слишком дорогую цену. Янычар возвратился с повелением перевесть камень ко мне и с уверением, что Ага весьма умерит мнимые свои права, и что он хотел о том переговорить с Г. Форнетием. Я отделался действительно дешево и весьма маловажным подарком.

Обстоятельства возпрепятствовали мне взять с собою маленькую мою пирамиду во время моего отъзда из Египта. Я ее оставил в анбаре Французского дома в Россете и препоручил Консулу. Естьлиб кто вздумал завладеть ею, яко оставленною вещию: то прошу того вспомнить, что сие приобретение стоило мне многих трудов, забот и даже беспокойствий. Я не говорю о деньгах, и почту себя в праве требовать, чтоб она была мне отдана, а побудительная причина моего требования, уверен я, конечно убедит возвpaтить мне сей прекрасной памятник древности, потому что единственное мое желание есть, чтоб подарить его народному Музеуму (собранию редкостей), в котором заслуживает он занять отличное место.

Впрочем мнение, якобы изыскания Европейцов единственно только основаны на приобретениях в земле зарытых, или [346] сокрытых в памятниках древности сокровищ есть всеобщее и свойственное всем жителям Египта, и оное соделалось главнейшею препоною, предлежащею к преодолению путешественников. Один в Россете живущий Турок имел у ворот своего анбара отменной красоты кусок гранита, на котором были изображены совершенно сохраненные Гиероглифические фигуры. По снятии с них рисунка ²³⁶, предложил я хозяину продать мне тот гранит; сверх того соглашался, на мой щет, положить на его место другой камень. Турок никак не хотел снизшесть ни на какое предложение: он представлял мне причиною своего отказа, якобы тот гранит был наполнен золотом. Сей человек был беден, и когда вопрошал я его, для чего не разбивает он своего камня, дабы вынуть из него им почитаемые нужными сокровища: то он отвечал мне, что сие будет не хорошее и опасное дело, потому что его камень заключает в себе Талисман ²³⁷. [347]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Банан (дерево). – Короссол. – Малва (трава). – Мелохиа. – Бамиа. – Атле. – Буйвол. – Вода Нильская. – Зараза. – Климат Египта. – Усопшие. – Кладбища. – Немощи. – Элефантиазис. – Глазные болезни.

Желтоватые вершины Бананавого дерева украшали в течение трех зимних месяцов Россетские сады: тогда наступало время их зрелости. Оные деревья, которые не суть свойственны по природе Египетскому грунту земли, бывают там только в Северных местах. Они довольно обыкновенны близ Россетта и, сказывали мне, близ Дамиетта. Некоторые равномерно растут и около Каира: далее страны сей оных не видно. Они даже так редки в Kaиpе, что там почитается дорогим и важным подарком присылка корзин, наполненных продолговатыми, несколько кисловатыми и мягкотелыми их плодами. Сей род есть тот, коего плод известен на Американских островах под названием Фиги-Банан, а в Каенских селениях под именем Бакова ²³⁸. В нем меньше [348] приторности, и он вкусом приятнее обыкновенного Банана ²³⁹.

Возле сих иностранных дерев заприметил я и узнал другой род, которой также видал в Америке, и коего плод равномерно приятен вкусу и обонянию. Короссол, или Кашимантие, будучи пересажен в те же самые сады, достигает в них до вышины посредственного дерева ²⁴⁰. Плод его покрыт возвышениями, или бугорками, похожими на те, которые видимы на простых сосновых шишках. Когда он созреет, тогда бывает зеленого цвета с прожелтью. Величиною равняется с хорошим яблоком. На Арабском языке называют его Кизшта, то есть сметана, и действительно мягкое его тело белизною уподобляется сметане. Семена в нем многочисленны, суть темного цвета и продолговаты.

Под тению вертоградов сеют и сажают разные травы, коих корни еще более прохлажены водою, проводимою туда со всех сторон посредством узеньких жолобов: каждый огород имеет свой колодезь, или водохранилище, из которого колесо, приводимое в движение быками, распределяет [349] воды. Там растет великое множество Малвы ²⁴¹, которую там называют Гобезе. Её варят с мясом, и она есть из числа трав, обыкновенно употребляемых в поварнях Нижнего Египта. В Верхнем оной весьма мало, и она там в пищу не употребляется.

Два другие, столькож часто в яства употребляемые растения, суть Мелохиа и Бамиа. Первое, коего Арабское название есть Мелошиа ²⁴², довольно имеет сходства с Гимовою; и когда бывает сварена, то выпускает из себя, так как и она, липкий сок. Желтые с красною помесию цветы ее сотворены наподобие розана, и она по виду своему больше достойна собою украшать сады, нежели быть травою, назначенною Природою для пищи человеков. Второе, которое также сохранило Арабское свое название Бамиа ²⁴³, весьма сближено с Малвами (просвирками). Цветы на ней желтые. Сие pacтениe есть Американское Калалу, и оно предоставляет самое клейкое яство. [350]

Как сии две вышепомянутые травы, так и Банановое дерево и Кизшта, не суть природны Египту, хотя они там весьма распложены. Но дерево, по видимому ему свойственное, есть Атле, род большого и еще мало известного Тамариса ²⁴⁴. Линней об оном не упоминал; а естьли оно и показано в третьем надесять издании его Системы Природы, в котором Сочинитель не имел никакого участия: то сие произходит от того, что оного Издатель, Гмелин, употребил сделанное Форскалем о нем означение.

Сей Атле, разнствуя от обыкновенного Тамариса ²⁴⁵ во-первых своею величиною, а во-вторых разными Ботаническими признаками, о которых даю свободу говорить Г. Форскалю, путешественнику, изпытанному в Науке растений, бывает иногда так толст и высок, как дуб. Противоположенные, длинные и весьма узкие его листья бледно-зеленого цвета. Я не могу пространно описать оного, потому что во время моего в тех местах пребывания, не было на дереве ни цвета, ни плода, и мой художник срисовал только его кряж и один сук. Оные деревья обыкновенно [351] бывают покрыты коростою, прикосновенною к ветвям. Я заприметил, что когда оные коросты еще не высохли, то наполнены жидкостию прекрасного пунцового цвета; художества могут может быть приобресть от оной немалую выгоду; ибо коросты чрезвычайно умножились, а деревья, которые ими покрыты, растут во всем Египте, как в Верхнем, так и в Нижнем. Я утверждаю и настою в оном примечании: ибо читал в рукописном каталоге растений, принадлежащем одному сотоварищу Г. Tоma, что Атле есть род Тамариса, растущий в Верхнем Египте, к стороне Сагила. Нет ни одной, или почти ни одной деревни в Нижнем Египте, которая в числе окружающих ее деревьев не имела бы несколько Атлей.

Дерево их служит на многие употребления; из него также делают уголь. Сие дерево есть то, которое в Египте обыкновенно употребляется как на сожжение, так и на разные работы; за то жители и говорят, что естьли не будет доставать Атлея, то в cвете все пойдет не ладно.

Под тению Атлее и близ хижины земледельца часто встречается буйволова самка, питающаяся Барзимом со своим детищем, и у которой все четыре ноги связаны. Она тому кто ее питает, с изобилием доставляет хорошее молоко, из которого делают масло и разные сыры. Буйвол ²⁴⁶ есть [352] приобретение нынешних времен Египтян; предки их оного не знали, и он из Персии приведен в их землю, где его порода ныне вообще распространена и весьма расплодилась. Она превозходит даже число быков, и есть равномерно смирна и почитается домашнею скотиною; но буйвол однакож хотя и одарен смиренностию, но легко признается по беспрестанно единообразному цвету шерсти, а еще больше по некоторому остатку свирепости, по грубости нрава, по дикому и гнусному виду, обыкновенные признаки всех полупривыкших существ.

Однакож оные Египетские буйволы со всем тем не так дики и не так опасны, как в других землях; они здесь заимствуют от весьма примечательной кротости прочих домашних животных, и в них остались только грубые, но редкие своенравия. Красной цвет, которой, сказывают, в других странах приводит их в изступление, не делает в них никакого впечатления в Египте; почти все деревенские жители, кроме красной своей чалмы, носят закрывающую у них грудь и шею подобногож цвета шаль, но я не заприметил, чтоб буйволы оным были раздражены. Мне случалось стрелять птиц близ нескольких буйволиц c их буйволятами. Ружейный звук причинял в них жестокие волнения; оне казались быть в чрезвычайной ярости, которая и могла бы меня встревожить, естьлиб не были оне крепко привязаны. Хозяин их успокоивал меня; он уверял, якобы стремительные движения [353] животного есть действие произведенного в нем страха, так что Египетские буйволы страшнее диким своим видом и некоторою вспыльчивостью, чем действительно суть опасны. Люди, не привыкшие видеть сих животных, не могут часто не почувствовать некоторого содрогания. Гасселквист пишет, якобы буйволы, а особливо близ Poccemmа, так сильно раздражались на него и на слугу его за то, что на них была красная одежда, что даже находящийся с ними янычар был принужден отгонять их палкою ²⁴⁷. На сие запримечу я, что животные, одаренные величиною и силою буйволов и которых можно ударить палкою, не очень страшны.

Я уже сказал, что цвет шерсти Египетских буйволов был непременен: у них у всех действительно вся наружность черноватая, а чолка и волосяной хохол на конце хвоста бело-желтоватые. В большом количестве тамо содержимых сего рода животных видел я только одного, отличающегося от прочих в том, что все его четыре ноги, изпод тела и бока были прекрасного белого цвета.

Египтяне не умели возпользоваться всею выгодою, которую бы они получить могли от приобретения буйволов, не употребляя их ни для пашни и ни на какую работу. Буйволиц вскармливают они для доения молока, [354] a самцов, чтоб быть убитыми и съеденными. Красное их мясо жестко и сухо; оно сверx того имеет довольно неприятной выхухольной запах. Египетские Магометане, Аравы и другие вместо того, чтоб почитать мясо сие не чистым ²⁴⁸, поставляют его на свои трапезы яко хорошее кушанье. Для утверждения сего предмета приводят они в доказательство Афоризм, или правила одного древнего своего Медика, утверждающего, что после бараньего мяса, которое он уподобляет фириаку, буйволовое есть самая лучшая пища. Невзирая на сие свидетельство, с трудом поверю я, чтоб Европейцы когда нибудь почли его отменным кушаньем, не для того, чтоб оно было отвратительно для виду, или бы раждало червей, так как Бошарт о том писал ²⁴⁹, но потому что оно обыкновенно бывает весьма .жестко и имеет запах, которой в наших соусах не употребителен. Кажется, что Ниебюр не нашел его столь противным; ибо думает, что оное ел не знавши ²⁵⁰. Однакож почти невозможно в том ошибиться, и когда тот же путешественник повествует, якобы имянитые люди, простой народ и даже Европейские купцы едят много буйволины в землях, где сии животные изобилуют: то cие не принадлежит до Французских в Египте торгующих купцов, коих вкус слишком разборчив, чтоб поместить на столах [355] своих столь грубую пищу, изъемлемую даже из яств избыточных Египтян. Буйволовы кожи составляют в Египте важную отрасль торговли; а из их сплюснутых и кругло-струйчатых рогов делаются разные вещи.

Нет ни одного землеродного четвероножного, которой бы так любил быть в воде, как буйволы. Они с удовольствием в нее ложатся, и пребывают долгое время. Я видал, что некоторые лежали в ней целой день. Случается часто, что черпаемая на берегу Нила вода получает от них выхухольной запах. Они также и плавают с отменною способностию, свободно переправляются чрез реку, как бы ни быстра и ни глубока была вода, и мужики переезжают на них с одного на другой берег. Будучи тягостию своею много погрузены в воде, люди, пожелающие возпользоваться сими живыми судами, должны крепко держаться за рога, чтоб не быть увлечены быстротою реки. Я видел в Верхнем Египте одного утонувшего мальчика от того, что он силою течения воды был отделен от своего буйвола.

Буйволица никогда, или почти никогда болee одного буйволенка вдруг не носит; повествования, обыкновенно приписывающие ей двух, а особливо Маллиет, которой превозносит число их даже до четырех, суть увеличивания легковерия.

Нильской воде присвоивали почести сих мнимых чудес плодовитости, и сие дивное влияние не ограничивалось только одними животными; женщины даже соучаствовали во [356] оном. Сказывают, что дабы соделаться матерями ²⁵¹, надлежало им только выкупаться в новых водах Нила, или пить оные. Прованские мореходы так были уверены в сей плодоносной силе, что естьли, во время их в Восточных морях плавания, случалось им приставать к берегам Египта: то непременно наполняли боченок Нильскою водою и отвозили к своим женам, почитая сие вернейшею надеждою многочисленного потомства.

Древние уже довольно превозносили свойства Нильской воды; нынешние Писатели превзошли их. Но естьли некоторые сказали об ней много хорошего, другие напротив представили ее вредительною. Нил таким образом соединял в одно время похвалы и осуждение: таковая есть участь славы, когда предмет удален от оной.

Автор Философических изысканий о Египтянах и Китайцах принял на себя должность обвинителя, или хулителя воды Нила, то есть, той самой, которую пьют в земле, где нет потоков, и в которой, за изключением весьма дурного рода пивa, более употребляемого в Саиде, чем на Севере, сия вода есть единственный напиток там живущих людей. Он соединил все то, что писали путешественники о дурных ее свойствах, существенных, или мнимых; он ссылается на Гранжера, Покока, Гасселквиста, и последуя [357] их свидетельству, воображает вышедшим из Нила источник множества болезней, как будто бы, во вcеx странах вселенной сии самые немощи не сокрушали человечества, подобно как и в Египте, изключая Елефантиазиса, болезнь довольно редкая в Нижнем Египте и совсем не известная в Верхнем, где Нил равномерно представляет жителям единый способ для утоления жажды.

Во все продолжение моего путешествия, как я, так и сотоварищи мои, кроме Нильской воды, другого напитка не употребляли: мы ее пили во всякое время, даже и тогда, когда, будучи от наводнения смешена с илом, делалась густа, красновата и совершенно виду противная; но никто из нас не изпытал беспокойствия, и не возпоследовало от того ни малейшего дурного последствия, которое бы мы по справедливости ей приписать могли. Я особливо употреблял оную с неумеренностию, быв всегда терзаем снедающею меня жаждою в знойных местах, и удостоверился напротив, чтo она проходит очень скоро, следовательно есть весьма здарова. Люди, с давних лет живущие в Египте, и которые, кроме Нильской воды, другого пития не употребляли, оную отменно выхваляли, и вместо того, чтоб почитать ее источником болезней, приписывали ей причину доброго здоровья, в котором они пребывали. Сие общее мнeниe принято во всем Египте, где та самая вода слывет не токмо весьма здоровою, но почитается даже имеющею многие удивительные свойства. [358]

В числе сказок, которым Нил служит поводом, есть выдумка о его брожении, кое, пo суеверному преданию Коптов, уваженному некоторыми путешественниками ²⁵², начинается вместe с его приращением, то есть, во время поворота солнца на лето. Дошли даже до того, что назначили день и час первых признаков его приращения, означенных падением особливой росы, известной под наименованием капли, которая упадает на рассвете того дня, в которой Копты празднуют Святому Михаилу, что и соответствует 17 числу прежнего Июня месяца Французов. Оная роса есть ничто иное в глазах простолюдинов, как сам Архангел, снизпосланный божеством, чтоб произвесть в реке брожение, освободить орошаемые им земли от владычествующих на них немощей, очистить воздух и предоставить новое бытие всем существам. В ожидании сих чудес, в сиe то самое время почиталась Нильская вода отменно нездоровою и причиняющею разные болезни: странное действие, приписываемое небесной благодати и пришествию Святого Михаила! Сие повреждение вод положения, за которым долженствовало последовать всеобщее очищение, продолжалось иногда сорок дней, во время которых весьма было трудно достать, чем бы без вреда можно утолить жажду. Все сиe было сказано и несколько раз повторено, так как и многое другое, [359] о котором я и не упоминаю; но выдумка хотя бы и писана многими, всегда пребудет выдумкою; но кажется, что она и в Египте нынче исчезла и забыта; ибо я видел, что там черпают и пьют Нильскую воду во всякое время и во всякой час, не опасаясь от того ни малейшего дурного последствия.

Всем известен употребляемый в сей стране способ для очищения Нильской воды, когда она бывает наполнена илом. Савари об оном упоминал, а прежде сего Проспер Алпин описал уже его с довольною подробностию и ясностию. Он состоит, чтоб в содержащейся в больших Жаррах ²⁵³ воде, разболтать несколько сладких и немного раздавленных миндалин, и потом натереть ими края сосуда. По прошествии нескольких часов, посторонния частицы упадают на дно Жарры, а вода остается чиста и прозрачна.

Таким образом очищенная вода сливается в маленькие глиняные высушенные, но не обожженные сосуды, называемые Турками Бардакс, а Аравами Коллет. Они ни внутри, ни снаружи не вымуравлены. Их поставляют на открытой воздух и вода проходит сквозь неприметные их скважинки; беспрестанное изпарение прохлаждает ее удивительным образом. Некоторые из сих сосудов сделаны с большим или меньшим вкусом; почитаемые лучшими доставляются из Суеца, а обыкновенно употребляемые привозят из Кенне, [360] небольшого города Верхнего Египта. Они cлужат в одно время и хранилищем воды и стаканами; при столе и в продолжении дня всякой пьет из общих сих сосудов. Их обыкновенно накрывают из тростника сделанными шляпками; а достаточные люди сожигают в них мaстику из острова Хио, коей отменно действующий запах, напитав собою скважиноватое вещество, сохраняется в нем долгое время, и сообщает воде благовоние, к которому должно привыкнуть, чтоб найти его приятным.

Естьли употребление Нильской воды судили быть началом многих болезней, Египетский климат долгое время почитался недром ужаснейших напастей. Многие Писатели, а особливо Г. Пав, вечный укоритель Египта, уверяли, якобы чума, сиe непреодолимое оружие смерти, имеет там свое гнездо и позорище лютейших своих опустошений. Сие последственно выраженное мнение распространилось и до наших времен. Один Парижской Врач обнародовал еще в 1773 году, что Египет есть начальное место чумы ²⁵⁴. Г. Самойлович, Российский Медик, писал почти в одно время, якобы чума обыкновенно владычествует в Азии, а особливо в Египте. Хотяж со времени обнародования путешествия Г. Савария и гражданина Волнее и начали думать [361] совсем тому противное, но может быть, в рассуждении сего предмета, еще не совсем выведены из заблуждения.

Однакож со всем тем заподлинно известно, что чума, природная болезнь многих Восточных стран, не есть свойственная Египту, и там никогда источника своего не имеет. Когдаж она там и обнаруживается, то бывает привезена из Царя-Града, из других частей Туреции, или из внутренних мест Африки. Сия последняя, называемая заразою, или чумою Саида, потому что она произходит из Верхнего Египта, чрезвычайно опасна; ибо действительно смертоноснее прочих завозимых туда зараз.

Что климат Египта не токмо не производит гибельнейшей сей заразы, но даже возпротивляется ее распространению, доказывает, что во время моего путешествия, она более двенадцати лет там не была чувствуема, хотя жители и не брали никакой осторожности, чтоб предохранить себя от оной. Корабли из Константинополя, настоящего гнезда беспрестанно существующей заразы, нe pедко приплывали в Александрию; Африканские караваны приходили в Каир несколько раз в году, и никакой чумной признак не был запримечен; узнали далее, что в 1780 на пришедшей в старую Александрийскую гавань Султанской каравеле существовало моровое поветрие. Один стоящий близ открытого сундука человек вдруг упал мертв, будучи поражен вышедшими из него заразительными парами. Однакож находящиеся на [362] оном корабле Турки вышли на берег, рассеялись по городу, и никто об оном не беспокоился; они имели с обывателями сообщение, но и от сего не возпоследовало никакого злоключения.

Следовательно и не должно в рассуждении сего беспокоиться о участи любезных наших соотечественников, ныне прославляющих Египет своими трудами и подвигами, так как он некогда был прославляем просвещением и его памятниками. Земля сия не есть гнездо чумы; живущие в ней Аравы и Турки не суть виновники сей заразы, и они не возраждают ее, так сказать, под своими ногами ²⁵⁵; самые простые предосторожности могут оную удалить навсегда. Хотя она там и редко бывает, но во время своего владычества причиняет страшные опустошения, и сиe обстоятельство довольно доказывает, что она той стране не свойственна. Действия ее распространялись лоспешным и ужасным образом; Турки почитали оную смертоноснее той, посреди которой они обитают. Она обыкновенно являлась в Апреле месяце и, что всего удивительнее, вдруг исчезала во время летнего солнцестояния. Тогда-то прекращались предосторожности, предпринимаемые иностранным Александрийскими купцами. Домы паки растворялись, сообщения возпринимали обыкновенное свое течение, даже прежде уведомления о [363] состоянии болезни; ибо столь были уверены, что уже достигли до предела ее жестокостей. Александрийцы выражают на языке Франков опытностию их выведенную между ими пословицу: Сен-Жан Венир, Гандуф ²⁵⁶ Андар, то есть, С. Иоанн пришел, Гандуф пошел.

Надобно однакож признаться, что хотя чума и другие болезни, истекающие из недр согниения, здесь весьма редки; но сие произходит не oт того, что нынешние Египтяне не употребляли всех способов соделать их обыкновенными: они пренебрегали самые простые предосторожности. Под тяжкою сих варваров рукою не токмо черты величия древнего Египта почти совсем помрачились, но даже произведения, необходимое основание плодородия земли и здравости воздуха, каждой день исчезали. Болота заступили место полезных озер; прокопы были засыпаны; другие, угрожающие скоро таковыми быть множеством в них пребывающего ила, являли в некоторое годичное время скопления, вдаль изпускающие зловонный запах гниючей воды. Мертвых животных трупы заражали поля, а иногда и окружность городов; одним словом, казалось, что жители всячески старались соделать землю свою нездоровою. Как же не иметь хорошего мнения об ее климате, которой, невзирая на усиления истребительного рассудка, нападения несмысленной беспечности, не получил от того никакого опасного и вредного влияния. [364]

Там действительно нет всеобщих болезней. Новоприезжего не постигают те жестокие и возпаляющие горячки, которые в наших Американских селениях составляют удел смерти; он также не страждет продолжительными и перемежающимися лихорадками, в тех же местах возпоследуемые многочисленными припадками, и наконец, водяною болезнию. Частые немощи не удручают дней иностранного и туземца. Из числа четырех, общество наше составляющих Французов, двое только были больны. Я имел в Верхнем Египте Офталмию (боль в глазах), а рисовщик мой был одержим давнишнею им привезенною кожною болезнию; но впрочем во все время не чувствовали никакой немощи. Мы видели, что даже приезжающие из Константинополя Турки, расслабленные от распутств и немощей, которые суть оных последствием, после несколького времени там пребывания, паки приобретали по крайней мере наружный вид здоровья. Всевозможные рассуждения не в силах преодолеть действий, и сколько бы не собирали Диссертаций, как Г. Пав сиe учинил, для удостоверения, якобы из Египта произходят многие болезни; но опытность, яснейшее из всеx доказательств, удостоверит, что там питаются свежим и здоровым воздухом.

Несколько следов предосторожности, предпринимаемой древними Египтянами для погребения усопших, существуют и у нынешних той страны жителей. Искуство бальзамирования им не известно; но почтения, наблюдаемые [365] ими при отправлении мертвых тел, попечения, принадлежащие, естьли то справедливо, к правилам Магометанского закона, суть и поныне стези; или, естьли хотят, тень древнего и забвенного обыкновения.

Как скоро умрет особа, то тотчас поспешают сжать все части ее тела, дабы извлечь из него всю нечистоту. Ее обмывают несколько раз, обреют, выводят волосы посредством мази и хлопчатою бумагою затыкают все телесные отверстия. Потом обливают благовонною водою, и Аравические благоухания проникают во все ее поры. После подобного внимания о чистоте тела и подобных знаков уважения к неодушевленным остаткам, вверяют их землe и опускают в недра вечности. Небольшой каменной стол, на котором находится чалма, возвышается над местом покоения главы усопшего. У подошвы сего верного ознаменования возобновляются всякую пятницу плачевные прощания. Женщины не преминуют приходить туда и, наблюдая наружное в самих себя внитие, изъявляют свои сожаления и обеты; слезы дочери орошают лице матери, а рыдания сей последней горестными воспоминаниями продолжают в ее душе существование детей, которых она уже лишилась. Я не говорю о вопле мужей: в здешней стране приметен только властелин и раб.

Отправление сего благоговения к усопшим, толико пренебрегаемое y нас на Западе, почитается священным долгом у Восточных народов, и нигде не совершается с подобною [366] точностию. Воображение, что умираючи должно отрещись от знаков усердия того, что нам всего дороже, оскорбляет душу и приводит ее в отчаяние. Но естьли уверен человек, что между жизнью и смертью существует пленяющая и прочная сообщественная связь; что сокрыв глаза от света, будет он окружен любимыми им предметами: тогда кажется, якобы душевные наслаждения соделываются тихими и продолжительными, потому что уже не столько бывают рассеваемы, и он уже в таком случае, имее больше бодрости духа, вступает в сей, чувствительностию приуготовленной, род безсмертия.

Сколь ни велики уважения к мертвым однакож не думают на Востоке, чтоб они имели право вредить здоровье живых людей. Впрочем уединение и тишина приличны частым и печальным там бываемым посещениям. Последния убежища человеков помещены вне окружности селений. Сии места представляют отделенные и безмолвные пространные огороженные площади. Толстый слой земли покрывает тела и сохраняет от смешения и беспорядка, к которым последствие времен может их подвергнуть: благоразумная предосторожность, произходящая от самонежнейшего чувствования.

B гpoбax, покрытых разными материями, коих цвет не определен, относят ycопших на погребательные места. Чалма, изключительный убор Музульманов, кладется [367] на ковре, над головою; а дабы не иметь ничего общего с Христианами, то мертвых носят головою вперед. Пред гробом идут попы, поведающие разные изречения из Алкоpанa, а за телом следуют за деньги нанятые женщины, производятся плач, крик и рыдание. Не должно сомневаться, чтоб у того, кто больше платит, не было при погребении больше попов и нанятых плакальщиц.

В Poccemmе нет определенных мест для погребения умирающих Французов. Te, которые там умирали, были отвозимы в Александрию, где и были схоронены в монастыре Св. Георгие. Усопшего сопровождали священник, переводчик и один Янычар. Оные погребательные путешествия совершались сухим путем и были весьма убыточны.

Описав Египетские кладбища, непременно должно несколько упомянуть о обыкновенных и на оные ведущих болезнях. Не будучи ни частые, ни заразительные, мущины, коих сложение есть желчное, подвержены гнилым и воспаление причиняющим болезням. Поносы хотя и случаются, но не так часто как в Европе. Грыжи здесь не редки, но не произходят от Нильской воды, так как многие Писатели сие утверждали. Оне раждаются от расслабления, причиняемого частым хождением в теплые бани, от неумеренной верьховой езды, а особливо от чрезвычайной полноты некоторой части одежды. Кожные болезни там обыкновенны, и были бы еще обыкновеннее без употребления бань. Проказа и ужасный Елефантиазис появляются иногда: [368] они кажутся быть не весьма прилипчивыми, потому что страждующие ими люди редко встречаются.

Сей последний род проказы, коей и древние Египтяне были подвержены, высушает и ожестчает тончайшую кожицу ног, соделывает их отменно толстыми, наполненными морщинами и похожими на слоновые ноги. Она свойственна Северной части Египта, но на некоторое расстояние выше Каира редко бывает. Сие примечание сделано и древними. Гилларий, рассматривая сию сухую проказу на Барбадских островах, не заприметил, чтоб обе ноги распухли в одно время ²⁵⁷. Сему противное бывает в Египте, где они обе достигают до равномерной страшной уродливости. Здесь лекарства от сей болезни не знают. Изследования и искуство Французских Медиков, конечно приобретут оное. Они также будут иметь случай удостовериться о действительности способа, употребляемого Индейскими Врачами для излечения Елефантиазиса. Способ, уже описанной с большею внятностию и рачением во 2 Части Азиатских Бенгальских Записок, напечатанных в Калкутте.

Hет может быть земли на свете, где бы повреждающие источники родотворения болезни, были так распространены, как в Египте. Причиняемые ими опуcтошения xoтя и умеренны зноем климата, изобильным [369] испариванием и банями, но не меньше от того ужасны. А как никакое врачевание не предоставляет преграды их усилению, то и произходят от них иногда страшные последствия.

Но совершенно прилипчивая болезнь есть Офталмия, или воспаление глаз. Страна сия наполнена кривыми и слепыми. Здесь редко видны люди с совершенно здоровыми глазами, или без вспухлых и гнойных век. Но и нещастие составляет сообщества; ибо слепые в Каире иногда бунтовали и приводили Правительство в немалое затруднение и ужас.

Естьли верить Гасселквисту ²⁵⁸, то изходящие пары из согнитых вод суть настоящая причина глазных немощей. Но древние Египтяне содержали прокопы с отменным наблюдением, оные чистили и не оставляли в них застойной воды; однакож со всем тем они страдали Офталмиею. Последуя сему правилу, тот же путешественник толкует, что глазная болезнь более других мест владычествует в Каире, и произходит от протекающего чрез тот город канала. Я препроводил почти целые дни у состоящего над сим прокопом окошка в Августе месяце, то есть в такое время года, в которое самые вонючие пары из него изходят; но, за изключением дурного запаха, не чувствовал никакого беспокойствия. Естьлиж в Каире [370] больше слепых, то сие произходит от того что он весьма изобилен жителями, и что сверх того нищие собираются туда со всех сторон в надежде снискать в нем больше помощи. Но глазные болезни во всем Египте равномерно обыкновенны. Я сохранил оба глаза в Каире, и едва не лишился одного в Саиде.

Чрезвычайный жар, воздух, упитанный селитряными частицами, едкая и знойная пыль, рассеваемая по атмосфере, суть, настоящие источники глазных болезней. Я не редко сему делал опыт; ибо естьли, во время немного сильного ветра, выходил днем, хотя на несколько минут, на состоящую над Каирским моим домом террасу, то и чувствовал несносной жар в глазах. Сия нестерпимая боль продолжалась иногда несколько дней, и я освобождался от оной только посредством прохладительных измываний.

В числе причин, толико в Каире и других больших городах размноженной слепоты должно полагать частое поливание домов и улиц. Дабы умерить жар, обливают их несколько раз в день большим количеством воды. Земля; ибо улицы не намощены, быв чрезвычайно распалена, выпускает из себя после сих поливаний селитряные и возпаляющие изпарения, от которых глаза бывают повреждены. Когда я освободился от Офталмии, коею страдал, глаза мои сделались отменно слабыми, и я заприметил, что всякой раз, когда земля или галлерея, под которою иногда находился, были намочены: то в [371] глазах чувствовал боль и на несколько минут лишался зрения. Сего примечания, думаю я, еще никто не сделал. Нет сомнения, чтоб вода, несколько раз и с изобилием налитая на знойную и содержащую много солких частей пошву, не возвышала острых паров, которые можно почитать единою из главных причин ослепления.

Существуют и другие вспомогательные причины, соделывающие глазные скорби ныне больше обыкновенными, чем оне были во времена древних Египтян, как например, худое свойство пищи, употребляемой нынешними жителями, и которая, соделав мокроты едкими, производит неминуемые частые немощи, а особливо глазную болезнь; равномерно и чрезмерная Египтян склонность к наслаждениям, в коих любовь редко соучастие имеет.

Комментарии

224. Иностранные птицы, имеющие сообразность с коршуном. Глава 2. Бюфон. Истор. Натур. птиц. – Vultur percnopterus. L. Вултур перкноптерус. Л. Le Percnoptere. Белой орел. Оп. Тав. Обл., 172. Сип. Озер II, 55. Слов. Акад. Коршун с голою головою и покрытою перьями глоткою. Гмел. III, 533.

225. Слово Маллим довольно соответствует слову Хозяин: Маллим Юсеф, Хозяин Иосиф. Сие есть наименование, Турками присвоенное тем, которых они не хотят отличать, но коих однакож полагают выше низшей степени народа.

226. Бартавелл, или Греческой рябчик. Бюфон. Ист. Eстес. птиц, разкр. фиг. № 231. – Tetrao rufus. L. Tempаo руфус. Л. Кеклин. Гм. III, 146.

227. Во весь день и во всю ночь, по словам Страбона, канал был покрыт наполненными мущинами и женщинами судами, которые производили пение и пляску, сопровожденную крайними неблагопристойностию и безстыдством.

228. Естьли целомудренный человек захочет быть в уединении, то не должен избирать Канопу местом своего убежища. Сенека, послание 51.

229. Медин, в Туреции парат или пара, есть монета, в делание коей входит серебро, стоющая немного больше нашей копейки.

230. Gros – Вес. Бюфон. Ист. Естес. птиц и разкр. фиг. № 99. – Loxia coccothrauftes. L. Локсиа кокотраустес, Л. Щур. Гм. I, 80. Паллас III, 143.

231. Becaffeau. Бюфон. Ист. Ест. птиц и разкр. фиг. № 843. – Tringa ochropus. L. Тринга охролюс. Л. Куличок морской. Опис. Тавр. Обл., 176.

232. Heron commun. Бюфон. Истор. Ест. птиц и ракр. фиг. № 787. – Ardea cinerea. L. Ардеа Синереа. Л. Серая цапля. Озер. П, 145. Пепелистая цапля, Гм. I, 246, III, 369. Соб. соч. из Мес. VI, 178.

233. Cochevis, ou la groffe alouette huppee. Бюфон. Ист. Ecт. птиц, разкр. фиг. № 503, фиг. l – Alauda criftata. L. Алауда кристата. Л. Хохлатой большой Жаворонок.

234. Carabus multiguttatus. L. Карабус мультигуттатус. Л. Carabe mouchete. Оливие, Метод. Энциклоп. Шестикрапенная жужелица, Озер. I, 6. Примеч. Оные жуки суть те caмые насекомые, которых Жофруа называет Бюпрестами. Опис. насек. в окрест. Парижа находящихся.

235. Tenebrio. L. Тенебрио. Л. Tenebrion. Хрущ. Озер. IV, 87.

236. Оный рисунок с прочими, мною в разные времена отправленными во Францию, изчез. Сожалею, что не сохранил их у себя: ибо были любопытны и достойны примечания.

237. Фигуры и камни с начертаниями, которым в древния времена приписывали чрезвычайные силы и действия.

238. Musa fapientum. L. Муза Сапиентум. Л. Бакоб. Облет, Истор. опис. растен. Провинции Гианы, Том. 2, стран. 930.

239. Musa Paradifiaca. L. Муза Парадизиака. Л. О6лет, в вышеупомянутом же месте.

240. Anona fquamosa. L. Анона Сквамоза. Л. Аnоnа Glabra, Анона глабра. Форскал, опис. Егип. Арав. расст. Сметанное яблоко, Меu. Слов.

241. Malva rotundifolia. L. Малва Ротундифолиа. Л. Просвирки. Опис. Тавр. Об., 130. Рожа. Ест. Ист. Нар. уч. 184.

242. Corchorus olitorius. L. Корхорус олиториус. Л. Форскал, Егип. Арав. флора, стран. 101. Жидовской проскурняк.

243. Hibifcus efculentus. L. Гибискус ескулентус. Л. Форскал, Егип. Арав. флора, стран. 125. Абелмосх, Бамия, Китайский и Индейский душистый проскурняк. Врачеб.Веществословие.

244. Tamarix Orientalis. Тамарикс ориенталис, Форскал. Егип. Арав. флора. стран. 206. Восточной Тамарикс.

245. Tamarix Gallica. L. Тамарикс Галлика. Л. Tamarix. Гребенщик, Ест. Ист. Нар. Учил. 137. Опис. Тавp. Обл., 105. Акад. Изд. І, 356. Калмыцкой ладан. Гм. ІІ, 276, 544, 546, 627. Леп. I, 412.

246. Bos bubalus. L. Бос Бюбалюс. Л. Буйвол. Озер. І, 237. Слов. Акад.

247. Путешествие на Восток, перев. Часть I, стран. 83.

248. Вопрос 85 Михаэлиса.

249. Гиэрозоикон.

250. Описание Аравии, стран. 145.

251. Путешествие Павла Люка, Том 2, стран. 83.

252. Читай Ванзлеба новое описание Египта, стран. 47 и след. и многих других Писателей.

253. Земляные большие кувшины.

254. Опыты для совершенного познания естества заразительного яда и пр. Г. Модюи д. М. (Физической Журнал Августа месяца 1773).

255. Философические изыскания о Египтянах и Китайцах, Часть I, ст. 91.

256. Чума на Арабском языке называется Куббе.

257. Вилиама Гиллария примеч. о Барбадских островах. Лондон, 1759.

258. Путешествие на Восток, перев., Часть II, стран. 117.

 
Текст воспроизведен по изданию: Путешествие господина Сонниния в Верхний и Нижний Египет, с описанием страны, нравов, обычаев и религии природных жителей. М. 1809