[136] выемкою разделены на две половины; наконец зубы нижней челюсти длиннее, снаружи выпуклые, остроконечны, и внутрь загнуты. Видно, что зубы его расположены и образованы почти наподобие тех, которые бывают у зайца, крысы и у житника, и сие-то сходство предоставило Жербуазе сих зверьков название. Столько же было бы прилично почесть Иербо за бобра, или за дикобраза, которые равномерно не имеют глазных зубов, но только напереди четыре. Морда коротка, широка и тупая; множество прямых и крутых волос, выходящих с обеих ее сторон, составляют длинные усы; нос гол, бел и хрящеват; большие и высунувшиеся глаза имеют темного цвету зеницу; длинные и обширные уши его покрыты столь короткою шерстью, что естьли не посмотреть на них вблизи, то покажутся голыми; наружно в нижней части они белые, а впрочем во всю их длину серые. Внутренность их, також и обе стороны головы светло-пламенного цвета, смешанного с черными и серыми волосами; окружают совсем третьею почти долею длины своей слуховой проход, так что совершенно изображают верхнюю часть бумажного свитка или трубки. Подобное сложение долженствует умножать в животных способность слушания, а паче всего предохранять внутренность уха от чуждых тел, которые в него вползти могут.

Не очень продолговатое его тело ширее сзади, чем спереди, покрыто изобильно длинною, мягкою и шелковистою шерстию. [137] Находящаяся на верху и на сторонах тела, почти во всю оного длину, пепельного цвета, а к черноватому концу своему светлорыжая; но как пепельная часть не явственна, то и можно сказать, что цвет шерсти светлорыжий и распестрен крестообразно черноватыми линиями или полосками. Сии несколько темные колеры приятно отличают прекрасную блестящую белизну изподней части тела.

Передния ноги так коротки, что едва ли превозходят длину шерсти; оне белые и имеют пять пальцов, в числе которых большой или внутренний палец отменно короток, к концу округлен и без когтя. Прочие четыре пальца, между коими вторый наружный продолговатее всех, длинны и снабжены большими кривыми когтями. Пята отменно возвышена, а нутрь или подошва ноги, голая и телесного цвета. Я уже заприметил, что можно их почесть руками; действительно, они Жербуазе для хождения не служат, но только употребляются, чтоб брать корм и подносить оной ко рту, а еще для рытья норы своей.

Задняя часть, от колена до ступни, покрыта красноватою и белою длинною шерстию; долгие ноги суть почти совсем наги, а особливо снаружи, чему и быть должно, потому что зверь, будучи в движении или в покое, беспрестанно на оную часть опирается. На оных, столь чрезмерно продолговатых ногах, три пальца; средний немногим больше других; все снабжены короткими, но широкими и тупыми когтями; у них также на пяте [138] род шпор, или лучше сказать самое малое основание, или начало четвертого пальца, которой сближает Иepбo c Татарскою Алагтагою ⁷⁴, Г. Гмелиным описанною, по которой, вероятно, Гасселквист и многие другие не имели сведения. Впрочем пальцы и пята снизу покрыты длинными волосами, все серого цвета с прожелтью, a шерсть, покрывающая начало, или лучше сказать корень пальцев, черновата. Когти как передние, так и задние пепельного цвета.

По мнению Гасселквиста, хвост Жербуазы в три раза длиннее тела; однакож я не находил никогда, чтоб он был длиннее не многим еще половины раза. Окружность его не превозходит толстое гусиное перо, но он четвероугольный, а не кругловат, сверху больше темносер, чем снизу, и покрыт гладкою шерстию до самого конца, которой ограничен пучком длинных шелковистых волос наполовину серых и черных.

Сравнивая cиe описание с описанием, которое предоставил нам Г. Гмелин об Алагтаге в Новых Комментариях С. Петербургской Академии ⁷⁵, легко усмотреть можно, что Иepбo и Алагтага, весьма много между собою сходствуют, у них обоих на передних ногах то же число пальцов, шпоры на задних, одной длины хвocт и пр.; cиe и доказывает две вещи, первая состоит в том, что Алагтага и Иербо [139] суть одного рода животные, а другая открывает, что все сделанные о Иербо описания не весьма справедливы. Главная причина, понудившая Бюфона сомневаться о соединении Иербо с Алагтагою, состояла в неравенстве климатов, сими животными обитаемых: ибо первой находится в Африке, а Алагтаги запримечены в Сибири; но сей пример не есть единственный. Многие роды зверей рассеяны в ледяных странах Севера и в знойных местах Юга. Крысы любят жить в странах весьма теплых, но живут также и в Северной части Швеции. Зайцы равномерно существуют как на горячих песках Африки, так и на снегах Лапландии, Сибири, Гроенландии и пр.

Известно также, что Сиренаическая или степи Баркаской Жербуаза, описанная Г. Брюсом ⁷⁶, есть ничто другое, как разнообразие в породе Иербо: ибо примечаемые в сих животных разности довольно недостаточны, чтоб составить из них два особливые рода. Изысканиям Г. Брюса также обязаны мы совершенным познанием другого животного, которого не правильно и не кстати смешали с Жербуазою, и которому дано название Даман-Израель, или Израелского ягненка. Вместо того, чтоб иметь странные и отличающие свойства, или привычки Жербуаза, чрезмерную длину в задних ногах, у сего Дамана все они малым чем не равные, и он без хвоста, а Иepбо [140] напротив в том недостатку не имеет: ибо оной у него весьма длинен. Доктор Шав ⁷⁷ первый сделал ошибку, смешав два зверя, столько несходных, и сей погрешности последовательно подражали многие, даже и Г. Брюс, коего примечания озарили светом напред ceго весьма замешанную материю.

Приняв Иербо за Даман Израеля, за того самого, которого Евреи называли Шафан, первому присвоили все то, что Apaбcкиe Писатели повестили о другом. Действительно, при чтении Филологических диссертаций, до сего предмета касающихся, и когда имели познаниe о Жербуазе, то весьма было затруднительно признать в оном четвероногом привычки, проницательность чувствования, высокое целомудрие, толико выхваляемые Восточными Писателями и превозносимые Соломоном в его Притчах; а по сему и должно наверное, полагать, что все, что писано Евреями, или Аравами в рассуждении изящных качеств рода животных, которые делают сообща норы свои в некоторых странах Восточных, должно разуметь принадлежащим к Даману, а не к Иербо, присовокупя однакож к тому, что всякой Естествослов может справедливо негодовать на некоторые увеличивания Восточного писания.

Здесь прилагаю табель главных протяжений Жербуазы. Она представляет среднюю пропорцию взятых мною измерений с [141] некоторых сего рода животных и прилична только самкам по тому, что самки первые мне попались в руки. Впрочем разность сих протяжений в обоих полах почти нечувствительна и не приметна.

Длина тела от конца носу до основания хвоста 5 дюймов и 6 линий ⁷⁸.

Мера головы, взятая в прямую линию, от конца носу до затылка, 1 дюйм 8 линий.

Ширина морды в самом конце оной 4 линии.

Отверстие зева, полагая от одного до другого угла челюсти 3 линии с полов.

Верхняя челюсть против нижней выдалась вперед на 3 линии с четвертью.

Длина верхних зубов 2 линии, нижних зубов 3 линии.

Расстояние между обеих ноздрей 1 линия.

От конца носу до первого глазного угла 10 линий.

От заднего глазного угла до уха 2 линии с половиною.

Расстояние между глазных углов 5 линий.

Расстояние между глаз по прямой черте 1 линия с половиною.

Длина ушей 1 дюйм 6 линий, ширина ушей в их начале 5 линий.

Расстояние между ушей 9 линий.

Длина хвоста 8 дюймов 6 линий.

Толщина хвоста в его начале 2 линии. [142]

Вся длина передних ног 1 дюйм 7 линий.

Длина большего пальца 1 линия с половиною.

Длина второго пальца c когтем 3 линии.

Общая длина задних ног 6 дюймов 2 линии.

Mepa среднего пальца с когтем 10 линий.

Длина шпор 1 линия.

Самки имеют восемь сосцов примечательного расположения. Они выдались вон из обыкновенного места, на котором Природа у прочих четвероножных соски поместила. Первая пара далеe cгиба плеч, а последняя более под бедром, нежели под брюхом. Прочие две пары, на одной линии состоящие, таким образом находятся уже на боках, а не под изподом тела.

Препорция во всех частях у самцов меньше, нежели у самок, но оная разница почти совсем не приметна. Оттенки шерсти их также вообще не столько темноваты. Щулятные яйца снаружи не видны, да и детородный ствол в обыкновенном своем положении закрыт вeсьма толстою оболочкою; когда ж из оной выходит, то простирается в длину на пятнадцать линий и имеет в корню две с половиною окружности. Отверстие плешки составлено из двух хрящеватых колец; в верхней части крайней плоти находятся два небольшие, также хрящеватые, белые крючка, имеющие три линии длины и которые, загнувшись вперед, прикосновенны почти к самому краю плоти. Оные крючки, довольно толстые в их сложении, оканчиваются острием, превышаемым небольшою желтою головкою и похожею на семянницы [143] некоторых цветов. Вся плоть сверх того покрыта весьма маленькими, белыми и хрящеватыми спицами, загнутыми к корню ствола. По сему странному составлению полагать должно, что соитие Жербуаз, так как и кошечье, сопряжено с несколькими минутами боли, и что даже верхняя часть ствола, будучи единожды раздута в тайном уде самки, не может, как по прошествии некоторого времени, из оного быть вынута, подобно как сие с собаками случается.

С важною наружностию, в рассуждении небольшего росту Жербуаз, в частях детородных, можно заключить, что они отменно к любви склонны. Кажется, что они равномерно плодущи: ибо их в Аравии, в Сирии, в Египте и в Барбарии великое множество. Вероятно, что в Северных землях сии способности ослабевают, и я даже полагаю, что они там в суровое время года совсем цепенеют, следовательно и не могут так много распложаться, как в Южных странах.

В пребывание мое, или лучше сказать, во время разъездов моих по Египту, разрезывал я нескольких Жербуаз; но как в сего рода путешествиях никогда недостает свободного времени, довольствовался, увидя, что внутренность сих животных, толико удивительных наружным своим сложением, ничего чрезвычайного не представляет. Главная моя цель состояла утвердить доказательными доводами, что у них только один желудок, следовательно, что они и не есть в [144] числе жевание отрыгающих зверей. Старание мое соответствовало Господина Геттингенского Профессора Mихаелиса намерению, которой посланным от Короля Датского на Восток путешественникам, между многих вопросов, предложил и следующий, а именно: Узнать и решить, состоит ли Иepбo в числе жевание отрыгающих животных ⁷⁹? Вопрос, всегда произходящий от одного рода ошибки, которая заставила смешать Жербуаза с Даман-Израелем, или Шафаном Евреев. Несколько сих животных, мною во спирте сохраняемых, были предназначены, чтоб в последствии времени дополнить то, чего я описать не мог. Но долговременное в водке пребывание и разные с места на мecтo перемещения так испортили все утробные части, что они равномерно соделались мягкими, багровыми и изнуренными. Лучше всех сбереженной Иepбo предоставил мне следующие подробности:

По вынутии из спирта, оной Иербо весил четыре унца и шесть драхм; но как он был много оным напитан, то настоящий его вес составил не болee четырех унций. По вскрытии нижней части брюха, водка наполняла пустоту оной; изпорченная утроба лишилась природного своего цвета и живости; желудок не был приметен.

Тонкие кишки представляли первому взгляду беспорядочное смешение прямых линий, или [145] рубцов, так они опустились; толстые были несколько больше явственны; Колон, то есть главная кишка, составляла в правом боку два винтовых и снаружи видных оборота, заднепроходная кишка висела почти прямою линиею в левой стороне. Наконец coвсем сжатый пузырь показывался в нижней части.

Весьма опустившийся и печенкою закрытый желудок находился почти совсем на левой стороне; я всячески, но тщетно, старался рассмотреть протяжение и строение желудка, также и кишечного пространства; ежели же хотя мало приподнимал, или отделял оные части, то отделение их представляло мне только одни недообразованные остатки. То же самое случилось и при обозрении брыжжейка, жил, каналов, и проч. и проч.

Печень составлена была из трех мочек и одной дольки. Две мочки были наружные, одна правая, другая левая, одна к другой прилежащие и отделенные только глубокою впадиною, в которой было не много пузырчатой плевы, знак соединяющего хряща. Задняя мочка находилась совсем на левой стороне; впрочем оные три мочки не предъявили мне ни вырезок, ни надросков, но внизу под правою мочкою, в задней части, нашел я неправильно образованную дольку, несколько покрытую плевою, которая мне показалась быть пузырчатою желчью. Я говорю показалась быть: ибо в оном случае, равномерно как и во многих других, бывает часто, что худое положение весьмa поврежденных перепоночных частиц препятствует различать [146] начальные их образования. Расположение, или составление печени удобнее распознать было можно; однако же совсем тем Паренхима ⁸⁰ ее не меньше от оной отделялась посредством самого малого давления.

Правая и довольно хорошо сбереженная почка была фигуры продолговато-круглой, сверху выпуклая, снизу сплюснутая; имела пять с половиною линий длины и три ширины. Над оною, в пленочных остатках, усмотрел я весьма маленькую, овальную и довольно твердую железу.

Левая почка, не так хорошо сбереженная, как правая, казалась несколько оной побольше. Весьма волокнистый, сплюснутый, продолговато-круглый и снизу поуже мочевый пузырь был довольно хорошо сохранен, и в верхней своей части имел пять линий длины и две ширины.

Иербо обыкновенно находятся в Нижнем Египте, а особливо в Западной его части, Багире называемой. Наименование крыс, или Горных мышей, следовательно присвоено им неправильно по тому, что вся нижняя часть Египта представляет равнину. Гacceлквист уверяет, что сии названия выдуманы Французами. Сей путешественник уже не в первый раз делал грубые ошибки в намерении осуждать нашу нацию. Небольшое число торгующих в Египте Французов не сведущи и [147] не имеют понятия о Горной мыши; иностранные Ученые за благорассудили назвать Иербо крысою.

Пески и развалины, окружающие Новую Александрию, чрезвычайно посещаемы Жербуазами. Они там живут стадами и устроивают норы, вырывая оные своими когтями и зубами. Меня уверяли, что они даже протачивают под слоем песку лежащий мягкий камень. Не будучи точно дики, совсем тем отменно боязливы: самой малой шум, или какой нибудь новый предмет заставляет их с поспешностию удаляться в свои жилища. Без хитрости и без нечаянного нападения убить их не возможно. Аравитяне умеют их ловить живых: они затыкают выходы разных галлерей их нор, за изключением одной, по которой принуждают его вытти. Я никогда не едал оных зверей, но мясо их почитается не весьма хорошим кушаньем; однакож Египетская чернь оным не пренебрегает. Кожа их, покрытая мягкою и лоснистою шерстью, употребляется на делание простых мехов.

Я кормил некоторое время в Египте шесть сего рода животных и содержал их в большой клетке, сделанной из железной проволоки. В самую первую ночь изкрошили они совсем стойки и все деревянные поперечники, и я принужден был велеть обить нутрь клетки жестью. Они ели рожь, сарачинское пшено, орехи и всякие фрукты. Весьма любили быть на солнце. Как скоро находились в тени, прижимались друг к другу, и [148] казались страдать от лишения теплоты. Уверяли, что Жербуазы спят днем, а ночью никогда. Что касается до меня, то я видал тому совсем противное. Будучи на свободе, встречаются они в день толпами вокруг своих подземных жилищ, да и те, которых я кормил, никогда не были столько резвы и веселы, как тогда, когда находились на открытом солнце. Хотя в движениях своих имеют они много проворности, но кажется, что кротость и спокойствие составляют их свойство. Мои зверьки беспрепятственно допущали себя трогать, не происходило между ими ни шуму, ни ссор тогда даже, когда давали им корм. Впрочем не оказывали они ни радости, ни страха, ни признательности. Кротость их не была любезна, не была привлекательна: она казалась действием беспечного и совершенного хладнокровия, похожего на безумие. Трое из числа моих Жербуаз умерли последовательно до моего из Александрии отъезда; еще двух лишился я во время многотрудного проезда до острова Родоса, где и последний, от несмотрения того, которой к нему был приставлен, вышел из клетки и пропал. По выгрузке корабля, приказал я его тщательно искать; но сие было без успеха: его конечно пожрали кошки.

Сих маленьких зверьков в неволе содержать трудно, а еще того труднее вывозить в наши климаты. Не худо впрочем уведомить охотников, пожелающих привозить их в Европу, о предосторожностях, необходимо нужных во время их на кораблях пребывания; оные меры суть те же, которые [149] употребляются, когда привозят Агути ⁸¹, Акуши ⁸² и прочих Американских, дерево грызущих четвероногих. Их сажают в клетки или в бочки, чтоб им из оных вырваться было не можно. Будучи от природы склонны все пожирать и истреблять, могут, в продолжение пути, причинить чрезвычайные убытки, и имее даже способность глодать самое крепкое дерево, подвергнуть корабли большой опасности.

Я не успел в 1787 обнародовать моих примечаний о Египетских Жербуазах, как в Журнале Естественной Иcmopии ⁸³ было напечатано до них касающееся письмо Господина Бертут-Ван-Берхема. Сей Ученый Муж совсем не справедливо приписывает мне две вины, потому что в обоих, опровергаемых им пунктах я совершенно прав. Ответ мой был уже изготовлен; но гражданин Ламетри, коему я предложил поместить его в Физическом Журнале, яко последствием моих примечаний, объявил мне, что как он не согласился обнародовать критики Г. Бертута: то и не находит благопристойным, чтоб ответ мой был напечатан в его Журнале. Я здесь сообщаю его Читателю; [150] а как для оправдания моего во мнимых приписуемых мне ошибках употребляю слова и ссылки самого Г. Ван-Берхема: то и предлагаю здесь копию с его письма. Впрочем, малое сие изследование будет не бесполезно: оно предоставит новые подробности для лутшего познания Естественной Истории Жербуаз, и равномерно покажет сколько критика подвержена заблуждению, когда старается изыскивать и опровергать самые малости, не стоющие никакого внимания.

Письмо о разных образованиях и настоящих наименованиях Жербуаз Г. Бертут-Ван-Берхема сына, непременного Секретаря Физического Общества в Лаузанне.

«В сочинении о четвероногих зверях, которое скоро намерен я издать в Свет, находится подробное описание Жербуаз. На сей раз довольствуюсь предложить настоящие роды и виды сих животных, и докажу, что Алагтага и Жербоа суть два различных рода, которые Г. Соннини неправильно соединил в один (смотри Физической Журнал, Ноября 1787, Господина Ламетри), хотя впрочем помещены в его записках любопытные примечания о сих животных.

Г. Палласу обязаны мы лучшим естественным описанием Жербуаз; но как здесь будет слишком продолжительно описывать сделанное им рассмотрение разных родов и видов оных зверей: то и ссылаюсь [151] на его книгу ⁸⁴ и, последуя ему, скажу только, что есть два рода Жербуаз: первый, о котором упоминает Г. Бюфон под названием Алагтаги, которое должно писать Алак-Даага, имеет пять пальцов на задних ногах, вторый имеет только три, и также от оного разнствует многими другими приметами и свойствами. Дабы отличить сей первый род, которой Г. Паллас именует Mas ja culus, назову его Иалма, именем которым Калмыки его называют, а второму роду сохраню наименование Жербо или Жербоа. Г. Паллас заприметил в Иалме три разности, которые больше всего отличаются величиною. Самый обыкновенный род Иалма, или Алак-Даага, называемый между двумя другими, средней величины. Он часто встречается в Восточной Татарии, в пустынях Сибири и в странах, по ту сторону озера Байкала лежащих ⁸⁵, находится также в Cиpии и даже в Индиях. Г. Пеннант, пишет, якобы он есть и в Барбарии ⁸⁶; но Г. Паллас положительно утверждает, что нет никакого верного доказательства тому, чтоб Иалма жительствовал в Африке; он даже дает на замечание, что сей зверь больше любит холодные места, нежели [152] Жербо, которой пребывает в теплых странах ⁸⁷.

Вторый род гораздо больше прочих; он реже первого; его называют морскою Иалмою, и находится на покрытых травою холмах рек Дона, Волги, Римны и Иртыша ⁸⁸. К оному роду должно присвоить зверя, Доктором Шавом совсем не сходственно описанного под названием Даман-Израеля, и которой величиною с кролика.

Третья разнообразность, или отделение, находится с большим родом, около соленых Южных болот Каспийского моря, а с средним в окрестностях Волги и Римны. Ее называют Шуин Иалмою ⁸⁹, она меньше вcех. Большой род, или морской Иалма величиною с белку; средний, или Иалма, с крысу; а самой меньший едва ли равняется с полевою мышью.

Все оные роды имеют на задних ногах пять пальцов, и в большом количестве сих животных, рассматриваемых Г. Палласом, не находил он никогда в них разницы, или отмены, в рассуждении числа пальцов. Естьли же Гг. Бюфон и Сонниний и сделали ошибку, то причиною тому дурное описание Г. Гмелина, которой видел только одного сего рода животного, вероятно уже обезображенного, и приписал ему только три [153] пальца и одну шпору, или четыре пальца ⁹⁰. Он также не меньше того ошибся в свойствах зверя сего, присвоя ему все привычки животного, Лепюс Оготона именуемого: заблуждение, которому последовал потом и молодой Гмелин. Мессер Шмит, предоставивший нам верное оного зверка описание, также не говорит, чтоб у него было только четыре пальца ⁹¹. Следовательно и должно согласиться, что сей род весьма отделен от последующего, у которого на задних ногах только три пальца.

Жербо, которого Г. Бюфон нам столь явственно и подробно описал, последуя Г. Алламану ⁹² и коего Г. Паллас называет Мюс Сагитта ⁹³, а Г. Пеннант Египти ус Гербоа ⁹⁴, находится в Азии, между Доном и Волгою, где Г. Паллас его часто видал, и на песчаных холмах, к Югу от Иртыша лежащих, також и в каменистых слоях Алтайских гор. Вообще жительствует он в странах, болеe на полдень лежащих, и вырывает норы свои в мягких и песчаных местах, где Иалма никогда не бывает. Известно, что сей зверь находится также и в Египте, Барбарии, [154] Палестине и в пустынях между Бассорою и Алепом.

Теперь отважусь еще сделать одно замечание в рассуждении Г. Сонниния, которой пишет, якобы Жербуазы никогда не бывают столь живы, веселы и резвы, как тогда, когда находятся на открытом воздухе и на солнце. Действие cие достойно удивления потому, что Г. Клокнер, имевший у себя сих животных, удостоверительно утверждает, что они спят днем и боятся свету (Бюфон, в Прибавл. Том 6. стр. 264). Я также видел в Лаузаннe у Г. Доята четырех или пять Жербуаз, привезенных им из Аравии, и которые во время дня прятались и отдыхали; наконец Г. Паллас, описывая Мюс Иакюлус, точно говорит: Protracti lucem dicti, vix pedibus insistunt, quasi stupidi vel ebrii, mutique, nec aures facile vitali vigore erigunt, rixque ad faltandum excitari possunt, carcere calidiore forsan lentiores redditi ⁹⁵. Г. Паллас, продолжая, говорит, что оные звери зимою цепенеют. Я кончу сие письмо, сказав, что не только Г. Паллас, но также Гг. Пеннант, Циммерман и все искусные Зоологи, или животнословцы, [155] суть о том одного мнения. Имею честь быть, и пр.

Ланазл, 1 Июня 1788.»

Oтвет Сонниния Г. Бертут-Ван-Берхему, и пр.

Извините, государь мой! что в том же сочинении, которое содержит мои записки о Еипетской Жербуазе, помещу я и касательнoe до вас замечание в ответ на письмо ваше ⁹⁶. Оные записки казались быть единственным побуждением оного, и подобное уважение, рачение, с которым вы их читали, и приписуемая вам мне похвала довольно достаточны, чтоб понудить меня истребить из оных некоторые неправильности, которые вы, по мнению вашему, в них находите. Изыскания естествословов должны стремиться к единой цели, к единому положению; удаляться, как бы то не было, от сего предмета, есть неоспоримая вина. Тогда нет ничего справедливее, ничего похвальнее, как признаниe и отрекательство от заблуждений, коим всякой человек бывает подвержен. По оному пути беспрерывно следовал Бюфон. Сей важный и прекрасный пример оставил он тeм, которые пишут о Истории Естественной, я бы со рвением подражал ему, естьлиб не был уверен, что, соединяя вместе, Жербо и Алагтага, яко двух зверей одинакого рода, не [156] только я не виновен, как вы меня оным быть полагаете, но что даже не можно мне в оном случай приписать по справедливости ни малейшей ошибки. Действительно, вы можете, государь мой! усмотреть в начале моего описания, что я совсем не имел намерения положительно утвердить наименования и настоящего образования Жербуаз. Я стараюсь, как можно меньше, заниматься столь сухим и часто бесполезным упражнением. Я хотел только писать о видимых мною в Египте Жербуазах, и представил таковыми, как я их нашел и рассмотрел. Описывая Иepбo, единственной сего рода зверь, в сей части Африки находившийся, был приведен в немалое удивление сходством его с другим животным того же рода, обитающим в Северных землях, и которого Гмелин описал под названием Алагтаги, и сказал: Иepбo и Алагтага Гмелина мне кажутся быть одно животное, хотя, несколько и трудно было мне согласоваться на cие сближение, по причине чрезвычайной разности климатов. Признаюся даже, что, естьлиб размышление не представило мне другие роды четвероножных, равномерно живущих в холодных странах и под знойным небом: то с трудом согласился, или бы решился утвердить тождество двух животных, коих описания совсем тем представляли мне, многочисленные и несомнительные сообразности.

Бюфон, не имевший случая рассматривать Иepбo, и которой, подобно как и я, видел Алагтагу в повести Гмелина, мнил, что сии два четвероногие зверя были одинакого рода. [157] Но я, рассматривая Иербо довольно близко, мог бы изъясниться гораздо явственнее; но ни Бюфон, ни я никогда не говорили, чтобы Жербуазы Восточной Татарии, степей Сибирских и мест, по ту сторону Байкала лежащих, были все похожи на ту, о которой Гмелин писал, ни даже чтоб она находилась в сих землях. Мы только сослались на свидетельство именитого человека, коего примечания взнесены в собрание сочинений Императорской Санктпитербургской Академии, и сие свидетельство, признаться должно, еще до сих пор не опровержено и опроверженным скоро быть не может.

Я не намерен, государь мой! удаляться от собственных ваших слов. Заподлинно известно, что когда Г. Паллас, коего слава основана на деятельности и справедливости, сообщает особенные свои примечания: то противу оных не может восстать не малейшая искра сомнения. Следовательно, должно полагать неоспоримым, что в Северных землях, мною теперь наименованных, есть Жербуазы, называемые Алак-Даага, которые разнствуют с Алагтагою Гмелина потому что у них пять пальцов на задних ногах. Г. Паллас, продолжая далее, говорит, что хотя они на Севере обыкновенны, но со всем тем, рассеяны и в Сибири и даже в Индиях, страны, в которых равномерно жительствует и Иербо, то есть, Жербуаза о трех пальцах со шпорою, или первым основанием четвертого пальца, Алагтага Гмелина. Аглинской Плиний, Г. Пеннант, пишет, что они бывают и в Барбарии, и я не ведаю, для чего и почему [158] Г. Паллас сию последнюю возможность подвергает сомнению, основываясь на примечании, якобы они лучше любят жить в холодных местах, нежели Жербоа, жителя жарких стран, как будто бы во многих уездах Сирии климат не столько же жарок, как в Барбарии, или по крайней мере холодных тех земель, до которых изследователи достигали.

И так, вот обе, впрочем в весьма близком родстве находящиеся породы, как-то Алак-Даага и Иербо, которые вместе существуют в Южных краях Земного Шара, где однако же последняя многочисленнее другой. Не имоверно ли, что и та и другая находятся и к Северу, где также Иербо может быть редок? Сия догадка делает больше вероятною, или лучше сказать не есть уже оною, когда читаешь, государь мой! в вашем письме, что Ученый изследователь природы, Г. Паллас, часто видал Иербо в Азии, между Доном и Волгою и на песчаных пригорках, на полдень от Иртыша лежащих, также и в каменистых слоях, или ущелицах гор Алтайских, то есть в Северных странах России, Татарии и в Сибири.

Судя по сему, конечно, очень возможно, так как вы и сами государь мой, примечаете, что Гмелин видел только одного животного породы Иербов, которые по мере приближения к Северу становятся редки, и назвал его Алагтагою, или, естьли хотите Алак-Даагою, имя под которым жители тех стран, мало заботясь о исчислении пальцов и о размере протяжений животных, всех Жербуаз разумеют. [159] Но не возможно вообразить, чтоб весьма сведующий путешественник и наблюдатель точности в других, гораздо больше важных предметах, не умел различить изувеченного зверя, у которого недоставало членов и протяжения тела были изкажены, так как вы оное полагаете. Еще труднее поверить можно, чтоб он забавлялся описанием мечтательного существа, и что по случаю, еще больше непостижимому, cие совершенно выдуманное бытие действительно находится в других, весьма отдаленных и совсем противных климатах.

A по сему и не можно решительно сказать, чтоб Гмелин был в заблуждении, описывая то, что он видел, и что по примечаниям новее ваших, о которых вы упоминаете, государь мой! он должен был видеть в посещаемых им местах. С другой стороны, по правилам верной Логики, нельзя было приписать ему никакой вины, потому что ему противополагали один или два отрицательные довода, довольно недостаточные для уничтожения верного доказательства. Mне показалось, что несколько уже тому лет путешественники и испытатели Природы слишком не осторожно находят удовольствие противуречить предшественникам своим. Я не нахожу здесь удобным рассматривать, много ли Наука приобрела пользы от сего всеобщего гласа критики, или осуждения; но сие принудило меня настоять в рассуждении оправдания Гмелина, которое до моего собственного ни мало не касается. Действительно, располагая, что сей [160] Естествослов столько был безстыден и описывал четвероногого зверя, коего образование было совсем не то, которое он ему присвоил; но от того не меньше утверждать можно, что Египетской Иербо весьма походит на другую Жербуазу, описанную в Комментариях Санктпетербургской Академии под наименованием Алагтаги. Вот все, что я намерен был сказать, не помышляя утверждать ее существенность, ни назначать степени вероятия, заслуживаемого путешественником, которой ее описывал.

Мнение, составляющее из Иербо и Алагтаги Гмелина тот же и один род животного, принято благоразумным Г. Алламаном, из числа иностранных Испытателей Природы, которого Бюфон предпочитал прочим, и отменно уважал. Описывая подробно присланную из Туниса к Г. Клокнеру Жербуазу, и сказав, что она одного роду с Иербо Бюфона, Голландской Профессор продолжает: Он (Иербо) составляет особливую и весьма удивительную породу с Алагтагою, коей Г. Гмелин предоставил нам рисунок и описание, но так много походит на нашего Иербо, чmo не можно почесть его с Господ. Бюфоном, как только разнообразием того же самого рода ⁹⁷. С другой стороны Бюфон, которой сначала описывал Иербо, последуя Едвардсу и Гасселквисту, [161] поместил его в один класс с Алагтагою Гмелина ⁹⁸, настоял (вот его выражение), не разделять их в своем дополнении к Истории Естественной зверей четвероножных, и никто лучше вас, государь мой! не может чувствовать, коликого уважения заслуживает мнение Французского Натуралиста, когда, не пренебрегая, воззреть оком премудрости на спор, более из слов, чем из настоящего дела состоящий, и уважая не вдавне произведенные изыскания, которых вы и сами не опровергаете, он утвердился на прежнем своем положении.

Что принадлежит до второго вашего примечания в рассуждении сказанного мною, якобы Иербо никогда не бывают столь живы и резвы, как когда бывают на открытом воздухе и на солнце, действие, почитаемое вами весьма удивительным: то позвольте и мне, государь мой! дать вам на замечание, что по настоящему смыслу моего предложения и по его выражению, касается оно не до всех Жербуаз вообще, не до тех, которые пребывают на полной свободе, но только до некоторых сего рода животных, мною содержимых в клетке. От изречений моих не может возродиться никакая двоесмысленность: ибо я точно написал: те, которых я содержал, никогда не были столько живы и резвы, и пр. Не должно ни мало [162] удивляться, что звери, которые располагают собою по своей воле и препровождают большую часть жизни их в норах, сделанных под горячим песком и знойною землею, претерпевают от лишения теплоты, когда бывают подвержены содействиям открытого воздуха, ветров и прохладности ночей, и я полагаю cию причину довольно достаточною чтоб заставить моих зверьков, которые по большой части находились в тени заключенными, резвиться и оживляться, чувствуя приятное влияние солнечных лучей.

Мне также было известно, что Жербуаза присланная Г. Клокнеру из Туниса, спала во весь день и просыпалась при наступлении ночи ⁹⁹. Но какое можно сделать заключение из привычки маленького, отделенного и весьма нежного зверька, которой будучи лишен жаров природной своей страны, перемещен в холодной и сырой климат, каков в Голландии? Cиe рассуждение равномерно касается и до тех, которых Г. Доят имел у себя в Лаузанне. Для подкрепления моего мнения имею я также неподозрительные свидетельства; во-первых, моих глаз, которые довольно хороши, чтоб заслуживать некоторую доверенность; потом, многих Европейцов, которые видели моих Иepбo в Александрии; наконец всех людей, бывших на Полакре-Фортуне, на которой мои зверьки целый месяц находились. [163]

Но я распространил, признаюся, мое предложение, и сказал, что Жербуазы встречаются днем по близости подземных жилищ своих, а по сему и должно судить, что они не беспрестанно во сне пребывают. Естьлиб Аравы могли вмешаться в нашу распрю: то удостоверили бы вас, государь мой! что они стреляют Иербо из ружей в то самое время, когда оные зверьки выходят из нор своих; но непреложным свидетельством должно почесть слова Г. Брюса, искусного Зоолога и именитого путешественника. Он пишет, что, во время нещастного путешествия, предпринятого им в сию часть Африки, которая в древности была известна под названем Сиренаики, или Пентаполы, и где Иepбo суть обыкновеннее, чем в прочих местах, он употребил людей своих и при нем бывших Аравитян убивать сих зверей палками, дабы шкуры их остались невредимыми ¹⁰⁰. Несколько далee, к оному присовокупляет, что Аравы Королевства Триполийского, отправляясь на ловлю Антелопа, весьма утешаются, приучая собак своих, чтоб, гнавшись за оным зверем, вдруг поворотить на Иербо; что небольшая борзая собака, подаренная ему Князем Туниским, часто забавляла его сею охотою; что гоньба продолжается довольно долгое время, и что он видал несколько раз на [164] большом хорошо обгороженном дворе свою борзую собаку, препроводившую целые четверть часа прежде достижения проворной своей добычи ¹⁰¹. Все сии обстоятельства конечно довольно свидетельствуют, что Иербы неколебимо весь день во сне не препровождают.

Изречение Г. Палласа, protracti in lucem, etc, которое вы с начала до конца прописываете, чтоб опровергнуть мое утверждение, ему вредить не может, и cиe примечание будет ощущаемо как искусными Зоологами, так равномерно и всеми благоразумными людьми, потому что в оном изречении упоминается о животном разных пород и стран, о звере, Г. Палласом именуемым mus laculus, то есть, о Алак-дааге, или Северной Жербуазе, которую вы так тщательно старались отличить от Иербо, что их впредь смешать будет не возможно. Вспомните, напротив того, государь мой! что Г. Паллас часто видал своего mus sagitta, Иербо, на песчаных пригорках, и пр., а по сему и вопрошаю я, каким образом можно часто видеть зверей, которые целый день спят в подземных своих жилищах?

Сверх того я ни мало не утверждал, чтоб Иербо днем совсем не спал, и препроводил бы всю ночь насквозь во сне. Намерениe мое единственно состояло в том, чтоб ограничить слишком общее утверждение тех, которые усыпляют его на целый день и [165] делают неспящим во всю ночь. Я даже охотно соглашусь верить, что сон его продолжительнее и не так часто прерываем, когда солнце на горизонте, нежели в то время, когда оное от него удаляется. В подобном случае имел бы Иербо сообразность со многими другими четвероножными, которые ищут пищи своей и отправляются на ловлю и на добычу скорее в сумерки, чем при дневном свете. Почитаю ненужным продолжить тому примеры; оные довольно известны.

Сего, без сомнения, слишком довольно для прекращения спора, для которого, стараясь разбудить Жербуаз, можем мы легко наконец усыпить наших Читателей. Но прибавлю еще одно слово: я думал, что Жербуазы цепенеют в Северных местах во время жестокой погоды, и таким образом не могут так распложаться, как в Южных странах. Вы уведомляете меня, государь мой! что Г. Паллас совершенно утвердил мое мнениe, что для меня весьма лестно. Я не меньше себе поставляю за удовольствие, что могу пред светом изъявить все мое к вам почитание, пребывая и пр. [166]

ГЛАВА ВТОРАЯ НАДЕСЯТЬ

Французская фактория. – Статуя. – Адансон и его нещастия. – Август, другой Французской Переводчик. – Древняя гробница. – Имя Александра Великого и ныне еще в почтении в Египте. – Венециане и Англичане. – Торговля. – Жермы. – Рыбы.

Я жил в Александрии в доме, занимаемом Консулом и Французскими купцами; он построен близь моря на заднем конце новой гавани. Вид его представляет четвероугольное здание, к коего углам примыкает большой двор, вокруг которого и под сводами построены магазины. Своды, или крыши, поддерживаемы колоннами, или лучше сказать, частицами колонн, исторгнутыми из остатков древнего града; многие сделаны из гранита, но в числе их одна из порфира.

На оном же дворе находилась статуя в человеческий рост из белого камня и представляющая сидящую женщину со стоящим возле нее юношею. Paбoтa оной довольно хороша; изображение одежды особливо не без достоинства. Аравы нашли сию статую в развалинах и продали Французскому Переводчику, которой хотел ее отправить в свое отечество; но он умер прежде изполнения своего намерения; и с того времени статуя оставалась подверженною беспрестанным ударениям с товарами кип, которые всегда вокруг ее ворочали и оную даже повредили, так что никто не помышлял ни сберечь, [167] ни отправить ее в назначенное ей место, где конечно была бы она принята с удовольствием. Надлежало, дабы дух истребления владычествовал с большою силою, на прибрежиях, усыпанных плачевными действиями его могущества, чтоб иметь доступ в окружность, назначенную жилищем просвещенному народу.

Жилые покои состоят над магазинами; следовательно окны очень возвышены и одни весьма крепкие ворота запирают сию пространную площадь. Во время же смятений, бывают они еще подкреплены кучею накладенными тюками. Естьли же возмущение нe прекращалось и следовало ожидать, чтоб народ не сделал какого нибудь пролома, тогда все живущие в доме люди, в ночное время спускались из окошек и искали спасения на стоящих на якоре кораблях.

В прежния времена управлял оным учреждением только один Вице-Консул; но Г. Тот, в течение своего надзирания отменил Консула в Каире, где не возможно было защитить его от наглостей и обид Мамелюков, и перевел в Александрию. Можно судить, что он и там был не без опасности. Французской флаг поднят над Французскою факториею; но гораздо было бы лучше может быть, естьлиб он там и не существовал, потому что до сих пор не могли заставить иметь к нему уважения.

В небольшом числе там пребывающих Фрацузов и коих честное и услужливое обращение в памяти моей пребудет не забвенным, примечательно было имя, Наукам [168] драгоценное, имя Адансона. Брат Парийского Академика, посвятивший себя с младых лет на познание Восточных языков, с давного времени отправлял затруднительную и опасную должность Переводчика на Востоке. Он изпытал в Сирии одно из числа тех жестоких приключений, которые суть поношением и терпящего оные Правительства, и того, которой на оные снизходит без гласного отмщения. Соделавшись жертвою своей должности, подвержен был отвратительному бесчеловечию одного Паши. Имее препоручение обще с сотоварищем своим и от имени Французской нации ехать к нему для принесения справедливой жалобы, были оба, по повелению лютого Музульмана, преданы жестокому наказанию палками по пятам. Другой Переводчик кончил жизнь под ударами, а Адансон, его может быть нещастливее, с изувеченными и болезненными ногами, будучи лишен средства ходить, перенес жестокую свою казнь и обиду, которую Французское Правительство оставило без наказания, так как и убийство своего Консула в Александрии.

Довольно было сего столь ужасного приключения, чтоб возбудить сожаление и обратить внимание в пользу Г. Адансона, которой, по личным своим талантам и редким дарованиям, заслуживал уважение. Но награждение смиренного и отдаленного достоинства не было взнесено в список обыкновений тогдашнего Правительства. Створы позлащенных дверей его не отверзались, как только [169] пышному невежеству, или докучливой бесполезности. Человек, имеющий одни достоинства и познания, был удален и пребывал без воздаяния; ослепленная и не справедливая власть на cиe не взирала. Адансон вел скучную жизнь в Александрии, и разделял там должность Переводчика с Г. Августом, коего разум и приятность в той стране были почти редкостию, и во всех землях вселенной предоставили бы ему щастие, уважение и почтение. Естьлиб должно мне благодарить их только за обыкновенные опыты вежливости, то конечно не распространился бы, особенно на щет сих двух Переводчиков, будучи неизвестен, дойдет ли до них вопль моей признательности; но скажу, что им, их благоразумному снизхождению обязан я всеми облегчениями, мне предоставленными, для изполнения моих примечаний и наблюдений в стране, которую рассматривать весьма трудно, и путешественники восчувствуют, сколь щастливы подобные встречи: ибо они ведают, как и я, сколько они бывают редки.

Я слыхал в разговорах об одном любопытном здании, роду древней гробницы, находившемся в одной мечети вне окружности Александрии. Тщетно оказывал я желание оную видеть; меня уверяли, что cиe было дело не только невозможное, но даже и опасное. Французской Консул и Г. Адансон сильно убеждали меня об оном не помышлять. Однако же Г. Август, будучи не столько робок, взялся меня вести туда тихим образом и скрытно от прочих Французов. Янычар, при [170] фактории служащий, препровождал нас; Шеик мечети, Иман у Турок, приходской поп у Христиан, ожидал нас, и мы посредством нескольких денег, за которые Г. Аегуст дого ворился со Священником, могли все рассмотреть свободно и без затруднения. Сей древнего построения храм воздвигнут одним Калифом; стены его облеплены разных цветов мраморами, и там видны и поднесь прекрасные мозаические остатки.

Гробница, предмет нашего любопытства, и которую можно полагать прекраснейшим из числа произведений древности, в Египте хранимых, превращена Магометанами в некоторый род умывальницы, в хранилище святой воды, ими употребляемой при благоговейных их умовениях. Она отменно велика, и представляла бы продолговатый четвероугольник, естьлиб одна из малых сторон не была округлена наподобие ванны. Вероятно, что над нею в древния времена была крыша; но теперь не видно оной никаких следов: ибо гробница совсем открыта. Вся она составлена из цельного куска отменно редкого мрамора с зелеными, желтыми, красноватыми и проч. крапинами на прекрасном черном грунте; но что наивящще делает ее любопытною, есть то удивительное множество маленьких иероглифических, или таинственных букв, коими она внутри и снаружи покрыта. Недостанет целого месяца, чтоб возможно было с точностию их описать, а по сему и нет до сих пор верных с них рисунков. Те, которые я, по возвращении [171] моем из Египта, видел у Министра Бертина, в Париже, только что могут дать понятие о форме здания, ибо Гиероглифы нарисованы единственно от изображения и на удачу. Сие походит на то, что естьлиб кто пожелал иметь список с какой нибудь надписи, то довольствовался бы начертанием одних литер, без последствия и порядка. Однако же не иначе, как посредством верного подражания сего знаменовательного писания, можно достичь до познания таинственного языка, от которого зависит сведение о земле, в древния времена толико прославленной. Когда сей язык будет известен, тогда будем сведущи о начальном произхождении сего Саркофага (Могилы), и узнаем Историю того великого Мужа, коего прах она сокрывает; до тех пор пребудет сие неопределенным и движущимся полем на догадках основанных заключений.

Подле гробницы, на кускe cеpaгo цвета мрамора, которым и вся площадка в мечети услана, усмотрел я Греческую надпись, но Римскими буквами изображенную; а как почти половина оной была помрачена, то, чтоб разобрать ее, надлежало иметь больше времени, чем мы его имели. Я мог при первом воззрении только отличить слово Константинон.

Преж сего в оную мечеть ни под каким видом входить было не можно; вот и причина молчания путешественников в рассуждение могилы, которая делает ее столько любопытною. Один Герцог Браганский, из числа Европейцов первый, посетивший храм сей, или лучше сказать оной обретший, был [172] приведен на тo место одною нечаянностью. Он ехал мимо мечети, двери были отворены, никого в окрестностях не находилось, и любопытство принудило его взойти. Увидевшие eго ребята, собравшись, к нему подбежали, окружили и начали кричать. Естьлиб крик их был услышан, то бы в таком случае возпоследовал конец Португальского Князя; он вынул кошелек и заставил ребят молчать, бросив им несколько денег, которые предоставили ему свободной и спокойный выход. После того Г. де Монтагю, о котором я уже упоминал, тщетно предлагал знатную сумму денег, чтоб быть допущену в сию мечеть. Но как скоро потом приставлен к ней Шеик, коего алчность к злату превозходила законы суеверия, то всякому Христианину, посредством заплаты одного секина, двери ее отверсты. В том году даже, в которой я приехал в Александрию, многие Агличане ездили туда, без малейших осторожностей; они были примечены несколькими простолюдинами, и сие произвело гласное негодование. Коммендант Александрии, без продолжения времени, сделал строгий выговор Шейку, и запретил ему впущать Христиан. Напасть, которая бы непременно возродилась от сего произшествия в земле, где Европейцы в вечном страхе пребывают, была слишком недавнишная, чтоб не навлечь еще беспокойствий. Но прогулка наша в мечеть была так благоразумно приуготовлена, что об оной никто не говорил и даже не сведал. [173]

Я был один раз свидетелем ужаса, которой одна только мысль народного возмущения в Александрии вселяет в душу наших Французов. Пришедший купец объявил, что Европеец убил природного той страны жителя. Тотчас ворота и двери фактории были заперты; начали помышлять о кипах, чтоб употребить их подпорами; всякой уже размышлял, на каком корабле искать убежища, по спуске из окошек, как по щастию были уведомлены, что убийство учинено Музульманом над ему подобным.

Однакож, естьли беспрестанное обращение с разными Европейскими нациями не могло еще смягчить нравы Александрийцев, но, по крайней мере признаться должно, внушило в них меньше нетерпимости в рассуждении некоторых предметов. Александрия например, есть с Розеттою единый в Египте город, в котором не возбранено Европейцам носить приличные им одежды. Во всех прочих местах запрещено им являться в народ, не имев на себе платья по обычаю Восточному. Не надлежало однакож во зло употреблять сей род снизхождения: ибо показавшись в народной толпе одетым с некоторою опрятностию, или пышностию, особливо в местах, от морского берега отдаленных, подвергается Европеец быть обиженным.

Со всем тем должно еще иметь некоторую благодарность жителям сей земли за то, что они своему местечку сохранили наименование древнего города. Слово Александрия ощутительно в Арабском имени Езкандерие, и [174] сетование, от которого нельзя воздержаться на варваров, новый город больше заражающих, нежели населяющих, на малое время прекращалось, когда произносили они, что я сам много раз слыхал, с особливым уважением имя Александра. Оное, по их мнению, означает свойство храбрости и победы. Ентескандер, говорят они, иногда ты подобен Александру, сиe есть, по рассуждению их, величайшая похвала неустрашимости. На оном основана истинна, доказывающая, что ни мраморы, ни металлы не увековечивают память человеков. Одни славные деяния могут предать имена их в вечные потомства. Все помрачается, все исчезает: добродетели и благодеяния пребывают нетленными, яко памятники, воздвигнутые в сердцах, и безконечное наследие удивления и благодарности.

Венецианцы и Англичане имели также коммерческие учреждения в Александрии. Первые, подобно Французам, в рассуждении торговли, следовали по стезям предшественников своих. Агличане напротив старалися проложить себе новые пути. Частые поездки их Агентов, или поверенных, в Индию, их щедрость, или можно сказать расточительность, которая приобретала им благосклонность той страны начальников, всегда благорасположенных к тем, кто им давал больше денег, наконец расторопность их в делах, всегда втайне хранимых; все предвещало предпринятое ими намерение, которое уже отчасти и произвели в действо, присвоить себе [175] изключительную торговлю Индии чрез Чермное море.

Город Александрия, толико стесненный и ограниченный в наши времена, не предоставляет важного разхода; а по сей причине небольшая, в нем производимая торговля и делает его местом, где только складывают товары для отвозу потом далee; но, как я уже сказал выше, торг сей довольно велик и может соделаться несметным. Таможни приносили знатные суммы; оными управляло общество торгующих в Сирии Христиан. Чтоб судить о их хитрости, довольно видать, что они вытеснили Жидов, которые прежде их сею частию доходов управляли.

Товары, предоставляемые на Европейских кораблях в Александрию, отвозятся водяным путем до Каира, откуда, снабдя надобности и роскошь сего многолюдного города, отправляются во всю Аравию, в Верхний Египет и даже в Абиссинию. Маленькие суда, служащие для отвозу их из Александрии в Розетту, на реке Ниле лежащего города, и для привозу в Александрию припасов и произведений Египта и Аравии, называются Жермы. Они суть род прочных барок, довольно хорошего построения. На них нет палубы; они не требуют глубокой воды, и, по мере величины своей, бывают о двух или о трех мачтах, с отменно большими трехугольными парусами, кои, будучи сверху утверждены к мачте, не могут быть опущены, так что, какая бы не была дурная погода, то матросы принуждены взлезать на всю их [176] вышину для собрания парусов; работа столько же продолжительная, как и многотрудная. Они вообще поднимают пять или шесть тон грузу. Конечно можно бы было построить барки с палубами и гораздо пространнее и не требующие более глубины. Товары не были бы на них подвержены быть замоченными и испорченными морскою водою, так как они не редко таковыми бывают, а в отправлениях не произходило бы замедлений, для торговли иногда вредных, в рассуждении волнуемого моря, препятствующего плаванию Жермов. Хотя ход их по морю не более простирается как на двенадцать миль, и что посреди оного предстоит им залив, где они могут сыскать верное убежище в Абукире, однакож береговое сиe плавание не есть безопасное. Естьли же стремительный ветер воздымет волны, всегда на глубоких местах буйные, то легко могут они наполниться водою и потонуть. Но грозящее бедствие предстоит им при устье Западного отделения реки Нила, древней Болбитики, ныне Розетским рукавом именуемым. Сей проход есть ничто иное, как из песков составленная полоса, о которую волны, стесненные поперечными ветрами, и преодолеваемые течением реки, с яростию ударяют и разбиваются. Небольшой остров, разделяющий устье оного рукава, оставляет на каждой его стороне пролив, называемый в той стороне Боггас, канал или пролив, но нельзя никак утвердить, чтоб сeй проход был удобен во всей ширине своей. Есть только узкий канал, но и тот [177] от движимости дна и от колебания вод всякой день переменяется. Лоцман, Рейс, или правитель Боггаса, беспрестанно занят измерением глубины сего тесного и изменяющего прохода и указанием его плывущим Жермам. Не взирая на сии предосторожности, они часто попадают на мель и скоро, будучи наполняемые глыбами воды и песку, погибают со всем своим грузом и людьми. Подобные нещастия чаще случаются при входе в Нил, чем при выходе из оного, потому что Жермы, приходящие с моря, будучи не в дальном расстоянии от прохода, не могут уже миновать оного, а напротив те суда, которые плывут вниз по реке, могут свободно воротиться назад, естьли, приближаясь к полосе, найдут ее слишком опасною. Во время приращения Нила, подобные нещастия не столь обыкновенны; но когда река вступает в берега, то она бывает так мелка в своем устье, что нет почти возможности баркам избегнуть напасти. Как Египетские мореходцы к тому и не привыкли, однакож без трепета никогда его не проезжают. Мне из них показывали таковых, у которых от чрезвычайного страха борода поседела. Летом в 1778 было в канале не более как на три фута воды. Примечено даже, что и место год от году спеятельно возвышалось. То же самое случилось и с рукавом Дамиэтским, коего Боггас, или канал, хотя и окружен скрытыми под водою каменьями, но не слыл быть опасным, потому что старая и долговременная привычка научила миновать оные; даже и [178] купцы, отдавающие в наем Жермы, в дого ворах своих сим припятствием не уважали. Однако же в конце 1777 года, во время пребывания моего в Розетте, сей проход учинился совсем засыпанным и непроходимым во время самой большой прибыли воды в Ниле, так что первые суда, которые покусились его пройти, там погибли. Предстоящая опасность на рукаве Розеттском ежегодно возрастала по мере возвышения дна; а как бесполезно было ожидать от невежества, или можно, сказать от нечувствительности Египтян, предприятия работ, которые бы могли, стесня воды, сделать канал глубже: тo и должно полагать, что в скором времени никакому судну сию страшную полосу проходить будет невозможно. Тогда может быть вздумают вычистить канал Александрийский, а естьли незаботливость жителей ослепит их до того, что и сие полезное дело будет не уважено, тогда всякое водяное сообщение Александрии с прочими пределами Египта прекратится, и торговля найдется принужденною употреблять убыточное средство земного пути.

По оному вообще следуют путешественники и Европейские купцы, равномерно и те, которые предпочитают лучше претерпеть излишния издержки, нежели утонуть на Боггасе. По сей дороге езжал и я всякой раз, когда измерял состоящее расстояние между Александриею и Розеттою.

Я не оставлю берегов, не сообщив Читателю сведения о морских рыбах, которые имел случай заприметить во множестве [179] родов в той стране ловимых. Я видел там тот род камбалы, которой известен под названием морского орла ¹⁰², коего мясо и жестко и имеет дурной запах; морскую кошку ¹⁰³, которая его не вкуснее; паламиду, род маленького тунца ¹⁰⁴; остроносую рыбу, называемую иглою ¹⁰⁵ и голавля ¹⁰⁶, которая несметными стадами, во время тихой погоды, прыгает на поверхности воды. Здесь также ловится рыба, которая у Римлян на столах занимала отличное место, прозванная волком, в рассуждении ее прожорства ¹⁰⁷. Прованские мореплаватели именуют ее каруссою: она в два фута длины, и [180] я имею с оной рисунок. Голова у ней синевата, на жабрах находились красные пятна, а тело сине-черноватого цвета с серою пестриною; но оные колеры были темнее сверху боковой, или побочной линии, а снизу светлее с желтоватою смесью. Наконец, в удовольствие Любителей сладких яств, скажу, что здесь едят отменного вкусу краснобородки ¹⁰⁸.

Комментарии

69. Читай Журнал Энциклопедической месяц Сентябрь 1792 года.

70. Истор. Натур. четвероногих статья о Жер6уазах – Lepus cauda Elongata, Linn. fyst. nat. Лепюс Кауда Элонгата. Линн. система Истор. Натур. Издан. 9. Mus Jaculus. Мюс Жакюлюс, там же, Издан. 12. Dipus Jaculus. Дипюс Жакюлюс, там же, Издан. 13. Mus jaculus pedibus posticis Longissimis, cauda extremi villosa. Mюс Жакюлюс Педибюс Постицис Лонгиссимюс, Кауда Экстреми Виллоза. Заяц земляной, описан. Тавр. Области, 168. Тушканчик, Озерец, I, 214. Таборган, слов. Акад. Паллас I, 331, 447, II, 2 отд., 37, III, 363. Лепех, I, 418. Естествен. Истор. Народ. Училищ 292. Гасселквист Путешествие в Палестину, Том 2, стран. 6 и Записки Акад. Упсальской, 1750, стран. 17 – Жербо. Корнелий ле Брюн, Путешествия, стран. 406 – Жербуаз. Путешествие Павла Люка, Том 2, стран. 73 – Иepбоa. Путешествие Шава, стран. 248 – Горная мышь о двух ногах, именуемая Аравами Иepбо, и пр. и пр.

71. Путешествие в Нюбию и Абиссинию, Том 5, стран. 151.

72. Гасселквист, Путешествие в Палестину.

73. Giraffe, Жираффа. Истор. Натур. четвероног. – Cameleopardalis giraffa. Linn. Камелеопардалис Жираффа, Линн.

74. Байбак, земляной заяц. Гмел. I, 41.

75. Часть 5.

76. Путешествие в Нюбию и Абиссинию, Том 5.

77. Путешествие в Барбарию.

78. Линия, мера, почитаемая двенадцатою долею дюйма, а дюйм есть двенадцатая часть фута, а в футе 6⁶/₇ Российских вершков.

79. Ученые и любопытные путешественники или поучительные таблицы, Том 2, стран. 321.

80. Часть внутренностей, чрез которую кровь процеживается, существо мягкое, грибоватое. Слов. Акад.

81. Бюфон, Ист. Естес. зверей четвероногих – Cavia. Aguti L. Kaвиa Агути, Лин. – Агути, Озер. I, 92, 196.

82. Бюфон, Прибав. к Естес. Истор. зверей четвероногих. Cavia Acuschy, Lin. Kaвиa Акусши, Лин.

83. Гг. Бертолона и Бoйe, 1788 года, № 12.

84. О новых четвероногих животных. Nova fpecies quadrupedum. Mus jaculus. Mюс Жакюлюс. Стран. 275.

85. В выше упомянутой книге, стран. 285.

86. Описание зверей четвероножных, стран. 429.

87. Паллас, в той же книге, стран. 286.

88. Паллас, в той же книге, стран. 284.

89. Паллас, в той же книге, стран. 291.

90. Там же, стран. 282.

91. В той же книге, стран. 282.

92. Бюфон, в Прибавлении, Том 6, стран, 292.

93. Паллас, в вышеупомянутой книге, стран. 306.

94. История или описание четвероножных, стран. 427.

95. Паллас, в той же книге, стран. 288. «Давно уже быв выведены на свет, едва могут стоять на ногах, как бы изумленные, или пьяные, безгласны, и даже и живости слуха почти лишены, и с трудом могут понуждены быть к скачкам; причину таковой их медленности вероятно приписать должно слишком теплой темнице.»

96. Я уже сказал выше, для чего ответ мой не был напечатан в Физическом Журнале.

97. Бюфон, Приб. к Истор. Естес. четверон. животных. Дополнен. Голландского Издателя (Г. Алламана ) в статье: о Жербуазе, или Иербо.

98. Естес. описание зверей четверон., глава о Жербуазах.

99. Прибавл. к Истор. Естес. четверон. Г. Бюфона; статья в дополнение Профессора Алламана.

100. Смотри Путешествие в Нюбию и Абиссинию Г. Жамеса, Брюса, Том 5, стран. 149.

101. Путешествие в Нюбию и Абиссинию, Том 5, стран. 151.

102. Raia aquila. L. Рая аквила. Лин. скат. Ест. Ист. нар. уч. 379. Озер. III, 46. Акад. Изв. I, 70.

103. Squaius catulus. L. Сквалюс катюлюс. Лин. Алет. Акад. Изв. І, 70. Ест. Ист. нар. уч. 379. Requin. Аккула. Озер. III, 49.

104. Scomber Pelamis. Lin. Скомбер пеламис. Лин. Скумбра. Ест. Ист. нар. уч., 392. Le maquereau, обык. Макрель. Озер. IV, 63.

105. Esox belone, L. Есокс Белоне. Лин. Orphie. Обыкнов. щука. Озер. IV, 73. Лепех, І, 56, III, 80, 267.

106. Mullus surmuletus. L. Мюлюс сюрмюлетюс. Лин. Голавль. Озер. IV, 75. Кефала. Опис. Тавр. Обл. 182.

107. Perca labrax. Lin. Перка лабракс. Лин. Судак. Гм. І, 99. Палл. І, приб. 18. Sandre. Слов. Акад. Le loup, волк. Озер. IV, 60.

108. Mullus barbatus. L. Мюлюс барбатюс, Лин. Ronget barbe, Султанская рыба. Оп. Тав. Обл. 184. Морская краснобородка. Озер. IV, 64. Барвена. Слов. Акад.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие господина Сонниния в Верхний и Нижний Египет, с описанием страны, нравов, обычаев и религии природных жителей. М. 1809

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.