АРТЕМИЙ РАФАЛОВИЧ

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО НИЖНЕМУ ЕГИПТУ И ВНУТРЕННИМ ОБЛАСТЯМ ДЕЛЬТЫ

КНИГА ПЕРВАЯ

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО НИЛУ

ИЗ КАИРА В РОЗЕТ И ДАМЬЯТ.

(1847.)

Глава VI

Приезд к барражу. Качества нильской воды; способы, употребляемые для очищения ее. Возмущение между матросами нашей барки. Тэллэ. Встреча с Линан-беем. Мост и шлюзы подле селения Каринин. Проект канала через Суэйсский перешеек. Бэнха-эль-Ассэл; пригон быков из Сэнара в Египет; невыгоды этой меры. Мит-Гамар. Анут, Буря на Ниле. Абусир. Сэмэннуд. Шэрибин. Прибытие в Дамьят.

13 февраля, рано по утру, мы отправились пешком к барражу, в то время как барка медленно огибала последнее колено Розетской ветви. Юго-западный ветер дул с большою силою, жар был весьма утомителен и облака тонкой песчаной пыли наполняли воздух. Мы зашли сперва к главному директору работ барража, г. Мужель-бею, а оттуда к помощнику его, г. Мушле, при помощи которого я надеялся найти способ съездить в Каир, для сви-дания с нашим генеральным консулом (В бытность мою в Египте, на этом посту находился достопочтенный Александр Максимович фон-Фок). Но несмотря на население слишком 50,000 душ, находящихся у барража, и на множество живущих здесь офицеров, инженеров и других чиновников, я не мог достать, для [178] предположенной поездки, ни лошади, ни осла. Оставалось или отправиться в Каир на барке, а это при дувшем южном ветре было невозможно, или пройти двадцать пять верст туда и столько же назад, пешком, в жар, и в таком случае я не успел бы воротиться в тот же день из города к барражу. Делать было нечего; я решился пакет свой к консулу вверить балтаджи (инвалиду), которого г. Мушле посылал в Каир, и который впрочем, как я в последствии узнал, весьма исправно исполнил мое поручение. Мы позавтракали у г-на Мушле, и около 2 часов по полудни возвратились к барке, которая между тем успела обойти вершину Дельты и стала несколько ниже ее, у левого берега Дамьятской ветви. По этой ветви мы теперь должны были спускаться вниз, к северу, и южный ветер, который с утра был противный нам, для этой поездки сделался попутным. Матросы сидели на берегу и готовили обед; г. д'Арно велел им поторопиться, а сам, пока, пошел навестить знакомого ему командира одного из расположенных здесь полков; я остался на барке. Множество женщин всех возрастов приходили в этом месте к Нилу, чтобы наполнить кувшины свои водою. Одежда их состояла из синей, редко совершенно целой, бумажной рубахи, и та-ковой же тарахи на голове; у всех лицо было открыто, и я должен по совести сказать, что почти все оказались довольно дурными собою; но в замен, при всей худощавости, свойственной египетскому племени, они отличались совершенством форм, особенно оконечностей верхних и нижних, и тою легкою, грациозною походкою, которыми по справедливости восхищаются все [179] путешественники, и о которых я уже имел случай говорить (См. выше, в главe II, стр. 51.— «Арабы» (т. е. египетские) «сложены так хорошо, что могут служить образцами для ваяния» говорит ученый соотечественник наш, г“ Норов (Путеш. по Египту и Нубии; 1840, часть I, стр. 82)). Подобно Негритянкам, женщины эти питают особенную страсть к пестрым и преимущественно металлическим украшениям: почти у каждой из них я видел на большей части пальцев, серебряные или оловянные кольца с цветными камешками, такие же или медные крученые (а у детей — цветные стеклянные) браслеты на руках; ожерелья из бус, кораллов или массивного металлического обручика, на шее; серьги, обыкновенно по две в ухе, и т. п. Женщины входили по колено в воду с баллас'ами, весьма тщательно вытирали нильским илом руки и ноги и самые кувшины, потом наполняли эти последние водою, которая была очень нечиста в том месте, от множества людей, без стыда совершавших тут, coram populo и среди дня, разные нужды. Дно балласов выпуклое, но несмотря на это и на тяжесть их, Египтянки носят их на голове не придерживая руками, и с такою ношею верным и скорым шагом взбираются вверх по крутым и весьма высоким здесь береговым насыпям.

Совестно продолжать рассказ, не посвятив несколько слов воде Нила, о которой Арабы говорят, что если бы «Мухаммэд один раз вкусил ее, то просил бы у Аллаха бессмертия, чтобы вечно ею наслаждаться!» Вода эта действительно чистейшая и превосходнейшая, какую я имел случай пить в разных местах трех частей света, за исключением однако ж воды из речки, [180] протекающей через местечко Бальбек, в Сирии, и которая, по моему вкусу, еще превосходнее. В Ниле вода (элъ-муойе) (В Сирии Арабы правильнее называют воду: эль-ма; по-испански alema означает воду, служащую для орошений, и употребляемую соседями поочередно) почти круглый год очень мутна, от примеси желтовато-красного ила, содержащегося в ней в большом количестве и сообщающего ей цвет «кофе с молоком»; только к весне она становится немного светлее. Простой народ пьет ее или в этом виде, в котором вкус ее впрочем сохраняет всю свою приятность, или давши ей отстояться; для ускорения этого последнего действия, стенки сосудов натираются внутри горьким миндалем (Champollion-Figeac (l'Egypte ancienne, 1843, стр. 176) говорит, что этот способ очищения употреблялся также у древних Египтян), или другими белковииными семенами, напр. арбузными или тыквенными, но от того вода не делается совершенно прозрачною. У людей зажиточных ее процеживают через приготовляемые в Кэннэ, городе верхнего Египта, огромные .кувшины (зир), с толстыми в палец и больше стенками. Зиры вмещают в себе по нескольку ведер; дно у них вытянуто длинным остроконечным конусом, и их ставят на деревянный треножник, который в такой же точно форме употреблялся в глубокой древности, равно как и самые зиры, как видно из картин, написанных на стенах эль-кабских и некоторых других ипогеев. Наполнив эти кувшины свежею, мутною водою из Нила, стенки их натирают потом квасцами, которые для этой цели всегда держатся в запасе большими кусками. По свидетельству лорда Макартней (Лорд, во время плавания по реке Пей-Го, заметил, что Китайцы очищали смешанную с значительным количеством ила воду реки, взбалтывая ее в сосудах посредством наполненных квасцами, выдолбленных бамбуковых тростей, в которых с боков находились небольшие отверстия; от этого вода весьма скоро становилась чистою и прозрачною (см. Lord Macartney, Voyage en Chine et en Tartarie, chap. VII, в Nouv. bibl. des voyages, Paris 1844, T. XI, стр. 50). Египтяне не столь изобретательны, как жители Поднебесной империи: человек мой просто, засучив рукав, опускал руку с куском квасцов по локоть в зир, наполненный водою), Китайцы также употребляют этот [181] способ очищения воды. Я заметил, что вода, в первый раз цедящаяся через новый зир, выходит хотя совершенно прозрачная, но красная как кровь, не имея впрочем никакого стороннего вкуса; следующая за тем является светлее, цвета янтарного; а на другой день получается она уже совершенно бесцветною и чистою как хрусталь, и в этом виде вполне заслуживает восторженные о ней отзывы как древних, так и нынешних жителей Египта. Последние говорят, что «чужестранец, однажды напившись этой воды, непременно должен воротиться в Египет, чтобы пить ее другой раз». Точные химические анализы показали, что она в пять раз чище процеженой воды Сены в Париже, и поэтому, для аптекарских и некоторых других технических потребностей, она в Египте заменяет перегнанную воду: обстоятельство не совсем маловажное в крае, где топливо довольно дорого. Нильская вода столь же легка как и приятна для вкуса, и в каком количестве ее ни пить, она никогда желудка не расстраивает и не обременяет. Маллье говорит, что «между прочими видами воды, нильская должна занять такое же место, как шампанское между винами, и что было бы жаль, если бы климат Египта был не столь зноен, потому что тогда эту превосходную воду [182] стали бы пить с меньшею жадностью» (Maillet, Description de l'Egypte, Paris 1735, in 4°, часть I, стр. 15). Арабские писатели сочинили много ученых диссертаций о нильской воде, ее качествах и действиях; некоторые ей приписывают причину необыкновенной плодовитости египетских женщин. Не знаю в какой степени — из разных стихий, среди которых живет, или которыми питается человеческий организм, — вправе мы искать в одной исключительного действия на производительную силу; но в моих глазах весьма правдоподобно мнение одного врача, виденного мною в последствии в Дамьяте, и который утверждал, что напротив того Нил причиною, конечно косвенною, выкидышей, столь частых между женами феллахов. Врач этот, д-р Реджио, полагает, что выкидыши часто зависят здесь от общего в крае обычая женщин носить на голове тяжелые кувшины с водою. В самом деле, подымать с земли такой полный баллас, причем женщина должна приседать на корточки, и потом ставить его на голову напряженным движением рук вверх, — требует весьма значительного сокращения диафрагмы и брюшных мышц, которое в состоянии произвести вредное влияние на внутренние половые органы беременной женщины.

Г. д'Арно пришел в исходе пятого, а экипаж наш все еще возился на берегу с обедом. Приказали матросам возвратиться на барку: они долго медлили, отказывались, потом пришли, но не хотели отчаливать, стали роптать, и наконец между ними открылся явный мятеж. Утомленные чрезмерною работою и бичеванием во время необыкновенно продолжительной, десятидневной, поездки от Атфэ до вершины Дельты; измученные сверх того [183] чувствительным для нубийской кожи холодом и сыростью, перенесенными нами на пути в Розет, — матросы не соглашались ехать в Дамьят, зная, что там их ожидала та же участь, и требовали чтобы их отпустили в Каир. Спутник мой тщетно старался успокоить их; видя наконец что кроткие слова действия никакого не производили, г. д'Арно (человек вообще весьма тихий и добрый, но вспыльчивый и сверх того привыкший к египетским нравам) счел нужным прибегнуть к мерам строгости: он схватил тяжелый инженерный метр и начал жестоко колотить главных двух зачинщиков бунта. Поднялся ужасный шум и тревога; толпы солдат и баб сбежались на берегу; матросы, собрав свои вещи, выскочили из барки и ушли, а мы остались в довольно неприятном положении, одни со шкипером и рулевым. Но солдаты, зрители этой сцены, вместо того чтобы вступиться за своих единоверцев, начали уговаривать беглый экипаж, настоятельно увещевая не противиться своему начальнику бин-баши (майору, это был тогдашний чин г. д'Арно в египетской службе), и представляя им все последствия такого ослушания. Мало по мало разгоряченные умы Нубийцев успокоились, крики их утихли, дезертиры один за другим возвратились на барку, потом распустили парус, и в 6 часов вечера мы отправились в путь вниз по реке. Я подробно изложил это происшествие, чтобы показать читателю до какой степени железная энергия Мехмета-Али сломила феллахов. Лет двадцать пять или тридцать тому назад, Европеец конечно никогда не дерзнул бы поднять руку на правоверного, а если бы осмелился, то дорого поплатился бы за это, как были тому примеры. [184] Теперь уж не то! Солдаты единогласно приняли сторону гяура против обиженных им мусульман; женщины молчали, и только несколько мальчишек, услышав что Франк наказывает матросов, и полагая по Фуражке моей что это должен быть я, долго бегали по берегу за баркою с криком: «нусрани, лэйе тыдраб элъ-мыслымин» (назарянин! зачем ты бьешь правоверных?). Через час дисциплина была совершенно восстановлена; ветер дул попутный, матросы уселись в кружок на палубе и стали петь песни; молодой Нубиец М'хаммэд, любимец всего экипажа, по прежнему плясал дикий, неблагопристойный нубийский танец; происшествие не оставило ни малейшей злобы в детской душе этих сынов первобытной природы, а крупный бахшиш, который я послал им для покупки барана, как будто без ведома моего спутника, но, разумеется, с его согласия, окончательно изгладил из памяти их самое воспоминание полученных побоев!

Мы продолжали идти под парусами почти всю ночь, так что на другой день, 14 февраля, по утру уже находились подле деревни Тэллэ, лежащей здесь на правом берегу Нила почти под одной широтой с Тэрранэ, о которой говорено было выше. В этом месте подъехала к нам навстречу большая барка, с которой матросы стали перекликаться с нашим экипажем: это была дахабийе Линан-бея, известного французского инженера, управляющего в Египте путями сообщения. Мы остановились, чтобы повидаться с ним, а между тем ветер переменил направление и стал дуть с севера; Линан-бей поэтому предло-жил нам воротиться вместе в селение Каринин, на [185] левом берегу реки, чтобы посмотреть выстроенный им в этом месте большой мост со шлюзами, у истока канала бахр-Шибин, снабжающего водою всю среднюю и северную часть Дельты (Члены французской экспедиции, Dubois-Ayme и Jollois, полагают, что этот канал не вырыт искусственно, а есть древняя Себеннитийская ветвь Нила (Descr. de l'Egypte, T. XV, стр. 190, 191)). Канал от Каринина идет до города Танты; потом одна ветвь его, судоходная во время половодья вливается в озеро Бурлос, другая, на которой плавают одни мелкие барки, впадает в Розетскую ветвь подле Фарэстака. Мост у Каринина весь из тесаного камня и весьма тщательной работы; его строили семь лет и он кончен недавно; в перила предположено вделать мраморную плиту с длинною арабскою надписью, в которой между прочим с должною хвалою упоминается и о построителе, г. Линане; последний сообщил нам этот факт, как новое доказательство отсутствия всякого религиозного фанатизма в Мехмете-Али. Мост на десяти арках; шлюза в средине его, особой системы изобретенной Линан-беем, закрывается во время половодья и сама собою отворяется, когда Нил достигает известной точки приращения. Проходящие через шлюзу барки платят по пяти фадд с каждого подымаемого ими ардеба; но за следование людей и животных через самый мост ничего не платится. Каринин крошечное и бедное селение.

Мы обедали с Линан-беем, соединив провизию, находившуюся на обеих барках, и собрав дикого щавеля для салата на насыпях у истока канала. Г. Линан сообщил нам приятное для него известие, что в Париже составилась англо-франко-австрийская компания, для изучения, [186] по его планам и соображениям, проекта судоходного канала от Средиземного к Чермному морю чрез Суэйсский перешеек, и что инженеры этих трех наций уже выехали в Египет, чтобы приступить к нивеллировке перешейка. В исполнимости и пользе для коммерции такого пpeдприятия не сомневаются; путь из Европы в Индию, ныне ведущий вокруг мыса доброй Надежды, сделался бы несравненно короче и удобнее; но английское правительство, опасающееся подрыва для своей торговли с Индией от соперничества других морских держав по новому и сокращенному тракту через Суэйсский канал — всеми силами старалось отклонять пашу от такого предприятия, вместо которого советовало устроить железную дорогу через перешеек; оно даже предлагало принять все издержки этой дороги на свой счет. Французы, напротив, всячески уговаривали Мехмета-Али предпочесть канал железной дороге.

В 2 часа по полудни мы расстались с г-м Линаном. При прощании инженер этот, двадцать пять лет проживающий в Египте и знающий Нил как «свой карман», предупредил нас, что сегодня или завтра мы должны непременно ожидать бури, и советовал быть внимательными, во избежание приключений, весьма частых на этой реке. Судоходство на Ниле, при крутых извилинах его, частых переменах ветра и неудобном оснащении барок, довольно валких, многими моряками считается опаснее самого плавания по морю. Мы приняли предостережение г-на Линана к сведению, с должною признательностью.

В 4 часа по полудни прибыли в Бенха-эль-Ассэл, [187] порядочный городок на правом берегу Нила, примечательный по обширным развалинам, находящимся саженях в 200 к северу от него. Развалины эти принадлежат остаткам древнего города Athribis, некогда весьма значительного, и название которого поныне сохранилось в имени селения Атрйб, выстроенного у северо-восточного угла этих развалин; последние покрывают пространство слишком на четыре с половиною версты в окружности. Дома в городке выстроены из красного кирпича, который добывается при разрытии соседних развалин, образующих выcoкиe холмы. Бэнха-эль-Ассэл обведен снаружи кирпичною стеною и содержится весьма неопрятно: кучи сора и навоза окружают его со всех сторон, и наполняют также дворы домов, которых большая часть разваливается. Улицы кривы и узки; жители кажутся весьма бедными и несчастными, судя по их изнуренности и бледности, и по покрывающим их лохмотьям. Отверстия могил на лежащем к северу от города кладбище, едва закрыты разведенною в воде глиною; они распространяли весьма противный трупный запах, нигде прежде в такой степени мною не замеченный; вонь еще усиливалась присутствием отхожих канав, проведенных от соседних мечетей к кладбищу, и сверху ничем не прикрытых. На северной оконечности города, вскрай нильского берега, возвышается ряд обширных зданий, выбеленных известью: в них помещена бумагопрядильня вице-короля.

На площадке подле Нила, недалеко от города, я заметил стадо из двухсот пятидесяти сэнарских быков и коров, принадлежавшее Аббас-паше; их вели в находящиеся внутри области частные имения этого паши. [188] Быки, по здешнему обыкновенно не холощеные, отличались весьма красивыми формами и каким-то выражением гордости, в наших северных странах несвойственным этому мирному и терпеливому животному; впрочем, по уверению феллахов, у них нрав крутой и необузданный, так что весьма трудно употреблять их на сельские работы. Масти они бывают различной; в виденном мною стаде были рыжие, серые, черные, белые и пегие быки; у всех на спине между лопаток весьма порядочный горб. После сильных падежей, свирепствовавших столько лет сряду в Египте, Мехмет-Али распорядился о пригоне быков из Сэнара., в числе нескольких тысяч штук ежегодно; но из них весьма немногие доходили до нижнего Египта, не столько вследствие длинного пути, слишком в две тысячи верст, сколько по причине несообразного разделения этапов и дурного обращения со скотом погонщиков, воровавших сверх того часть фуража, который местными начальствами по дороге всегда заготовлялся в недостаточном количестве и дурного качества. Французский ветеринар Гамон, которому Мехмет-Али несколько раз поручал свидетельствовать этих быков, полагает даже, что в египетском климате сэнарский скот существовать не может, и что лучше было бы вовсе отказаться от пригона этих быков, стоящих ежегодно больших денег казне без всякой существенной пользы для края. По мнению этого автора, более двух третей сэнарского скота погибает в течение первого года по прибытии в Египет (Hamont, libr. cit., Т. I, стр. 146—152).

Южный ветер, дувший почти весь день, очень беспокоил нас сильным жаром и пылью, [189] сопровождавшими его; к вечеру он утих и сделался совершенный штиль, принудивший нас приняться за весла. Около 8 часов мы проехали, не останавливаясь, мимо деревни Кафр-Али, у которой Нил образует весьма крутое колено; отсюда он потом течет почти прямо с юга к северу, до Мит-Гамара, в который мы прибыли на другой день, 15 февраля, в 10 часов, переночевав у села Мит-Гарун. В этот день утром стоял густой туман, какого я в Египте еще не видал: нельзя было различать даже самых близких предметов; к 8 часам туман разошелся, и мы ожидали, что день будет весьма знойный; вышло однако же иначе: ртуть, в 7 часов утра стоявшая на + 13,5⁰ R., в 2 часа по полудни показывала не более + 18°, в тени;. Мит-Гамар лежит на левом берегу Нила; дома из хорошего красного кирпича, искусная резьба на дереве, украшавшая некогда двери и балконы, и которой еще уцелели остатки, обширность базаров, свидетельствуют, что и этот город пал, знавши дни лучшие, более цветущиe. Ныне в нем больше зданий разваливающихся чем сохранившихся; верхние этажи домов почти везде обрушились; лавки пусты и ставни их употребляются на топливо обедневшими жителями. Улицы вообще узки и неровны; иные с обоих концов снабжены дверьми, которые на ночь запираются, как это делается и во внутренних кварталах Каира; таким образом каждая улица совершенно отделяется от соседних, и для полицейского надзора такое устройство весьма удобно и полезно. Подле каждой двери ночует сторож, обыкновенно из Барабра, который обязан отворять их на стук людей, возвращающихся ночью домой; это впрочем [190] случается редко в восточных городах, где туземцы неохотно отлучаются из домов после захождения солнца. На стук, сторож спрашивает: мин? (кто?), и ему отвечают: ибн-элъ-бэлэд (сын города). Весьма многие из этих сторожей слепы на оба глаза, но это не мешает им исправлять свою обязанность. В Мит-Гамаре, как и в других городах Египта, наружные двери домов обыкновенно очень низки, сделаны из толстых досок и обиты железными гвоздями, так что здания, расположенные вокруг внутреннего двора, представляют как бы вид крепости или монастыря, в которых жильцы могут совершенно разобщаться от других домов: причиною такого устройства были внутренние смуты и нападения бедуинов, столь частые в нижнем Египте до управления Мехмета-Али. Город, сверх того, окружен кирпичной стеною, в иных местах развалившеюся, в других недавно починенною и снабженною зубцами. Виденные мною здесь три мечети архитектуры красивой и с высокими, стройными минаретами; но и эти здания, посвященные богослужению, разделяют общий упадок и разорение города. Мехмет-Али выстроил здесь, близ берега Нила, бумагопрядильню, которую мы осмотрели, не заметив впрочем в ней особенно живой деятельности; у пристани, в соседстве ее, несколько барок грузились сырою хлопчатою бумагой, весьма хорошего качества; тут также находился склад верхне-египетских больших кувшинов для воды и, масла, пригоняемых плотами по Нилу из деревни Баллас в Сэиде (Арабы называют верхний Египет — Саид, средний — Уэстани, а нижний Египет — Бхэрэ; весь же край носит название Барр-Маср), от которой эти кувшины и получили название свое. В [191] городе живет полицейский врач, Араб, которого мне не удалось видеть; но следы его надзора за опрятностью обнаруживались в двух или трех главных улицах, ширины довольно порядочной в сравнении с прочими, и которые я нашел чисто выметенными и политыми водою. Это конечно улучшение не маловажное; но за то осмотренные мною общественные бани содержатся весьма дурно; они ветхи, неопрятны и стоят во впадине грунта, близ кладбища, примыкающего к крайним домам с северной части города, шагах во 100 от Нила. Судя по низменному положению этого места, должно полагать, что оно при несколько значительном приращении реки, затопляется; немного дальше, в том же направлении, находится другое кладбище, расположенное вокруг могилы какого-то шейха. Высокие холмы (кум) из пепла, разбитых сырых кирпичей, навоза и разных безымянных нечистот, образуют широкий вал вокруг города и отделяют его от тщательно возделанных полей, простирающихся необозримыми равнинами к востоку от Нила; группы финиковых пальм обозначают издали положение селений, весьма многочисленных на этой плодородной почве. Насупротив Мит-Гамара, на левом берегу реки, лежит местечко Зыфтэ, к западу от которого роскошные поля Дельты являлись покрытыми самою сочною, свежею зеленью. Мы выехали из Мит-Гамара со слабым ветром, дозволившим нам однако ж идти под парусами, хотя весьма медленно. Часа в 2 по полудни проехали мимо деревни Анут, подле которой река покрыта была дикими утками и гоголями; Абдаллах сделал тут порядочный запас дичи для нашего стола, убивая каждым [192] выстрелом по нескольку уток и других птиц. Около 4 часов, вчерашнее метеорологическое предсказание Линан-бея совершенно сбылось: несколько ниже Анута небо вдруг задернулось тучами, стало очень свежо и темно, солнце скрылось; потом ветер перешел к северо-западному румбу и начал дуть с яростью; поверхность Нила, прежде ровная и гладкая, заревела, закипала, поднялась высокими волнами, с белым на вершине их пенящимся гребнем; барка наша заплясала, ложилась то на один бок, то на другой, и наконец стала зачерпываться через борты водою. Мы едва успели убрать паруса (операция весьма затруднительная в подоб-ных случаях, при особом устройстве мачт и огромнейших рей на египетских барках) — и насилу доплыли до берега, за который закрепились двумя надежными пеньковыми веревками. Ветер продолжал бушевать более двух часов, и утих только после захождения солнца; репс наш, прежде не бывавший на этой ветви Нила, не решался пуститься в дальнейший путь ночью, а с другой стороны боялся ночевать в этом месте, уверяя, что прибрежные жители слывут ворами и разбойниками. Мы осмотрели и зарядили оружие, находившееся на барке; г. д'Арно, как охотник, имел порядочный арсенал пистолетов и ружей, всего на шестнадцать выстрелов; сверх того над кроватями нашими в каютах висели абордажные топоры; одним словом, у нас было оружия больше чем достаточно, не только для защиты от ночного нападения, но и для завоевания любого египетского села. Решили поэтому остаться тут, а для вящшей предосторожности, два матроса по очереди до утра должны были стоять на вахте. [193]

Ночь однако ж прошла без всяких приключений; на другой день, 16 февраля, мы до рассвета отправились дальше, и вскоре остановились в близлежащем селении Абусир, на левом берегу Нила, где хотели купить молока. Селение это довольно обширно, и по мнению ученого д'Анвилля (D'Anville, Memoires sur I'Egypte ancienne et moderne, 1766, in 4°, стр. 83), которого придерживаются все позднейшие путешественники, занимает место древнего города Busiris, сохранив, как видно, неизменным самое название его. Геродот (II, 40 и 59) говорит о находившемся в этом городе знаменитом храме Изиды, в котором ежегодно жертвоприношениями праздновали память богини: праздник этот был третий по важности из главных шести египетских торжеств, и на него стекалось всегда множество людей обоего пола. Бусирис некогда составлял главный город области или округа того же названия; новое селение Абусир не представляет никаких следов украшавших его прежде памятников и зданий, хотя можно полагать, что по крайней мере часть развалин их скрыта под высокими холмами сора и земли, окружающими селение. В Дельте, при значительной населенности края и совершенном отсутствии всякого рода камней, остатки древних строений естественным образом должны были исчезнуть скорее, чем в верхнем Египте; плиты и вообще тесаный известняк, красные кирпичи и т. п., вошли в состав новых зданий; из первого сверх того выжигалась известь; колонны распиливались поперек на несколько кусков, которые употреблялись вместо жерновов на мельницах и фабриках; многие колонны [194] цели ком перенесены были в другие места, где шли в дело при сооружении мечетей: от этого ныне встречается относительно так мало древностей внутри Дельты и нижнего Египта, не смотря на большое число городов, существовавших в этом крае, по свидетельству Геродота, Страбона и всех древних историков.

В 8 часов утра мы приехали в Сэмэннуд (древний Sebennytus), довольно большой город на западном берегу реки. Положение его красиво и удобно: он выстроен на высокой и обширной насыпи, которой подошва непосредственно омывается Нилом; широкий и весьма опрятный крытый базар идет параллельно берегу, и содержит в себе чистые, новые лавки и несколько кофеен, окна которых обращены к реке. Несколько дальше, в том же направлении, находится диуан губернатора и казенная бумагопрядильня. Почти все улицы, через которые мы прошли, были тщательно выметены, не смотря на ранний час, и Сэмэннуд чуть ли не самый опрятный из посещенных мною до сих пор городов внутреннего Египта. Дома выстроены из красного кирпича, отчасти древнего, судя по форме и величине его; впрочем и здесь верхние этажи многих строений рушатся, и террасы их обвалились; мы осмотрели несколько окэлей, и в них нашли ту же опрятность, которая поразила нас в других частях города. Улицы по наружному виду весьма похожи на каирские; некоторые из них довольно широки и прямы, так что возобновление и обращение воздуха в них совершается свободно и беспрепятственно; другие напротив чрезвычайно узки, так что три человека, идущие рядом, занимают всю ширину их. Вне городских ворот, к западу, лежит обширное [195] кладбище, на котором большая часть кирпичных могильных склепов совершенно разваливаются. Торговля и промышленность города ныне в упадке, даже в сравнении с тем, что было во время французской экспедиции, в конце прошлого столетия; но нельзя сказать, чтобы они совершенно исчезли, как в стольких других местностях нижнего Египта; жители Сэмэннуда не носят на себе той страшной печати нищеты и крайнего разорения, которые наводят такую грусть на путешественника; на базарах и рынках заметны были некоторая деятельность и дви-жение; у берега Нила стояли барки, грузившиеся хлопчатой бумагою в тюках. В Сэмэннуде много красивых мечетей; проходя мимо главной из них, я заметил через открытые двери большое множество гранитных и мраморных колонн, окружающих внутренний двор; сверх того в разных местах города довольно часто попадаются обломки колонн, гранитных плит, покрытых иероглифами и т. п.; они обыкновенно образуют пороги наружных дверей у домов, или поставлены подле них в виде тумб, и употребляются жителями вместо скамейки, чтобы легче влезать на лошадь или на осла. Насупротив города, на восточном берегу Нила, лежит местечко Эль-Миние.

Температура воздуха стояла во весь день довольно свежая: в 7 часов утра термометр показывал не более + 10⁰ R. Мы выехали из Сэмэннуда с слабым юго-западным ветром, который к полудню усилился и быстро подвигал нас вперед; небо покрылось тучами, и судя по полосам, рисовавшимся на горизонте, в окрестностях везде шел дождь. Около полудня мы проехали мимо города Мансуры, [196] простирающегося вдоль правого берега Нила версты на две в длину; желая воспользоваться попутным ветром, мы отложили посещение его до возвращения из Дамьята. Я насчитал до двенадцати минаретов, возвышающихся над массою мансурских домов; из последних один отличается величиною и особенною, не египетскою архитектурою: это дворец (эль-каср) (По испански alcazar) Мехмета-Али. На северной оконечности города выстроены две ветряные мельницы, столь редкие в здешнем крае, хотя при недостатке ручьев, изобилии хлеба и постоянно дующих ветрах, они могли бы оказаться несравненно полезнее употребляемых ныне в Египте мельниц, приводимых в движение быками или лошадьми. К северу от Мансуры находится устье ведущего в озеро Мэнзалэ широкого канала, который не без основания принимается за остаток древней «Мэндэзийской» ветви Нила. На западном берегу реки, против Мансуры, лежит большое село Талха.

Около полудня пошел мелкий и холодный дождик; ветер не утихал, и наша дахабийе, с быстротою, к которой мы вовсе не привыкли в продолжение всей поездки, мчалась мимо прибрежных деревушек, казавшихся на вид весьма бедными. У одной из них феллахи рыли ямы на берегу реки, у самой подошвы защищающей его насыпи; землю из этих ям они употребляли на приготовление кирпичей, не размышляя, что плотина от того становилась меньше способною противостоять натиску волн, и что селение при первом половодии могло быть унесено своевольною рекою. Последняя здесь была очень узка и во многих местах совершенно покрыта стаями диких уток, гоголей и [197] кур; Абдаллах наш меткими выстрелами убивал весьма много этих птиц: мясо их не дурно, хотя крепко пахнет рыбою, которою они здесь преимущественно питаются. Молодой М'хаммэд бросался всякий раз вплавь через борт, чтобы доставать из воды убитую или раненую птицу, и это отнимало у нас много времени, потому что беспрестанно надо было убирать парус и поворачивать барку кормою вниз по течению. На Дамьятской ветви, по которой гораздо меньше ходит барок, дичи больше чем на Розетском Ниле; она составляла ежедневную пищу для нас и для самих матросов, хотя мусульмане вообще неохотно едят мясо животных, убитых посредством огнестрельного оружия; по закону их, нужно заколоть животное по известным правилам, и притом так, чтобы в нем не оставалось крови, которую есть правоверные считают грехом (Мусульмане, как известно, вообще гнушаются кровью; поэтому напр. и женщины во время периодических очищений считаются у них нечистыми; и всякое к ним прикосновение запрещено. Этому же предубежденно иные приписывают причину столь варварского обычая Египтян, совершать брак посредством указательного пальца правой руки жениха). Абдаллах стрелял много птиц не для одного стола; он также весьма искусно приготовлял из них чучелы, посредством смешанного с мышьяком мыла (savon arsenical), и посвящал большую часть каждого утра на это занятие, которому научил его г. д'Арно. С свойственною Африканцам беспечностью Абдаллах держал у себя, вместе с другими вещами своими, банку с ядовитым мылом, скальпели и кисти, намазанные этим последним и проч., и я насилу упросил его, чтобы он по [198] крайней мере тщательно вымывал руки, прежде чем от своих орнитологических операций переходил к приготовлению нашего обеда.

В одном из образуемых здесь рекою многочисленных поворотов, ветер вдруг сделался противным для нас, хотя не переменил своего направления; экипаж должен был почти целый час работать веслами, прежде чем, часу в четвертом по полудни, можно было опять распустить паруса. В половине шестого мы остановились у местечка Шэрибин, на левом берегу Нила; было еще светло, и я вышел осмотреть это местечко, надев вместо фуражки красный тарбуш, чтобы не быть замечену на улицах и избавиться от преследований мальчишек и любопытных взглядов и вопросов взрослых жителей. Шэрибин некогда был очень большой город, если судить по обширности занимаемого им пространства; ныне однако ж дома в нем, выстроенные из красного кирпича, разваливаются; население малочисленное и оборванное; довольно широкие улицы кажутся совершенно пустыми. Низкий, узкий и темный базар выстроен вскрай береговой насыпи, но лавки в нем почти все стоят порожние, без хозяев и без товара; площадей несколько: одна из них, позади базара, четвероугольная и весьма обширна; я нашел ее застроенною шалашами из камыша, кажется по случаю недавно бывшей здесь ярмарки; из трех мечетей две рушатся, и только одна, находящаяся внутри местечка и окруженная могилами, сохранила минарет свой. Главного кладбища мне не удалось видеть, хотя я выходил за городские ворота в поле: наступившая весьма скоро, бессумеречная ночь и усилившаяся темнота принудили меня возвратиться на [199] барку. Мы ночевали подле Шэрибина, и 17 февраля, в 6 часов утра, выехали при весьма сильном северо-западном ветре, от которого барка все ложилась на правый бок. Реис наш, незнакомый с этою дорогою, взял в местечке другого мустамэл'а (рулевого) до Дамьята. По утру воздух был весьма прохладен; температура в 7 часов, внутри моей каюты, стояла на + 9° R. Берега Нила, здесь уже очень низкие, возвышались не более как фута на четыре над тогдашним уровнем реки; вскрай их попадалось довольно мало финиковых пальм, которые здесь заменяются акациями и тутовыми деревьями; последние стояли без листьев. Насупротив Фарэскура, мимо которого проехали мы, не останавливаясь, в 10 часов утра, расстилалось обширное поле, покрытое высоким сахарным тростником; по обеим сторонам реки феллахи пахали землю запряженными в плуги буйволами и приготовляли ее под предстоявший посев риса, важнейшего произведения этой части нижнего Египта. В одном месте поразило меня сакие, к колесу которого припряжены были бык и верблюд: сочетание совершенно неестественное и несообразное. Ветер все более и более усиливался, и вместе с тем увеличивался и холод; матросы наши щелкали зубами и дрожали под недостаточным кровом своих разорванных шерстяных плащей (аббаие), а у меня пальцы совершенно окоченели в то время как я, в 10 часов утра, сидел и писал в каюте. Вслед за тем ветром сломило у нас рею меньшего паруса над кормою, который Арабы прозвали балахон; потом разорвало и большой парус; от сильной качки палубу заливало водою через борт; стоять на ногах не было возможности, да и чтобы усидеть на диване в [200] каютах, надобно было держаться обеими руками за стенки; все вещи, лежавшие вокруг нас, книги, чернильницы и т. п., падали на пол. В добавок, многочисленные колена, описываемые Нилом, который течет тут совершенным зигзагом, принуждали нас очень часто переменять направление паруса, поворачивая рею длиною в 45 фут, то в ту, то в другую сторону, кругом мачты, что при та-ком сильном ветре весьма не легко. В 11 часов мы проехали мимо больших ветряных мельниц на левом берегу реки, выстроенных, по приказанию Мехмета-Али, в 1839 г., для заготовления муки находившимся в Сирии еги-петским войскам. Мельницы эти, числом двенадцать, выстроены из красного кирпича, и стоили больших денег; теперь они оставлены, и мало по малу разваливаются. Потом увидели мы пространные финиковые рощи, опушающие оба берега Нила в соседстве Дамьята, и наконец около полудня вошли в обширную круглую бухту, которою Нил далеко врезался в правый берег, и которая образует дамьятскую пристань. Закрепились у берега не без живого удовольствия: холод и продолжительная качка с самого раннего утра, всем нам надоели и сильно утомили нас.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие по Нижнему Египту и внутренним областям Дельты А. Рафаловича. СПб. 1850