ЛОВЕРНО ГЮБЕРТ

ОБ АРМИИ МЕГМЕДА-АЛИ, ПАШИ ЕГИПЕТСКОГО, ОБРАЗОВАННОЙ ЕВРОПЕЙСКИМИ ОФИЦЕРАМИ C БИОГРАФИЧЕСКИМИ ИЗВЕСТИЯМИ О НАЧАЛЬНИКАХ ОНОЙ

Сочинение Гюберта Ловерно, Тулонского корабельного доктора

В январе 1825 года принуждены мы были пристать к острову Криту, в самое то время, как Мегмед-Али, Паша Египетский, замышлял слишком славную экспедицию свою против Пелопоннеза. Сыне его был генералиссимусом армии, и имел под командой своей многих европейских офицеров, которых особенные обстоятельства завели на палящую почву Египта. Войско Мегмеда состояло из одних Арабов, рабов, не получавших никакой платы, [312] изуверов, которых сатрап уверил, посредством своих иманов, что они будут вечно блаженствовать на лоне Гурий, если умрут; пролив кровь ненавистных им христиан. Армия сия, состоявшая из пятнадцати тысяч человек, отправилась с берегов Нила в конце 1824 года, и в ожидании благоприятного времени, расположилась станом по берегам залива Судского, лучшего порта на острове Крите, а может быть и во всем Архипелаге. Здесь видел я ее ученье, и познакомился с главными начальниками, которые были как бы душой оной. Чтобы удобнее расположить стан арабов, вооруженных для утверждения могущества их властелина, принуждены были срубить все маслины, покрывавшие обширную равнину. Мы сначала сообщим читателям нашим все, что сами видели и что слышали об армии Паши Египетского, потом опишем главные лица, которые усилиями своими, под небом Египта и Греции, придали хотя тень европейской дисциплины войску варваров.

Мегмед-Али, как известно, покорил Египет силою своего оружия и посредством особенного рода правления, им самим изобретенного, утвердился в обладании государством и бесчисленными сокровищами, которые производит почва, орошаемая [313] Нилом. Все его подданные трудятся единственно для него; они не имеют никакой собственности; каждый араб, хлебопашец и мануфактурист, обязан представлять поверенным Паши, плоды собранные с земли, им засеянной, или ткани, его руками выделанные; Паша покупает их по цене, им самим назначенной, и потом продает европейцам, которых корабли во всякое время года наполняют гавань Александрийскую. Таким образом Мегмед-Али есть не что иное, как неограниченный владетель огромного поместья, приносящего пятьдесят миллионов дохода. Все египтяне рабы; жизнь араба, Кофта принадлежит, по праву, обладателю всех имуществ, Эти основные идеи нужны для того, чтобы объяснить, каким образом Паша сей скопил несмешное богатство, и достиг могущества, которые дают ему средства противиться влиянию Дивана, не покоряться иногда велениям самого Султана и вести ныне войну разорительную, которая, почти в четыре года, истощила все способы Высокой Порты.

Мегмед видел и твердо помнил успехи французской армии в Египте. Он знал, что турок никогда не в состоянии достичь до сей степени воинского [314] совершенства, а потому никогда и не помышлял о том, когда владычествовал над одними только Оттоманами. Сделавшись, под именем Паши или вице-короля, истинным государем Египта, он замыслил образовать милицию из арабов, над коими господствовал, и сделать почетным в глазах невольника титло солдата Мегмедова.

Случай привел в Египет одного французского офицера, который, по причине переворотов, происходивших тогда в его отечестве, подвергнулся добровольному изгнанию. В 1815 году г. Сев прибыл в Александрию. Паша, которому он был представлен, тотчас увидел, что этот человек может быть ему полезен, и призрел его.

Через несколько лет после сего, Греция, подавляемая игом, которое год от году становилось тяжело, наконец восстала, и встревоженная Порта употребила всевозможные способы, чтобы вновь покорить сию прекрасную провинцию. Паша Александрийский, обрадованный возмущением Греции, которое могло служить порукой в непоколебимости его Египетского трона, сначала помогал главе Империи только тем, что доставлял ему, для ведения войны суммы, [315] впрочем довольно важные. Но когда Порта истощила все свои силы, тогда содействие более деятельное сделалось необходимым. Г. Сев уже образовал батальон арабов, которые довольно хорошо соответствовали намерениям своего государя, но число их было недостаточно, Мегмед повелел набрать 15000 арабов, зная, сколь важна для него иметь благоустроенное войско, как для того, чтобы отправить его, в Морею, так и дли утверждения своего-могущества, если бы пришлось защищать его и вести войну в Египте. Египетские невольники толпами бежали строиться под новыми знаменами; несчастный араб, сравнивая настоящее положение свое с тем, которым он будет наслаждаться в солдатах, почитал таковую перемену состояния чрезвычайно для него выгодной.

Обстоятельства благоприятствовали намерениям Паши. Некоторые европейские офицеры, заведенные непрочным энтузиазмом на земли Эллинов, оставили священное дело, их, и предложили услуги, свои Государю, который слыл, покровителем наук и военной славы. В числе сих офицеров был некто Мори, родом корсиканец, служивший некогда капитаном во французской армии. С самого начала [316] образования арабов, их всех офицеров, определившихся в службу Мегмеда, он наиболее гордился гг. Севом и Моря. Оба имели познания по своей части, оба должны были ревностно споспешествовать успехам нового своего властелина, ибо первый не мог уже возвратиться в отечество, второй думал только о том, чтобы в нисколько лет скопить независимое состояние. Сев принял Магометанство, и в награду своего отступничества сделан был Беем; он был назван Солиманом. Но Мори устоял против всех обольщений и не отрекся от своей религии; а как, до законами лжепророка, презираемый христианин не может иметь никакой власти над магометанами, то Мори остался простым учителем войск Мегмеда-Али. Однако ж он оказал большие услуги: перевел на турецкий; язык Воинский Устав (Ecole de peloton), по которому арабы в короткое, время усовершили свои эволюции.

Устроив свою армию, Паша Египетский велел ей расположиться на зиму лагерем по берегам Суды, на острове Крите, с тем, чтобы по наступлении благоприятного для похода времени, перевести ее в Морею. Хотя порядок и дисциплина, которые тогда уже были заметны в сем [317] войске, казались удивительными для тех, кто хорошо знал характер восточных народов, однако же должно сказать, что армия сия довольно смешно образована, и совсем не стоит похвал, которыми приверженцы Мегмеда ее осыпали арабов бегло всего пятнадцать тысяч, которые разделялись на три бригады Сын Мегмеда, Ибрагим, был главнокомандующим; ХуршидБей, Солиман и Гуссейн были Генералами, состоявшими под его начальством. Подполковники, батальонные командиры, офицеры и унтер-офицеры выбирались из арабов, которые прилежанием к службе показывали желание повышения.

Солдаты Мегмеда не получают никакого жалованья: поелику жизнь их не принадлежит им с тех поре, как они сделались рабами, то властелин может располагать ею по воле. Поступив в солдаты, араб получает на два года полную пару платья, и на полгода башмаки; в этом одеянии почитает он себя счастливейшим из смертных, потому, что в Египте, по причине отвратительной наготы, неразлучной с его состояньем, он завидовал тем, которые имеют возможность завести платье. Одежда арабов состоит из исподнего платья на [318] манер греческого, куртки из красного сукна, толстого и дурно выкрашенного, шапочки того же цвета и наконец шинели с воротником, для защиты от дождя и холода. Все это платье очень не прочно, почему оно в месяц марается и рвется, так, что арабы всегда почти ходят в лохмотьях. Малое попечение о. здоровье солдат должно было сделаться чрезвычайно пагубным для них в непостоянном климате Мореи: видя, как они дрожали при теплой критской температуре, можно было предсказать то, что действительно случилось в Морее, во время зимы неровной и весьма часто сырой и холодной.

Арабы каждый день учились ружью; место, назначенное для сего в лагере, породило на площади во Франции, на которых учат конскриптов; они повторяли команду, ходить направо и налево; одним словом, показывали величайшее желание научиться тактике, о которой не имели прежде ни малейшего понятия, и не понимали, какую, пользу может принести она в сражении. Барабаны их били европейские марши, и эти несчастные невольники, которые, взятые по одиночке, возбуждают только жалость и сострадание, в массе и с оружием в руках походили на порядочное [319] войско. В армии Паши Египетского, для наказания проступков употребляется одно только средство — палки; только они могут запечатлеть в памяти Араба чувствование долга; одно только это ужасное страшилище может водворить между ними порядок, уважение и повиновение. Исключая турецких начальников, никто, не избавляется от сего поносного наказания: арабский подполковник, который бы не исполнил своей должности, тотчас был бы выколочен палками; только для него сделали бы изменение в наказании: бить его, должен сам полковник. Эта высокая честь уменьшает в глазах наказываемого и боль и поношение. Недалеко от Наварина, видел я, как Солиман-Бей дал пятьдесят ударов палкой несчастному арабскому начальнику. Солиман признался мне, что эта, связанность чрезвычайно для него тягостна, но что сии варвары делали бы величайшие преступления, если бы дикие, страсти их не были обуздываемы страхом боли.

В армии Мегмеда не принимают почти никакого попечения о здоровье людей; известно, что последователи Магомета слепо верят в предопределение, и что смерть их, где бы она ни приключилась, была назначена заранее, и следовательно неизбежна. Однако [320] же Ибрагим почел нужным иметь при себе врача; а случай завел в Александрию цирюльника из одной корсиканской деревни, которого тотчас сделали главным хирургом. Вот те, на которых возлагалось попечение о здоровье войска! Первый назывался Лордони, он был римлянин и знал свое дело, которому учился в одном из первых итальянских университетов. Необыкновенные обстоятельства заставили, его сначала вступить в службу к славному Али-Паши Янинскому, а потом к суровому Ибрагиму. Главный хирург не имел ни малейшего понятия, о первых правилах лечения: он знал только чрезвычайные свойства ялапы, которой давал ужасные приемы. Бездельник сей не умел даже пускать кровь. Хуршид-Бей, у которого, болела грудь, послал за французским доктором, и врач предписал кровопускание. Доктор арабского войска признался, что он никогда не пробовал пускать кровь, и не смеет начать со столь знатного Бея. В армии Ибрагима нет ни аптеки, ни хирургических инструментов; человек, которому в Греции оторвет ногу, непременно уже должен умереть. Не только нет никаких средств отнять ее, но если бы они и были, то араб не позволил бы [321] сделать операции, потому что, по его мнению, приключение, с ним случившееся, означает, что земное странствие его должно таким образом окончиться, и что он скоро перейдет в мир лучший. Однако ж, когда Ибрагим почувствовал необходимость спасать раненых, и иметь искусных хирургов, то он объявил чрез начальника молитвы, что предопределение не есть догмат Алкорана, и что человек должен стараться сохранять жизнь, которая еще может быть полезна.

В армии Ибрагима есть много Иманов; должность их состоит в том, чтобы говорить с арабами о блаженстве будущей жизни и показывать им, что они должны делать для того, чтобы соделаться достойными оного. Не трудно угадать, что победить греков или умереть, сражаясь с ними, составляет дополнение всей их морали. Иманы избираются из образованных арабов, но люди сии, происходящие от племени невольников, облечены могуществом и стоят на ряду с Беями. Я знал только первого имана или главного начальника молитвы; ему лет тридцать; он ростом высок, цвет его оливковый, черты лица важны; черные, проницательные глаза его имеют выражение отменно [322] значительное. На вопросы кои о вере его, отвечал он:“мы обожаем Бога различным образом, но может быть, ссыпанные Его благодеяниями, со временем узнаем, что фимиам наш принимаем был одинаково (догадка не сбыточная: она не сообразна ни с правосудием Божиим, ниже со здравым смыслом человеческим, который требует разборчивости)”.

Иманы молятся три раза в день; они, втыкают в землю копье, обращенное к Мекке; окруженные Арабами в благоговейном положении, они поют важный и громкий гимн Богу магометову. Араб, не исполняющий обязанностей религии, строго наказывается.

(Продолжение впредь)

Текст воспроизведен по изданию: Об армии Магмед-Али, Паши Египетского, образованной европейскими офицерами. // Сын отечества, Часть 107. № 12. 1826