Есть в Каире еще одна группа чтецов — так называемые анатиры или антарии, но их гораздо меньше, чем декламаторов первых двух типов, о которых говорилось выше. Если мои сведения верны, то сейчас в Каире живет не более шести анатиров. Название это связано с заглавием народного романа, который они исполняют, — это «Антара» («Жизнеописание Антары») ¹. Поскольку английский читатель знаком со значительной частью этого увлекательного сочинения благодаря переводу мистера Террика Гамильтона, нет нужды пересказывать его. Декламаторы читают этот роман по книге, стихотворные вставки они поют, а прозу воспроизводят так, как это принято в народном искусстве, но без аккомпанемента на рабабе. Содержащаяся в «Антаре» поэзия не вполне доступна простонародью, поэтому слушают этот роман в основном люди образованные.

Анатиры читают и другие сочинения. Говорят, что все они иногда рассказывают эпизоды из романа Сират аль-мугахидин («История воинов»), чаще называемого Сират Зу-ль-Химма ² — по имени главной героини этого повествования. Несколько лет назад они часто читали Сейфа Зу-ль-Язана ³ (в просторечии Сейф аль-Язан и Сейф аль-Язаль) — роман, изобилующий удивительными историями, а также отрывки из «Тысячи и одной ночи». Я думаю что исполнение этих сочинений прекратилось из-за недостатка рукописей, нелегко раздобыть даже фрагменты из них, а если и попадется полный список «Тысячи и одной ночи», то стоит он так дорого, что никакой декламатор не в состоянии его приобрести. Едва ли сами исполнители предпочитают «Абу Зайда», «аз-Захира», «Антару» и «Зельхиму» «Тысяче и одной ночи» и поэтому избрали именно эти сочинения для декламации, но несомненно и то, что современные мусульмане Египта в достаточной мере сохранили чувства, присущие некогда их предкам-бедуинам, чтобы наслаждаться слушанием повествований о войнах и сражениях.

Чтобы дать читателю представление о тех сочинениях, из которых современные каирские профессиональные чтецы черпают материал для развлечения аудитории, я перескажу вкратце [326] некоторые приключения из романа о Зельхиме. Рукопись этого сочинения достать еще труднее, чем списки всех остальных упомянутых выше народных романов. Говорят, что оно занимает пятьдесят пять томов. После долгих поисков мне удалось раздобыть лишь три первых тома (составляющих 302 страницы) и еще два — сорок шестой и сорок седьмой. Эти последние два тома могли бы быть очень полезны для всего повествования, но, к сожалению, большая часть текста написана таким почерком, что его очень трудно разобрать. Поэтому, да и из-за многих других отвлекающих меня дел, я прочел только один первый том. Главным предметом повествования, насколько можно судить по предисловию, являются воинские подвиги арабов-кочевников во времена омейядских и аббасидских халифов. Оно составлено из рассказов разных авторов, девять из которых названы в тексте, но ни один из них ныне неизвестен. Нет сведений также ни об их жизни, ни об их возрасте, но по стилю повествования видно, что жили они не в наше время. Вот как анатиры и мухаддисы обычно излагают этот роман. Когда аль-Асмаи ⁴ сочинил или скомпилировал историю Антары, это произведение (как они говорят) снискало особую популярность и вызвало такой огромный интерес к приключениям арабских воинов, что начались тщательные поиски других подобных историй, из них-то неизвестный автор и составил жизнеописание аль-Мугахидин, или Зельхимы. Однако, чувствуя, что не может тягаться с создателем «Антары» в красноречии, он решил наверстать в объеме повествования и противопоставить сорока пяти томам «Антары» пятьдесят пять томов «Зельхимы». В этом романе много стихотворений, не лишенных красот, но и не чуждых погрешностей, которые, впрочем, скорее следует отнести за счет переписчиков. Я приведу сокращенный перевод той части, которую я прочитал и которая знакомит нас с одним из главных персонажей романа.

В начале сочинения нас оповещают о том, что во времена халифов из династии Омейядов не было среди арабов племени, которое превосходило бы бану киляб могуществом, храбростью, гостеприимством и прочими прославленными бедуинскими добродетелями. Это племя проживало в Хиджазе. Но наместником халифа над племенами пустыни был предводитель бану сулейм, гордившийся своим положением и богатством. Предводителем бану киляб был аль-Харис — всадник, которому не было равных в его время. Он часто совершал набеги на соседние племена и во время одного из таких набегов захватил красавицу по имени ар-Рабаб и взял ее в жены. Она зачала от него и во время беременности увидела во сне, будто от нее исходит пламя, пожирающее всю ее одежду. Этот сон очень взволновал ар-Рабаб, и она рассказала о нем своему мужу. Услышав об этом, аль-Харис настолько удивился и огорчился, что стал искать человека, который сумел бы дать этому сну объяснение. Вскоре он нашел старого шейха, и тот сообщил ему, что его жена родит сына, которому [327] суждено прославиться, а сыну его суждено прославиться еще больше, но что во время родов жизнь ар-Рабаб будет в опасности. Это пророчество он повторил жене аль-Хариса и по ее просьбе сделал амулет, который велел привязать к правой руке младенца, как только он родится. На этом амулете он начертал имя и родословную ребенка: «Это сын аль-Хариса, сына Халида, сына Амира, сына Саа, сына Киляба, такова его родословная среди всех арабов Хиджаза, и он воистину происходит из бану киляб». Вскоре после этого аль-Харис занемог и, проболев недолго, скончался. Большинство арабов из соседних племен, которые подчинялись ему и страшились его, возрадовались его смерти и решили возместить потерянное, разграбив его имущество. Когда слух об этом дошел до вдовы аль-Хариса ар-Рабаб, она решила вернуться в семью своих родителей и попросила черного раба, принадлежавшего ее покойному мужу, сопровождать ее. Они отправились в путь ночью, никого от этом не предупредив, и к полуночи приблизились к становищу арабского племени, предводителем которого был эмир Дарим. Здесь раба попутал дьявол, и он увел ар-Рабаб в сторону от дороги и там объявил, что красота ее возбудила в его груди страсть, которую она должна немедленно удовлетворить. Ар-Рабаб с негодованием отвергла его, но, испуганная этим грубым домогательством, преждевременно родила младенца — сына. Она омыла дитя в воде протекавшего в том месте источника, завернула его в кусок полотна, который оторвала от своей одежды, привязала к его руке амулет и дала ему грудь. Не успела она сделать это, как рассвирепевший от разочарования раб схватил меч и отрубил ей голову. Свершив свою месть, он убежал.

И вот по воле провидения случилось так, что жена эмира Дарима только что родила сына, который сразу умер, а эмир, желая развеять свою печаль, выехал на охоту с несколькими приближенными как раз на следующее утро после убийства ар-Рабаб. Он подъехал к тому месту, где она лежала, и увидел ее. Младенец все еще сосал грудь матери, а Аллах послал к тому месту стаю саранчи (гундуб), чтобы она заслонила его от солнца своими крыльями. Пораженный этим зрелищем, эмир Дарим сказал своему вазиру: «Ты видишь эту убитую женщину с младенцем на коленях, и этих насекомых, дающих ему тень, и эту мертвую мать, в чьей груди все еще не иссякло молоко! Клянусь верой арабов, если ты не выяснишь, кто она и не дознаешься о причине этого убийства, ты лишишься головы так же, как лишилась она». Вазир ответил: «О царь, эта тайна ведома только одному Аллаху, да будет хвалимо имя Его. Разве я был с ней? Разве я знаю ее? Но пообещай мне безопасность, и я сообщу тебе, что, по моему разумению, произошло». И царь сказал: «Я обещаю тебе безопасность» Тогда вазир сказал: «Знай же, о царь, но правда известна одному Аллаху, это дочь какого-то царя. И когда она выросла, ею овладел раб, и от него она родила этого младенца, а ее родичи, узнав об этом, умертвили ее. Таково [328] мое мнение, и более об этом сказать нечего». Царь воскликнул: «Ты пес среди арабов! Зачем ты порочишь эту женщину? Клянусь Аллахом! Если бы я не пообещал тебе безопасности, я бы заколол тебя острием моего меча! Если бы она была повинна в таком грехе, ее грудь не давала бы молока после смерти и Аллах не послал бы этих летучих насекомых, чтобы они защитили младенца от солнца». Затем он послал за женщиной, чтобы она омыла тело, и, когда ар-Рабаб омыли и облачили в погребальные одежды, он похоронил ее с почестями.

А найденыша нарекли аль-Гундубой, потому что гундуб заслонила его своими крыльями. Эмир Дарим отнес младенца к своей жене и уговорил ее воспитывать мальчика как своего сына, что она и делала, пока он не достиг семилетнего возраста. Тогда его послали в школу, где он и оставался, пока не изучил Коран. Достигнув совершеннолетия, он стал всадником, не знавшим себе равных, — горше колоквинта, ядовитее змеи и страшнее любой беды ⁵.

Однажды его приемный отец, эмир Дарим, как это принято у бедуинов, отправился в набег с сотней всадников. Не встретив по пути никакой добычи, он доехал до земли, принадлежавшей женщине по имени аш-Шамта (Седая), которую страшились герои ее времени, потому что она была могущественна и сильна и к тому же обладала большим богатством. Эмир Дарим решил напасть на нее. Услышав о его приближении, она вскочила на коня и отправилась навстречу эмиру и его всадникам. Они вступили в бой и сражались целый час, но в конце концов аш-Шамта одержала верх, убив большинство всадников и обратив в бегство всех остальных, кроме эмира Дарима, которого она взяла в плен и повела в оковах, опозоренного и всеми презираемого, в свою крепость. Те приближенные эмира, кому удалось бежать, вернулись к своим племенам, повергнув их в великое горе рассказом о том, что с ними приключилось. А у эмира Дарима было десять сыновей, и они все собрались и отправились вместе со своими приближенными выручать отца, но все попали к аш-Шамте в плен, а большинство их воинов пало от ее руки. Тогда аль-Гундуба решил испытать свое воинское мастерство в бою с этой воительницей. Он отправился один, никому, кроме приемной матери, не сказав о своем намерении, и вскоре прибыл туда, куда направлялся. Аш-Шамта находилась в это время на крыше своей крепости. Увидев, как он скакал, она сразу поняла, что к ней приближается герой. Она быстро спустилась, вскочила на коня и отправилась к нему навстречу. Аш-Шамта обратилась к нему с громкими криками, которые прокатились по пустыне, но аль-Гундубу эти крики не испугали. Они вызвали друг друга на поединок и сошлись в бою. Состязание их длилось целый час, когда наконец копье аль-Гундубы пронзило грудь аш-Шамты и вышло, сверкая, из ее спины, и воительница пала на землю, утопая в собственной крови. Увидев, что их госпожа мертва, сорок рабов аш-Шамты кинулись [329] на победителя, но он сбросил их всех с коней, а потом, устыдив за то, что они, обладая мужской доблестью, служили женщине, повелел им покориться ему, и они все признали аль-Гундубу своим господином. Он разделил между ними сокровища аш-Шамты, и, выпустив своего приемного отца и братьев, вернулся вместе с ними в становище.

Этот подвиг прославил имя аль-Гундубы среди всех племен пустыни. Но в душу эмира Дарима закралась зависть, и он вскоре после этого захотел, чтобы аль-Гундуба отправился жить в какое-нибудь другое место. Тот пытался возражать, но тщетно, и аль-Гундуба стал готовиться к отъезду. Когда он уже собирался покинуть становище, эмир Дарим выразил желание открыть амулет, привязанный к руке юноши, и прочитать, что за надпись скрывалась в нем, и аль-Гундуба разрешил ему сделать это. Взглянув на бумагу, которая хранилась в амулете, эмир Дарим испустил громкий крик и сказал своим приближенным, которые подошли к нему, чтобы узнать причину этого крика: «Этот юноша — сын нашего врага аль-Хариса Киляба. Его надо схватить и предать смерти». Но аль-Гундуба настоял на том, чтобы все воины поочередно сразились с ним в поединке. Первым его вызвал эмир Дарим, обратившись к нему такими стихами:

Сегодня я предвещаю тебе смерть и позор
От моего оружия, о последыш мерзких родителей.
Не думал ли ты, о низкий найденыш, возвыситься
Над воинами нашего племени?
Ныне твоя надежда обманула тебя и твое желание оказалось несбыточным,

Ибо сегодня мы узнали, что ты рожден от наших врагов.
Твой кровожадный отец угнетал наше племя,
Обращая наших соплеменников и наше богатство в свою добычу.

Но сегодня настало время отмщения
И наши герои увидят, как я отомщу за все их обиды!
Поверь, смерть твоя близится.
Мое грозное копье мечом пронзит тебя,
Ибо это я ввел тебя в наше племя,
И теперь я должен устранить врага, которого сам привел сюда.

Аль-Гундуба сказал: «О мой дядя, не жалей о том, что ты был добр ко мне. Отпусти меня отсюда, не уничтожай содеянное тобою добро». Но Дарим ответил: «Не пытайся протянуть время. Ты должен умереть, и это решено». Тогда аль-Гундуба обратился к нему с такими словами:

Берегись, о Дарим! Поверни вспять,
Не спеши навстречу судьбе.
Разве я когда-нибудь причинял тебе зло?
Ведь я всегда обращался к тебе с почтением,
Моей рукой и моим копьем была повержена аш-Шамта.
Когда ты был ее пленником, скованным и опозоренным, [330]

Я освободил тебя, и вот теперь за это
Я должен сойтись с тобою лицом к лицу во вражеском поединке?
Пусть же рассудит нас Аллах, Он справедлив
И покажет, кто прав, а кто виноват.

Не успел он произнести эти слова, как эмир Дарим напал на него. Они сражались целый час, и наконец аль-Гундуба пронзил грудь эмира своим копьем, и оно вышло, сверкая, из его спины. Увидев, что отец их повержен, сыновья Дарима двинулись против аль-Гундубы, который принял их нападение так, как иссохшая земля принимает моросящий дождь. Двоих он заколол, а остальные бежали и рассказали своей матери о том, что произошло у них на глазах. Она пришла к аль-Гундубе с обнаженной грудью и непокрытой головою и, рыдая, воскликнула:

О Гундуба! Твое копье сотворило беду:
Повержен муж и повержены юноши, и вот они лежат окровавленные,
И среди них старший из моих сыновей.
Они заслужили эту кару, но я молю тебя,
Пощади остальных из жалости ко мне,
Сдержи свой гнев и не лишай их жизни,
Помни, что. я вырастила тебя и вскормила
Сосцами своей груди, о благородный юноша!
Пожалей нас и оставь нас с миром,
Забудь свои обиды и оставь раздоры,
Ведь я люблю тебя, как родного сына,
И потерять тебя мне будет еще тяжелее.

Аль-Гундуба выслушал ее, а когда она умолкла, ответил:

О мама! Клянусь Тем, кому мы все поклоняемся,
Клянусь Та ха ⁶! Я сокрушаюсь
О том, что. меня вынудили совершить.
Я этого не замышлял, а сотворил это против своей воли,
Но Аллах, кому я обязан своей победой,
Давно повелел, чтобы все это совершилось.
Ради тебя я дарую им прощение и сделал бы это,
Даже если бы их копья исторгли кровь из моего тела.
Удалиться отсюда и разорвать узы
Любви и привязанности — это тяжкое для меня испытание.
Пока я жив, я всегда буду желать тебе мира
И ничем не омраченной радости.

Сказав это, аль-Гундуба покинул свою приемную мать и отправился один в крепость аш-Шамты. Рабы увидели его издали и двинулись ему навстречу, и он рассказал им обо всем, что с ним произошло. Затем он спросил, не хочет ли кто-либо из них отправиться вместе с ним на поиски лучшего места, где они могли бы перехватывать караваны и брать добычу. Рабы высказали готовность сопровождать его, и он отобрал из них столько, сколько ему было нужно, а остальных оставил в крепости. Аль-Гундуба путешествовал со своими рабами до тех пор, пока они не попали [331] в безлюдную и мрачную долину, лишенную растительности и воды, и там рабы, испугавшись, что им грозит смерть от жажды, договорились убить аль-Гундубу, но он, поняв причину их недовольства и угадав их намерения, проехал дальше и вывел их в долину, изобиловавшую пастбищами и источниками, где они и остановились отдохнуть. Аль-Гундуба подождал, пока они не уснули, а потом пронзил их всех, одного за другим, своим мечом. Совершив это, он снова отправился в путь и ехал всю ночь, а утром прибыл в долину, окруженную зелеными склонами холмов, изобилующую обширными пастбищами, быстрыми ручьями и пышными деревьями, в ветвях которых птицы пели хвалу Могущественному и Предвечному Господу. Посреди долины он увидел шатер, около которого стояло воткнутое в землю копье и паслась привязанная лошадь. И когда эмир аль-Гундуба остановил свой взгляд на этом шатре, из него вышел человек приятного вида, в полном вооружении и, сев на коня, молча поскакал ему навстречу, намереваясь вступить с ним в бой. «Брат мой! — воскликнул аль-Гундуба. — Начни с приветствия, а не с удара меча, ведь таково правило благородных». Но ответа не последовало. Они сражались, пока их копья не обломались и пока их мечи не притупились. Наконец аль-Гундуба ухватил своего противника за одежду и сбросил его на землю. Он было занес свой меч над поверженным воином, но тут голос, такой сладостный, что его звук мог бы излечить больного, воскликнул:

Сжалься над своим пленником,
О герой, которому нет равных среди живущих!

«Кто ты, мужчина или женщина?» — вопросил аль-Гундуба. «Я девственница», — ответила она и, сняв с себя лисам ⁷, открыла лицо, подобное полной луне. И когда аль-Гундуба увидел ее красоту и изящество, его охватила любовь и страсть. Он воскликнул: «О госпожа среди красавиц, о утренняя звезда, о жизнь души! Посвяти меня в свою тайну и поведай мне правду о себе». Она ответила: «О герой, которому нет равных среди живущих! Как мне рассказать тебе мою историю — в прозе или в стихах?» Он сказал: «О красавица среди красавиц! О та, с кем не может сравниться ни одна из живущих ныне дев! Я хочу услышать от тебя только стихи». И тогда она рассказала о себе в таких стихах:

О ты, благородный герой и великодушный рыцарь!
О предводитель воинов! Всегда первый в бою!
Слушай и внимай тому, что я тебе поведаю.
Я девственница, о могущественный герой!
Я дочь аль-Малика Кабуса, я та дева, что добилась
Вызывающей зависть славы своей дланью.
Я признанная всеми героиня, храбрая и умелая в бою,
Одинаково мастерски разящая копьем и мечом.
Многие домогались брака со мной, но ни один
Не сумел побудить меня ответить на его любовь,

И я клянусь Господом Милосердным [332]
И благородным Мустафой, этим подобным луне светом,
Что никогда не соглашусь ни с одним из живущих на земле
Связать себя узами брака,
Если он не будет прославленным героем,
Тем, кого трудно одолеть в бою,
Кто сойдется со мной в поединке и одолеет,
Ни разу не обнаружив ви слабости, ни страха.
Те, кто домогались меня, собрались, и я сражалась с каждым из них по очереди

И повергла их всех на глазах у моих соплеменников.
Ни один из всадников не добился желаемого,
Ибо я отбилась от притязаний всех смелых рыцарей.
Меня по справедливости, назвали Убивающая Героев,
Ибо никто не мог равняться со мной сверкающим оружием.
Но я боялась, что мой отец в конце концов заставит меня
Стать женой какого-нибудь ничтожества,
Поэтому я убежала в это безлюдное место.
Я избрала его для того, чтобы поселиться здесь с моими всадниками.

Мы следим здесь за проходящими караванами
И удовлетворяем свой аппетит при помощи грабежа.
Ты взял меня в плен и смилостивился надо мной,
Сделай мне еще одну милость, не отвергай моего желания,
Возьми меня в жены и обними меня не медля,
Ибо я добровольно признаю твое право на меня.

После этого Катталят аш-Шуган (Убивающая Героев) сказала аль-Гундубе: «Пойдем со мной и с моими воинами в наше становище». Они отправились в становище, где ее приближенные приняли их с великой радостью и пировали в честь эмира аль-Гундубы в течение трех дней. А на четвертый день Катталят аш-Шуган собрала своих соплеменников вместе с аль-Гундубой в своем шатре и пригласила всех от мала до велика принять участие в пире. Поев, они начали беседу и попросили аль-Гундубу поведать им свою историю. Тогда он рассказал им обо всем, что случилось с ним у эмира Дарима, как он освободил его вместе с сыновьями из плена и какой неблагодарностью они ему за это отплатили. Вокруг него сидело десять воинов, и девять из них рассказали о своих воинских подвигах. А десятый был раб, и, когда его спросили о его жизни, он рассказал о своей службе у эмира Хариса и о том, как он убил его вдову. Аль-Гундуба с волнением слушал эту повесть о гибели своей матери, и, как только раб умолк, он выхватил меч и отрубил ему голову, воскликнув: «Я совершил кровную месть над этим рабом-предателем!» Все присутствующие также схватились за мечи, и поднялся страшный шум. Катталят аш-Шуган в это время куда-то отошла, но, услышав крики, она немедленно вернулась, желая узнать, что случилось. Воины рассказали ей обо всём, требуя, чтобы она позволила им умертвить аль-Гундубу. Она отвела их в сторону и объяснила, что он вкусил ее пищи и что она не может выдать его для убиения, даже если бы он лишил ее чести, но что она посоветует ему уехать поутру, а когда он покинет становище, они будут вольны сделать с ним, что захотят. Потом она пошла к нему и рассказала о [333] нависшей над ним опасности. Аль-Гундуба спросил ее, как ему следует поступить. Она ответила: «Давай поженимся безотлагательно и уедем от этих людей». И он охотно дал свое согласие на это. Они тут же поженились, взяв одного лишь Аллаха в свидетели, и, выехав из становища ночью, находились в пути до самого утра, воздавая хвалу Господу. Так они продолжали свое путешествие в течение четырех дней, а на пятый день подъехали к долине, изобилующей деревьями, фруктами, птицами и быстрыми ручьями. Аль-Гундуба и Катталят аш-Шуган прибыли в эту долину в полночь. Заметив среди деревьев что-то белое, они приблизились и увидели коня, цветом подобного камфоре. Они подождали до утра и с рассветом разглядели становище с многочисленными палатками и шатрами, около которых торчали воткнутые в землю копья. Вокруг царило изобилие: паслись табуны лошадей и стада верблюдов. Девушки ударяли в тамбурины. Аль-Гундуба и Катталят аш-Шуган проехали по этой долине, а любовь его тем временем все возрастала, и речь любимой ласкала ему слух. Сейчас она впервые решилась спросить, почему он убил ее раба, когда находился у нее в гостях, и он рассказал ей о том ужасном преступлении, которое этот раб совершил. Пока они говорили о красоте долины, на горизонте появилось облако пыли, а когда оно рассеялось, показались скачущие галопом всадники. Аль-Гундуба было решил, что это соплеменники его жены, которые поспешили за ними в погоню, но ошибся, ибо отряд разделился на четыре группы и двинулся с четырех сторон на становище, раскинувшееся в долине, которая вскоре огласилась горестными криками, воплями и восклицаниями: «О Амир! О Киляб!» Услышав эти крики, аль-Гундуба крикнул своей жене: «Это сыновья моего дяди! Моя плоть и кровь!» — и устремился к ним на помощь. Катталят аш-Шуган решила последовать за ним, и они вместе бросились на врага, убивая всех на своем пути и пронзая грудь всем пешим воинам с такой яростью и так победоносно, что воины поверженного было племени снова собрались с силами и отбили врагов, отобрав у них всю добычу, а после этого вернулись к аль-Гундубе и спросили его, кто он такой. Он ответил: «Сейчас не время задавать вопросы, сейчас время отдохнуть от битвы и сражения!» Тогда они отвели его к себе в становище и разошлись по палаткам. А потом, после отдыха и трапезы, аль-Гундуба рассказал им свою историю. Обрадованные его словами, все воскликнули: «Истина выяснилась, и сомнение рассеялось, справедливость восторжествовала, виновный получил по заслугам, а меч вернулся в ножны!» Они сразу признали аль-Гундубу своим законным предводителем, но после смерти алъ-Хариса предводителем племени был избран эмир по имени Габир, который ненавидел аль-Хариса и называл его грабителем, и этот эмир стал оспаривать избрание аль-Гундубы и потребовал решить дело поединком. Аль-Гундуба принял вызов, и соперники встретились в бою, но, хотя Габир и был опытным воином, аль-Гундуба все же [334] заколол его. Благодаря этой победе ему досталась кобыла Габира, владеть которой стремились все жители пустыни. Остальное имущество поверженного предводителя аль-Гундуба отдал соплеменникам, чтобы они разделили его между собой. Однако у Габира было много приверженцев, и, увидев, что их предводитель пал в бою, они собрались и двинулись против аль-Гундубы. Но он с помощью своих сторонников одержал над ними верх и обратил их в бегство. Аль-Гундуба преследовал врага, а потом вернулся и сел среди своих приближенных и родичей, а шейх племени привел ему коней, принес оружие и все необходимое. Аль-Гундуба принял дары от каждого рода, а его жене поднесли украшения. И с этого дня эмир аль-Гундуба был признан всеми племенами как предводитель бану киляб.

Комментарии

1. На русском языке имеется сокращенный перевод этого сочинения под названием «Жизнь и подвиги Антары». Пер. И. Фильштинского и Б. Шидфар. М., 1968. — Примеч. пер.

2. Отдельные части этого сочинения появились, очевидно, не менее трехсот лет назад. В них главная героиня фигурирует под именем Зельхимы (Зу-ль-Химма — в более поздних фрагментах).

3. На русском языке имеется сокращенный перевод этого сочинения под названием «Жизнеописание Сайфа, сына царя Зу-Язана». Пер. И. Фильштинского и Б. Шидфар. М., 1975. — Примеч. пер.

4. Улемы относятся к роману об Антаре с презрением и смеются над утверждением, будто он сочинен аль-Асмаи.

5. У арабов эти слова имеют не негативный, а, наоборот, хвалебный смысл.

6. Та ха (заглавие XX суры Корана, состоящее из двух букв арабского алфавита) считается именем пророка (чье имя не только Мухаммад, но также Мустафа и Ахмад) и часто употребляется в этом значении, так же как и Йа син — заглавие XXXVI суры Корана.

7. Лисам — кусок ткани, которым бедуины закрывают нижнюю часть лица. Он делает их неузнаваемыми для других арабов, которые иначе могли бы их убить по обычаю кровной мести.

(пер. В. В. Наумкина)
Текст воспроизведен по изданию: Э. У. Лэйн. Нравы и обычаи египтян первой половины XIX века. М. Восточная литература. 1982