|
А. Б. КЛОТ-БЕЙ ЕГИПЕТ В ПРЕЖНЕМ И НЫНЕШНЕМ СВОЕМ СОСТОЯНИИ ВВЕДЕНИЕ. ИСТОРИЯ ЕГИПТА § 1. ВРЕМЕНА ФАРАОНОВ. Баснословные времена. — Времена исторические. — Таблица династий царей египетских. — От начала первой династии до покорения Египта царями-пастырями. — Вторжение пастырей. — XVII-я династия. — Сезострис. — Внешнее могущество Египта в царствование Сезостриса — Внутреннее управление. — Торговля. — Вторжение Ефиопиян. — XXVI династия. — Покорение Египта Персами. 1) Баснословные времена. — Я удалился бы от цели своего сочинения, если бы углубился в хронологический лабиринт, который встречается в самом начале истории Египта. Известно, что жрецы египетские считают мириады лет от начала существования их анти-исторической нации. В продолжение этого времени Египет, по мнению их, был управляем богами, полубогами или героями. Период владычества богов продолжался 42,000 лет, из которых 12,000 лет они приписывают Царствованию Фта (Phtah), или Вулкана, а 30,000 лет царствованию Солнца. После этой первой эпохи, следовало владычество полубогов, из которых Греки составили своих двенадцать главных богов, как-то, Сатурна, Юпитера, и пр. Предоставляю другим разбирать этот хаос и искать согласия с нашей хронологией, основанной на Священном Писании. [VIII] 2) Времена исторические. — Первая черта, на которую может указать нам историческая критика как на начало истории Египта, есть исчисление династий царей египетских, составленное Манефоном. Этот главный жрец Гелиополиса, живший за триста лет до нашей эры и заведывавший священными архивами, составил, по повелению одного из Птолемеев, древнюю историю Египта. Нам остались от его труда только хронологические таблицы династий, сохраненные различными древними историками. Хотя эти таблицы чрезвычайно спутаны и наполнены пропусками, однако ж все-таки могут с некоторой вероятностью указывать на главнейшие пункты этой отдаленной истории; новейшие ученые, проникнувшие в тайны иepoглифов, часто находят подтверждение сказаниям Мане-фона в надписях, которыми покрыты развалины Египта. Иногда они даже исправляют ошибки, которыми исказили труд Манефона писатели, передавшие нам его. Представляю здесь сокращенную таблицу династий египетских в том виде, как только можно ее составить по каталогу Манефона и по новейшим открытиям. В каждой из этих таблиц я означаю год вступления на престол, или начало каждой династии, число царей, бывших в каждой династии, и общее число лет их царствования. После постараюсь указать главнейшие исторические события из жизни тех царей, с которыми соединены великие воспоминания, и о мудрости и силе которых Египет доселе еще представляет в своих развалинах самые достоверные сведения. [IX] Таблица династий египетских (Заимствую эту таблицу из любопытного сочинения «О Египте», напечатанного Шампольоном в «l’Univers Pittoresque». Желающим глубже изучить историю Египта советую прибегнуть к этому ученому творению, где статья о Египте, написанная с совершенным знанием дела, весьма замечательна по материалам, доставленным недавними открытиями и в первый раз напечатанными г. Шампольоном-Фижаком)
4) От первой династии до завоевания Египта царями-пастырями. — Первый царь первоначальной династии был. Mеней, которого греческие историки называют Менесом. Он заменил феократическое правление монархическим. Говорят, что в его царствование Дельта была еще болотом; он проложил новое ложе для Нила и основал знаменитый город Мемфис, которого развалины и теперь еще видны в деревнях Менфe, Мокхане и особенно в Мит-Рене. Меней имел множество преемников, которых имена и деяния остались совершенно неизвестными. Эти многочисленные династии не оставили в истории других следов, кроме памятников, воздвигнутых ими и служащих до сих пор предметом удивления для путешественников, ученых и художников. Памятники III-й династии считаются древнейшими; к ним принадлежат пирамиды Дашхурская и Саккарахская. Пирамиды Гизехские были гробницами трех первых царей IV-й династии. Один из царей ХII-й династии, Лабарес, велел построить в Арсиноитском Hоме (Файуме) знаменитый в древности лабиринт, который считался седьмым чудом света. Этот лабиринт по-видимому имел чрезвычайно важное назначение. Он служил местом собрания для депутатов из разных провинций египетских, которые были созываемы в важных обстоятельствах и должны были подавать свое мнение о том, на что должно решиться правительство в данном случае. Теперь не осталось никаких следов этого лабиринта. 5) Вторжение пастырей. — Под именем «пастырей» (гиксос) Египтяне разумели кочующих жителей пустыни, которых теперь мы называем Бедуинами. Во время XVI династии, эти неустрашимые люди, загрубелые в трудностях и опасностях войны, привыкшие ко всем лишениям кочующей жизни, вторглись в Египет чрез [XI] Суэзский Перешеек и овладели Дельтою; шестеро из их главных предводителей управляли Египтом в продолжение 260 лет, с 2082 года до нашей эры; при четвертом из этих царей Иосифе сделался главнейшим государственным сановником и перевез в Египет семейство Иакова — родоначальное семейство еврейского народа. 6) XVIII-я Династия. — Египтяне едва могли выносить бремя правления царей-пастырей. Они с трепетом повиновались этим варварам, которые уничтожили почти все, что предшествовавшие династии сделали полезного в великого. Потомки древних царей, которых свергли пастыри, укрывшись и собравшись с силами в Верхнем Египте, напали наконец на чужеземных властителей Дельты; Аменоф I-й совершенно изгнал их и. покорив Египет своей власти, положил основание XVIII-й династии, которая была знаменитее всех династий, царствовавших в древнем Египте. Первые четыре царя XVIII-й династии, Аменоф I-й, Тутмозис I-й, Тутмозис II-й и Тутмозис III-й, посвятили все свое царствование восстановлению сил народа, угнетенного продолжительными притеснениями пастырей. Владычество пастырей было разрушительно для Египта. Первые цари XVIII-й династии решились все возобновить и исправить: они восстановили религию во всем ее блеске и преимуществах; возродили уважение к древним законам, уже забытым и вышедшим из употребления; вновь вырыли каналы, возобновили разрушенные города, и снова воздвигли разрушенные памятники. Многие величественные здания в Карнаке и в Мединет-Абу воздвигнуты ими. Из этих четырех царей особенно отличается Тутмозис III-й, более известный под именем Мерида; сверх многих других памятников, он построил два александрийские обелиска и дал свое имя озеру, известному теперь [XII] под названием Биркет-эль-Керуна и орошающему своими водами прекрасную провинцию Файум; озеро это в древности принимало в себя излишек воды при разлитии Нила; когда же вода сбывала, оно оплодотворяло значительную часть Среднего Египта. 7) Сезострис. — Восстановив порядок и благоденствие в Египте, XVIII-я династия распространила власть свою за пределы его и доставила ему перевес над всеми соседними странами. Между многими царями, которые ознаменовали себя завоеваниями, особенно замечателен Рамзес III-й, обыкновенно известный под названием Сезостриса. Сезострис снова завоевал все страны, покоренные его предками, и простер свои владения до пределов Индии. Огромные богатства, приобретенные победами, и подати, собранные с покоренных народов, он употреблял на обширные общественные работы; ему приписывается между прочим мысль соединения Нила с Чермным Мо-рем. Между многими важными постройками, которыми украсил он Египет, видны еще и теперь памятники Ибсамбула, Дерри, Гирхе-Ханана и Уади-Эссебуа, в Нубии; а в Египте памятники Курны, Эль-Мединеха близ Курны, часть Луксорского Дворца и огромная колоннада во Дворце Карнакском. «Этот памятник» говорит Шампольйон-Младший «великолепнее всего того, что когда-либо воздвигала рука человеческая». В царствование Сезостриса Египет достиг самой высокой степени внутреннего благоденствия и внешнего могущества. 8) Внешнее могущество Египта в царствование Сезостриса. — Вот страны, которые тогда признавали непосредственное владычество, или сюзеренство Фараона: Нубия, Абиссиния, Сеннаар, большая часть южных стран Африки; все кочующие племена в пустынях на востоке и [XIII] западе Нила, Сирия, Аравия, Царство Вавилонское и Ниневийское, большая часть Средней Азии, остров Кипр, многие острова Архипелага и многие государства, составляющие нынешнюю Персию. 9) Вторжение Эфиопиян. — Царствование XVIII-й династии составляет период величия, славы и могущества Египта. Вторжение Эфиопиян под предводительством Сабакона разрушило весь труд Сезостриса. Эфиопияне были изгнаны из Египта родоначальником XXVI-й династии, Стефинатием. 10) XXVl-я Династия. Завоевание Египта Персами. — Без сомнения, древний Египет с своей прежней организацией мог бы гораздо долее существовать исторически, если бы имел возможность избегать всякого столкновения с чужеземцами, и если бы Нильская Долина была так выгодна в военном отношении, что могла бы защищать его от нападения других народов. Но Египет имеет весьма плохие естественные средства к защите; он был завоевываем всеми (как говорит Вольтер), кому только хотелось нападать на него. Представляя легкую добычу, он привлекал к себе всех завоевателей, которые пользовались его земледельческими богатствами и выгодным местоположением в таком пункте, где соединяются три материка и где два моря разделяются только перешейком в несколько миль. Недостаток Египта в естественных средствах защиты был единственной слабой его стороной. Древние законодатели его очень хорошо понимали это, потому что запрещали именем религии всякое сообщение с иностранцами, опасаясь, чтобы чужеземцы, имея свободный вход в Египет, не соблазнились мыслью завоевать его. Пока власть жрецов была сильна и имела влияние на народ, до тех только пор и не было сношений с иностранными народами; но цари XXVI-й династии свергли с себя иго феократического [XIV] правления и дозволили эти сношения. Один из них, Псамиетих I-й, приняв к себе в службу Греков, Кариян, Ионян, оскорбил этим поступком касту военных; большая часть из них удалилась в Эфиопию, и Египет лишился естественных своих защитников. Один из преемников Псамметиха, Уафрей, восстановил против себя народ, окружив себя чужеземными воинами, и сверх того сделал большую ошибку, навлекши на себя гнев царя ассирийского Навуходоносора, против которого поднял оружие, помогая Евреям. В войне против Навуходоносора, Уафрей был разбит; Навуходоносор вторгся в Египет, где оказал покровительство Амазису, возмутившемуся против Уафрея. Царствование Амазиса было продолжительно и счастливо. Историки говорят, что в его время в Египте было не менее двадцати тысяч населенных городов. В его же царствование Пифагор и Солон посетили Египет. Но в конце своего царствования, не задолго до смерти своей, Амазис видел уже собирающуюся грозу, которая должна была разразиться над Египтом и уничтожить его независимость. Амазис оскорбил начальника Греков, бывших у него в службе; Грек убежал к сыну Кира и убедил его напасть на Египет, что и исполнил Камбиз вскоре по смерти Амазиса. Он дал только одно сражение при Пелузе, и Египет уже покорился ему. Он взял в плен царя египетского Псамменита, и убил его сына. Персы сделались властителями Египта в 525 году до Р. X. § 2. РЕЛИГИЯ ДРЕВНИХ ЕГИПТЯН. Начало единобожия.—Высшая тройственность. — Различные боги. — Озирис, Изида и Гор. — Тифон. — Переселение душ. -- Обожание животных. -- Города, посвященные животным. — Религиозное разделение Египта. 11) Полагаясь на греческих и римских историков, [XV] напрасно думают ученые, что религия Египтян состояла только в грубом и смешном обожании известных животных и растений. Религия их была основана на возвышеннейших метафизических началах, которые в глазах народа облекались в действия символические, которых таинственное значение было известно только жрецам, и которых не понимали ни народ египетский, ни иностранцы. Начало единобожия было основанием египетской феологии; Аммон-Ра считался высшим существом, от которого все происходило во вселенной. Аммон-Ра представлял собою начало мужеское, с которым неразлучно соединено было начало женское, под именем богини Мут, или Муф. От соединения Аммона-Ра с богинею Мут родился бог Хонс. Таким образом составилась высшая тройственность. От этой тройственности происходили все боги египетские, долженствовавшие представлять собою бесконечные проявления божества во вселенной. Иepapxия богов состояла из групп, из которых в каждой было по три лица: начало мужеское, начало женское и плод их союза. Ниже Аммона-Ра, который часто был обожаем под именем. Кнуфиса, шел многочисленный ряд богов, которых Греки присвоили ceбе, дав им новые имена. Таковы: Буто, богиня ночи, которая у Египтян имела тe же атрибуты, как и Ночь у Греков; — богиня Нейт, чтимая в город Саисе, в Нижнем Египте, и соответствовавшая Минерве; — бог Фта, занимающий в ряду богов египетских третье место, и равняющийся Вулкану Греков, был орудием творения. Бог Кнуфис выкинул изо рта яйцо; яйцо это представляло творение; Фта вышел из этого яйца. Он составил первобытное вещество. Бог этот, по мнению Египтян, был первым из их царей; главный город Мемфис был посвящен ему; [XVI] в великолепном храме, воздвигнутом в честь его в Мемфисе, всегда посвящали царей; — богиня Хатор, Венера Египтян, была также обожаема в Мемфисе; — бог Фре, бог Солнца, Гелиос Греков, торжественное поклонение которому совершалось в Гелиополисе; — Тот, Гермес Греков, который открыл людям первые основания наук, искусств и торговли; он был обожаем в Гермополисе; ему посвящали птицу ибис; — богиня Бешт, чтимая в Бубастисе и переименованная Греками в Диану; из животных ей посвящен был кот. Три божества, которым вверено управление землей, были Озирис, Изида и Гор. Их царствование было непосредственно перед началом рода человеческого. История периода их царствования занимает первую часть египетских летописей. Если верить Плутарху, Озирис представлял собой деятельное начало произвождения существ, а Изида первоначальное страдательное вещество, из которого произошли все отдельные существа. От соединения Озириса и Изиды, или лучше, от производительного начала и вещества — произошел свет, вселенная, совокупность всех вещей: это был единственный сын бога. Имя ему Гор. Возле начала порядка и гармонии, представляемых Озирисом, Изидой и Гором, существовало начало зла и раздора, Тифон, брат и враг Озириса. Египтяне предполагали, что Озирис, образовав Египет и основав Стовратые Фивы, вознамерился простереть свои благодеяния на всю землю, и что с этим намерением он посещал все народы, которые под различными именами воздвигали ему храмы. По возвращении его в Египет, жена и сестра Тифона, Нефти, влюбилась в него и, под именем Изиды, имела от него сына Анубиса. Оскорбленный Тифон расставил сети Озирису и умертвил его и сына его, Гора, и бросил тела их в [XVII] Танитское устье Нила. Говорят, что это происшествие было причиной ужаса, который внушало Танитское устье древним Египтянам. Они веровали также, что куски тела Озирисова, брошенные в реку, сообщили водам ее плодотворную силу. Но Озирис вышел из ада, и по воскресении своем получил имя Сераписа; он воззвал к жизни Гора и дал ему opyжиe, приказав сразиться с Тифоном. Гор победил начало зла. Но Изида спасла его, доставив ему убежище, и с тех пор он живет тайно во вселенной, не переставая нарушать царствующего в ней порядка и навлекая на нее всевозможные бедствия. Озирис был представляем в храмах под разными эмблемами, о которых мы будем говорит в главе о древних памятниках; но большею частью его представляли и покланялись ему под видом черного быка. Отсюда произошло известное поклонение быку Апису. Отличительные знаки этого священного быка были: четвероугольное белое пятно по средине лба; Фигура орла на спине; двоякая шерсть на хвосте, и узел в Форме улитки под языком. Египтяне верили переселению душ и бессмертию. Они думали, что душа, по разрушении тела, переселяется в животное, готовящееся произойти на свет, и что по прошествии трех тысяч лет оно снова принимает человеческую Форму и начинает новый период существования. Как ни была глубока сущность египетской религии, которой таинства мы можем только угадывать, потому что эти таинства известны были лишь жрецам и людям посвященным; но вера народная скоро превратилась в грубый полифеизм. Между многими суеверными обрядами, совершавшимися в Египте, нельзя умолчать о почестях, воздававшихся животным. Известно, что главными священными животными были: кошки, Фараоновы мыши [XVIII] (ихнеумоны), собаки, голуби, ибисы, волки и крокодилы. Большая часть этих животных была содержима в храмах, что стоило больших издержек. Когда животные умирали, огромные суммы были издерживаемы на погребение их, и по умершим носили траур. Умышленное убийство которого-нибудь из животных наказывалось смертью. Тяжкое наказание налагалось также на того, кто даже нечаянно убивал кошку, или ибиса. Диодор-Сицилийский говорит, что в царствование Птолемеев, несмотря на ужас, какой внушали тогда Римляне своим могуществом, один Римлянин убил нечаянно кошку, и ничто не могло избавить его от ярости фанатического народа. Многие города исключительно посвящены были поклонению различным животным. Таким образом, быку Апису поклонялись в Мемфисе, быку Мневису в Гелиополисе, козлу в Мендесе, льву в Леонтополисе, крокодилу на Меридовом Озере и в городе Крокодилополисе, волку в Ликополисе. Причина религиозных почестей, воздаваемых животным, была известна только жрецам, и они держали ее в тайне. Греческие путешественники приписывали это богопочитание, — по гипотезе, которая им казалась очень вероятной, — то услугам и пользе, приносимым этими животными, то различным качествам, которых они были эмблемою. По уверению св. Климента Александрийского, в святилищах храмов египетских не было никаких статуй; в самом отдаленном углу храма стояло всегда священное животное, закрытое покрывалом от глаз непосвященных; это животное было символом божества. Египет был разделен, так сказать, на религиозные департаменты, из которых каждому было присвоено особенное поклонение божеству, или лучше, божественной тройственности. Диодор-Сицилийский приписывает это разделение политической причине. По его уверению, один [XIX] из древних царей египетских, желая легче властвовать над всем Египтом, вознамерился так устроить государство, чтобы в нем не могло возникнуть по общему согласию восстания против его власти; для достижения этой цели он разделил Египет на округа, и каждому из них назначил особое божество, запретив известного рода пищу. Он привел в действие старинное правило: «разделяй и царствуй». Диодор говорит, что успех соответствовал этому намерению, потому что жители соседних земель беспрестанно ссорились между собой за нарушение церковных обрядов. Впрочем, хотя каждому божеству отделена была особая часть земли, но во всех храмах, возле эмблемы бога находилось изображение Аммона-Ра, высшего бога для целого Египта. Мне невозможно более распространяться о религии древних Египтян. Предмет этот бесконечно обширен, тем более, что до сих пор еще так мало занимались им, и мне остается только предложить читателю, которого он интересует, обратиться к сочинениям, исключительно для того назначенным, и преимущественно к творениям знаменитого Шампольйона. § 3. ОБЩЕСТВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ, ПРАВЛЕНИЕ И ЗАКОНЫ ДРЕВНИХ ЕГИПТЯН. Касты. — Жрецы. — Каста воинов. — Каста народа. — Царь. — Управление. — 3аконы. 12) Касты. — В счастливые времена фараонов народонаселение в Египте простиралось от 5 до 7 миллионов. Жители эти разделялись на три большие касты, именно: на касту воинов, касту жрецов и касту народа. Каста народа подразделялась на два класса: на класс земледельцев и класс торгующих. Законом запрещалось [XX] детям переходить из звания своих родителей в другое; отсюда проистекала целостность и неподвижность главных общественных отделов. 18) Жрецы. — Правление в Египте сначала было феократическое; власть верховная сосредоточивалась в касте жрецов; впоследствии эта власть перешла к главным начальникам касты воинов; но, несмотря на то, жрецы все-таки сохранили большую часть своих прав и привилегий. При Фараонах, жрецы, обладавшие обширными землями, освобождены были от всякой подати. Уважение, оказываемое им, было одной из главных причин их богатства несметного. Богатство это составлялось, кроме принадлежавших им земель, из постоянных доходов, которые, получали они от народа, жертвовавшего в пользу их своим имуществом. Такие доходы, род десятины, давались натурой. Все классы обязаны были платить жрецам дань, даже царь не был от нее избавлен. Жрецы не только собирали эту дань с живых людей и с произведений земли, но и мертвые были обложены от них оброком: им принадлежали в собственность «некрополисы», и за каждую мумию, положенную в эти огромные катакомбы, они получали ежегодную плату. Каста жрецов вмешивалась во все дела, касавшиеся целой нации: решала мир или войну, наблюдала за публичными работами и земледелием, смотрела за внутренним управлением; при всех важнейших правительственных мерах всегда спрашивали ее совета, и мнение, произнесенное главными ее членами, соблюдалось свято. Цари возводились на престол в собрании жрецов; после монарха главный жрец был первым сановником государства. Жрецы занимались медициной и астрономией, умели бальзамировать тела, и едва ли не они одни были [XXI] образованными людьми в Египте. Преимущественно же они занимались арифметикой и геометрией. В самом деле, кадастральные операции должны были иметь величайшую важность в стране, где ежегодное разлитие реки уничтожало границы частной собственности и могло быть причиной беспрестанных споров, если бы геометрия своими верными выкладками не означала в точности пределов каждого участка. В касте жрецов было множество степеней. За главными жрецами следовали иерограмматы, или священные писцы, заведывавшие доходами жрецов; архипредвещатели, предвещатели, смотрители храмов, сфрагисты, или жертвенные писцы, налагавшие печать на жертвы, назначенные к приношению; городовые жрецы, иеракофоры, долженствовавшие предъявлять погребальные жертвы; либанофоры, сожигавшие фимиам перед богами; спондисты, делавшие возлияния перед богами; служители при храмах; — жрецы низшего разряда: табеллиферы, придверники, декораторы, певчие и трахевты, парасхисты и колхиты, занимавшиеся бальзамированием тел. Для поддержания высокого звания своего, жрецы обращали строгое внимание на свою одежду. Они всегда были в белом платье; только шерстяную ткань дозволено было носить им. Геродот говорит, что им поставлено было в обязанность через каждые три дня брить себе голову и выщипывать волоса с прочих частей тела. 14) Каста воинов. — Класс воинов первоначально считался вторым классом. Но когда глава его, Менес, уничтожил феократию, он сделался первым. Класс этот обладал обширными имениями, в число членов его было очень велико. В мирное время войско состояло, кажется, из двухсот тысяч человек. В то время, как Геродот посещал Египетъ, в войске было 400 тысяч человек, и оно разделялось на две части, называвшиеся [XXII] именами номов, в которых они стояли. В одном из этих отделений, называвшемся кализириями, считалось 250 тысяч человек, в другом, называвшемся гермотибиями, — 150 тысяч. Египетское войско состояло из тяжелой и легкой инфантерии и из воинов, сражающихся на колесницах. Судя но изображениям и надписям на памятниках, у Египтян не было кавалерии. Оружие пехоты было: копье, cекира, кривая сабля и стрелы; щит защищал воина от ударов. Колесницы запрягались в две лошади; к колесам приделывались косы; воины сидели в колесницах, вооруженные копьями и стрелами. Войско разделялось на многие отряды, из которых каждый имел свое знамя. Царь был главой всего войска и поручал командование над ним которому-нибудь из своих сыновей, или кому-либо из полководцев по своему усмотрению. 15) Каста народа. — Каста народа заключала в себе всех свободных Египтян, не принадлежавших к двум первым сословиям государства. Эта каста была многочисленна; члены ее жили в довольстве; они обрабатывали землю, занимались промышленностью и торговлей. По-видимому, было время, когда каста народа пользовалась значительными правами политическими: сначала она подавала голос при избрании царей; но потом она могла вмешиваться только в случае пресечения династии, при . избрании фамилии, которой передавалось царское достоинство. Впоследствии же она была лишена и этого преимущества: при ней оставлено только право произносить эти странные приговоры, которым подвергались цари после своей смерти. 16) Царь. — Царь, при восшествии своем на престол, доставшийся ему наследственно по праву первородства, — провозглашаем был властителем и посвящался [XXIII] жрецами, собиравшимися по этому случаю в Мемфисе. Он был главой исполнительной власти; на нем лежала обязанность в мирное время наблюдать за исполнением законов, а в военное - защищать отечество. Он давал клятву в строгом и беспрекословном повиновении законам, которыми определено было, что должно ему делать в каждый час дня. При начале земледельческого года, он проводил первую борозду в поле посреди торжественной церемонии. Во время войны, сидя в колеснице и сам управляя ею, он сражался посреди войск своих. Вообще, народ египетский был привязан к своим государям. Когда царь умирал, весь народ носил траур в продолжении 72 дней; во все это время храмы были заперты, и граждане обязаны были воссылать молитвы за царя. По прошествии 72 дней траура, мумия царя публично выставлялась при входе в его гробницу, и каждый Египтянин мог свободно обвинять царя в его проступках. Между тем жрец произносил ему надгробную речь, и если эта речь одобрялась собравшимся народом, то умершему царю воздавалась погребальные почести; в противном случае, он лишался их. Замечательно, как доказательство действительной силы этого обычая, что на многих памятниках, воздвигнутых египетскими государями, тщательно стерты имена их. Говорят, что страх подвергнуться осуждению после смерти удерживал царей в границах умеренности и добродетели. Что до меня, я не знаю, до какой степени могли страшиться мнения потомства люди, которые не боялись гнева или презрения современников. 17) Управление. — Египет разделялся на департаменты, или номы; в каждом из них были начальники, на которых лежала обязанность наблюдать за управлением религиозным, гражданским, военным и финансовым. [XXIV] Шампольйон-Фижак, в сочинении своем «Древний Египет», говорит: «Некоторые, основываясь на древних преданиях, утверждают, что политические и торжественные собрания созываемы были или по воле царя, или по закону, — как по случаю каких-либо необыкновенных обстоятельств, так и для того, чтобы установить таксу и предметы налогов, равно в случае перемены царствования, преимущественно же при перемене династии. Каждый ном посылал известное число депутатов в общее собрание депутатов всего народа; собрания эти происходили обыкновенно в Лабиринте». 18) Законы. — Ничего верного не известно касательно законов древнего Египта. Кажется, они были несколько раз изменяемы в следствие частых вторжений иноземцев. Но вот главные черты законов в том виде, в каком передали их нам Геродот и Диодор-Сицилийский: «Клятвопреступление наказывалось смертью; Так как присяга допускалась египетскими законами во многих важных обстоятельствах, то надобно было сколько возможно обеспечивать ею истину в отношении к Богу и людям. Каждому гражданину вменялось в обязанность предупреждать преступления в стараться преследовать их наказанием; кто, видя человека в опасности, не оказывал ему тотчас же помощи, сравниваем был с убийцей и подвергался наказанию, положенному убийцам. Человек должен защищать своего ближнего от того, кто нападает на него, и охранять его от злости неприятеля: если же кто докажет, что он не в силах был сделать этого, должен по крайней мере открыть имя виновного и преследовать его именем правосудия. Преследование за преступление именем закона было вменено в обязанность каждому гражданину. Свидетель преступления, не исполнивший своей обязанности, наказывался розгами [XXV] и лишался пищи в продолжение трех дней; обвинитель, уличенный в клевете, подвергался такому наказанию, к какому мог быть присужден обвиняемый, если бs обвинение было доказано. Виновный, избегший обвинения при жизни, не мог укрыться от него при самом вступлении в могилу: если хоть один голос доказательно обвинял умершего, — умерший лишался погребения (Шамполъйон. Egypte Ancienne). Убийство наказывалось смертью; отцеубийц жгли на костре; отец, убивший свое дитя, должен был держать труп его на руках три дня и три ночи; насилие наказывалось отсечением члена; за прелюбодеяние женщине отрезывали нос, а соучастника ее преступления секли розгами. Был в Египте весьма странный закон, дозволявший воровство. Воры составляли между собою общество и имели своих начальников, которые собирали добычу и потом возвращали обкраденным похищенные у них вещи, удерживая в свою пользу четверть цены каждой вещи. Эти доходы начальники делили между своими сообщниками. — Брак между братом и сестрою дозволен был после завоевания Египта Греками. § 5. НАУКИ, ЗЕМЛЕДЕЛИЕ, ПРОМЫШЛЕННОСТЬ, ТОРГОВЛЯ. 19) Науки. — Науками занимались только жрецы; я назвал только те науки, которые они подвинули вперед; не могу входить в дальнейшие подробности, и скажу только, что Египтяне, кажется, имели глубокие в обширные сведения в науках математических и физических. Зодиаки их доказывают, что самые трудные астрономические задачи были доступны им. Специальные коллегии [XXVI] жрецов в Гелиополисе и во многих других городах занимались наблюдением небесных светил. По свидетельству Страбона, они первые начали определять время не по изменениям луны, а по солнцу; они считали двенадцать месяцев, в каждом месяце полагая по тридцати дней, к которым еще прибавляли пять дней, называвшихся «небесными». У них было два рода годов : год солнечный, состоявший из 365 дней с четвертью, и год гражданский, или неопределенный, состоявший только из 365 дней; эти четверти дня, которыми гражданский год отставал от солнечного, составляли разницы целый месяц, а в продолжении 120 лет целый год, или 365 дней. Такой длинный период известен был под именем зотического или зотиакального. Египтяне достигли верного определения солнечного года посредством весьма любопытных наблюдений гелиаческого восхождения звезды Сириуca. Они разделяли год не так, как мы — на четыре времени, но на три; каждое время года состояло у них из 120 дней. 20) Земледелие, промышленность, искусства, торговля. — Земледелие было жизнью Египта; работы, которых требовало оно, не была тягостны; Египтяне начинали их после того, как сбывала вода Нила. «Каждый приходил тогда» говорит Геродот, «на свой участок земли, бросал семена и потом пускал на нее животных, которые копытами своими переворачивали и углубляли в землю эти семена, так что земледельцу оставалось только ждать жатвы. Египтяне, особенно жившие ниже Мемфиса, без всякого труда собирали обильные плоды с полей своих. Им не нужно было плугом бороздить землю, ни переворачивать ее, ни рыть заступом». Главные жатвы состояли из хлебных растений. Искусства и промышленность доведены были в Египте до значительной степени совершенства. Я не буду говорить [XXVII] о великолепных памятниках, которые воздвигнуты на всей его поверхности: — о них упомяну в главе о древностях; скажу только, что Египтяне умели обделывать металлы химическим способом; им известно было эмальерное искусство, выделывание фарфора, стекла, хрустали, гипса, и проч.; у них были фабрики оружия и разной домашней утвари; они умели делать разные украшения из драгоценных каменьев, разнообразнейшую мебель, отличные ткани. Богатый произведениями искусства и природы, Египет должен был сделаться и сделался самым торговым государством. § 6. ВЛАДЫЧЕСТВО ПЕРСОВ. Камбиз. - Его преемники. - Последние династии египетских царей. 21) Камбиз. — Порабощение Египта Персами было жестоко и разрушительно. Персы не уважали обычаев завоеванной ими страны, ограбили храмы, уничтожили многие памятники. Камбиз, раздраженный против покоренного им народа, попирал все, что только было у этого народа драгоценного, надсмехался над его религиозными верованиями и собственной рукой убил быка Аписа, для доказательства, что бык этот не был богом, Этот кровожадный завоеватель не удовольствовался покорением Египта: он предпринял экспедицию против Ефиопян и послал войско чрез пустыни для порабощения обитателей Аммонского Оазиса. Оба эти предприятия не имели успеха; войско, посланное против Аммониян, погибло в песках. Камбиз умер через несколько времени после этого. 22) Преемники Камбиза. — Египтяне немного отдохнули от гонений в царствование Дария, сына Истаспова, одного [XXVIII] из преемников Камбиза. Памятники, воздвигнутые в честь богов египетских, были восстановлены под покровительством этого государя. В Оазисе Эль-каргехском уцелел еще и поныне один из этих памятников. Дарий особенно заботился об устроении путей сообщения между Нилом и Чермным Морем; не смотря на все это, Египтяне, под конец его царствования, восстали против него. Преемник его Ксеркс усмирил их; но они опять возмутились против сына его, который наложил на них иго, бывшее еще жесточе власти его предшественников. Обитатели Египта, не смотря на все гонения, не теряли бодрости, и, под предводительством Амиртея, возвратили, хотя на короткое время, свою независимость (за 404 до Р. Х.). Первое владычество Персов продолжалось сто двадцать лет. 23) Последние династии египетских царей. — Амиртей один составляет XXVIII-ю династию. Он царствовал только шесть лет. Новая династия царей, начавшаяся Мендесом, заступила его место и составила XXIX-ю династию, которая называлась мендесской, по имени своего родоначальника. Из этой династии, в продолжение 21 года царствовали пять царей. Ее заменила ХХХ-я династия, называвшаяся себиннитской; она состояла из трех государей, царствовавших 38 лет. При последнем из них, Нектабене II-м, Египет снова подпал под власть Персов, за 338 лет до нашей эры. Но владычество Персов было кратковременно; оно продолжалось только 7 лет; в 332 году Александр покорил Персов, а на следующий год вступил победителем и в Египет. [XXIX] § 7. ПТОЛЕМЕИ Александр. — Лагиды. — Состояние Египта в царствование Птолемеев. — Римское владычество. 24) Александр был избавителем Египта. Власть Македонян (за 331 до Р. X.) увеличила славу этой страны. Юный победитель Персов основал в Египте торговый город, избрав для него гениальным своим взором самое лучшее место; город этот вскоре достиг самого цветущего состояния. По смерти Александра, завоеванные им страны были разделены, и Египет достался одному из полководцев его, царствовавшему под именем Птолемея-Сотера. Это был первый государь из ХХХII-й египетской династии, называемой династией Лагидов. Она состояла из 13 царей или цариц; владычество ее продолжалось 294 года. Вот имена государей ее: Птолемей-Сотер умер в . . …283 до Р. X. Птолемей-Филадельф — . . … 247 ---- Птолемей-Эвергет — . 224 ---- Птолемей-Филопатор — . . … 204 --- Птолемей-Эпифан — . . ….180 ---- Птолемей-Филометор — . . … 145 ---- Птолемей-Эвергет II-й — . . …116 ---- Александр 1-й — . . …………..88 ---- Птолемей-Сотер II-й — . . … 81 ---- Александр II-й -- ---- ----- ------- -------- Птолемей-Аулет — . . …. 52 ---- Птолемей-Дионисий — . . …. 48 ---- Клеопатра — . …. 31 — Царствования Птолемеев представляют собой ряд запутанных происшествий, семейных раздоров и не имеют в себе ничего исторически замечательного. Между тем Египет, в царствование многих из этих [XXX] государей, достиг цветущего благоденствия. Новые пути открылись для торговли его; он пользовался правом беспошлинного провоза товаров из Индии в Средиземное море. Науки процветали и сделали величайшие успехи в Александрии. Астрономия, медицина, философия, достигнув той высокой степени, на которую ее возвели Александрийцы, оставили неизгладимые следы в истории ума человеческого. В продолжении этого периода в Египет вторгаются самые разнородные цивилизации. Так как он открыт был для Греков, Евреев, азиатских народов и Римлян, то нравы, идеи, религии этих народов смешались в нем, и из этой смеси образовалась знаменитая Философская школа, в которой укрылся преобразованный полифеизм и сделался последней преградой победоносному шествию христианской веры. Но поколение Птолемеев скоро прекратилось: внутренние раздоры последних его представителей призвали в Египет вмешательство Рима. Цезарь, победитель Помпея, благосклонно вступил в Александрию, где и возвел на трон знаменитую Клеопатру, которая после гражданской войны второго триумвиратства, соединила свою участь с судьбой Антония и пала вместе с ним в день акциумской битвы; Египет, в царствование Августа, сделался римской провинцией. § 8. ВЛАДЫЧЕСТВО РИМЛЯН. Политика римлян. — Христианская вера в Египте. — Религиозные споры. — Копты призывают в Египет Арабов. 25) — Политика Августа, в отношении к Египту, была глубоко-истинна; она доказывает, что опытный император очень хорошо понимал страну, в которой утверждал [XXXI] свое владычество; не худо бы и теперь обратить внимание на эту политику, потому что, во время владычества Римлян, подобно тому, как и в наше время, вопрос о Востоке был очень важен; и тогда также должно было исследовать его и готовить ему практическое решение, — Orientem componi, как выразился Тацит. На обладание Египтом Август смотрел как на интерес жизненный. Имея на своей стороне выгодное географическое положение, Египет соединял в себе богатства земледельческие: император сделал его житницей Рима, приказав поставленному от него правителю ежегодно, в начале августа месяца, доставлять для столицы вселенной необходимое количество хлеба, и правитель отвечал всем своим имуществом за исполнение этого приказания. Потому должно было всеми силами стараться удержать в своей власти такую драгоценную провинцию. Август никогда не доверял главного управления Ёгиптом сильному патрицию; это же наблюдали и его преемники. Он поручил управление Египтом простому римскому всаднику, который имел у себя под командой многих преторов, правителей разных номов и три легиона войска, расположенные внутри страны, до южных ее пределов. Префект Египта, настоящий вице-король, был часто сменяем, из опасения, чтобы не сделался сильным и не присвоил себе прав верховной власти, которой был представителем. С другой стороны, Август не давал народу египетскому никаких преимуществ, никакой свободы, обыкновенно дававшихся Римлянами побежденным народам. Конечно, он уважал гражданские и религиозные обычаи Египтян, но всячески старался истреблять все, что могло бы дать им возможность к политическому освобождению. Два декрета его очень ясно обнаруживают намерения его [XXXII] в этом отношении: одним из них возбранялся всякому благородному Египтянину въезд в Рим и доступ в сенат; другим запрещалось Римлянину, сенатору или всаднику, въезжать в Египет без особого на то дозволения императора. Сверх того, Рим, для кoтopогo было так важно благоденствие Египта, пользовался всеми его материальными выгодами. Возобновлены прежние каналы и вырыты новые. Торговля морская была заботливо покровительствуема. Величие и богатство Александрии более в более возрастали; Александрия вскоре сделалась и была, до основания Константинополя, вторым городом в мире. Египет под властью Римлян часто был сценой возмущений и внутренних раздоров. Он внезапно был завоеван пальмирской царицей Зиновией, но вскоре опять возвращен Аврелианом. Христианская вера введена в Египет в царствование Домициана, и, не смотря на гонения от римских императоров, быстро распространялась. Христианство сделало Египет славным в другом роде. Фиваида населилась монахами, и пустыни ее освятились верой, которая тогда покоряла себе землю. Александрия, преимущественно перед прочими странами, участвовала в религиозном движении первых веков нашей эры. В Александрии, Apий был священником, а его неутомимый противник, св. Афанасий, патриархом. Религиозные споры производили в Египте, как и во всем Востоке христианском в то время — жестокие и часто кровавые прения. Когда Константин разделил Империю на две части, Египет отнесен к той, в которой столицей был Константинополь; но разрушаемая внутренней слабостью и подверженная со всех сторон нападениям, Восточная Империя не могла долго сохранять эту провинцию в своей власти. Религиозные распри ускорили дело. Большая часть [XXXIII] Египтян присоединилась к секте Якобитов и, разумеется, отделилась от византийской церкви. Отсюда происходит ненависть Египтян-Якобитов (Коптов) к их властителям, Грекам. Ненависть эта возросла, наконец, до того, что они забыли даже пользу собственной религии. Патриарх Коптов, Вениамин, и многие из его сильней-ших соотечественников не побоялись призвать в Египет врагов даже имени христианина — мусульман, которые уже владели частью Сирии. Копты предпочли иго последователей Мухаммеда власти константинопольского императора. Мусульмане тотчас воспользовались сделанным им предложением, и овладели Египтом в 640 году, в царствование императора Ираклия. § 9. ВЛАДЫЧЕСТВО КАЛИФОВ И СУЛТАНОВ МАМЕЛЮКСКИХ 26) Саррацины, покровительствуемые туземцами, которые соединились с ними и доставляли им жизненные припасы, вторглись в Египет под предводительством Амру. Александрия скоро подпала их власти. Разорение этого города весьма замечательно, потому что тут сожжены рукописи, сохранявшиеся несколько тысячелетий в знаменитой Александрийской Библиотеке. Амру спросил калифа, что прикажет он делать с этими рукописями. «Если, в этих книгах все то же написано, что и в книге Бога (коране)» отвечал Омар: «то нам достаточно и одной этой книги; прочие не нужны; но если в них есть что-нибудь против святой книги, то они опасны; в обоих случаях сожги их». Приказание калифа было исполнено, и библиотека Лагидов на веки похищена у науки. Если Амру в этом деле поступил с непоколебимой жестокостью фанатика, за то во всех [XXXIV] прочих поступках своих был гораздо великодушнее, даже принес много пользы покоренной им стране. Он обратил внимание на. ее вещественные выгоды, основал Фозат и сделал его своей столицей; вырыл канал, который назывался Каналом Повелителя Правоверных и который должен был служить для сообщения между обоими морями. Но преемники не следовали его примеру. Принадлежав сначала Оммиадам, потом Абассидам, Египет сделался наконец независимым в царствование Ахмед-бен-Тулуна, родоначальника небольшой династии Тулунидов Этот государь окружил Александрию укрепления-ми, которые и до сих пор существуют еще. Тулуниды на короткое время были заменены Искхидами, которые в свою очередь уступили место Фатимитам (882). Под властью первых государей из династии фатимитской, Египет несколько времени наслаждался еще благоденствием. Они основали знаменитый город Мизр-эль-Кахиру, «победоносный город» (Каир), и сделали его столицей искусств, наук и литературы. Сами происходя из окрестностей Феца, они ввели в Египет мавританскую образованность, которая тогда с таким блеском и величием развивалась уже в Испании. Слабые их преемники потеряли свое могущество, которое и преклонилось пред Айубитами (1771). — Появление Айубитов ознаменовано было воинской славой. Мухаммеданство, побежденное в Сирии крестоносцами, начало уже клониться к падению; но первый из Айубитов, Саладин, снова восстановил его своими победами. Египет, покоренный этой династией, пользовался еще цветущим состоянием: науки и искусства развивались в нем, и торговля его, как во времена Птолемеев, распростиралась по всему Средиземному морю и проникла в Индию. Айубитам, казалось, назначено было одолеть крестоносцев. В царствование последнего государя из этой династии, Святой Лудовик [XXXV] высадился на берег Египта и попал в плен после ужасной битвы при Фарес-Куре, и, только по прошествии шести столетий, Франция отмстила Мамелюкам за эту победу. Бахариды наследовали Айубитам (1250). В начале их владычества, калифы аббасидские были изгнаны из Багдада, и члены этой фамилии, оставшиеся в живых, пошли себе искать убежища в Египет, где духовная власть их была признана. Тогда Каир сделался тем, чем был прежде Багдад — центром мухаммеданства, и оставался столицей мусульманской религии, до тех пор, пока султаны оттоманские не соединили в руках своих власти религиозной с политической. Мамелюки Боржидские заступили место Бахаридов (1382). Их владычество не представляет собою ничего замечательного, кроме учреждения, служившего ему основанием. В истории нет примера аристократии подобной мамелюкской. Аристократию эту создал очень необдуманно один из преемников Саладина, имея целью составить для себя верное и грозное войско. С этим намерением он купил 12 тысяч молодых Черкесов, Абазехов, Мингрельцев, обучил их военным экзерцициям и вскоре имел корпус самых неустрашимых и самых воинственных солдат в целой Азии. Но эти рабы (мамлуки), не долго спустя после того, поняли, что могущество их властителей в их руках. Они низвергли их, выбрали себе султанов из своих товарищей, и дополнили ряды свои тем же способом, каким сами были сформированы. С детства переселенные, как рабы, в землю им чуждую, они не были привязаны к ней никакими патриотическими преданиями, никакими семейными узами, и смотрели на нее как на завоеванную область. Единственная забота их состояла в том, чтобы грабить без милосердия эту страну и доставлять себе все возможные богатства и наслаждения. Время дикого владычества их было [XXXVI] периодом беспрерывной анархии, возбуждаемой личным честолюбием и поддерживаемой кровавым и жестоким насилием. § 10. ВЛАДЫЧЕСТВО ТУРКОВ И МAMEЛЮКОВ. Управление Египтом во время владычества турков. — Возмущение Али-Бея.— Кажущаяся власть Порты. — Действительная независимость Мамелюков. 27) В 1517 году, в царствование Селима I-го, Египет сделался провинцией Оттоманской Империи. Селим I-й, овладев Египтом, видел, что эта страна, по отдаленности своей от центра империи, не может вполне чувствовать над собой власть Порты. По этой причине, равно как и для того, чтобы поддержать Мамелюков, Селим, подчинил Египет системе управления весьма хорошо придуманной. Он разделил власть между многими управлениями, которые, для поддержания своего равновесия, должны были прибегать к вмешательству султанов. Заботы и обязанности по управлению возложены на диван, составленный из мамелюков; местное управление вверено двадцати четырем беям, начальникам этого могущественного сословия. Беи собирали частные налоги, из которых диван вычитал подать, ежегодно платимую Порте. Паша представлял собой лицо султана; ему поручено было сообщать дивану повеления своего верховного властителя, живущего в Константинополе; отсылать собранную им подать, наблюдать за спокойствием страны, оберегать ее от внешних неприятелей, и противиться усилению разных партий. Составлено было войско из янычар и спагов, и отдано под команду семи начальников, которые назывались оджаклисами и должны были поддерживать власть паши; но они поселены [XXXVII] были в Египте так прочно, что не могли сохранить в себе характера воинственных пришельцев, чем всегда опасны были янычары константинопольские. Таким образом Мамелюки имели в руках своих сильную власть. Члены дивана имели право отвергать распоряжения паши, представив причину отказа, и могли даже лишать пашу его достоинства. Приведенная в эти размеры, власть Порты над Египтом была весьма ограниченна и сделалась еще более кажущеюся во второй половине ХVIII-го века. В 1766 году, из мамелюкских беев, Али-Бей отказался платить подать, выгнал пашу, выбил монету со своим изображением, поражал повсюду посланные против него турецкие войска, и сам провозгласил себя, посредством шерифа меккского, султаном Египта и властителем обоих морей. Измена одного из его приближенных положила конец этому возмущению; но оно нанесло сильный удар власти султана, которая после того сделалась еще более номинальной, еще болеe ненадежной. С тех пор, паши лишались своего сана и изгонялись без малейшего противодействия; они так уже знали свое бессилие, что при первом объявлении об отрешении оставляли свои дворцы, не показывая никакого намерения сопротивляться. Беи, наследовавшие Али-Бею, были гораздо благоразумнее его и не решались объявлять себя независимыми. Независимости на деле было для них достаточно; они принимали повеления султанов с величайшим наружным благоговением, но никогда их не исполняли. Они значительно уменьшили подать, поставляя в счет разные выдуманные ими издержки, а иногда даже и вовсе не платили ее. Порта смотрела на эти злоупотребления сквозь пальцы; покушение истребить их было бы для нее гибельно. Единственная цель ее политики состояла в том, чтобы поддерживать внутреннее раздоры между [XXXVIII] Мамелюками и стараться, чтобы какая-нибудь партия не взяла перевеса над другими и силой власти своей не восстановила в Египте порядка и единства. Политика гибельная для целого народа египетского, которого состояние, всегда жалкое во время анархии, — напротив, улучшалось, когда власть получала силу, и действия ее сосредоточивались. § 11. ФРАНЦУЗСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ Цель экспедиции. — Взятие Александрии. — Сражение при пирамидах. — Поражение при Абукире. — Следствия его. — Клебер. -- Победа при Гелиополисе. — Мену. — Оставление Египта. — Следствия французской экспедиции. 28) Два бея, Мурад в Ибрагим, разделяли между собой правление в то время, когда Бонапарте вступил в Египет, 1-го Июля 1798 года. Ближайшие причины экспедиции, состоявшей из 36 тысяч человек, посланных Директорией на берега Нила, были беспрестанные притеснения, которые терпели от Мамелюков французские негоцианты; но цель более великая, более глубокая, нежели укрощение наглого грабительства Мамелюков, руководила тогда Наполеоном. Людовик XIV не обратил большого внимания на представленный ему Лейбницем план завладения Египтом. Этот самый проект опять был возобновлен в министерство герцога Шуазёля. Бонапарте, по возвращении из Италии, с какой-то идеальной восторженностью обращался к мысли Лейбница. «Великие имена заслуживаются только на Востоке» сказал герой аркольский в энтузиастическом одушевлении. Эхо Абукира, отвечавшее ему голосом Клебера: «Генерал, вы велики как вселенная», доказало ему после, что он не обманулся, пришед просить у отчизны [XXXIX] пирамид этого обаяния славы, этого могучего талисмана, привязывающего целое человечество к судьбе людей гениальных. Сверх того, Наполеон в двух фразах выразил политическую необходимость этой экспедиции. «Главная цель экспедиции французов на Востоке» говорил он «было — унижение могущества Англичан. С Нила должна была отправиться армия и дать новую жизнь Индии. Египет должен был заменить Сен-Доминго и Антильские 0строва и согласить свободу Негров с выгодами наших фабрик. Завоевание Египта влекло за собой упадок всех английских заведений в Америке и на Гангском Полуострове. Французы, овладев итальянскими пристанями по берегам Италии, Корфу, Мальтой и Александрией, сделаются обладателями Средиземного Моря, которое с того времени будет уже Французским озером.» Эта мечта не могла осуществиться. Не стану рассказывать историю Французов в Египте. Два дня спустя по прибытии Французов в Александрию, этот город был уже в их власти. Бонапарте пробыл в нем столько времени, сколько нужно было для составления нового правительства, и двинулся на столицу. 13-го июля, Мурад-Бей, обещавший с напыщенным хвастовством, свойственным невежеству, что он перерубит всех наших солдат, как арбузы (батехи), напал на нашу армию; но удары его буйных всадников не могли устоять против штыков Французских карре. Мамелюки, стараясь объяснить себе неведомую тактику, вообразили, что солдаты наши были связаны друг с другом и обгорожены штыками. Эта первая неудача не остановила их: они собирались с силами, чтобы отстаивать Каир. Они ждали Французов между Нилом и пирамидами, прикрывая Гизех, и надеялись, что тут остановится счастье неприятеля. Но надежды их снова были обмануты. Сражение при пирамидах было решительное; [XL] войско, соединенное ими при Эмбабехе и состоявшее из 60 тысяч человек, разбито; десять тысяч мусульман, между которыми было пять тысяч Мамелюков, пали па поле битвы, или утонули в волнах Нила. 21-го июля Французы овладели Каиром и почти всем Египтом. Десять дней спустя после этой победы, Французская эскадра была уничтожена при Абукире, и с ней погибли все блистательные следствия наших первых успехов. «Неудача сражения при Абукире имела большое влияние на дела Египта и даже на дела целого света: если бы Французский флот выиграл сражение, экспедиция в Сирию не встретила бы никаких затруднений; осадная артиллерия перенеслась бы легко и без всякого затруднения по ту сторону пустыни и Сен-Жан-д'Акр не остановила бы Французского войска. По уничтожении Французского флота, диван осмелился объявить войну Франции. Войско потеряло большую подпору; положение его в Египте совершенно переменилось, и Наполеон должен был отказаться от надежды утвердить когда-либо власть французов на Западе посредством результатов, которые должна была влечь за собой экспедиция в Египет». (Napoleon, Memoires, t. II) Предоставленная собственным силам, не имея никаких средств к сообщению с Францией, которую занимали тогда непредвиденные бедствия, постигшие ее в Италии и Германии, армия наша не могла надеяться сохранить свои завоевания в Египте. Бонапарте, блистательным образом отмстив туркам при Абукире за поражение Французов на море, отправился во Францию; Клебер, которому поручено было начальство, должен был употребить все средства, чтобы со всевозможной почестью вывести армию из Египта. Он заключил с турками в Эль-Арише договор, по которому должен был оставить [XLI] Египет в течение трех месяцев, а Оттоманская Порта обязывалась дать Французской армии столько кораблей, сколько нужно будет для перевозки людей, багажа и орудий во Францию. Но в то время, как Французы готовилось выступить из Каира, адмирал Кейт объявил Клеберу, что Англия соглашается на капитуляцию при таком только условии, чтобы французская армия положила оружие, оставила свои корабли, припасы и весь багаж. Клебер, вместо ответа; напечатал это условии, прибавив следующие слова, сказанные им своему войску: "Воины, на такую дерзость отвечают только победой: будьте готовы к сражению". В самом деле, чтобы остаться в Египте, надобно было драться и рассеять семидесятитысячную армию, — что и сделали Французы в достопамятный день Гелиополисской битвы. Но в то время, как Клебер прогонял остатки обратившейся в бегство армии великого визиря, обитатели Каира, подстрекаемые фанатиками, умерщвляли фанков, оставшихся в городе, и держали в осаде 180 французов, которые, будучи единственными охранителями столицы, заперлись во дворце и два дня держались против неистовой толпы, вспомоществуемой слишком тысячью солдатами. Эти храбрые воины готовы были уже сдаться от голода, как вдруг является отряд нашей победоносной армии и освобождает их. Но дл укрощения мятежа не достаточно было присутствия наших отрядов и Клебера; бунтовщики тогда только стали просить пощады, когда многие части города обращены были в пепел. Принуждённый остаться в Египте, Клебер совершенно обезопасил себя noбедой при Гелиополисе, и отделавшись от турков, он более не опасался Англичан, которых все внимание тогда было обращено на Европу, смущенную победой при Маренго. Сверх того, он был поддерживаем в самом Египте союзом с [XLII] Мурадом-Беем, которому уступил Верхний Египет; но утверждая таким образом все более и более свое владычество, Клебер пал жертвой славы, сообщенной им имени французскому, которого был таким достойным представителем: он пал от кинжала убийцы, подосланного улемами. Клебер едва ли не был единственным генералом, который мог удержать за собой Египет. Громкая слава его действовала на нравственность солдат, и полное довеpиe к вождю удваивало силу войска. Но ни один начальник не был так способен потерять все наши завоевания, как Мену, заступивший вместо Клебера. Мену не имел никаких воинских достоинств и никакой способности к управлению. Он раздражил против себя старших офицеров, которые по своим способностям могли бы с честью занять его место, и во всем хотел противоречить Клеберу. Впрочем он нисколько не потворствовал туземцам, которым тягостны были его ребяческие нововведения. Явно порицаемые большей частью войска, все приказания его исполнялись нерадиво, или с недоверчивостью. Очевидно, что под таким управлением Египет был потерян для Франции. Англичане поняли это и сделали десант в Абукире, высадили в Коссеир шесть тысяч сипаев, призвали новое турецкое войско и принудили не-опытного и беспечного Мену, опутанного со всех сторон страшной коалицией, сдаться в Александрии. В конце сентября 1801 года, остатки нашей армии отправились во Францию. Весьма любопытно было бы представить все результаты Французской экспедиции; но я упомяну только о главнейших. Победы французов уничтожили влияние Мамелюков, показав арабам всю слабость и ничтожность их притеснителей и приготовив таким образом восстановление их народности. Они увидели в Бонапарте [XLIII] Европу, и фанатическая ненависть их к неверным уменьшилась. Французский генерал поразил собой их пылкое воображение (Наполеон, Султан Кебир (Великий Султан) навсегда будет занимать высочайшее место в народных преданиях Востока. Я часто слыхал египтян, говоривших о нем с большим энтузиазмом. Приехав в 1854 году в Суэз, я остановился в том доме, где однажды ночевал Наполеон. Ничего с тех пор не изменилось в этой комнате; даже кровать, на которой он спал, была все та же: я не xoтел иметь другой кровати. Хозяин был тот же самый, который принимал великого полководца. Рассказывая о том, что видел и что узнал о французском султане, он, казалось, помолодел несколькими годами. «Абунапарт» говорил он, «не был врагом мусульман, потому что ему стоило бы только захотеть — и он .мог бы кончиком иголки разрушить все мечети; но он не сделал этого — да будет имя его всегда велико между людьми!» Потом прибавил: "нас уверяли, что в час его смерти, там, на утесе большого моря, где 12 государей заковали его в цепи, усыпив каким-то зельем,; воины, окружавшие его, видели душу его на острие cгo сабли .. . . Да почиет он в мире!» Ибрагим-Паша велел перевести на турецкий язык сокращенную историю Наполеона. Она явилась под названием Историu знаменитого Наполеона, Императора Французского, в книге «Сокровищница Тайн Европейских Государей»); благоразумная терпимость Бонапарте, уважение к вере и обычаям покоренного народа — расположили этот народ к сношениям с Европой, которые впоследствии делались чаще и чаще, и обратили его к западной образованности, у которой он начал просить элементов для новой своей организации. Это возрождение совершилось бы, если бы владычество французов было продолжительно. Бонапарте положил ему основание. Он хотел возобновить национальность арабов и все приноравливал к этой цели. Он учредил во всех городах диваны, род муниципальных советов, которые составлялись из главных шейхов и знатнейших граждан. Правительство совещалось с диванами; дела общественные решались при участии их, и они посылали [XLIV] депутатов в Каир, гдe должен был собираться главный народный диван, представитель всего Египта. Французы также много заботились о вещественных пользах Египта: они очистили его от грабителей-Бедуинов, наблюдали за содержанием главных его каналов и окружили его укреплениями по Средиземному морю , по берегу Чермного моря и по границе пустыни. § 12. ПОСТЕПЕННОЕ ВОЗВЫШЕНИЕ И ПРАВЛЕНИЕ МЕХМЕДА-АЛИ. Состояние Египта по отбытии французов. — Паша, Мамелюки, Албанцы, Англичане. — Мамелюки одерживают перевес. — Они разделяются между собой. — Албанцы, под предводительством Мехмеда-Али, выгоняют их из Каира. — Мехмед-Али. — Любовь к нему народа. — Шейхи провозглашают его вице-королем; Порта утверждает его в этом звании. — Покушения против него мамелюков и англичан. — Высадка англичан в Нижнем Египте. — Неудача. — Война против Вахабитов. — Уничтожение Мамелюков. — Поступки Порты. — Учреждение регулярного войска. — Завоевание Аравии, Сеннаара и Кордофана. — Благоденствие и могущество Египта. — Морейская война. — Новые покушения Порты против вице-короля. — Завоевание Сирии. — Победы при Гомсе, Бейлане и Конии. — Вмешательство иностранных держав. в отношения между Портой и Мехмедом-Али. — Кутайехский договор. — Последнее покушение Султана Махмуда. — Победа при Незибе. — Statu quo.—Цель Мехмеда-Али. — Увеличение его владений и учреждение наследственного Вице-Королевства. 29) Когда неудачи генерала Мену принудили остатки Французской армии оставить завоевания, сделанные Бонапарте, Дезе и Клебером, Египет тотчас же был занят войсками султана, которого главный корпус состоял из 4000 тысяч албанцев, английскими войсками, прибывшими с адмиралом Кейтом, и Мамелюками; по [XLV] отбытии победителей возник вопрос: кому теперь владеть Египтом — вице-королям ли, представителям султана константинопольского, или Мамелюкам, прежним обладателям этой страны? Потери, претерпенные Мамелюками в битвах с Французами, — потери, которых они не могли вознаградить, потому что Порта, запретив ввоз Черкесов и Грузинов в Египет, сделала невозможным укомплектование их расстроенных рядов, — до того ослабили их силы, что турецкое правительство могло легко избавиться от их невыгодного вассальства. Повеления, которые получил первый паша, присланный в Египет с вице-королевской властью по отъезде Французов, клонились к тому, чтобы окончательно разрушить остатки могущества Мамелюков. Паша этот был Мухаммед-Хозрев, тот самый, который, будучи садразамом Оттоманской Империи, недавно обращал на себя внимание всей Европы как высоким саном своим, так и соперничеством с Мехмедом-Али. Верный, но неискусный исполнитель приказаний своего правительства, Хозрев поторопился объявить войну Мамелюкам, которыми начальствовали тогда два главные бея, Осман Бардисси и Мухаммед-Эльфи, состязавшиеся между собою. Войско, посланное Хозревом против Мамелюков, разбито. Мехмед-Али, долженствовавшей вскоре играть такую важную роль, командовал тогда корпусом албанцев, составлявших часть этого несчастного войска. Удаленный от места сраженияl, он не мог принимать никакого участия в деле. Начальник его, раздраженный неудачей, хотел сложить на него всю ответственность. Он обвинил его перед Хозревом, который был так недогадлив, что не мог обличить клевету и решился погубить предводителя Албанцев, делавшегося для него опасным. Мехмед предупредил удар, и когда Хозрев велел позвать его к себе ночью, он не пошел, зная наверно, что там ждала [XLVI] его смерть. Он воспользовался бунтом, обнаружившимся между его собственными солдатами и другими Албанца-ми по случаю неплатежа жалованья, соединился с Мамелюками и отпер им Каир. Потом, соединившись с Османом Бардисси, пошел против Хозрева, загнал его в Дамьетту, овладел этим городом, и, взяв в плен Хозрева, отправил в Каир, где Нестор Мамелюков, Ибрагим-Бей, надзирал над пленником (1803). Порта, узнав об этих происшествиях, отправила в Египет Али-Гезаирли-Пашу сменить Хозрева и наказать врагов его. Гезаирли был еще несчастнее своего предшественника. Он употребил хитрость против Мамелюков и Албанцев, которых не мог покорить силой; но попавшись в их руки и раздражив их непобедимым двуличием, он был казнен по приказанию их начальников. Мамелюки вскоре рассорились между собой, и потому не извлекли никакой выгоды из своей двоякой победы. Через несколько времени после смерти Гезаирли, прибыл в Абукир Мухаммед-Эльфи, соперник Османа-Бардисси, который ездил в Англию просить у сент-джемского кабинета посредничества по делам Египта в пользу беев. Бардисси не мог равнодушно снести, что бей, равнявшийся с ним по влиянию своему, приехал в Египет для того, может быть, чтобы похитить у него власть, которую приобрел он с такими усилиями. Мехмед-Али, сделавшийся по низложении Хозрева самым близким союзником Бардисси, раздражал еще более его ревность. Ненависть Мехмеда к Эльфи была не без основания. Эльфи покровительствовала Англия, и это покровительство он купил обещаниями, которые впоследствии подвергли опасности независимость Египта. Бардисси решился отделаться от своего соперника убийством, но это намерение не имело успеха. Эльфи бежал в Верхний [XLVII] Египет и начал там собирать свою партию. Раздор, обнаружившийся между обоими начальниками Мамелюков, которые, вместо того, чтобы делить между собою власть, подобно тому, как делили ее Мурад-Бей и Ибрагим-Бей до покорения Египта французами, начали вырывать ее один у другого и во внутреннем междоycoбии истощали последние силы своей касты, — этот раздор усилил беспокойную дерзость Албанцев, на которых до тех пор так много надеялся Бардигси. Они громко требовали жалованья, которое должен был им этот бей за восемь месяцев, и угрожали восстанием против него, если он не исполнит их справедливых требований. Бардисси, чтобы удовлетворить их, наложил огромные подати на жителей Каира, и этим возбудил сильный ропот в народе на свою власть, приобретенную хищничеством, и все-таки не мог усмирить Албанцев, которые, под предводительством Мехмеда-Али, осадили его дворец и дворцы других беев. Только храбрости своей обязан он был спасением, бежал из Каира и уж не возвращался в него (1804). Посредством этого внезапного возмущения, которым так искусно управлял Мехмед-Али, он снискал дружбу улемов, приобрел любовь народа в Каире и захватил власть в свои руки. Первым движением его было желание возвратить вице-королевскую власть пленнику своему, Хозреву-Паше. Но другие албанские начальники не одобрили его намерения. Они отправили Хозрева в Розетту, откуда он должен был yехать в Константинополь. Мехмед-Али нисколько не противился новому низложению Хозрева, но, настаивая в своем намерении вручить власть турецкому паше, дал титул вице короля Куршиду-Паше, правителю александрийскому. Шейхи и начальники войск возложили на него самого обязанности каймакана. Оба эти назначения были одобрены Портой (1804). [XLVIII] С сих пор Мехмед-Али начинает оказывать сильное влияние на дела Египта. — Здесь кстати упомянуть об обстоятельствах, выведших его на сцену, где он играл такую важную роль.. Мехмед-Али родился в 1769 году в Кавалле, небольшом портовом местечке Румелии. Оставшись сиротой с самых юных лет, он был принят в дом одного аги, которого благоволение скоро ycпел заслужить. Ловкость и храбрость обнаружились в нем очень рано. Выгодно женившись и начав торговать табаком, он составил себе честное и независимое состояние. Koгда французы вступили в Египет, Порта, собирая войско для защищения своей провинции от Бонапарте, повелела в том городе, где жил Мехмед, набрать триста человек рекрут. Мехмед вступил в этот отряд и вскоре сделался бин-башом, участвовал в сражении при Абукире, отличился и был произведен в чин саре-хесме (начальника тысячи человек). Он был еще в этом чине, когда, по выступлении французов из Египта, Хозрев послал его сражаться с Мамелюками. Мы видели, как Хозрев старался погубить его и как Мехмед-Али, принужденный искать себе спасения, воспользовался обстоятельствами и в короткое время сделался властителем Египта. Положение нового вице-короля, Куршида-Паши, было весьма затруднительно. Он должен был вести войну с Мамелюками и удерживать солдат в повиновении. Все это было ему не по силам. Преследуемый беспрестанными требованиями бунтующихся албанцев, жалованье которых все-таки опаздывало, он прибегал к насильственным поборам, Чтобы удовлетворить свои войска, и вскоре потерял все расположение народа. Мехмед-Али, напротив того, приобретал любовь народную с каждым днем более и более, то побеждая Мамелюков, которых [XLIX] мщения боялись жители Каира, то играя роль примирителя в военных бунтах, часто беспокоивших столицу Египта. Куршид, чтобы избавиться от начальников албанских, приказал им именем Порты возвратиться по домам. Мехмед-Али сначала не послушался этого приказания, но потом сказал шейхам, что будто готовится к отъезду. Шейхи, видевшие в нем своего покровителя, решились на все, чтобы удержать его. Этой хитрой выдумкой уверившись в расположении к себе жителей Каира, Мехмед ждал только случая, чтобы воспользоваться сим расположением. Случай скоро представился. Солдаты Куршида произвели грабеж в Каире; шейхи, выведенные этим из терпения, соединились между собою и свергли пашу, который не умел, или, лучше, не мог поддерживать народное спокойствие. Они вручили вице-королевскую власть Мехмеду-Али, которого, незадолго пред тем, Порта назначила Геддахским пашой, думая этим удалить его из Египта. Мехмед сначала отказывался, а наконец уступил настоятельным просьбам. 9 июля 1805 года прислан был от Порты фирман, который утверждал Мехмеда-Али в звании вице-короля египетского. Возведенный на эту степень шейхами, которые, по своему религиозному влиянию, были естественными представителями народа, Мехмед-Али с самого начала стал твердой ногой на своем месте. Впрочем, он сам умел обойти ту скалу, о которую разбивались его предшественники, — именно нужду в деньгах, нужду, беспрестанно питаемую ненасытной жадностью войск. Его поддерживал народ, который часто был свидетелем, как он сам отправлял должность полицейского на улице, собственноручно бив солдат, пойманных на грабеже. Полный благоволения к шейхам, он совещался с ними в затруднительных случаях, и этим [L] способом заставлял их подавать ему средства выходить из затруднений. Выгоды их сделались общими с выгодами вице-короля, который им же обязан был своим могуществом. Таким образом, когда нужно было увеличить налоги, он просил их помощи, потому что без их содействия и благословения он этим непременно навлек бы на себя неудовольствие народа. Если бы Мехмед-Али не имел твердой опоры в жителях Каира, то не мог бы удержаться на своем месте. Лишь только Куршид был низвергнут, Эльфи, составивший довольно сильную партию, предложил Куршиду соединиться с ним, чтобы свергнуть нового вице-короля. Он послал депутатов к каиптану-паше, бывшему тогда в Александрии, и обещал покориться Порте, если она поможет ему выгнать Мехмеда-Али из Египта. В этих сношениях его поддерживали агенты Англии, угрожавшие турецкому адмиралу нападением англичан на Египет, если эта провинция останется во власти Албанцев и Мехмеда-Али, которых они описывали самыми ужасными красками. Но консул французский в Александрии, г. Дроветти, вступился за Мехмеда перед пашой, и с тех пор начались эти политические сношения Франции с Мехмедом-Али, которые продолжаются и до сего времени. Покушения Эльфи и англичан рушились; но англичане надеялись еще успеть в своих предприятиях. Эльфи обещал им все египетские пристани, когда он достигнет своей цели. Обольщенное такими обещаниями, английское правительство требовало у Порты, чрез посланника своего в Константинополе, восстановления Мамелюков, которых начальником назначало Эльфи; оно ручалось даже за ту подать, которую Эльфи обязывался платить. Порта согласилась на его требования; послан был флот под командой нового адмирала, который должен был стараться восстановить Мамелюков, [LI] и отправлен Мехмеду фирман, по которому он назначался правителем Пашалыка Салоникского. Вице-король показывал вид, что готов повиноваться приказаниям турецкого правительства; но шейхи и солдаты воспротивились этому. Сверх того, беи из партии Бардисси, которые, будучи верны политике Мурада-Бея, оставались союзниками Франции, не могли равнодушно сносить торжества врага своего, Эльфи, покровительствуемого англичанами. Угрожаемые подобно Мехмеду, и видя общую опасность, они решились сблизиться с Мехмедом. Французский консул также помогал вице-королю. Он отвлек от Эльфи 25 человек французов, служивших под знаменами этого бея, и написал к Французскому посланнику в Константинополе, чтобы тот защищал вице-короля перед диваном. А капитан-паша, лишь только вникнул в настоящее положение дел Египта, тот-час увидел, что соперничество между Мамелюками было главным препятствием к восстановлению их могущества, и решился для собственной пользы переменить политику своего правительства относительно Мехмеда-Али. Вскоре от Порты прислан был фирман, утверждавший Мехмеда снова вице-королем Египта, однако ж с условием, чтобы он прислал султану в подарок 4,000 кошельков (7,500,000 Франков). Лишь только вышел Мехмед-Али из этого кризиса, власть его начала утверждаться с каждым днем более и более; оба начальника Мамелюков, Осман Бардисси и Мухаммед-Эльфи умерли почти в одно время (19 ноября 1806 года, — 30 января 1807 года) и очистили ему поприще. В этот же самый год, англичане, с досадой смотревшие на примирение Порты с вице-королем и желавшие поддержать в Египте анархию мамелюкскую, сделали высадку в Александрии; неудача этой высадки сделалась впоследствии знаменитой. Овладев [LII] Александрией 17 марта, они были совершенно разбиты 21-го при Розетте, и 30-го при Гамаде. Некоторые из Мамелюков, на которых надеялись англичане, изменили им; другие же, будучи несколько раз разбиваемы, отступили в Верхний Египет, где Мехмед оставил их на жертву Бедуинам. Британские войска, занимавшие Египет более шести месяцев, выступили из него 14 сентября 1807 года. В этом случае Французский консул, г. Дроветти, много помог вице-королю своими советами. Он начер-тал план для защиты, и этот план удался как нельзя лучше. К славным делам своим Мехмед-Али присоединил еще и подвиг великодушия: он возвратил англичанам всех пленников без выкупа. В политические планы Порты вовсе не входило оставлять вице-короля пользоваться той властно, которую с таким трудом приобрел он. Уже несколько раз он получал приказание посылать отряды против Арабов-Вахабитов. Вахабиты, мусульманские еретики, старавшиеся возвратить исламизм к первобытной простоте его, появились в половине XVIII века и овладели почти всей Аравией. Медина и Мекка, эти священные для мусульманина места, попали в их руки вместе со всеми хранившимися в них богатствами. Караваны благочестивых путешественников, отправлявшихся на поклонение в Мекку и Медину, уже не были безопасны и часто не достигали религиозной цели странствования. Весь мир мусульманский был в отчаянии. Сверх того, Вахабиты, одушевленные жаром свежего фанатизма, могли сделаться опасными для султанов на самых границах Аравии. Они грозили уже Пашалыку Багдадскому в то время, как Мехмед-Али, которому Порта приказывала идти против Вахабитов, получил самые настоятельные повеления выступить в поход против них. Но Мехмед-Али, прежде нежели начал эту [LIII] священную войну и оставил Египет без войска, должен был уничтожить в самом источнике все опасности, грозившие его власти и спокойствию страны. Мамелюки в 1808 году снова взялись за оружие. Мехмед-Али разбил часть их и согласился на предложенный ему союз с могущественным домом Эльфи. Никогда нельзя было полагаться на продолжительный мир с Мамелюками. Видя, что паша лишился большей части лучших солдат своих, они сговорились напасть на него и ласкали себя надеждой, что им легко будет с ним справиться, когда его не будут поддерживать естественные его защитники. Заговор был открыт, и теперь возник вопрос о жизни и смерти между ими и Мехмедом-Али. Вице-король воспользовался правом законной защиты: угрожаемый Мамелюками, он предупредил их. 1-е марта 1811 года назначено было для ужасного дела правосудия. В этот день Мамелюки приглашены были в крепость каирскую присутствовать при торжественном вручении инвеституры сыну вице-короля, Туссуну-Паше, которому поручалось начальство над экспедицией против Вахабитов. Окруженные в дефилеях албанскими солдатами, они были без милосердия расстреляны. Известие об этой казни распространилось по всему Египту. Большая часть Мамелюков была истреблена в провинциях. Слабые остатки их корпуса удалились в Абиссинию. Впрочем, когда главная масса была уничтожена, вице-король запретил преследование тех, кто в первую минуту избег казни. Он воевал против касты, а не против отдельных лиц; многих из оставшихся в живых он принял к себе в службу, оставил им все богатства, которыми они владели, дал пансионы женам и детям погибших. Таким образом, Мехмед-Али в один день, в ужасный день, достиг той цели, которой не могла [LIV] достигнуть в продолжение слишком двух веков политика Оттоманской Порты. Война с Вахабитами была затруднительна, тянулась долго, и сначала была то успешна, то неудачна. После шестилетней борьбы, еретики сделались чрезвычайно слабы, и почти совершенно укрощены Ибрагимом-Пашей. Мехмед-Али сам отправился в Геджаз; но в то время, как он защищал исламизм, Порта, замышлявшая низвергнуть его, составила тайный фирман, по которому Латиф-Паша, обязанный всем своим богатством Мехмеду-Али, получал инвеституру на Египет. Этот неблагодарный выходец вздумал, в отсутствие своего благодетеля, составить себе партию в Каире. Но военный министр вице-короля, Мухаммед-Бей, показывавший вид, что соглашается с его намерениями, принудил его потом публично объявить их, и велел казнить его (в декабре1813). Войны с Аравией, без сомнения, дорого стоили Мехмеду-Али, хотя и во многих отношениях были ему чрезвычайно полезны. Победы его над Вахабитами сделали имя его народным во всем государстве. С другой стороны, силы, которых они требовали, послужили ему предлогом, под видом которого он мог образовать свое регулярное войско, основу своего могущества. Мехмед-Али с того времени, как получал власть в свои руки, понял всю важность европейской тактики. Первое покушение его, в 1815 году, образовать регулярное войско — не имело успеха. Были даже минуты, когда власть его подвергалась большой опасности от бунта турецких и албанских солдат, которых он хотел приучить к дисциплине. Это заставило его отложить исполнение своих намерений употребить другие средства. Он избавился от мятежных своих отрядов с двоякой для себя выгодой, препоручив им завоевание в Аравии Сеннаара [LV] и Кордофана. Обе эти страны покорены были в 1820 году. При завоевании Сеннаара, Мехмед-Али лишился сына, Измаила-Паши, который был убит изменнически одним из арабских военачальников. Дефтердар-Бей, зять вице-короля, отмстил за это убийство жесточайшим образом. С тех пор, Мехмед-Али, которого владения занимали уже значительное пространство, начал трудиться в открывать все внутренние источники, заключавшиеся в его областях. Дав однообразное устройство собственности, он приобрел этим могущественное средство для своей власти. Введением обрабатывания бумаги он произвел значительное преобразование в земледелии Египтян; расширил круг торговли, и тем увеличил свои доходы. Наступило время образовать войско. Он учредил в Ассуане учебный лагерь, где, благодаря его настойчивым усилиям и деятельному руководству г-на Сэва (Солимана-Паши), сформировалось множество полков на европейскую стать. Он вызвал из Франции генералов, офицеров, врачей, основал школы, больницы и фабрики. Хорошо понимая политику Порты, Мехмед никогда не подчинялся ее внушениям и не старался трудиться исключительно для ее пользы. Он знал, что какие бы услуги ни оказал ей, она только до тех пор уважала бы его, пока он силен; знал также, что если бы власть его хоть немного поколебалась, диван не замедлил бы прислать ему или снурок, или преемника. Он силился утвердиться во власти не столько из честолюбия, сколько из того, чтобы спасти жизнь свою. Вскоре он поставил себя в полунезависимое состояние относительно Константинополя; но все, что ни сделано им в этом отношении, было внушено ему чувством самосохранения, а не ненасытной жаждой власти, как думают некоторые. Отношения Египта к Европе с каждым днем [LVI] делались прямее и чаще; вице-король начал обращать на себя внимание Запада, у которого он просил образцов для своих преобразований и необходимых помощников. С этой целью, смелый и просвещенный нововводитель, Мехмед-Али послал в Париж учиться молодых мусульман, назначенных распространить впоследствии наши знания па берегах Нила; вдруг, в то же самое время, он получает от султана повеление идти против взбунтовавшихся греков. Несмотря на нежелание свое вмешиваться в эту войну, он повиновался: послал сначала небольшое вспомогательное войско, но потом, когда успехи знаменитой греческой революции сделались опаснее мусульманам, должен был отправить войско более значительное. У него было тогда 24 тысячи регулярного войска, и если бы он отказался послать часть его против греков, то сделался бы ненавистным для мусульман. .16 го июля 1824 года, эскадра его, состоявшая из 63 кораблей и ста транспортных судов всевозможных наций (кроме французской), отправилась в Морею. На эскадре было 16 тысяч регулярной пехоты, 700 лошадей, четыре роты саперов, полевая и крепостная артиллерия. Ибрагим-Паша начальствовал экспедицией; он усмирил . Кандию; opyжие его имело успех в Mopeе. Всем известно, как неблагоприятно для Оттоманской Порты кончилась греческая война. Наваринское сражение уничтожило флот Мехмеда-Али, равно как и флот Порты. Говоря о греческой революции, нельзя не сказать о том великодушии, которое оказывал грекам вице-король египетский. Другие паши, пользуясь случаем удовлетворить на христианах требования своего грубого фанатизма, производили на них всевозможные гонения. Акрский паша велел разрушить Мон-Кармельскую церковь; христиане, жившие [LVII] в Сирии, были ограблены; Кипрский правитель велел предавать смерти и заключать в тюрьму всякого, кто исповедует греческую веру; во всех других частях империи точно также проливаема была кровь христиан; но в Египте греки продолжали пользоваться покровительством Мехмеда-Али, и владения его служили убежищем для многих семейств, принужденных укрываться от жестоких преследований. Поражение Наваринское не лишило бодрости вице-короля: Морейская война показала ему, чего он может надеяться от своих войск и обнаружила ему собственные его силы. Он поспешно вознаградил свои потери, и, приготовляясь к более важным событиям, начал строить в Александрии с невероятной быстротой новую эскадру, гораздо значительнее той, которая погибла при Наварине. Во время экспедиции в Морею диван обещал Мехмеду-Али Сирию; но, вместо этой провинции, ему отдана была Кандия; вице-король досадовал на пашу сирийского, Абдаллаха, правителя Сен-Жан-д'Акра. Этот паша в 1822 году навлек на себя немилость Порты, и прощением своим обязан был единственно посредничеству Мехмеда-Али; но, вместо того, чтобы быть благодарным за услугу, он не пропускал ни одного случая, где бы мог неприязненно действовать против вице-короля. Он поощрял контрабанду на границах своей области с Египтом, сманивал к себе жителей Шаркеха, и шесть тысяч феллахов перешли из этой провинции в Пашалык Акрский. Мехмед-Али писал к Абдаллаху, чтобы тот выдал ему беглецов; но Абдаллах отвечал, что они подданные султана, и для них все равно жить в какой бы то ни было области, принадлежащей их повелителю, в Сирии ли то, или в Египте. Вице-король, оскорбленный таким ответом, написал ему, что сам придет за своими шестью тысячами феллахами и [LVIII] возьмет сверх этих шести тысяч еще одного человека. Притом же он знал что Порта намеревалась напасть на него, и, как человек опытный, предупредил ее. 2-го ноября 1831 года, войско, состоявшее из 24 тысяч пехоты, четырех полков кавалерии, сорока полевых и еще большего числа осадных орудий выступило в поход против Сирии. Ибрагим-Паша был его главнокомандующим; Газа, Яффа, Каиффа вскоре покорились ему. Крепость Сен-Жан-д'Акр, при которой вытерпел неудачу даже Наполеон в сирийскую свою экспедицию, противилась Ибрагиму только шесть месяцев. Наконец он овладел ею 27 мая 1832 года. Когда известие об этой победе, считавшейся невозможной, получено в Константинополе, Мехмед-Али объявлен был бунтовщиком. Уже послана многочисленная армия против сына его: Ибрагим разбил большую часть ее при Гомсе, 8 июля 1832 года. Битва при Гомсе замечательна тем, что здесь в первый раз сражались между собой восточные войска, обученные по европейской тактике; Турки потеряли две тысячи человек убитыми и две тысячи пятьсот плавными. Со стороны арабов убито было только двести и ранено около двухсот человек. Ибрагим писал к отцу: «смело могу сказать, двести или триста тысяч подобного войска неопасны мне». Чрез несколько времени после того, он разбил в несколько часов армию великого визиря Гуссейна-Паши, в теснинах Бейланских, открывавших ему путь к Тавру, и наконец, 22 декабря 1832 года, имея только около тридцати тысяч войска, уничтожил при Конии новую оттоманскую армию, состоявшую из шестидесяти тысяч, и взял в плен главного начальника ее Решида-Пашу. Победа при Конии открыла Ибрагиму путь в Константинополь. Народ мусульманский призывал Мехмеда-Али на престол султанов, и если бы он захотел этого, то [LIX] мог бы низвергнуть оттоманскую династию. Но воздержный и благоразумный, вице-король, как прежде так и после победы, просил себе инвеституры на Сирию. Ибрагим был уже в Кутайехе, в пятидесяти милях от столицы, как вдруг султан обратился с просьбой о помощи к России, из которой прислано 20-ти-тысячное войско под Константинополь и, при посредничестве ее, был заключен трактат Ункиар-Скелесский. Перелом был опасен; дело, в самом начале своем касавшееся только Востока, стало теперь европейским делом. Европейские державы, и преимущественно Франция, которой опытный и искусный представитель в Александрии, г. Мимо, ободрял Мехмеда-Али, вмешались в спор между вице-королем и Махмудом. За их ручательством Сирия и округ Адана были уступлены Мехмеду, который признавал себя вассалом султана и обязывался ежегодно платить ту самую дань, какую платили прежние паши сирийские. Эта сделка совершена 14-го мая 1833 года. Присоединение Сирии к Египту было весьма важно для безопасности владений вице-короля. С тех порт, как убедились в необходимости для цивилизации вообще, чтобы на берегах Нила существовало независимое государство, должно было сознаться, что цель эта не может быть достигнута без присоединения Сирии к Египту. Действительно, мы видели, что военная топография Египта не выгодна для защиты, особенно в Перешейки Суезском, от набегов чужеземцев. Исключая мавров фатимитских и наполеоновских французов, почти все набеги на Египет — Камбиза, Александра, первых мусульман, Айубитов и Турок — были деланы через Сирию. Независимость Египта будет утверждена тогда только, когда ему отдадутся границы Сирии. Настоящие его пределы не в Суезе, а в Тавре. Таким образом, войной 1832 года, Мехмед-Али [LX] обозначил естественную форму нового аравийского государства; чтобы дать этому предприятию непрерывность, которая в политике составляет условие существования великих дел, Мехмеду-Али надобно было упрочить свою династию, долженствовавшую господствовать над судьбою нового государства. С другой стороны, султан Махмуд, которого ревность к счастливому вице-королю египетскому с каждым днем возрастала более и более, только и думал о низвержении Мехмеда-Али с высокой степени, им занимаемой. Он поддерживал бунты в Сирии, беспокоившие Ибрагима-Пашу в продолжении пяти лет; старался противопоставлять выгодам его выгоды держав европейских, заключив с ними торговый договор, которого исполнение относительно Египта, думал он, возродит трудности не-преодолимые. Наконец, после тайной пятилетней борьбы, в продолжение которой Махмуд преобразовывал свою армию и флот,— почитая себя в силах одолеть своего вассала, он велел (в начале 1839 года) сераскиру Гафизу-Паше двинуться в Сирию; но эти войска разбиты египетской армией при Незибе. Непредвиденные, внезапные события, которым Восток служит теперь более года театром, смерть Махмуда в то время, когда была разбита его армия, переход оттоманского флота к вице-королю, смущение, в которое эта внезапная развязка ввергла европейскую политику, бедствия, происходящие от продолжения statu quo для Турции, неизвестность, в какую повергло оно общий мир, — все это сделало необходимым осуществление главного намерения Мехмеда-Али. Этот человек освободил Египет от анархии; посеял в нем семена образования, создал военную силу, которой Египет обязан был началом независимости, и завоевал сирийские границы. Чего теперь не достает новому египетскому государству, им [LXI] основанному? Обеспечения в прочности этого существования, безопасности в будущем, простого дипломатического утверждения. За существование этого государства должны ручаться трактаты, которые заключат между собой державы европейские и власть, создавшая его, должна быть признана торжественно за Мехмедом-Али и его потомством. Вот чего требует Мехмед-Али; вот что вероятно и будет дано ему силою обстоятельств (Книга Клот-Бея вышла в прошлом году, до окончательной развязки восточного вопроса, произведенной договорами между пятью державами: Poccией, Англией, Австрией, Пруссией и Турцией. Предположения автора, как известно, не осуществились. Последние фирманы султана Абдула-Меджида, которыми отныне утверждены отношения Египта к Оттоманской Порте, представлены сокращенно в предисловии "От переводчика" (см. выше), Прим. Перев.) § 13. МЕХМЕД-АЛИ И ЕГО СЕМЕЙСТВО. 30) Теперь мне хочется дать читателю понятие о том семействе, с которым связана судьба Египта. Мехмед-Али, как я уже сказал, родился в 1769 году, в Кавалле; теперь ему 71 год. Он не высок ростом, — не более пяти футов и двух дюймов; крепкого сложения; темперамента сангвинико-нервического. В молодых летах волосы и борода его были белокурые; лоб у него выпуклый и открытый; дуги бровей значительно выдавшиеся ; глаза светло-карие, углубленные в свои орбиты; нос небольшой, немного приплюснутый книзу; маленький рот; небольшие усы, не очень густая седая борода; цвет лица смуглый. Bcе черты лица, взятые вместе, составляют физиономию чрезвычайно приятную; — живая и выразительная, [LXII] одушевленная быстрым взглядом, она представляет сочетание тонкого ума, благородства и любезности. Руки у Мехмеда-Али чрезвычайно красивы, малы и пухлы; нога маленькая. Вообще, он хорошо сложен. Походка его очень тверда, и в ней заметна точность и регулярность военного человека. Ходя, он поднимает пальцы ног кверху и немного качается корпусом. Держится всегда прямо и часто закладывает руки за спину. Он любит (что весьма странно, потому что вовсе не в обычае у турок) ходить взад и вперед по комнате. Чалма его, или шапка, обыкновенно наклонена в левую сторону. Никогда не увидите на нем ни орденов, ни богатой, раззолоченной одежды, столь любимых османлисами; но платье его всегда опрятно. Он отличался и отличается непринужденным, свободным обращением вельможи. Мехмед-Али очень жив, легко воспринимает впечатления и с трудом скрывает ощущения души своей; он откровенен и прямодушен: притворство для него очень тяжко; раздражителен, когда дело касается до чести; свято исполняет данное слово, и вовсе не способен к измене. Щедрость его беспредельна, и иногда доводила его до расточительности. Говорят, что он был очень любезен и щеголеват. Превосходный отец семейства, он боготворит детей своих и живет в кругу их как простой гражданин. Чувствительность его необыкновенна; я не поверил бы этому, если бы сам не был свидетелем: он был неутешен, когда терял кого-нибудь из детей своих и плакал о смерти своих товарищей по оружию. Попечение его о подчиненных, к которым он особенно привязан, доходит до нежности. Он с трудом решается наказывать и вообще прощает и забывает обиды, даже самые тяжкие. Мехмед-Али предан всей душой славе и чрезвычайно заботится не только о той репутации, которой пользуется [LXIII] при жизни, но и о той, которая останется после его смерти. Он заставляет себе переводить все журналы, читает их, и неравнодушен к клеветам, которые пишутся на него. Деятельность его превышает все, что можно сказать о ней. Он занимается не только днем, но и ночью; спит весьма мало, и сон его беспокоен. В четыре часа утра он уже на ногах; каждый день слушает рапорты от своих министров и сам диктует все ответы; потом делает смотр войскам, посещает корабельные верфи и важнейшие работы. Одаренный особенным тактом в делах, прямым здравым смыслом, быстрым и верным взглядом в вещах совершенно для него чуждых, он удивительно скоро обозревает предмет и составляет о нем самое верное понятие. История его продолжительного политического поприща доказывает это. Он чрезвычайно быстро считает, не имея никаких сведений в математике. Известно, что только сорока пяти лет от роду он начал учиться читать. Это было одной из прекрасных черт его жизни; впрочем, ему не стоило ни большого труда, ни продолжительного времени, чтобы выучиться. Потом он стал изучать историю: история Александра и Наполеона более всего занимала его. Он не знает никакого иностранного языка; но до такой степени прозорлив, что в разговорах с Европейцами, прежде нежели успеют ему перевести сказанное ими, он уже по глазам догадывается, что сказали они. Самое величайшее наслаждение его — беседа с европейцами и вообще с образованными людьми. Он рассуждает с ними о предметах самых высоких и обнимает вопрос с быстротою необыкновенною. Мехмед-Али исповедует веру свою без фанатизма и ханжества. Он всегда обнаруживал величайшую терпимость относительно других вероисповеданий, и первый [LXIV] из мусульманских государей покровительствовал христианам, заставляя своих подданных строго уважать их, и многим из них оказывал доверие и дружбу, давал чины, вверял начальство над войсками и возводил иных даже на степень беев. Чтобы поставить себя выше самых закоренелых предрассудков, ему нужно было победить все неудовольствия двора своего и народа, завидовавших милостям, которые он оказывал чужестранцам. Я сказал уже, что Мехмед-Али очень прост в домашнем кругу; иногда он позволяет себе самые невинные удовольствия, очень любит играть в шашки и шахматы, играет мастерски, и без всякой претензии — с гвардейскими офицерами низшего разряда, иногда даже с простыми солдатами. Я имел честь несколько раз играть с ним в карты. Он очень любит ездить верхом и сидит на лошади ловко и красиво. С намерением не говорю я о воинских достоинствах Мехмеда-Али. Mне кажется, что в этом отношении история его жизни, показавшая нам, как он вышел из ряда солдат и храбростью своей и заслугами достиг такой высокой степени, сказала уже довольно. Впрочем можно прибавить, что храбрость его, доходящая до безрассудной смелости, не только во время войны, но и в обыкновенных случаях жизни, всегда была отличительной чертой его характера. Кажется, чувство страха вовсе неизвестно ему. В начале своего поприща он презирал всеми опасностями, и даже недавно, в прошлом году (1839), несмотря на свои лета, предпринял путешествие в Фазоглу, за шестьсот миль от столицы, боролся с подводными камнями Нила, о которые разбилась его лодка, пустился вплавь, и на дромадере, чрез пустыни, совершил это трудное и опасное путешествие. Политический переворот, привлекший на Восток [LXV] внимание Европы, еще более возвысил Мехмеда-Али. Никогда этот необыкновенный человек не находился в таких торжественных обстоятельствах и на такой обширной сцене. В продолжение года, пространство, на которое он имел влияние, расширилось до того, что может обнять собой целую Европу. Он, как древний римлянин, в своей тоге держит мир или войну; от него зависит равновесие европейское. В этих важных обстоятельствах, он своей практической опытностью, своей благоразумной и осторожной умеренностью возвысился еще болеe, нежели сколько мог бы возвыситься какой-нибудь блистательной выходкой, — и стал наравне с искуснейшими государственными людьми Запада. Умный и воздержный, каким и должен быть всякий истинный политик в наш мирный век, он доказал, что благоразумие его не было следствием трусости; он открывал источники неожиданные и таким образом собственным умом дошел до древней истины: Si vis pacem para bellum (если хочешь мира; готовься к войне). Один, он все предвидел, во всем успевал. Напрасно думают, что у него была сильная подпора в министрах: без сомнения, между ими найдутся такие, которые способны были бы подать ему полезный совет; но в таком трудном деле они не осмелились бы взять на себя ответственности в важном решении. Мехмед-Али находил все средства, все пособия только в самом себе — в своем уме и своем сердце. Мехмед-Али, можно сказать без преувеличения, во всех отношениях принадлежит к числу самых замечательных людей и величайших гениев, какие только бывали на Востоке. ИБРАГИМ-ПАША. Ибрагим-Паша, старший сын Мехмеда-Али. [LXVI] Несправедливо говорили, что он только усыновлен Мехмедом-Али; он родился в 1789 году в Кавалле, два года спустя после брака своего отца. Ибрагиму-Паше 51 год. Он среднего роста (около 5 футов и 2 вершков), крепкого сложения; от военных трудов у него рано побелели волосы на голове и бороде; прежде, они были светло-русые; лицо его продолговато и рябо; нос длинный и вострый; глаза серые. Темперамент сангвинико-желчный; и потому он более бывает серьёзен, нежели весел. У него сильный голос. В нем нет той любезности, которою отличается отец его; обхождение его хотя не грубо и довольно приятно, но как-то не совсем располагает к нему. Ибрагим получил воспитание, какое обыкновенно давалось восточным принцам в его время. Он говорит на языках турецком, персидском и арабском, легко читает и пишет; очень хорошо знает историю Востока. На шестнадцатом году от роду он получил командование войском и управление провинциями. Предавшись так рано службе, он, весьма естественно, вскоре привык к ней и через нее изучил все подробности управления Египтом; а опытность заменила ему положительные идеи об управлении. В 1816 году он предводительствовал экспедицией против Вахабитов, которую окончил с успехом, и за победы свои имел торжественный въезд в Каир. Когда отец его начал формировать войска на европейский лад, Ибрагим-Паша прежде всех научился манёврам и военным экзерцициям, потому что впоследствии должен был занимать место главнокомандующего. Он учился всему, начиная с ружейных приемов до самых сложных эволюций. Таким образом он был уже совершенно готов, когда был назначен начальствовать над экспедицией в Морею. Во время этой-то экспедиции, журналы, [LXVII] заблуждавшиеся на его счет, несправедливо представляли его человеком диким и кровожадным. Не было ни одного поступка с его стороны, которым можно было бы упрекнуть его в жестокости. Да притом жестокосердие не может соединяться с великодушной и спокойной храбростью, какою одарен Ибрагим-Паша. Экспедиция в Морею была для него прекрасной школой. Там он был часто в затруднительном положении; тщеславие молодого военачальника, привыкшего побеждать и располагать победой, получило тут уроки, которые, представив ему войну под таким видом, в каком он и не ожидал, принесли свой плод, дав зрелость его суждению. Он очень был рад, что видел французские войска, познакомился с генералом Мезоном, Себатиани и многими другими французскими офицерами, которые составили себе высокое понятие о его воинских способностях. Впрочем он умел воспользоваться своими неудачами. До-тех пор на Востоке все думали, что турецкая кавалерия несравненно выше регулярной кавалерии европейцев: Ибрагим-Паша тотчас увидел несправедливость этого мнения и понял, что кавалеристы, составляя взводы и маневрируя массами по самой строгой тактике, должны иметь те же выгоды на поле сражения, как и пехота, образованная самыми строгими изученными эволюциями. По возвращении в Египет, он тотчас принялся формировать регулярную кавалерию и составил полки егерей, уланов, драгунов и кирасиров. Немного времени спустя по возвращении из Греции, Ибрагим-Паша начал экспедицию в Сирию. Всем известно, сколько подвиги и победы его в этой стране принесли чести его храбрости и воинским дарованиям. Завоевание оружием кончилось, и Ибрагим предпринял другое завоевание, которое хотя не имело столько блеска и шума, но было не менее трудно и почетно. Я [LXVIII] хочу сказать о совершенном преобразовании покоренных им стран; для этого он привел в действие многие пружины высшей политики: подчинив Сирию однообразному устройству и сосредоточив в ней управление, он освободил ее от бесчисленного множества феодальных властителей, которые были ее тиранами и поддерживали анархию в этой богатой и огромной провинции; покорил все племена, поднимавшие друг на друга оружие и нарушавшие общественное спокойствие. Такими действиями и твердостью, с какой они были поддерживаемы, восстановлено было в Сирии спокойствие, которое дотоле было ей неизвестно и которое Мехмед-Али умеет вводить всюду, куда только прострется его власть. Ибрагим-Паша прекратил в Сирии многие возмущения, и именно: бунты Наплузы и Друзов; особенно последний из этих бунтов был ужасен: я был очевидным свидетелем его укрощения, храбрости Ибрагима-Паши и его великодушия к побежденным. В этом случае его нельзя упрекнуть ни одной чертой бесчеловечия. Напротив, Ибрагим-Паша очень человеколюбив, несмотря на все клеветы. Учреждение больниц и других благотворительных заведений всегда занимало его. Он скоро привязывается ко всякому, и ласка его часто доходит до фамильярности. Впрочем, он не любит ни угодников, ни льстецов. В числе главнейших его нравственных достоинств я поставлю удивительную деятельность. Он очень прозорлив, и отличается чрезмерной любовью к порядку, экономии и дисциплине. Привыкший ко всем трудностям, он слишком пренебрегает в этом отношении нужными предосторожностями: стоя на бивуаках, везде, где бы то ни было, несмотря на холод, дождь, или снег, он ложится спать на земле как простой солдат, и от этого получил сильные ревматизмы. Войско обожает его, и он производит на [LXIX] солдат то же магическое ослепление, какое производил Наполеон на свою армию. Сверх всех этих воинских достоинств, Ибрагим-Паша обладает еще одним, которое превосходно в принце, назначенном управлять Египтом: я хочу сказать о любви его к земледелию. В промежутках отдыха после войны, он всегда ревностно занимался этой промышленностью и был ее просвещенным покровителем. Последним воинским подвигом Ибрагима была победа при Незибе. Она окончательно утвердила в семействе Мехмеда-Али вице-королевскую власть над Египтом и Сирией, которыми Ибрагим-Паша будет достойно управлять, если судьба возведет его на место его славного отца. ПРОЧИЕ ЧЛЕНЫ СЕМЕЙСТВА МЕХМЕДА-АЛИ. Другой сын Мехмеда-Али, Туссун-Паша, родился также в Кавалле. Он особенно замечателен был своей щедростью, которая иногда доводила его до расточительности. Это достоинство более всего ценится у обитателей Востока, и потому Туссун-Паша был очень любим народом. Он умер, оставив после себя сына, Аббаса-Пашу (родившегося в 1813 году), который сделан теперь правителем Каира. У Мехмеда-Али был еще сын, родившийся также в Кавалле и от той же жены, — Измаил-Паша, погибший в сеннаарскую войну бездетным, — и дочь, которой теперь уже сорок лет, и которая, говорят, очень похожа на своего отца физически и морально; она вдова Мехмеда-Тефтердаря-Бея, была очень привязана к своему мужу, и, в доказательство любви к нему, не хотела более выходить замуж. Теперь она проводит жизнь в благочестивых занятиях, обыкновенно украшающих женщину, и всеми любима за свои благодеяния. [LXX] У Мехмеда-Али в Египте множество детей. Старший из них — Саид-Бэй, родившийся в 1822 году. Это молодой человек доброго характера и приятной физиономии; он был бы красивее, если бы на глазах у него не было пятен — следствия глазной болезни, очень обыкновенной у детей в Египте. Он получил прекрасное воспитание. Изучив все восточные языки, он стал заниматься математикой, рисованием, мореплаванием и приобрел все сведения, необходимые для морского офицера. Он прошел все степени морской службы; говорит по-французски как француз и усвоил себе даже наши манеры. Саид-Бей вероятно будет назначен главным начальником египетского флота — или в качестве морского министра, или в качестве адмирала. Прочие дети Мехмеда-Али суть: дочь, родившаяся в 1833 году; сыновья: Гуссейм-Бей, родившийся в 1825 году, Халим-Бей, в 1826 году и Мехмед-Али-Бей — в 1833 году. У Ибрагима-Паши три сына, из которых старший Ахмед-Бей, родившийся в 1825 году. Он очень похож на отца, только будет меньше его ростом; хорошо учится и понятлив не по своим летам. Ибрагим брал его уже с собой путешествовать. Другие его сыновья, Измаил-Бей, родившийся в 1830 году, и Мустафа-Бей — в 1832 году, — хорошенькие мальчики; но они еще так малы, что о них нельзя ничего сказать. Аббас-Паша, сын Туссуна-Паши, о котором мы выше упомянули, наследовал все манеры своего отца, на которого очень похож лицом. Этот молодой человек рано начал заниматься делами; он был главным интендантом провинции. Место правителя каирского, нынче им занимаемое, одно из важнейших, и он так отправляет свою должность, что все им довольны. Напрасно думали, что он соперничает с дядей в [LXXI] наследстве: напротив, он очень привязан к Ибрагиму-Паше, который не может иметь никаких соперников, потому что на его стороне право рождения, войско, сила общественного мнения и слава имени, освященного победой. Удовольствуюсь исчислением по именам других членов многочисленного семейства Мехмеда-Али: они, по самому положению своему, не призваны к тому, чтобы играть важные роли. Bсе они — племянники правителю Египта: Ахмед-Паша, правитель Мекки (сорока лет); Ибрагим-Паша, дивизионный генерал; Измаил-Паша, правитель Алепа (32-х лет); Гуссейн-Бей, без должности (сорока двух лет), и еще два малолетние племянника Мехмеда-Али. (пер. ??) |
|