№ 246. Рапорт князя Прозоровского — графу Петру Александровичу Румянцову-Задунайскому.

9-го декабря 1777 г.

По написании подносимых при сем вашему сиятельству двух моих рапортов имел честь я получить с партиею возвращенною от г. генерал-маиора и кавалера графа де-Бальмена повеление вашего сиятельства исшедшего ноября от 27-го дня, усматривая из которого благоволение ваше к графу де-Бальмену с великим удовольствием приемлю, что случилось ему самым делом оправдать прежнее мое о нем заключение. Что-жь лежит до корпуса г. генерал-маиора и кавалера Бринка, то предписал я ему ныне прямо к вашему сиятельству обо всем доносить; впрочем, относительно до соединения моего с его светлостью Шагин-Гирей-ханом, писал я теперь к резиденту Константинову, чтобы старался он сколь возможно уговорить его переехать в Карасубазар, где и я полагаю на нетоторое время взять свою квартиру, по исполнении моего намерения, как и в журнальном рапорте вашему сиятельству доношу, чтобы дождавшись донских казаков со всем здешним войском подвинуться к Салгиру, где их обозы, и чрез то самое навлекши на себя и Сеит-Велиджаг-агу с партиею стараться всячески оную разбить и истребить. Я, сиятельнейший граф, с ханом хотя и не имел никогда никакой распри, но единственно советы мои, которые всегда следуя высочайшей воли подавал ему, не были приятны и оставались без всякого [847] внимания; он слепо следовал своим предприимчивостям, и разом такие откупы сделал, что совсем ограбливал народ и генерально целую область на себя подвинул; ибо сверх взимаемой им десятины, которую один только Крым Гирей брал, неволен у него в деревни ни один мужик убить скотину, кроме откупщика; также на откуп отданы ножи, хлеб и прочее, что все покупая, например четверть хлеба по рублю, продает через откупщиков по полтора рубли. Судите-жь, сиятельнейший граф, каково переносить народу в новом правлении такие неслыханные тяжести, особливо таковому, который никогда в прямом повиновепии ханам своим не был, ибо они мало подкрепляемы были Портою, а только представляли из себя статуй. Не спорю, сиятельнейший граф, что и войска ему надобны, однакожь как у него были бешлеи из вольных, то я и считал, чтобы ему таких навербовать, а не делать набор из народа, который точно подобен нашему рекрутскому. Но и при всем том советовал я ему со всем сим поудержаться до разрешения от Порты, дабы когда от обоих дворов уже-бы он прямо на своем месте утвержден был, тогда-б приниматься удобнее было и за таковые распоряжения. Но что мне делать, когда он все мои предложения презирал? Я осмеливался трудить и ваше сиятельство, чтобы подали ему совет, который в ныне полученном им письме, конечно надеюсь, возьмет свой успех. Впрочем, как прежде доносил, так и теперь отважусь доложить, что ежели он не переменит роду своего обхождения, то не знаю может-ли надолго утвердиться, как то сказывал мне и Джелал-бей, что хотя бунт сей и успокоится, но надобно хану отменить откупы и быть снисходительнее, чтобы войтить в любовь к народу, иначе-жь все будет безполезно. Теперь, сиятельнейший граф, когда с правосудием неизъемлемо должно равно действовать в нем и милосердие к подданным, он напротив жестоко и тирански поступает со многими и такими, которые невинно в сей бунт введены. Не оставлю я, сиятельнейший граф, [848] истощить все силы моего усердия на пользу отечества, но ежели мало и совсем тем не успею в перемене сего государя, то не знаю что делать наконец.