№ 225. Рапорт генерал-поручика князя Прозоровского — графу Румянцову.

11-го октября 1777 г. № 93. Бахчисарай.

Повеление вашего сиятельства от 26-го августа имел честь получить исшедшего сентября в 15-й день, по которому приказав обстоятельную сочинить карту, с нанесением на оную всех после войны вновь заведенных здесь селений, хотел немедленно оную с мнением моим поднесть на рассмотрение вашего сиятельства. Но как на Кубанской карте, яко примерно снятой не нашел я многих мест, противу росписания о квартирах генерал-маиора и кавалера Бринка, то и [784] принужден послать туда секунд-маиора Буйносова, для акуратного собрания всего нужного от г. Бринка и назначения на карте, дабы единовременно соглася по положению земли все расположение войск, представить на рассмотрение вашего сиятельства.

Однакоже нечаянно открывшийся здесь случай не позволил мне дождаться возврата маиора Буйносова, а спешу оное изъяснить в следующем:

Его светлость Шагин-Гирей-хан возвратясь из своего походу, в котором он был для осмотру Балаклавы и прочих примечательных в той стороне старинных развалин, как из подносимого журнала г. полковником Фричем веденного, ваше сиятельство увидеть изволите, остановился близ Бахчисарая при деревне Челеби-Джеслау верстах в 4-х от города, и во 2-й день сего месяца изволил ездить вблиз поставленной лагерь своего вновь набранного войска, приказав конницы построиться в две шеренги, а во отделениях по сту человек; потом велел им несколько раз заезжать на право и опять строиться, напоследок проехав сам между шеренгами назначил видных людей 44 человека из конницы в пехоту, что сколько можно было приметить приняли они с некоторым негодованием. В третий же день поутру около 10-ти часов, когда еще его светлость почивал, примечено некоторое в татарском лагере волнование, и как его светлость никому не объявил, как скоро он намерен возвратиться на прежний свой стан, то конвоирующий его г. полковник Фрич думал не приказано-ль и им готовиться к подъему. Но между тем умножался у них шум, вдруг побежали за лошадьми, кибитки собрали и воза все запрягли, потом слышно было в разных местах несколько ружейных выстрелов, почему караульная при хане рота приступила к ружью, также и конвойный эскадрон, оседлав своих лошадей, состоял в готовности, а партия, посыланная в татарской лагерь для разведывания о сем шуме, возвратясь объявила, что ничего больше узнать не могли как только, что татары собираются [785] в поход, однакожь сим казакам никакого озлобления не сделали. Между тем-же бежали из татарского лагеря начальники, приставленные к ним (татарским войскам), прямо к стану его светлостп, за коими несколько татар гнались, и в самое то время толпа около трех сот человек приблизилась по примеру на полтораста сажен к самой ставке ханской; почему приказал его светлость караульному офицеру заряжать ружье и быть в готовности к обороне. Однакожь татара приметя сие тотчас воротились назад, и подъехав к прежнему лагерю, где оставлена была пехота, подняли и оную с собой и предприяли свой путь прямо к реке Алме. С чем в первом часу пополудни прислал ко мне его светлость своего чиновника, прося гренадерской роты с пушкою, которая к нему тотчас и отправлена. А между тем командирован с частью казаков донской полковник Греков вслед за оною толпой для примечания. К частным же командирам предложа сие за известие подтвердил я во все места, чтобы состоя во осторожности, ежели дерзнут сии взбунтовавшиеся хотя малейшее на кого сделать нападение, то-бы поступили с ними как с неприятелем и ввечеру того-жь дни получил я рапорт от полковника Грекова, что вся сия ушедшая конница ночевала на речке Булганаке, а пехота разбрелась по деревням в свои домы. Не зная подлинной причины сему взволнованию, послал я тотчас к правительству спросить, что понудило сии войска на таковой дерзновенный противу своего государя поступок, но и они, отзываясь незнанием настоящей сему вины, хотели от себя послать тотчас нарочных комисаров уговаривать их к возвращению назад, однакожь на другой день только еще собрались все уполномоченные особы съездить к его светлости, а на третий сделали совет и едва 6-го числа отправили комисаров к ним. Между тем сие взбунтовавшееся войско рассевая по деревням всякие непристойные слухи как противу хана, так и всех чиновников, взяло свой путь серединой Крыма к стороне Перекопа, [786] намеревая яко-бы пробраться за линию чрез Сиваш или Шунгары, и пройтить степью в Очаков; но как знал я верно, что достигнуть им сего в рассуждении связи войск наших и переправы чрез две большие реки никогда нельзя, то и почитал оное пустым; однакожь видя таковое со стороны правительства медленное выполнение и получа от его светлости, чрез пристава своего Али-агу, 5-го числа, известие, что сии взбунтовавшиеся татары между Перекопа и Бахчисарая остановились в одной деревне, продолжая свой путь к Перекопу, то и приказал тот-же час данным ордером, которого копия здесь следует, г. генерал-маиору князю Волконскому отрядить, но получении моего повеления, Сумский гусарский полк к Перекопу, для заграждения им там прохода, а самому, собрав свой и Акмечетской деташементы, расположиться лагерем при Салгире, на половине дороги между Карасубазара и Акмечети, оставя при устье Карасу половину Донского полка, от которого разъездами связывался-бы он с деташементом г. генерал-маиора графа де-Бальмена. В право-жь от своего лагеря, для связи, посылал-бы разъезды к Харьковскому гусарскому полку, которому велел я тот-же час следовать на Салгир и расположась там связать коммуникацию с г. генерал-маиором и кавалером фон-Рейзером. Таким образом, распорядя к той стороне войска, собрав и расположеныые близ Бахчисарая, я поставил в одном лагере. 7-го-жь числа получил я из Перекопа, от г. полковника и кавалера Булдакова, рапорт, что часть сего взбунтовавшегося войска, разъезжая между Тарханского Кута и Сербулатской пристани, не допустили казаков к разведанию о благополучии пикетов, учрежденных при урочищах Буруликском и Бешплавском, и пять человек татар гнались за двумя казаками верст с десять, который (рапорт) как и вслед за сим от г. Булдакова-жь полученный о умножении сих бунтующихся скопищ подношу здесь в копии. Послал я по оным (рапортам) тотчас правительству сказать, для чего они так худо и медленно стараются о утушении сего [787] волнования, которое по всем правам надобно-бы гасить прежде как воспылает сильный огонь, что всем им стыд наносит; ежели сами они усмирить их не могут, то-бы дали мне уполномоченного чиновника, с которым я отряжу часть войска и ежели они и далее противиться станут, то необходимо должно уже таковых бунтовщиков искоренить, — что визирь Абдувели-ага, приняв с удовольствием, послал тотчас с переводчиком моим Якуб-агою к его светлости хану сына своего салихтар-агу. Итак на другой день сделан был здесь совет, и правительство, избрав из заседателей уполномоченного от области особу мансурской фамилии Селим-Шах-мурзу, прислали ко мне, которого с переводчиком Якуб-же агою отправил я к хану, определив к нему подпоручика Меера, разумеющего по турецки говорить. С которым-бы уже оттуда прямо он, и еще посылаемый особо от его светлости чиновник, к г. генерал-маиору Рейзеру проехали. К которому вперед 8-го числа отправил я курьера с наставлением, с коего копию на рассмотрение вашего сиятельства здесь подношу, также приказал полковнику Любимову с доброконными полку своего людьми немедленно в один путь с г. Рейзером к месту, где сия толпа собрана, следовать, а гг. генерал-маиорам князю Волконскому и графу де-Бальмену подтвердил осторожность и примечание над Шунгарским постом; также велел, если из сих взбунтовавшихся татар будет кто бежать назад, чтобы всех их ловить, а которые дерзнут обороняться, тех бить.

Вчерашний день получил я от г. генерал-маиора и кавалера князя Волконского рапорт с приобщением оригинального донесения, дошедшего к нему от содержащего в горах пост полкового квартирмистра Петрулина, который извещает, что и в горах в Ускюте и прочих местах начинает чернь бунтоваться и вооруженными не малыми скопищами собирается. Почему и приказал я туда князю Волконскому отрядить часть пехоты хотя в собранных двух баталионах. Что все в копиях поднося на рассмотрение вашего сиятельства, честь имею [788] также представить оригиналом письмо князя Волконского, в котором точная изъяснена причина сего возрастающего час от часа бунту, что поколику за конфиденцию приставом его сказано, то дабы не открыть имени его и писал он партикулярно ко мне. Я как прежде иартикулярнымп письмами осмеливался вашему сиятельству доносить, что его светлость напрасно так рано принимается за набор войска, которое ему верно никак быть не может, так и всегда при свиданиях о сем ему внушал. Однакожь он, не внимая словам моим. час от часу усиливался в сем настоянии и наконец, соглася к сему свое правительство, довел до того, что они и сами пропозировали ему набрать 5,000, а он уже отменил и собрал только 3,000 — две конницы, а одну пехоты. На что хотя и спрашивали моего согласия, но сие уже было в такое время, когда указы от хана о наборе везде разосланы были. Почему и не оставалось мне в таком случае ничего более говорить как токмо отдать на их волю. Однакожь за всем тем при свиданиях с ханом подтверждал я ему о неверности их прежния свои слова, и советовал сколь можно с осторожностию и рассмотрением сие делать. Вместо того, тут ничего соблюдено не было, а вдруг определил он к ним молодых мурз, которые зачали строго с ними поступать и без всякого порядочного учреждения собрали их в одно место, стали подбирать под меру, назначивать из конницы в пехоту; строить и заезжать учить. Сие то самое подало причину к волнованию такому народу, который по новости не приобык еще ни мало своего государя почитать, яко и прежние ханы никак ими уважаемы не были; сколь скоро который не покажется им, то или сами возставали против его, или прибегали к Порте, которая по их желаниям всегда перемену другими делала. Таким образом, помысля они, что сие начало предобразует действительно службу солдатскую, для которой противу прежних сих обрядов и набраны теперь; страшась сего пуще всяких бед бежали все и прочих в целом полуострове [789] бунтуют, приводя в огорчение и ненависть весь народ как противу хана, так и противу всех генерально чиновников и мурз. Возращение час от часу такового бунту не предвидя я ничем более усмирить, как распущением по домам на поруки их отцов и последних 300 человек, которые раскаяваясь в своем преступлении сами собою без всякого принуждения возвратились назад и ныне при Бахчисарае содержатся, а потом опубликованием чрез крикунов по их обыкновению во всем полуострове, что его светлость послал с своим чиновником войско для усмирения сих бунтовщиков, и видя прочих несродность к службе, также познавая сколь народ поставляет то себе за отягощение, распущает их по домам, и бежавших в дерзком их поступке, если возвратятся в свои домы, прощает без всякого наказания, не желая и впредь такого с них набору делать. Такое услыша повсюду опубликование сего указа, конечно-б они усмирились и разошлись по домам своим. С каковым объяснением и ездил я к его светлости хану. что все приняв он в резон, согласился сих 300 человек распустить навсегда в их домы, яко и без того об них никакого учреждения не сделано, ниже потребное продовольствие им запасено, а в поле по поздому времени кормить лошадей нечем; также посылает повсюду манифесты, что он из них как ныне, так и впредь никогда войска на теперешнем основании набирать не станет, оставляет их на старинном обряде с тем, что разве-бы когда нужда потребовала, но и то собирать их будут по прежнему. Тожь всех бежавших в преступлении их прощает, только-бы они возвратились в свои домы и жили спокойно, а ширинского и мансурского беев чрез нарочно посланных призывает к себе. По возврате-жь от его светлости получил я словесное донесение от прапорщика Ахтырского гусарского полка Ильяшенки, который посылан с партиею от деташемента князя Волконского к Перекопу и не доезжая верст за 40 оного видел из разных деревень небольшими партиями проезжающих туда [790] вооруженных татар, и спрашивал, для чего они туда следуют, на что все почти одно отвечали ему: “там собирается армия наша, и хотя-бы весь Крым остался пуст, то мы никогда не согласимся к регулярной службе, в которую нас хан набирать стал”. Однакожь ему никакого озлобления не делали; тожь самое о сборе татар и волновании изъясняется и в рапортах гг. генерал-маиоров Рейзера и графа де-Бальмена, которые получены мною вчерашний день в ночь. Ко утушению которого возмущения на вышеписанном основании предприяв все должные со стороны моей меры, осмелюсь вашему сиятельству доложить, что до сего случая все в здешнем полуострове даже и простой народ в безмолвной тишине и спокойствии жили, и к войскам нашим до последнего татарина гораздо ласковее прежних времен были, давая везде проезжающим пристанище и снабжая всем нужным за деньги.