№ 221. Письмо князя Прозоровского — Шагин-Гирей-хану.

26-го сентября 1777 г. № 41.

Полученную от вашей светлости ноту, которую полагаете находящимся в Царьграде депутатам своим представить к Порте, по переводе от Якуб-аги на российский язык я имел честь видеть. И на оную мнение мое с подробным изъяснением поручил Якуб-аге вашей светлости донести, а сам только за нужное нахожу представить вам, светлейший хан: 1) чтоб все сии пункты отнесть прежде на рассмотрение резидующего в Царьграде полномочного нашего министра, г. статского советника Стахиева, который о всем имея полное [776] высочайшего двора наставление, что к лучшей связи общих дел почтет пристойным и надобным, конечно не оставит депутатам к выполнению сообщить и вящшие еще от себя наставления у Порты сделает. Ибо об отправлении сей ноты должно-б по настоящему прежде мне спроситься у его сиятельства графа Петра Александровича Румянцова-Задунайского, но за сей перепиской долгое время пройти может, а вашей светлости нужно с оным поспешить, то и считаю я возможным отправить оное к министру на сем основании, к чему еще и то побуждает меня, что как лейтенант Пустошкин, отправленный из Царьграда прежде прибывшего к вашей светлости купца за 15 дней и опять из Амастры перед ним отплывший, имеет у себя как от министра ко мне, так и от депутатов к вашей светлости письма, но и доныне оный не прибыл. То нельзя основательно знать на каком прямо положении дела наши в Царьграде. 2) Касательно до пункта о тешрифате, яко слово сие само собою значит подданство, не могу я сказать, нужно-ли будет объяснения на оный представлять к Порте, ибо я о сем никаким наставлением не снабжен, для чего и мыслю, чтоб особливо сие отдать на рассмотреше г. Стахиева, который конечно обо всем предварен. 3) Изъяснение о выводе войск отсюда, которое ваша светлость полагаете, не можно-б министру от себя при настоянии Порте представить, кажется мне не противно (но?), надобно оное совсем особливо написать и отдать на рассмотрение его, дабы сообразя он с дапными ему от высочайшего двора во всем наставлениями, располагал все к лучшей общих дел пользе. Все сие предая взаимно рассмотрению вашей светлости, заключаю сие моим истинным усердием, пребывая верным слугою.

Перевод с сделанной ноты, которую депутаты имеют вручит Порте.

На полученные как от депутатов, так и от прочих письменные и устно изъясненные известия, дабы Порта Оттоманская не [777] удерживала больше возвратом наших депутатов, какую они из своей стороны ноту подать должны, оную здесь приобщаю, а что из оных пунктов убавить или прибавить, тожь которые непристойны будут переменить изволите, отдаю на ваше рассмотрение, а когда и совсем негодятся, то так и оставить.

Пред сим к трону его величества с поднесенных нашпх махзаров, состояние областп нашей такожь п просьба наша нзвестны; как равно и его величества с двором российским утвержденные мирные вечные трактаты почитаем и противное воли его величества делать не желаем, а положенные обоими дворами порядки почитать и наблюдат по возможности стараемся; тожь и его светлость хап как его величества волю, так и положенные обряды вечного мира почитает, о чем и двор Порты Оттоманской без сумнения известен. Посольство наше в том состоит, чтобы сип все дела к трону его величества представить, и между двумя дворами какое основание сделается п на чем утвердится, то как с стороны его светлости хана, так и от подвластных ему народов области нашей и малейшей противности оказывано не будет. Но как от приезду нашего к престолу его величества довольное время прошло, а зима уже сближается, такожь и его светлость возврату нашего ожидает нетерпеливо, то принуждены мы осмелиться сие поднесть; впрочем зависит от воли его величества.

Российского-жь двора войскам внутрь Крыму оставатъся-ль или оных вывесть? На сие ответ.

Войска российские по каким причинам прибыли к реке Днепру в Перекоп, пред сим двора российского министр определенной надеемся, что Порте Оттоманской объявил; прпчина-же вступления оных внутрь Крыма та, чтоб Девлет-Гирей не осмелился сделать какого в земле замешательства до прибытия Шагин-Гирей-хана, чего опасаясь и призваны они. Чтожь и ныне еще в Крыму пребывают, то по слухам тем, что с прибытия в Царьград бывшего хана собран был флот, и с анадольскпм войском Гаджи-Али-паша на помощь определен, и что он сам чрез несколько дней с ними возвратиться хотел, с намерением Крымскую область разорить, что все как между народом разглашалось, так и уверения его были о том преданным ему приятелям. А до сведения о том хане, каким образом примется он Портою, оставлены сип войска по настоянию всего правительства. Как-же оный хан к Порте приехал, и от Порты какие ему приемы были, о том изъяснять нет нужды; сверх сего какие вышеобещанные пособия были, и что противно положенным порядкам от многих годов под владением крымских ханов находящимися крепостями, землями и подданными завладел, а от стороны его светлости хана определеиных яли-агасу, и гетмана по указу Порты Оттоманской возвратили, такожь и на завладение Суджукской крепости военное судно по слухам определено, да и что мы от прибытия нашего к Порте Оттоманской по положенному от обоих дворов порядку по просьбе нашей никакого ответа в резолюции не получили. Но противно оным положенным порядкам и обыкновению, Порта Оттоманская приготовляет сераскира в буджакскую сторону или Бессарабию, сие всем явно. [778]

Почему когда двор российский обязательство свое сохранит, то как его светлость хан, так и область покуда в настоящем спокойствии и тишине оставлены не будут, до тех пор российских войск пз Крымской области вывесть невозможно.

Когда о высылке отсюда янычарских членов спросят, то ответствовапиь.

Во-первых, от стороны области в сем случае ппсанные махзары показать; второе, представить, что положенные от обоих дворов порядки должны были быть почтенны, а означенные янычары, находясь в нашей области самовольно без настоящей власти, не повиновались обрядам в земле нашей учрежденным, а напротив разные развраты и своевольства делать начинали, отчего уже их удержать и к должному покорению принудить, яко не принадлежащих к Крымской областп и не подданных его светлости хана нашего не приступая, дабы сим самым соблюсти мирное постановление, велено только им ехать в свое место, почему они и высланы.

Когда-ж о писанных пред сим несколъко раз от нагайских народов махзарах спросят, то такой ответ давать.

Пред сим когда под протекцию двора российского мы отдались, в те поры из орд нагайских едисанская и джанбуйлукская от бывшего Девлет-Гирей-хана и от Гаджи-Али-паши бежали и к реке Дону прибыли, и как двор российский, так и меня просили, чтоб я к ним приехал. На какую просьбу сделал снисхождение и к ним прибыл, где и обязались они, что кроме меня из Али-джингинской фамилии ни одному султану не покорятся, какие обязательства и доныне у меня сохранены. Также из нагайских народов около Кубани находившиеся народы буджакские в том-же году тако все-жь обязательства мне вручили, а в 1775 году едичкульские орды и Батырь-Гирей-султан меня призвали, и по приезде моем как оные едичкульские, так из черкеских народов жанские вручили мне обязательства и все оные доныне у меня хранятся; но как и теперь в последнее к ним явился, то и ныне свои обязательства подтвердили, и некоторые надобные письма с оными обязательствами с того-жь народа чрез мурзу, теперь в Очаковской крепости находящемуся бывшему Кулкет-Худасы Солиман-аге вручены, которые к Порте и отосланы, а ежели и ныне от вас востребуют, то скажите, что они у вас готовы.

О нынешнем-же собрании с области Крымской войск, когда надобно будет, таким порядком отвечать.

Сие собрание войска не для иного какого намерения как только, что пз давних времен самовластная область сколько возможет для удержания своих собственных самовольцов и развратников и для сохранения сколько можно своей области, обыкновенно войско иметь долженствует, чего подробно изъяснять нужды нет.

Когда о выводе войска российского пз Крымской области Порта настоять будет, то не можно-ли, чтоб находящийся там при Порте российского двора резидент г. Стахиев отвечал нижеследующее: пред сим высочайшего моего двора войска сильною рукою в Крым вошли [779] и всю область совсем разорить и уничтожит легко-бы было и она вся в наших руках оставалась; но всепресветлейшая сильная и великая императрица моя всемилостивейшая государыня, с природного своего неизмеримого великодушия татарскому народу, вольное состояние даровать изволила. А как оный народ своими силами всего того удержать не был в состоянии, то просил ее величества всегдашней защиты и покровительства, в чем высочайший мой двор и обязался, как оттого времени и вам уже известно. Почему к моему двору и требование делать о выводе войск не остаюсь, а можете требовать сего от хана, который когда согласится, то, конечно, войска выведены будут, о чем и сомневаться не должно. Когда-же он к выводу их не приступить, в таком случае и высочайший мой двор данного обязательства переменить не может. Сверх сего, его светлость Шагин-Гирей-хана с предместниками его сравнить не можно, в рассуждении самовластия его во всех его делах области, и что другая посторонняя держава во всем ему препятствовать права не имеет, поколику и область ему все свои дела вручила. О чем когда спросите у находящихся здесь депутатов, то они объяснить вам могут, почему российские наши войска в Крыму находятся не для нарушения вечного трактата, но единственно ло просьбе татарского общества и высочайшего моего двора с ними обязательства.

Записка к его светлости Шагин-Гирей-хана — Якуб-аги.

По записке ко мне вашей светлости я имел честь по переводе на российский язык его сиятельству князю Александру Александровичу представить ноту для находящихся в Царьграде депутатов, которую рассматривая его сиятельство нашел нужным в первом пункте переменить слово “опасаемся”, яко сие род некоторого страха, что вольной области ни противу какого государя не прилично. А на место того поместить, “не желаем”, яко никаких мирным постановлениям, следственно и воле султанской противностей не преднрпнимает здешняя область.

На 2-й пункт о тешрифате его сиятельство объясняться сам изволит, переменя только слово противиться не будем, яко сие не только от принуждения происходит, а поставляя только вообще рассмотрение сделают и прося, чтобы сей пункт особливо написан был.

Из З-го пункта об угрозах купцам в Царьград въезжающим, яко происходящее между народом совсем невероятное, а только площадное, его сиятельство не почитает нужным вносить. Также и о судне в Суджук отправленном прибавить: “по слухам”, поколику достоверного о сем известия нет. А заключение оного пункта о российском дворе, что “ежели оной” своего обязательства не издержит, “то принуждены будем” искать другого способа, совсем излишним почитает вмещать: 1) что сие наводит на российский двор сумнение в его покровительстве, которое, конечно, непоколебимо; 2) что другой соседней державы нет, у которой-бы татарской области защиты искать; 3) за сим уже и то можно тут помыслить, что ежели Россия [780] отступится, то разве опять преклонятся к Дорте, яко самой здешней области противу Порты стоять и защищать себя никак нельзя.

В 4-м пункте генеральную приобычку янычар к развратам, его сиятельство отменяет для того, что сим все вообще янычары огорчатся и злобствовать станут, а сказал внесть достаточные к сему причины, как изволите увидеть из прибавления в оном пункте, которые весьма основательны.

5-й пункт о наборе здесь вашею светлостию войск оставлен в своей силе.

6-й и последний принадлежащий к министру российскому, не почитая противным убавляет, только последнее спрашивать о сем Порте вас светлейший хан, яко оное вышепомянуто и будет уже вдвойне. Просил написать особливо, чему причины и в письме своем вашей светлости изъясняет.