№ 116. Рапорт князя Прозоровского — графу Румянцову-Задунайскому.

31-го декабря 1776 г. Перекоп.

Отправленные к вашему сиятельству от бригадира и кавалера Бринка от 15-го декабря депеши несомненно уже получены, на которые, что я писал к нему и к Шагин-Гирей-хану, здесь под №№ 1-м и 2-м копии представить честь имею и ожидать буду дальнейшего повеления.

Как я моим рапортом вашему сиятетьству от 23-го числа доносил, что посланный от меня в Бахчисарай сотник Пащенко задержан там и о чем я письмо имел, которое в копии вашему сиятельству и отнесено. То ныне возвратился он с посланными от общества четырьмя мурзами, с которыми каковые получил я письма, здесь переводы оных под №№ 3-м и 4-м, а равно и оригинальные под №№ 5-м и 6-м тожь и копии с ответных моих к ним на то писем под №№7-м и 8-м, у сего вашему сиятельству представляю. А затем и поданный мне рапорт от упомянутого сотника Пащенки, что он в. бытность свою там слышать и приметить мог, здесь под № 9-м в копии найтить соизволите. Но что я из Козлова провиант брать приостановился, так как из ответного [218] моего письма к обществу усмотреть изволите, то единственно, чтобы лучше тем вложить им в мысль, что я вперед намерен с войсками движение сделать.

К Абдувели-паше посылал я в Бахчисарай одного из наших сотников компанейских Маргоса, определившегося в минувшую войну из кефинских армян и присланного ко мне от господина генерал-маиора Борзова, который, что мне в ответ принес, взятую с него сказку о том, у сего вашему сиятельству под № 10-м представляю.

Все требования от партии Шагин-Гирей-хана, как ваше сиятельство изо всего усмотреть изволите, есть те, чтобы выгнать из Крыма Девлет-Гирей-хана, которые хотя по мнению моему и нахожу справедливыми, как они при нем в самом деле ничего полезного сделать не могут но я собою ни к какому движению войск приступать не осмеливаюсь, как сие может противно политическим резонам будет, то как на оное испрашиваю вашего сиятельства повеления, так равно, если-бы Шагин-Гирей-хан предъуспел, вытесня Орду-агаси, уйтить в Абазу, сам перейтить в Ениколь, то тогда непременно требовать будет он конвою, а особливо как конницы в Ениколе очень мало, то прикажите-ли ваше сиятельство оной ему отрядить, которой должен быть в некотором числе войск. Затем-же ваше сиятельство, хотя и не полагаюсь я на известиях, чтоб Гаджи-Али-бей пришел с войском, однакожь иметь мне в руках берега или вообозрении должно; если-же я в сей позиции и весною останусь в которой теперича, то все дела их от меня будут, как завесою закрыты. А другого разведывания иметь я не могу, как только чрез конфидентов, которые большею частию бывают неосновательны; в таковое-жь конфузное время никто ни за какие деньги и не поедет, ибо по одному неосновательному сомнению будут убиваемы, то все сие и придаю милостивому вашего сиятельства рассмотрению ожидать буду на то наставлении.

Затем, сославшись на отправленный от меня к вашему [219] сиятельству от 24-го числа рапорт об ушедших в Ениколь мурзах, ныне каковый получил о прибытии их туда от господина генерал-маиора Борзова рапорт и с приложением оть них письма, здесь вашему сиятельству под № 11 копии представить честь имею и что я к нему на оное ответствовал, тожь в копии у сего под № 12 найти изволите.

Ордер князя Прозоровского — бригадиру Бринку.

(Приложение № 1).

31-го декабря 1776 г.

Депешу вашу от 15-го декабря со всеми приложениями получил. И что принадлежит до избрания на Кубани его светлости Шагин-Гирей-султана, то по предуспению вашему в том кажется теперь хорошее начало сделано. Остается только, чтобы скорее Орду-агаси с турками из Тамани и Темрюка вытеснить, еслиб удалось, а без того все дела продлятся; продолжение жь сделает им вред, но решить сего пункта я собою не могу. Еслиб было можно употребить наши войска, тоб оное тотчас исполнилось и так одна надежда остается, что уйдет в Абазу. Поелику же выше сказанную депешу отправили уже вы прямо к его сиятельству графу Петру Александровичу, то и остается мне на все там представляемое ожидать решения. А что и с моей стороны отправлено к его сиятельству, вы также в подробности нашли в депеше моей от 23-го декабря.

Впрочем письмо ко мне нового хана вам известно, а на то ответное мое к нему прилагаю здесь переводом, по поводу которого, что принадлежит до требуемого им занятия мне Козлова, Кефы и прочих мест, то я не рассудил сказать ему прямой причины, почему мне того сделать не можно; ибо на представление мое, учиненное к его сиятельству графу Петру Александровичу еще на первое полученное как вам известно в сентябре месяце повеление его о нынешней моей экспедиции, чтобы весь Крым занять не соглашеность, а потому и можете о сей невозможности приватно ему объяснить. [220]

Письмо князя Прозоровского — Шагин-гирей-хану.

(Приложение № 2).

Всеусерднейше поздравить честь имею вашу светлость со столь знаменитым достижением имени светлейшего хана, а тем более, что избрание в сие преизящное достоинство основано на больных по независимости своей голосах народов Кубанских, с утверждением клятвенных их обещаний и приложения печатей, чему искренно радуясь могу признательно сказать вашей светлости, что достойному достойное отдано.

Что же изволите писать о занятии мне Козлова, Кефы и прочих подверженных сомнению мест, то по обстоятельствам должен я теперь удержаться произвести сие, а подробнее сведать изволите от господина бригадира и кавалера Бринка, так как и о всем происходящем здесь по последнему моему его уведомлению.

А затем при засвидетельствовании вашей светлости моего непременного почтения пребуду и проч.

Письмо князю Прозоровскому — от всего Крымского общества.

(Приложение № 3).

Ныне чрез Шах-мурзу присланное вашего сиятельства дружеское письмо мы получили и силу усердного изъяснения подробно узнали, что с двором Российским и Портой Оттоманской вечный мир уже целому свету известен, что по обязательству между сими дворами надобно наблюдать дружбу, и что наблюдается и почитается обеими сторонами. То известно о сем и от Порты Оттоманской, как поставленному над нами повелительному светлейшему Девлет-Гирей-хану, нашему благодетелю, так и нам приятелям вашим всегда приказание было наблюдать по соседственности дружбу и союз, почему как благодетель наш хан, так и мы приятели ваши и стараемся соблюдать дружбу воздержанием татарский народ, что и делаем без всякого сомнения. Что же вышесказанного трактата, [221] заключенного между сими двумя дворами, положено третьим пунктом татарскому народу быть вольным и в таком состоянии оставаться навсегда и что вы изъяснить изволите для сего договора прибыли, то как мы все татарские народы благодаря Бога последователи той же магометанской веры и закона, какой владетель и старший калиф мусульманов государь Порты Оттоманской, то для веры и закона нашего следует нам освободиться (избавиться) от сей вольности. Итак о сем и о крепостях послали пред сим Порте Оттоманской все мы татары единодушно свои челобитные и султанов благодетелей наших с прошениями. Как вышесказанный государь, мусульманской калиф и предводитель, имеет волю по вере и закону постановлять крымских ханов и когда находящемуся при Порте Оттоманской поверенному в делах от двора Российского была нота или письменное изъяснение, которое послал он к великолепному фельдмаршалу, а сей по донесению прежде ко двору и по дозволению на то писал к нему, что касательства магометанскому закону от двора Российского нет, и что по праву магометанской веры вольно Порте Оттоманской входит и в постановление крымских ханов. Поверенный же тот получил за печатью и за подписанием вид, а потому еще при возвращении бывшего от двора Российского великого посла, его величество султан и поставил над нами, по праву веры и магометанского закона, светлейшего Девлет-Гирей-хана нашего благодетеля, снабдя его но закону жь и обыкновению как принадлежащею хану почестью, так и грамотою, причем не только был еще упомянутый великий посол, но и в грамоте с ним ко двору Российскому писанной от Порты изъяснено о том было. Почему и возвратились наши челобитчики с тем, что вольность с нас снимется и будет все опять попрежнему, потому что как о сем, так и о крепостях всепресветлейший император Порты Оттоманской нарочно просил великую императрицу, как она из всех христианских держав человеколюбивейшая государыня, славнейшая, великолепнейшая и снисходительнейшая и чрез [222] возвращающегося посла Российского просил же в грамоте, а до получения ответа султаны и благодетели наши оставлены при Порте, что и вам не безъизвестно. Итак мы, приятели ваши, по долгу нашей веры и закона магометанского и по грамоте султанской уже повиновались вышесказанному хану благодетелю нашему, исполняем его волю и во всем мы им довольны; а как от давних времен обычай есть между дворами делать снисходительство просьбам одному другому, особливо что делать должно по вере и закону и что не противные оному требования и порядок приятельский почитать велит, то мы и надеемся, что просьба о нас конечно уважится между двумя высокими государямй, но не получа никакого на то ответа, делать договор самим собою невозможное дело. И как мы по вере и закону должны спросить великого государя Порты Оттоманской, то и просим не требовать у нас противных тому договоров. Для спрошения же сего намерены мы послать к Порте сухим путем, в котором просим ваше сиятельство дать им вольной проезд, для чего сие написав от всех нас посылаем через Ширинского Касай-мурзу, Мансурского Ислам-мурзу сежевудского Девлет-Шах-мурзу и дворянской фамилии Мегмет-агу повторяя вашему сиятельству, что пока мы о выше сказанном не получим ответа от Порты Оттоманской, то противных закону и вере нашей договоров от нас не требовать, а для получения сего известия посылаемым от нас людям надеемся безпрепятственный пропуск показан от вас будет.

Письмо князю Прозоровскому — от Крымского правительства.

(Приложение № 4).

Присланное с посланником вашим приятельское письмо, мы исправно получили выразумели, по силу, что пред сим оставлен в Козлове провиант, и что для перевозки его послать военных людей, сто человек с возами, есть ваше приятельское намерение. Сверх-же сего требовали в своем [223] писании для расположения дел со стороны нашей одного пристава, а как мы приятели ваши, кроме дружбы противных мыслей не имеем, то посланным возам и повозщикам никакого от татар препятствия не будет, в чем и не сомневайтесь, напротив того, что и со стороны вашей приятеля нашего от подчиненных вам войск, никакого противного действия дружбе и не одному человеку обиды никакой делано не будет, хотя мы и известны, но пошлются если конные войска, то подадут причину, женщинам и детям устрашиться; для-же перевозки оного провианта определим мы от стороны своей людей, которые без всякого препятствия до назначенного места их проводят. По сему назначенному числу конного войска и не будет нужды быть при сих повозках. Касательно-жь до требованного, от нас приятелей ваших пристава, то оной в скором времени наряжен и прислан к вам будет. Сие для известия вашего сиятельства, написав посланника вашего, отправили, прося ваше сиятельство содержать нас приятелей своих в памяти. Что-же находящийся за линиею крымский народ выгоняют из их жилища посланные войска, кои и квартиры себе там занимают, а их жен и детей в великую нужду приводят, то для дружбы нашей, пропустить просим их с детьми и женами внутрь Крыма. И что в Перекопском уезде находящиеся народы из домов выгнаты, хлеба и сена их все разобраты, то как это непристойно, то о запрещении войску своему делать такие нахальные и лишния действия, и о наблюдении дружества мы надеемся без сомнения.

Письмо князя Прозоровского — Крымскому Правительству.

(Приложение № 7).

31-го декабря 1776 г.

Почтенное общество, письмо ваше чрез ширннского Касай-мурзу, мансурского Ислам-мурзу, Сежевудского Девлет-Шах-мурзу и дворянской фамилии Мегмет агу получил, и позвольте мне удивиться, что вы столь благоразумное собрание [224] пишете, что у его султанского величества просили о снятии с вас вольности, ибо сей государь, утвердя уже вольность вашу в вечном трактате с Российскою Империею, не может он без согласия ее и отмену сделать, хотя каждому известно, что он верховный калиф, магометанского закона, однако точно сими словами сказано между прочим в 3-м артикуле: “в духовных обрядах, как единородные с мусульманскими в рассуждении его султанского величества, яко верховного калифа магометанского закона имеют сообразоваться правилам, законам их предписанным, без малейшего предосуждения, однакожь утверждаемой для них политической и гражданской вольности”, которой вечной трактат и его султанским величеством утвержден ратификациею, а потому и не разумею я с чем только вы посланцев ваших отправлять хотите к Порте Оттоманской, ибо вольная держава ни от кого никаких указов получать не должна и управляется она сама собою, для чего я и принужденным нашелся отправить о сем пункте изъяснение к начальствующему всеми войсками его сиятельству господину генерал-фельдмаршалу и разных орденов кавалеру графу Петру Александровичу Румянцову-Задунайскому, и буду от него ожидать на то решения, которое я получа не замедлю и к вам доставить. Между прочим упоминаете вы о безпримерных добродетелях моей всеавгустейшей государыни, то не только вам, мои приятели, но и целому свету то известно, а особливо нам, верноподанным ее императорского величества, но за всем тем ясно вам по всем обстоятельствам дел видно, что ее величество на все представления блистательной Порты, еслиб они подлинно и были, как вы пишите, не согласилась. Что-жь вы пишите ко мне, будто я для трактования с вами сюда пришел, то как я и в первом моем к вам письме сказал, что мне договоров с вами делать не о чем, ибо, мои приятели, если старые трактатные с вами слова переговаривать, то сие с естественным рассудком никак не согласно, так-как и утверждать их не для чего, яко не [225] поколебимо уже утвержденные на вечные времена, и что переменено никогда и никак быть не может, в чем вы, приятели мои, в уверьтесь, ибо не только чтоб я имел нужду с вами трактовать, но по мнению моему, что и письма наполнять выдуманными словами за излишнее почитаю, как сие только продолжает время без пользы вам, а без вреда мне, а требует моя всеавгустейшая государыня, как то вы из данной уже декларации видели, чтобы содержали вы непременно трактатные положения и не малейше их не нарушали, что я на ваше благоразумие и отношу. А затем остаюсь вам усердным.

Письмо князя Порзоровского — Крымскому правительству.

(Приложение № 8).

31-го декабря 1776 г.

В ответном письме вашем на мое требование о перевозке из Козлова провианта пишите вы, почтенное собрание, чтобы я команды не посылал, а одне-б только фуры; то рассудил я по теперешней дурной погоде перевозку оного до будущего хорошего времени оставить. Затем, пишите вы о пропуске татар, которые обитают за Перекопом и будто они выгнаты из деревень, то сие самое есть неправда, ибо они сами вышли, а не выгнаты, почему уже некоторые возвратились и живут во оных, однако я пошлю туда нарочно офицера рассмотреть и которые пожелают, тех велю пропустить. Но некоторые от страха или от простоты, как-то и при Шунгарах, ушедши в другия селения, оставили свой скот до полутороста разных штук без всякого присмотра, который и бережется в целости караулом от войск командующего в том краю господина генерал-маиора графа де-Бальмена, и я писал к нему, чтобы он отыскав хозяев им отдал. А потому слова непристойности, как вы пишите и невместительно для российского императорского войска, ибо оно, как вам самим известно, никогда и ни какой непристойности в Крыму не делало, как и на собственную мою персону имел я от его светлости бывшего [226] Сагиб-Гирей-хана, при довольном собрании в лице всего общества благодарность, что я в первую кампанию, стоя в окружности Бахчисарая, войска моей команды никому и никакой обиды не нанесли. А что-жь принадлежит до того, что в пустых деревнях забрато сено, солома, кизяк, а в ямах хлеб, то сделано оное по моему повелению, ибо бы оное и без того распропасть могло, а я имев верное забранному исчисление, писал уже к вам, что хозяева обещали придти ко мне за платою, но только не бывали и видно, что нет-ли им какого запрещения. А потому и благоволите, почтенное собрание, прислать одного чиновника и от каждой деревни по нескольку доверенных татар, дабы он был свидетелем, что заплата за все им будет тотчас произведена, когда только сюда прибудут, а во ожидании ответа остаюсь вам усердным.

Рапорт Малороссийского сотника Пащенки — князю Прозоровскому.

(Приложение № 9).

29-го декабря 1776 г.

После уведомлениев моих вашему сиятельству из Бахчисарая, сколько я еще в бытность мою там разными слухами проведать мог, то об оном доношу: 1) Большой Казы-Гирей-султан, когда ваше сиятельство с войском в Перекоп вступили, отъезжал из Бахчисарая к Арабатской стороне, с собранными им тогда татарами, дабы воспретить вход идущим в той стороне нашим войскам, которых он там и видел, но его татары ослушавшись сказали: зачем-де им там стоять, российские пришли и им никакой обиды не делают, почему только он сам и его войска их обижают с чем он возвратясь в Бахчисарай сказал хану, что хочет, то делает, а спорить российским войскам нет способу. 2) Хан, хотя и от турецкого султана поставлен, однако с тем, что Крым остается по трактатам независимым, только султан обещался хану помощь давать и между собою положили так, что если надобны будут хану вспомогательные войска, [227] то должен Гаджи-Али-бей дать, а когда бею надобно, то хан обещался. 3) Чрез несколько дней Крымское общество, полагали в совете, писать к вашему сиятельству такое письмо: когда издавна Порта Оттоманская их к себе присвоила и хана от себя поставила, то следовательно-де и ныне надобно с обеих сторон, как-то им и нам, послать депутатов. И когда турецкий султан напишет к ним, что от них отрицается, то в те поры они рассмотрят. 4) Еще полагали писать о том, что когда вольными и независимыми они будут, то зачем-де вмешиваться обеим Империям хана им поставлять, ибо они кого хотят того и выберут а потому если выслать нынешнего Девлет-Гирей-хана, могут на место его поставить родного его брата Шахбас-Гирей-султана. 5) После сего предположения чрез несколько дней опять хан и казыаскер со своими единомысленниками советовали, чтоб с российскими войсками что нибудь сделать, но один из духовных сказал ему: “зачем-де пойдешь воевать и в каких то книгах написано, ибо российские пришли и пребывают смирно, следовательно и им не для чего зачинать”. 6) Сказывал хан, как приедет к нему ожидаемый тогда Ширин-бей, то он поедет из Крыму и не будет ханом, на что ему все сказали: что он сам об этом знает, но хан отвечал им, что без того не поедет, пока меня (Пащенку) не умертвит, потому что я будто по мнению его ездил к Шагин-Гирей-султану и ныне-де приехал в Бахчисарай для единого только шпионства, но общество, а наипаче муфтии его сказали, какого-бы я состояния ни был, однако-де слуга государев и посланник от вашего сиятельства к ним. Следовательно, что мне приказано я то и делаю, а потому и умертвить невозможно, поручено-жь то было от хана сделать Шах-Мурзе-Адобаше и двум байрактарам, что я могу доказать. 7) Поколь же приехал в Бахчисарай Ширинский бей, хан в присутствии сказал так “что вы, господа, думаете, и что у вас в мыслях объявите мне, я вам ничего худого не сделаю, меня-ли вы желаете ханом или быть [228] вольными”? На что ни один ничего не отвечал, а сидя с час молча вышел после того из собрания сперва муфти Демай, а потом и все. 8) До приезда бея собралось несколько человек волшебников по приказу ханскому в его мечет, где волшебствуют, чтоб российская армия убоялась и выступила в свое место и приказал в мечете молиться, чтоб Бог этим волшебникам вспомоществовал. 9) Как приехал бей, то он из всех вышеописанных мною предполагаемых до того ханом и правительством отзывов к вашему сиятельству, несколько сократил, а сказал в присутствии хану так “вы если на место Сагиб-Гирей-хана, то может кто другой и на ваше место придти и быть ханом, а мы за вольность опосле будем говорить”. 10) В Козлове слышал от многих, что во время прихода в Перекоп наших войск, хан от начальства своего отказался и хотел из Крыма выезжать, а Абдувели паша сделаться вместо его каймаканом или наместником, с которым согласны были семнадцать человек чиновников знатных, и послали было уже такое к вашему сиятельству с Азамат-агой, яко им доверенным человеком, письмо, чтоб вашему сиятельству делать то, что угодно, а они все вашему совету будут согласны, что самое и приложением печатей утвердили. Но по случаю, что того числа или на другой день приехав два некрасовца с Кубани, объявили хану, чтоб он не боялся и не уходил, потому что они в Крым Калгу-султана не допустят и пригласят к себе из Абазинцев для помочи тысяч до семидесяти; почему хан, приостановясь своим уходом, вступил по прежнему в правительство, и того-жь часу послал возвратить Азамат-агу, который и воротился в Бахчисарай. Некрасовцев-же тех и сам я видел. 11) Французский консул и известный там под именем князя Баркевича с ханом в согласии. 12) Народные слухи всеобщие почти есть, что сколь хорошо с нашей стороны сделано, что зимою и в такое время с войсками пришли, что все из них можно сделать, столь напротив того удивляются, что ничего такого [229] не происходит и только, что при овдадении Перекопа войска остаются. 13) Слышал за достоверное, что пребывающих в Козлов наших российских купцов сюда в Перекоп незнаемо для чего не отпускают. 14) Поколь вышесказанный Ширин-бей не приехал, то у хана всякий день разные мыслеположении происходили, а при отъезде нынешних четырех со мною мурз, хан остановился на том, что будет против отправленного от общества письма, а тогда-же решиться воевать или убегать от своего начальства. 15) В обратный проезд мой из Козлова к Перекопу, где только не случилось мне останавливаться в мансурских деревнях, везде слышал, что все татары желают иметь ханом Калгу Шагин-Гирей-султана.

Показание сотника Маргоза.

(Приложение № 10).

1776 года декабря 30-го дня я, нижеподписавшийся, будучи посылан от вашего сиятельства в Бахчисарай, в котором уже знав квартиру известного Абдувели паши, заехал прямо к нему при первом моем въезде в Бахчисарай, который, когда я пересказывал ему, сомнительство в нем вашего сиятельства, не только объявил свою прискорбность о противных его усердию заключениях, но чувствительность сию и в глазах его я приметил. Он продолжая свое сожаление велел просить ваше сиятельство о незаключении его не в малейшей склонности к стороне ханской и что он еще до прибытия вашего в Перекоп писал с три раза, к Шагин-Гирей-султану, приятельские письма, а ныне еще и более рад, как ему, так и вашему сиятельству, и сколько у него возможности достанет, он стараться будет, говоря при том, что сомневаться в нем вашему сиятельству не надобно. А что из Бахчисарая он не выезжает в деревню, то для пользы и Шагин-Гирея и вашего сиятельства, потому что если ханские приятели выдумают иногда что противное, то он, не приступая к тому, [230] всесильно отвратит будет стараться. Он просил ваше сиятельство послать в Козлов не малую часть войска для того, что как сделается и ханская сторона склонною нам и удалятся от него все его советники, то хан, не увидевши исполнения своим желаниям, неотменно оставит Крым, а инако он никак не оставит своего начальства и вот-де самая, сказал он, справедливость на событие всего такового. Письма-же хотя и заготовлены были у него после, но не удалось мне их получить. Однакожь, сколько мне приметно, то думаю, что он и Ширинский-бей письма свои пришлют к вашему сиятельству секретно. Ширинский же бей и при самом отдавании мне от общества писем, приказал при всех, однако без хана, сказать вашему сиятельству, чтобы вы взяли терпение. По дороге-жь примечал я, что все татары находятся в своих жилищах с женами и детьми.

Ордер князя Прозоровского — генерал-маиору Борзову.

(Приложение № 12) ¹.

31-го декабря 1776 г.

Вашего превосходительства рапорт от 25-го декабря, с приложением перевода письма поданного к вам от прибывших в протекцию нашу мурз, получил и отнеся оное далее к его сиятельству графу Петру Александровичу, вашему превосходительству нахожу сказать, что поколику оригинальное их письмо надлежит также препроводить куда следует ко изобличению иногда им со всеми прочими Порты Оттоманской, то и не оставьте прислать оное ко мне.

Впрочем теперь уже получили вы депешу мою от 25-го числа отправленную, из которой все подробно и усмотреть могли, и как я там по скорости сказал вам перечнем относительно до избрания уже Шагин-Гирей-султана ханом на Кубане, то теперь к обстоятельному всего значущегося там происхождения, усмотрению прилагаю здесь копию с рапорта ко мне г. [231] бригадира и кавалера Бринка с надобными там приложениями. Из сих последних, что принадлежит до главного основания в избрании ханом по данной ему присяге, то как в ней есть межь прочим нечто высоко (?) заключаемого обязательства, и что ваше превосходительство сами приметить можете, то по обстоятельству сему и надлежит его до времени в вашем только сведении оставить, дабы при узнании того не могли-б иногда противной партии воспользоваться.

Затем-же в переводе письма, ныне от вас полученном, межь прочим хотя и значится, чтобы мне писать к Девлет-Гирей-хану, дабы как ему, так и прибывшим с ним султанам, ханом здесь не быть, то сего, как и сами ваше превосходительство знаете, сделать мне ни почему не можно, равно как и движения вперед с войском на вытеснение оного хана из Крыму, поелику мне только об овладении перекопскою линиею предписано, а ожидаю на все решения.

Комментарии

1 Приложение № 11 см. выше стр. 213, под № 113.