ПОСЛАНИЕ ХАНА МУХАММЕД-ГИРЕЯ ЦАРЮ АЛЕКСЕЮ МИХАЙЛОВИЧУ О СВОЕМ ВОСШЕСТВИИ НА КРЫМСКИЙ ПРЕСТОЛ В КОНТЕКСТЕ РУССКО-КРЫМСКИХ ОТНОШЕНИЙ 1654 г.

(Перевод и комментарии)

Русско-крымские отношения 1654 г. и последующих лет сравнительно неплохо изучены историками, но после известной монографии В. Д. Смирнова ¹ освещение их опиралось в основном на источники на русском, украинском, польском и иных европейских языках ². Несмотря на обстоятельный анализ широкого круга документов в монографиях JI. B. Заборовского, Г.А. Санина и А.А. Новосельского, продолжает ощущаться недостаточность характеристик двусторонних связей только лишь через документы, исходившие из европейских канцелярий. В связи с этим сохраняется большая потребность в том, чтобы, понять, в какой мере татароязычные тексты, имеющие своим происхождением бахчисарайскую и иные крымские канцелярии, близки к своим русскоязычным дубликатам в смысловом отношении, во-вторых, каким образом соотносятся их протокольные и литературно-лексические свойства.

Предлагаемая ниже публикация имеет своей целью проведение сопоставительного анализа оригинального текста послания хана Мухаммед-Гирея IV от 16 зу-ль-хиджжа 1064 г. по хиджре (19 октября 1654 г. по юлианскому календарю) и его перевода-дубликата, осуществленного в Посольском приказе. Инструментальной базой сопоставления является перевод оригинального текста, осуществленный автором публикации.

Выбор именно этих документов мотивирован тем обстоятельством, что именно с них начинается отсчет переписки хана Мухаммед-Гирея, назначенного на престол после смерти Ислам-Гирея III, с царем Алексеем Михайловичем. (Смерть Ислам-Гирея наступила 30 июня 1654 г., Мухаммед-Гирей прибыл в Крым 6 октября того же года, обе даты указаны [181] по юлианскому календарю, по нему же — дальнейшие даты христианского летоисчисления.) Первое послание хана, ставшего заметной личностью в истории Крымского юрта, было в то же время первой письменной репликой Бахчисарая на вступление Запорожского войска во главе с гетманом Б. Хмельницким в подданство России и носило в известной степени программный характер.

Вторая мотивация связана с объемом документа и его информационной насыщенностью. Третья — с неординарным отражением его в переводческой практике Посольского приказа и неординарными событиями, этому сопутствовавшими.

Тексты переводов разбиты на статьи, совпадающие с элементами условного формуляра (в областях начального протокола, sanctio и конечного протокола) и законченными по смыслу словосочетаниями — в области narratio. Нумерация статей проведена автором.

Перевод Посольского приказа приведен в соответствии действующими правилами археографической обработки текстов. Границы предложений указаны в большинстве случаев автором публикации. Мягкий знак, краткий «и», дефисы и знак вопроса включены в текст во всех случаях, когда этого требуют правила современной орфографии и синтаксиса.

В повторном переводе все знаки препинания принадлежат автору Написание местоимений, относящихся к первым лицам государств, в текстах обоих переводов с прописных букв, проведенное автором, отвечает принятым нормам перевода и археографической обработки ранних текстов. Местоимение «их» в статье 33, относящееся к донским казакам и указанное в квадратных скобках, подразумевается смысловым контекстом статьи, но не имеет лексико-грамматической матрицы в тексте оригинала.

1654 г. октября 19. — Мохаббат-наме хана Мухаммед-Гирея к царю Алексею Михайловичу.

Подлинник: РГАДА. Ф. 123.Сношения России с Крымом. Он. 3. № 139. Перевод Посольского приказа: Там же. Он. 1. 1654 г. Д. 11. JI. 41-44 (беловик).

JI. 21-28 (черновик). Прислан с гонцом Шабаном 29 декабря 1654 г.

Опубликован без перевода: В. В. Вельяминов-Зернов, X. Фаизханов. Материалы для истории Крымского ханства. СПб., 1864. С. 483-485. № 160.

Упоминание: Заборовский Л. B. Россия, Речь Посполитая и Швеция в середине XVII в. М., 1981. С. 73. [183]

Различия между двумя переводами относятся ко всем трем основным уровням внутренней стратиграфии «мохаббат-наме»: протокольной, лексической и смысловой. Различительные явления первых двух уровней подразделяются на четыре разновидности: стандартные расхождения, нестандартные расхождения (ошибки), фрагменты оригинала, исключенные из перевода, фрагменты перевода, отсутствующие в оригинале. Смысловые различия генерируются всеми четырьмя разновидностями текстуальных расхождений.

В начальном протоколе (статьи 1-5) перевода Посольского приказа расхождения выразились преимущественно в исключении из него фрагментов оригинала. Здесь отсутствуют: invocatio, указание на знаковую форму promulgatio («Слово Наше») ⁴ и и intitulatio («хана Мухаммед-Гирея, сына хана Саламат-Гирея»), из promulgatio выпал элемент «Наше», из intitulatio — элемент «сына хана Саламат-Гирея». Формула «божьей милости» в составе inscriptio сократилась с шести слов до двух. В области salutatio опущена формула «с приязнью», в области второго promulgatio (статья 5) опущен элемент «ханское», формула «извещение и уведомление» сократилась до «объявляем». Все указанные расхождения являются стандартными, то есть соответствующими традиции, наблюдаемой в течение всего XVII ст. в переводческой практике Посольского приказа.

Развернутый титул крымского хана, обычно следовавший за тугрой, отсутствует в intitulatio самого оригинала, что являлось одним из признаков выбора бахчисарайской канцелярией репрессивной формы условного формуляра мохаббатнаме. (О других ниже.)

Элемент «Великия и Малыя», при сутствующий в переводе, в inscriptio оригинала мохаббатнаме также отсутствует. Здесь наблюдается вторая в течение 1654 г. попытка русской стороны продекларировать перед Крымским юртом титульное закрепление вхождения Украины в состав России, осуществленную в этом случае неординарным способом: через вписывание «нужного» титула в чужой текст, хотя не без некоторых колебаний: в черновике перевода «Великия и Малыя» отсутствуют. Впервые элемент «Малыя» был указан в посланиях из Москвы, доставленных в Крым Т. Г. Хотунским и И. Фоминым и, безусловно, являлся репрессивным элементом условного формуляра московских посланий ⁵. Крымцы же, не признававшие в 1650-х годах за российским самодержцем «Великой», заведомо не могли признать «Малой Росии». Из послания Мухаммед-Гирея к Яну Казимиру, написанного приблизительно в то же время, когда был отправлен в Москву Шабан-ага, следует, что «Великую Россию» они предпочитали прописывать за главой Польско-литовского государства: «король... Великой России» = «Улуг Уруснынг... крале». [191] Правда, из всей Украины канцелярия Мухаммед-Гирея оставляла тогда за королем только Черниговское княжество ⁶.

Здесь же, в области inscriptio, наблюдаются три стандартных, но, тем не менее, лингвистически некорректных перевода компонентов титула царя Алексея Михайловича.

В формуле «великому государю, царю и великому князю» компонент «государь», по версии переводчиков Посольского приказа, является эквивалентом слова «падишах», присутствующего в предлагавшейся крымцами традиционной формуле «улут падишах, хан ве улуг бий», недействительным, лингвистически корректным эквивалентом персидского слова «падишах» является отнюдь не «государь». «Падишах» — ключевой компонент титула глав ряда восточных государств в эпоху средневековья. В нем в равной степени выражены идея властного верховенства главы государства над подданными, так и независимость происхождения власти главы государства от внешних источников. Эквивалентом этого слова в русской титульной терминологии XVII в. могло выступать только слово «царь». Древний компонент титула носителей высшей власти на Руси термин «государь» никогда не имел самодостаточного титульного значения и употреблялся как дополнительный элемент титула носителей власти, но отнюдь не только высшей. Государями именовались и удельные князья, и бояре, и многие другие лица, стоявшие на более низких ступенях социальной иерархии. Очевидно, что качественная определенность титульного форманта «государь» в XVII ст. и ранее концентрировалась в признаке властвования и соотносилась с такими формантами, как «падишах», «царь», «хан», «король» как категория большей степени обобщения с категорией меньшей степени обобщения, как род и вид, и не обладала такой качественной определенностью, как независимость властителя. (Лишь в отношении неличностного- го субъекта-носителя политической воли г. Великого Новгорода дефиниция «государь» могла выступать как титульный атрибут независимости.) ⁷ Автор повторного перевода счел уместным, во избежание тавтологии («царю, царю и великому князю») оставить в рассматриваемой формуле элемент «падишах», имея также ввиду присутствие этого слова в русском политическом словаре XVII ст. и именование российских самодержцев падишахами в их тюркоязычных посланиях к восточным владетелям ⁸.

Формула «Всеа... Росии самодержцу» перевода Посольского приказа во всех компонентах также расходится с оригиналом. Названная формула должна была соответствовать словосочетанию «барча уруснынг панахи» оригинала. «Самодержец» русского текста имел здесь своей матрицей, источником и лингвистически зеркальной парой «панахи» крымско-татарского текста, слова, отстоящего от «самодержца» на ощутимом [192] расстоянии. Персидское слово «панах» = «защита», «мощь», «могущество», «защитник», «оберегатель» — в протокольной и панегирической практике мусульманских стран самостоятельно не применялось для обозначения статуса, равного самодержцу. Для того, чтобы обрести качество и смысл, аналогичные «самодержцу», оно в титулатуре восточных владык должно было дополняться терминами «шавкат» или «алам», образовав вместе с ними титулы «шавкатпанах» (букв.: «основа могущества») и «алампанах» (букв.: «могущество мира) ⁹.

Взаимное соответствие «Всеа... Росии» и «барчауруснын» также проблематично. Местоимение «барча» присутствовало и в титулатуре крымских ханов (в формуле «барча татарнын... улуг падишахы»), но применялось исключительно в качестве, аналогичном русскому местоимению «все» («всехтатар... великий падишах»). Когда же крымцы допускали применение местоимения, равнозначного «Всеа» (аналога современных «вся», «всей»), они употребляли, либо татарское «ботен», либо арабское «джомла». Употребление «джомла» перед «уруснын» было правилом крымского титулования российских самодержцев в сер. XVII ст. в тех случаях, когда крымская сторона желала выказать свое доброжелательное отношение к российской стороне или нуждалась в том, чтобы ее отношение к адресату было воспринято как доброжелательное, несмотря на излагаемые в послании претензии ¹⁰. И, напротив, во всех случаях жесткой стилистики посланий из канцелярия ханов Ислам-Гирея, Мухаммед-Гирея перед «уруснын» присутствует «барча» ¹¹.

Применение того или иного местоимения имело исключительное значение для правильного указания титула российских самодержцев: в крымско-татарском языке XVII в. понятия «Русь», «Россия» и «русский», «русские» передавались одним и тем же словом «урус» (без заглавной буквы и, в большинстве известных нам случаев передачи понятия «русские», без формального признака множественности — суффикса «лар») ¹². Ключом к смысловой и понятийной идентификации термина «урус» в этих обстоятельствах выступало местоимение. Если «ботен» и «джомла» указывают на признак единственного числа определяемого слова и в силу своего собирательного качества не могут быть в смысловой связке со словом «русский», то слово «урус» в сочетании с этими местоимениями может обозначать только понятие «Русь» или «Россия». В сочетании с «барча» оно означает «русские», но некое допущение иной трактовки наименования в силу смысловой переклички местоимений (ср.: «вся» и «все») оставалось. Сама же русская сторона в inscriptio тюркоязычных посланий самодержцев крымским ханам и принцам, иным владетельным лицам на Востоке употребляла исключительно «джомла» ¹³. Только с [193] «джомла» обращались к самодержцам челобитчики — подданные мусульманских владык ¹⁴. Несомненный грамматический демарш крымцев не давал достаточных оснований для официального протеста со стороны Посольского приказа именно благодаря названному допущению и тому, что формально принадлежал сфере грамматики.

Выбор репрессивной формы титулования, безусловно, был ответом крымской стороны на указание «Малыя Росии» в грамотах, отправленных с Т. Г. Хотунским и И. Фоминым, но являлся лишь одним из элементов сравнительно жесткой стилистики рассматриваемого послания.

В следующей формуле «многих государств государю и облаадателю» = «куб мамлакатларныкыда булса падишахы во хокемдарыга» Посольский приказ продублировал связку «падишах» = «государь», а элемент «хокемдар» передал словом «облаадатель», что тоже следует признать некорректным. Аналогом «облаадателя» в средневековом восточном протоколе является термин «давлатле» («букв.: «обладающий богатством», «обладающий государством»). «Государю» же соответствует «хокемдар» (букв.: «властитель», «обладатель права и суда»).

Область salutatio. Здесь формулу оригинала «купдин куп салям айтеп» Посольский приказ передал словосочетанием «ото многа много поклон», выбрав, таким образом, не тождественную форму приветствия. У крымцев «поклона» нет. Они многократно говорят «салям» (букв.: «мир»), но отнюдь не выказывают «баш ору» или «рокуг кылу», т. е. желания приветствовать через «поклоны». (Приказ, со своей стороны, готов был заполучить от крымцев еще более отдаленную от протокола форму приветствия — «челобитье», вписанное и зачеркнутое в черновике перевода. Нормой приветствия крымцев был «салям».)

Формула «татулык имилян хатерегыз срраганмыздин» передан переводчиками приказа вопросительным предложением «Как Вас бог милует, здоровы ли?», но крымцы в данном случае не упоминали «божию милость» и лишь «с приязнью» спрашивали царя о его «благополучии».

Область promulgatio. В оригинале мохаббат-наме объявление выражено в словах «сонгра иглам ве инхам хани» = «а затем следующее ханское извещение и уведомление». Приказ не упомянул отправителя послания, автономинацию сократил до «объявляем», прибавив, однако, отсутствующее у крымцев «поздравленье». («Объявляем» и «поздравленье» — обычные, стандартные формы перевода столь же стандартных формул объявления в мохаббат-наме.)

Область narratio, dispositio, sanctio. Расхождения между оригиналом и переводом в этой области многочисленны. Помимо неточного перевода многих слов, словосочетаний, предложений, Посольский приказ прибегал [194] к таким существенным искажениям первичного текста, как исключение отдельных законченных по смыслу фрагментов из него и дополнение первичного отсутствующими в нем законченными по смыслу фрагментами.

Остановимся на различиях двух текстов между собой в этой области, опустив те из них, которые заключаются в неточной, с лексикологической точки зрения, передаче отдельных слови понятий без грубого искажения смысла слова, существенных сторон описываемого или указываемого явления.

Неточный или ошибочный перевод слов, словосочетаний и предложений.

В статье 6. «С тех мест и по се время задержены они в Крыму» — пример вероятной ошибки переводчиков. Словосочетание «Ул вакыттан бире Крымда илекенеп» = «С того времени в Крыму воцарившись» они истолковали в указанном выше смысле. Препятствием к правильному пониманию фрагмента послужило деепричастие «илекенеп», производное от древнетюркского глагола «илкенмак» = «воцаряться» (букв.: «обрести страну»), ононимичного глаголу «оставаться». Выбрав второе значение деепричастия «илекенеп», переводчики Посольского приказа придали ему форму страдательного залога, не вполне уместную, так как ни крымская, ни русская стороны в своих грамотах в прямой и безоговорочной форме не признавали случавшихся нарушений дипломатического иммунитета представителей противоположной стороны.

В статье 15. «А Вы в те поры с московскими ратными людьми и с запорожскими черкасы заодно на польского короля не шли». В тексте оригинала указывается на противоположные акции России и запорожских казаков: «шли». Отметим замену «Узи-казаков» = «запорожских (букв.: «днепровских») казаков» оригинала на «запорожских черкас». Заменой субэтнонима на этноним Посольский приказ стремился подчеркнуть общенациональные статус и идентичность нового союзника России. Обдуманность этой лингво-дипломатической акции достаточно ясно проглядывает из того, что «черкасы» появляются только в беловике перевода, после ознакомления с ним думного дьяка. В черновике были прописаны «казаки».

В статье 32. «...не городоимцы они». В тексте оригинала такого оборота нет, но включением он не является — судя по его месту в переводе 32 статьи и морфологии лексики текста оригинала. 32-ая статья оригинала заканчивается словом «лаекмыдыр» = «подходит ли», «к лицу ли». Вероятно, частицу «дыр» = «ли» переводчики приказа приняли за [195] существительное «дар» = «местность», а следующее за «лаекмыдыр» слово «улмак-ула» = «быть может», «как-нибудь» истолковали как причастие «алмамаклы» = «не берущие», «не способные брать».

В статье 34. «Что сказываете, унимать их бутто нельзе, и слышить то стыдно». В тексте оригинала: «Запытына кадар тогалам диярсегез, улдахи биек аибдыр, падишахлыкка лаек догелдер» = «Вы скажете, что усмирить нельзя, — и то великая вина падишаху, не соответствующее его достоинству дело». — Еще один пример «правки» текста оригинала. Переводчики и их кураторы не решаются сообщить самодержцу о его «великой вине» и о том, что она не соответствует достоинству «падишаха».

В статье 35. «В том Вам никоторые прибыли нет. Только меж Нами ссаривают. А Мы потому ж с сей стороны только не учнем воров унимать однолично, Вашим украинам разоренья и убытков учинят не по малу». Мохаббат-наме предлагал несколько иные формулировки: «Бер насена хасыйл улмаз хаман, ма баен бер сууклыка сабаб улыб, бу тарафдин бездаге харамзадега бер такъйид итмаеб, чит ирларезга ве сархадигызга таки чок зарар улмак мокаррардер». = «Если в ближайшее время результатов не будет, то, по существу, это станет причиной охлаждения между Нами, и с этой стороны будут сняты ограничения для незаконнорожденных, и нанесение многого и сильного ущерба Вашим окраинным землям и границам станет неизбежным» ¹⁵ Ультимативный тон крымской стороны в изложении Посольского приказа сменился увещевательно-сослагательным. Таким образом, статья sanctio, сообщавшая о действиях крымской стороны при невыполнении российской стороной выдвинутого ими условия, трансформировалась в повествовательную статью, из которой можно было извлечь лишь намек на санкции. (В тексте оригинала примечательно слою «сууклык» = «охлаждение».) ¹⁶

В статье 39. Имя принца Мубарека подменено несуществующим именем «Тубафек». Не исключена ошибка, но происхождение ее следует признать очень странным: в черновике перевода, документе, отмеченном ограниченным числом поправок, имя принца указано правильно и прописано отчетливо. Отсутствие имени Тубафек у крымских татар не могло не быть известно думному дьяку Алмазу Иванову, куратору перевода, знавшему турецкий язык и хорошо знакомому с восточным миром.

Исключенные из текста оригинала фрагменты

В статье 6. «...Да пребудут над Ним милость и довольство» = «алиа аль-рахмат ве аль-ризван». — Здесь Посольский приказ следует традиционно практиковавшемуся принципу принижения и сокращения титульных, [196] богословских, молитвенных и литературных (панегирических) атрибутов адресанта, членов его семьи и приближенных. (Далее такие случаи будем именовать коротко: сокращение атрибутов.)

В статье 7. «...Сев на престол Нашего данного халифата» = «макарр халифатымызга джолус гамаюнымыз улдыкта». — Сокращение атрибутов. (Крымские ханы имели обыкновение именовать себя главой халифата, имея ввиду под халифатом Крымское ханство и иногда подчеркивая это, что в данном случае проявилось в употреблении определения «макарр» = «местный», «данный» перед словом «халифат». Традиция возникла из подражания султанам Османской империи.) ¹⁷

В той же статье. «...Их величество, да продлится Его царствование до Судного дня» = «дам давлата али юм аль-мизан, хазратларе». — Сокращение атрибутов.

Статья 16. «Ответили по существу: когда столько походов и сто наступлений было, вы оставались недвижимы» = «джаваб вирделар хадц затенда: бу кадар сафарлар ве йоз иклакларе улдыкта, харакат итмиеб». — Основанием исключения фрагмента могло послужить напоминание о выговоре российскому послу (Т. Г. Хотунскому).

Статья 17. «...после договора Нашего покойного брата Вы, заключив союз с запорожскими казаками, хотите ходить вместе с Нами» = «мархум агачамыз барышдыкдин сонгра Узи казакы ила иттифак итеб, йоримешсез бу тараф ила». Фрагмент является второй частью единого предложения, заключающего выговор российскому послу. (Обращаясь к Т. Г. Хотунскому и И. Фомину, крымская сторона напоминает здесь о посольстве С. Лодыженского и А. Огаркова, выехавшем в Крым в сентябре 1653 г.)

Статья 24. «И не должно быть причины к нарушению договора» = «Накыз гахаце сабаб улачак эш улмыш догелдер». Косвенное отражение этой статьи, целиком выпавшей из перевода, следует видеть в конечной формуле предыдущей 23-й статьи в тексте Посольского приказа: «...и ныне на той же правде и шерти стою крепко и непременно».

Статья 25. «Мы вправду верны своей клятве» = «Инада ул гахедемез узеренда йоздер». И здесь, вероятно, Посольский приказ счел, что смысл статьи достаточно отражен в статье 23-й.

В статье 31.«... От чего, де, они приходят в запустение» = «...хали дагылалар, имеш». Вероятно, фрагмент сочтен переводчиками несущественным.

В статье 33. «Если как-нибудь, когда разбойники выйдут в море, не поймаем /их/ в прибрежной области...» = «Улмак-ула, ашкия дарьяга чыгып, ялилардан бер кач тотсак улмак ила...». Выпадение из перевода этого оборота оставило царя в неведении относительно заключенного в нем предложения крымской стороны о совместной «поимке» казаков. [197] Оборот «если... не поймаем», безусловно относится к обоим участникам переписки. Отнесение его только к самим крымцам означало бы, что они берут на себя всю ответственность за «усмирение разбойников» — в противоречии со всей предшествующей политикой Крыма в этом вопросе, политико-правовой целесообразностью и контекстом послания. Выпадение предложения крымцев из текста, несмотря на его декларативность, нанесло ущерб смысловой тождественности оригинала и перевода.

В статье 36. «Не приводя в этом отношении невежественных оправданий...» = «Бухосуста бер вйджхале азеритмиеб...». Надо полагать, фрагмент исключен из текста из соображений этической комфортности.

В статье 37. «...Если будет на то воля Всевышнего Аллаха» = «...Инша Аллах-Тагала». — стереотипное исключение молитвенной формулы.

В статье 38. «...Опоре Нашей дружбы и братства, высокочтимым сыновьям Нашим» = «...Дустлык ве кардашлекмезга бинаи биек оглымыз». Сокращение атрибутов.

В статье 40. «...Если будет на то воля Всевышнего Алл аха» = «...Инша Аллах-Тагала», — стереотипное исключение молитвенной формулы.

Отсутствующие в оригинале фрагменты

В статье 12. «...И к себе Их приклонил». Мотивация включения этого фрагмента в текст неясна. Не исключено, что переводчик, не будучи уверенным в правильном переводе выражения «якына иклеб» = «близко наступая», «осаждая», продублировал первый вариант перевода вторым (прочитав «иклеб» как «яклаб» = «защитив», «приблизив») и оба варианта включил в текст. Следует считать вероятным и сугубо конъюнктурную мотивацию: желание русской стороны усилить этически невыигрышные для польского короля статьи мохаббат-наме. Во включении в следующую статью 13 эта мотивация выглядит почти бесспорной.

В статье 13. «...И польский король у Ислам-Гиреева-царева величества упросил, чтоб Он, Ислам-Гирей-царь, с своми ратными людьми пошел назад и оманатов брату Нашему дал, что ежегод давать ему казна». Оснований включения, связанных с затруднениями перевода, здесь нет. Можно предполагать, что оно преследует цель этической дискредитации Яна Казимира и польской стороны в целом. «Приклоненный» крымским ханом польский король (статья 12) теперь «упрашивает» хана и обещает ему ежегодную казну. Напомним, что ничего этого в мохаббат-наме нет.

Между 16 и 17 статьями. «И для того Наш брат на Них войною не пошел, потому что у него утвержено шертью». — Информация фрагмента [198] не противоречит аргументации крымцев в пользу сохранения ими верности договору с Речью Посполитой, но формулировка, аналогичная сообщению фрагмента, в оригинале отсутствует.

Apprecatio — заключительные благопожелания в оригинале мохаббат-наме крымской канцелярией опущены, хотя в дружественных своих грамотах об этой форме протокольной вежливости она не забывала ¹⁸.

Область datum. В переводе Посольского приказа не приведено повторное указание места написания оригинала (статья 43).

Сопоставление оригинала мохаббат-наме с его переводом позволяет сделать два принципиальных вывода:

1. Между двумя текстами есть различия, которые выходят далеко за пределы обычных переводческих погрешностей. К таким, на наш взгляд, следует отнести: включение в титул царя элемента «Великия и Малыя», включение в нарративную часть текста фрагментов, сообщающих о том, что хан польского короля «к себе приклонил» и что король хана «упросил», исключение из текста предположения крымцев о возможности совместных действий против донских казаков, трансформацию категорического требования крымской стороны «усмирить» казаков в увещевательно-сослагательную форму Из них только предпоследнее можно отнести к ошибке переводчиков, хотя и непростительной.

2. Привнесение столь важных изменений в текст оригинала аппаратом Посольского приказа является достаточным основанием для того, чтобы рассматривать перевод в двух ипостасях: а) собственно перевода — по его официальной номинации и по признаку совпадения большинства смысловых позиций двух текстов — и б) мистифицированного перевода — по наличию в нем существенных смысловых расхождений с оригиналом, имеющих своим происхождением волевые усилия (указания) кураторов перевода. Большое количество обычных расхождений в области протокола, титульных, молитвенных и панегирических атрибутов персон и молитвенных формул, относящихся к предполагаемым действиям, в данном случае придают переводу дополнительный оттенок отстраненности от оригинала.

Признание феномена мистификации является крайне важной предпосылкой для правильной оценки источниковедческой значимости перевода Посольского приказа и его места в контексте предшествующих и последующих дипломатических акций российского внешнеполитического ведомства. Формально оставаясь в категории перевода, эта [199] двухчасная (черновик+беловик) рукопись имеет черты самостоятельного документа, созданного поочередно реализованными усилиями двух канцелярий: бахчисарайской и московской.

Перевод послания главы Крымского юрта — источник более чем скромный в сравнении со своим оригиналом, но только лишь до тех пор, пока он является переводом. Привнесение в него новой информации и существенное смысловое искажение имманентной информации делают его самостоятельным источником, ценным уже в силу экстравагантности самой процедуры переиначивания первичного текста.

За такой процедурой, безусловно, должны стоять экстраординарная мотивация и экстраординарные предпосылки: ведь объектом переиначивания являлось послание высшего лица соседнего государства, а изменение текста его послания являлось покушением на волеизъявление монарха в сфере, которая пользовалась в повсеместной дипломатической практике абсолютным иммунитетом. На предпосылки, которые питали решимость первых лиц российского внешнеполитического ведомства пойти в редактировании ханского послания дальше, чем позволяла традиция, отчетливо указывает сама фактура искажений, в первую очередь, основных.

За включением «Малой Росии» в текст хана виден новый комплекс ощущений и новый уровень притязаний. Алмазу Иванову с товарищами в 1654 г. уже недостаточно включения нового элемента титула самодержца в послания самого самодержца. Возрастание влияния России на международной арене и успехи российско-украинских войск на театре военных действий представляется им достаточным основанием дипломатического ангажирования «малороссийского» титула главы государства экстраординарными методами.

Включение «Малой» России в титул царя могло иметь и утилитарную подоплеку: «признание» титула бахчисарайским двором обещало стать насущно необходимым аргументом в пользу признания его европейскими правительствами, что являлось предметом особых забот русского правительства в 1654 г. и позже ¹⁹.

Вероятно, утилитарная начинка присутствовала также в 12-й и 13-й статьях перевода. Искажение соответствующих статей оригинала закладывало возможность дискредитации хана Мухаммеда, «позволившего себе» в ложном свете обрисовать поведение Яна Казимира под Жванцем, в глазах Яна Казимира. И если через псевдопризнание «Малой» России за царем скомпрометировать Мухаммед-Гирея перед Яном Казимиром было трудно (в силу тесных контактов между Бахчисараем и Варшавой и обусловленной этим возможностью оперативных консультаций), то через [200] драматизацию действительно имевшей место и невыгодной для королевского достоинства ситуации достичь этого при удобном случае было можно.

Искаженное изложение статьи 33-й в переводе безусловно снизило уровень смысловой тождественности перевода и оригинала, но в силу явной риторичности побудительной формулы крымцев оно не могло серьезно повлиять на содержание ответной царской грамоты.

Большую казуально-следственную значимость имели искажения, внесенные в статью 35. Жесткий тон крымской стороны должен был получить соответствующую оценку царя Алексея Михайловича и его ближайшего окружения, однако порог адекватности ответа главы государства был явно занижен Посольским приказом.

Стереотипные искажения intitulatio, inscriptio, salutatio и promulgatio (в том числе через исключение их элементов), удаление из текста формул возвеличивания, панегирических и молитвенных формул не отразились на смысловой близости подлинника и перевода, хотя остались препятствием к тому, чтобы признать их смысловую тождественность. Жертвуя ею, приказ следовал некоему стандарту, но какому? Здесь уместно вспомнить, что стереотипные искажения несли в себе предшествующий опыт Посольского приказа и в сфере перевода и, соответственно, в сфере обеспечения паритетности сторон, чему в значительной степени и был подчинен перевод. Удаляя элемент «Наше» из intitulatio, прописывая «самодержец» вместо «оберегателя», неизменно переводя «барча» как «Всеа», Посольский приказ заботился о протокольном равновесии сторон. Равновесие внешних форм взаимоотношений двух государств к сер. XVII ст. оставалось мифическим, но в то же время зафиксированные ранее формы протокольно-процессуального мифа отражали непрерывное движение России в сторону действительной паритетности, как это имело место, в частности, со словом «панах», с которым Крым согласился в 1640 г. и которое с того времени трактовала как «самодержец». (Для того, чтобы понять, насколько непростым было положение России во взаимоотношениях с юртом с точки зрения их паритетности в сер. XVII ст., следует помнить, что Россия тогда продолжала соглашаться с такими формами неравенства, как ежегодная выплата дачи Крыму, ведение переписки с Крымом только на татарском языке, что царь соблюдал обязательство переписки с крымскими принцами и приема посланников от них — без аналогичного обязательства хана.) Очевидно, что за стереотипными протокольными и литературными формами, на которые ориентировалось ведомство Алмаза Иванова, переводя мохаббат-наме, стоял некий стандарт, в котором аккумулировались все основные параметры достигнутой ко времени очередного обмена посланиями модели паритетности — как [201] представлял себе ее Посольский приказ. Не выступали ли в качестве такого стандарта послания самодержца первым лицам Крыма? Только в этом случае паритетность протокольных и литературных форм могла подпитываться и дополняться функциональной паритетностью: царь на своей аудиенции для крымских посланников должен был слышать то, что слышал хан на своей аудиенции для русских посланников, когда перед тем и другим владетельными лицами зачитывались переводы мохаббат-наме.

Послания российских самодержцев, не избежавшие влияния крымской и турецкой дипломатики (с «Хуа» у верхнего края грамоты, ничем не заполненным полем — образом неба, между «Хуа» и тугрой, пятизнаменной тугрой самодержцев над первой строкой текстового поля, упоминанием Всевышнего как «Тенгри» и пр.), тем не менее, следовали традиции построения текста без панегирических формул и с минимальным включением в него молитвенных обращений к Всевышнему. Сходство условных формуляров и литературных черт переводов крымских мохаббат-наме и оригиналов царских мохаббат-наме, «образцовое» влияние на них оригиналов крымских мохаббат-наме и «образцовое» влияние царских мохаббат-наме на переводческую практику Посольского приказа — в таком рефлективном круге дипломатики вращались и преломлялись тогда государственные интересы, инициативы и акции.

Из истории русско-крымских отношений известно, что Россия, стремясь привлечь Крым на свою сторону после 18 января 1654 г., в течение нескольких лет предлагала юрту большие, нежели раньше, поминки (дачу) и сулила иные выгоды от совместного с Россией и Украиной единения против Речи Посполитой. Известно также, что царь Алексей Михайлович сочетал эту линию с перманентно предпринимаемыми попытками закрепить титул самодержца «Всеа Великия и Малыя Росии» в переписке и договоре с юртом ²⁰. Знакомство с переводческой деятельностью крымского повытья Посольского приказа дает основание ввести в эту коллизию еще одну принципиально важную сюжетную линию: Посольский приказ в очень непростой для России международной ситуации, когда вероятная реакция большинства государств Европы на вступление запорожских казаков в русское подданство и войну России с Речью Посполитой должна была быть либо негативной, либо неодобрительно-нейтральной, решился на ужесточение и без того напряженных отношений с ближайшим соседом. Нарушение сложившихся форм обхождения с посланием хана не позволяли приказу рассчитывать на успех [202] основного пред ложения — о союзе с Россией и Украиной или отказе от союза с Речью Посполитой. Проявившееся позже ответное ужесточение позиции Крыма становится понятным только с учетом того, что мог сказать и должен был сказать Шабан-ага о ходе своей миссии в Москве по возвращении в Бахчисарай.

Москва, которую застала тогда крымская делегация, переживала не лучшие свои дни. Здесь еще не затихла свирепствовавшая с июля чума. Большая часть населения города и значительная часть людей, входивших в государственный аппарат, вымерла. Из отчета, представленного царю Алексею Михайловичу в декабре следовало, что во дворах бояр умерло не менее двух третей людей, в Посольском приказе из 60 переводчиков и толмачей умерло 30 ²¹. Сам Алексей Михайлович с 21 октября находился в Вязьме. Город был поручен управлению князей И. А. Хилкова, В. Г. Ромодановского и думного дьяка Алмаза Иванова ²². Ни до этого времени, ни после Алмаз Иванов не имел столь больших властных полномочий. Встретить посольство и дать ему аудиенцию поручалось кн. И.А. Хилкову и Алмазу Иванову. В указе царя подчеркивалось, что его отсутствие не должно вести к умалению обхождения с крымскими представителями и что в день аудиенции их должен встречать почетный караул из детей боярских, дворян и стрельцов ²³.

Умаления в обхождении с самим гонцом и его свитой могло и не быть, нам об этом ничего не известно, но для умаления ханской грамоты случай представлялся очень подходящий. Читка-«моление» мохаббат-наме в отсутствие царя имела совсем иное процедурное значение, нежели в его присутствии, и можно было ожидать, что крымская делегация предпочтет не заметить искажений в русском тексте или ограничится устным выговором в адрес представителей русской стороны, один из которых непосредственно руководил подготовкой перевода. Возможности обжаловать нарушения царю крымцы были лишены: по упомянутому выше указу Алексея Михайловича к И.А. Хилкову и Алмазу Иванову крымцы не должны были знать, что царь находится относительно недалеко от Москвы. Предписывалось говорить им, что, де, царь находится «вдалеке», в походе против польского короля ²⁴.

Мог ли глава Посольского приказа решиться на корректировку официального курса, если эта корректировка (но не ее последствия) должна была по всем предпосылкам и обстоятельствам остаться незамеченной главой государства? Пожалуй, да. Условия для проведения интриги были самые благоприятные. Следует учесть также особенности самого Алмаза Иванова как человека. Он характеризуется историками как незаурядная личность, и это отвечает неординарным чертам [203] его биографии и карьеры. Но неординарность его жизненного пути отмечена также редкой способностью к нравственному маневру. Характерно его отношение к патриарху Никону: в лучшие годы патриарха Алмаз Иванов был одним из самых близких к нему людей, но после опалы именно думный дьяк должен был допрашивать патриарха и свидетельствовать против него ²⁵. Примечателен отзыв иностранного наблюдателя о думном дьяке: «...Будучи знаком с иноземными краями, при исправлении многих посольств, столько показал примеров хитрости, коварства, находчивости, что удостоен был должности смотрителя за тайным архивом посольства, за иностранными послами и докладчика их посольств» ²⁶.

Привнесение дьяком и близкими ему людьми ²⁷ дополнительной жесткости в российскую политику относительно Крыма делало маловероятным успех одобренной самодержцем линии на сдерживание юрта в конфликте вокруг Украины вкупе с апробацией модели дружественных отношений, но следует признать, что «маленькая политика» честолюбивого дьяка имела не меньше оснований быть правомерной, нежели большая политика самодержца и Боярской думы. Процесс сближения Крыма и Речи Посполитой после 18 января 1654 г. принял необратимый характер, и думный дьяк не питал относительно этого обстоятельства никаких иллюзий. Вероятно, русское правительство должно было избежать отмечаемой исследователями двойственности в линии поведения относительно Крыма и держаться более определенно. Однако приватные шажки думного дьяка в пользу «правильной» линии, некорректное управление информацией и попытки влиять на принятие важнейших управленческих решений через мистификацию усиливали эту двойственность и, по большому счету, имели негативный политический результат ²⁸ (Автор хотел бы выразить глубокую благодарность арабисту-палеографу Дмитрию Александровичу Морозову за его консультации в переводе арабоязычных молитвенных формул).

Комментарии

1. Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII века. СПб., 1887. С. 530-564.

2. Наиболее известные сочинения, в которых русско-крымские отношения 1654 г. и последующих лет получили развернутую характеристику: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1963. Кн. V (С. 635-639) и VI (С. 13-15,132-136); Костомаров Н. И. Исторические монографии и исследования. СПб., 1904. Кн. 4. С. 565-579, 596-620: Богдан Хмельницкий; История Украинской ССР. Киев, 1983. С. 97-98; Заборовский Л. В. Россия, Речь Посполитая и Швеция в середине XVII в. М., 1981. С. 25-27, 39-42, 72–75,134-139, 168-169; Санин Г. А. Отношения России и Украины с Крымским ханством в середине XVII века. М., 1987; Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами во второй половине XVII века // Исследования по истории эпохи феодализма. М., 1994. С. 13-115. Из трудов, в которых для характеристики русско-крымских отношений 50-х годов XVII в. привлечены тюркоязычные источники, следует отметить книги И. Хаммера: Hammer-Purgstall von I. Geschichte des Osmanischen Reiches. Pest, 1835. B. 3. S. 596-598; Idem. Geschichte der Chane der Krim, unter osmanischer Herrschaft. Wien, 1856.

3. Tyrpa — знак, соединяющий в себе каллиграфическую и предметную образность. Известна как герб османских падишахов, султанов-мамлюков, крымских ханов и принцев, российских самодержцев (XVII ст.). — См. об этом: Фаизов С. Ф. Тугра — восточный герб России // Азия и Африка сегодня. 1995, № 4. С. 76-80.

4. «Слово Наше» = «Сюземез» вместе с ранее употреблявшимся «Слово мое» = «Сюзем» — специфическая черта крымских, ордынских грамот (ярлыков, указов и посланий). — См. об этом: Ivanics Maria. Ket krimi-tatar oklevel Bethlen Gaborhoz // Nyelveszeti dolgozatok. 1975-1976. № 145. 253-276.1.; Kurtoglu F. Ilk Kirim hanlarinin mektuplari // Belleten. 1937. № 1. S. 641-657.

5. Заборовский Л. В. Россия, Речь Посполитая и Швеция.... С. 41-42.

6. Вельяминов-Зернов В. В., Фаизханов X. Материалы.... С. 494.

7. См.: Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1977. Вып. 4. С. 109.

8. Некоторые из этих посланий: царя Михаила Федоровича крымскому калге (второму лицу крымской властной иерархии) Ислам- Гирею — РГАДА. Ф. 123. Оп. 4. Д. 34; Алексея Михайловича крымским калге и нуреддину (третьему лицу крымской властной иерархии) — Вельяминов-Зернов В. В., Фаизханов X. Материалы... С. 489-493. №№ 163,164 (последние два послания представляют собой не отправленные в Крым варианты ответа Посольского приказа на грамоты, привезенные спутниками Шабан-аги, гонцами от калга и нуреддина, ничем не примечательны, но сам факт отказа внешнеполитического ведомства от отправки этих вариантов заставляет предполагать некую интригу, связанную с изложенными выше обстоятельствами); РГАДА. Ф. 134. Оп. 2. Д. 45 — послание хивинскому хану Аран-Богадырю от царей Иоанна и Петра Алексеевичей.

9. Употребление «алампанах» в качестве естественного эквивалента «самодержцу» в челобитных представителей юргенского и бухарского владетелей в Москве описал Д. С. Кулмаматов: Кулмаматов Д. С. Среднеазиатские дипломатические документы и их русские переводы XVII в. (Грамоты. Челобитные). М., 1994. С. 80,85. Любопытно то, как обошел необходимость обращаться к царю Алексею Михайловичу с «шавкатпанах» и «алампанах» чиновник османского падишаха Зульфикар-ага, писавший из Стамбула на царское имя официальные послания (в замещение посланий султана и визиря) в сер. XVII в.. Он в соответствующем месте указывал посредством арабского алфавита: «самодержец». — Вельяминов-Зернов В. В., Фаизханов X. Материалы... С. 481. Ранее, в 1646 г., канцелярия польского короля Владислава демонстрировала свой способ одоления «самодержца»: через фиксацию его во множественном числе в титуле царя: «самодержцы». // Соловьев С. М. История России... Кн. V. С. 461, 469.

10. Там же. С. 449, 469, 475.

11. Там же. С. 459, 461, 465, 483, 507, 513 и др.

12. Народы, включаемые ханами в собственную интитуляцию, указывались без грамматического признака множественности — суффикса «лар» независимо оттого, подразумевалась за ними автономность политического самоопределения или нет: «Улуг Урда ве Улуг Йортнынг, ве Дешт-Кипчакнынг, ве Тахет Крымнынг, ве барча татарнынг, ве куб нугайнынг, ве тат имилан тавгачнынг, ве тау торклай черкачнынг улуг падишахы...» = «Великой Орды и Великого Юрта, и Дешт-Кипчака, и Престольного Крыма, и всех татар, и многих ногайцев, и татов с тавгачами, и горных тюрок-черкесов великий падишах...» — из послания Мухаммед-Гирея IV царю Алексею Михайловичу, отправленного в апреле / мае 1656 г. (связка «тат имилан тавгачнынг» восходит к древнетюркскому словосочетанию «таг-тавгач» — «иноплеменники и китайцы», но в крымско-татарском языке XVII ст. она могла подразумевать те или иные народности, входившие в состав юрта или находившиеся под его влиянием: под именем таты были известны прибрежные татары Крымского полуострова).

13. См.: Вельяминов-Зернов В. В., Фаизханов Х. Материалы... С. 489, 491; РГАДА. Ф. 123. Оп. 4. д. 34; Ф. 126. Оп. 2. Д. 2а; Ф. 56. Оп. 2. Д. 3; Ф. 77. Оп. 2. Д. 42, 75; Ф. 134. Оп.2. Д. 45, 46; Ф. 109. Оп.2. Д. 18.

14. Кулмаматов Д.С. Среднеазиатские дипломатические документы... С. 80, 85.

15. Нападения казаков на Крым имели место как в 1654, так и в 1655, 1659, 1662, 1663 и 1666 годах. —Донские дела. Кн. 4 // Русская историческая библиотека (РИБ). Т. 29. С. 877; Донские дела. Кн. 5 // РИБ. Т. 34. С. 46, 560-561, 949; Крестьянская война под предводительством Степана Разина. XI. С. 31. О поведении крымцев на границе с Россией А.А. Новосельский писал: «В годы 1648-1657 на южных границах Русского государства установилось затишье. Но затем, после смерти Богдана Хмельницкого, в 50-70 годах начался период особенно ожесточенных вторжений с короткими перерывами». — Новосельский А. Л. Борьба Московского государства... С. 44.

16. То же слово употреблено ранее ханом Ислам-Гиреем в словосочетании «кардйшлек арасында сууклык» = «охлаждение между Нами, братьями». — Послание хана царю Алексею Михайловичу, датированное «1064 годом (1653/1654). См.: Вельяминов-Зернов В. В., Фаизханов Х. Материалы... С. 476. Отметим также, что в «Материалах» В. В. Вельяминова-Зернова и X. Фаизханова вместо слова «бедаге» = «пребывающие у нас» (статья 35), ошибочно указано словосочетание «бер-даш» = «один также». — С. 485.

17. См.: Abrahamowicz Z. Comment // Hadzy Mehmed Senai z Krymu. Historia Chana Islam Gereja III. Warszawa, 1971. S. 150.

18. Как это было накануне эпохи конфронтации: «ве д-дуа ала ман иттаба аль-hуда» = «и молитва за того, кто следует по правильному пути» — в концовке письма хана Ислам- Гирея к царю Алексею Михайловичу от шавваля 1061 г. (сентября/октября 1651 г.). — Вельяминов-Зернов В. В., Фаизханов Х. Материалы... С. 451. В начальном протоколе, соответственно, была употреблена «джомла». — Там же. С. 449.

19. Заборовский Л. В. Россия, Речь Посполитая и Швеция.... С. 35-39, 126-127, 130-134.

20. О надбавках см.: Новосельский А. А. Борьба Московского государства... С. 38, 42-43; Фаизов С. Ф. Поминки — «тыш» в контексте взаимоотношений Руси-России с Золотой Ордой и Крымским юртом. (К вопросу о типологии связей.) // Отечественные архивы. 1994. № 3. С. 52-53. О проблеме нового титулования Алексея Михайловича: Заборовский Л. В. Россия, Речь Посполитая и Швеция.... С. 42, 135; Новосельский А. Л. Борьба Московского государства... С. 24-26, 35.

21. Соловьев С. М. История России... Кн. V. С. 632.

22. Лукичев М. П. Алмаз Иванов // «Око всей великой России». Об истории русской дипломатической службы XVI-XVII веков. М., 1989. С. 101.

23. РГАДА. Ф. 123. Oп. 1. 1654 г. Д. 11. Л. 6.

24. Там же. Л. 5.

25. См. об этом: Соловьев С.М. История России... Кн. VI. С. 219, 223, 232-236, 246-248, 260, 265; Лукичев М. П. Алмаз Иванов. С. 106.

26. Отзыв барона Майерберга. Цит. по: Лукичев М. П. Алмаз Иванов... С. 94.

27. Второй думный дьяк Лари он Лопухин находился во время визита Шабан-аги при царской ставке. С января 1655 г. в Посольском приказе числится дьяк Иван Исаков. — Белокуров С. А. О Посольском приказе. М., 1906. С. 111, 118. Кто из переводчиков осуществлял перевод послания Мухаммед-Гирея остается невыясненным.

28. Рассмотренный случай мистификации документа не единственное известное нам событие такого рода в деятельности Посольского приказа за третью четверть XVII ст. Ранее автор этих строк описывал аналогичный случай, когда аппарат приказа подготовил для царя мистифицированную версию русско-крымского договора 1670 г., чтобы создать видимость дипломатического поражения главы Посольского приказа А. Л. Ордина-Нащокина и вполне преуспел в достижении своей цели. — См.: Фаизов С. Ф. Неизвестная страница из предыстории отставки А. Л. Ордина-Нащокина // Славянский сборник. Вып. 3. Саратов, 1985. С. 66-76.

Текст воспроизведен по изданию: Послание хана Мухаммеда-Гирея царю Алексею Михайловичу о своем восшествии на крымский престол в контексте русско-крымских отношений 1654 г.м // Русская и украинская дипломатия в Евразии: 50-е годы XVII века. М. РАН. Институт славяноведения. 2000