Статейный список подьячего Посольского приказа Гаврилы Михайлова - уникальный памятник дипломатической документации XVII столетия

Широко используемые историками фонды Центрального государственного архива древних актов (ЦГАДА) и сегодня скрывают документы, мало знакомые исследователям. Один из таких документов — статейный список подьячего Посольского приказа Гавриила Гаврииловича Михайлова (Гаврилы Михайлова). С равной степенью правоты его можно отнести к источникам и известным и не известным исторической науке. Записи Гаврилы Михайлова использовались С. М. Соловьевым, некоторыми советскими историками ¹, но ни один из обращавшихся к этому документу исследователей не интересовался им в полном объеме и не дал ему заслуженной оценки. Объясняется это, прежде всего, тем, что статейный список Гаврилы Михайлова никогда не был предметом источниковедческого исследования, а историки довольствовались «изъятием» из него фактического материала — в каждом конкретном случае за относительно короткий отрезок изучаемого времени ². Другая причина «безвестности» списка заключается в отсутствии у него архивно-учетной целостности. Список рассредоточен по многим единицам хранения, отделенным друг от друга по хронологической вертикали описи. Они имеют сходные, но не тождественные, заголовки и внешне не воспринимаются как фрагменты одного документа.

Такая особенность учета и хранения записей Гаврилы Михайлова легко объяснима. Формирование статейного списка шло в течение двух с лишним десятилетий, и составляющие его части, год за годом поступавшие в Посольский приказ из Бахчисарая, отложились в делах приказа отдельно друг от друга. При систематизации фонда «Сношения России с Крымом» (Ф. 123) Н. Н. Бантыш-Каменским в начале XIX в. они вошли в первую опись: в одних случаях как самостоятельные единицы хранения, в других — в совокупности с сопровождавшими их отписками, челобитными и хранившимися в приказе отпусками с памятей. В итоге столбцовые оригиналы статейного списка оказались распределенными по 13 единицам хранения ³. Две недостающие в столбцах части статейного списка отражены в книгах фонда ⁴. Одна из частей, отправленная в Москву в 1667 г. со стряпчим Василием Тяпкиным, не сохранилась ни в оригинале, ни в копиях ⁵.

Первая запись статейного списка относится к 24 октября 1657 г., последняя — к 10 июля 1679 г. Двадцать один год и восемь месяцев отделяют одну запись от другой. Второго столь представительного по хронологическому охвату статейного списка отечественное источниковедение не знает. Правда, совокупная длительность записей (чистый хронологический объем) не тождественна указанному сроку. События нескольких лет выпали из хроники Гаврилы Михайлова. Периоды с конца марта 1658 г. до конца марта 1662 г. и с середины октября 1671 г. до середины июня 1672 г., отраженные в статейных списках других посланников, не описывались подьячим. Выпали из списка и события с конца сентября 1666 г. по начало марта 1667 г., зафиксированные в утраченной части списка. Но и по «чистому» описанному времени (16 лет и 7 месяцев) статейный список Гаврилы Михайлова не знает себе равных среди аналогичных источников.

Список уникален и по своему текстовому объему. Столбцовая часть его насчитывает 1016 листов. Книжная копия утраченной части списка, относящегося к 1662 г., занимает 322 листа (размер 4°), относящегося к 1670-1671 гг.— 88 листов (размер 2°). Таким образом, суммарный объем сохранившихся частей текста (исключая книжные копии сохранившихся столбцовых текстов) составляет 1426 листов.

Чрезвычайная длительность формирования списка, подчеркнутая дискретность записей, их тематическое разнообразие заставляют уточнить видовую принадлежность документа. Как известно, статейными списками именовались отчеты послов и посланников о ходе посольства, составленные с учетом статей наказа и отражавшие, главным образом, деятельность посольства с момента выезда за границу до возвращения его на родину. Записи Гаврилы Михайлова, зафиксировавшие в строгой хронологической последовательности развитие взаимоотношений России и Крыма, политической жизни ханства за два с лишним десятилетия, не укладываются в рамки традиционных представлений о статейных списках и близки по форме и содержанию к [66] дневниковым записям. Не случайно авторы первой описи в некоторых случаях определили их как «дневные записи» подьячего Гаврилы Михайлова.

Незаслуженно обойден вниманием историков и признательностью потомков и сам Гаврила Михайлов. Дипломат, в течение двадцати двух лет представлявший интересы России за границей, автор уникальной хроники, человек необыкновенной, драматичной судьбы оказался затененным фигурами А. Л. Ордина-Нащокина, А. С. Матвеева и других первых лиц московской дипломатической иерархии третьей четверти XVII в. В историческом сознании прочно закрепилось имя современника и сослуживца Гаврилы Михайлова — Григория Котошихина, нравственного антипода Михайлова. Деяния и литературное наследие подьячего, бежавшего из России, получили несравненно большую известность, нежели беспримерное подвижничество и блистательное хронографическое творчество другого. Дипломатические заслуги Г. Михайлова оказались приписанными боярину В. Б. Шереметеву, который действительно провел в крымском плену, в то же время что и Михайлов, более двух десятилетий, привлекался ханской администрацией к переговорам, но ни разу не имел на это полномочий со стороны русского правительства.

Гаврила Михайлов был не первым русским посланником, осуществлявшим долгосрочное представительство России в Крыму. В эпоху Ивана Грозного аналогичная миссия выпала на долю Афанасия Нагого, однако до Михайлова столь долгого пребывания посланника при чужеземном дворе русская дипломатия не знала. Отправленный в Крым в сентябре 1657 г. вместе с дворянином Яковом Якушкиным и переводчиком Абдулом Устокасимовым подьячий и его спутники были задержаны там и объявлены пленными. Однако за ними признали право вести переписку с Посольским приказом и вступать в переговоры с бахчисарайским двором от имени московского правительства. Служба и плен надолго скрестились в их судьбе, составив ее главную трагическую коллизию. Разлука с родиной, непредсказуемость возвращения и нелегкие условия быта подтачивали здоровье и душевные силы пленных дипломатов. Через девять лет после прибытия в Крым умер Я. Якушкин, затем умер подьячий «для письма». Не дождался возвращения на родину и Гаврила Михайлов. Осенью 1678 г. он с характерным для него смирением писал царю: «А я, холоп Гаврилко, будучи на твоей, великого государя, службе в Крыму в долгом заживку, устарел и за увечьем ослабел» ⁶. В апреле 1680 г. А. Устокасимов сообщил сыновьям Михайлова, что отца их «волею божиею не стало» ⁷.

Заслуги Г. Михайлова перед российской дипломатией трудно переоценить. В течение двадцати двух лет он являлся ведущим связующим звеном между Бахчисараем и Москвой, принимал прямое или косвенное участие во всех русско-крымских переговорах 1657-1679 гг., оказывал компетентную помощь гонцам и посланникам из Москвы, содействовал выкупу из плена десятков соотечественников. Но главная заслуга Михайлова перед современниками и потомками — его многодневный труд над статейным списком. Записи подьячего позволяли Москве видеть закулисные стороны внутренней и внешней политики ханства, определять и прогнозировать состояние взаимоотношений ханства с Турцией, Польшей, Украиной и другими странами, правильно строить свою внешнеполитическую линию на юго-западе. Значительная фактологическая и драматическая насыщенность записей Г. Михайлова, их своеобразный стиль, присутствие в них неповторимо обаятельной личности автора делают статейный список одним из наиболее ценных историко-литературных памятников XVII столетия.

Ниже приведены два фрагмента статейного списка. В первом из них рассказывается о смещении хана Магмет-Гирея с крымского престола весной 1666 г., во втором — о злосчастной судьбе русского пленного Фомы Кречнева. Текстам фрагментов предшествуют сжатые характеристики историко-биографического контекста описываемых эпизодов.

К весне 1666 г. Порта, издавна осуществлявшая свой суверенитет над Крымом, накопила немало претензий к своевольному и сепаратистски настроенному хану. Она не могла простить ему явного равнодушия к войне в Венгрии, где победа досталась Порте большой ценой, не замечать притязаний Гирея на независимое от Стамбула господство на Украине. Принципиальные разногласия хана с султанским двором то и дело усугублялись демонстративным неприятием в Бахчисарае всего того, что исходило из Стамбула или Адрианополя, второй столицы Османской империи.

Записи Гаврилы Михайлова о событиях весны 1666 г. перекликаются с известными путевыми заметками Эвлия Челеби и дополняют их. Оба наблюдателя отметили чрезвычайно ценные для понимания механизма взаимоотношений Порты и Крыма реалии отставки Магмет-Гирея: готовность татарской знати поддержать хана, если бы он решился на мятеж в пользу независимости, и неспособность ее преодолеть страх перед могучим сюзереном, большое влияние на поведение хана и знати со стороны главы мусульманской общины Крымского ханства — кафийского шейх-уль-ислама, контролируемого султаном. Но в рассказ Г. Михайлова вошли два важных факта, упущенных Э. Челеби: письмо ногайских мурз к султану, использованное Мухаммедом IV в качестве повода для смещения Магмет-Гирея, и обращение хана к гетману Правобережной Украины Петру Дорошенко с предложением совместных действий против османов. Отказ гетмана поддержать опального владетеля Крыма, вероятно, повлиял на решимость хана бросить вызов Стамбулу не в меньшей степени, чем увещевания шейх-уль-ислама.

Марта в день 31 приезжал к Якову и к Гаврилу, и к Семену ⁸ на стан розменной князь Маметша, а говорил: «О ваших словах, что вы великого государя о делах мне говорили, он, Маметша, царю не объявлял потому, что прислан от турского царя чауш з грамотою, а в грамоте к Магмет-Гирею-царю писано, [что] турской царь-султан Мамет послал в Крымской юрт Магмет-Гирею-царю на перемену нового царя на осьминатцати катаргах, а калгу и нурадына ⁹ отпустил сухим путем, чтоб Магмет-Гирею-царю и калге, и нурадыну, и всем царевичам, и карачеем, и уланом, и агам, и мурзам быть к себе в Бакчисараи для думы».

Апреля в день 2 заезжал из Бакчисараи, едучи к Якову и к Гаврилу, и к Семену на стан розменного князя Маметшин, сын Велиша-мурза, а говорил: «Магмет-Гирей-царь и калга, и нурадын, и все царевичи, и карачеи, и уланы, и аги, и мурзы в думе приговорили турского салтана письма и присылки не слушать и нового царя, и калги, и нурадына в Крымской юрт не пускать, и на том Магмет-Гирею ^:царю, и калге, и нурадыну, карачеи и уланы, и аги, и мурзы шертовали, что им против нового царя и калги, и нурадына битца».

Апреля в день 3 присылал к Якову и к Гаврилу, и к Семену на стан розменной князь Маметша Сулешев пристава Сефералея, и пристав говорил: «Велел вам Маметша объявить: в думе у царя положено было на том, чтоб нового царя и калгу, и нурадына в Крымской юрт не пускать, и про то учинилося ведомо шиху ¹⁰, что царь хочет меж басурманской веры учинить межусобие и кровопролитие напрасное, и ших прислал к царю от себя письмо, чтоб царь междуусобия и кровопролития не учинил, потому турской царь в их басурманской вере начальной царь, в крымского юрту прежние цари были у турского царя в послушании, а ныне так супротивно и меж басурман кровопролития учинить непристойно. И в их басурманских книгах о том не написано, чтоб Магмет-Гирею-царю такие [68] ссоры не учинить, по письму турского салтана ис Крымского юрту вытить. И Магмет-Гирей-царь с калгою и с нурадыном по шихову письму ис Крымского юрту идут вон, а вам бы на стану ото всякого дурна жить з большим опасеньем, а лошедей вам с людьми своими для береженья Маметша велел прислать к себе на двор»...

И Яков, и Гаврило, и Семен говорили Маметше, чтоб он велел сыну своему Велише доложить царя, чтоб царь велел нам боярина Василия Борисовича видеть. И от того Маметше давали почесть.

И Маметша говорил: «О том он докладывать царя не смеет потому, что царь ныне в ызбытии царства своего печален, а ис Крымского юрта, из Бакчисараи Магмет-Гирей-царь с царства своего пошол в Карасов апреля в день 5, а в Бакчисараях оставил каймаканом Агмет-агу».

Апреля в день 8 приезжал к Якову и к Гаврилу, и к Семену на стан пристав Сеферелей, а говорил: «Магмет-Гирей-царь в Карасов пришел апреля 7 и в Карасове у царя с калгою и с нурадыном, и с ыными царевичи, и с карачеи, и с уланы, и с агами, и с мурзами была дума, стоять ли против нового хана, и калги, и нурадына царевичей. И в думе приговорили: прежние крымские цари турскому царю были во всем послушны, супротивны ево письму и присылке не бывали, а ныне по тому ж крымскому царю по письму турского царя против нового царя и калги, и нурадына стоять и битца не пристойно. И Магмет-Гирей-царь с калгою и с нурадыном, и со всеми царевичи ис Карасова пошол в Керчь, а розменной князь Маметша поехал Магмет-Гирея-царя провожать до Керчи» ¹¹ ...

Апреля в день 22 приходил на стан к переводчику к Кутломаметю Устокасиму деревни Альмы мулла Ишелей и в розговорех говорил ему, Кутломаметю: «В нынешнем во 174 году, в марте, турской салтан писал в Крымской юрт к Магмет-Гирею-царю по челобитью нагайских мурз, велел ево, Магмет-Гирея-царя, с Крымского юрта переменить, а на ево место прислать в Крымской юрт иново царя. И Магмет-Гирей-царь турского салтана письму хотел быть супротивен, в Крымской юрт нового царя пускать не хотел и для помочи посылал в Чигирин к гетману Дорошенку Батыршу-мурзу Аргинсково, чтобы гетман Дорошенок прислал в Крым к царю на помоч черкас против нового царя и калги, и нурадына с ним, Магмет-Гиреем-царем, стоять, и про то учинилось ведомо в Царьгороде турскому салтану, и турской салтан писал в Чигирин к гетману Дорошенку, чтоб он ссоры не учинил, в Крым по присылке Магмет-Гирея-царя с ратными людьми против нового царя не ходил».

ЦГАДА. Ф. 123. Oп. 1. 1665. Д. 3. Л. 90-95. Подлинник.

К записям 1673 г.

Судьба Фомы Кречнева, русского пленного в Крыму, о котором рассказывается в следующем отрывке, чрезвычайно выпукло воплощает драму, характерную для судеб многих славян в XVII столетии. Десятки и сотни тысяч русских людей, украинцев и поляков испытали тогда на себе тяжесть крымского плена, использовались в качестве рабов в торговом, ремесленном и сельском хозяйстве Крыма, продавались в Турцию, поступали на каторги (корабли) военно-морского флота султана. Молодые женщины очень часто оказывались затворницами гаремов крымских и турецких вельмож. Пленение незнатного человека почти всегда влекло за собой превращение его в раба, но рабство не всегда являлось пожизненным, существовало несколько способов достижения свободного состояния. В одних случаях, пленный договаривался со своим хозяином о безвозмездном освобождении его через известное количество лет за хорошую работу, в других — откупался или бывал выкуплен, в третьих — обменивался на пленных крымцев. Нередко пленные христианского вероисповедания оказывались вынужденными избрать для себя четвертый, особенный путь к избавлению от рабства — через принятие ислама и переход в подданство хана или султана. Этим они лишали себя возможности возвращения на родину, но обретали все права простых мусульман.

Рассказ о Фоме Кречневе, в отрочестве попавшем в плен и обращенном в ислам, мог бы [69] послужить заурядной иллюстрацией к истории крымских набегов, если бы несчастья Фомы закончились с его переходом в мусульманскую веру. Но жизнь Фомы сделала еще несколько неординарных поворотов: став подданным хана и женившись на татарке, он решается бежать в Россию, возвращается в лоно православной церкви и поступает на службу в Посольский приказ, а затем... вновь отправляется в Крым, уже в качестве гонца. Гаврила Михайлов, принимавший его на посланничьем стану и пытавшийся защитить перед крымской администрацией, знакомит нас с трагической развязкой этой сколь типичной, столь и необычной биографической фабулы.

Повторная перемена веры и подданства не восстановила, да и не могла восстановить доверия крымцев к Фоме. Жена его, упросившая казы-эскера (верховного судью) не предавать бывшего мужа смертной казни, видимо, не могла жить с ним. Боярский сын Лука Фатеев, вернувшийся из крымского плена в Москву в апреле 1673 г., рассказывал: «И ныне он, Фома, таскаетце в Крыму с великою нуждою и помирает голодом, а та его жена живет с сыном татарским» (ЦГАДА. Ф. 123. Oп. 1. 1673. Д. 10. Л. 8). Последнее известие о злоключениях этого человека мы находим опять-таки у Гаврилы Михайлова, отметившего 9 сентября 1673 г. смерть Фомы от «морового поветрия» (Там же. Л. 28, 33).

Текст

Да он же, Супхам-Газы-ага, говорил боярину Василью Борисовичю и Гаврилу о толмаче, о Фоме Кречневе: «На того, де, талмача Фому били челом ныне хану челобитчики, крымские татаровя, сродичи жены ево, как он, Фома, взят был в польских городех в Крым, в полон, и он, Фома, в Крыме бусурманился. И как подрос, и был в Крыме женат, и с Магмет-Гиреем-ханом в походе под Канатопом был, и на украинные городы с крымскими ратными людьми войною ходил. А се, де, он, Фома, неруской породы, родился он в польских городех, и ныне, де, бьет челом хану жена ево, Фомина, чтоб на нем, Фоме, взять по их бусурманскому закону постельное, а только, де, он, постельного ей не даст, и по их закону судьи приговорили ево, Фому, в Крыме бусурманить, а буде он не бусурманитца, и ево приговорили повесить или голову отсечь»...

Февраля в день 25 присылал на стан ближней человек Супхам-Газы-ага семеня ¹², и говорил тот семен Гаврилу: «По ханову указу велено взять с стану толмача Фому Кречнева и привесть ево в Бакчисараи». И тот семен, взяв его, Фому, поехал в Бакчисараи.

И февраля в день 26 ездил переводчик Кутломамет в село Яшлово к розменному Адильше-бею говорить о толмаче Фоме Кречневе, чтоб он, Адильша, с ним, Кутломаметем, ехал в Бакчисараи к ближнему человеку к Супхам-Газы-аге, чтоб он о том доложил хана, чтоб хан того толмача велел свободно учинить.

И того же дни Кутломамет, приехав на стан, Гаврилу сказывал: «Адилша-бей ему, Кутломаметю, говорил: «Он, де, Адильша, о том толмаче хана докладывал и ближнему человеку говорил не по одно время, чтоб ево свободно учинить, и ему, Адильше, хан и ближней человек о том толмаче отказали: то, де, дело по их бусурманскому закону ведает судья Казы-скер, только, де, он не бусурманитца и ему свободну не быть, вершитца ему смерть. И ныне, де, он, Адильша, пошлет к ближнему человеку с письмом своим пристава, велит говорить о том толмаче, чтоб ево, толмача, не извременничали, выпустили».

Февраля в день 27 приезжал на стан пристав Арслан-Газы и сказывал Гаврилу: «Посылал ево, Арслан-Газу, Адильша-бей к ближнему человеку с письмом своим о толмаче, о Фоме, чтоб ево велели свободить, и ближней человек Супхам-Газы-ага говорил ему, Арслан-Газе: «Он, де, Супхам-Газы-ага говорил боярину Василью Борисовичю и Гаврилу такое, де, дело: тот толмач, ведаючи за собою, что он в Крыме был бусурманом, для чего великого государя з грамотою в Крым ехал, а им, де, уложенья своего для ево, толмача, не нарушать, как, де, о том хотят судьи; хан, де, о том положил на Казы-скеря и на кадыев».

Февраля в день 28 ездили в Бакчисараи вожи, ливенской Егупко Баев да елетцкой Антипко Созонов для хлебные покупки и, приехав на стан, сказывали Гаврилу: «Слышели они в Бакчисараях от татар, что, де, толмач Фома бусурманился»...

ЦГАДА. Ф. 123. Oп. 1. 1672. Д. 2. Л. 40-42. Подлинник.

Комментарии

1. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1961. Кн. VI. С. 13-14; Крестьянская война под предводительством Степана Разина // Сборник документов. М., 1962. Т. 3. С. 54; Галактионов И. В. Россия и Польша перед лицом турецко-татарской агрессии в 1667 г. // Россия, Польша и Причерноморье в XV-XVIII вв. Сборник статей. М., 1979. С. 382-389.

2. Лишь у А. А. Новосельского можно найти несколько строк, в которых он отмечает своеобразие формирования статейного списка (Новосельский А. А. Разновидности крымских статейных списков XVII в. и приемы их составления // Проблемы источниковедения. М., 1961. T.IX. С. 193).

3. ЦГАДА. Ф. 123. Oп. 1. 1657. Д. 14. Л. 1-183; 1663. Д. 2. Л. 1-101; 1665. Д. 3. Л. 1-133; 1667. Д. 1. Л. 3-30, 34-89; 1668. Д. 1. Л. 13- 117; 1669. Д. 1. Л. 3-85, 90-127; 1670. Д. 1. Л. 11-26; 1671. Д. 1. Л. 1-70; 1672. Д. 2. Л. 1-45; 1673. Д. 1. Л. 13-94; 1677. Д. 1. Л. 1-22; 1678. Д. 1. Л. 18-44, 52-63; 1679. Д. 1. Л. 22-46.

4. Там же. Кн. 43. Л. 1-160 об.; Кн. 51. Л. 539-582 об.

5. А. А. Новосельский ошибочно приписал В. Тяпкину доставку в Москву тех частей списка, которые вошли в первую опись в составе дела № 1 за 1667 год (см.: Новосельский А. А. Указ. соч. С. 163). Все три части списка из дела № 1 описывают события, происшедшие после отъезда В. Тяпкина, и доставлены в Москву другими лицами. Источником заблуждения А. А. Новосельского является, вероятно, отписка, открывающая указанное дело, но не имеющая никакого отношения к следующим за ней документам.

6. ЦГАДА. Ф. 123. Oп. 1. 1678. Д. 1. Л. 51.

7. Там же. 1680. Д. 9. Л. 17.

8. Семен Романов — подьячий, гонец из Москвы.

9. Калга и нурадин — второе и третье лица крымской администрации.

10. Ших — кафийский шейх-уль-ислам.

11. Из Керчи Магмет-Гирей направился не в Турцию, а в Дагестан, где, по словам В. Д. Смирнова, «вел скромную жизнь простого дервиша среди кумыков» (Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты до начала XVIII века. СПб., 1887. С. 577).

12. Семен — правильно «сеймен», служилый человек из состава гарнизона ханского дворца.