Собранные здесь памятники, оригиналы которых хранятся в архивах Милана и Буда-Пешта, касаются важных событий крымской истории XV в., именно покорения в 1475 г. Турками генуэзских поселений на Черном море. Писанныя в первую минуту ужаса послами и правителями западных государств, эти дипломатические донесения дают нам, до известной степени, ясное представление о страшном потрясении умов, охватившем христианские страны при слухе о зверствах Турок в Тавриде. Нет, разумеется, необходимости останавливаться здесь на важности события падения генуэзской Кафы, этого выдающегося момента политической жизни полуострова; но считаем не излишним сообщить эти документы в дословном переводе, как дополнительную, так сказать, иллюстрацию к одной из самых печальных страниц крымской истории.

Эти памятники, несмотря на их бесхитростное, даже иногда наивное изложение, заслуживают тем более нашего внимания, что они издаются здесь в первый раз на русском языке, оставаясь, с 1875 года, почти забытыми в одном итальянском специальном издании. Маститый генуэзский ученый палеограф Де Винья, много трудившийся над кафинским отделом архива св. Георгия, собрал и обнародовал эти достопримечательные документы в VII томе “Актов” Лигурийскаго патриотического общества. Некоторые из них были сообщены генуэзскому ученому штуттгартским профессором Гейдом, открывшим их в королевском архиве в Буда-Пеште.

Упоминая о самом событии нашествия Турок на Кафу, следует отметить, что появление оттоманского флота у крымских берегов, в начале июня месяца 1475 г., не было [2] неожиданностью для Генуэзцев ни в Италии, ни в Тавриде. Нельзя также сказать, что итальянские колонисты были без боя захвачены врасплох и не были подготовлены к должной встрече грозного врага. Если же сопротивление со стороны Генуэзцев оказалось слишком слабым, то это произошло только потому, что они в данную минуту не получили никакой помощи ни от соседних народов и монархов, ни также от своей метрополии. Польский король Казимир IV, к которому посылали особую депутацию кафинские правители ¹, не желал навлечь на себя вражду все более и более усиливающейся турецкой державы. Известный враг турецкого султана венгерский король Владислав был связан договором с венецианской республикой, страстной и неутомимой соперницей Генуи. Стефан, господарь молдавский, был слишком слаб в сравнении с жадно смотревшим на его владения победоносным султаном Магометом II. Он был настолько бессилен, что не мог помочь зятю своему, владетелю Мангупа Александру. Наконец, ближайший из всех этих соседей, хан Малой Кипчакской орды, Менгли, несмотря на свое благосклонное расположение к подарившим ему престол кафинцам, не находил в этом отношении поддержки среди подвластного ему татарского народа, что при осаде Кафы и выразилось на деле.

В самой же Кафе, еще за двадцать лет до роковой катастрофы, одна из главных задач правителей колонии состояла в заготовлении достаточных боевых средств и припасов, на случай защиты от неприятеля своих богатых, переполненных товарами факторий.

В свою очередь, генуэзский Верховный Совет банка св. Георгия ежегодно ассигновывал немалые суммы денег ² для поддержания и ремонта укреплений в Кафе, Сольда, Чембалло и Мокастро ³. Консулы этих колоний, то и дело, посылали в Геную рапорты о состоянии башен и стен их крепостей, о количестве оружия и об исправности водопроводов ⁴, испрашивая ассигновок для поспешного производства работ. [3]

Пока была возможность, из Генуи и других генуэзских портов Средиземного моря отправлялись, преимущественно в Кафу, корабли с наемными офицерами и солдатами, с грузом оружия и селитры ⁵. В Кафе, склад (sabarbario) артиллерийских орудий, каменных ядер, скорострелов, шпаг, алебард, кольчуг и пороха помещался в замке св. Константина и в прилегающих к нему башнях. Судя по некоторым архивным данным, этот арсенал был одной из важнейших забот консула; днем и ночью его охраняла вооруженная стража, во главе которой стоял капитан, непосредственно подчиненный начальнику замка. Ключи от арсенала и порохового погреба находились под охраной двух лиц, консула и арсенального капитана, человека испытанной верности и неподкупной честности (uomo d’incorrotta fede e provata onestu). Несколько раз в течете своей годовой должности консул, в сопровождены двух чиновников, производил осмотр sabarbario и о результате этого контроля докладывал Верховному Совету.

К несчастию для черноморских итальянских поселенцев, со времени занятия османлисами Константинополя, пропуск иностранных судов через проливы становился все более и более стеснительным. Еще за пять—шесть лет до катастрофы, некоторым генуэзским судам пришлось в Дарданеллах и в Босфоре прибегнуть к хитрости, обману, даже к боевой силе, чтобы доставить из Архипелага военный груз в Тавриду.

Наконец наступило тяжелое время, когда бдительная турецкая стража, укрепив берега проливов, окончательно закрыла генуэзцам морской путь в Черное море. Таврическим поселенцам, для сообщения с Италией, остался единственный и далекий путь через Молдо-Валахию, Венгрию и Австрию. В Верховном Совете банка св. Георгия чувствовалось постепенное истощение огромных доходов, до этого момента стекавшихся в его кассу из далеких стран востока (delle lontane terre d’oriente) ⁶.

Одновременно с громадными материальными убытками, понесенными генуэзскою торговлею вследствие закрытия Турками проливов, правителей таврических колоний немало тревожили возникшие в Кафе церковные беспорядки среди [4] армянской части населения и недовольство некоторых влиятельных татар на консула Кабеллу.

Эти два частного свойства вопроса довели в последние месяцы весь ход административной и социальной жизни колонии почти до анархии, и, так сказать, погубили Кафу скорее, чем осаждавшая ее армада. При появлении турецкого флотовода в виду генуэзской крепости, несчастный Кабелла не встретил никакого сочувствия со стороны городского населения. В то время, как несчастный консул взывал к себе на помощь гражданское население, измена, месть и коварство, со всеми своими тайными силами, соединились против него. Ненависть считавшего себя обиженным влиятельного мурзы Эминека к кафинскому правлению, с одной стороны, и партийная вражда в армянской общин, с другой, нанесли окончательный удар осажденным латинцам. Хотя цель нашей настоящей статьи не состоит в подробном описании всех причин падения Кафы, но, для более ясного понимания некоторых мест нижеприведенных документов, позволяем себе вкратце затронуть здесь суть вышеуказанных двух чисто внутреннего свойства вопросов.

Татарский мурза Эминек, личность, о которой не раз упоминается в истории Кафы, был сыном бывшего до 1470 года “тудуна”, Мамая мурзы. Тудуном назывался избиравшихся ханом совместно с кафинским консулом делегат, для управления татарской частью населения в территориальной полосе, простиравшейся вдоль морского берега и склонов Яйлы, от Коз до Балаклавы. Эту полосу составляли весь Южный берег или Гофия и земли восемнадцати деревень, но договору уступленных генуэзцам ханом Тохтамышем в 1387 г. ⁷ В генуэзских официальных современных бумагах это территориальное пространство Тавриды именуется “la campagna”, и его татарский правитель, тудун, назван итальянцами “ргеfetto della campagna”. Эта должность считалась у Татар очень доходною и почетною.

Умирая, Мамай мурза оставил духовное завещание, по которому должность тудуна должна была перейти по наследству к старшему его сыну Эминеку; но богатая вдова усопшего всеми силами стала ходатайствовать об утверждении на эту должность младшего сына Мамая, Сейтака. Однако ея интриги не увенчались успехом, и против желания [5] некоторых Генуэзцев, получивших подарки от татарки, хан Менгли назначил тудуном Эминека. Среди продажных итальянцев, особенно выделялся кафинский казначей, коварный и честолюбивый Оберто Скварчиафико ⁸. После долгих споров, козней, ложных доносов и подкупов, вдова Мамая мурзы все-таки успела, наконец, свергнуть Эминека и возвести в тудуны молодого Сейтака. Протест Эминека к хану и к Кафе остался без ответа. Тогда он решил отомстить Генуэзцам, и в феврале 1475 года Эминек и его сторонники, тайно, из Кафы же, отправили одно лицо в Константинополь. Султан Магомет II готовился в это время напасть с громадными морскими силами на острова Архипелага. Узнав, что в Крыму Татары на его стороне, он без колебания направил свой флот на Кафу.

Между тем, одновременно с интригой Эминека, положение Генуэзцев осложнилось еще ужасною неурядицею в самой Кафе. В этом густо населенном городе, с 70,000 жителей, в течете последних годов существования итальянских поселений в Крыму, среди граждан пробудился какой-то дух своеволия и непокорности, с которым консульская власть не была в силах бороться. Все, от малого до великого, пришли к убеждению, что вскоре там наступит разгром генуэзского господства, и потому каждый, по мере своих способностей, старался возможно скорее, дозволенным и недозволенным путем, нажить себе побольше состояние

При этой всеобщей анархии, пример которой первыми давали некоторые из высших чиновников, ни строгость законов, ни судебно-полицейские репрессии не были в силах прекратить ежедневно усиливавшиеся грабежи, кровавые столкновения, смуты, убийства и т.п. на многолюдных городских улицах, пристанях и базарах ⁹. Городское управление принимало все усилия к обузданию столь буйной и разноплеменной толпы. К тому же прекращение морских сообщений с западом повело за собою разорение множества торговых предприятий и недовольство правителями лишенного заработка рабочего люда. [6]

В подвластной Генуэзцам полосе “la campagna” многие поселяне, землевладельцы и арендаторы отказывались вносить в казну подати. Некоторые из южно-бережских помещиков объявили себя независимыми феодальными баронами, обращаясь с жителями деревень, смежных с их имениями, как с крепостными. Под предлогом защиты от воров и разбойников, они воздвигли, на видных местах, виселицы и захватным порядком учредили у себя в имениях судебные камеры, где сами, в качестве судей, произносили приговоры до смертной казни включительно ¹⁰.

Не следует удивляться, если всюду в колонии, а тем более в деревнях, чувство безвластия проявлялось во всю, когда в самом центре правления, без всякой застенчивости, господствовала полная анархия. Судьи, казначеи, секретари, квартальные начальники и т.п. были до того развращены, что продавали свои услуги первому встречному. Явные разбойники и грабители ходили на свободе по улицам и базарам, или, пользуясь покровительством влиятельных граждан и подкупленных чиновников, укрывались в укромных местах от преследования законом ¹¹. Падение нравов доходило до того, что даже консула Кабеллу ¹², человека общеизвестной и судебным порядком доказанной честности, подчиненные публично обвинили в лихоимстве.

Одной из главных причин беспорядков и народных волнений чаще всего служил давний спор между двумя партиями, на которые раскололась армяно-католическая община. По этому вопросу, бросающему яркий свет на тогдашние церковные порядки вообще и на католическое духовенство в Кафе в частности, в генуэзском архиве хранится объемистая кипа в течение пяти лет подряд накоплявшихся документов. В этой бесконечной процедуре встречаются частные и официальные письма, доносы, рапорты от духовных и должностных лиц, с детальным изложением всех разговоров, сплетен, обвинений и жалоб, ходивших в то время в Кафе. Однако, какой бы интерес ни возбуждал в нас этот средневековой спор, ограничимся указанием его сущности в сокращенном виде, так как в задачу нашей статьи не входит его подробное изложение. [7]

Почти одновременно со смертью тудуна Мамая мурзы и со вступлением на его место пресловутого Эминека, скончался в Кафе армяно-католической епископ. Почтенный и достойный, законно избранный и высшим церковным начальством утвержденный в сане нового епископа, священник Тер-Карабет хитростью был лишен кафедры пронырливым и честолюбивым соперником Тер-Ованнесом. Ревностные прихожане сильно возмутились этою дерзостью последнего, требуя его удаления, но на сторону самозванца стал его родственник, влиятельный кулак-банкир Каиярес. К этому денежному дельцу присоединилась партия свободомыслящих, людей, отрекшихся от воспринятых от предков заветов веры, его ставленников, родственников, должников и имя же подкупленных церковных служителей. Ссоры между двумя противными сторонами, горячие диспуты между духовенством и народом изо дня в день все больше обострялись, и дело дошло даже до апелляции в Геную и в Рим. Рядом с этой исключительно религиозной тяжбой, возникло еще недоразумение чисто гражданского свойства. Консулы, сначала просвещенный правовед Батиста Джиустиниани и на конец добрейший и честнейший Антониотто Кабелла, против их желания, были замешаны в процессе. Но, несмотря на горячее желание Kaияpeca и самозванца Тер-Ованнеса основывать свои притязания на авторитете самих консулов, эти два правителя оказались впоследствии в этом деле ни при чем.

Дело в том, что сообразно “Статуту”, т.е. специально изданному Банком св. Георгия для черноморских поселений кодексу, консулам воспрещалось, под строжайшей ответственностью, ни под каким видом не вмешиваться в дела веры чужеземных народностей. Несмотря на столь категорическое запрещение, консул Кабелла, желая, очевидно, скорее прекратить эти раздоры, по настоянию обеих враждующих сторон, донес о сущности тяжбы Верховному Совету Банка. Вследствие прекращения морских сообщений, ответ из Генуи задержался, и дело затянулось до того, что когда на горизонте показались первые турецкие военные корабли, оно стояло еще очень далеко от разрешения. Кабелла, ждавший инструкций от своего правительства, казался, в глазах одной из сторон, покровителем своим бездействием притязаний противников и был публично обвинен в подкупе. Это обстоятельство послужило армянской части населения, во [8] время осады города, поводом к восстанию против латинцев. Несчастный консул должен был согласиться на сдачу крепости Ахмету-паше. За это, как явствует из нижеприведенных исторических памятников, он поплатился жизнью.

Полагаем, что, познакомившись с этим кратким предварительным комментарием, читателю легче будет разобраться в некоторых деталях печального и достопамятного события — падения генуэзской Кафы. Затем позволяем себе приступить к обнародованию этих драгоценных для истории нашего края памятников, в том хронологическом порядке, в каком мы их находим в сборнике Dе Vigna.

Комментарии

1. Atti della Societa Ligure di Storia Patria. T. VII, p. 468. Documento XIV. Письмо кафинского консула Рафаеле Монтероссо королю польскому Казимиру, от 2 апреля 1462 г.

2. См. Atti. Т. VII. I consoli di Caffa.

3. Op. cit... При последнем консуле на ремонт башни и большого замка в Сольда было ассигновано 10.000 каф. сумм.

4. Op. cit. — Т. VII, стр. 889.

5. Op. cit. — стр. 504. Quistione di Carlino Lercari.

6. Angelo Boscassi. — Lo stemma di Genova.

7. См. Кеппен. Крымский Сборник, стр. 85—87.

8. Giustiniani. Annali di Genova. — F. Lagorio. Los revolutions du commerce de la Mer-Noire. — Кафинский казначей О. Скварчиафико изменил генуэзцам, выдав Туркам ключи города. В Константинополе он был повешен на крючках за ребра в Леандровой башне. Ibid.

9. Atti. Т. VII. р. 519—533. Questione di vescovi armeni.

10. Atti. Т. VII. р. 506—519. Questione di Negro coi Guasco.

11. Atti. Ibid. p. 521.

12. Ibid. p. 527.