ПРОЛОЖНОЕ ЖИТИЕ ЛЮДМИЛЫ

“Проложное житие Людмилы” представляется наиболее загадочным памятником среди всех произведений древнерусской письменности, связанных с чешской тематикой. Оно совершенно одиноко. До нас не дошло то житие Людмилы, которое легло при обычном проложном сокращении в основу настоящего памятника. Сообщаемые в “Проложном житии” факты с теми или иными незначительными отклонениями находят соответствие лишь в латинских агиографических сочинениях Кристиана. “Fuit in provincia Bohemorum”, “Diffundente”, a также в кратком латинском сказании о мученичестве Людмилы “Passio sanctae Liudmilae martyris”. Впрочем, ни с одним из названных сочинений “Проложное житие” полностью не совпадает. Правда, все сообщаемые в нем сведения по их объему могут быть отысканы только у Кристиана. Но в то же время при сопоставлении латинского и славянского памятников видно, что все же сам Кристиан не мог быть источником жития Людмилы или его прототипа. Кристиан, например, как и все латинские легенды, сообщает о трех дочерях Людмилы, тогда как ряд списков “Проложного жития” знает только одну (FRB, т. I, р. 193, 204 и др). Кристиан пишет, что Боривой умер на 35-м году жизни, тогда как “Житие” указывает 36 лет (Там же, стр. 204). Этот год, между прочим, мы находим в легенде “Fuit” (Там же, стр. 144). “Проложное житие” ничего не сообщает об именах убийц Людмилы, тогда как все латинские жития, за исключением “Fuit” (Там же, стр. 145), называют их по имени. Но, с другой стороны, “Житие” донесло до нас такие подробности, которые не сохранились ни в одном из Латинских памятников. Так, “Проложное житие”, очевидно, в соответствии со своим пространным славянским оригиналом, сообщает точный час (“в I час нощи”) кончины Людмилы. Оно так же определенно указывает храм (св. Георгия), где была погребена Людмила после перенесения ее останков из Тетина в Прагу. Но чисто фактической стороной разница между славянским и латинскими памятниками не ограничивается. Славянское “Житие” стремится в гораздо большей степени, чем латинские, прославить и возвеличить Людмилу. “Проложное житие” даже намекает на то, что Боривой, хотя и принял крещение вместе с Людмилой, но только после того, как женился на ней (“егда же быста вкупь”), тем самым, выделяя заслугу Людмилы в крещении чешского княжеского дома. Латинские же памятники, за исключением легенды “Fuit in provincia Bohemorum” (Там же, стр. 144) пишут о крещении Боривоя до женитьбы на Людмиле. Автор славянского “Жития” стремится всячески подчеркнуть особое благочестие и милосердие княгини. Она не только щедро помогает бедным, как об этом пишут латинские памятники, но и раздает нищим вообще “все свое имение”.

Все эти наблюдения позволяют сделать вывод, что славянскде “Житие Людмилы”, послужившее основой для его сокращенного Проложного варианта, который только и дошел до нас, хотя и имело какой-то общий с латинскими памятниками людмилинского цикла источник, но было вполне самостоятельным произведением. В настоящее время не представляется возможным точно определить время возникновения того славянского “Жития”, которое использовал [107] составитель проложной редакции. Можно только предполагать, что вообще славянские жития Людмилы существовали в X в., о чем подробнее шла речь во вступительной статье к настоящей книге. В науке существует мнение, что данное “Житие” во всяком случае возникло не ранее самого конца X в. и безусловно после появления “Востоковской легенды”. Свидетельство этому М. Вейгарт видел в неблагоприятном отзыве людмилинского жития о Драгомире, о которой с сочувствием отзывается “Востоковская легенда”. Как об убийце, о Драгомире из латинских авторов пишет Кристиан, а из сохранившихся древнейших славянских говорит “Легенда Никольского”, причем оба произведения датируются концом X в. Из сопоставления этих данных обычно делается вывод о выделении и развитии самостоятельного культа Людмилы и специальных сочинений о ней из произведений, посвященных Вячеславу. При этом предполагается метаморфоза облика Драгомиры от добродетельной матери святого князя Вячеслава в злодейку, помышляющую об убийстве его бабушки, специальное прославление которой и вызвало якобы необходимость противопоставить благочестию злочестие вплоть до замыслов убийства.

Подобного рода предположения основываются на недопущении возможности параллельного и одновременного бытования традиций, связанных с Людмилой и Вячеславом. Но ведь столь же допустимо предположить, что в ранних вацлавских легендах, например, в “Легенде Востокова”, проявилось желание обелить мать святого князя. Более поздние сочинения о Вячеславе, вбиравшие в себя сведения из памятников людмилинского цикла, могли этим пренебречь. Едва ли можно сомневаться, что славянское “Житие Людмилы” возникло в самой Чехии. Перечисленные выше оригинальные подробности местного порядка убедительно говорят в пользу этого.

Текст “Проложного жития Людмилы” печатается по древнейшему из дошедших до нас списков Пролога на пергамене начала XIV в., хранящегося в ЦГАДА, ф. 381, тип. 153, лл. 22 об. — 23.

Блаженная Людмила была из Сербской земли, дочь сербского князя ¹. Она была отдана замуж за чешского князя по имени Боривой ². Тогда еще не все были крещены. Когда они [Людмила и Боривой] стали жить вместе, то у них просветились их очи, сердца, и они крестились во имя отца и сына и святого духа и воздвигли церкви и собрали священников. И у них родились 3 сына и дочь ³. Боривой на 30-й и 6-й год своей жизни отошел из мира. Блаженная же Людмила всю свою печаль обратила к богу и все свое имущество раздала на милостыню нищим. Сын же ее Вратислав ⁴ занял отцовский престол и он, княжив 33 года, умер в боге, а власть принял Вячеслав, внук Людмилы. И тогда мать Вячеслава ⁵ замыслила злое на свою свекровь Людмилу и всячески старалась погубить ее. Поняв это, Людмила перешла в другой город, называемый Тетин ⁶. Сноха же ее посовещалась с двумя боярами ⁷ и послала их в Тетин, чтобы они погубили ее свекровь Людмилу. И прийдя, эти разбойники собрали множества злодеев, подобных себе. А когда настал вечер, они с оружием обступили двор, разбили двери и вошли в дом. Схватив Людмилу, они набросили на ее шею покрывало и задушили ее ⁸. И так она приняла конец жизни в субботний день в первый час ночи, прожив 60 и один год и угодив богу, получив мученический венец, ибо бог показал от нее знамения и чудеса на том месте, где она была погребена. Она не была [похоронена] в церкви, но под стеною города, и там каждую ночь появлялась горящая свеча, а один слепец прозрел, прикоснувшись к земле, где лежала Людмила. И с того времени происходило много чудес, услышав о которых внук ее Вячеслав поспешил перенести свою бабушку в славный город Прагу и положил ее мощи в церкви святого Георгия, где и теперь совершаются многие знамения и чудеса ⁹.

Комментарии

1 Кристиан (FRB, т. I, стр. 304) и Козьма Пражский (“Чешская хроника”. М., 1962, стр. 58) сообщают, что Людмила была дочерью князя чешского племени пшован. Это племя жило северо-восточнее Праги, занимая территорию в виде узкой полосы между городами Мельник и Каменц. В. Томск допускал, что первоначально пшоване назывались сербами, подобно чешскому племени хорватов. (См.: V. Tomek. О starem rozdeleni Cech na zupy a pozdejsim na kraje. “Casopis Ceskeho musea”, 1859, str. 185 — 186). Только, в латинской легенде “Diffundente” говорится, что Людмила не принадлежала к другому племени и была взята чешским князем “de gente sua”, т. е. из своего рода (FRB, т. I, стр. 192).

2 Боривой (Борживой), ум. в 894 г. Историчность этого чешского князя подвергается серьезным сомнениям. О нем впервые упоминает в своей хронике Кристиан. Другие сочинения молчат о нем, памятники кирилло-мефодиев-ского круга также ничего о нем не говорят. О. Кралик предполагает, что Боривой появился в труде Кристиана в силу его “композиционных потребностей”, для того чтобы связать деятельность Кирилла и Мефодия, ко времени которых, по Кристиану, и относится княжение Боривоя, с последующей чешской историей (см.: О. Кролик. Крещение Боривоя и вопрос о непрерывности старославянской литературы в Чехии, ТОДРЛ, т. XIX, М. — Л., 1963, стр. 148 — 168).

3 Количество дочерей Боривоя и Людмилы — основное различие в списках памятника. В одной их группе говорится о единственной дочери (публикуемый список, а также ГБЛ. М., 192 — XVI в.). В некоторых списках упомянуты 3 дочери (ГБЛ; Троиц. 725 — XV в., Волог. 21 — XVI в.). В подавляющем же большинстве списков говорится “3 сыны и дщери”, т. е. не указывается, сколько было дочерей у Боривоя и Людмилы, хотя речь идет явно не о единственной.

В. Новотный сомневается в достоверности известия о том, что Людмила имела трех сыновей и одну дочь. Ему представляется подозрительной шаблонная цифра три и, главное, отсутствие в источниках имен детей Людмилы, за исключением Спитигнева и Братислава (V. Novotny. Указ, соч., стр. 443).

4 О Братиславе см. в комментарии 2 к “Востоковской легенде”.

5 Мать Вячеслава Драгомира. О нем см. в прим. к “Востоковской легенде”. В чем заключались причины убийства Людмилы по приказанию Драгомиры? Новотный видит их в первую очередь в стремлении Драгомиры захватить владения Людмилы, а также в желании устранить влияние Людмилы на своих сыновей (V. Novotny. Указ, соч., стр. 454). О второй причине пишет и Кристиан (FRB, т I, стр. 206).

6 Тетин (в публикуемом списке ошибочно — Тиген)— один из древнейших чешских городов. Находился на реке Мже около современного города Бероуна. С Тетином связан ряд древнейших преданий. Хронист Гаек пишет, что там был похоронен легендарный Чех. В одном из поздних (XVII в ) русских списков “Жития Людмилы” (ГИМ, Муз. 890, л. 25) говорится: “град Тетин нарицаем страны Сербъскыа”, т. е. отъезд Людмилы из Праги воспринимается как возвращение Людмилы на родину, где она жила до замужества. У нас нет оснований считать эту вставку по сравнению с общераспространенным текстом простым комментарием или домыслом писца. Тетин действительно был городом пшован, откуда происходила Людмила. Нельзя поэтому исключать, что оригиналом данного позднего списка послужил список, отражавший какую-то древнюю редакцию памятника. Гораздо менее вероятно, что переписчик столь обстоятельно знал историческую географию древней Чехии.

7 Кристиан, латинское сказание XII в. о мучениях Людмилы и легенда “Dif-fudende” называют имена этих бояр: Тиннам (Tionam), Гоммон (Gommon), FRB, т. I, стр. 107 и 140, 195. Иречек указывал в свое время на села Гман и Кван, созвучные этим именам, предполагая, что села были получены убийцами Людмилы в виде награды от Драгомиры (J. Jirecek. Vrahove sv. Lidmily “Pamatky archaeologicke a mistopisne”, D. V., str. 331). Могущество этих бояр впоследствии, как сообщает Кристиан, встревожило саму Драгомиру, и она решила покончить с ними — Тинну (Туману) удалось бежать из Чехии, а Гомон (Кван) был казнен (FRB, т. I, стр. 209). В последнее время Э. Вальтером было высказано предположение, что Тинна и Гоммон — “викинги — витязи, которые с Драгомирой пришли в Чехию” (Emil Walter. Byli Gunna a Common z rodu Buzisu. “Scandoslavica”, t. VIII. Copenhagen, 1962, s. 110). Основанием для такого предположения Э. Вальтер вы-[110] двигает близость этих имен к именам персонажей северной мифологии (см. об этом указ, статью, а также: Emil Walter. Jesteke jmenum Tunna a Gommon v ceskych legendach a kronikach. “Scandoslavica”, t. VII, Copenhagen, 1961, str. 133 — 157).

8 В легенде Кристиана и в созданном на его основе латинском сказании XII в. мученичество Людмилы и ее убийство описываются несколько иначе. Латинские источники ничего не знают о том, что Людмила была удушена своим головным убором (ушев или повой), а пишут, что убийцы удушили ее веревкой (“fune gutturi eius unmissio suffocacione vitumilli abstulerunt” — FRB, т. 1, стр. 208). Между тем убийство при сорванном головном уборе являлось особо унизительным. Известно, что у славян, как и в Западной Европе, срывание головного убора с женщины расценивалось как ее величайшее оскорбление (см. М. Ф. Владимирский-Буданов. Неизданные законы юго-западных славян. “Журнал Министерства народного просвещения”, СПб., 1881, № 3 — 4, стр. 96).

9 В некоторых поздних (XVI в.) списках памятника содержатся упоминания о последующей судьбе Драгомиры. Так, в “Прологе”, хранящемся в Государственной Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (Собрание Титова 880), читаем: “а сноха ея, жива червьми сведена, зле умре”. В чешских легендах позднейшего происхождения говорится о том, что Драгомиру земля поглотила живьем. Быть может, в добавлении “Титовского пролога” в известной мере отразились эти легенды. В печатном прологе московского издания 1641 г. говорится: “окаанная же мати Вячеслава зле погибе”. Все это показывает, что памятники чешской агиографии не просто воспроизводились на русской почве, а воспринимались активно, осмысливались и дополнялись.

(пер. А. И. Рогова)
Текст воспроизведен по изданию: Сказания о начале Чешского государства в древнерусской письменности. М. Наука. 1970