О МОРАВСКОМ ПОСОЛЬСТВЕ В КОНСТАНТИНОПОЛЕ

(начало 60-х годов IX в.)

Появление моравского посольства в Константинополе в начале 60-х годов IX в. было важным событием в истории одного из первых славянских раннефеодальных государств — Великоморавского государства. Этим актом Великоморавское государство выходило за рамки узкой сферы сношений со своими непосредственными соседями и, вступая в контакты с такой крупнейшей державой того времени, как Византийская империя, становилось активным участником общеевропейской политики.

Важность этого события была оценена по достоинству сразу же, когда были обнаружены источники, содержащие сведения о посольстве, т. е. Пространные Жития Кирилла и Мефодия и Итальянская легенда ¹.

Рассказы ЖК и Итальянской легенды текстуально близки между собой, рассказ ЖМ представляет собой самостоятельную версию, но основное содержание всех трех сообщений совпадает. Все они говорят о том, что моравский князь Ростислав со своей знатью направил послов в Константинополь с просьбой, чтобы [371] византийский император прислал к нему “епископа и учителя” (формулировка ЖК), способного излагать мораванам христианское учение “на своем языке”. В ответ на эту просьбу император послал в Моравию не епископа, а двух монахов — изобретателя славянского письма Константина и его брата Мефодия. Упоминание, что Ростислав просил прислать епископа, привлекло к себе особое внимание уже первых исследователей этих памятников. Зная по другим свидетельствам ЖК и ЖМ, что во владениях Ростислава проповедью христианства занималось баварское духовенство, исследователи сделали правильный вывод, что целью посольства было создать в Моравии самостоятельную церковную организацию, не подчиненную духовенству Восточнофранкского королевства, с которым Великая Моравия вела тяжелую борьбу за сохранение своей самостоятельности. О каких-либо иных политических целях посольства, как и миссии солунских братьев, в этом рассказе не говорилось, и поэтому в литературе, посвященной изучению кирилло-мефодиевской проблематики, первоначально вопрос об этом не ставился. Позднее, однако, положение изменилось, так как начиная с опубликованной в 1870 г. работы Е. Голубинского “Краткий очерк истории православных церквей болгарской, сербской и румынской” в научную литературу вошел тезис, основанный на изучении иных источников, о складывании в начале 60-х годов в Центральной и Юго-Восточной Европе двух противостоящих друг другу политических блоков: мораво-византийского и болгаро-франкского.

Первоначально исследователи не ставили миссию Константина и Мефодия в прямую связь с этими политическими событиями, но позднее в силу самой логики исследования вопрос о наличии или отсутствии такой связи неизбежно должен был возникнуть. Эволюция научных взглядов постепенно шла все больше в сторону признания, что именно моравское посольство привело к заключению мораво-византийского союза, направленного против Восточнофранкского королевства и Болгарии, а миссия Константина и Мефодия должна была способствовать закреплению этого союза.

Разработанная в последовательно появившихся на протяжении последних десятилетий XIX в. работах М. И. Соколова, Е. Дюммлера, К. Иречка, К. Грота, Ф. И. Успенского, эта гипотеза получила окончательное оформление в вышедших уже в начале XX в. обобщающих работах В. Новотного в чешской и В. Златарского в болгарской историографии. [372]

В последующий период эта вошедшая и в обобщающие труды гипотеза получила широкое распространение в научной литературе. В настоящее время ее придерживаются ряд чехословацких историков (И. Мацурек, Ф. Гейл и др.), в ее поддержку высказался такой видный представитель югославской историографии, как Г. Острогорский, а также такие крупные представители современной западноевропейской науки, как Ф. Дворник и К. Босль ². Получила она положительную оценку и в советской исторической литературе ³. В наиболее разработанном варианте В. Златарского эти построения можно резюмировать следующим образом ⁴.

К началу 60-х годов IX в. Великоморавское государство, пытаясь объединить под своей властью соседние политические образования западных славян, вступило в острый конфликт с Восточнофранкским королевством. Стремясь парализовать угрозу со стороны восточнофранкских феодалов, Ростислав Моравский вступил в соглашение с противниками восточно-франкского короля Людовика Немецкого, прежде всего с его сыном Карломаном, правившим в восточной марке ⁵. В этих условиях Людовик Немецкий нашел себе союзника против Ростислава в лице правителя Болгарии Бориса. Как свидетельство заключения союза приводится запись Фульдских анналов под 863 г. о том, что Людовик Немецкий собрал войско, “как будто бы хотел с помощью болгар, приходящих с востока, укротить Ростислава, князя моравских славян”, а в действительности пошел на непокорного Карломана ⁶. Такой слух, маскирующий его истинные намерения, Людовик Немецкий мог распустить лишь в условиях, когда между Болгарией и Восточнофранкским королевством существовали дружеские отношения. Угроза совместного болгаро-франкского выступления привела к тому, что Ростислав не решился оказать помощь Карломану и Людовик Немецкий смог подчинить себе непокорного сына. Дополнительные сведения о характере отношений между Болгарией и Восточнофранкским королевством дают два латинских источника следующего, 864 г. Это — сообщение Вертинских анналов, что Людовик Немецкий направлялся на встречу с болгарским каганом, “который обещал стать христианином” ⁷, и письмо папы Николая I от мая 864 г. констанцскому епископу Соломону, где говорилось со слов епископа о намерении Людовика Немецкого отправиться в Тулльн, чтобы “утвердить мир с королем болгар”, а в другом месте — о намерении короля болгар принять [373] христианскую веру и о том, что многие из болгар стали христианами ⁸.

Интерпретируя эти свидетельства, В. Златарский пришел к выводу, что еще при заключении болгаро-франкского союза Борис дал обещание принять христианство по римскому обряду от немецкого духовенства, и в начале 864 г. болгаро-франкский союз еще действовал. Поскольку в письме папы Николая I упоминалось о том, что после встречи в Тулльне Людовик Немецкий был намерен идти войной против Ростислава Моравского, то из этого в свою очередь вытекало, что на встрече стороны должны были условиться о совместных действиях против Великой Моравии.

Оказавшись перед лицом враждебной коалиции, Ростислав Моравский в конце 862 г. направил в Константинополь посольство, которое не только привезло императору проект мораво-византийского союза, направленного против Болгарии, но и информировало его о планах принятия Болгарией христианства по римскому обряду. Инициатива Ростислава вызвала вмешательство Византии, изменившее ход событий. Когда после поражения арабов 3 сентября 863 г. византийское правительство получило свободу действий на Балканах, то в следующем, 864 г., оно принудило Бориса принять христианство из Византии и отказаться от планов союза против Моравии.

Выдвинутый выше тезис о большой роли, которую сыграло моравское посольство в развитии политических взаимоотношений между государствами Центральной и Юго-Восточной Европы, был подкреплен анализом хронологических данных ЖК, ЖМ и Итальянской легенды, которые позволили бы определить и время выезда братьев в Моравию.

Имеющиеся данные содержат две точных даты: 1) январь 861 г. — время открытия мощей св. Климента, когда Константин находился в Херсоне, готовясь к отъезду в Хазарию, и 2) конец декабря 867 г. — время прибытия солунских братьев в Рим (их пригласил в Рим папа Николай I, скончавшийся 13 ноября 867 г., а принял уже новый папа Адриан, вступивший на престол 14 декабря того же года).

На промежуток между этими двумя датами приходятся следующие события: поездка Константина к хазарам и возвращение в Константинополь, прибытие моравского посольства, отъезд братьев в Моравию и их деятельность в этой стране, отъезд из Моравии и пребывание при дворе паннонского князя [374] Коцела, путешествие из Паннонии в Венецию и пребывание в этом городе, наконец, путешествие из Венеции в Рим. Произвести уточнения в рамках этого промежутка позволяют три свидетельства:

1) свидетельство ЖК, XV, что братья пробыли в Моравии 40 месяцев (т.е. 3 года 4 месяца), а затем выехали к Коцелу;

2) свидетельство Итальянской легенды, VII, что братья пробыли в Моравии четыре с половиной года (“per annas IIII et diraidium”), без упоминания о их пребывании у Коцела и в Венеции;

3) свидетельство ЖМ, V, что братья ушли из Моравии “по прошествии трех лет”, о пребывании у Коцела и в Венеции здесь не упоминается. Если между сроками ЖК и ЖМ нет значительного различия, то между ЖК и ЖМ, с одной стороны, и Итальянской легендой — с другой, налицо значительные расхождения (на год).

При решении этого вопроса исследователи, связывающие моравское посольство с оформлением направленного против Болгарии мораво-византийского союза, исходят из того, что предпочтение должно быть отдано данным Итальянской легенды; поскольку в славянских текстах цифровые обозначения могли быть искажены при переписывании глаголических оригиналов кириллицей: цифровое значение буквы “г” в глаголице — 4, а в кириллице — 3. Принимая, что в Итальянской легенде 4,5 года относятся ко всему путешествию братьев от прибытия в Моравию до прибытия в Рим (пребывание братьев в Венеции и у Коцела источник особо не выделяет, а о путешествии в Рим сказано, что оно заняло “несколько дней”), получаем, что Константин и Мефодий прибыли в Моравию во второй половине июня 863 г.

Поскольку путешествие должно было занять несколько месяцев, то в свою очередь устанавливается, что выехали в Моравию братья весной 863 г., зима 862/3 гг. ушла, вероятно, на подготовку к экспедиции, а моравское посольство прибыло еще раньше — во второй половине 862 г.

Установление такой хронологии событий позволяет не только подкрепить тезис о политическом характере моравского посольства, но и определить обратный путь его следования. Поскольку путь через Болгарию был в этих условиях исключен, то оставалась лишь одна дорога из Византии в Моравию — через византийские земли по старой Via Egnatia на Диррахиум (Драч), оттуда морем на кораблях в Венецию, [375] в первой половине IX в. находившуюся под покровительством Византии, а затем через земли Карломана, союзника Ростислава в борьбе с Людовиком Немецким ⁹.

Изложенная здесь гипотеза не получила общего признания именно в той ее части, которая нас наиболее интересует. Возражение вызвал именно тезис о большой политической роли моравского посольства. Критики этого тезиса (А. Брюкнер, З.Р. Диттрих, В. Вавжинек, Г. Ловмяньский) отмечали прежде всего, что имеющиеся источники ничего не сообщают о каких-либо политических целях моравского посольства. Указывалось также, что для большей части IX в. источники не сохранили сведений о каких-либо конфликтах между Великоморавским государством и Болгарией и, следовательно, о каких-либо серьезных противоречиях между этими двумя державами нет оснований говорить. Тем самым маловероятно, чтобы болгарско-франкское сближение 863-864 гг. было направлено против Моравии и могло представлять для нее серьезную угрозу.

Вместе с тем начиная с 30-х годов XX в. стали выдвигаться возражения и против общей хронологии событий, как она была окончательно определена В. Златарским.

Так, греческий исследователь М. Ласкарис, отмечая, что наиболее компетентные греческие авторы — Симеон Логофет и Генесий — рассматривают крещение болгар как непосредственное следствие поражения арабов, высказал мнение, что болгарские послы явились в Константинополь с обещанием Бориса креститься еще в конце 863 г. (а не в 864 г., как считал В. Златарский) ¹⁰. Показания латинских источников он не затрагивал. Проанализировать их заново попытался, развивая догадки М. Ласкариса, болгарский исследователь П. X. Петров. По его мнению, и запись Вертинских анналов, и письмо папы Николая I говорят в действительности о событиях не 864, а 863 г., когда до выступления Византии франко-болгарский союз еще функционировал и имел место конфликт Людовика Немецкого с Карломаном и Ростиславом ¹¹.

К сожалению, П.X. Петров почему-то не принял во внимание того обстоятельства, что эти латинские источники еще не говорят о какой-либо войне Людовика с Ростиславом, и оставил вне рассмотрения запись Фульдских анналов, датирующую поход Людовика Немецкого на Великую Моравию августом 864 г. ¹² Между тем это свидетельство является очень сильным подтверждением отнесения проектируемой встречи в Тулльне, после которой Людовик Немецкий должен был идти [376] на Ростислава, именно к первой половине 864 г. Тем самым передатировку П.X. Петрова никак нельзя признать правильной ¹³.

В последнее время с серьезным возражением против описанной выше схемы развития событий выступил польский исследователь Т. Василевский ¹⁴. Он дал как новое прочтение источников о болгаро-франкских отношениях в 864 г., так и более точную датировку греческих источников, сообщавших о появлении в Константинополе болгарского посольства с обещанием креститься.

При анализе первой группы источников было обращено внимание на термин “hostiliter” в записи Вертинских анналов под 864 г. о намерениях Людовика Немецкого идти навстречу болгарскому правителю. Отклоняя искусственные интерпретации, дававшиеся этому термину его предшественниками, Т. Василевский, следуя за Хергенретером, принял общепринятое значение этого термина — “враждебно”, т.е. Людовик направился навстречу болгарскому правителю с враждебными намерениями ¹⁵. Отсюда следовало, что уже в 864 г. болгаро-франкский союз расстроился. В свете этого свидетельство письма папы Николая I того же, 864 г. о стараниях Людовика Немецкого “pacem cum rege Vulgarorum confirmare” интерпретируется как попытка восстановить нарушенный мир между государствами накануне подготовленного им похода на Моравию.

Из сопоставления первой части известия Вертинских анналов о вражде Людовика и Бориса со второй, где говорится об обещании болгарского “кагана” стать христианином, естественно, вытекал вывод, что именно это обещание привело к разрыву союза и что оно было дано не Людовику Немецкому, а византийскому императору. Из этого следовало в свою очередь, что такое обещание было дано где-то на рубеже 863-864 гг.

Этот вывод был подкреплен исследованием хронологии таких греческих источников, как Житие патриарха Игнатия и Хроника псевдо-Генесия, где о прибытии болгарского посольства в Константинополь говорится сразу после сообщения о землетрясении в Константинополе (август 863 г. — Житие) или сразу после сообщения о победе византийских войск над эмиром Мелитены Омаром (3 сентября 863 г. — псевдо-Генесий). Т. Василевский также добавил к этому свидетельство Аламанских анналов под 863 г. — “Gens Hunnorum christianitatis numen agressa est” ¹⁶, доказывая, что данное известие может относиться лишь к болгарам. [377]

Ревизия старых взглядов на время крещения болгар сама по себе не вела к пересмотру старых взглядов на значение моравского посольства. Поскольку принималось, что моравское посольство прибыло в Константинополь в 862 г., а солунские братья прибыли в Моравию весной 863 г., то единственное изменение в интересующем нас вопросе заключалось бы в том, что реакция Византии на сообщение моравских послов оказалась гораздо более оперативной, чем предполагалось ранее.

Однако пересмотр традиционной конструкции международных отношений совпал по времени с попыткой пересмотра хронологических данных ЖК и ЖМ о моравской миссии. Чехословацкий исследователь И. Цыбулька, развивая догадки ряда исследователей, начиная с Ф. Хюбла, предложил при решении вопроса о хронологии моравской миссии отдать предпочтение данным ЖК и ЖМ, а не Итальянской легенды. Исследователь исходил из того, что Итальянская легенда — памятник, зависящий от славянского источника и дошедший до нас только в обработке начала XII в. Если учесть, что количество лет, проведенных Константином и Мефодием в Моравии, обозначено в латинском тексте простыми вертикальными черточками, то ясно, что достаточно было лишь небольшой писарской ошибки, чтобы из annos III (3) получилось annos IIII (4). Такое объяснение более вероятно, чем двукратное искажение даты, записанной в разной форме в ЖК и ЖМ. Установив, что в Моравии братья пробыли 3,5 года, И. Цыбулька приступил к примерному определению возможной длительности других отрезков путешествия пути из Константинополя в Моравию, пребывания братьев у князя Коцела в Паннонии и Венеции.

При определении времени пребывания братьев в Паннонии И. Цыбулька (вслед за Ф. Гривцем) опирался на сообщение известного меморандума баварских епископов (Conversio), где указывалось, что за время 75-летнего управления Паннонией со стороны зальцбургского клира “ни один священник, пришедший откуда-либо, не отважился бы исполнять свою должность более чем три месяца” без санкции зальцбургского архиепископа ¹⁷. Поскольку зальцбургский архиепископ был противником солунских братьев и не дал бы согласия на их деятельность в Паннонии, И. Цыбулька заключал, что их пребывание у Коцела было весьма непродолжительным. Принимая затем, что в Венеции братья пробыли, вероятно, около месяца, а путешествие из Константинополя в Моравию заняло, вероятно, [378] около 6 недель, И. Цыбулька пришел к выводу, что моравское посольство прибыло в Константинополь лишь в 863 г., а братья прибыли в Моравию лишь весной 864 г ¹⁸.

Сопоставив результаты изысканий Цыбульки с собственными наблюдениями, Т. Василевский пришел к выводам о характере моравской миссии, резко отличным от существовавших ранее. Моравское посольство было направлено в Константинополь после разрыва болгаро-франкского союза и сближения Бориса Болгарского с Византией. Следовательно, моравское посольство вовсе не было актом, враждебным по отношению к Болгарии. Отсюда, естественно, вытекало допущение, что и моравское посольство, а затем и солунские братья следовали через болгарские земли ¹⁹, — вероятнее всего, путем от Солуни на Белград, который упоминает Константин Багрянородный в своем труде “Об управлении империей” ²⁰.

В свете этой гипотезы получили бы объяснение полулегендарные сообщения о крещении Константином славян-язычников на р. Брегальнице, левом притоке Вардара, которые читаются в Успении Кирилла ²¹. После обещания Бориса креститься в Болгарию, несомненно, довольно скоро было направлено греческое духовенство, начавшее проповедь христианства среди языческого населения Первого Болгарского царства ²². Константин и Мефодий, направляясь в Моравию, могли принять участие в этой деятельности.

Т. Василевский оставил нерешенным вопрос, какова в обрисованной им ситуации могла быть политическая цель моравского посольства. Нетрудно, однако, дать ответ на этот вопрос: если речь не шла о союзе Моравии и Византии против Болгарии, а союз с Византией против Восточнофранкского королевства ничего не мог дать реально Великой Моравии в чисто политическом плане, то остается лишь одно, — устанавливая контакты с Константинополем, Ростислав рассчитывал достичь сближения с ее новым союзником Болгарией. В этом случае следовало бы констатировать, что моравское посольство не достигло своей цели. Когда в августе 864 г. начался большой поход Людовика Немецкого на Ростислава, моравский правитель оказался без союзников и после упорного сопротивления вынужден был принести “присягу верности” франкскому правителю ²³.

Таковы две основные гипотезы, существующие в настоящее время в науке о характере мораво-византийских политических контактов в начале 60-х годов IX в. [379]

Из предшествующего изложения ясно видно, что принятие одной из этих гипотез решающим образом зависит от истолкования хронологических данных, заключенных в древнейших памятниках кирилло-мефодиевского цикла. Между тем оба предложенных варианта истолкования представляются одинаково возможными и не имеется решающих доводов, которые позволили бы предпочесть один из них.

В таких условиях возможно лишь предположительное решение вопроса, основанное на наблюдениях над общим характером византийско-моравских политических контактов в IX в. и на единственном бесспорном факте, известном нам о моравском посольстве: просьбе Ростислава Моравского прислать ему епископа из Константинополя.

Разумеется, сам факт сношений между Византией и Великой Моравией сомнению не подлежит: в памятниках кирилло-мефодиевского цикла упоминаются не только посольство Ростислава в Константинополь и ответная поездка солунских братьев, но и путешествие Мефодия в Константинополь в начале 80-х годов IX в. (ЖМ, XIII), а в труде Константина Багрянородного “О церемониях” упоминается, какие послания следует направлять “архонтам Моравии” ²⁴. Однако обращает на себя внимание то, что в другом труде византийского императора X в. “Об управлении империей”, представляющем собой сгусток накопленной византийским правительством информации о соседних странах и народах, по существу, не содержится почти никаких сведений о Великой Моравии, а сама страна обозначена как “некрещеная”.

Другой, давно отмеченный исследователями факт — полное молчание византийских исторических трудов и других современных источников (например, писем патриарха Фотия) о каких-либо сношениях Империи с Моравией.

Наконец, третий факт — очень сдержанное отношение византийского правительства к предложениям Ростислава Моравского, так как вместо епископа были высланы два монаха, один из которых даже не был священником. Такая сдержанность была возможна именно по отношению к малоизвестной стране, где была необходима разведка о состоянии дел, прежде чем принять важное решение.

Все эти факты свидетельствуют о том, что сферы интересов Византии и Великой Моравии почти не соприкасались и обе стороны, по существу, мало что знали друг о друге.

В этих условиях лишь какая-то резкая смена ситуации [380] в интересующем нас ареале Европы могла побудить Ростислава Моравского к решению просить епископа из Константинополя. Такая просьба означала попытку включить Великую Моравию в систему церковной организации константинопольского патриархата. На успех же этой попытки можно было бы рассчитывать лишь в том случае, если бы для новой епископии была обеспечена возможность постоянных контактов с Константинополем, т.е., иными словами, если бы ее территория непосредственно граничила с другими землями, признающими верховную власть константинопольского патриарха.

Такое положение могло возникнуть лишь после того, как Борис Болгарский дал византийскому императору обещание креститься, в Болгарию направилось для проповеди христианства греческое духовенство и возникла перспектива включения соседа Великой Моравии — Болгарии — в церковную организацию константинопольского патриархата. Представляется, что лишь после этого Ростислав мог решиться на посылку посольства в Константинополь, а византийское правительство нашло нужным, хотя бы частично, пойти навстречу его просьбе.

Комментарии

1. Рассказ о посольстве читается в XIV главе ЖК (Magnae Moraviae fontes historici (далее: MMFH). Brno, 1967, II. S. 98-101), V главе ЖМ (MMFH, II. S. 143-145) и в VII главе Итальянской легенды (MMFH, II. S. 127-129).

2. См. обзоры литературы вопроса в след, работах: Dittrich Z.R. Christianity in Great Moravia. Groningen, 1962. P. 97-98; Lowmianski H. Poczatki Polski. Warszawa, 1970. T. IV. S. 362; Wasilewski T. Bizancjum i slowianie w IX wieku. Warszawa, 1972. S. 120-122.

3. История Чехословакии. М.: Изд-во АН СССР, 1953. Т. 1. С. 15; История Византии. Т. II. С. 198.

4. Златарски В. История на българската държава през средните векове. София, 1971. Т. 1. Ч. 2 (1-е изд. — в 1927 г.). С. 40-57.

5. См. свидетельства Бертинских анналов под 861 и 862 г. (MMFH, Brno, 1966, I. S. 73-74).

6. Ibid. S. 97.

7. Латински извори за Българската история. София, 1960. Т. II. С. 287.

8. MMFH, Brno, 1969, III. S. 146-147.

9. Наиболее подробное и аргументированное обоснование предложенной хронологии событий см.: Tkadlcik V. Datum pfichodu slovanskych apostolu na Moravu. — Slavia, 1969. № 4.

10. Vaillant A., Laskaris M. La date de la conversion des bulgares. — Revue des etudes slaves, 1933. T.13. P.13.

11. Петров П.Хр. За годината на налагане християнството в България. — Изв. на Ин-та на българската история, София, 1964. Т. 14-15. С. 578-581.

12. MMFH, I. S. 98.

13. П.X. Петров попытался уточнить традиционные построения и в другом отношении. Отнеся к началу 60-х годов недатированные сообщения Константина Багрянородного о войнах Бориса Болгарского, он доказывал, что Первое Болгарское царство стало в это время объектом нападения со стороны целой коалиции государств во главе с Византией (Petrov P. La politique etrangere de la Bulgarie au milieu du IX siecle et la conversion des bulgares. — Byzantino-Bulgarica, София, 1966, II). Однако его аргументы не получили признания в литературе. См., например, критические замечания Т. Василевского (Wasilewski T. Bizancjum i stowianie... S. 193).

14. Wasilewski T. Bizancjum i stowianie... S. 122-131.

15. С таким переводом текста согласился в последнее время и Ф. Дворник. Пытаясь согласовать эти данные с традиционной гипотезой, Ф. Дворник предположил, что Борис не исполнил данного Людовику Немецкому обещания креститься и тот силой хотел принудить болгарского правителя исполнить свое обещание (см.: Dvornik F. Byzantskc misie u slovanu. Praha, 1970. S. 116).

16. Monumenta Germaniae Historicae: Scriptores. Hannoverae, 1827. T. I. P. 50.

17. MMFH, III. S. 322.

18. См.: Cibulka J. Der Zeitpunkt der Ankunft der Bruder Konstantin-Cyrillus und Methodius in Mahren. — Byzantinoslavica, 1965, 26.

19. Wasilewski T. Bizancjum i slowianie... S. 131, 155.

20. MMFH, III. S. 401.

21. MMFH, II. S. 247.

22. О греческой миссии в Болгарии см.: Wasilewski T. Bizancjum i slowianie... S. 147.

23. См. Фульдские анналы под 864 г. (MMFH, I. S. 98).

24. MMFH, III. S. 402-403. Возможно, однако, что здесь фигурируют правители сербской Моравы, поскольку они упоминаются в ряду правителей отдельных сербских земель.

(пер. Б. Н. Флоря)
Текст воспроизведен по изданию: Сказания о начале славянской письменности. СПб. Алетейя. 2000