К истории восстания киргиз в 1916 г.

Среди уже известных материалов, освещающих события 1916 года в киргизской степи, публикуемые ниже документы, как отражающие, с одной стороны, правительственные, с другой — туземные настроения, должны занять далеко не последнее место ¹. Как известно, непосредственным поводом к волнениям в этом году среди казак-киргизов и кара-киргизов, обусловленным, конечно, рядом весьма длительных и сложных причин, послужило «высочайшее повеление» 25 июня 1916 года о привлечении на тыловые работы «мужского инородческого населения империи в возрасте от 19 до 43 лет включительно». Это распоряжение не могло, конечно, не вызвать с стороны массы туземного населения упорного сопротивления. Неизбежность этого чувствовали и некоторые высоко стоявшие административные лица, как, напр., наместник на Кавказе вел. кн. Николай Николаевич, который в июле 1916 года добивался отмены состоявшегося распоряжения для вверенного ему края, мотивируя теми соображениями, что «всякое мероприятие, касающееся мусульманского населения, до его осуществления требует ряда подготовительных мер, что, в свою очередь, требует известного времени» ². Но если признано было возможным согласиться с этими соображениями по отношению к Кавказской окраине, слишком уж близко лежавшей от театра военных действий, то в Туркестане и Киргизской степи, наоборот, шли к неизбежной и кровавой развязке. Ведь нельзя же было думать, что десятилетиями накапливавшееся недовольство туземного населения, в условиях напряженного состояния военного времени, не выльется, наконец, в открытое сопротивление и восстание. Но, очевидно, в расчете на верный выигрыш в затеянной игре, представлявшейся к тому же совсем неопасной на отдаленной окраине, последняя была начата. Уже на первых порах из-за чрезмерной торопливости в проведении опубликованного распоряжения встретились весьма существенные затруднения, больнее всего отразившиеся на туземном населении и, естественно, усиливавшие и без того уже большое его раздражение против нового правительственного мероприятия. Второй пункт «высочайшего [54] повеления» 25 июня 1916 года требовал согласования деятельности двух ведомств — военного и внутр. дел — и установления подробных правил привлечения «инородцев» к тыловым работам; между тем на практике это не было соблюдено, и министерство внутренних дел телеграфными распоряжениями от 27 и 28 июня, т.-е. на следующий день после «высочайшего повеления», предложило подведомственным ему губернаторам в наикратчайший срок произвести мобилизацию первой очереди киргизов, в возрасте от 19 лет до 31 года включительно. На местах получилась полная неразбериха, о степени которой дает некоторое представление одно из ниже приводимых телеграфных донесений астраханского губернатора, который «за короткое время принужден был дважды объявлять призыв и дважды его отменять» ³.

Эти же два документа, относящиеся — один к началу августа, другой к половине сентября 1916 г., дают некоторый конкретный материал и для характеристики самого движения за первый период его развития. Даже пользуясь одними этими показаниями, можно почувствовать, что дело шло уже дальше простых трений и отдельных эксцессов. Ведь еще августовский протокол частного совещания киргиз отмечает появление в степи первых казачьих отрядов и расквартирование их — 75 казаков в Чингирлауской волости, 125 казаков в Аракарагайской волости и еще 125 казаков в Кинаральской и Миндыгаринской ⁴. Появление их не было, конечно, случайным и говорило о серьезности положения в Тургайской области еще в начале августа 1916 г. Убийства волостных управителей и волостных писарей, отнятие посемейных списков и уничтожение их, недопущение управителей, аульных старшин и аксакалов к составлению списков лиц призывного возраста, столкновения с казачьими отрядами, сопровождавшими уездных начальников, доходившие иногда до кровопролития, отдельные случаи нападения на оседлые поселения — вот те формы, в которые выливалось движение казак-киргизов еще в этот первый период восстания.

Последний из печатаемых ниже документов — донесение военного губернатора Семиреченской области о беспорядках, происшедших в области в связи с набором рабочих, — переносит нас из северной части киргизской степи, которой касались [55] все выше рассмотренные материалы, в южную и в отличие от них дает почти полную картину восстания с его начала до 1 ноября 1916 года. Конечно, не приходится забывать, что здесь перед нами официальное, казенное освещение событий но, сопоставляя его с имеющимся в нашем распоряжении показанием Г И. Бройдо, данным им прокурору ташкентской судебной палаты 3 сентября 1916 года, мы можем корректировать одни сведения другими и, таким образом восстановив первоначальную обстановку событий и общий их ход, без особой опаски воспользоваться остальными данными донесения для дорисовки неизвестных еще моментов восстания. Весьма ценным представляется этот документ и с той стороны, что на основании его можно точно установить и район распространения восстания и места наиболее ожесточенной борьбы.

Интересно его указание и на то, что администрация Семиречья, в сущности, предвидела возможность волнений инородцев при призыве их на тыловые работы, «просила (для этого) военной помощи из Ташкента еще в июле, а имеющиеся незначительные военные силы распределила планомерно по области в определенных центрах, откуда было удобно оказывать помощь при возникновении беспорядков»,

Массовое широкое восстание, с собственными вождями и лозунгами, и большая часть либеральной интеллигенции, не сумевшей связаться с его основными требованиями и отстаивавшей перед ним только необходимость подчинения приказаниям правительства, — вот те два полюса национально-революционного движения 1916 г., которые еще раз выявляют перед нами печатаемые ниже документы.

А. Чулошников.

1 ⁵.

Среди киргизов явилось несколько тревожное настроение по поводу предстоящего призыва в отряды рабочих на фронт. По произведенному расследованию, виновником смуты является киргиз Кулманов ⁶, окончивший университет, быв. член 2-й Госуд. Думы. Кулманов при посещении мною орды 8 июля, когда я объявил высочайшее повеление о призыве киргизов в отряды рабочих, явно обнаружил стремление выговорить совершенно не вызывающиеся потребностью льготы для киргизов, получив с моей стороны отказ и внушение. Ныне, по сведениям моим, Кулманов, собрав с киргизов большие деньги, отправился в Петроград с целью ходатайствовать об освобождении киргизов от призыва. Постановив сего числа о выселении Кулманова из пределов киргизской степи на время нахождения губернии на положении чрезвычайной охраны, сообщаю о сем вашему превосходительству, присовокупляя, что, по сведениям, Кулманов возлагает надежду на успех своих ходатайств также и на мусульманскую фракцию Госуд. Думы. 644.

Губернатор Соколовский. [56]

25 июля 1916 г.

В дополнение телеграммы от 20 июля, 644, уведомляю, что для исходатайствования отмены реквизиции киргизов из степи выехала в Петроград депутация в составе Гайдула Мукашева, киргиза Торгунской части, уволенного от должности правителя части, Джумгали Карагаева, киргиза Таловской части, также уволенного от должности правителя части; также уволенного части ⁷, Батырханра Ниязова, киргиза Таловской части, помощника присяжного поверенного округа саратовской судебной палаты, лишенного права практики, и Менды-ханова, уволенного от должности помощника правителя части и ныне служащего во временном совете.

Подобные заявления военные власти должны давать не менее как за десять дней до приема ими инородцев, так как ранее этого срока призвать инородцев и выполнить все санитарные требования Ольдена ⁸, включая пятидневный карантин, невозможно.

Протокол частного совещания киргиз Тургайской, Уральской, Акмолинской, Семипалатинской и Семиреченской областей, состоявшегося 7 августа 1916 года в помещении тургайского областного правления с разрешения тургайского губернатора ⁹.

Высочайшее повеление 25 июня стало известно киргизам в форме объявления местных властей в то время, когда само повеление не было опубликовано. Это поразило население, как гром из ясного неба. Местная власть в спешном порядке стала приводить в исполнение высочайшее повеление. В неподготовленности населения и в чрезвычайной спешности, местами — грубости и злоупотреблени[ях] в действиях властей, кроется корень до сих пор бывших и ставших известными недоразумений и трений. [58]

Киргизский народ воинской повинности не отбывал никогда. Молодежь его массами, да еще в принудительном порядке, не призывалась никогда. Единовременная и спешная мобилизация 25 возрастов (19—43) поразила население. Мобилизация частичная даже у народов, привычных к воинской повинности, часто проходит с большими трениями. В той обстановке, в которой происходит приведение в исполнение высочайшего повеления 25/VI и при новизне дела мобилизации 25 возрастов киргизского народа, нет ничего удивительного в том, что до сих пор случилось. При наличности: 1) надлежащей подготовки населения, 2) частичной мобилизации в течение более или менее продолжительного времени по мере надобности, 3) при применении возможных льгот, необходимых для сохранения интересов хозяйства, и 4) при участии уполномоченных от населения — мобилизация рабочих от киргизского населения прошла бы гладко и мирно.

Если мы не видим худшего — открытого восстания народа, то это объясняется его чрезвычайным миролюбием. В Актюбинском уезде, в 3-м участке, местная власть приказала явиться к приему через 10 дней. Киргизы этого участка разбросаны на пространстве в 400 — 200 верст в длину и ширину.

В Кустанайском уезде местная власть назначила прием в Ара-карагайской волости через 9 дней, в Соройской волости через 15 дней. В других волостях также чрезвычайно спешно требовали явку на сборный пункт, отдаленный от населения на 200—300—400 верст. Всем известно, что в посемейных списках записанные возрасты киргиз не соответствуют действительности. Возраст киргиз в списки заносится аульными произвольно. Никто правильностью этой записи до сих пор не интересовался. Некоторые записи заведомо властями делались неправильными: богатые киргизы, подготовляя требуемый при выборах на общественные должности возрастный ценз, умышленно записывали лета своих сыновей старшими. Поэтому в степи нередкость 20-летний бий ¹⁰ или волостной управитель, когда по закону они должны быть не моложе 35—25 лет.

Между тем местная власть спешно потребовала старые неправильные списки, объявив их правильными, и пожелала мобилизовать по ним единовременно 18% всего мужского населения. Просьбу киргиз об исправлении списков, о согласовании их с действительностью, никто не хотел слушать. Когда население увидело явную несправедливость, то оно обратилось к самосуду, повсеместно отбирая от волостных управителей списки. Это было в областях Тургайской, Уральской, Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской. Местами волостные управители пожелали на почве мобилизации свести счеты со своими партийными врагами, стали сочинять новые списки, включив всех своих противников в возрасте 19—31, другие стали торговать [59] списками, предлагали за деньги изменить возрасты призываемых. Одни откупались, другие, непризываемые, попадали в списки призываемых. Волостные управители Карабалыкской волости Кустанайского уезда Саим Кыдыров и Чингирлауской волости Уральского уезда Ахмед Сарыбалин были убиты населением именно за разнообразные свои злоупотребления. Некоторые волостные управители, желая нанести самый верный удар своим врагам, обвиняли их в сопротивлении мобилизации и доносили по начальству.

В северных уездах степных областей, где киргизы живут вперемежку с переселенцами, киргизское хозяйство напоминает крестьянское и требует рабочих сил, сколько потребно для крестьянского хозяйства. [60]

Киргизы в этом районе часто хлеб сеют исполу с крестьянами. Отсутствие работника киргиза одинаково поражает хозяйство крестьянина, который, может быть, находится на войне. В уездах Уральском, Актюбинском, Кустанайском, Петропавловском, Кокчетавском, Омском, Акмолинском, Павлодарском, Семипалатинском, Барнаульском, Усть-Каменогорском, Зайсанском после ухода крестьян на войну киргизы составляют единственную рабочую силу для уборки сена и хлеба. В Омском, Павлодарском, Семипалатинском уездах киргизы, арендующие землю в пределах 10-верстной полосы по р. Иртышу, уборкой сена занимаются до первого снега. Здесь же киргизы, по условию с Сибирским казачьим войском, до 1 октября не могут подходить к своим зимовкам и ремонтировать ежегодно размываемые весною свои постройки. В северных уездах киргизской степи на каждое хозяйство приходится 10 десятин посева и 2.000 пудов потребляемого сена. Объявление мобилизации рабочих застало киргиз в самый разгар сенокоса и накануне уборки хлебов. Вот уже месяц как вся степь волнуется, бросила свое хозяйство, сено не успели скосить, а хлеб не убирается. Все это нужно приводить в порядок, нужно наверстать потерянное время. Теперь это потребует временно лишних работников в хозяйстве.

Хозяйство южных киргизов зимою занимает все мужское население, кочующее всю зиму со скотом. Например, иргизские и атбасарские киргизы со скотом уходят в Сыр-дарьинскую область, гурьевские и иргизские киргизы — в Закаспийскую область. Ныне киргизы разбежались по всей степи, собрать их в более или менее короткое время нет никакой физической возможности.

Природные условия — теплые дни, наличность подножного корма для лошадей, удобство добывания пищи и для самих людей — много способствует образованию шаек в степи. С наступлением зимних холодов и исчезновением всех этих благоприятных условий шайка распадется, и киргизы вернутся в аулы.

1. В виду изложенного необходимо отсрочить призыв рабочих для северных уездов до 1 января 1917 года, а для южных уездов до 15 марта 1917 года.

2. Призвать в первую очередь одну треть 19—31 возрастов, начиная с младшего возраста, так как в этом возрасте наибольшее число несемейных.

3. Прием лиц, проживающих за пределами места приписки, согласно их желанию, производится или по месту жительства, или приписки.

4. Оставить в семье одного работника призывного возраста при полуработнике (17 или старше 50 лет).

5. Принятых, по возможности, оставлять на работах по обороне государства на местах.

6. Принятому предоставить право заменить себя другим лицом.

7. На каждое аульное общество оставить по одному мулле. [61]

8. Оставить мугаллима учителя на каждые 50 кибиток для обучения детей киргизской грамоте, при чем предпочтение должно быть отдано тем, кто имеет шаадат-нам (свидетельство) от медрессе.

9. Освободить от призыва учащихся в мусульманских медрессах в городах.

10. Старые списки, представленные спешно, неправильны, — нужно их возвратить: избрать комитет, составленный лицами, избираемыми по одному от каждого десятка домохозяев, и поручить этому комитету составление нового списка в присутствии аульного схода.

11. Так как в дело мобилизации волостные управители или претенденты на их должности впутали свои дела по выборам, то необходимо приостановить на время мобилизации производящиеся выборы должностных лиц киргизской администрации.

12. В приемной комиссии с правом голоса должны участвовать по два уполномоченных от каждой волости, уполномоченные участвуют в приемной комиссии при приеме рабочих своей волости.

13. Принятым рабочим предоставить право соединяться в артели в 30 человек. При артели должен быть переводчик, и на 10 артелей один мулла.

14. Заболевшие рабочие пользуются медицинским уходом наравне с ранеными.

15. Рабочие киргизы должны быть в ведении учреждений городского и земского союзов. О правах и обязанностях учреждений, заведующих рабочими киргизами, должна быть издана инструкция.

16. Для доставления рабочим одежды и провизии с мест должны быть даны бесплатные вагоны в необходимом количестве и пропуск двум лицам от каждой волости.

17. По уважительным причинам по мере надобности киргизы рабочие пользовались бы отпуском.

18. Об изложенном совещание постановило ходатайствовать передправительством.

Председатель А. Букейханов.

Секретарь М. Дулатов.

О. Алмасов.

Памятная записка о киргизах.

В объявленном военным министром высочайшем повелении от 25 июня 1916 года сказано:

1. Для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии, а равно для всяких иных необходимых для государственной обороны работ привлечь в реквизиционном порядке в течение настоящей войны мужское инородческое население империи, в возрасте от 19 до 43 лет включительно, в том числе киргизов Акмолинской, Семипалатинской, Уральской и Тургайской областей. [62]

2. Определение возрастов инородческого населения, подлежащего привлечению к работам, согласно предыдущему (1) пункту, а равно установление подробных правил привлечения их к сим работам применительно к порядку, заключающемуся в высочайше утвержденном 3 августа 1914 года положении военного совета о реквизиции, предоставить соглашению министров внутренних дел и военного.

О таковом высочайшем повелении министр внутренних дел дал знать губернаторам степных областей по телеграфу 27 того же июня, предложив им исполнить оное в наикратчайший срок, призывая на работу в первую очередь киргизов в возрасте от 19 лет до 31 года включительно. Губернаторы степных областей предписали г. г. крестьянским начальникам немедленно объявить киргизам означенное повеление и приступить к составлению списков киргизам призывного возраста первой очереди при участии волостных управителей ¹¹, аульных старшин ¹¹ и аксакалов (стариков) ¹², определяя возрасты призываемых на основании посемейных списков, что не замедлили выполнить крестьянские начальники.

Полуграмотные переводчики крестьянских начальников, никогда не слыхавшие таких выражений, как «реквизиция», «оборонительные сооружения на театре военных действий», «военные сообщения» и т. д., переводили их на киргизский язык неправильно и туманно, и, по их толкованию, выходило, что киргизы берутся в «солдаты», и прямо на позиции, без обучения их военному искусству, и это так усилило недоверие киргизов к закону, что уже трудно было кому бы то ни было [63] убедить киргизов в том, что их берут не в солдаты, а на работу в тылу за плату и довольствие от казны. Нельзя скрыть и того, что среди киргизов стал распространяться слух, якобы означенный закон исходит не от верховной власти, а выдуман местными властями, что подкреплялось слухами же о том, что он не обсуждался в законодательных учреждениях, не был издан в порядке 87 ст. основных законов ¹³ и не был распубликован правительствующим сенатом. Наконец, в виду того, что источник благосостояния киргизов составляет скотоводство, требующее бдительного ухода за собой со стороны хозяина, а хлепопашество служит лишь подспорьем к этому хозяйству, означенный закон, отвлекающий всех хозяев от скотоводческого хозяйства и влекущий за собой расстройство его, не мог вызвать к себе сочувствия со стороны киргизов.

Все рабочие из киргизов, служившие по вольному найму у самих киргизов, у разных русских и нерусских купцов, у переселенцев, у казаков, казачьих войск и т. д., после объявления высочайшего повеления вдруг бросили работы и разошлись по своим аулам, особенно к своим родовичам, передавая панику и настроение последним. То, что киргизы бежали к своим родовичам, показало, что родовое начало у киргизов еще сильно и они рассчитывали на защиту родовичей против постигшего их несчастия. То же самое сделали и киргизы-хозяева, работавшие на себя и не нанимавшиеся ни к кому другому. Создалась паника, путаница. Каждый киргиз призывного возраста, хотя бы он был бедный, распродав то имущество, какое у него есть, или приобрел для себя лучшего коня, или такового попросту реквизировал у соседа. Такие молодые люди, объединившись в толпу всадников — где в 50, где в 100, где в тысячу человек и т. д., вооруженную палками с косой или зубцами от грабель на их концах и в редких случаях охотничьими ружьями, разъезжали по аулам и присоединяли к толпе своих сверстников: одних добровольно, других насильно, путем угроз, чтобы сбросить с себя тягость царского повеления. Благодаря этому сено осталось нескошенным, а скошенное неубранным, хлеб остался неснятым совершенно. Можно сказать, что все степь заволновалась. Состояние киргизской молодежи призывного возраста до начала сего сентября напоминало то состояние рогатого скота, в котором он бывает в мае месяце, когда находит на него овод и он, мучимый нестерпимой болью, подняв хвосты, скачет в разные стороны, не различая ни глубоких ям, ни глубоких оврагов, в которые он может упасть. Оно напоминало положение такого коня, которому в бедро неожиданно запущено шило и он, выскакивая, делает разные гневные выкрутасы, чтобы сбросить с себя предмет, причинивший ему такой неожиданный укол. [64]

Эксцессы толпы были направлены главным образом против своих волостных управителей, аульных старшин, их писарей, аксакалов (стариков), которые призваны составить списки лиц призывного возраста, и особенно против тех неофициальных записей, которые велись так беспорядочно туземными должностными лицами и назывались посемейными списками. Эти эксцессы иногда сопровождались такими актами со стороны толпы, как убийство управителя Чингырлауской волости Уральского уезда Ахмеда Сарыбалина и волостного ее писаря Галия Тяукина, повлекшее за собой взятие под стражу в уральскую областную тюрьму 13 человек киргизов Чингырлауской волости ¹⁴, убийство управителя Карабалыкской волости Кустанайского уезда Саима Кыдырова, повлекшее за собой взятие под стражу 21 киргиза Карабалыкской волости в кустанайскую тюрьму ¹⁵, — убийство волостных писарей Алимбетовской и Тереклинской волостей Актюбинского уезда, повлекшее за собой взятие под стражу 3 киргизов Тереклинской волости в актюбинскую тюрьму по обвинению всех арестованных киргизов в сопротивлениях властям, предусмотренных 263, 264 и 268 ст. улож. о нак.

В иных случаях эксцессы сопровождались отнятием посемейных списков у управителей и аульных старшин и уничтожением сих списков. Так, например, толпа отняла посемейные списки у управителя и волостного писаря Чиликской волости Уральского уезда, что повлекло за собой взятие под стражу 19 киргизов Чиликской волости в уральскую областную тюрьму ¹⁶,— у двух аульных старшин Суна-линской волости Лбищенского уезда, что повлекло за собой взятие под стражу в ту же тюрьму 7 киргизов Суналинской волости, — управителя Алимбетовской волости Актюбинского уезда, что повлекло за собой взятие под стражу 15 киргизов Алимбетовской волости, и 2 киргизов Тереклинской волости в Актюбинскую тюрьму, — у управителя Петропавловской волости и уезда, что повлекло за собой взятие под стражу 6 киргизов Петропавловской волости в петропавловскую тюрьму, — по обвинению всех означенных киргизов в сопротивлении властям, предусмотренном 263—и 264 ст. улож. о нак.

Были и такие случаи эксцессов, когда уездные начальники выезжали с казачьим отрядом на помощь управителям, аульным старшинам и аксакалам, которым мешала толпа составлять списки лиц призывного возраста или которых не пускала толпа молодежи призывного возраста в камеры крестьянских начальников для той же цели. Так, например, казачий отряд, сопровождавший лбищенского уездного начальника, подполковника фон-Галлера, произвел выстрел залпом в толпу киргизских всадников Каракульской волости, находившуюся [65] расстоянии более 2 верст от него и отказавшуюся разойтись по требованию г. фон-Галлера, переданному им, как говорят, толпе через какого-то киргиза, при чем оказались на месте убитые (киргизы), и толпа разбежалась, а списки живо были составлены туземными властями наобум, произвольно. Другой же уездный начальник, именно Темирского уезда, Петров, выехавший с казачьим отрядом сначала Джетикульскую и, затем, в Казбецкую волости, сумел обойтись счастливо без кровопролития, повлияв на толпу обеих волостей путем наставления и увещания допустить управителей, аульных старшин и аксакалов (стариков) выполнить их обязанности по составлению списков, что толпой было и исполнено. Крестьянский же начальник 2-го участка Лбищенского уезда г. Лебедев сам составил списки лиц призывного возраста по Улентинской, Булдуртинской, Сабынульской и Калдыгайтинской волостям Лбищенского уезда на основании сомнительных посемейных списков, без участия управителей, аульных старшин и аксакалов, так как они не являлись в его камеру из боязни насилия со стороны молодежи призывного возраста.

В Кызылджарской волости Лбищенского уезда, против Калмыковской станицы, крестьянский начальник 3-го участка Лбищенского уезда г. Логашкин нанес побои какому-то киргизу, находившемуся в толпе, за то, что этот киргиз указал на неприемлемость составления списков лиц призывного возраста на основании посемейных списков, так как возрасты определены в этих списках неправильно, а раздраженная этим поступком Логашкина толпа набросилась на него, нанося ему удары нагайками, но Логашкину спас жизнь один здоровенный аульный старшина, который, обхватив Логашкина и покрыв его своим корпусом, упал на него, крича: «убейте меня, а не крестьянского начальника». Неизвестно, в связи ли с этим случаем, или нет, арестован почетный и уважаемый киргиз Кызылджарской волости Хажгалий Маулимбериев по обвинению его по 129 ст. уголовн. улож. и содержится в лбищенской тюрьме, хотя всем киргизам известно, что он убеждал и склонял киргизов своей волости к спокойному составлению списков.

Возбужденным состоянием киргизов объясняется следующий случай. Киргизы напали на лавку какого-то татарина, находящуюся в Преображенском переселенческом поселке Темирского уезда, и ограбили товар. Для производства дознания выехал пристав 2-го стана Темирского уезда Музаффар Тяукин, в сопровождении казачьего отряда, состоящего Из 8 казаков. Кочующие киргизы Бистюбинской и Акжаловской волостей Гурьевского уезда, летовавшие в районе Койндинской волости Темирского уезда, не хотели допустить производства обыска для отобрания ограбленного товара и не только оказали вооруженное сопротивление приставу с казачьим отрядом, но даже напали на них. Поэтому казачий отряд произвел в них выстрел залпом из винтовок, последствием чего оказались убитыми 6 киргизов, три их лошади, а у четвертой лошади раздроблена была одна нога, [66] при чем одному казаку попало дроби в щеку, другому казаку в спину, так что из этого видно, что киргизы оказались вооруженными охотничьими ружьями. Раны у казаков признаны легкими. Киргизы разбежались, унося с собой раненых. Пристав же Тяукин (киргиз по происхождению), отражая нападение, выстрелом из револьвера убил наповал одного киргиза. Нападение киргизов сопровождалось их криком: «Майлыбай», «Майлыбай», что означает то, что нападавшие— принадлежат Кетинскому роду (род Кете) и что родовичи приглашаются на помощь.

Многие управители, аульные старшины и аксакалы, спасаясь от насилия молодежи призывного возраста, нашли убежища в таких городах, как Уральск, Илек и иные оседлые русские центры, так что списки лиц призывного возраста были везде составлены в чрезвычайной обстановке при повышенном настроении как населения, так и местных властей, и ручаться за их добросовестность не приходится. Этим, вероятно, объясняется то, что акмолинский губернатор арестовал 6 человек киргизов за то только, что они обратились к нему с ходатайством разрешить собрание киргизов 12 волостей Петропавловского уезда для обсуждения вопроса о льготах, и выпустил их из-под ареста чрез 8 дней.

Вот приблизительно то, что происходило в степных областях в период составления списков киргизам призывного возраста, т.-е. до начала сентября 1916 года. Однако заметно было, что киргизская молодежь искала для себя вожака, но не нашла его, а потому и брожение ее носило характер неорганизованности, не отличаясь от обыкновенных трений, вызываемых всяким новым явлением в народной жизни. Оно не заключало в себе признаков восстания или возмущения в целях отпадения от России. Это брожение не было вызвано влиянием извне, ни немцами, ни турками, ни австро-венгерцами и ни болгарами. Если бы оно было вызвано ими, с их стороны была бы попытка найти для киргизов хотя бы путем подкупа или иным способом вожака, снабдить их огнестрельным или иным оружием. Никаких подобных признаков не наблюдалось. Наоборот, киргизы были настроены очень враждебно против немцев, что выразилось в разгроме ими богатого и благоустроенного хутора, принадлежащего мещанке г. Риги Елизавете Федоровне Мейер и находившегося на станции Чулак-Анката, в районе Урюктукульской волости Лбищенского уезда. Этот хутор, оцененный в 13 тысяч рублей, был разгромлен до-тла только потому, что он — немецкий, о чем производится предварительное следствие мировым судьей 1-го участка Лбищенского уезда. К счастию киргизов, кроме хутора Мейер, никаких иных немецких элементов в степи не оказалось, иначе киргизы не избегли бы кары закона за свои эксцессы против немцев. Поэтому всякое утверждение, исходящее от кого бы то ни было, о влиянии врагов России на возмущение киргизов по поводу призыва их на работы представляется такой неизвинительной и непростительной ошибкой, которая может отразиться несправедливо [67] незаслуженно на судьбе несчастных номадов, а потому требует осторожного к себе отношения.

Затем, есть люди, которые без всякого основания подозревают киргизов в сепаратизме или в стремлении к отложению от России. Такие люди, обнаруживая полное незнакомство с текущей жизнью киргизов и клевеща на них понапрасну, обнажают скудость своих познаний и по истории взаимоотношений киргизов и России. Киргизы, или так называемые киргиз-кайсаки, приняли российское подданство в XVIII столетии добровольно, без пролития крови, сами по своему почину, и обязались защищать пределы Российской империи от нападения внешнего врага (жалованная грамота императрицы Анны Ивановны на имя хана киргиз-кайсацкой орды Абулхаира в 1731 г.). В том же XVIII столетии башкирский бунт был усмирен киргизами на основании этого обязательства. В преследовании французского завоевателя Наполеона I, после оставления им Москвы, участвовали добровольцы-киргизы, во главе с киргизом коллежским асессором Байжазыком Кушукбаевым, вплоть до самого Парижа, побывав по дороге и в Берлине. Завоевание Туркестанского края Черняевым ¹⁷, Хивы и Бухары Кауфманом 1-м ¹⁸ и туркменов Закаспийской области Скобелевым ¹⁹ сопровождалось деятельным личным и материальным участием киргиз-кайсаков. Генералы Черняев и Скобелев составляют не только русских, но и киргизских народных героев, сложить головы за которых киргизские джигиты и батыри (богатыри) считали за честь.

После всего этого вдруг в 1916 году, почему-то, — что, действительно, кажется странным, — наблюдается такой регресс в настроении тех же киргизов, доискаться до причин которого и устранить их — составляет дело мужей государственного ума. Нельзя сомневаться в том, что эти мужи убежденно отвергнут признак киргизского сепаратизма. Ныне с 15 сентября наступил второй период набора киргизов на работы по составленным уже спискам, и нельзя не сознаться, что он протекает под сильным административным давлением, сопровождаясь в большей или меньшей степени новыми трениями. Вполне естественно предположение, что значительная часть киргизов призывного возраста не явится по призыву на назначенные пункты и, так сказать, разбежится, а начальству предстоит обязанность ловить их, гоняться за ними в степях, производить розыски чрез тех же пресловутых управителей, аульных старшин и аксакалов и прибегать к карательным мерам, наполняя тюрьмы лицами призывного возраста, не говоря уже о том, что могут быть случаи новых эксцессов, против которых представится необходимость посылки карательных отрядов. Если в связи со всем этим принять во внимание, что в степных областях ожидается голод, обусловленный неурожаем хлеба и кормовых трав для скота и тем, что по случаю настоящего призыва киргизы не косили сена и не жали хлебов, какие имелись у них в той или иной мере, то станет понятно, как печально то положение, которое предстоит испытать киргизам степных областей. [68]

Поэтому, в видах предотвращения таких нежелательных явлений в степных областях, которых нельзя не считать маленькой междоусобицей внутри страны, и в целях водворения и поддержания спокойствия в тылу во время такой страшной мировой войны с жестоким врагом, долг гражданина требует заявить, что было бы не умалением авторитета власти в глазах киргизского населения степных областей, а, напротив, всемерным усилением оного, если бы в возможной скорости была исправлена ошибка власти, сопровождавшая издание и осуществление высочайшего повеления от 25 июня 1916 года, с немедленным разрешением отсрочки призыва киргизов на работы, по крайней мере, до мая 1917 года, тем более потому, что требования 2-го пункта высочайшего повеления доныне не выполнены самим министром внутренних дел и военным министром и на указанное исправление ошибки требуется время.

Такая отсрочка безусловно обрадовала бы киргизов-мусульман, проникнутых религиозным фанатизмом, если бы она была разрешена по случаю наступающего в субботу 24 сего сентября мусульманского праздника «Курбан-байрам», который в нынешнем году считается мусульманами всего мира «особенно великим», так как канун его — пятница, что бывает редко, а потому и праздник называется «Хаджи-акбяр».

Тем более, казалось бы, надо поспешить отсрочкой, что в некоторых областях, например в Тургайской, издан такой циркуляр, по которому за неявку молодежи призывного возраста ответствуют и подлежат наказанию аксакалы (старики), хотя никакой аксакальской должности по закону не существует и наказание их противоречит закону.

Донесение военного губернатора Семиреченской области ген. Фольбаума туркестанскому генерал-губернатору ²⁰.

После объявления высочайшего указа о наряде рабочих в начале июля с большой настойчивостью стал распространяться агитаторами среди киргизской массы слух о введении воинской повинности, что и послужило ближайшим поводом сначала к пассивному сопротивлению распоряжениям властей, а затем и к открытому неповиновению и беспорядкам во многих волостях, под давлением призываемых, на которых не действовал благоразумный голос старейшин. Смута и паника охватили целые волости: приграничные волости Лепсинского и Джаркентского уездов в половине июля стали уходить [69] в Китай, другие — в степи Балхаша или же в горы, бросая свои поля зимовки. Рабочие киргизы убегали от русских, воруя лошадей и скот. Первым значительным столкновением нужно считать нападение киргиз Эмельской и Барлынской волостей 24 июля — 1 августа на Тахтинский таможенный пост и с. Пограничное в Алакульской долине, вызванное желанием киргиз прорваться в Китай. Первым же мятежным выступлением было открытое нападение, с оружием в руках, 3 августа призывных Кызылбурговской волости Верненского уезда, на уроч. Ассы во время составления призывных списков, на почетных лиц волости и на помощника уездного начальника г. Хлыновского и его конвой, из которого был один убит и три ранено. Уже 4 августа на Ассы выступила казачья сотня, и в ближайшие затем дни Кызылбурговская волость была примерно наказана.

6 августа мятежники нескольких волостей Кастекской группы оказали вооруженное сопротивление отарскому участковому приставу около станции Самсу и напали на его конвой, а 7 августа —на небольшой охранный отряд дружины прапорщика Вяткина в с. Пригорном, близ Кастекского перевала. С этого момента мятежные шайки киргиз быстро распространились в 6 ближайших волостях до Курдая, в районе станции Самсу-Отар и русских селений Сергиевского-Кастек, где 7—8 августа киргизами было убито 16 человек и уведено в плен до 35 человек, которые были ограблены, многие изранены и затем освобождены. Остальные две волости Верненского уезда, хотя и не примкнули открыто к мятежникам, но брожение и агитация значительных конспиративных групп у них наблюдалась: напр., в Джаильмышевской волости на уроч. Уш-Кунур банда бунтовщиков до 500 человек была рассеяна казачьим отрядом 13 августа под командой и. д. верненского уездного начальника подполковника Базилевского.

Через Кастекский перевал движение быстро передалось и каракиргизам Атекинской и Сарыбагишевской волостей Пишпекского уезда, где 8 августа было вооруженное нападение на почту близ ст. Джил-Арык, а затем 9—12 августа на станицу Самсоновскую и селения, расположенные по р. Чу около Токмака: Быстрорецкое, Орловское, Ново-Российское и др.; 13 августа самый Токмак был осажден громадным скопищем, до 5 т. человек, киргиз соседних волостей: Шамсинской, Байсеитовской и др. Для усмирения мятежа был отправлен отряд подъесаула Бакуревича, который, пройдя русские поселки Кастекской группы, перешел в Чуйскую долину для защиты Токмака с ближайшими селениями. Главари Сарыбагишей для обеспечения успеха своего выступления разослали послания и гонцов во все каракиргизские волости Пржевальского и Пишпекского уездов. Значительные группы их гонцов не только вели агитацию, но и применяли меры энергичного воздействия на колеблющихся и трусливых. Уже 9 августа мятежные выступления начались в Пржевальском уезде, где одновременно было сделано нападение на сел. Григорьевку (у оз. Иссык-Куля) и на с. Столыпине и Белоцарское, по долинам р. Кечкорки и [70] Джумгола. Мужское население Белоцарского почти все было перебито, а женщины уведены в плен. Столыпинцы же ушли с подоспевшим из Нарына военным конвоем к Токмаку (Карабулак). Около селения Беловодского 10 августа также возникли беспорядки в соседних волостях, но быстро были подавлены.

Необходимо отметить, что администрация, предвидя возможность недоразумений и волнений на почве призыва рабочих, просила военной помощи из Ташкента еще в июле, а имеющиеся незначительные [71] военные силы распределила планомерно по области в определенных центрах, откуда было удобно оказывать помощь при возникновении беспорядков; поэтому на Каркаре к началу мятежа была рота дружины, под командой нарынкольско-чарынского участкового начальника ротмистра Кравченко, и скоро прибыла сотня казаков из Джаркента; этот отряд затем энергично стал восстановлять порядок в районе Иссык-Куля и Текеса.

Копальский уезд остался наружно спокойным, хотя и имелись сведения, что киргизы решили оказать сопротивление набору рабочих, и только в Лепсинском уезде, на уроч. Маканчи, 10—13 сентября, около Саратовских хуторов, возникло волнение среди призываемых киргиз, которое подавлено было силой с приходом военных отрядов из Лепсинска и Копала, действовавших под руководством помощника а лепсинского уездного начальника Маслова. Убитых и раненых нет, а ограбленный у крестьян в начале беспорядков скот был затем возвращен. [72]

О числе убитых и раненых при беспорядках.

Жертвой мятежа явилось по преимуществу Pуcское население Пржевальского уезда, в других же беспорядках. уездах пострадавших сравнительно мало; убитых должностных лиц туземной администрации не было. К 1 ноября выяснились следующие жертвы по области: воинских чинов убито: 3 офицера и 52 нижних чинов; раненых 41, пропавших без вести 75, всего выбыло 171 человек. Кроме того, убито 2 чина администрации, 12 чинов разных ведомств и 2.025 человек русского населения; без вести пропало 1.088 человек. Розыск производится. Всего по области убито 2.094 челов., ранено 41 ниж. чин., и пропало без вести 1.163.

Число раненых среди населения не приводилось в известность, так как помощь оказывали в большинстве случаев фельдшера весьма спешно, поэтому они не могли вести регистрацию.

Подробные сведения о пострадавших по уездам приводятся в прилагаемой ведомости.

О причинах, вызвывших движение.

Главнейшими причинами недовольства киргиз, приведшими к открытому возмущению, надо считать: 1) изъятие за последние 10 лет в государственный фонд около 2 миллионов десятин, иногда с значительными смещениями хозяйств, и — как следствие отсюда — земельное стеснение киргиз и сокращение перекочевок, особенно с изъятием в казну огромных лесных площадей, куда киргизы стали допускаться только на особые площади по билетам; форсированное водворение и устройство до 40 тысяч самовольцев крестьян, поселившихся на лучших землях Пишпека и Пржевальска в первые годы деятельности семиреченской партии, повлекло значительный экономический ущерб для многих хозяйств киргиз в этих уездах и вызвало неприязненное отношение к крестьянам. 2) Пропаганда, проникавшая из соседнего Китая (Куль-джа, Кашгар), где имеются германские агенты, действующие через дунган и китайцев, в большом числе приезжавших на Каркару и в Пржевальск. Найдены указания на причастность к беспорядкам в Семиречье китайских анархистов партии «Геляо», имевших связь с немецкими агентами. 3) В области оставалось очень мало войск для охраны огромной территории. Кроме того, русское население области было значительно ослаблено мобилизацией всего наиболее деятельного и молодого мужского элемента: домохозяевами в большинстве случаев остались женщины и старики. Имевшиеся запасы оружия и патронов также вывезены из области. 4) Непосредственная же причина недовольства — призыв рабочих; киргизы поняли это как набор в солдаты для участия в войне. Разъяснениям не верили. Всякие материальные жертвы для войны киргизы, несли безропотно, но растерялись от неожиданного призыва, и многие бежали в Китай. При составлении списков и приговоров некоторые влиятельные лица и манапы ²¹ допускали злоупотребления, подкупы, вымогательства и проч., что, [73] конечно, также отражалось на настроении массы. При малочисленности администрации искоренить это зло невозможно.

Вообще, основною задачею при подавлении киргизских беспорядков была поставлена охрана жизни и имущества русского населения области. В этих видах все способное носить оружие русское население было организовано в городах порядком, как это было уже выше указано, а в деревнях крестьяне, вооруженные имевшимся огнестрельным и холодным оружием, считая в том числе и топоры, были сведены в десятки, сотни и дружины, начальствующие лица в которых были выбраны самим населением. Часть дружин была посажена на лошадей. Во всех городах и селениях была организована ближняя и дальняя охрана как днем, так и ночью, дабы не допустить возможности внезапных нападений. Города и села, насколько возможно, были укреплены. [74]

Пришедшие в область войска направлялись для подавления беспорядков по заранее выработанному плану.

Среди туземного населения были распространены особые воззвания, приглашающие мирных киргиз возвратиться на свои стойбища, а бунтовщиков призывали к покорности с требованием выдать главарей и зачинщиков беспорядков.

О настроении туземных масс в настоящее время.

К началу сентября во всех уездах области, за исключением Пржевальского и южных частей Джаркентского и Пишпекского, наступило заметное успокоение: началась уборка полей, а в частности Копальский уезд начал мобилизационную поставку лошадей для армии, которая протекала успешно.

Пржевальские и загорные пишпекские кара-киргизы, а также киргизы рода «Атбан» Джаркентского уезда, не покорялись, при чем кара-киргизы продолжали оказывать упорное сопротивление посланным против них, как со стороны Пишпека, так и со стороны Андижана и Нарына, войсковым отрядам. Атбаны и 8 волостей Пржевальского уезда, из района северного берега озера Иссык-Куля и окрестностей города Пржевальска, под натиском войск отошли и сгруппировали мятежные скопища в долинах Каркары и Текеса, вплоть до китайской границы, очевидно, намереваясь, в случае окончательной неудачи, уйти в Китай, куда они ушли в октябре; мятежные же банды районов Сонкуля и Сыртов, получив тогда же сильные удары от войск на Джум-голе, Кочкорке и Улахоле, устремились в Китай, куда заблаговременно были ими отправлены семьи и скот. Негостеприимно встреченные в китайских пределах, кара-киргизы скоро прислали своих представителей в Нарын с изъявлением покорности и с просьбой разрешить вернуться в наши пределы. Такое разрешение было дано с непременным условием вернуть всех пленных, выдать оружие и главарей и поставить для нужд армии по 200 хороших лошадей от волости.

Из остатков мятежных волостей, вернувшихся из Китая, а также остатков волостей, удерживавшихся на своих кочевьях в Нарынском районе, к 1 ноября было образовано 17 волостей, общих числом до 17 тысяч кибиток.

По донесениям уездных начальников, настроение смирившихся волостей в высшей степени угнетенное, так как они, сознавая свою виновность, боятся мести русского населения и, кроме того, лишившись стад и имущества во время бегства в Китай, они разорились и во всем терпят большую нужду. Потребованные поставки рабочих, затем лошадей и юрт исполняются ими исправно.

Мирное же киргизское население, успевшее вовремя убрать свой хлеб и сено, держит себя вполне лойяльно и оказывает значительную помощь при обнаружении руководителей бывшего мятежа.

В настоящее время можно считать, что начинают восстанавливаться торговые и хозяйственные сношения русского и киргизского населения во всех уездах, кроме Пржевальского, где хотя и [75] появляются на указанные места значительные группы киргиз, но взаимного доверия у населения нет. Взаимное озлобление, подозрительность и недоверие еще долго будут служить серьезным препятствием к установлению мирных добрососедских отношений, что, несомненно, весьма серьезно отражается на торговле, хозяйстве и на общем экономическом укладе жестоко пострадавшего района.

Текст воспроизведен по изданию: К истории восстания киргиз в 1916 г. // Красный архив, № 3 (16). 1926