Когда калмыки занимали берега Балхаша и реки Или, то к ним явился киргиз рода Тезек и заявил им, что он берется проводить их в долину реки Или. [190] Поступок был вызван боязнью пред численностью калмыков за свой род. Звали его Умур-Али. По занятии Илийского края калмыками Умур-Али был награжден Уши-Кечилем грамотой, коей он и весь его род ограждались от всяких посягательств разбойников и калмыков на его имущество. Вскоре после занятия калмыками Илийской долины и после постройки кумирни на месте Старой Кульджи, где главным образом калмыки обосновались, Умур-Али отправился в Ланьчжу к китайскому хану и доложил ему о занятии края калмыками, о их численности, веровании и новых законах этого края, за что и был награжден китайским ханом красным шариком, грамотой и дворянским званием.

По возвращении посольства из Ланьчжоу, Уши-Кечиль привел в порядок свои войска и разделил их на три части; часть их, под предводительством Цицин-хана и Амур-сана, отправилась воевать с китайцами; часть, под предводительством Галдымтына, осталась в долине Или и третья часть, под [191] предводительством самого Уши-Кечиля, отправилась к Кашгару; пройдя немного далее нынешнего Учь-Турфана, Уши-Кечиль остановился на зимовку и основал крепость своего имени — Уши ².

Постройка производилась преимущественно силой пленных китайцев и продолжалась 30 лет. По окончания постройки кумирня эта простояла три месяца и три дня и рушилась. Чрез несколько лет после войны с китайцами Уши-Кечиль умер, а Амур-сана, взяв шесть человек своих приближенных, ушел в русские пределы, но на пути на него напал Аблай-хан и [192] взял его в плен. Прожив в плену у Аблая-хана 6 месяцев, Амур-сана сказал своим товарищам, что Аблай-хан собирается их убить, поэтому им нужно бежать. Для побега он предложил им такой способ: он сядет на своего коня, а они должны были взяться кто за его седло, кто за патфию, кто сесть ему на спину; когда все вцепились в него, он ударил по лошади и ускакал. Доехав до Алтын-Эмеля, он взял бабку марала и стал гадать, бросив несколько раз бабку, он сказал, что придет из русских пределов обратно, местность же эту назвал Алтын-Эмель, что значит ”золотое седло”. На том камне, на котором стояла его лошадь, остались следы копыт его лошади; в знак же своей остановки на этом месте, он на камнях высек надписи; как отпечатки копыт, так и надписи на камнях сохранились и до сего времени ³. В Кульдже же остался один только Галдымтын с двумя сыновьями Уши-Кечиля — Сартыном (или Сартынтыком) и Сапамыртыном. Оставшись один, Галдымтын стал расширять владения, приобретенные Уши-Кечилем, и завоевал всю местность вплоть до нынешнего Аулиэата. Доехав до Аулиэата, Галдымтын прожил там несколько лет; на том месте, где стоял его конь, от него остался знак.

По возвращении в Кульджу, он сложил с себя власть в пользу сыновей Уши-Кечиля, а сам на своем коне отправился на р. Текес и поселился в ущелье Цигурха, где им также из камня высечено корыто и столб для его коня, сохранившиеся и до наших дней. [193] Прожив некоторое время в этом ущелье, Галдымтын решил прорубить дорогу чрез Мусунь-Бабань (Бинь-Дабань) и увести калмыков во внутренний Китай. Проработав несколько дней благополучно, Галдымтын заметил, что поднялся сильный буран, но он не хотел уступать стихиям и продолжал работу; на другой день буран повторился, но Галдымтын надеялся осилить его, наконец на третий день он почувствовал сильную слабость и сел отдохнуть, поставив свой кетмень под головой у себя — сел и в таком виде замерз; место, где работал Галдымтын и где он замерз, было видно в прежнее время, как рассказывают бывшие там калмыки; видно ли это место в данное время — калмыки эти не знают, так как давно уже не были на Бинь-Дабане. После себя Галдымтын оставил одного сына Тимур-Тугу-хана или Туглук-хана.

Сын Уши-Кечиля Сартымтын был сильный, почему брат его Сапамыртын и племянник Тимур-Тугу-хан боялись его и искали случая — как бы лишить его жизни. Сартымтын всегда носил при себе шашку Уши-Кечиля, которая и могла только срубить голову Сартымтыну. Однажды все они были на озере Сайрамнор; Сартымтын сказал своим спутникам: ”если бы у меня была власть подлезть под землю, то я одной рукой перевернул бы ее вверх дном”. Тогда Сапамыртын и Тимур-Тугу-хан сказали ему, что он это не может сделать, а для примера предложили влезть в озеро, а они его заморозят, тогда хватит ли у него силы вылезть из озера; если же хватит силы, то они в силу его уверуют. Сартымтын согласился. Забравшись в озеро, он стал на колена, а Сапамыртын и Тимур-Тугу-хан стали его замораживать; чрез три дня, когда они убедились, что лед достаточно утолстился, они предложили ему выбраться. Сартымтын стал на ноги и поднял на себя весь лед. Видя, что уловка их не удалась, Сапамыртын и Тимур-Тугу-хан сказали ему, что они условливались заморозить его на ногах, а не стоящего на коленах, [194] почему предложили ему опять влезть в озеро и стать на ноги. Сартымтын согласился и когда пошел в озеро, то шашку Уши-Кечиля забыл на берегу озера. Добравшись до средины озера, Сартымтын стал на ноги и предложил им замораживать его. Когда лед достаточно окреп и дошел ему до шеи, Сапамыртын и Тимур Тугу-хан взяли шашку, забытую им на берегу, и пустили ее по льду. Шашка покатилась и отсекла Сартымтыну голову, а туловище осталось навсегда в озере. По этому поводу калмыки говорят: ”Сартымтын сань залу биля уха го дань укува.”

Выслушав предложение Сапымыртына, Тимур-Тугу-хан изъявил полное согласие следовать его советам; поэтому, подыскав Тимур-Тугу-хану подходящую невесту, Сапамыртын женил его и передал ему бразды правления. После женитьбы к Тимур-Тугу-хану вскоре явился Хунь-ху-дзур и рассказал ему — как он [195] служил его отцу, служит же Тимур-Тугу-хану Хунь-ху-дзур отказался и просил его пустить в лучший из табунов, что Тимур-Тугу-хан и исполнил. Сдав правление Тимур-Тугу-хану, Сапамыртын принял на себя сан Уши (особый монгольский сан) и отправился в городок Уши, где и открыл монастырь; прожив до глубокой старости, там в Уши и умер.

Через год после этого к Тимур-Тугу-хану явился пастух и заявил ему: ”сын твой Куйкун-хан вчера куда то ездил на серопегой кобыле; приехав, он отпустил свою кобылу в табун, а сам удалился [196] домой; когда я стал заворачивать табун, то увидел, что у этой кобылы позади передних лопаток есть крылья, которые она через некоторое время втянула в себя. О существовании крыльев у этой кобылы Куйкун-хан знает уже давно, так как он каждый вечер ловит эту кобылу, садится на нее и куда-то уезжает и у него есть какая то там тайна, почему он и скрывает от тебя о чудном свойстве своей кобылы”.

Тимур-Тугу-хан приказал пастуху привести эту кобылу к нему; но по осмотре кобылы не нашел у нее никаких признаков крыльев. На все расспросы Куйкун-Ноин отвечал, что он, правда, ездит на этой кобыле в табун с пастухами и что никаких признаков крыльев у кобылы не замечал; ездит он на этой именно кобыле потому, что она любимая его лошадь и что из табуна он вообще никуда не отлучался. Между прочим узнав, что тайну о существовании крыльев у кобылы пастухи открыли, открыли и то, что он куда-то по вечерам ездит, Куйкун-Ноин стал более осторожен. Для того, чтобы совершать свои ежедневные поездки, он каждый день стал приходить незаметно для пастухов в близ лежащий лесок, куда к нему прибегала и его кобыла, сев на которую он отправлялся в Кашгар на свидание к своей любовнице, дочери кашгарского хана Джангир-Ходжи. Когда Куйкун-Ноину было лет 16, он сел на кобылу и поехал, но чрез некоторое время увидел, что кобыла его выпустила крылья и понеслась как вихрь по воздуху, города мелькали, один другого краше. Проезжая однажды над большим красивым городом, он увидел сидящих в саду нескольких девушек, из числа коих одна особенно выделялась своей красотой и роскошью своего одеяния; Куйкун-Ноин был поражен ее красотою и, спустившись в этот обширный сад, Куйкун-Ноин был очарован прелестью этой девушки; не замечая, что творится вокруг, он только смотрел и смотрел на очаровавший его [197] предмет; очнулся же он тогда, когда красавица подошла к нему и спросила у него: ”кто ты, молодец, и откуда так внезапно явился в сад, в который доступ всем мужчинам воспрещен, кто же осмелится нарушить это, будет лишен жизни отцом; но тебе же я разрешаю остаться и рассказать о твоем загадочном появлении только потому, что ты единственный мужчина, который обладает дивной красотой и так смело нарушил распоряжения моего отца, такого сильного и могущественного хана”.

Поездки его продолжались целый год, по прошествии коего у нее родился сын, которого назвали Кум-Таджи (Хун-Таджи); боясь гнева своего отца, девушка хоронила от него и няньки свою тайну и ребенка; Куйкун-Ноин же продолжал летать к своей невесте. Когда сыну их было уже два года, Куйкун-[198] Ноин привез своей невесте в пазухе три кульджинских яблока, но, входя в двери, одно из яблок незаметно обронил, что и послужило открытием их тайны и гибелью чудной кобылы. На утро, когда старуха няня шла разбудить и одеть свою любимицу, она подняла это яблоко: осмотрев его хорошенько, она узнала, к своему удивлению, в нем яблоко кульджинской породы. Не сказав ничего о своей находке девушке, она показала его хану; хан, увидев яблоко, сильно разгневался на старуху и приказал во что бы то ни стало узнать, как появилось это яблоко у его дочери, при чем высказал подозрение, что кто-то был у нее.

Куйкун-Ноин сошел с своей лошади и привязал ее к помещению своей возлюбленной. Ранее старуха слышала, что у сына Тимур-Тугу-хана есть пегая кобыла с крыльями, на которой сын хана куда-то неизвестно исчезает, почему, дав войти в комнаты Куйкун-Ноину, она подошла к его лошади и стала с удивлением ее осматривать, при чем заметила под передними лопатками крылья, которые кобыла вбирала в себя. Старуха выхватив нож, отрезала крылья, чем и лишила кобылу способности летать. Лишив таким образом Куйкун-Ноина возможности бежать, старуха поспешила доложить о своем открытии своему повелителю. Чрез некоторое время Куйкун-Ноин и его возлюбленная услышали сильный шум, крик и говор. То шел со своею челядью Джангир-Ходжа ловить дерзкого, осмелившегося нарушить его покой и осквернить своим присутствием светлицу его любимицы. [199]

Получив письмо Джангир-Ходжи, Тимур-Тугу-хан пришел в ярость и от поступка сына и тем более от решения Джангир-Ходжи, который принудил его сына изменить своей вере; собрал свои войска и пошел воевать с Джангир-Ходжей, но был разбит. Тимур-Тугу-хан бежал обратно в Кульджу, а брат его Амирсана сдал Джангир-Ходж, в местности Тамгут, печать хана и в местности Чуньджи (ключ) городские ключи, от чего эти места и получили свои названия, сам же поссорился с Тимур-Тугу-ханом и уехал в Россию. Это было во время царствования Екатерины II. На Алтын-Эмеле он высек на камне [200] прощальный привет своим родичам, а местность назвал ”Золотое Седло”. (Алтын-Эмель).

Взяв Джангир-Ходжу, батыри отправились в [201] обратный путь. Доехав до окрестностей нынешнего Уч-Турфана, они подъехали и остановились на ночлег около мельницы и обратились к мельнику с просьбой дать им корму для их лошадей. Мельник корму им не дал. Тогда Алха-батыр сказал мельнику: ”ты пожалел для наших лошадей отрубей, но не подумал о том, что поступок твой может и должен быть наказан, ибо ты не исполнил обычая старины, которым требуется оказать гостеприимство путнику, а потому я хочу лишить тебя самой мельницы”. Сказав это, взял его жернов, всунул в отверстие руку и понес его в горы. Втащив жернов на самую высокую гору, он бросил его там, сам же поехал далее. Жернов этот лежит на высокой горе против Уч-Турфана и по сие время ⁵.

По возвращении в Кашгар Джангир-Ходжа от [202] престола отказался в пользу Кум-Таджи. Ханство Джангир-Ходжи было не велико, но Кум-Таджи его расширил до Самарканда. Ханство кульджинских ханов также перешло к Кум-Таджи.