АРХЕОГРАФИЧЕСКОЕ ВВЕДЕНИЕ

IV том материалов истории Казахской ССР, посвященный Малой Орде, охватывает период от 80-х годов XVIII в. до начала 20-х годов XIX в., т. о. период от движения батыра Срыма Дат улы до упразднения ханской власти в Малой Орде. Для построения данного раздела издания были просмотрены фонды ленинградских и московских архивохранилищ:

I. ЛОИИ. Собр. гр. Воронцовых.

II. УЦГАЛ: а.) Архив внутренней политики: 1) МВД, Земск. отд., 8 делопр., переданные из Азиатского деп-та МИД; 2) Комитет мин-ров, I Сиб. ком.; 3) МВД, Деи. пол. исп.; 4) Гос. совет, Непременный совет; 5) Пр. Сенат, Канц. ген.-прокурора; б) Архив народного хозяйства: 6) Коммерц-коллегия; 7) Комиссия о коммерции; 8) Учреждения, предшествовавшие МГИ, лит. А.

III. ГАФКЭ. Колл. ин. дел, Сношения России с киргиз-кайсаками.

IV. ЦВИА. Общий архив Главного штаба.

Материалы по форме распадаются на: 1) донесения официальных лиц (губернаторов, командиров войск, комендантов крепостей и т. д.); 2) указы Сената и коллегий; 3) письма официальных лиц; 4) проекты; б) донесения и записки лиц, бывших в Орде; 6) экстракты из дел; 7) документы, исходившие от казахских феодалов; 8) частные письма. Количественно преобладают документы, указанные под № 1, 5. Документы казахского происхождения распадаются на записи постановлений собраний старшин, обращения к губернаторам, реже письма на имя царя, канцлера.

Наибольший интерес представляют документы группы 7, далее донесения и заметки лиц, бывших в Орде (5), донесения местных властей (1) и письма (8), немногочисленные по количеству, но более откровенные, чем официальные донесения, по содержанию. Затем по степени интереса следует отметить обзоры, составленные на основании дел, местонахождение которых в настоящее время неизвестно (6), и проекты (4). Указы Сената и коллегий по большей части бесцветны, за сравнительно немногими исключениями.

Документы преимущественно вскрывают содержание колониальной политики царизма в Казахстане. Казахи в них выступают как объект колониального угнетения. Но своеобразное положение Малой Орды, официально подчиненной царизму через хана и фактически Недоступной непосредственному воздействию царской администрации, заставляло последнюю искать косвенных путей подчинения казахов, используя для этого как внешнеполитические отношения, так и внутреннюю социальную борьбу в казахском обществе, что заставляло приглядываться к социальной жизни казахов, и этот интерес нашел отражение в материалах. Совершенно ясно документы выделяют казахскую народность из окружающих не только оседлых, но и кочевых народов. Состав Орд, разделение их на так называемые поколения и роды в источниках представлено сбивчиво; нередко одна и та же социальная единица называется один раз родом, другой — поколением или, чаще, родом и отделением. Это обстоятельство не случайно. Стремление царских администраторов, которые обычно пользовались указаниями казахских старшин, дать схему построения Орд Малой и Средней, не могли увенчаться успехом, так как это строение отражало очень сложный исторический процесс: распадение прежних племенных единиц (напр. Кипшак или [41] Кирей Средней Орды) и образование новых союзов (напр. Уак, Жети-руу). Число поколений иногда в Малой Орде доводится до четырех: род Шомекей выделяется как поколение. Достаточно точно, но не полно указывают источники географическое расселение родов. Так, в записке Волконского, среди отделений рода Шекты указано расселение 4 отделений, в то время как в этом роде насчитывалось их 10. Это обстоятельство было учтено и исправлено при составлении карты.

Недостаточно ясно источники различают социально-политические отношения внутри Орды. Лучше вырисовывается положение ханов, султанов и старшин, чем положение трудящихся казахов, о которых встречаются лишь общие упоминания. Более четко лицо трудящихся скотоводов выступает лишь в описаниях массовых движений казахов. Политика правительства стремилась опереться именно на верхушечную знать. Документы конца XVIII в. ясно проводят различие между отдельными группами феодалов: батырами, старшинами и биями, с одной стороны, и султанами, с другой. Очень отрывочны сведения о положении рабов и толенгутов внутри Орды. Лучше источники позволяют изучить внешние отношения Орд: с Китаем, с башкирами, с волжскими калмыками, каракалпаками и уральскими и оренбургскими казаками. Лучше, чем социальные отношения, документы отражают и позволяют проследить развитие хозяйственной деятельности казахского общества. Наконец, существеннейшим моментом является то, что документы отражают активные выступления казахов. В этих выступлениях проявились как своеобразие экономики Казахских Орд, так и их внутренние и внешние отношения и, наконец, влияние на социальные отношения колонизаторской деятельности царского правительства.

Очень немногочисленны документы, целиком посвященные внутренним отношениям казахов. Такие документы обычно связываются с активизацией движения в Казахских Ордах. Обычно данные, относящиеся к внутренней социальной истории казахов, встречаются вкрапленными в материал по колониальной деятельности царского правительства. Отсюда понятно, что все, что относится к развитию казахского Народа, окрашено в специфические тона великодержавного шовинизма и презрения к зависимому народу. Фактический материал документов, относящийся к истории казахов, засорен данными оценки его представителями самодержавия, особенно когда речь идет об активных выступлениях казахов. Это относится не только к русским документам, но и к казахским, особенно — к ханским письмам. Необходимо также отметить, что трудность интерпретации последних документов усложняется в силу того, что писались они не казахами, а татарскими муллами — агентами царского правительства, назначавшимися из лиц, на которых царская администрация могла полностью положиться. Историческая действительность, отображающаяся в казахских документах, дошла до нас в освещении этой агентуры самодержавия. Поэтому эти документы требуют к себе крайне осторожного и критического подхода. В них постоянно мы встречаем характеристику выступлений трудящихся казахов как мятежа «подлого» народа или даже просто как грабежа. Нужно быть осторожным в толковании не только отрицательных, но и положительных характеристик, даваемых нашими документами. Положительные характеристики в документах даются обычно верным агентам царского правительства или лицам, приверженным тому казахскому феодалу, от которого документ исходил. Иногда одно и то же лицо выступает как «почтенный старшина» (Срым в документах 80-х годов. XVIII в.) или как «известный возмутитель» (он же в конце XVIII и в начале XIX в.). Но за этой «оценкой», отражающей интересы казахских феодалов и царских колонизаторов, скрывается богатый и интересный фактический материал по истории казахов. Наконец, нужно помнить постоянно, что грубые, оскорбительные сравнения и эпитеты, которыми часто сопровождалось [42] освещение различных сторон казахской жизни, характеризуют не эту жизнь, а презрительное отношение к ней царских колонизаторов.

Естественно, что донесения местной администрации часто смягчают картину колониального гнета, многое умалчивают. Тем больший интерес представляют те документы, в которых местная власть бывала вынуждена или считала для себя выгодным говорить откровенно. Среди этих документов следует отметить «объяснение» бар. О. А. Игельстрома, представленное им Екатерине II в ответ на донос полк. Гранкина (док. № 33), или замечания военного губ-ра Н. Н. Бахметева (док. № 59). Очень интересные сведения мы находим в донесениях председателя Пограничной комиссии Тимковского, который на почве личной неприязни к военному губ-ру П. К. Эссену говорит многое, о чем местные власти предпочли бы умолчать. Любопытны по фактическому материалу донесения муфтия Мухамеджана Хусайнова и т. д.

Мы просмотрели для составления этого сборника значительное количество материала (около 60 000 листов). Из Них печатается незначительная часть. Поэтому при работе над материалом надо было определить принципы отбора, сверх проверки фактической достоверности документа. Историю Казахстана в XVIII в. нельзя отрывать от царской колониальной политики. Но мероприятия царского правительства мы стремились постоянно сопоставлять с «сопротивлением классов», вызываемым этими мероприятиями; мы всегда стремились рассматривать политику царских колонизаторов в связи с теми внутриказахскими общественными отношениями, в которых эта политика развивалась, и в связи с теми социальными результатами, к которым эта политика приводила. Этим объясняется то, что в сборник, из просмотренных нами в архивах Москвы и Ленинграда материалов мы отобрали документы, освещающие по преимуществу внутренние социальные отношения в Малой Орде. Должны оговориться, что характер материала позволил с большей полнотой осветить отношения внутри класса феодалов, чем классовые отношения между феодалами и трудящимися казахами.

Два выявленных документа не вошли в Настоящий том. Это «Журнал муфтия Мухамеджана Хусайнова», веденный им при его поездке к аулам батыра Срым Дат улы 1790 г., и описание Казахских Орд поручика Я. Гавердовского, относящееся к периоду 1806-1809 гг. Журнал муфтия нигде не напечатан, записка Гавердовского частично напечатана в «Сибирском вестнике» 1822 и 1823 гг., ч. II, но далеко не в своих наиболее интересных частях. Оба документа представляют большой интерес: но их размеры (записка Гавердовского около 10 печ. л., журнал —около 7 печ. л.) позволили бы их опубликовать в настоящем сборнике лишь в выдержках. Это нежелательно в виду большого интереса этих документов. Поэтому журнал муфтия намечен к печати во 2-м выпуске «Исторического архива» Института Истории, записка же Гавердовского нуждается в отдельном критическом ее издании.

Как правило, мы отбирали документы, нигде не опубликованные. Но из этого правила было целесообразно сделать некоторые исключения. Так, нами публикуется «объяснение» бар. О. А. Игельстрома на донесение полк. Гранкина. «Объяснение» напечатано в I томе Архива Гос. совета, но в частях, относящихся к истории казахов, не полностью. Мы его печатаем в этих частях полностью в виду большого интереса документа. Документ № 66 настоящего сборника был напечатан в «Тургайских ведомостях». В виду крайней редкости этого издания (в Ленинграде есть лишь один экземпляр — в Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина) было целесообразно опубликовать его вновь. Оба эти документа мы печатали по подлинникам. Наконец, в одном случае мы допустили перепечатку из ПОЗ (док. № 78). Этот документ нами перепечатан в виду того, что он подытоживает обширную переписку по вопросу о хозяйственном упадке Малой Орды начала XIX в. и служит официальным выражением тех предположений, [43] которые намечались царским правительством для смягчения результатов хозяйственного упадка, серьезно отразившегося на торговле. По периодам мы имеем достаточно полное освещение в материалах времени 80-х годов XVIII в. и 1799-1825 гг. Слабее освещен период 90-х годов XVIII в., особенно второй их половины. По-видимому, недостаточность материалов для этого периода объясняется тем, что за 1782—1797 гг. «Дела о киргиз-кайсаках» были переданы в канцелярию ген.-прокурора, и по распоряжению сенатора Г. К. Репинского, назначенного для разбора архива, в 1876— 1906 гг. было уничтожено огромное количество дел. По описи дел Канцелярии ген.-прокурора из 6321 дела за 1797 г. было уничтожено 5436 дел, из них до 800 донесений губернаторов; из 5779 дел за 1798 г. было уничтожено 6121 дело; за 1799 г. — 4496 дел из 4816. Не в одинаковой степени документы освещают историю различных поколений Малой Орды. В большинстве данные относятся к поколениям Жети-руу и Бай-улы. Это понятно, так как документы содержат данные о поколениях, на которые влияние царизма распространялось в большей степени. О поколении Алим-улы представляют наибольший интерес донесения и записки лиц, проникавших в глубь степи. Это прежде всего относится к донесениям А. Ф. Негри и бар. Е. Мейендорфа, участников Бухарской миссии 1820 г.

В языковом отношении документы, исходившие от казахских феодалов, представляют образцы специфически-канцелярского языка, в котором выделяются татарские и в гораздо меньшей пропорции собственно казахские элементы. Татарский язык документов, с среднеазиатскими архаизмами и арабизмами, особенно прочно державшийся в практике ханских канцелярий и неизменно применявшийся во всякого рода официальной переписке, был совершенно недоступен основной массе казахского населения. Интересно отметить еще одну линию заимствования: это — руссизмы, проникавшие параллельно с развитием сношений с русским населением, начавшихся задолго до разбираемого периода. В приводимых документах отражена и непоследовательная орфография (отдельное начертание корней слова и суффиксов), и пестрый лексический состав этого канцелярского языка. Особое замечание вызывают собственные имена. В оригинале они даны в татарской форме, а не в казахской: недаром старые переводчики этих документов и самый язык называли татарским. Мы сочли нужным придать этим именам в нашем переводе казахскую форму, оставив только те имена, которые прочно укоренились в научной литературе, например, Айчувак, вместо правильного, с точки зрения казахского языка, произношения Айшуак. При передаче имен мы избегали также руссификации форм, в частности отчество передавали, за исключением переводов печатей, словом улы (сын), например Срым Дат улы, а не Датов. В казахском же произношении мы давали перевод татарской транскрипции казахских терминов.

Текст документов снабжен ссылками на примечания: цифрами даны ссылки на реальные примечания, помещенные в конце тома, буквами — на текстуальные примечания, помещенные в конце страницы. Ссылки на примечания, относящиеся к тексту документа, автором которых являлся составитель документа, даны звездочкой.

Цифры у тамг означают ссылки не на реальные примечания, а на таблицу тамг. Тамги мы воспроизвели не в тексте документа, а вынесли их в особую таблицу.

Датировку документа, в случае отсутствия даты в самом: документе, мы обосновывали в легенде. Штамп, а также адреса на обороте документа не печатались, но их данные использованы как в заголовках, так и в легенде.

Регесты в тексте документа мы давали лишь в том случае, когда пропускаемый текст связан с тематикой тома, но по содержанию не представлял интереса. Пропуск текста, не совпадающего с тематикой тома, оговаривался в легенде. [44]

При передаче текста русских документов мы сохраняли орфографию подлинника. Этим объясняется отсутствие единообразия в написании одних и тех же слов.

В случае печатания документа не полностью, в легенде помещались указания на листы в следующей последовательности: 1) количество листов всего дела; 2) указание на число листов всего документа, например: док. на . . . лл., и 3) печатаемые листы документа.

Татарский текст мы переводили заново. Документы же, подлинников которых не сохранилось, мы печатали в переводе, современном документу.

Материалы настоящего сборника выявлены бригадой в составе: М. И. Стеблин-Каменской и Н. В. Устюгова. Том составлен М. И. Вяткиным. Археографическое оформление — М. И. Стеблин-Каменской. Консультант А. П. Чулошников. Редактировал переводы документов №№ 4, 24, 41, 42, 96, 103, 110, 116, 128, 129, 131, 137, 143 Н. К. Дмитриев, Остальные сверял X. Н. Леманов.

Археографическое введение написано М. П. Вяткиным и Н. К. Дмитриевым. Карта составлена М. И. Стеблин-Каменской, объяснительная записка к карте — М. П. Вяткиным (приложение № 1). Примечания составлялись М. П. Вяткиным и М. И. Стеблин-Каменской. Указатели составлены З. Н. Тимофеевой и М. И. Стеблин-Каменской.

Нами приняты следующие сокращения: