138. 1823 г. апреля 8. — Замечания, представленные в Азиатский департамент столоначальником этого Департамента А. И. Левшиным, на инструкцию МИД полк. Ф. Ф. Бергу.

Замечания Левшина на инструкцию, данную полк. Бергу ¹⁹³ от МИД.

Трудно и даже едва ли возможно определить вообще степень власти начальников киргизскаго народа. Границы оной зависят от множества [436] обстоятельств частных и расширяются по большой части не столько твердостию характера и правосудием лица повелевающаго, сколько многочисленностию его семейства, богатством, старостию лет, произхождением и умением пользоваться обстоятельствами, — кстати льстить буйству, иногда покровительствовать оное, а иногда карать и преследовать без пощады.

Образ внутреннего управления киргизов представляет глазам наблюдателя явление странное и совсем необыкновенное: анархическую смесь деспотизма с неограниченною свободою каждаго частнаго лица. И потому в одно и то же время видим здесь полномочнаго властелина, которой вешает своего подданнаго за покражу барана или лошади, а возле него толпу подвластных ему же, которая торжественно отказывается от повиновения и объявляет, что она переходит от него под власть другаго повелителя за то, что он из нее какого-нибудь хищника выдал русскому пограничному начальству или отказал злодею в покровительстве. Иногда же таковая толпа, не довольствуясь переменою начальника, осмеливается даже грозить ему смертию или требовать с него кун, т. е. плату, древними обычаями киргизскими постановленную за каждаго убитаго, каковым почитают всякаго выданнаго русским. (Бывший хан Ишим в одном из писем своих к ген. Вязмитинову, начальствовавшему в Оренбурге, пишет, что с ним случился таковой анекдот и что он принужден был заплатить за одного выданнаго им вора в кун — до 1000 баранов) Примеры, подобные сему, встречаются нередко и делают ханов, султанов и старшин невольно осторожными или, лучше сказать, робкими и неусердными в изполнении требований правительства нашего. Прожив с киргизами около 2-х лет, смотрев на них глазами чиновника и глазами путешественника, имев множество случаев входить в разбирательства дел их и потом дружески беседовав с беспристрастнейшими из них, я твердо убедился в том мнении, что европейцы, привыкши к точному порядку и подчиненности, требуют иногда от начальников сего полудикаго народа вещей невозможных.

На § 2-й. Под статью сию ¹⁹⁴ более или менее подходят все ханы и султаны, из которых известнейшие и сильнейшие теперь в Меньшой Орде: хан Ширгазы, султаны Каратай, Арунгазы, Темир, Чуман и пр.

Первый управляет двумя третями Семиродскаго поколения и пользуется легкою покорностию сильнаго Байулинскаго и немногих отделений Алимулинскаго.

Второй почитается главою всех 12 родов Байулинских, не объявляя себя самовластным повелителем их и уступая первенство хану, коте рой взаимно уважает его как старшаго брата двоюроднаго и боится как человека опаснаго по силе и уму.

Арунгази самовластно повелевал большею частию алимулинцев и немногими отделениями Семиродскими. Непримиримая вражда его с ханом Ширгази известна. Темир и Каратай с ним ссор не имели, но будучи оба старее его и произходя из фамилии Абулхаира, которая, как видно по бумагам архивным, не менее 100 лет безпрерывно во вражде и соперничестве с предками Арунгазы, не преклонят колена пред сим последним дотоле, пока внешняя сила их к тому не понудит.

Темир, управляющий довольно значительною частию Алимулинскаго поколения и некоторыми байулинцами, имеет мало связей с ханом Ширгази, но не ищет его гибели, сносится с ним как с родственником и спокойно начальствует, над своими подвластными, пользуясь общим уважением Орды.

Чуман, умной и честолюбивый племянник Каратая, любим дядею, домогается ханскаго достоинства и потому внутренно ненавидит Ширгази. Партия его — есть партия Каратая.

Следовательно, главной източник безпокойств, волнующих ныне Меньшую Киргизскую Орду, есть тот же, которой и прежде мешал [437] водвориться в ней тишине, т. е. взаимная открытая вражда Ширгази и Арунгази, распространившаяся на подвластных им. Границы сей записки не позволяют здесь разсуждать о многих мерах, нужных к утушению изтребительнаго огня.

На § 3-й. Наказание вооруженною рукою хищников, врывающихся или врывавшихся в течении 1822 г. в пределы наши, без всякаго сомнения, может на несколько времени обезпечить границу, но оно не скоро прекратит междуусобия внутренния в Орде, а следовательно и не вдруг очистит безопасный путь для караванов. Мера сия, необходимая в настоящих обстоятельствах, если будет небрежно изполнена, может даже усилить баранты, потому что в кочевом народе трудно различить праваго от виноватаго, а когда понесет наказание невинный, то он не замедлит отмстить тому, кто навлек оное на него, особенно где дело коснется до корысти. Для уменьшения сего зла и вообще для отвращения от ордынцев нищеты, которой последствия должны непременно отразиться на русских линиях, желательно, чтобы военные отряды, которые будут в степь посылаться, обращали более внимания на отыскание виновных киргизов, нежели на стада, ближайшим аулам принадлежащие, и наказывали преступников и возмутителей более оружием, нежели лишением собственности, как то много раз было. Для водворения же тишины в Ордах, а еще более — для обезпечения караванной торговли, сие одно средство недостаточно: тут нужны многия действия, постояйныя и систематическия. Опыты, деланные в прошедшем столетии во время управления Оренбургским краем Неплюева, Апухина и других, указывают нам на некоторый из мер для сего нужных.

На § 4-й. Хан Ширгази совсем не ненавидим киргизами, изключая приверженцев его соперника. Он слаб и ограничен в уме, но никто не упрекнет его в буйстве, хищничестве или недостатке преданности к России. Он боготворит государя императора, чувствует милости к нему МИД, он смирен, набожен и, хотя от нерешительности своей и робости часто теряется, однако же, при всем негодовании на него местнаго оренбургскаго начальства и при всех подкопах под него Арунгази и его поборников, он еще доселе не обвинен ни в одном деле, противном пользе России. Как глава народа такого, которой требует от начальника храбрости и подвигов мужества, Ширгази, конечно, имеет недостатки, как частный киргиз — он заслуживает признательность и снизхождение правительства нашего.

На § 5-й. Во времена спокойныя не было никакой нужды в смене Ширгазы; если в Нынешних обстоятельствах смутных найдена перемена сия необходимою, ¹⁹⁵ то должно заметить, что гласное и прямое отрешение сего хана без всякой другой причины, кроме его слабости или недеятельности, кажется, будет и неприлично, и вредно.

Неприлично, потому что высшее правительство наше, утвердившее его и поддерживавшее как против местнаго начальства, так и против соперников, подаст сим случаем пример непостоянства и нетвердости в действиях своих.

Вредно, потому что произшествие такого рода будет, с одной стороны ободрительным торжеством для приверженцев Арунгази, и без того уже бунтующих, а с другой, может вооружить против России нынешнюю ханскую партию.

Согласить пользу общественную с приличием и справедливостью в сем случае нельзя лучше, как вспомнив, что Ширгази просился через ген. Эссена в Мекку, отпустить его на поклонение гробу Магомета. Он столь набожен, что возобновить в голове его сию мысль благочестивую, хотя бы она была им забыта, очень легко, а на время отсутствия его (которое, если странствующие рыцари степей Аравийских не сделают онаго вечным, [438] можно сделать безсрочным), назначить сына его, султана Идигу, наместником ханским. Поступок сей никого не оскорбит, никому не доставит торжества и подаст возможность изпытать способности молодаго повелителя, который, разумеется, будет охотнее действовать под влиянием русским, нежели другой закоренелой киргиз.

Если же МИД по каким-нибудь причинам найдет нужным отрешить нынешняго хана без всяких околичностей и ни мало не медля, то, конечно, более всех имеет права заступить его место тот же султан Идига как по рождению, так еще более по образованию своему, по прекрасным качествам сердца, по преданности России, по благодарности, которую он питает за милостивейший прием его государем императором здесь в Петербурге в 1820 г., и по уважению к нему соотечественников. Но прежде нежели будет приступлено к его избранию, не худо осведомиться, какое действие произведет известие о сем на старейших султанов Абулхаирова рода. Нет сомнения, что они будут недовольны, но нужно знать только, не вооружатся ли они против султана Идига все совокупно? Молодость часто почитается у киргизов недостатком.

Впрочем, если бы избран был и другой из потомков Абулхаировых в ханы, султана Идигу не надо выпускать из вида, ибо он очень много обещает, и тогда, дабы он не потерял надежды па покровительство России, можно сделать его наместником ханским. Нося достоинство сие и председательствуя в Диване, будет он изподоволь готовиться к управлению.

Из прочих лиц, известных теперь в Меньшой Киргизской Орде, могут быть ханами престарелые Каратай и Темир, внуки Абулхаировы. Не помешает ли назначению перваго из сих двух участие его в убийстве в 1809 г. хана Джантюри, за что он был преследован нашим правительством и потому не хотел показываться на линию?

Впрочем, кто бы ни был возведен в достоинство ханское, должно его усилить! Средства, для сего нужныя, требуют разсмотрения гораздо подробнейшаго и, следовательно, не имеют здесь места.

На § 6-й. ¹⁹⁶ Возведение султана Арунгазы в ханы может составить ему славу, и даже может быть безсмертие, но не принесет существенной пользы ни России, ни народу киргизскому. С одной стороны, честолюбивый и предприимчивый киргиз сей, пылающий ныне мщением к хивинцам, не успокоится дотоле, пока не войдет с победоносною толпою во дворец хивинскаго хана, с другой, не прекратит гонений своих на потомков Абулхаировых, потому что сии едва ли когда-нибудь покорятся ему. Особенный гнев его должны понести все ближние нынешняго хана, которым захочет отмстить он за удержание его здесь, в Петербурге. Пока желания его изполнятся и предприимчивость удовлетворится, между тем Орда останется в безпрестанном волнении, кровопролития будут продолжаться и караваны но прежнему терпеть нападения.

На § 7-й. Партия султана Арунгази, конечно, сильна, и приверженность оной к нему, раздуваемая ближними его, может быть, не так скоро изтребится, по буйства ея более наказания, нежели снизхождения заслуживают. Дерзость киргизов, ее составляющих, доказывается поступком, которой здесь сделал депутат их. Должно думать, что появление военнаго отряда в степях зауральских немного укротит их. Во всяком случае, небесполезно помнить истину, еще Неплюевым и Рычьковым, творцами Оренбургскаго края и связей наших с киргизами, открытую, что народу сему никогда без нужды уступать не должно и что они снизхождение принимают за безсилие.

На § 8-й. Не имея понятия о предполагаемом для сибирских киргизов устройстве, ¹⁹⁷ не могу сказать, годится ли оно для Меньшой Киргизской Орды, но смею решительно утверждать, что уничтожение в ней ханскаго звания более вреда, Нежели пользы принесет. Все мыслящие киргизы, [439] изключая честолюбивых султанов и старшин, не могущих быть ханами, видят в отдельном управлении каждаго начальника източьник вечных ссор и междуусобий. Мы были гораздо спокойнее и счастливее, говорят они, когда всеми нашими Ордами управлял один хан; стало 3 начальника, сделалось хуже; явится еще более повелителей, и нам тогда еще будет хуже.

История говорит за них и показывает нам, что все народы в состоянии младенчества своего искали порядка под кровом единовластия. Но, не углубляясь в древность, взглянем на романический план бар. Игельстрома: по уничтожении хана разделить Киргизскую Орду на части и учредить в каждой из них разправу, которой члены собираться должны были в присутствие в указанные часы, писать протоколы, журналы, рапорты и проч. Ни одно из сих постановлений не было соблюдено, и члены разправ, жившие один от другаго иногда верст за 200 или более, никогда не съезжались в свои судилища, между тем неустройства возрасли, и киргизы под предводительством батыря Сырыма пришли брать приступом наши крепости.

Здесь кстати, наконец, заметить, что правительство наше не должно никак льстить себя надеждою в скором времени собирать с Меньшой Орды дань; изполнение сей мысли еще очень отделено от нас, а теперь и совершенно невозможно.

А. Левшин.

Апреля 8, 1823.

Помета: №. Смотри инструкцию, из Аз[иатского] департамента данную, 1823 г. г. полк. Бергу по случаю отправления его в Оренбург.

См. легенду к № 133, лл. 57-65.

Комментарии

193. Полк. Ф. Ф. Берг был назначен начальником карательной экспедиции, направленной главным образом против казахов, приверженных батыру Жоламану Тленши (рода Табын); он был снабжен инструкцией МИД, которая была послана на отзыв А. И. Левшину. Печатаемый документ — отзыв Левшина на эту инструкцию.

Экспедиция полк. Берга направилась в степь двумя отрядами: эмбинский отряд состоял из 2 деташементов. Один из них под командою полк. Циолковского, в количестве 800 уральских казаков, вышел из Калмыковской крепости и разгромил несколько казахских аулов, встретившихся на пути к Эмбе; в столкновениях было убито 79 казахов. Другой деташемент этого отряда, под командою майора Мизинова, вышел из Сарайчиковской крепости. Этим отрядом при нападении было убито 20 казахов. Отряд самого полк. Берга в числе 1000 человек, выступив из Орска 23 мая, выделил 500 человек под командою полк. Щеглова для окружения казахов. Столкновение отряда Берга с казахами, потребовавшими у Берга пропуска от султана Арын-Газы, окончилось разгромом казахов, которые потеряли 30 человек убитыми. 17 июня соединились отряды Берга и Циолковского. Операция Щеглова по окружению казахов не удалась. Казахи отступали, преследуемые вдоль Уила Бергом и Циолковским и вдоль Хобды — Щегловым. Догнать отступавших казахов экспедиционные отряды не могли: казахи ушли к горам Мугаджар и пескам Кара-кум в сторону Хивы (донесение полк. Ф. Ф. Берга гр. К. В. Нессельроде от 11 июля 1823 г. из Оренбурга. УЦГАЛ. МВД, Земск. отд., 8 делопр., № 91, 1822-1825 гг., лл. 220 об.-201).

194. Пункт 2-й инструкции МИД полк. Ф. Ф. Бергу предписывал собрать сведения, «существуют ли какие-либо родовые между ими [казахами. Ред.] распри и какими средствами всего удобнее можно было бы склонить их к примирению, обеспечив оное на долгое время» (УЦГАЛ. МВД, Земск. отд., 8 делопр., № 91, 1822-1825 гг., л. 50 об.).

195. П. 5 инструкции не содержит указания на решение сменить хана Шир-Газы. Этот пункт содержит лишь вопрос — «полезно ли будет для киргизов, если бы правительство, сменив настоящего хана, облекло сим саном его сына или другого султана из рода Абулхаирова» (см. легенду к примечанию 194).

196. Приводим п. 6 инструкции полк. Ф. Ф. Бергу, в виду интереса этого пункта, полностью:

п. 6. «В том же отношении, до какой степени было бы полезно возведение самаго султана Арунгазы в достоинство хана, прекратятся ли при сем событии вражды народныя, будут ли ему повиноваться известные по богатству султаны Темир, Каратай и другие, как равно аулы нынешняго хана, движение караванов будет ли свободно и безопасно. Неприятные опыты показали уже всю меру закоренелой вражды сего султана с хивинцами: если он будет чем либо стеснять проходящие караваны хивинские, то хан сего народа, конечно, не преминет нападать на отправляемые из России. Чем отвратить можно будет сей сугубый вред?» (см. легенду к примечанию 194).

197. Проект введения внешних округов в Средней Орде.