|
МУХАМЕТЖАН ХУСАИНОВЖУРНАЛ ОРЕНБУРГСКОГО МУФТИЯАвтор "журнала" муфтий Мухамметджан Хусаинов происходил из татарской торговой семьи деревни Султанай в Башкирии. Еще в молодости он был послан Коллегией иностранных дел с секретными поручениями в Бухару и Кабул, где выдавал себя за учащегося, приехавшего для получения высшего духовного образования. По возвращении в Оренбург служил офицером. В 1785 г. он был назначен казахским ахуном при Пограничной экспедиции, в том же году — первым ахуном и в 1789 г. — муфтием. Несколько раз посылался в Орду для агитации среди казахов в пользу царской власти и принятия от них присяги. С казахскими феодалами у него существовали тесные связи (дочь его была замужем за последним ханом Букеевской Орды Джангиром). Хусаинов не раз награждался царским правительством землями и чинами. Умер в 1824 г., оставив своим детям несколько тысяч десятин земли, множество скота и других ценностей. 1Поездка муфтия Мухамметджан Хусаинова в Кулагину крепость в 1790 г. совпала по времени со сменой генерал-губернатора уфимского и симбирского наместничества, в ведении. Которого находились дела по Малой Орде: на место бар. О. А. Игельстрома был назначен А. А. Пеутлинг. Эта смена сопровождалась изменением методов колониальной политики царского правительства в Казахстане. О. А. Игельстром, назначенный ген.-губернатором в 1785 г., по приезде в Уфу сразу столкнулся с процессом обостренной социальной борьбы в Малой Орде. Эта борьба, связанная с именем батыра Срыма из рода Байбакты, являлась проявлением тяжелого политического и хозяйственного кризиса, переживавшегося Малой Ордой в конце [118] XVIII—начале XIX в. Кризис возник в результате углубления феодально-колониального гнета, осуществлявшегося царскими колонизаторами и представителями казахской аристократии фамилии Абулхаир хана, ставшими в своей подавляющей массе со времени хана Hyp-Али (хан Малой Орды в 1749—1790 гг.) агентами царской администрации в казахской степи. 2 Руководящую роль в движении Срыма, несомненно, играли феодалы "черной кости", что и ввело в заблуждение царскую администрацию, которая не сразу разглядела народную основу движения. В действительности это движение выходило далеко за рамки обычной феодальной борьбы. Оно представляется широким демократическим движением, базировавшимся на массах трудящихся казахов. Направленное вначале против царской администрации, оно с 1785 г. перерастает в борьбу и против царских колонизаторов и против партии Hyp-Али. Игельстром очень скоро понял, что искать в дальнейшем опоры для царского колониального господства в партии хана бесполезно в виду бессилия этой партии перед лицом широкого демократического движения, возглавлявшегося Срымом. С другой стороны, Игельстрому представлялось целесообразным использовать внутреннюю борьбу в Орде для укрепления царского господства путем внедрения царской администрации в управление казахами. В осуществление этих планов в Малой Орде были учреждены так наз. расправы, коллегиальные советы с судебными функциями, подчиненные "Пограничному суду", организованному в Оренбурге. Но осуществить эту "реформу" Игельстром мог лишь путем привлечения на свою сторону руководителей движения, и прежде всего батыра Срыма; его партия была единственной в середине 80-х годов XVIII в. реальной силой в степи, примыкающей к границе. Эту задачу успешно выполнил тот же Мухамметджан Хусаинов. Посланный Игельстромом в степь в 1785 г., ахун сумел склонить к принятию "реформы" руководителей движения, в том числе и самого батыра Срыма. Однако к 1789 г. обнаружился ряд обстоятельств, побудивших царское правительство вернуться к прежним методам колониальной политики и отказаться от "опасных опытов" Игельстрома. [119] Все же было бы ошибкой считать, что "реформа" Игельстрома не имела никаких практических последствий: она сыграла роль крупного фактора в развитии социальной борьбы в Малой Орде, помогла усилиться партии Срыма, т. е. партии феодалов "черной кости" и нанести удар группировке Hyp-Али, основной социальной опоре царского владычества в Малой Орде до середины 80-х годов XVIII в. Такое изменение ориентировки представлялось царскому правительству рискованным, но целесообразным, пока существовала уверенность в преданности Срыма. Но к 1788 г. царские власти получили ряд сведений о сношениях Срыма с агентами Турции, которая в связи со второй турецко-русской войной, повидимому, делала попытки использовать для борьбы с Россией среднеазиатские ханства и казахские орды. Такие сведения мы встречаем в письмах полк. Персидского, командира астраханского полка, гр. А. Р. Воронцову, 3 в донесениях муллы Абдулфятиха Абсалямова и др. Кроме того, ряд сведений представителей местных властей, в частности донос Екатерине II полк. Гранкина на Игельстрома, заставили правительство внимательнее присмотреться к социальной базе движения Срыма. Демократическая база движения, поддержка Срыма массой "простого народа", так наз. "шаруа", оказались, конечно, достаточным основанием, чтобы вызвать и укрепить недоверие к самому Срыму. "Почтенный старшина", как назван Срым в одном из указов Екатерины II, начал превращаться в глазах царского правительства в "известного возмутителя". Мы считаем, что в классовой оценке движения как борьбы "простого народа" правительство едва ли ошибалось. Необходимо еще раз подчеркнуть здесь, что руководство движением находилось в руках феодалов, что программа и тактика этого движения отразили феодальное руководство им, что в конечном счете это руководство погубило движение масс, но все это не исключает того, что база движения была демократической. Изменение взглядов царского правительства на политику "мирного завоевания" степи нашло выражение в возврате к старым методам колониальной политики, в частности в попытках восстановить влияние в Орде партии Hyp-Али. Это обстоятельство вызвало немалое беспокойство среди старшин, примыкавших к Срыму, и среди масс "шаруа" и побудило Срыма [120] просить царское правительство о присылке в Орду для переговоров муфтия Мухамметджана Хусаинова. Поездка муфтия состоялась в марте-июне 1790 г. Журнал, который мы печатаем, является подробным отчетом об этой поездке. Насколько можно судить из записи муфтия в конце журнала, он был составлен на татарском языке и переведен на русский по приезде муфтия в Уфу. Судя по характеру текста, дневник представляет собою не просто переведенные, а переработанные записки: изложение писем муфтия оренбургской и уфимской администрации носит характер позднейших вставок в текст записок. При обработке текста вставлялись и переводы писем от казахских старшин, точно так же и переводы писем муфтия. Для более точного определения происхождения текста дневника у нас нет данных: сохранившийся в делах Азиатского Департамента М. И. Д. сокращенный текст "Журнала", так наз. экстракт донесения муфтия, не дает ничего нового в этом отношении. Возможно, что в переводах с татарского принимал участие М. Бекчурин, сопровождавший муфтия в его экспедиции в Кулагину крепость и постоянно выполнявший поручения местной администрации по переводу татарских текстов. Содержание журнала позволяет по-новому поставить ряд вопросов, связанных с историей колониальной политики царского правительства в Казахстане и историей внутренней социальной борьбы в Малой Орде. Отметим некоторые из этих проблем. Так, документ совершенно недвусмысленно выявляет роль мулл в социальной борьбе в Казахстане. "Идеология" движений в Малой Орде очень слабо отражена в документах, по крайней мере сохранившихся в центральных архивах. Повидимому религиозная форма, в которую облекалась социальная борьба, имела большее значение, чем это принято думать. Муллы, враждебные России и проникавшие в Орду, доставляли немало хлопот царской администрации. В связи с этим политика бар. О. А. Игельстрома по насаждению школ для обучения детей казахских феодалов, подготовка специальных мулл для казахских орд, учреждение должности ахунов и муфтия являлись эффективными методами царской колониальной политики. Если все же царскому правительству не удалось в достаточно широких размерах использовать специально подготовленных мулл для идеологической обработки казахов в колониальных интересах царизма, то в этом меньше всего виноват [121] религиозный фанатизм мулл. Здесь сыграли роль те реальные условия, в которых развивалась их агитация. Даже тогда, когда высшая местная администрации из соображений "высокой политики" призывала к "мирному завоеванию" казахов, это оставалось больше в области проектов: в действительности представители низшей администрации, коменданты крепостей, командиры отдельных отрядов продолжали прежнюю политику грабежей и захвата людей, несмотря на формальные запрещения так наз. "барамты". Журнал муфтия содержит достаточно богатый материал, подтверждающий это положение. С приходом на пост ген.-губернатора А. А. Пеутлинга политика колониального грабежа стала проводиться совершенно открыто. Любопытно отметить, что попытка муфтия и старшин помешать произвольным грабежам казахов прилинейным начальством, путем предложения ген.-губернатору задерживать на мене казахов, действительно виновных в набегах на линию, не была одобрена А. А. Пеутлингом, а муфтий за соответствующее представление заслужил выговор в потворстве казахам. Из других моментов царской колониальной политики, отраженных в журнале, отметим сведения, относящиеся к вопросу о праве перекочевки казахов на "внутреннюю сторону". Проводимая Игельстромом политика "мирного завоевания" должна была закрепить право казахов перекочевывать на зиму за Урал, вырванное ими у царских властей в 1775 г. путем широких перекочевок на внутреннюю сторону во время зимы 1774— 1775 г., т. е. в годы движения Пугачева. Игельстром сделал первоначально попытку решить этот вопрос в соответствии с указом 1784 г., разрешавшим казахам кочевать на землях, фактически не занятых, но формально принадлежавших различным владельцам, лишь за плату. Это вызвало решительное возражение старшин; в 1786 г., в своем представлении Игельстрому, они писали: "что же касается до требуемой от нас с перепускаемого на внутреннюю сторону скота за земли плату, то мы о сем теперь договора учинить и обещания дать не можем: ибо мы, видя вашу справедливость и милость, многие дела исправили, а как за земли напредь сего никогда платы от нас требовано не было, то и ныне от того общество наше оскорбляется". 4 [122] Как позволяет судить журнал муфтия, царские власти должны были в этом вопросе уступить старшинской партии и не только фактически, но и формально отказаться от взимания платы. Впрочем, если в 1790 г. местная администрация еще придерживалась в земельном вопросе линии Игельстрома, то в 90-х годах XVIII в. снова начинаются ограничения права перекочевки казахов на внутреннюю сторону. Любопытны указания журнала на попытки царских властей укрепить свои связи с рядом феодалов "черной кости", напр. Каратау-бием, на меры, которыми правительство стремилось оградить свои торговые интересы как в мене с казахами, так и по охране транзитных путей в среднеазиатские ханства — Хиву и Бухару. Наряду с материалом, освещающим различные стороны колониальной политики царского правительства в Казахстане, журнал муфтия содержит много данных по вопросу о взаимоотношениях между различными "родами" Малой Орды, т.е. между различными феодальными союзами, о положении руководящих представителей партии хана в период упадка ее влияния в Орде, в частности о главе этой партии внутри Орды, султане Эр-Али (сам Hyp-Али был задержан в Уфе). Интересны данные о связях Срыма с Бухарой и др. материалы. Мы остановимся лишь на вопросе взаимоотношений Срыма и царских властей в конце 80-х гг. XVIII в. Активизация царской колониальной политики подготовляла условия для нового подъема движения Срыма. Причины недовольства казахских старшин с исключительной ясностью изложены в журнале в форме перечисления претензий, которые Срым предъявил муфтию во время свидания с ним при Кулагиной крепости. Эти претензии дают достаточно ясные указания на то, почему старшины могли в данный исторический момент возглавить движение масс, задавленных феодально-колониальной эксплуатацией. Вместе с тем, журнал дает достаточно материала, свидетельствующего, что, стремясь сковать массовое движение определенными рамками, феодальное руководство обескровливало и в значительной мере обезвреживало движение масс, делало его менее опасным для царизма. Исключительно показательна в этом отношении и позиция самого Срыма, [123] крупнейшего и влиятельнейшего представителя феодалов "черной кости". Срым несомненно стремился предотвратить назревавший конфликт, найти пути примирения с царской администрацией. Он охотно шел на выдачу русских пленных, находившихся в Орде, способствовал возврату скота, захваченного на линии, принял зависящие от него меры для оживления меновой торговли и т. д. Журнал муфтия не указывает ни одного случая, когда Срым занял бы непримиримую позицию по отношению к требованиям муфтия. Трудности переговоров были обусловлены не непримиримостью Срыма, а нежеланием царских властей пойти на очень скромные требования старшин: освободить безвинно захваченных казахов, прекратить произвольные грабежи и пр. Срым в 1790 г. держался тактики соглашения с царскими властями. Дневник содержит ряд указаний на заинтересованность казахских феодалов "черной кости" в сохранении хороших отношений с царскими властями и вскрывает причины такого стремления: необходимость для казахов пользоваться для кочевья прилинейными землями, а в зимнее время — землями на "внутренней стороне", торговые связи с Россией, необходимость поддержки со стороны царских властей в борьбе с партией Hyp-Али — вот главные из этих причин. Переговоры муфтия со Срымом окончились безрезультатно, несмотря на личное желание муфтия добиться укрепления союза царских властей и партии Срыма. В 1790 г. за спиной Мухаммеджан Хусаинова стояли другие люди, чем в 1785 г., когда его поездка привела к примирению Срыма с царской администрацией. Новый ген.-губернатор Пеутлинг был последовательным сторонником возврата к прежним методам колониальной политики. Переписка муфтия с Пеутлингом, содержание которой подробно излагает печатаемый журнал, столкновения муфтия с комендантами ряда крепостей достаточно характеризуют отношение к миссии муфтия как высшей, так и низшей местной администрации. Журнал не оставляет сомнений в том, что если с 1791 г. Срым встал во главе вооруженной борьбы масс против царского правительства, то это объясняется не его личной непримиримостью к царским властям. [124] Ряд моментов царской колониальной политики, которые отмечает "Журнал" и о которых мы говорили выше, создавал объективные условия, толкавшие феодалов "черной кости" на совместные выступления с казахскими трудящимися массами, конечно, обеспечивая их руководство этим движением. При этом мы должны помнить, что давление этой феодальной прослойки на массы при сохранении форм родового быта, прикрывавших отношения феодальной эксплуатации, должно было быть особенно сильным. Теперь же, когда совершенно ясно обнаружился разрыв царской администрации со старшинской партией, когда выявилась совершенно реальная опасность для господства этой партии в степи в связи с назначением в 1791 г. ханом султана Эр-Али, Срым и его партия возглавляют вооруженное выступление масс думая этим путем сохранить свое господство. Журнал муфтия освещает этот переходный этап в движении Срыма от союза с царскими властями в период 1786—1790 гг. к борьбе против них. В этом его основное значение как источника для истории колониальной политики царского правительства в Малой Орде в конце XVIII в., а также и для истории движения Срыма, народного по основе и самого мощного движения казахов в XVIII в. Журнал хранится в ГАФКЭ, фонд Коллегии иностранных дел, Сношения России с Киргиз-Кайсаками, 2-я присылка» К—64, № 1, 1790 г., лл. 2—89. Комментарии 1. Эти биографические данные заимствую из примечания № 42 к Собранию документов по истории колониальной политики царизма в Казахстане, т. IV, изд. Института истории Акад. Наук СССР. (Печатается). 2. Об условиях и путях развития этого кризиса см. статью М. П. Вяткина "Колониальная политика российского самодержавия в Казахстане конца XVIII—нач. XIX в". Указ. сборник. 3. ЛОИИ. Собрание гр. Воронцова, д. № 375. 4. ГАФКЭ. Фонд КИД, дела киргиз-кайсацкие. К—61,№2,1775—1780 гг., а. 230. Текст воспроизведен по изданию: Журнал Оренбургского муфтия // Исторический архив, Том II. М.-Л. 1939
|
|