№ 86

1803 г. — Из журнала, составленного поручиком Гавердовским, Ивановым и Богдановичем во время их поездки в Бухару через Казахстан.

Об одежде киргизцев и о прочих до сего касающихся обстоятельствах.

...Окружавшие нас от всюду киргизцы подавали частые нам случаи рассмотреть одежду ²⁹ и сделать об оной наши расспросы и замечания.

Она малым чем разнствует от татарской, покрой ее у киргизцев одинаков для всех их званий, кроме, что богатый имеет оную лучше и чище против неимущих. Снизу они носят из бухарской, бумажной материи бязи, маты до колен распашную рубашку, джига, и портки или широкие штаны той же материи, сверху же надевают по два и более бухарских бумажных халатов, джапан. Богатые имеют оные из шелковой материи, а иногда и из парчи. Любимый киргизцев наряд состоит из суконных кафтанов, которые во всем подобны халатам и называются чуга, чакмень; превосходный же по ихнему должен быть красного цвета и голландского сукна. Для зимы имеют они овчинные, собственной выделки, тулупы, для чего употребляют также лисьи и беличьи меха, покрывая их сукном, а иногда малиновым бархатом.

Бедные же, за неимением сукна и халатов, довольствуются своего произведения армяками, материю для коих ткут из верблюжьей шерсти и называют оную чакмень; еще делают они себе мягкое и прочное платье из обчищенных от шерсти козьих и бараньих кож, называемых яргак, коих, окрашивая иногда в желтый и красный цветы, употребляют на шитье халатов и шароваров. Сия кожанная одежда почитается у киргизцев за способнейшую от мокроты, которую и в дорогах носят они по большей части сверху; для сего, а особливо на зиму имеют они еще одежду, джака, которая шьется из выделанных кож молодых жеребят, обращая оные для прочности шерстью наружу, а низ подбивают сукном или армячиной, гриву же принаравливают всегда на плечи и спину, [которая] по ихнему не малым служит одежде сей украшением. [153]

Джаки сии бывают деланы из шкурок только что родившихся жеребят или преждевременно выкинутых, которые, будучи подбираемые к лоску и цветам шерсти, удаются в одежде сей отменно хорошими. На голове носят киргизцы зимою суконные и бархатные, подбиваемые различным мехом, шапки, тумак, концы коих по бокам висят до плеч, а сзади закрывают часть спины; для лета же делают они из козьей и овечьей шерсти и особливые еще себе шапки, называемые калпак. Как сей, так и первый головные наряды бывают у них очень высокие и кругообразны подобно конусу. Под низ оных на голову, которая всегда начисто бывает обриваема, надевают они остренькую на бумаге или шерсти стеганную шапочку, калякушм; они делаются из бархата, сукна и других материй, выкладываются местами позументом; вышиваемы иногда бывают разными шелками, шерстью и бумагой, и опушаются выдрой или бобром.

Сапоги, по-киргизски — итак, носят всегда они из юфтянной кожи, которая у них называется по имени древнего города Болгар; шьют они их сами бараньими жилами, длиной до самого колена с одним на боку швом; вместо подошвы кладут несколько листов сей же кожи и обивают для скрепления оных сплошь небольшими гвоздями, носик сапогов сих они заворачивают кверху и к концу оных пришивают тоненькой в вершок длиною кусок кожи; каблуки же возвышают до двух вершков.

Богатые киргизцы покупают также сапоги, шитые из бухарскаго сафьяна, который, как уверяли, делается из некоторых твердых частей лошадиной кожи, называемой сауры; выделка же сафьяна сего совсем особлива от кож наших.

Киргизцы подпоясывают себя всегда узким ремнем с пряжкой, к коему пришивают с ножем ножны, и много различных сумочек для пуль, пороху, огнива, труту и для протчих мелких поклаж, как возят они всегда при себе; их украшают мелкими медными и серебрянными бляхами. Весь пояс сей с прибором называется у них коя.

Киргизцы пешком никогда не ходят; и тогда, когда нужно перейти одну только версту, седлают себе лошадь; а в аулах своих и сие исполняют их жены и приводят ленивым мужьям своим оседланных уже лошадей к самым их кибиткам. На сей случай киргизцы имеют в аулах особливых лошадей, кои уже с табунами не мешаются; но ходят на корму около кибиток так чрез целое лето, а на зиму заменяются для сего другими.

В самый малый путь ехать без оружия киргизцы почитают за великий грех; а в случае неимущества, место оного заменяется простой палкой. Собственно оружие их состоит в сабле, копье, луке, джая и колчан, сайдак, со стрелами, ок; имеют также в довольном количестве они ружья с фитилями и без оных. К военной одежде их принадлежат сделанные из железных колец кольчуги или панцыри и из железных же листов плоские шапки.

Седла киргизские во всем подобны калмыкским и казанским; но некоторые украшаются еще медью и серебром. Под седло на спину лошадей для ее спокойствия кладут 6 и более войлочных потников, а сверху на седло пушистую подушку, комчук. Стремяна бывают более железные с серебряной и золотой насечками, как и других металлов, а иногда и деревянные. Узда, саулук делается из ремней с двумя при удиле большими пальцами, к которым иногда для украшения привязывают шелковые платки. Плеть, камча, всегдашний сопутник всех киргизцов, бывает иногда у них чрезвычайной величины и толщины. [154]

Киргизцы при выезде в путь запасаются крутом ³⁰ и сушеным мясом, а так же ковшиком и из коровьей кожи небольшим мешком, турсук. В сей наливают они воду и кладут туда изкрошенный крут, который во время езды при трясении воде придает острый вкус крута и питательность. Сим только в дорогах и кормятся киргизцы, и 10 ф. такового запаса довольно для одного на целый месяц; хлеб же вовсе у них не в употреблении, кроме разваренных в воде круп, смешанных о овечьим салом: но и сие редко и только посреди семейства их.

Киргизцы ростом довольно высоки, но более средне; в молодости телом бывают статны и собою пригожи, кроме ног, которые от всегдашней верховой езды кривы и с нуждой поддерживать могут тело их, а сие принуждает сидеть их поджав ноги ³¹. Лицо имеют они продолговатое, нос плоский и большой, глаза несколько узкие, цвет кожи белый, но от всегдашнего пребывания на солнце, смугловаты. Усы и борода у них небольшие, борода растет только на самом конце подбородка двумя клочками, протчие же на лице изредка растущие волосы выдергивают они щипцами; редкие, однакож, киргизцы имеют бороду окладистую. В сем случае походят они на зюнгорцов; но в окладе лица их имеют смешение частью с древними манжурами, а частью с татарами и башкирцами...

Любимый сын у отца на вершине головы оставляет клочок волос, который заплетаем бывает в одну или две только тоненькие косички, айдар, их допускают они висеть по плечам, привязывая к концам шелковые шнурки и серебряные бляшки, что оставляют они до глубокой старости. Сие дает им преимущественное право вступить во владение отцовского имения, хотя бы то и младший против всех других был сын.

Ухватки в обращении у степного народа сего очень дерзки ³², а выговор их вообще груб.

Киргизец в джаке или в лучшем зимнем наряде изображен под литерой А, в военной или походной одежде — В, а верхом в яргановых широварах и шапочке калякушм С ³³.

Описание женщин, их одежды и о воспитании детей.

Теперь время приступить к описанию женщин, которые здесь так часто уже встречаются нашим глазам.

Вид их от мужского много отличен; они все суть среднего роста, лицо имеют круглое или широкое с узкими глазами и плоским носом, сие происходит может быть от того, что киргизцы всего более стараются брать себе в замужество калмычек, да и природные киргизки, дабы иметь плоской нос, то в молодости они его вдавливают, ибо сие между ими считается немалой красотой. Цвет кожи их смугловат, волосы имеют черные и длинные, а тело толстое; до 25-ти лет бывают довольно хороши, но потом становятся отвратительны.

Для головного убора киргизки берут 4 и 5 аршин тафты или кисек, называемой у них особенно — урпяк, и сею сначала накрывают себе голову подобно как шалью; потом надевают стеганную на хлопчатой бумаге или войлочную шапку которая, будучи пышною, до осьми вершков, фигуру имеет подобную отрезанному конусу, но [155] несколько к верху сдавленную. Верх шапки сей обвивают они узким до поларшина и в 3 аршина длиной куском кисеи ³⁴ же, тафты или парчи; сию обвивку вместе с шапкой называют джаулук. Потом висящими концами наложенного прежде на голову урпяка перевертывают взад и вперед около головы и тем прикрепляют шапку, а остальные концы, обшитые иногда позументом и бахрамой, опускают вперед ниже пояса, а сзади свешиваются оное из-под шапки во всю ширину материю и закрывают иногда все плечи и половину спины. Джаулук увивают они еще в ладонь ширины тесьмой или лентой, которых концы висят до самых колен. Волосы часто разделяют на три косы, из коих две, тонее заплетенные, лежат на обе стороны до пояса, или завиваются под урпяком, а третья, будучи зашита от самой головы в бархат или другой какой материей в ладонь ширины, а иногда и собственно только лопасть материи сей висит под платком на спине до самой земли и затыкается за пояс. Сия коса или лопасть украшается вся серебряными монетами, мелкими бляшками, змеиными головками, марьянами, на низу оканчиваются шелковой кистью и называется коджбов. На лоб до самых глаз надевают они очелон-бярпяк, унизанный также серебром, жемчугом, марьянами и корольками; от сего нитки идут с украшениями теми по обеим щекам до шеи и кругом оной и называются чупуртма. На груди носят они серебряные, медные, а иногда и жестяные в ладонь и более ширины бляхи (маджраня) с другими украшениями и вокруг висящими монетами; также шапку их и ворот рубашки любят они украшать разными вещами; более же шею оставляют открытой увешивая оную бусами.

На низ надевают киргизску[ю] бязинную, китайчатую или шелковую и даже парчевую длинную до пят нераспашную рубашку (куляк), в которой ходят дома и на работу; но для наряда носят обыкновенные халаты с узкими длинными до земли рукавами; или шубы, смотря по богатству, в прочем, кроме головного убора, во всем одеваются подобно мужчинам, даже в рассуждении штанов и сапогов. Подпоясываются они шелковыми поясами и ремнем коя; а особенно любят носить перстни, кольца и в ушах серги. После сего удобно представить себе, можно с каким звоном неуклюже сии щеголихи поворачивают обвешанными вокруг головами их.

Одежда девок ничем не разнствует от описанной одежды замужних, исключая также головного только их убора. У сих состоит оный в острой круглой до 7-ми вершков вышиной стеганной шапке (такья), которая одна только надевается на голову и украшается разными узорами из позументов и шелков; увешиваются разными серебряными монетами и другими приборами женских упомянутых украшений и опушается выдрой или бобром. Они украшают еще шапки свои гусиными и другими перьями. Волосы свои плетут девки в несколько кос, начиная с самого верха головы, и опуская сзади до колен, концы связывают вместе лентой и украшают еще кистьми и серебряными монетами, иногда же разделяют они косы свои на тоненькие косички, кои распускают из-под шапки, по обоим плечам сзади, а на конце каждой вплетают шнурки и привязывают блестки и бусы; сей любимый наряд их называют они тыллым. Часто, а наипаче во время езды, к острому концу (такью) пришпиливают два угла платка; а другие два угла подвязывают под шею, чрез что протчие части оставляются висящими назади, а в скорой поездки — отлетающими. [156]

Вот все, что щегольство киргизских женщин имеет лучшего в своих нарядах; оно всегда одинаково, и единообразие сие конечно бы оставляло их без заботы, ежели бы роскошь не коснулась и сего дикого народа и не познакомила бы киргизцев с серебряными изделиями, жемчугом и бархатом, чем женщины здешние вместо мод до крайности украшать себя любят и тем разоряют мужей своих.

Женщины вообще здесь ездят верхом, как и мужчины; но седла их для сего от мужских отменные тем, что сии гораздо делаются шире, задняя и передняя лука у седла выше, а стремена короче. Они сидят на сем седле очень высоко и не менее 10-ти вершков от лошадиной спины, скорча ноги, они уверяют, что им ездить так удобнее и легче. Сверху покрывают они седло богатыми попонами; да и весь прибор лошадиный получают лучший против мужчин.

Кигризцы жен своих и весь пол сей не уважают, почитая их за единственных работников; и надобно отдать справедливость, что женщины здешние до крайности трудолюбивы и попечительны в хозяйстве, которые все находится в их зависимости и ответе.

Для малолетних детей колыбелей киргизки не имеют и никогда оных не пеленают, оставляя природе печись о возврасте их и воспитании; и сия, при самой крайности, снабжает их способностью сносить все скверности климата и нужды. Матери грудных младенцев носят за своими плечами в кожанных сумках, или привязывают на помочи и с ними вместе исправляют все домашние работы. К сему дети напоследок так привыкают, что подростя, без всяких подмог, не слезают с плеч матери и держутся сами собой; иногда же оставляемы бывают оные без всякого призрения и тогда валяются они вместе посреди барашков и козлят: нередко случалось видеть, как сии невинные крошки, ползая между ягнятами вместе с оными, сосали молоко овец и тем утоляли голод их.

До 10-го года возраста ходят дети киргизцов совершенно нагими, и головы в обоих полах им бреют; но в сие время девки начинают уже волосы отпускать и сначала еще только на висках. Как же скоро можно бывает плесть им небольшую косу, то дают платье, отделяют жить в особенную кибитку с прочими женщинами и начинают учить шить. Мальчики, напротив того, до самой свадьбы их или до 15 и 16 лет ходят почти полунагие и ничем не занимаются, разве пасут только табуны скота их; ездят верхом на жеребятах и быках, и, вслушиваясь в поступки отцов своих, готовятся быть подобными им празднолюбцами и хищниками против своих соседей.

Киргизцы вообще сильны и проживают до глубокой старости, очень мало чувствуют они жестоких болезней, а зараз совсем не знают, не видно также здесь и уродов; подобно как и все дети природы редко несут они следы безобразия, и кроме неповоротливости и толстоты киргизцы были бы для виду из числа приятных народов. Невоздержанность к любострастию и главнейший порок их — нечистота, которая видна во всей жизни их, к старости заражает киргизцов венерическими и глазными болезнями, сыпью, ломотой, иногда же посещаемы бывают горячками и зубными припадками.

Ткачное рукоделие киргизок.

Здесь удалось нам рассмотреть, как киргизские жены ткут из верблюжьей шерсти известную в России армячину или род камлота, называемого у киргизцев чакмень. Пред дверьми кибитки растянуты были нити основы, как и сотканная уже часть, на кольях по земле без особых к тому приуготовлений, в дверях на двух сошках висела подобная луку овальная палка, между концами которой укреплялись нитяные берда и основа в ее ширину; сию, вместо подножников, сидящая [157] на земле женщина разводила своими руками и пропускала на палочке или веретене намотанный уток. Сим невыгодным порядком продолжала она производить работу свою целый день, в которой соткала не более 3-х четвертей аршина. Вторая неудобность работы сей та, что киргизки при перекочевках должны всегда оную снимать, заматывать, чрез что оная путается и много портится; но и при всем том отделка их, хотя не может сравниться с уральской, однако крепостью и пользой для одежд киргизцам не менее выгодна...

Продолжение и конец о истории народных перемен и их законоположении.

Для сокращения междуусобных грабежей и для приведения народа к родоначальникам в повиновение, первый хан Тявке и главные бии с общего согласия, сделав законоположения, повестили оные к исполнению во всех родах, а их начальникам утвердили под строгой присягой. Производимое по уставам сим разбирательство народных дел, хотя и успокоило несколько неукротимую кочевого народа дерзость, а от того и связь общественная могла соделаться спокойнее; но как законы сии не были письменные, а переходили из рода в род по одним изустным только преданиям, а напоследок были так переменены, что по необузданностью киргизцев послужили только к большему их развращению, к разным друг ко другу придиркам и к оправданию жадности их к грабежам.

Время от времени приумножившиеся в родах начальники (ибо все дети бывших старшин имели на оное право) раздробили наконец роды на мелкие части, и каждой таковой предводитель, старавшись усилить свое преимущество с приверженным ему коленом, под видом претензий и на основании так же уставов их нападал на других, а от того простые киргизцы, вышед из повиновения, приставали для получения прибыли к разным другим партиям, и тогда право сильного соделалось общим уставом. Султаны, происходя от ханских детей и быв прежде народными руководителями, в сие время также вверглись в пренебрежение, ибо звание таковое, будучи наследственно всему мужескому полу, в течение перемен сих соделало их в киргизцах большое количество; а чрез то и поныне пользуются они одними только именами их. Народную же доверенность получают ныне храбрые только наездники, успешные грабители и богатые семьянины, почему родоначальники, солтаны, и хан, не имея сил обуздать своевольство и привесть народ к себе в повиновение, с частью семей своих приближились к линии под покровительство России, а роды, разделясь с новыми биями, удалились в степи, где и живут теперь без всякого согласия.

Законоположение киргизцев, оставшееся у них ныне в слабом подражании, состояло в следующем. Смертоубивство, большое и невыплатимое воровство, обесчещение женского пола наказывалось кровью, или, вместо смерти, по согласию обиженного, заменялось платежем от 200 до 1000 лошадей, что и называют они куном. За увечье или раны также платили скотом или отмщением, подобным обиде. Воровство возвращалось с виновного, по уверении свидетелей, и против украденного более трижды в девять раз, то есть 10 верблюдов или другого скота вознаграждались 270-ю того же рода скотом, к чему еще придавали: к верблюдам — пленных, к лошадям — верблюдов, а к мелкому скоту — лошадей; прочее имение заменялось только против потери. Выплата такая именуется айбана ³⁵.

Для уличения преступника истец должен был представить четырех свидетелей, а при разбирательстве участвовали с обеих сторон поверенные и начальствующие султаны и бии. Когда же уличаемый [158] виновник не явился к суду, и бии принудить его к сему были бессильны, то с согласия поверенных полагалось угонять скот тайно, объявляя об оном встречающимся киргизцам, но не более того количества, каковое по расчету выходило против потери; сия замена называется барантой ³⁶.

Ежели бии в том роде, откуда виновный, не старались о выдаче преступника, или он сам не в состоянии был претензию заплатить, в таком случае отвечали барантой сами бии и все отделения рода их. При возвращении с баранты, киргизцы о пригнанной добыче должны были объявлять своим биям и за все суды давать им из претензии десятую долю.

Нападать на соседние земли никогда между киргизцами в преступление не полагалось, но приписывалось еще к главному достоинству...

Какой порядок имеют роды при перекочевках в общем между собой отношении.

Киргизцы во время общей перекочевки имеют таковой порядок, что все роды переходят как бы в одной параллели с тем, дабы не потерять выгодные места для пастьбы, могущие легко быть заняты неурочными киргизцами, в сем и соблюдают они большую строгость. Всякое отделение для зимних кочевьев имеет определенные места, а частью и для летних, и владеют оными, как собственностью каждого, никто из посторонних кроме собственного хозяина уже пользоваться ими не может; в противном же случае рождаются баранты. Так как владеемые ими степи простираются на большое пространство, то трудно и почти невозможно объяснить и переходы их по оным; нередко кружают они с аулом чрез месяц и более в окружности только 40 верст. Но в какой бы упадок низошло скотоводство их, ежели бы не обширные поля вознаграждали мало произрастание, и когда бы жизнь их не сопряжена была с такими обыкновениями!...

О образе производимого киргизцами земледелия.

Подле озера или реки насыпают они небольшой вал, а реку запруживают еще платиной, которыми вода по разлитии ее весной удерживается в прибылом состоянии на такой высоте, какая нужна к наводнению пашен. От вала по пашне делают они несколько ниже горизонта запираемой воды каналы чрез все пространство шириной до 4-х футов. К сим каналам примыкают опять с разных сторон еще другие, гораздо меньшие бороздки, кои, пересекаясь между собой, пересекают и пашни на многие неправильные отделы. Все каналы и бороздки сии бывают над поверхностью земли возвышены, будучи кладены из глины на подобие желобов.

Весной, когда земля еще сыра, киргизцы распахивают ее и сеют семяна, дабы скорее из влажной почвы получить выходящую зелень; потом, во время засухи, удобряют пашни наводнениями посредством упомянутых каналов, ибо без того в степи киргизской от чрезвычайной жары, бездождия и неудобной почти земли урожай в хлебе совсем бы быть не мог.

Порядок наводнения у киргизцев следующий: против главных каналов разрывают они, во-первых, насыпной вал, чрез что вода, пробираясь чрез рытвины сии, наполняет сначала оные каналы; из сих потом впущается вода в бороздки, а сии сообщают в самые уже отделы пашен, кои смотря по обстоятельствам, наводняются все вдруг или каждой порознь. Когда же вода найдется в пашнях уже [159] излишней, то спускают оную в новые каналы, прокопанные ниже горизонта полей, к коим нарочито примыкает для сего все прочие каналы и бороздки. Таким образом, два человека в малое время могут наводнить без затруднения весьма большее пространство. Сие повторяемо бывает, смотря по засухе, до тех пор, пока хлеб начнет созревать. Случается иногда, что пашни бывают близ таких мест, где воду нельзя удержать плотиной, то употребляют при убыли ее для впуску в каналы нарочито устроенное колесо, ворочая которое быками или людьми подымают воду на веревках ведрами и кожанными мешками, иногда же делают колесо таковое наподобие машины чертовых четок. Все сие заняли киргизцы от бухарцев и хивинцев, но с меньшим противу тех рачением.

Вспахивание земли производят киргизцы на быках и лошадях, плуг их, хотя и основан на двух колесах, но сошники разнятся с нашими как видом, так и расположением своим; они не могут отделять земляных глыб, но, будучи возимы вдоль и поперек, раздирают только землю в глубину не более трех дюймов; потом умягчают пашни небольшими деревянными боронами и граблями. Вместо плугов употребляют киргизцы также и ручные сохи, кои во всем подобны первым, но только без колес. Жнут они серпами, а иногда и ножем; молотят же посредством лошадей или быков: обыкновенно, разложив сжатые колосья на расчищенном, гладком и огороженном месте, гоняют вокруг по оному упомянутый скот, топотом коего и отделяются от соломы хлебные зерна.

Киргизское хлебопашество состоит в просе, тако и пшенице, из коих первое родится довольно хорошо и прибыточно, а пшеница по причине недостаточной обработки земли бывает невыгодна. Они разводят также в довольном количестве дыни и арбузы, из сих дыни, будучи одного рода с бухарскими, имеют весьма приятный вкус. Почва земли, на коей киргизцы производят свое земледелие, есть повсюду пещано-глинистая и удобная к произращению сорочинского пшена, ячменя, полбы и гороха, подобно как в Бухарии и Хиве, чем, однако-же, они здесь, не имея хороших орудий, вовсе не занимаются.

О начале киргизского земледелия.

Если и принялись киргизцы за земледелие, то они были побуждены к оному их бедностью, ибо тогда, как сильные чрез баранту лишают некоторых из неимущих киргизцев и последнего скота; то сии, не будучи в состояние сделать отмщение и не имея других средств к собственному пропитанию, должны бывают, соединясь в партии, приниматься за сие принебрегаемое ими хлебопашество, которое, однакоже, будучи у них в весьма малом количестве, не доставляет и годовой провизии одним хлебопашцам; а наипаче, когда из сего же должны они уделять большую часть на вымен скота для будущих работ и на одеяние себя. Мы встретили работников сих почти нагих и живущих в открытых тростником огороженных шалашах; зажиточный же считает себе бесчестием приняться за сию работу, исключая только некоторых; но и те вместо себя употребляют также бедных, за малое пропитание, или находящихся у них пленных. Из пшеницы приготовляют они крупу, которую, как и просо, употребляют для азиатского плава ³⁷ вместо сорочинского пшена ³⁸...

О киргизских вороженцах и прочих по сему обстоятельствах.

В прошедшую ночь в ауле близ нашего стана слышан был чрезвычайно дикий голос, который по временам сопровождаем был ужасным криком еще многих других голосов и звуком бубенчиков и [160] бубна, ударяемого палкой. Всего причиной был сего ворожец, по киргизски называемый дивана; он, по суеверию их, выгонял из больного дьявола для облегчения.

Поутру показался дивана таковой и в нашем стане. Приближаясь к лагерю, кричал он жалостные песни; после того начинал бегать и кривляться, что мало пo-малу увеличивая, казался совершенно бешенным. То кидаясь на все стороны с выпученными глазами, производил сильное зубов скрежетание, то падая на землю и делая разные телом положения, вертелся около находящейся у него в руках палки, во все сие время, крича диким голосом, молитвы, как-будто бы призывал духов их мира и зла. Потом пена текла из рта его; ужасные показались на всем теле конвульсии, и напоследок он упал как бы в беспамятстве. После несколькоминутного безмолвия и недвижимости, поднялся, и, сев спокойно, читал молитву и нам предсказывал благополучный путь.

Киргизцы, окружившие его, во все сие время, подняв руки, с благоговением молились и бросали беснующему хлеб и крут, который сим наотмаш откидываем был к западу и востоку. Потом, выливая часть из носимой им воды, оканчивал все его заклинание.

Он, получа чрез сие некоторые подарки, оставался в лагере нашем до самого вечера, казался несколько задумчивым, но обыкновенным киргизцом.

Чародеев таковых в Киргизской степи находится великое множество и называются общим именем дивана; но по средствам, употребляемым ими для ворожбы, имеют они еще и особенные названия, как-то: бакши, джаурунчи, рамча, джаодугар, кармакчата, урусанали и прочие. (О некоторых г-н профессор Паллас в путешествии своем 1-й части на странице 575-й описал подробно).

Всякий дивана однакоже, всеми пользуется таковыми средствами и вообще какие только по остроте его придут на мысль для удобнейшего убеждения его зрителей. Народ киргизский, веря таковым прореканиям и, почитая их [дивана] за святых, просит во всем у них советов и им же приписывают власть наводить гром, дождь и бури; но волхвы сии суть не что иное, как праздношатающиеся обманщики и тунеядцы, ибо все искусство, чем они привлекают к себе народ, состоит в обманчивом лечении больных. Они употребляют к сему некоторые травы, делая при том заклинания, как будто выгоняют из тела болящего обладавшого им дьявола; ежели больной умрет, то говорят, что их черт пересилил, когда же не исполнилось какое-либо их предсказание, то оправдывают они себя будто б сильный дух был на стороне противной и превозмог вызванного им покровителя.

Все ответы их так двусмысленны, что одно ослепление только или предубеждение народа в суеверии дает им цену, а как случаи, по мнению киргизцев, зависят от духов, и всякой от особливого (что выше описано), то диваны для поддержания власти своей стараются укоренить еще более сие мнение и от того, чрез призывание духов под видом их воли, удается им иногда управлять народом по своему желанию. Но при всем том, однакоже, власть их против прежнего приметно ослабевает может быть и от того, что некоторые киргизцы чрез сообщение с Россией сделались прозорливее и сии уже ворожбу таковую признают за древний только обряд, который и производят из почтения к праотцам своим, а не из приверженности к предсказателям.

Они встречались нам всегда в худом и разодранном рубище, полунагие и совсем босы; жизнь их протекает в беспрерывных переходах из одного аула в другой, собственного же ничего они не имеют. [161]

Когда киргизец отправляется куда на промысел или торговлю, то чтоб предприятие его исполнилось, он просит помощи у духа, имеющего власть над его желанием и производит сие следующим образом: дивана, после многого беснования, убивает лошадь или несколько баранов, и, сваря их потом, в честь духу первые куски бросает на восток и запад; остальное же все поедают в обществе с другими киргизцами. Сих духов общим именем называют авряг.

Суеверие же причиной что киргизцы, будучи поощрены корыстолюбием магометанских мулл, выменивают от них по дорогой цене выписанные из алкорана молитвы, и, положа оные в суконные мешочки, пришивают на одежду как мужчины, так и женщины иногда по две и по три. Одна, говорят они, во время войны делает их храбрыми и невредимыми от оружия, другая — спасает от очарования, иная сохраняет здравие; иная же, опять, удерживает от падежа скота их. Киргизцы очень почитают алкоран, и муллы, дабы удержать их более в своем подобострастии, предсказывают им по оному также о будущем, что называются у них фалча...

О празднестве при поминках умершего.

Осматривая по полудни окружности Тюгошкана, при знаменитых кладбищах, встретили мы киргизское воспоминание их умершему батыру, которое сопровожаемо было некоторыми увеселениями. Обыкновение киргизцев воздавать почести умершим героям описано уже выше при Чидер-каткане августа 5-го числа и при перекочевке их 11-го дня; но здесь особенно еще заметить должно и о поминках, которые принадлежат к числу главных народных обрядов.

Киргизцы по смерти знаменитого какого-либо батыря, или героя или родоначальника целым родом назначают время к его воспоминанию и сие определение, переходя изустно от отца к сыну постепенно, исполняется завсегда с большей точностью, а чрез сие сохраняется в народе о героях тех память и история их времен.

Виденные нами здесь поминки состояли в следующем: многие из почетных киргизцев его рода и приглашенные из других было уже собравшимися около могилы славного Джанбей-батыря ³⁹, так что стечение сие простиралось до 300 человек (иногда же бывает оное и более тысячи). Начальник семьи, происходящий в прямом колене от покойника, доставил сюда некоторое количества скота, из которого и приуготовляли для угощения общества пищу; особенно же убитая белая лошадь в честь покойному была варена пред его могилой, чем совершалась жертва их. Волхвы в сие время производили их беснования, вызывая тень умершего к посещению празднества их; потом после иступления, лили на могилу кровь, выпущенную из жертвованной лошади, подавали знак, что герой внимает просьбу их; не упустили, некоторые из киргизцев с чебызгой ⁴⁰ выхвалить в песнях и все отменные подвиги его, что прочие киргизцы выслушивали с великим благоговением. [162]

Иные из приехавших гостей упражнялись в скачке, другие — в борьбе, иные же — в стрелянии из луков в цель, где присообщались и женщины, а наипаче девки; всякий победитель получал от потомков покойного соразмерную награду, состоящую в различном скоте и прочих вещах, судя по отличиям. Когда же кушанье было приуготовлено и игры кончились, то последовал общественный сытный обед, продолжавшийся до полуночи. При сем случае киргизцы и начальники разных родов имели советы о народных делах и в обидах друг против друга, делали взаимные разделы и удовлетворения; так что съезд сей как и подобные, ему, обращаются в общественные суждения; каковых без того никогда бы у киргизцев не было. Приятно бы было смотреть на все сии их увеселения, ежели бы невоздержность их не доводила иногда до дерзостных поступков.

Могила Джанбей-батыря находилась на левом берегу Иргиза; она обнесена четвероугольной из серого пещаного камня стеной сажени в три с половиной в поперешнике и до полутора сажени вышины; на углах поставлены небольшие глиняные башенки, а в средине возвышался конусный земляной бугор, на коем лежат набросанные кварцовые, известковые и другие каменья; в стене с южной стороны сделано небольшое отверстие, в коем лежали лоскутки и некоторая посуда, с севера же растет высокое тополевое дерево, осеняющее весь бок могилы, что видно и в прилагаемом на карте под литерой С виду...

О жизни киргизской в степях, располагая по временам года.

Киргизцы жизнь свою проводят свободно и близко к пастушечей; но с переменой годовых времен, переменяются жилища их и образ жизни, что даже и на самые нравы их имеет великое влияние.

В зимние месяцы они уже не перекочевывают; но, зарывая кибитки свои в снег, остаются надолго в непременных местах, для чего и убежища сии избирают более к югу в густом камыше и около границ российских в привольных лесах. В каком жалостнейшем положении находится тогда народ сей! Закутавшись в одну кошемную лачугу, целая семья, иногда и с молодым мелким скотом их, проводит дни сии в совершенном бездействии, и не видя почти света, претерпевает все свирепости жестокой зимы. Один только разведенный камышем и прутьями кустов огонь в нарочито вырытой для того посреди яме согревает их несколько от холода. Они, севши вокруг оного, закрываются овчинами и тем только себя сохраняют. Бураны (или снежные ветры) заносят по временам всю кибитку их снегом; и тогда, чтоб выдти оттуда, они должны прорываться, но врожденная в них леность, а наипаче в таковое время, заставляет их сидеть там долго иногда без пиши и без огня. Подъезжающему тогда к кочевью их едва из-под снега видны бывают одни только курящиеся вершины кибиток; и в сие время киргизцы, живущие в полуденной стране, мало имеют выгоды против кочующих на севере, разве в одном только неравенстве в продолжении зимнего времени. Нагие дети, угнетаемые голодом, валяются по земле и редко согреваются пеплом, после огня оставшимся; дым, хотя и сделано для выпуску его в верху отверстие, наполняя прежде оную, выедает, так сказать, у всех глаза и поражает многими болезнями от смрада; неопрятность, главнейший их порок, вселяет великое отвращение при одном воззрении на жизнь их в это время. Ни один киргизец из сего не исключается, даже и самые богатейшие в сем случае походят на диких зверей. Скот, составляющий главное их пропитание, от худого корма и стужи бывает отменно тощ и разбродится тогда по степи так, что великий труд употребить надобно к его отысканию; да киргизцы и не выходят из кибиток для смотрения за ним, разве во время оттепели к отысканию только дров. Они питаются [163] тогда очень умеренно летним запасом своим, состоящим в круте, сушеном мясе и различных крупах ⁴¹.

После сего удобно представить себе можно, с каким восхищением встречают они весну. Появившиеся проталины приводят их в неизъяснимую радость и один месяц оной как их, так и скот снова оживотворяет или, так сказать, дарует новую жизнь. В сие время начинают они опять скочевываться в средину степи и к привольным паствам. Между тем, когда морозы мало пo-малу уменьшаются, то скот, находя повсюду изникающий в довольном обилии корм в скором времени становится отменно тучным. Тогда то киргизцы подобны бывают веселящейся юности, все они приходят в движение и в радость, и жизнь их кажется цветет вместе с оживленной природой. Молоко, кумыз, жирные бараны и молодые лошади служат к их насыщению, тогда бывают у них торжества, разные увеселения, и в лучших нарядах повсюду перекочевки; новые места даруют им новые приятности, звериная ловля также между тем немало приносит им тогда удовольствия.

В жаркие дни лета скрываются они в кибитках и спят; но за то всю светлую ночь проводят во взаимных беседах и веселостях.

Осень, напротив, совсем новое делает на киргизцев влияние, в это время становятся они унылы. Тогда приуготовляют они себе запас к зимнему пропитанию и войлоки или кошмы для закрытия кибиток. Закутавшись, начинают они опять удаляться к югу или искать удобного места, дабы укрыться от преследующей стужи. Кочевья их, рассеяные летом по разным местам, начинают соединяться, везде приметна какая-то мрачность...

Комментарии

29. О киргизской одежде, хотя уже и писал пространно г-н Паллас, но некоторые замеченные нами разности в названиях заставляют об оной здесь еще повторить. (Здесь и далее — сноски авторов документа. — Ред.).

30. Крут (правильно: курт. — Ред.) делается из засушенного творога коровьего и овечьего молока.

31. Киргизцы садятся различно: по-турецки, складывая ноги под себя на кресте, или, припадая на колени, садятся на пятки, иногда же просто только приседают.

32. Случалось, что часовые казаки в нашем лагере при малейшем удержании киргизцез, желавших иногда идти в непозволенное место, были опасно угрожаемыми сими, как вынимая ножи свои, готовились часто разить им сопротивлявшихся.

33. Рисунки не воспроизводятся. — Ред.

34. Сие полотенце бывает более другого цвета от урпяка. На прилагаемом при сем рисунке литера А изображает замужних женщин, a В — девок.

35. Так в подлиннике. Следует читать: Аиб. — Ред.

36. Отсюда происходит то известное на границе и только для спокойствия ее вредное имя барантов.

37. Азиатское кушанье, состоящее из переваренного пшена, смешанного с салом.

38. Не более еще двух лет назад тому, как принялись киргизцы за земледелие.

39. Батыр сей, известный по его достоинствам и силе в киргизцах, описан и в «Оренбургской истории» на стр. 429-й.

40. Инструмент сей похож на деревенский рожок длиной до 3-х футов, будучи составлен из двух выжелобленных половин, превивается камышем; широкий конец его прикладывают они к зубам и дуют прямо в отверстие. Играют они всегда печальные песни высокими тонами, которые и составляли бы довольно приятную гармонию, но, будучи сопровождаемы всегда октавным припевом гортанно играющего, делают оную отвратительной. Разность тонов происходит от перебирания пальцами по находящимся шести отверстиям в боку; а выигрываемые песни состоят из описания дел всегда их героя.

41. Дойного скота в зимнее время у киргизцев не бывает; свежее же мясо употребляют разве только самые богатейшие.