№ 62

1785 г. ноября 15. — Донесение хана Нурали князю Г. Потемкину о батыре Срыме Датове и его приближенных.

Вашей светлости сим осмеливаюсь донесть.

После покойного моего отца Абулхаир-хана всевысочайшею государынею моею милостиво я, нижайший, наследником и владетелем частию киргиз-кайсаков утвержден и ко владению ими мне всевысочайшею грамотою ущастивлен. От того времени по означенным прерогативам, пользуясь и оказывая свои усердности, служил верно. Но живущия в степи прочия, не слушающие меня киргиз-кайсаки своею [110] необузданностию делают злодеяния; о таковых, по возможности моей преподовая известие, затем и сам, отбирая захваченое ими, куда следует возвращал; буде ежели не случалось их в самом действии злодеяния захватить, после не упускал, узнав об оных, по удобности доставал их сродственников, держа под арестом, принуждал и возвращению захваченное их собратиями, а что некоторые воры, забрав русских людей и препроводя их в Хиву и в Бухарию, и сами в дальних странах укрываютца и делают всякие неистовства; почему оренбургский комендант негодует на меня, для чего я тех российских забранных людей не сыскиваю; хотя я нередко изъясняюсь, не могли по случаям сих воров унять и укрывающихся сыскивать; а меры к укрощению давал: прибывающих на торг в Оренбург их сродственников и соучастников удерживать, но и то не делалось. А только кочующих близко границ и крепостей нимало не участвующих с злодеями люди отрядными из крепостей высланными командами были ограблены, через что хотя и пользы ни малейшей к получению захваченных россиян не имеют, но и невинно ограбленные как люди, и имение тож, не возвращаетца; по сей самой причине и сии невинно пострадавшие принужденными находятца сообщитца к злодеям. Сии неустройства происходит более не отчего и на то как от самопроизвольных поступок оренбургского комеданства, не принимая моих советов.

Прошлого 1783 г. в августе месяце управляющие в г. Оренбурге при полицейских делах, осуждая меня, говорили Байбакды Сарыму, Тазлам Шафию и прочим киргиз-кайсакам, что хан-де ваш ворам потакает и во всем сотоварищам делаетца. Оное произошло по уверению их, что они особно будут преданными России и мимо меня. В том же самом году из них Байбакды Сарым, приехав к киргиз-кайсакам, желая меня марать и вывести из кредита, оглашал, что я вражий, ни[ка]кого кредита не имею; не трудно в таком ветренном народе учинить соблазн. В то ж самое время осенью оной Сарым послал братьев своих, я в то время находился повыше г. Уральска, не в дальнем расстоянии от нас у казаков, на форпосте Янбарсовского находиящихся, отогнали табун; по возвращении ж своем оной Сарым ниже Антоновского форпоста, прогнав табун, и тут по почте следующих с письмами казаков захватя, ограбивши, отпустил. Однако тут его, когда приближился к Антоновскому форпосту, тамошние казаки поймали и дали знать в Уральск. Я о захваченных им и товарищами его отобранных по почте следующего письма, как ему были вручены, обо всем в Уральскую канцелярию доносил; и дабы он был не выпущен, доколь не будут возвращены вышеписанные отогнатые Янбаровского форпоста лошади; почему его, Сарыма, братья, пришед ко мне, возвратя весь захваченный табун, с уверением, что подобных шалостей не будет делать и присягою подтвердят, только б брата их Сарыма из-под ареста освободить. По такой просьбе да от самого Сарыма из-под ареста донеслось ко мне уверение, что он от таковых дурных поступков удалитца, только б его избавить. Я, хотя убедясь по таковым усиленным просьбам и уверениям, чрез оренбургского обер-коменданта его освободя, отправил в дом. Но он, по освобождении своем, не сдержав своего обещания, склоня к себе несколько равномышленных к злодеянию, прошлого году в сентябре месяце находящихся ниже Уральска казачьих хуторов ограбил, забрав обоего пола людей, прибыв в дом, хвалясь добычею, оглашал единомышленникам, что-де хан российский совсем слывет и с ними вместе живет, отвращал от послушания мое. Он же, Сарым, с сообщниками, собравшись прошлой осени повыше Уральска, хутор ограбили, полоня обоего пола людей; затем вскорости вновь означенный Сарым с сообщниками повыше ж Уральска учиня нападение, не находя [111] дальней добычи, напали на следующих из Уральска в Оренбург россиян, коих захватя, увезли; вслед за сим сообщник его, Сарыма, Табын Барак вниз на берегу моря рыболовцев россиян, сыскав, забрав, а за ним он и сам, Сарым, выше г. Гурьева на редут покусись, отогнал скот. Сих злодеев беспрестанные шалости происходят наиболее из злости к нам, дабы нарушать наш покой и себе сообщником сделать. Я, отбегая от таковых их поступков вниз по р. Урал с подвластными мне и с сродственниками Чанали-султаном пребывание имея, безвинно из Уральска отрядная команда ограбила их, забрав имение в вещах и в скоте, несколько людей убив и несколько забрали обоего пола. Засим вслед, в марте месяце, оные злодеи, Сарым и Тиленчи Барак, собрав с тысячу сообщников, напали на Антоновской форпост. Людей не могши взять, отогнали скот. И еще, прошлою осенью онаго Сарыма сообщник Туктабай с товарищи уральских казаков табун отогнали, из них половина были в поле, а половина по р. Урал выше Антоновского форпоста. Еще пред сим с Волги захватя 6 человек россиян, переправя в Хиву, а сами по р. Урал в своих местах жили. За оных захваченных с Волги россиян пред сим еще от каждой части отобраны были аманаты и в Уральске содержались. Я говорил оренбургскому обер-коменданту, что он самих захватителей оных россиян сысков, а аманатчиков уволить. Для захвата виновников тех россиян и отогнатых табунов несколько из Уральска вышло казаков, как только они пришли против Сахарнаевского форпоста, а злодеи были у Антоновского форпоста, сделав там нападение. Значущие уральские казаки на находящегося близко Сахарнаевского форпоста сродственника моего Айчувак-султана напав, отобрав табун, убив тут сына его с несколько людьми, поехали. Услыша о том, Айчувак-султан, приехав в Сахарнаевской и объяснялся; безвинно скот его отогнали, сына с людьми убили, тут и его казаки, взяв, повезли; все сии неистовства произошли по причине оказваваемых шалостей значущими злодеями. Я оным злодеям напоминал, чтоб они унялись и всех забранных россиян возвратили, а иначе подвергнут себя гневу всевысочайшей государыни, но и они не точно принять от меня сей совет, но более из злости ко мне усугубили свои злодеянии. Прошлое лето оной Сарым с сообщниками, Чианчура Барак, Даштбулат и Чанбулат, 1500 человек набрав партию, по неукротимой своей злобе ко мне говоря, что я русский хан и преданный ей, сделали они нападение на крепость, а потом на живущих по р. Абдал казаков и солтат, командиров их майора и атамана тут бывших, некоторых убив, и несколько живых с собою забрали. По возвращении с таковою удачею оглашали, что-де хан по своей будто преданности к России научил и допускал своих россиянам грабить, яко то и Айчувак-султана табун отогнать, сына и людей убить и самого взять, всему я причиною; бутто и еще якобы я, собрав партию, окроме башкирцов, прошлою зимою выше Оренбурга несколько улусов велел ограбить. И разглашали сим тоном, что-де неизвестные наши места от России открыл, не будем-де более ему послушны, а самим собою с Россиею сношение иметь. Итак, значущий Сарым генерал-губернатору с одним купцом писал по злобе на меня, что они и мимо меня с ним могут сношение иметь. Хотя я о таковых его, Сарыма, пронырствах, происходящих более от злобства ко мне, писал к г-ну генерал-поручику и правящему генерал-губернаторскую должность Осипу Андреевичу Игелстрому, однако он, содеянным оными моими соперниками злодеяниями меня порицая, ежели я значущих взятых в плен, майора атамана с прочими, отыскав, не возвращу, причтен буду участником злодеев. На письмо ж его, Сарыма, он отвечал, что-де весьма ему приятно желание их, мимо хана сами собою будут сношение иметь с ним. Итак, некоторые оного Сарыма [112] coучастники, быв и находясь в Оренбурге, а сам же он в поле разглашает, что я только из преданности России их выдавая во всех случаях страшу их; в нынешнее-де время русские никакой силы не имеют, о чем достоверно узнал сообщник его, Сарыма, в Оренбурге бывший Шафи; они, злодеи, имея сами сношение с генерал-губернатором, наказали, чтоб от меня требовать захваченных россиян, а народу разгласили — от них-де только требуют вышеписанных майора и атамана выдать, а прочие-де пусть достанутца при них.

Сим разглашением, собрав сообщников своих и старшин, оной Сарым, означенному генерал-губернатору послав, меня осуждали. Захваченных же упоминаем Сарымом с сообщниками несколько уральских казаков, я им, сотоварищам его, Сарыма, советовал, дабы они не слушали далее его и тех людей возвратили, кои в Оренбург их и доставили. Я о сем генерал-губернатору дал известие, чтоб он его, Сарыма, вора и сообщников слов не принимал, от них ни в чем верности быть не может, только они обман делают, сею хитростию своих, содержащихся под арестом, избавить и меня в ненависть привесть. Но он, генерал-губернатор, не точию от меня сие принять, но более усугубляя свое негодование ко мне, посланному от меня с требованием от всевысочайшего благоволения определенное на содержание мне жалованье отказал, якобы он не имеет уже повеления, чем мои соперники, чинящие злодеянии, утешились, а я чувствительной удар получил.

Я всевысочайшей государыне не неподобно, чтоб из денег служил, а по своей усердности и по давнишней присяжной должности служу, оное благоволение зависит от воли всевысочайшей власти.

Дом мой по р. Урал ниже Уральского-города против самих тамошних форпостов зимовав, повыше оного значущими Виручской части ворами захваченные российский люди, семь человек, служивших от них я, истребовав, доставил их в Калмыковский форпост. А потом к означенному генерал-губернатору нарочно отправил средственника своего Бикали-султана с письмо, что значущей Сарым послал к нему старшин, марая меня хитрым образом, а наиболее при них находится наставником всему злу. Выше Оренбурга от кондровских татар бежавший казак и ахун, писарствуя им, наставляя их своею хитростию, он всему началом, как значущего Сарыма и прочих мне недоброжелателем сделать, и сей беглец разглашает своею наукою: имение-де российское, также им приближенных и усердствующих, яко то меня и моих подвластных пользоваться, не грешно. Такими неистоваствами он народ сводит с пути единственно из злости ко мне. За усердность мою к России, не считает за магометан, как меня, равно и подвластных моих, что мы преданы России, измениками себе щитают.

Но я, из сих обстоятельств заключая, изъяснялся ему, генерал-губернатору, от таковых онаго Сарыма с сообщниками поступок ничего полезного для народа не произойдет, а единственно меня с ним разстроить стараетца, с оным беглецом казаком и ахуном оные злодеи меня клевещут, и никогда я себе представить не могу, дабы сии злодеи с оным беглецом старались с обоих сторон покорны к е.и.в. народ пригласить и благ обществу возвратить, разве усугубят неустройства, по причине, ибо их недоброжелание ко мне по большей части, что я держу русскую сторону и с ними в дальние места, позволяя, не кочую, и для чего не оказываю недоброхотства России, и подаю-де известие о захваченных ими россиянах, и о всех их пронырствах я узнаю. Сим образом киргиз-кайсакам внушают меня не в любовь привесть, по таковым поступкам ни что иное нарушает покой, ибо оной Сарым, многих россиян заполняя, из них несколько отправя в Хиву, а некоторых в доме подданными имея, [113] напрасно он, генерал-губернатор, с таковыми главными ворами сношение имеет и допускает их до условий, и представлял ему, что из всего, а особенно от них никакой пользы и порядка ожидать неможно, кроме беспорядка; желая мимо меня затеивать нечто, наперед надобно подумать. И располагаю так, окроме неустройства и беспокойства, ничего хорошего не будет, но по сие время посланной мой сродственник еще не возвратился.

На сих днях уведомился я: оные злодеи, Сарым и Таланчи, сами оставаясь в поле, с несколькими старшинами в Оренбург послали означенных захваченных майора и атамана, а прочих с ними взятых в даль, в Хиву и Бухарию, отослали и уверили генерал-губернатора: более у них россиян нет, а что было теперь доставляют; почему генерал-губернатор оных присланных старшин приняв ласково, наградя их, и содержащихся из них под арестом освободя, и тем старшинам каждому дав открытой лист, чтоб они при своей части независимо от хана управлять самим, а хану до них никакого дела нет, с сими вестьми приехали они к Сарыму, более недоброхотства их ко мне усугубясь, говорили: хан-де нас стращал, чтоб возвратить россиян, а иначе никак прощены не будем, мы-де из взятых тамо десять человек возвратили, генерал-губернатор, о прочих и не вспоминая, нас-де простил, а теперь у кого хотя и есть русские, все при них остались; в протчем, все причиненные между собою недоброжелании и злодейства полагают на меня, но что-де притом означенными злодеями о захваченных россиянах донесено генерал-губернатору, якобы все усланы во отдаленности, неправда, с ими, злодеями, Сарымом, Тиланчием, Бараком, Даштбулатом, Чанбулатом, с их товарищами, захваченные люди русские некоторые вдаль отосланы, а по большей части у них в домах находятца, точно я в том уверен.

Вашей светлости донесть имею: означенной генерал-губернатор уважил и уверился речам упоминаемых злодеев, Сарыма, Тиланчия, Барака, Даштбулата, Чанбулата с товарищи, кои все единомышленники Сарыма, и вместе в воровстве и злодействе бывают, и к ним сообщились Акинтинские части прошлой зимы, как выше показано; оной Сарым, послав своих братьев по р. Абдал, забраны россияне и отогнан скот, еще сообщники Гозьби с части Черкашской в прошлых временах посланника Исхана ограбили, еще Мембет-бий с прочими, настоящие воры и грабители, захватя россиян, вывозят в Хиву и Бухарию. Также оные воры еще Чианхурай, также Шурай, сей последний в Оренбурге был пойман. Назад тому третий год означенный Сарым, нетерпим сделавшись по своим поступкам в своем улусе или части, пристал к оным развращенным, из коих некоторые находились под арестом в Оренбурге в железах, и все сии его, Сарыма, сообщники — сущие возмутители. Между ими от сродственника Изали султана никого не было и из киргиз-кайсаков из знатнейших никого они сообщником хотя не имели, означенной Сарым, по своей интриге, почетных и знатных между ими имена написав, послал и генерал-губернатору, якобы они не желают иметь ханом Нурали-хана, а желают восставить ханом Каип-султана. И генерал-губернатор, смотря на их донесение, представил о сем к высочайшему двору.

Теперь Вашей светлости покорнейше осмеливаюсь изъяснитьца, что вышеписанной генерал-губернатор Игельстром, оных злодеев себе доброжелательным найдя, сии воры, Сарым и Тиланчи, с прочими согласись, совсем меня обессилили, и я с киргиз-кайсацкими чинящими злодеянии к унятию никакого средства не нахожу и не имею. Оне-де хвалятца данными от генерал-губернатора листами, и тем умножили злых к себе сообщников, отрекаясь от моего послушания, через что добрые люди бессильными сделались. Но, однако, как ни было не мешавшись в оное соймище несколько подвластные нам живут спокойно, но требовать уже от тех злодеев захваченных россиян никакого способу я не имею. [114] Ваша светлость, нижайше прошу, сделав отеческую милость предстательством своим исходатайствовать от всевысочайшей е.и.в. государыни меня утвердить и усилить и тем злодеям, Сарыму, Тиланчию и Бараку, приказать захваченных ими россиян, даржавших ими в неволе, возвратить, а за них казаками невинно ограбленных и захваченных людей приказали б уволить; равно брата, Айчувак-султана, и сына, Айгоз-Али султана, отпустили ко мне, в таком огорченном состоянии весьма бы меня возрадовали. А затем мне с фамилиею по реке, отдаленным от киргиз-кайсаков, не вмешиваясь ни в которую сторону, скот свой по обеим сторонам реки пасти приказано б было мне кочевать, о сем к стопам всеавгустейших государыни припадая, Вашего пр-ва прошу.

При сем напомнить отваживаюсь, по моей пред сим просьбе всемилостивейшею моею государынею соизволено было к усилению и утверждению меня в некоторых случаях и с силою над киргиз-кайсаками к послушанию их мне на устье реки, чем для меня построить город и к построению назначен и прислан будет бригадир, о чем ко мне прежде бывший генерал-губернатор писал; но, однако, по желанию моему, о построении того города, хотя несколько раз писал, никакой резолюции не вышло. Теперь Вашей светлости покорно прошу: в предбудущее лето к построению старания своего не лишить, а иначи, по моему примечанию, киргиз-кайсаки спокойными быть, кажетца, не могут. Ежели ж буду иметь город или крепость, притом и воинскую силу, не точию киргиз-кайсаков, но и Хиву, и Бухарию под грозную власть всевысочайшей государыни привесть не трудно было бы, и в сем не оставьте своего высокого внимания. А затем в сем, хотя ежели по представлению генерал-губернатора Игельстрома значущие злодеянии чинимые, воры будут укредитованы пред троном всевысочайшей государыни. Но и в то время я никак других мыслей и предприятей не имею, как по прежней моей присяжной и преданической должности отдаютца в полную власть всемилостивейшей государыни. В таком случае и Вашу светлость прошу по прежней своей милости упросить для меня и целой фамилии по р. Урал по обеим сторонам оной кочевать, где мне угодно будет, по воле всю надежду на вас полагая, в ожидании остаюсь. В протчем, навсегда как Вашей светлости и целой высокой фамилии непременным, усердным и доброжелательным есмь.

Нурали-хан.