|
№ 33 1774 г. не позднее июля 15. — Грамота имп. Екатерины II хану Нурали с благодарностью за оказанную помощь в борьбе против Е. Пугачева. Божиею милостию мы, Екатерина Вторая, императрица и самодержица всероссийская и пр., и пр., и пр. Нашего и.в. подданному Нурали-хану киргиз-кайсацкому, солтанам, старшине и всем вообще киргиз-кайсакам, в верности пребывающим, наша императорская милость. При высочайшем нашем великой государыни дворе получен от тебя, нашего подданного хана, лист, писанной от 15 майя 1774 г., которым ты, ответствуя на императорскую нашу граммату, отправленную к тебе пред тем по поводу произшедших прошедшею зимою от киргиз-кайсак при реках Яике и Волге разных продерзостей и злодейств, представляешь, что сколько ни было всему тому причиною обыкновенное киргиз-кайсак своевольство, но больше еще подвиглись они к тому и смутными обстоятельствами, в каких оренбургская губерния находилась, и коснувшимся и до них киргиз-кайсак злодейским развратом. Но что, однакож, до тебя и братьев твоих Ералия и Айчувака солтанов и детей твоих касается, ты, наш подданной, со всеми ими, помня долг присяги и подданства, пребыл к нам, великой государыне, к нашему [75] и.в. в непреклонной верности, и не только всевозможные от тебя употребляемы были способы к удержанию киргиз-кайсак от противных поползновенностей, но и к содействию нашим воинским начальникам при поисках и над мятежниками. А и впредь всегда останешься к нам, великой государыне, верным, и чтоб и киргиз-кайсаки спокойными были, о том равным образом стараться будешь. А как и оренбургской наш губернатор генерал-порутчик Рейнсдорп неоднократно к высочайшему нашему императорскому двору доносил же о сохраняемой тобою при всяких обстоятельствах должной верности к нам, великой государыне, и что, несмотря ни на какие искушения, ты, наш подданный хан, ни малейшего подозрения не подал поведением своим во все время бывшего в окрестностях Оренбурга беспокойства, то мы, великая государыня, наше и.в., и находим за справедливо объявить тебе чрез сие высочайшее наше удовольствие за верность и рачение твое к службе нашего и.в. Таким образом, мы, великая государыня, наше и.в., присваивая тебе пристойную похвалу, утверждаясь на собственном твоем представлении и засвидетельствовании, как выше сказано, оренбургского губернатора, тем больше в сем случае правосудие наше, и показываем, чем, напротив того, по доношениям того же самого оренбургского губернатора к крайнему нашему неудовольствию из находящегося в нашем подданстве киргиз-кайсацкого народа множайшия, несмотря на все получаемые ими с высочайшей нашей стороны благодеянии и снисходительства, быть поныне беспокойными и продерзскими, как и прошедшею зимою многие от них пакости по Яику и по Волге произошли, ныне столько по всем границам Оренбургской губернии и даже и под самым сим городом причинили продерзостей и злодейств пленением людей и отгоном скота, что сущим противником почтены быть могут и достойны наказания жестокого. Следовательно, при таком состоящего в твоем управлении народа возвращенном состоянии надобно, чтоб мы, великая государыня, весьма уже удостоверены были о собственной своей к нам, великой государыне, верности, когда и еще не только не восприемлем на тебя, нашего подданного, подозрения в единомыслии с протчими продерзскими киргиз-кайсаками, но не оставляем еще тебя и похвалять за прошедшие твои благоразумные и с должностию подданства сходственные поступки. А из сего и долженствует быть видимо и осязательно как тебе, нашему подданному, так и всем киргиз-кайсакам, что здесь и мера преступленей и продерзостей равным образом примечается и что киргиз-кайсаки продолжением своим в противностях могут, наконец, истощить наше терпение и навлечь на себя действия нашего справедливого гнева. Во упреждение чего мы, великая государыня, наше и.в., повелением и подтверждением тебе, нашему подданному, не отговориваясь больше безсилием своим в народе и с своевольством оного, но удостоверясь единожды навсегда, что такие извинения касаются и тебе самому в укоризну, поелику статься не может, чтоб ты, по своему званию и природе, совсем способов не имел при помощи благонамеренных старшин к принуждению киргиз-кайсак к порядку и благочинию употребить весь твой подвиг и старание, чтоб они, киргиз-кайсаки, как наискоряе раскаялись в причиненных ими при границах злодействах и всех бы пленных людей возвратили, также бы и за все убытки обиженным заплатили, инако же буде и сия наша высочайшая императорская граммата оставлена с их стороны без всякого должного уважения так, как и прежния многие, то да будет тебе, нашему подданному, ныне же и известно, что не только злодействующия из киргиз-кайсак, но и все их согласники и пособники прежде, нежели ожидать и представлять себе могут, заплатят за продерзости свои собственным [76] разорением и претерпением возможных от войск наших [необходимых] поисков и навсегда уже от нашей монаршей милости и призрения отвергнутся. Но мы, великая государыня, наше и.в., от благоразумия твоего и должной верности ожидая паче скорого всему прошедшему неустройству поправления, и обнадеживаем, в протчем, тебя и всех солтанов и старшин, имеющих тебе воспособствовать в исполнении сих наших высочайших повелений продолжением монаршего нашего благоволения и сей твоей заслуги совершенным признанием. Дана в С.-Петербурге 1774 г. АВПР, ф. 122, д. 1, лл. 95-98 об. Копия. Комментарии 15. Дата установлена по содержанию документа. |
|