№ 25

1774 г. мая 15. — Донесение хана Нурали имп. Екатерине II об участии казахов в восстании и об отношении их к. Е. Пугачеву.

Перевод с листа киргис-кайсацкого Нурали-хана.

Всепресветлейшей, сильнейшей великой государыне императрице и самодержице всероссийской, всемилостивейше государыне нашей Екатерине Алексеевне всеподданейше доношение.

Высочайшую В.и.в. всемилостивейшую граммоту о незабвенном содержании нас в высочайшей В.и.в. милости к нам присланную получа, мы много порадовались, которые при всех благонамеренных султанов и старшин прочтена. В оной В.и.в. граммоте писано к нам, что киргис-кайсаки, переходя Яик-реку в принадлежащих местах Астраханской губ., чинили грабеж пленением людей и отгоном многого скота и раззорением многих селений.

Мы на сие всеподданейше рабски доносим, что как в минувшем году осенью явившейся в Оренбургской губ. злодей Пугачев, склонив к себе той губернии околичных народов, многия места раззорял, то тогда и из порученных мне от В.и.в. народов Дусали-солтан отправил от себя к оному Пугачеву сына своего Шаидали-солтана, а сей солтан, по приезде к нему и вступя с ним в такия же злодейския дела, послал от себя людей вниз по Яику-реке соглашения форпостных к приезду к своему отцу, которые потому к упомянутому Дусали-солтану и ездили, а потом с приданным к ним в товарищество от него, Дусали-солтана, другим сыном Мариза ¹¹ Али-солтатом, убили в ночи форпостного старшину Никиту Бородина, о чем как я, так и брат мои Айчувак-солтан, не ведали, а уведомились уже после.

А потом из той злодейской шайки приехал к нам Мариза Али-солтан и объявил, что вышеписанной злодей Пугачев как г. Оренбург, так и Вяцкую провинцию взял, а я оного солтана за то, что он приставал к такой злодейской шайке и убивал людей до смерти, жестоко наказал и имел намерение умертвить, но токмо без надлежащего следствия и рассмотрения дела подчинения мои до того меня не допустили, а по таковым обстоятельствам, объявя и брату своему Айчувак-солтану, что по убиении от злодеев форпостного старшины Бородина, на которого мы надеялись, вблизности Оренбурга жить невозможно, и опасаясь от злодеев принуждения к таковым же поступкам, не хотя нарушить своей присяги, а потом и для того, чтоб, будучи в отдаленном от них месте, могли их поражать и в Астрахань об них знать давать, и принуждены нашлись перекочевать вниз по Яику к морю.

А чтоб к сему злодею никто не приставал и его словам не верил и не слушал, посылал я со объявлением о том в нижния жилища людей своих, но в оные их не допустили, стращая убитием из ружей.

Во время перекочевания нашего на дороге получил я от Дусали-солтана чрез форпосты известие, что самозванец и злодей Пугачев, взяв Оренбург и Яицкий городок и склоня в свою партию живущих по Волге калмык и тощих казаков, пошел в понедельник и сам Яицкой городок и пробирается с войском свои в г. Уйчук, чаятельно, что [в] Гурьев-городок, и советовал нам, чтоб мы, от Уйчука удалились. А потом яицкий комендант попд. Симонов уведомил меня о здравье оренбургского и городка Яика комендантов и притом требовал, чтоб против злодеев сопротивление, да и ему вспоможение чинить. Почему сыновья мои Ишим, [51] Пирали, Мухамедали, Бекгали и брата моего Айчувак-солтана сын Шабак-солтан отправлены были от меня с многочисленным войском, и повелено им по прибытии в городок Яик, достав известие о вступлении в оной злодеев, яицкому коменданту Симонову вспоможение делать, а самого злодея поймать.

Между тем получил я от астраханского губернатора письмо о возвращении пленных киргис-кайсаками российских людей, я на оное с присланным от него Абдрешитом своим письмом, давая знать о поступках злодея Пугачева и фарпостных к нему сообщившихся и уведомляя о здаровье оренбургского и яицкого комендантов и что мне с Оренбургом сношения иметь невозможно, ответствовал ему, губернатору, что по искоренении Пугачева и плененные российские в скором времени отысканы и возвращены быть могут; для искоренения же Пугачева требывал я от него, губернатора, войска, а в случае невозможности прислать оного — пушек с пушкарями для того, что Дусали-солтан, помагая Пугачеву и исполняя его волю, зделал в нашем народе великой разврат, и немысленные к нему склонились, которым он приказал у неслущающих Пугачева киргис-кайсаков пленников к себе обирать, и плен живущим по Волге учинен находившимися при нем, Дусали-солтане людьми, но из Астрахани ни войска, ни известия, что тамо происходит, и не получал.

Во время шествия детей моих с многочисленным войском вверх по Яику получил я от сообщника Пугачева Дусали-солтана уведомление, что им, Пугачевым, г. Оренбург взят и с своим войском прибыл в Яицкой городок; что услыша, некоторые из войска детей моих возвратились обратно, а они, с оставшими, следовали и далее вверх по Яику. Но упавшей по дороге великой снег и бывшая тогда вьюга и непогода принудила из войска обратно возвратиться; дети ж мои, не взяв известия от яицкого коменданта, что тамо делается, не возвратились, а следовали с тысячью человеками степью по глубоким снегам к оному городку и, прибыв вблизость того городка вниз по Яику, поймали из злодеев одного языка, чрез которого уведомились, что Яицкий городок взят, комендант атакован и жители оного к нему склонились, и для того дети мои многих склонившихся к нему, Пугачеву, убили и в плен взяли, а потом, по невозможности, в рассуждении глубокого снега, продолжать походов, возвратились в домы.

До прибытия детей моих уведомились мы с братом Айчувак-солтаном, будучи в своих домах, что выше г. Яика шло русских людей с 200 человек, которых намерен был я разбить; но между тем Дусали-солтан, уверяя меня, что Пугачев калмык, по Волге живущих, действительно в свою партию склонил, дал мне знать, что и на меня идет многочисленное войско. Итак, имея я и подчиненные мне киргис-кайсаки свое имение и скот по Яику, откудова удалиться в степи за глубокими снегами было невозможно, то, опасаясь за разбитие помянутых 200 человек русских людей от злодеев раззорения, оных людей пропустили, которые, пришед в г. Уйчук, из жителей того городка многих побили, а оставших к себе преклонили и кочующих выше нас киргис-кайсак раззорили, имение обобрали, скот отогнали и жен увезли, а напоследок точно уведомились мы, что от Дусали-солтана произошел только обман.

После вышеупоминаемого побеждения детьми моими, из склонившихся к Пугачеву услышал я, что тот злодей в г. Яике более быть от страху не мог и ушел к находившейся близ Оренбурга своей партии. А оттоль получил я от него через форпостных письм, которым пишет, что он — Петр Федорович, прежней государь, и требовал присылки сына моего с войском, что он, взяв область, взойдет на престол, а мне много благодеяния покажет, также земли, воды, хлеб, деньги, порах, свинец для меня готовы будут. А я ответствовал ему, что он вор, моя [52] государыня — всемилостивейшая императрица и данную присягу е.в. я не нapyшу и сколько возможности будет, его, злодея, погубить стараться буду. Итак, я находящихся при мне киргис-кайсацких старшин собрав, увещевал о ненарушении прежде данной присяги В.и.в., а притом привел их вновь к присяге, чтоб они с злодеями не сообщались и их, сражаясь, при всяком случае не щадили. А Дусали-солтан, услышав, сие, с своими сообщниками от Яика-реки бежав, в дальние места ушел и пленных российских людей разослал также в дальние места. И уповаю, что препровождены они уже в Хиву и Бухарию, а сам он с сообщниками, подобно зверям, кочует в разных местах, то есть день на [одном] месте, а другой — на другом; и хотя он и не блиско от нас находится, токмо я к возвращению его людей потщусь, а ежели паче чаянии, по нынешним развратным обстоятельствам, возвратить не могу, то В.и.в. всеподданейше прошу меня извинить, ибо киргис-кайсаки, как степные народы, переходят с одного на другое место, и доставать их трудно, а ежели додастся, то и самого Дусали-солтана не пожалею.

По учинений присяги находящимся при мне старшинам, дал я знать брату своему Ерали-солтану с кочующими с ним по Сыр-Дарье киргис-кайсаками и мангышлатским трухменцам, что имеется здесь некоторой злодей, для искоренения которого приехали б они ко мне в скором времени, до сходу снега и покочевания моего от Яика-реки в степь; а я хотя и снег еще не сошел в степи, и собрав войска до четырех тысяч, имел намерение вступить с злодеями в сражение, но по несщастию переломил ногу, и потому сам не мог при войске быть, а отправил брата своего Айчувак-солтана и детей Мухамедалия и Джиналия, но и они, не[до]ходя Яицкого городка, принуждены возвратиться, ибо от великой непогоды много лошадей попадало; а и после того, по выкормке лошадей, желание имели против злодеев итти, между тем дошло к нам хорошее известие от оренбургского генерал-майора князя Голицына, что злодейская партия разбита, а в то ж радостное время получил я уведомление и от брата своего Ерали-солтана, что и они в готовности состоят и ожидают моего повеления; а я к нему писал, дабы он до известия от оренбургского губернатора оставался на своем месте, о разбитии ж злодейской партии по уведомлению оренбургского ж генерал-майора князя Голицына дал я знать и своему народу с тем, что ежели злодей Пугачев прибежит к ним, то б его, поймав, отдали, о чем и Средней орды к Аблай-солтану от меня писано.

И хотя мы данную отцом нашим Абулхаир-ханом присягу и клятву накрепко содержим и наблюдаем и не нарушили так, как ныне ставропольские калмыки и башкирцы учинили; и сколько б с нашей стороны усердия и справедливости оказано ни было, но только со всем тем содержут нас в презрениях; а признаваем сие потому, ибо как только злодей Пугачев еще проявился и при нем не было больше трехсот человек, то тогда принужден я был ехать в Яицкой городок и представлял находящемуся тамо подполковнику о поимке оного злодея при малом еще числе людей с тем, что ежели он, подполковник, собою того учинить не может, то б дозволение дано было нам. Но он, подполковник, ни сам на то не поступил, ни нам дозволения не дал, а только ответствовал, что он нас за Яик переправлять без повеления не может, и потом уже, взяв я от него, подполковника, дозволения, посылал, с тем же известием собственным моих людей к оренбургскому губернатору, но и от оного никакого ж известия не получил. И потому при сем случае В.и.в. и услуги своей оказать я не мог. А как выше уже написано, и астраханской губернатор на требование мое о присылке на помощь войска и пушек никакого известия нам не дал, то по сему признаваем себя презренными. Со всем тем мы ни с какими злодейскими партиями никогда ни собщались и за [53] Яик-реку без дозволения не переправлялись; ныне ж хотя скот свой за Яик и переправили, но не для чего иного, как только по опасности от Пугачева и по умножению скота за теснотою места, чтоб быть нам при сих опасных временах нераздельно.

В.и.в. моей всемилостивейшей государыни всенижайший раб Нурали-хан киргиз-кайсацкой, месяца мая, джевза, 15 дня 1774 г.

У того листа приложена чернильная печать, в которой изображено имя его, Нурали-хана.

Комментарии

11. Так в подлиннике.