№ 188

1844 г. — Из описания Казахской степи Оренбургского ведомства, составленного штабс-капитаном Фомаковым.

Взгляд на торговлю киргиз. Обозрение скотоводного промысла дает в результате весьма огромную цифру; приняв к сведению, что киргизские овцы ежегодно ягнятся большей частью двумя ягнятами и что баран не оставляется далее 5-летнего возраста, заключить можно, что приращение баранов чрезвычайно быстро, следовательно, сбыт должен быть значителен. В самом деле, торговля киргиз ограничивается променом скота и особенно баранов на те предметы, коих они вовсе не имеют.

Другие промыслы их так ничтожны, что могут быть оставлены без всякого внимания при обзоре торговли.

Вся меновая торговля киргиз может быть приведена к следующему распределению предметов. [297]

Торговля наша с киргизами вообще так мало приведена в известность, что нет возможности представить вид различных ее отраслей. В ней участвуют с нашей стороны оренбургские и иногородние купцы, местные жители, особенно татары; с азиатской стороны: киргизы, [298] бухарцы, хивинцы и часть туркмен; будучи заграничной, она дробится на такое множество мелких ветвей, что невозможно уловить ее движение и следить за ходом и успехами этой промышленности собственно в Киргизской степи. Здесь можно указать только на пути, которыми наши товары изливаются в степь и обратно, произведения степи переходят на русские рынки.

Всю торговлю с киргизами можно разделить на линейную и степную.

Линейная торговля. Линейная торговля отличается от степной тем, что производство ее более раздроблено и она по числу мелких торговцев и капиталов может назваться мелочной.

Доселе она служила, так сказать, промежуточным местом оборота капиталов между степью и важнейшими рынками юго-восточной России. Она заключалась в руках наших купцов, которые торговали или на собственные капиталы, или на комиссии от московских и нижегородских капиталистов.

Но с некоторого времени и особенно в последние 10 лет линейная торговля раздробилась по многим причинам: 1) по необыкновенной выгоде, ею доставляемой; 2) по высочайше дарованным для купцов, торгующих в Оренбурге летом; 3) по учреждению в казачьих сословиях торговых обществ; 4) по доступности наших мануфактурных изделий для небогатых людей; 5) вообще по сильному развитию торговой промышленности Оренбургского края и 6) от учреждения базаров в разных местах линии. Вследствие этих и еще разных других причин, число торговцев на линии весьма распространилось. Нет селения, станицы, где бы не было небольшого склада товаров, потребляемых киргизами, и последние не имеют надобности ездить за 100, 200 и более верст для получения необходимого. От того главные рынки, почти исключительно их привлекавшие, ныне уже не так многолюдны.

Эта конкуренция вначале повредила много главным торговцам, но как для пользы края, так и для самой торговли последствия ее были весьма полезны: капиталисты, не находя большого сбыта своих произведений на линии, решились подвинуть торговлю свою в степь и, не ожидая киргиз на линии, идти к ним в их аулы. Имея средства снаряжать небольшие караваны, чего другие не в состоянии были сделать, они вступили в сношение с сильными и богатыми родами, и, отдавая под их покровительство своих приказчиков, отправляли их в глубину степи. Хотя и были сначала убытки от грабежа и некоторых других причин, но по всеобщему услужению степи в последнее время, особенно после хивинской экспедиции и с большим укреплением связи с киргизами, на которых привычка много делает, торговля в степи развилась до того, что объемом своим, может быть, превосходит ныне линейную. В ближайшие к нам годы или в последнее пятилетие и тут конкуренция явилась в некоторой степени. Хотя мелкие торговцы не имеют довольно способов, чтобы подниматься на свой счет, но многие из предприимчивых и оборотливых людей отправились под названием приказчиков торговать на товар богатых хозяев, или из половины барышей, или на других условиях.

Степная торговля. Ныне каждый немного зажиточный аул, кочующий, впрочем, не ближе 200 верст от линии, имеет приказчика, который с ним вместе кочует целый год и отделяется только летом во время приближения к линии для выгона приобретенных баранов и снабжения своего подвижного базара новыми запасами. Особенно в дальних родах приказчиков этих много. Там киргизы вообще богаче, более требуют товаров. И зимуют [они] на берегах Аральского и Каспийского морей и в песках, что весьма удобно для сохранения вымененных баранов. Только на Сыре не встречаются они, потому что зимующие там роды, более или [299] менее поступают под влияние хивинцев и коканцев, сами производят торговлю и держат у себя бохарских, хивинских или коканских торговцев, столкновение с коими не совсем выгодно для наших. Есть, однако, надежда, что при некотором содействии со стороны правительства, ограниченном только упрочением влияния на степь, наши предприимчивые и сметливые торговцы перенесут свои базары на Сыр, а может быть и далее. Трудно исчислить выгоды, приобретаемые нашими купцами в степной торговле; надобно полагаться в этом случае на собственные показания, весьма неоткровенные. По некоторым замечаниям можно думать, что прибыль чистая простирается иногда от 25 до 50 и даже до 100%. Приказчик торгует в аулах один, соперничества не может быть, нет также полиции для проверки безменов и пр., а киргизы степные еще такие невежды, что едва из 100 один бывал на линии. По привычке же он не пойдет к другому торговцу, хотя бы у него товар был дешевле. У него с своим есть разные счеты, долги, снабжение порохом, пистонами, кремнями, свинцом и т.п. Приказчики все доставляют в аул, имеют сообщения с линией, передают киргизам касающиеся до них сведения, приобретают их доверенность.

Киргизы же неохотно ездят к линии; хотя там товары дешевле, но там берут с них подать за кочеванье.

Самые обширные связи в степи имеет оренбургский 1-й гильдии купец Деев, известный на линии под именем Зайчикова, а во всех родах и всем киргизам — под именем Мишеньки. Он сам или сыновья его с одним провожатым ездят в самые отдаленные края степи и не имеют надобности в конвое. Предприимчивый, сметливый, знающий отлично язык, привычки и потребности киргиз, Деев составил себе всеобщую степную репутацию и ведет торг обширный. В последнее время он успел устроить на Илеке небольшой хутор, открыл там торговлю и склад товаров, обрабатывает землю и может считаться основателем степной торговли.

Вот и фактория в Средней Азии. Он посылает свои караваны в Хиву, берет оттуда все необходимое для промена киргизам, как-то халаты и бязь, и своими оборотами достигнет, вероятно, того, что успеет основать контору в самой Хиве.

Об мануфактурной промышленности киргиз упоминать не стоит. Она ограничивается ручным изготовлением войлоков весьма дурного качества и грубых шерстяных тканей. У них есть сапожники, портные, седельники; кузнецы их заслуживают удивления по трудам и усилиям, которых работа им стоит: почти без всяких инструментов, разогревая железо на огне из сухого скотского помета, обделывая его более в холодном виде, они изготовляют изрядные ножи и копья, но в весьма малом количестве потому, что на выделку ножа приходится у него иногда месяц. Замечательны еще серебряники, делающие довольно искусно насечку на железе.

Характер оренбургских киргиз-казаков.

1. Кочевая жизнь. Киргизы привязаны к кочевому образу жизни двумя обстоятельствами: необходимостью и привычкой.

Отброшенные другими народами от всех мест Средней Азии, удобных для оседлости, они по неволе должны были остаться в первобытном состоянии и вести пастушескую жизнь. Для скотоводства нужны просторные пастбища. Это принудило народ рассеяться по всей степи, раздробиться на множество отдельных мелких обществ, у коих возрождались, смотря по местности, свои особенные потребности. Единства в Малой орде (составляющей оренбургских киргиз) никогда не было да и быть не могло потому, что потребности одних родов часто были в [300] совершенной противоположности с нуждами и выгодами других. В орде были ханы, киргизы их иногда боялись, но от этого нисколько не было более между ними гражданских связей.

Привычка к кочевой жизни так сильна у киргиз, что многие из них, сознавая выгоды оседлого быта, порядка и устройства, соглашаясь с пользой некоторых познаний, приобретаемых учением, оканчивают словами: «Однако же кочевать лучше». В самом деле, столкнувшись с идеями образованного быта, киргиз видит, как они в гражданском отношении управляют положение[м] людей, одаренных природой или обстоятельствами совсем не равными преимуществами. Телесная сила, богатство, превосходство в гимнастических упражнениях и т.п. достоинства, высоко ценимые киргизами, говоря вообще, не дают особенного веса человеку, как члену благоустроенного общества. В степи киргиз располагается аулом, где хочет. Он богат, слывет батырем, имеет двух, трех жен и поколение в несколько десятков человек; при нем толпятся бедняки, его наследники, рабы, вдали кругом ходят его табуны и стада, по его мановению все это движется, действует, говорит, молчит, он царствует. Он в жизни не встречает другого сопротивления, кроме силы, которую мог он отражать силой же. Ему никто не приказывал, к нему приезжали за советом, просили у него помощи, но повелевать ему никто не смел. Идет ли он на бой, у него под начальством десятки, сотни людей, угощает ли он — к нему съезжаются толпы, гомерические пиры совершаются в огромном размере. Как же не любить киргизу свою степь, свою кочевую жизнь? Таков, напр[имер], недавно был в чиклинском роде, отделения тляу, киргизец Достан. При жизни он имел до 100 человек сыновей и внуков, садившихся на коня и бывших страхом всей внутренней части степи. Таких же много и ныне.

Бывает, что воспитанный попечением правительства киргиз, окончив курс, отправляется в орду и в несколько недель вся полировка, все, что было к нему привито, сглаживается, он снова тот же киргиз.

Примеры такие не редки; между прочим, замечателен в этом отношении султан-правитель Восточной орды Ахмед Джантюрин. Будучи одарен отличными способностями, здравым и светлым умом и необыкновенной жаждой к познаниям, он уже в зрелом возрасте успел образовать себя теми средствами, какие имел на линии. Но в жизни он тот же киргиз; несмотря на слабость здоровья, требующего спокойствия, он кочует и поддерживает все обычаи предков. Говоря о кочевой жизни, редкий киргиз не скажет: «Только дерево стоит на одном месте и питается тем, что находится вокруг него; на то оно и дерево; вольная птица летит туда, где ей лучше». Вот причины, по которым привязанность киргиза к кочевой жизни непреодолима надолго, на несколько поколений по крайней мере. Она поселяет в нем полезные несвязанные понятия о независимости, выражающиеся во всех его действиях и умолкающие только под сильным железным влиянием посторонней власти. Из этого исключаются, разумеется, киргизы, кочующие по линии и на р. Сыре.

И те и другие более или менее подчиняются законам тех народов, с которыми сталкиваются. Те же, кои кочуют в средине степи, сохраняют вообще вышеизложенный характер и на линейных киргиз смотрят, как на отпадших членов. Напротив того, в последних — желание сохранить расположение своих степных однородцев и вместе необходимость покорствовать устроенному правительством порядку, изменяют характер. Будучи, так сказать, между двумя почти противоположными влияниями, они несколько двуличны и шатки в своих мнениях. Это уничтожится само собою, коль скоро правительство распространит свою власть непосредственно над всей степью.

Малая орда, исключительно входящая в состав оренбургских киргиз, [301] всегда отличалась диким, буйным, резко выраженным характером. Междоусобия постоянно питали и поддерживали его.

2. Наклонность к порядку. Несмотря на то, расположение к устройству и потребность оного существуют в народе и могут быть введены в степь при кротком, но вместе твердом и непосредственном влиянии. Символ мира должен быть осенен знаменем войны. Киргиз благоговеет пред силой. Она одна может поселить в нем уважение к мерам кротости. Хотя возрожденные и возлелеянные на дикой и грубой почве идеи гражданственности и порядка существуют в народе и гораздо сильнее, нежели то кажется с первого взгляда, уклонения от них, беспорядки, грабежи, насильства порождены обстоятельствами, отсутствия одного общего могучего влияния, а не нравственной потребностью народа. Киргиз вообще склонен к торговле и к миру; они тесно связаны и для него необходимы. Многие считают киргиз легкомысленными от природы, легко возмутимыми под самыми нелепыми предлогами. Это не совсем справедливо и едва ли эта укоризна относится к ним более, нежели к другим народам. Киргизы одарены вообще чрезвычайно здравым и светлым умом.

Предрассудков у них в сравнении с образованием весьма мало, если действия и отношения с ними ясны, прямы, если результаты следуют быстро за самим делом, их трудно отвлечь от порядка, от прямого пути.

3. Воинственность. Ни местность, ни средства края не способны вселить киргизам воинственности, той неукротимости и непреклонности характера, которые препятствовали бы их обращению в благородное сословие. В местности у них нет упорной защиты. Вид ее однообразно унылый придает киргизу характер ровный, склонный к меланхолии. В степной природе нет той грозной дикости, закаляющей дух, дающей ему мятежное беспокойное направление.

Вообще киргиз спокоен, важен, осторожен и основателен в речах и поступках, не увлекается первым впечатлением, а все подвергает обсуждению и, решившись однажды, идет к цели с уверенностью фаталиста. Киргиз уважает твердость характера в других, особенно высших: обещать ему что-либо, погрозить и не исполнить, значит уронить себя в его глазах, и в один раз, несмотря на звание, потерять его уважение. Он верит данному слову и сдерживает его сам, если оно не было вынуждено. Степь не дает ему оружия; имущество, состоящее в скоте, не может быть легко скрыто и первое подвергается опасности. Главное вооружение киргиза состоит в лошади; на ней он может ускакать от опасности. Важнейшее правило его тактики состоит в утомлении, изнурении неприятеля, что весьма легко сделать на необозримой степи. Пользуясь этими пособиями у себя дома, он почти непобедим. Преследовать киргиза долго невозможно, никогда не удается иметь его в виду, один след указывает его путь. Когда противник, завлекая, изнемог, тогда киргиз начинает действовать. Он является как бы из земли, смело нападает, зажигает траву, отрезывает воду, не позволяет сойти с места, тревожит, и победа остается на его стороне. Против сомкнутого регулярного строя и орудий киргиз ничтожен. Но в ручной схватке телесная сила, ловкость владеть холодным оружием и управлять конем, дают ему величайший перевес над нашими войсками. Вообще киргиз уклоняется от боя с ними и старается хитростью восстановить равновесие, но там, где идет дело о непосредственной защите аулов, где он возбужден фанатизмом, там он храбр до отчаяния.

Беспорядки и междоусобия, баранты поддерживают еще несколько воинственный дух киргиз. Надобно полагать, что если эти обстоятельства будут устранены, он сам собой ослабеет.

4. Хищничество. В хищничестве наиболее проявляется степень [302] воинственности киргиз; как неохотно нападает он открытой силой, так же ловко, искусно и смело пускается на воровство. Важнейший предмет его составляют табуны коней и верблюдов. Подъехать к аулу незамеченным, угнать табун и скрыться с ним — это верх геройства. К сожалению, промысел этот получил слишком большое развитие, произошел единственно от неразрешенных, запутанных споров и долгов, считаемых, может быть от прадедов, и баранта есть бич киргиз; с прекращением ее совершится важный переворот в степи, и народ примет совсем другое, мирное направление. Нельзя, однако, не заметить, что баранта может быть основательно прекращена только мирным образом, кротким и основательным: соглашением претензий, но не оружием. Если и удастся какие-нибудь рода силой заставить помириться и рассчитаться с другими, то ненадолго. Притом же без участия киргиз трудно того достигнуть, а это породит новые баранты, мщение и т.п.

5. Степень расположения к России. Большее или меньшее удаление киргиз от линии может служить мерой расположения их к России. Там, где влияние слабо, преданность киргиз сомнительна, где оно непосредственно, там неизменно и надежно. Не страх или другое какое-либо угнетающее чувство действуют на линейных киргиз, вообще преданных и покорных. Они чувствуют и понимают выгоды сближения с русскими, важность для них покровительства власти и законов. Им доступно бескорыстие высших правительственных мер, они ясно видят, что около линии сосредоточены их безопасность, свобода, обеспечение права и самое существование...

Надобно заметить притом, что враждебное расположение некоторых родов или отделений происходит большей частию не от непреклонности характера или других нравственных свойств, а по следующим причинам: 1) часть чумекейцев, яппассов и чиклинцев, хотя и считают себя подданными России, мало покорны, потому что, кочуя близко к хивинцам или коканцам, они находятся под непосредственным их влиянием и при всяком доказательстве расположения к русским подвергаются жестоким наказаниям. Защиты от русских они не надеются иметь никогда; 2) пространство степи, лежащее между низовьями Тургая и Иргиза, горами Улу и Киш, оз. Теле, р. Сыром и Барсуками, по отдаленности своей от линии, также не подлежат никакому влиянию.

Здесь кочуют рода или только на переход от Сыра к линии и обратно, или такие, которые вынуждены необходимостью избрать это бесплодное и пустынное место. На пространстве этом можно встретить киргиз всех родов Малой орды, даже кочующих при Каспийском море. Все воры разбойники, которые должны скрываться от своих однородцев или других, бегут сюда, зная, что за бесплодием степей и отдаленностью они недостигаемы. Самые ближайшие укрепления оренбургской линии: кр. Орская лежит почти в 500 в[ерстах], Сибирское укр[епление] Джар-Каин — в 450 в[ерстах] и посылка оттуда отрядов сопряжена с величайшими затруднениями и большей частию безуспешна. Все это пространство наполнено разбойниками. На нем чаще всего случаются грабежи, убийства, там же можно встречать беспрестанно мертвые тела, следы разграбленного аула с трупами женщин, детей и т.п. Киргизы мирные ездят по этим пустыням или украдкой, или большими толпами, для безопасности. Здесь-то образуются те шайки барантовщиков, которые каждую весну и осень наводняют восточную и среднюю части степи. Они грабят смело, их аулы, скрываясь в норах, по бесплодным местам, безопасны. Так как скопища эти состоят из сброда, а не целых родов, то ответственность ни на кого не падает. При опасности они рассыпаются на мелкие части и, таким образом, избегают наказания. Вот почему так легко возник известный ныне мятежный султан Кенесары. Умный, отважный, [303] потомок Аблая, хана Средней орды, успев все покушения сибирских отрядов против себя сделать тщетными, он приобрел в этих странах некоторую славу как предводитель, и к нему слетелись роями все разбойники, скитавшиеся в сих местах. Скопище его не состоит из целых родов. Основанием ему служит его теленгуты (крепостные рабы) более калмыки и несколько киргиз Большой орды; остальное все сброд, составлены из вышесказанных разбойников, всех беглых из сибирских рудников, татар и башкир. Всей этой вольницы наберется до 3 000 душ мужского пола, из коих до 1 000 человек хорошо вооруженных всадников. Если случается, что в набегах Кенесары участвует какой-нибудь род, то более по принуждению; идя грабить, он с намерением берет с собой таких киргиз, дабы вооружить против них другие рода, развлечь часть мщения на них же и, перессорив между собой несколько родов, всегда иметь готовые материалы для составления скопищ и предлога к грабежу.

Бесчинствуя несколько лет безнаказанно, недосягаемый, неуловимый в своих пустынях, богатый добычей, Кенесары не признает ни чьей власти; толпа приверженцев, подняв его на войлоке, провозгласила ханом; он пишет фирманы от своего имени, прикладывает ханскую печать, объявляет войну коканцам и хивинцам, берет приступом укрепления последних на Сыре, собирает подать, живет роскошно, раздает награды и мечтает о владычестве над Средней и Малой ордой.

Эмир бохарский признал его ханом, дал ему знамя, прислал муллу, и Кенесары, по тону его фирманов и образу действий, в коих как бы отражается постороннее влияние, вместе опасен для линии и весьма вреден для степи. Все окружающее он умел подчинить самой диспотической власти; войско его составлено из самых отчаянных голов, готовых на все; неповиновение или вообще неисполнение его воли, некоторая свобода в обращении наказываются немедленной мучительной смертью. В скопище его до 800 человек вооружены совершенно по образу казаков, у каждого длинная пика, ружье или винтовка, пистолет и сабля. Ружья и сабли получаются из Бохары или Хивы, но более всего от караванов и киргиз же. Кенесары, встречая их в степи, отбирает все оружие. На многих видны двуствольные ружья с пистонами.

Все это вооруженное скопище делится на сотни под командой юз-башей (сотников), де-башей (десятников). В каждой сотне есть знамя. Перед боем они строятся в две шеренги, знамена в средине сотен, а главное родовое знамя Кенесары, зеленого цвета, в средине всего строя. За ним в качестве стражи строятся человек 5-10 в несколько шеренг. Они же служат телохранителями Кенесары, который, в случае надобности, берет знамя, бросается вперед и личным примером ободряет свои войска. Отзыв шайки Кенесары есть Аблай, имя его предка родоначальника хана Средней орды. Лошади под этим отрядом отборные и превосходны во всех отношениях. В набегах или отступлениях у каждого всадника по две [лошади] для перемены. Это как бы организованная масса служит основанием всем скопищам. К ней присоединяются толпы, и Кенесары, изучивший вполне образ действий русских отрядов, с отличным искусством употребляет их в дело. Его всадники преданы до отчаяния, потому что, будучи беглыми, нищими, приходя к нему, получают одежду, коня, оружие, пищу, кибитку и жену; пользуются добычей и всем ему обязаны. Этим людям терять нечего.

С этой толпой Кенесары держит восточную часть степи в беспрестанном страхе и волнении, особенно грабит он яппассов, преданных России. Чумекейцы сомнительного поведения умеют с ним сладить, платя ему подать, участвуя в набегах и показывая вид преданности.

В последнее время Кенесары, кроме славы батыря, приобрел еще и [304] некоторое политическое влияние на киргиз вмешательством в распри соседних ханств. Это обстоятельство имеет большое влияние на прочие роды, кочующие вдали от линии, и с существованием Кенесары или его шайки нераздельны беспорядки и неустройства в этой части степи.

Ими рассеиваются семена вражды к России, толкуются в дурную сторону все меры правительства и, к сожалению, все это делается на главных путях торговли нашей с Бохарой. Это рана, которая может быть закрыта только постоянным, тщательным и весьма осторожным лечением.

Некоторые подробности о Кенесаре допущены здесь с целью показать настоящее его положение. Он опасен своим влиянием. Еще несколько неудачных экспедиций (весьма вероятных) и оно возрастет более и более, обнимет большую часть степи, распространится до линии и подавление мятежного духа сделается труднее.

Верно: титулярный советник [Подпись неразборчива].