№ 18

1774 г. январь. — Рапорт переводчика А. Алтышева в Астраханскую губернскую канцелярию о поездке его к хану Нурали в связи с пугачевским восстанием.

В силу учиненного в Астраханской губернской канцеляри определением, состоявшегося минувшего декабря 26-го числа, послан им был отсюда с письмом х киргиз-кайсацкому Нурали-хану и с выдачею мне надлежащего жалованья на случающияся к разведению обстоятельства [36] издержки кайсацким старшинам пятидесяти рублев, на которые накупя здесь потребное тамошним кайсацким старшинам и самому хану, 31-го числа декабря отправился и внаипервых, прибыв в Красной Яр, явясь к тамошнему каменданту г-ну подп. Пирогову, посланные со мною конверты ему подал и требовал себе в дальнейшей [к] Нурали-хану путь отправления, коим генваря 4-го числа 1774 г. с приданными мне в препровождение хундровскими татарами и з двумя человеки казаками и отправлен к Гурьеву-горотку, и продолжая свой путь морем, чрез пять дней, не видав никаких кайсацких партей и их кошей, на шестой день, как приближаться стали к р. Яику, со льда выехали на степь, и оную следуя и не доезжая же еще Гурьева-городка верст со ста, подле р. Яика на внутренней стороне повстречались с ними киргис-кайсацкая, состоящая в двадцати четырех человеках на верховых лошадях со оружием, партия, коими был спрошан, куда следую. А как я им объявил, что отправлен от Австраханской губернской канцелярии в Гурьев-городок, а оттуда велено следовать к их Нурали-хану для некоторого нужного дела, то они соответствовали мне: ежели намерен ехать в Гурьев, то они канвою не дадут, а когда к хану, то проводят. Почему я с прикомандирования при мне татарами и казаками прямо к Нурали-хану ехать согласился; а потом и дан мне от той парти для препровождения один кайсаченин, с коими и ехал до самого кочевья Нурали-хана, которой оное имеет по сю ж сторону р. Яика промежду Сарачиковского фарпоста и Ямал-хале в расстоянии от казачьего Яика-городка верст со ста; и как к нему, хану, в самую полночь прибыл, посланное со мною от Астраханской губернской канцелярии письмо ему подал, которое он, хан, при старшинах человеках десяти, приказал распечатать и прочесть находящемуся при нем, именем завомому Аббас, подвластному своему, бывшему прежде в Оренбурге пре Адире-мурзе, от него за несколько время из Оренбурга в числе прочих хундровских татар блис ста кибиток бежавшему, коим по прочтени оного он, хан, мне объявил: хотя-де ево подвластные кайсаки и приченяли многим российским людям раззорении, также и увот в плен людей, и то без ведома ево, ибо-де они, кайсаки, повеленей ево не слушают; елико ж касается до возвращения взятых российских людей по прежнему в их места, оное он, хан, исполнить должен, тогда когда захваченной российскими людьми ево подвласной кайсачин именем Желкайдар, имевшей в Астрахани, к нему возвращен будет и, не рассуждая более при мне ничего, сказано им, ханом, чтоб я был к нему поутру, почему я переночевал; паки к нему, хану, пришел, которой и поручил мне два письма (кои при сем представляю) для отвозу в Астрахань. А между тем собравшаяся к ставке ево, хана, кайсацкая партия в двадцати тысячах под предводительством Ширима и Саржалия, ево ханских батырей, послана им, ханом, вверх по Волге-реке. О которой сказавали, что она отправлена для поиску калмык и отгону у них скота, но точной для того прямого известия я достать не мог, и что они ж, Ширим и Саржали, были главными предводителями при тех партиях, которые грабили российские ватаги, о чем мною разведано от хозяев-кайсак квартиры моей; и как получил я те письма, упомянул ему, хану, для чего он без всякого ему к российской стороне дозволения на сю сторону р. Яика перешел. На что оне мне соответствовал, что переход учинил по опасности находящегося по р. Яику злодея, имянуемого себя императором Петром Третьим, дабы он не учинил какого ему, хану, и подвластным ево разорения; да и присылал-де оной злодей к нему, хану, посланцов с письмом, чтоб он, хан, к нему приехал и быть в ево, злодея, послушани. Когда ж оной злодей возьмет Оренбург, что обещал ево, хана, зделать первым человеком и начальником как в Оренбурге, так и от Оренбурга в стоящих городах до [37] самой Астрахани; напротив чего он, хан, писал к нему, что он никогда данной е.и.в. о верной своей службе присяги не переменит, и к тому злодею не поехал, а всегда состоять должен верноподданым е.и.в. рабом, с чем тех присланных посланцов и отпустил обратно; оной ж-де злодей чрез посланных от себя вышеописанных, названием именуя себя, публиковал в Бухари и Хиве, также и в их кайсацком народе, состоящих под властию Ерали-салтана и Айчувак, чтоб весь оной народ был под ево властию, обещая им за то дать награждение немалое, к чему некоторые кайсаки итти под властью ево и намерение имеют, но им-де, Нурали-ханом, по ево к пресветлейшей монархине верноподданической должности, от того удерживаются, но только, как известно ему, хану; что из Бухари обещали прислать к нему самозванцу, весною, по вскрыти льда, лошадей самых лутчих, а сколько числом ... ¹⁰, не немалую сумму подарков; а наротив того, командировано со мною в числе четырех человек хундровских татар Самадыл Джиеналиев при размене им кафтана шерсти верблюжей и китайшного бешмета бухарцу, находящемуся тамо в плену, Уметю на тулуп, как оной Уметь, вышед ис кибитки вон, жена ево, Уметя, ему Самадылю преговаривала: хотя-де хан приехавшему из Астрахни посланнику, то есть мне, проговаривал, что он, хан, имеет к е.и.в. верность, но оное-де объявлено под видом, чтоб и сказано было их мне; по выезде от Нурали-хана из улуса на дороге во время ж моего тамо пребывания состоящей в препровождени меня хундровской татарин Генжели Кулаев, без всякого моего спросу и позволения, поутру поехал в улус, где продержится почти до самого вечера; при котором отъезде вышеписанной татарин Самадыл Джиеналиев, для чего он и куда бес позволения моего едет, спрашивал, но он-де, Кулаев, показав ему письмо, писанное по-татарски, кое писано от их же хундровского татарина Аблая, а по отечеству не сказал, к их же хундровскому татарину, а ево родственнику, но в какой силе, по неумению грамоте, не знает. О чем мною, по опасности места и в рассуждени, дабы и Кулаев от сего не учинил утчеки было, не следовало; в ту ж тамо мою бытность известился я реченного Нурали-хана от тестя Хожая, у коего я имел квартиру, и ему, чрез переказанные от людей речи, что вышеписанной злодей, свертывая, белую бумагу показывает приходящим к нему и под ево власть людям, проговаривая, якобы то от всемилостивейший государыни повеление такое: ежели кто пойдет к нему под власть, то ему обещает дать большое награждение, а кто не пойдет, тому смертная казнь; да были-де у оного Нурали-хана от прошедших в поданство е.и.в. Едисанской орде старшин посланного четыре человека с просьбою ево, хана, чтоб он с подвластными своими кайсаками перешел чрез р. Волгу к их едисанскому кочевью, и сообща с ними иметь на прилежащия к ним, едисанцам, российские жительства нападении, и по разорении тех жительств российских итти прямо в Бухарию, и тамо иметь их жительство; да и те-де посланные от едисанцев поехали от него, Нурали-хана, в Бухарию, токмо-де оные еще из Бухари не возвратились; при вышеписанном-де меня от Нурали-хана отправлени, проговаривал он, Нурали-хан, чтоб в предупреждение вышеописанных ево, — также Ерали-солтана и Айчувака, подвласных киргис-кайсак и не допустить бы их к дальнейшему злодейству, а особливо не пришли б они в совокупление вышеписанного злодея губернской канцелярии представить о снабдении ево, Нурали-хана, пушками и воинскою командою, с коею он и с подвластными своими людьми имеет помянутого злодея истребить, и что на сие от губернской канцелярии последует, о том бы к нему, хану, прислано было со мною или з [38] другим надежным человеком уведомление, и в самыя ж оныя между ими разговоры приехал к тому Нурали-хану ис казачьего городка казак с конвертом, а как они были запечатаны и подписаны, точию по-российски, а не по-татарски он, хан, не распечатывая их, обратил того казака и с письмами к нему попрежнему в тот город, но оной казак, а кто таков, имя и отчества и призвания — не знаю, сказывал мне по-русски тихо, что у них в Гурьеве-городке между собою есть замешание и непослушание тамошней на Яике команды сколько к будут, о чем и приказывал в Астраханской губернской канцелярии по прибытии объявить. Он же, киргизской Нурали-хан, во время чинимой мною с ним вышеписанной переговорки, почитал себе за неудовольствие то, что-де он прежде получаемого из Оренбурга жалование не получает, а по коликому числу, не сказав, о чем и приказывал здесь объявить, а хот-де от него в Оренбурге во аманатах дети ево и были, но все-де тамо померли, по опасности чего и впредь давать во аманат он не намерен; а к тому припомнил, что-де он и без сей дачи во аманат состоит по долгу своей присяги к российской стороне непоколебим. Причем, казаку, присланному из Гурьева к нему с письмами, выговаривал, что, он, хан, находящимися в Гурьеве-городке прапорщиком Мякшиным крайне недоволен, ибо-де хотя им, ханом от него и требовано себе в присылку муки четырех мешков да четыре ж тюленьи кожи, но оного-де им не учинено и не прислано, а как тот казак им обратно отправлен, то наказывал ему, чтоб он по приезде в Гурьев тому прапорщику о снабжении ево вышеписанною потребностию наупомянуть, для получения чего и отправил от себя с тем казаком нарочного кайсачинина; а более сего я, по краткости тамошенного моего бытия, ни о чем разведать не мог, и кроме вышеписанной отправленной партии, других в посылке и в зборе людей при них не было, и х которой стороне он, хан, прилежит, того, действительно, за краткостию время, видеть и разведать было неможно; а что ис принятых мною от губернской канцелярии денег пятидесяти рублев куплено и кому именно в подарки отдано тому при сем прилагаю реестр, о чем Астраханской губернской канцелярии в покорности моей и репортую.

На подлинном подписано татарским письмом.

Комментарии

10. Слово не разобрано.